МУСТАФА НАЙЕМ: «ДВА ГОДА НАЗАД ИГОРЬ ВАЛЕРЬЕВИЧ КОЛОМОЙСКИЙ ПРИСЛАЛ МНЕ КАКОЕ-ТО ВИДЕО, ГДЕ Я ТАНЦЕВАЛ В КЛУБЕ. НИЧЕГО ОСОБЕННОГО, НО ПРИЯТНОГО МАЛО…»МУСТАФА НАЙЕМ: «ДВА ГОДА НАЗАД ИГОРЬ ВАЛЕРЬЕВИЧ КОЛОМОЙСКИЙ ПРИСЛАЛ МНЕ КАКОЕ-ТО ВИДЕО, ГДЕ Я ТАНЦЕВАЛ В КЛУБЕ. НИЧЕГО ОСОБЕННОГО, НО ПРИЯТНОГО МАЛО…»

Евгений Кузьменко

О «control freak» Порошенко, Юрии Луценко на эшафоте, папках с прослушкой и интересом из АП, его личной версии лозунга «Услышьте Донбасс!», планах поработать в исполнительной власти. А также полный отчет о былых мотоциклах, денежных сбережениях и планах нардепа Найема на личный автомобиль – во второй части интервью для «Цензор.НЕТ».

Первую часть интервью читайте ЗДЕСЬ Український Політик.

«…ТОТ ЖЕ 1+1 В ПИКЕ ПРЕЗИДЕНТСТВА ЯНУКОВИЧА ТРУСЛИВО СИДЕЛ В СТОРОНКЕ И МОЛЧА НАБЛЮДАЛ. А ТЕПЕРЬ ПРОТИВ СЕРГЕЯ ВЫСТУПАЮТ ТЕЛЕКАНАЛЫ С МИЛЛИОННЫМИ АУДИТОРИЯМИ, А В «НАРОДНОМ ФРОНТЕ» И АП НА ЭТО ВЫДЕЛЯЮТ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ И БЮДЖЕТЫ»

— О той самой квартире. Самый неубиенный из слышанных мною аргументов – это то, что по следам этого скандала журналист Сергей Лещенко образца второй половины нулевых разорвал бы политика Сергея Лещенко в клочья…

— По форме ты прав, но по сути — нет. Я попробую ответить простой и понятной аналогией.

Референдум в Крыму был вполне демократической процедурой, со всеми атрибутами цивилизации: урны, люди, бюллетени, опросы, медиа и т.п. Но по сути-то мы понимаем, что там были еще и люди с автоматами, что это готовилось, что там за этой витриной совсем другой процесс был. Мы это ведь понимаем? Понимаем. Точно так же, например, что по форме Russia Today — это СМИ, а по факту, это госучреждение, такое же как, например, «Рособоронпром» или СКР.

Так и тут. По форме вроде да: Сергей политик, а по ту сторону — журналисты и общество. А по факту Сергей пятнадцать лет писал о воровстве чиновников и политиков, которые сейчас за наворованные деньги оплачивают кампанию против него же, хотя еще три года назад хлопали в ему ладоши. При этом все эти люди ни дня не жили без госбюджета, а Сергей не имел к нему никакого отношения. Вот и вся суть.

— Знаешь, в эту игру могут играть двое. По форме то, о чем говорит Лещенко – я получил деньги от Алены, etc. – может быть? Может. Но по сути народ смотрит на размер суммы, на заявленные обстоятельства – и не верит.

— Я тебе больше скажу. Я посчитал, сколько зарабатывал за эти годы – а зарабатывал я чуть больше, поскольку работал на телевидении. И я понял, что мог бы собрать эту сумму. Я верю в то, что он собрал эту сумму. Мы просто по-разному живем. У нас разные статьи расходов. И то, что Алена и Сережа имели такие деньги, для меня не является открытием. Наверняка имели.

— Ну, ты же работал с обоими в «Украинской правде», лучше знаешь эту тему.

— Я не знаю бухгалтерии «Украинской правды», никогда не был допущен в ее управляющие органы, и было бы корректно все уточнять у них. Но, давай честно: какой процент людей в стране не получал зарплату в конвертах?

— Так, чтобы вообще никогда? Немногие.

— Я думаю, совсем маленький процент. То есть, по факту все они так или иначе преступники. Но я бы хотел, чтобы каждый ответил себе на простой вопрос: есть ли разница между теми, кто откровенно воровал или помогал воровать из государственного бюджет, сидел на откатах, отводил себе дорогую землю и подписывал фиктивные контракты, и теми, кто получал деньги в конверте как наемный работник. Если идти по этой логике, то условный менеджер среднего звена — такой же преступник, как и Янукович и Клюев.

Ну и вопрос ресурсов. Какие медиа открыто освещали коррупцию Януковича? Кучка журналистов из УП, несколько небольших каналов и блогеры. К примеру тот же 1+1 в пике президентства Януковича трусливо сидел в сторонке и молча наблюдал. А теперь против Сергея выступают телеканалы с миллионными аудиториями, а в «Народном фронте» и АП на это выделяют специальных людей и бюджеты. Это и есть наша реальность.

— Любое сравнение имеет свою оборотную сторону. Да, нельзя сравнивать возможные грешки Сергея и колоссальные «грешища» Януковича и Клюева. С другой стороны, Андрей Петрович Клюев никогда не изображал из себя рыцаря в белых одеждах. А именно такое, привлекающее многих, мнение складывалось об авторе у читателя Сережиных статей. Складывалось – за счет принципиальности подхода, жесткости интонации…

— Хорошо, давай перейдем на философские категории. Одно из преимуществ и, я бы сказал, роскошей СМИ состоит в том, что журналист может себе позволить жить и работать в мире предельных моделей, черного и белого, когда любой грех – это грех, и он противоречит идеалу, любое нарушение — это нарушение. Такая у этой институции роль — помимо информирования она подспудно указывает на некий стандарт, некий эталон того, как должно быть. Сергей в рамках общественного института жил в этой черно-белой модели и лучше всех это делал. Лучше всех. Да, когда он перешел на другую сторону, все орудия этой модели сработали, коснулись и его. К сожалению, мы в большинстве своем живем не в реальном мире, а в мире интерпретаций, где черно-белая модель не работает, и рассчитывать, что правду услышат только потому, что ты ее сказал, не приходится.

Но, — я сейчас скажу крамольную вещь — покажите мне, где написано, что журналист и сам должен соответствовать этой модели? Сколько журналистов в нашей стране получает белую зарплату? Сколько из них так или иначе не связаны с юридическими лицами СМИ, в которых они работают, где точно используются схемы минимизации налогообложения? Я уверен, 99%. Так что, теперь мы отменим журналистику как профессию или перестанем освещать коррупцию и говорить как надо?

— Вы сейчас обречены идти по политике этой тройкой: Найем, Лещенко, Залищук. Светлану я знаю не так хорошо, поэтому давай про вас двоих. Есть два друга-журналиста, ушедших в политику. Но Мустафа Найем изначально хотел стать политиком – и стал им, это заметно хотя бы по фокусировке на созидательных проектах и умению сотрудничать с различными, зачастую враждующими друг с другом, командами. Как заметно и то, что Сергей Лещенко пытается скрещивать политику с журналистикой и на новые рельсы переходит крайне болезненно. По сути, он остался журналистом, который бьет по коррумпированным, с его точки зрения, персоналиям. Что для политика – тоже вариант, но все-таки у нас уже есть НАБУ, которое этим занимается. Не вернее ли для Сергея Лещенко вернуться в журналистику?

— Во-первых, я не считаю, что то, чем занимается Сережа, — это не созидательная работа. Это право каждого — распоряжаться своими ресурсом, временем, силами, репутацией и жизнью, как ему хочется. И я не думаю, что единственный выход из ситуации — это возврат в журналистику. А почему, скажем, он не может пойти в НАБУ или прокуратуру?

— А если не будет доверия в обществе?

— В конечном итоге общество судит по делам. Я в это верю.

— …в связи с чем ваша партия, наверное, получит приличный минус в голосах на выборах. Возможно, решающий минус.

— Возможно, если бы выборы были завтра, то, наверное, ты прав, но они ведь не завтра, и в какой конфигурации мы все к ним подойдем — никто не знает.

— Или рассчитываешь на то, что этот скандал забудется?

— Я бы в принципе не делал из этого трагедию. Если бы был состав преступления, мы бы об этом уже знали — у Сергея нет возможности закрывать дела по себе, он не президент, не друг Генпрокурора и не министр. Все остальное — вопрос грамотной коммуникации и дальнейших действий.

— Я ведь правильно понимаю, что он не планировал предавать огласке информацию по квартире?

— Нет, это не так. Он изначально планировал обо всем говорить сам. Но, насколько я понимаю, эта информация появилась через полчаса после того, как он закрыл сделку по покупке квартиры. Что, очевидно, наталкивает на определенные мысли.

— Ну, понятно на что наталкивает. Слежка…

— Слежка, отслеживание сделки и так далее. Сергей точно не собирался скрывать эту информацию и именно потому регистрировал квартиру на себя. Просто не была сделана оценка ситуации вокруг, соответствия, эмоциональные, исторические, социальные, конкурентные и общественные факторы, сквозь которые, к сожалению, такую правду элементарно не услышат.

— Возвращаемся к вопросам от читателей. Алекс Беккер интересуется, может ли журналист, ставший депутатом, по окончании срока вновь стать журналистом?

— В моем случае, думаю, – нет.

— Почему?

— Мне сложно себе снова представить себя журналистом. Во-первых, это нечестно по отношению к цеху, во-вторых, это такой внутренний ментальный инцест. Будучи журналистом, ты постоянно оперируешь информацией, это и есть твой главный продукт и одновременно сырье. Как на металлургическом комбинате — это руда. Когда же ты становишься политиком, твоя главная руда – это результат твоей работы, который другие могут почувствовать на себе. То есть, что ты конкретно можешь изменить; не говорить, не объяснять, не доносить, не обещать, а именно сделать. Это более сложная история, и возвращаться после этого назад мне кажется невозможно.

И самое главное. Журналист должен быть человеком, в отношении которого у общества нет вопросов и сомнений. В идеале. А к человеку, побывавшему по эту сторону занавеса, вопросы будут всегда, независимо от того, что и как он делал — это снова их области интерпретаций.

— Не понял, объясни.

— Представь себе, что ты арендовал квартиру и поселился в ней с супругой и детьми. Квартира, скажем мягко, «убитая», ее надо убирать, приводить в порядок, но другой нет. И ты, чтобы супруга и дети согласились, рассказываешь: мол, все сделаем; вот здесь будут висеть обои, вот здесь будет камин, а там – детская, и т.п. И со следующего дня начинаешь над этим работать — мерить, приглашать рабочих, составлять планы и бюджеты.

На это уйдет какое-то время. Но тут происходит фигня: пока ты все это делаешь, твоя жена и дети каждый день пилят тебя, мол, ты же обещал результат — что будет лучше! — а вместо этого устроил тут стройплощадку!

И получается, что, пока ты это все делаешь, ты не просто не получаешь благодарность, тебя еще и время от времени то алкоголиком считают, то лентяем обзывают, то в воровстве семейного бюджета подозревают. И какой у тебя будет имидж к концу ремонта, не хочется даже представлять.

Примерно то же самое происходит, когда ты идешь в политику. Только там не семья, которая тебя любит и которая вынуждена с тобой жить, а миллионы людей, до которых сложно донести все, чем ты занимаешься и для которых важен результат сегодня, здесь и сейчас. И им, в общем-то, плевать, с чем ты сталкиваешься, потому что у них и своих проблем хватает. Это чистая мясорубка, из которой мало кто может выйти целым. И, кстати, это одна из причин, по которым у нормального здорового человека в политике присутствует перманентное ощущение вины. Что я считаю вполне нормальным и где-то даже необходимым.

— Понятно, что Сергея Лещенко его недруги мониторили от и до. В какой мере такой мониторинг ощущаешь ты?

— Со мной проще. Пусть это будет сказано через это интервью: я готов переписать любое свое незарегистрированное имущество по состоянию на 17 октября 2016 года на любого, кто его у меня найдет.

— Это интересно. Думаю, многие уже достали блокноты.

— Опять же, не потому, что я честнее всех. Я всю жизнь снимал квартиры, у меня другой образ жизни, я пришел из другой сферы и по-другому тратил деньги. Поэтому в материальном плане у меня сомнений нет. Более того, по месту официальной работы я всю свою жизнь получал белую зарплату. Это я сейчас хочу сказать официально (улыбается. – Е.К.): и в «Коммерсанте», и у Савика Шустера, и на «Интере», и на ТРК «Украина», и на ТВі.

— А «Украинская правда»?

— В «УП» у меня никогда не было зарплаты, это были только гонорары. А то, что я получал по месту основной работы – это белая зарплата. Тут вопросов ко мне нет. Могут ли мониторить или коснуться чего-то, что не касается материальных вопросов? Теоретически, да. Ну, например, года два назад Игорь Валерьевич Коломойский прислал мне какое-то видео, где я танцевал в клубе. Ничего особенного, но приятного мало.

— Это прелестно. И когда это было?

— Примерно год-полтора назад, как раз в период обострения наших отношений. Они тогда еще в группе «УКРОП» это как-то буйно обсуждали… Ну что ж, такое тоже бывает, перерастут.

— Это для того, чтобы намекнуть? Мол, большой женевский Папа следит за тобой?

— Ну, наверное. Выглядело это немного по-детски, но опять же приятного мало. Я вполне допускаю, что по мне как и по многим есть какие-то подобные материалы, в том числе, интимного характера, тем более, что жизнь у меня была разная, в политику я идти не планировал. Расстраивает ли это меня? Конечно, да, это все же личное, и были какие-то иллюзии, что ну совсем в трусы лезть не будут. Будучи журналистом, я сам никогда этого не делал.

Но сейчас этих иллюзий, слава Богу, уже нет, и я вполне допускаю, что в природе каких-то обострений такое может появиться. Ну, что ж, будем разбираться с этим, тем более, что, как показывает практика, это работает один раз.

— Один раз? Это как сказать… Опубликовать «чернуху» можно и один раз, но вспоминать ее жертве под разными соусами будут потом до конца жизни…

— Да, но, мне кажется, это еще и вопрос восприятия себя и мира. Я достаточно коммуникабельный, открытый человек, чувствую такие моменты, общаюсь с огромным количеством людей, да, многое ранит. Но, думаю, в такие моменты смогу почувствовать, как поступить.

— А ты замечаешь в себе это свойственное успешным политикам умение манипулировать людьми? Это если смотреть с негативной стороны. А если с условно-позитивной – это то, как Марк Нопфлер в своей песне о наполеоновских войсках назвал умение Наполеона «captivate the hearts of men». Ты умеешь зажигать сердца людей верой в достижение цели, и все такое?

— Это все — инструменты и способности. Важно не это, а все же — мотивация. Мне кажется, я могу находить общий язык с очень разными людьми, оставаясь при этом закрытым и не впуская никого слишком глубоко. Поэтому и очень близких друзей у меня не так уж и много. Но в политике, мне кажется, важнее все же процессы, а не люди. Это, кстати, один из моментов, в оценке которого мы с Сергеем расходимся.

— А Сережу интересуют персоналии?

— Да. Я больше концентрируюсь на процессах, он старается все персонифицировать. Я не считаю, что это правильно или неправильно. Это просто очень разные подходы.

— Опять-таки, и здесь разница между вами проходит по линии политик/журналист.

— Да, наверное. Просто я считаю, что процессы — это то, что в конечном итоге может привести к тому, что персоналии в принципе будут иметь не такое большое значение. И если есть возможность в данный момент времени наладить процесс, который в дальнейшем может привести к этой точке другого человека с другими ценностями, – тогда неважно, с кем ты это делаешь. Конечно, если мешают и не дают, приходится воевать, но тогда уже в полный рост. Но скажу честно, я в целом не считаю эффективным, и мне дискомфортно, когда большое количество сил, времени и ресурсов приходится тратить на войну с людьми в системе. Я предпочитаю вкладываться в строительство инструментов. Ведь, по большому счету, большинству, с кем мы привыкли бороться, все равно, чтобы заставить кого-то что-то почувствовать надо потратить несоразмерное количество сил и средств. И во многом они на то рассчитывают, чтобы мы устали и извелись, либо убили сами себя в этих репутационных войнах.

«ИСКРЕННЕ СЧИТАЮ, ЧТО В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ ПЕТР ПОРОШЕНКО ПОСТУПИЛ НЕКРАСИВО С ЮРИЕМ ВИТАЛЬЕВИЧЕМ»

— Расскажи мне о ваших отношениях с Юрием Луценко. О котором ты написал книгу, с которым вы много пересекались еще в твои журналистские времена. И что, в итоге политический процесс испортил все хорошее, что было между персоналиями?

— Я думаю, что здесь нужно внести ясность. Я для себя четко разделяю людей и должности. Я, очевидно, был необъективен к Юрию Витальевичу, как к человеку с того момента, когда он вышел из тюрьмы. Искренне считаю, что тогда он сделал большой личностный рывок, и его поведение, и как он прошел это — достойно уважения.

Но сейчас мне кажется, что во многом Юрий Луценко, конечно же, остался подростком. Более того, я скажу это впервые, но я искренне считаю, что в какой-то момент Петр Порошенко поступил некрасиво с Юрием Витальевичем.

— Что ты имеешь в виду?

— Если вы помните, Порошенко приложил много усилий, чтобы Луценко вышел из тюрьмы. Но мало кто помнит, что после этого Луценко обещали поддержать на мэра Киева, а потом это ушло Кличко; потом ему обещали губернатора Киева, но и это не случилось. Был у Юрия Витальевича свой проект, «Третья Республика», который должен был влиться в «Солидарность», и Луценко должен был возглавить эту партию. В итоге его «кинули» и с этим — Третья республика осталась в стороне, а в список Луценко, кажется, провел какое-то очень минимальное количество людей. Но на минуточку, мы говорим о первом номере списка…

Я думаю, что Юрий Луценко сам изначально воспринимал пост лидера фракции как трамплин. И вот теперь он Генеральный прокурор, где у него изначально был шанс построить другую систему и обеспечить себе защиту посредством поддержки общества. Но для меня очевидно, что сейчас он не в полной мере управляет прокуратурой. Частично на внутренние процессы влияют Игорь Кононенко и Александр Грановский, и конфликт с НАБУ был ярким тому примером. Не сам факт этого конфетка, а как он проходил и на что мог и не мог повлиять первое лицо в системе.

— Дались вам эти Кононенко с Грановским…

— В этом нет ничего личного, наверняка в жизни они вполне хорошие люди, но мы сейчас о процессах в конкретной системе, где они разругают ее жизнедеятельность и откровенно используют в своих целях по факту выполняя функцию рук президента. Мне иногда кажется что вообще все эти клубки прикрепившихся к системе людей не видят себя со стороны, и не понимают, что выглядят немногим лучше, чем люди при Януковиче. Чем они закончили мы знаем, но это уже даже сейчас клеймо. Зачем?

Мне кажется, история с Луценко не окончена, я уверен он внутренне стоит перед большим выбором: либо быть заложником системы, либо начать рвать внутренние связи, в том числе с командой президента, и все таки попытаться построить другие механизмы.

— Тем не менее, думаю, ты согласишься: Луценко дает результат в наибольшей степени из всех работавших до него генпрокуроров.

— Да, наверное. Но, черт возьми, я не хочу сравнивать Луценко с Шокиным и Пшонкой!.. Я не думаю, что ему бы и самому хотелось слышать такое сравнение. Ведь это проблема всей новой команды — они все продолжают сравнивать себя с предыдущими, хвастаясь тем, что они на два сантиметра лучше.

Да. Но ребята, в том, что вы не просто пришли к власти! Вы пришли к власти не простым путем, не через выборы, а через большие жертвы, на улицах пролилась кровь. Такие процессы обычно приводят к качественному рывку, должны приводить. Это, в конце концов, обязывает. И мы уже не имеем права сравнивать Порошенко с Януковичем так, как сравнивали Януковича с Ющенко! Мы хотим видеть другое качество, а его нет! И это, конечно же касается и Генерального прокурора.

— А ты ему об этом напрямую говорил?

— Да.

— И какой ответ получил?

— Ммм…(думает. – Е.К.)…Я думаю, что он это понимает.

— Еще раз: какой ответ ты от него получил? Или это был сугубо личный разговор?

— Это был личный разговор, но суть можно понять из того, что я скажу. У меня есть ощущение того, что Луценко четко понимает, что в должности Генерального прокурора его хотят использовать. Он четко понимает, что для него это – политический эшафот. Либо он с этого эшафота выйдет героем (что с каждым днем становится все сложнее и сложнее); либо он политически сложит там свою голову. И если на начальном этапе у него был шанс выйти героем, просто объявив себя борцом с коррупцией и воюя с системой, то сейчас с каждым днем приближается момент, когда для того, чтобы выйти героем, ему придется напрямую воевать с Порошенко. Мне кажется, он это понимает. И я надеюсь, что он выстраивает себе систему публичной защиты. Потому что в одиночку ему будет сложно.

И в принципе мне кажется, что Луценко всеми фибрами думает о собственной политической карьере и том, чтобы освободиться от президентского плена, если можно так выразиться. И в этом, конечно, большая ошибка Порошенко. Потому что он вокруг себя в принципе создал такую атмосферу, из которой все мечтают освободиться. Он – control freak, и он не дает возможности людям развиваться на занимаемых ими должностях. Вместо того, чтобы использовать ресурсы людей вокруг себя, он делает их рабами, а если они не соглашаются, автоматически переходят в ранг врагов.

— По твоей логике выходит, что чуть ли не единственный не control freak среди наших президентов – Виктор Андреевич Ющенко?

— По сути, да. Но там была другая полярность — человека смело окружение.

МНЕ ПОКАЗЫВАЛИ НЕКИЕ РАСПЕЧАТКИ КАКИХ-ТО МОИХ РАЗГОВОРОВ. ПО НЕКОТОРЫМ ПРИЗНАКАМ Я ТОЧНО ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ДЕЛАЛОСЬ ЛЮДЬМИ ИЗ АП

— Чтобы закончить с этим вопросом: так ты замечал за собой, так сказать, посторонний мониторинг?

— Я вообще-то человек достаточно беспечный…ну, например, я видел в интернете опубликованные фотографии 4-месячной давности, где я был в каком-то киевском магазине с девушкой. Фото были сделаны целенаправленно, когда мы покупали подарки. Я вижу как пытаются оживить моих умерших родственников, чтобы доказать, что у меня что-то не так. Потом господин Пашинский это публикует в сети. Мне также показывали некие распечатки каких-то моих разговоров.

— Где показывали?

— Я бы не стал говорить, где именно, поскольку это были не те люди, которые собирали информацию и какая у них мотивация была мне непонятно. Но по некоторым признакам я точно знаю, что это делалось людьми из АП.

— А показывали штатские или представители правоохранительных органов?

— Правоохранительных, конечно.

— Что, хотели тебя предупредить?

— А тут же непонятно – тебя либо хотят припугнуть, либо предупредить, либо просто настроить против кого-то. Поэтому я к таким вещам стараюсь относиться спокойно.

— Почему? Я бы спокойно отнестись не смог.

— Потому что такого много, от этого невозможно уберечься, а криминала за мной нет. Важен сам факт того, что у нас в стране это продолжается. То есть мы, прошли Януковича и пришли туда же – продолжаем создавать такие же структуры, строить такие же схемы, платить за те же услуги, насиловать тех же сотрудников, а потом также бегаем по Раде и в АП и радуемся своим талантам! Мало кто понимает, но все это стоит денег, больших денег и больших ресурсов. А люди, которые в этом задействованы точно знают, что нарушает закон. То есть, мы по сути при продолжаем тиражировать преступников в правоохранительной системе.

— А если это не правоохранительная система?

— Это еще хуже. Это означает, что у нас есть структуры и люди, которые могут отобрать у власти монополию на такие исключительно правоохранительные функции. Но страшно, что, по сути, паттерны остались те же. Создавать фейковые сайты, фейковые поводы, собирать команды для дискредитации – это ведь то же самое, что делал Янукович! Ведь в этом самое страшное. Вместо того, чтобы вести за собой, тратить все ресурсы на прорывы, создавать новые проекты и вызывать у людей уважение и любовь, система начинает параноидально заниматься слежкой. Это же смешно (смеется. – Е.К. )!

«МОЙ ЗАРАБОТОК В МЕСЯЦ? ГДЕ-ТО ТЫСЯЧ 23-25, ПЛЮС-МИНУС»

— Вопрос читателя: «Зарплаты хватает? Если нет, то какие дополнительные источники доходов?»

— Я расскажу, тебе – первому (смеется. – Е.К.). Обо всех моих сбережениях и всем, что у меня есть. Значит, у меня есть моя зарплата – порядка 17 тысяч гривен. У меня есть еще небольшой оклад в Академии внутренних дел, где я вместе с ними разрабатываю законодательство для полиции (это как бы творческая работа), какие-то гонорары бывают за статьи или лекции, в общем-то, других доходов у меня нет. Из этого всего я плачу за квартиру, проезд (я очень много езжу), и еду. Это самые большие статьи расходов. Плюс стараюсь выделять какое-то количество средств на близких. Как-то так. На мне пока нет кредитов, но если возьму машину, думаю, смогу как-то его выплачивать, все будет видно.

— Итого?

— Где-то тысяч 23-25, плюс-минус. А если серьезно, я очень небрежно отношусь к деньгам. Есть огромное количество людей, которые мне должны. Из моих личных материальных сбережений есть порядка 5-6 тысяч долларов и 700 евро, плюс 10 тысяч евро, которые лежат в виде полученной мною премии в Гамбурге. И я за эти деньги собираюсь купить машину. Хочу об этом всех предупредить (улыбается. – Е.К.). Сейчас как раз думаю, что брать. Очень хочу машину – прямо вот влюбился.

— А сколько у тебя было украдено мотоциклов?

— Ты знаешь, я посчитал, у меня было всего 10 аппаратов — от мотороллеров до мотоциклов…

— Сколько?!

— Это не так уже и много за 11 лет (улыбается. – Е.К.). Но их ведь не все украли. Некоторые я перепродавал и покупал новые, некоторые разбивались. Украли только три. Но суть не в этом. Материальный вопрос стоит, не стану скрывать, я здоровый человек, рано или поздно придется думать о квартире и семье, но пока не понимаю, как в этом двигаться, силы пока все в работе.

— Но ты же сам говорил, что зарабатывал чуть больше Сергея. Как же вышло так, что у него деньги (пускай и часть) на покупку квартиры нашлись, а ты думаешь, где наскрести денег на машину?

— Сейчас объясню, почему так. Во-первых, я всегда снимал квартиру. Нынешнюю квартиру я снимаю у знакомых, поэтому она дешево стоит. А бывали времена, когда я платил половину своей зарплаты за квартиру. Просто я рано съехал от родителей – в 17 лет. Во-вторых, у меня много товарищей, есть очень близкие друзья, вообще близкие люди. В-третьих, я в принципе не умею собрать, копить, забирать долги. И в-четвертых, я очень люблю ездить…

— Это заметно, особенно по твоему Фейсбуку. Ну, хорошо, пускай теперь твой отчет о своем имуществе разберет на атомы недоверчивая общественность. Скажи, а младшему брату (по профессии юрист, а ныне лейтенант-десантник Mаси Найем, воюет сейчас в авдеевской промзоне . – Е.К.) помогаешь?

— Да, но я бы, конечно, хотел больше помогать. Собирал вот недавно деньги на свой день рождения, отвезти ему коптер, а потом еще и турель — это наши кулибины придумали такое сооружение, которое позволяет солдатам стрелять из блиндажей посредством айпэдов. Ее еще «Саблей» называют. Вот, мы «саблю» им купили туда – собрали деньги вместе с Оксаной Коваленко из «Украинской правды». А вообще я очень рад, что ему уже подписали демобилизацию, скоро вернется домой.

— И что дальше?

— Посмотрим, что дальше, он же тоже активную позицию занимает. Он, кстати, перед призывом хотел стать прокурором. Но не успел подать документы. Он же юрист. Кстати, я сам учусь на юридическом, это тоже важно. Заочно, пропускаю сессии, очень об этом жалею. Но у меня есть хорошие учителя (плотоядно улыбается. – Е.К.)…

«Я СЕЙЧАС ВПЕРВЫЕ В ЭТОМ ПРИЗНАЮСЬ: ДОНЕЦКИЙ ЧЕЛОВЕК – ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ДЕРЖИТ СЛОВО»

— О планах на машину ты уже рассказал, давай теперь о планах нематериального свойства. На какие проекты будешь налегать в ближайшие месяцы? У меня сложилось впечатление, что ты хотел бы попробовать себя в исполнительной власти. Как считаешь, на каких должностях ты был бы эффективен? Говорим умозрительно, не претендуя на кадровый лоббизм здесь и сейчас.

— Я не буду называть должности, просто скажу, что это может быть за работа. Я точно не буду браться за работу, которая касается сфер, в которых я не разбираюсь. Вообще, у тех, кто хочет попасть на какие-то должности, есть такая манера: говорить, что им никакие должности не нужны. Мне кажется, если ты хочешь реализовать свое видение, тебе должность нужна априори и скрывать это — глупо.

Но когда люди пытаются лезть на любую заметную должность, мне это кажется дико неуважительным по отношению к людям в той сфере и вообще к этой сфере. Странно лезть в здравоохранение, если ты не понимаешь в здравоохранении. Глупо лезть в систему образования, если ты не разбираешься в образовании. Это неуважение к обществу, к людям, к Системе.

Поскольку у меня уже есть мой опыт в правоохранительной системе, я буду стараться развиваться в этой сфере.

Но если брать в целом, я уверен, в исполнительной власти есть много ветвей, на которых нужны люди с управленческими и коммуникационными качествами. Я бы хотел реализовать какой-нибудь инфраструктурный проект в масштабах всей страны. Проект, в котором я мог бы показать результат, объединяя разных стейкхолдеров. И то, что мы сделали в Мариуполе с ЦНАП (Центр надання адміністративних послуг) — это для меня большой опыт. Когда, не имея денег, сумели найти ресурсы и сделать большое дело.

— Расшифруй, пожалуйста, что ты имеешь в виду…

— Это ровно то же самое, что мы сделали и с Go Global — без денег и особых средств мы объединили огромное количество людей и структур и в этом году мы станем самым большим оператором волонтеров иностранных языков в стране.

— Расскажи про Go Global, как по мне, это нужный и важный проект.

— Все началось с того, что еще будучи журналистом, я ездил в Грузию и видел, как новое поколение начинает говорить по-английски. Потом мы изучили опыт большого количества стран, и теперь у нас есть свой проект, в котором мы привозим иностранных волонтеров, доставляем в маленькие города и села, и они там учат детей английскому. Но опыт показал, что такие проекты – нечто гораздо более глобальное, это наш прорыв и поворот к глобальному миру. Так вот, в рамках этого проекта мы объединили огромное количество ресурсов — от Министерства инфраструктуры, которое специально для нас прикрепляло к поездам дополнительные вагоны, чтобы привозить детей с Востока, до местных школ, которые селили у себя иностранцев.

Ты объединяешь людей вокруг каких-то интересов – и это получается! Мне кажется, это секрет всех позитивных изменений в нашей стране: фактор объединения. Ты можешь иметь деньги и должности, но одним этим ресурсом ты ничего не добьешься; а объединяя разных людей, структуры и интересы, которых в нашей стране огромное количество, и заставляя их работать на одну цель – ты можешь добиться огромного результата.

— Вот, кстати, и читатель интересуется: «Хай Мустафа назове ті проекти, які йому вдалося реалізувати».

— Если говорить про мою внутреннюю работу над собой и то, что мы сделали в полиции, это: набор полиции в Краматорске, Северодонецке, Мариуполе, Ужгороде, частично – в Черновцах и Ивано-Франковске. Я к этому был причастен; будучи журналистом, я бы не мог этого сделать. И я горжусь тем, что патрульная полиция Ужгорода – одна из лучших в стране.

Второй большой проект, который мы сделали – это, конечно, Go Global. Мое мнение: это самое светлое из того, к чему я был причастен.

И третье, что мне сейчас болит, — это восток Украины. Я считаю, что: а) мы Восток недооцениваем; б) что мы преступно относимся к самому факту, что у нас есть эта территория. А она наша, и мне кажется, что из-за внутреннего дискомфорта или вытеснения многие люди не хотят понимать, что это огромная часть страны. Очень красивая! Для меня самые большие потрясения от моих поездок – это Ужгород, Красный Лиман и Мариуполь. Безумно красиво! И это совсем другие люди! Я сейчас впервые в этом признаюсь: донецкий человек – человек, который держит слово.

— Ну, сейчас среди многих читателей начнется хихиканье: мол, «Донбасс порожняк не гонит?» Ну-ну…

— Послушай, но это часто именно так. Да, там другой менталитет; все жестче, где-то грубее, но и прямолинейнее, и более открытое. И просто надо понимать, что те люди, которые сейчас остались на освобожденной территории, поставлены перед выбором: оставаться на оккупированных территориях или переезжать сюда, к нам? Но кто они здесь? Я знаю огромное количество семей, которые переезжали сюда; тут их называли «донецкими», третировали, и они вынуждены были возвращаться назад, на прифронтовые территории. Потому что здесь их не воспринимают.

— Причем наверняка возвращались озлобленными на это непонимание…

— Нет, ты знаешь, нет озлобленности. Я не могу сказать, что восток озлоблен. Да, там есть очень много сепаратистских настроений, много непонятных идеологических моментов, но даже если сравнить соцопросы (кстати, большое спасибо за них Ирине Бекешкиной и ее сотрудникам, они проделали огромную работу!), то сравнительный анализ разных городов на этой территории показывает удивительные вещи.

— А именно?

— Есть города, которые находятся друг от друга на расстоянии всего 15 км, а настроения в них – кардинально отличаются друг от друга. В одном городе 80% жителей считают, что с Россией нужно договариваться на любых основаниях; в другом городе 80% считают, что во всем виновата Россия. В одном городе большинство жителей считают, что сепаратисты – это просто обманутые люди; в другом – что это террористы.

— А за счет чего получается такая разница?

— Образование. Ты сравниваешь и понимаешь: вот здесь находился завод, которому нужны были такие-то специалисты. А здесь не было завода; здесь работали на шахтах, и уровень образования – ниже. А вот здесь вообще ничего не было; люди вынуждены были ездить на разные территории.

И потом смотришь на карту: вот здесь была заброшенная и бедная территория, а вот здесь – чуть больше денег, чуть больше школ, больше образования. И вот надо отдать должное более образованным жителям: они за нас. Но об этом никто не говорит! Ну, ведь именно так обстоит дело: за нас не просто люди, за нас более образованные люди, и это наш потенциал.

И то, что мы сейчас делаем на востоке – по ЦНАПУ, другим проектам, – мне кажется очень важным. Идея очень проста: во-первых, каждому политику в этой стране нужно сесть перед зеркалом и честно задать себе один вопрос: Донецкая и Луганская область – это Украина?

Как правило, те, кто настроены против Донбасса, отзываются о них набором клише: мол, необразованные люди, коррумпированные, дикари, они никогда нас не поймут…И вообще, зачем зачем они нам нужны — нам с ними тяжелее идти, давайте их отрежем!

У меня к ним один вопрос: скажите, а не кажется ли вам, что среднестатистический житель Лондона, Парижа и Брюсселя ровно такими же клише размышляет о всей Украине?! Ведь они нас видят в таком же свете, как мы — Донбасс.

Но мы же, черт возьми, просим принять нас в Европейский Союз? Мы же говорим, что мы – цивилизованная страна? Мы же говорим: ребята, мы не отдельно от вас, мы – часть вашей цивилизации! Мы же требуем принять нас со всеми нашими грехами: с коррупцией, с проблемами, чиновниками, с воровством… Но по большому счету, для некоторых из них мы – такие же дикари! Но при этом глобально мы – в едином мире!

Так вот каждый глобально должен ответить: Донбасс – это наша страна или не наша? Это очень честный разговор с самим собой.

— Хорошо, а если мнение людей разделится, скажем, 50/50?

— Должна быть политическая воля, которая даст ответ на этот вопрос. Лично я считаю, что это наша страна, и мы никогда не откажемся от этой территории. Ни под каким предлогом, какими бы они не были. Это территория, которая досталось нам от предков, и мы не можем от нее отказаться. Не имеем права.

Второе. Да, это территория с этими грехами. Давайте тогда решать, что мы с этим делаем. Это такой грязный, необученный, необутый ребенок, которого третировали и воспитывали спустя рукава. Но мы его любим? Любим. Тогда давайте дадим ему возможность вырасти, разделяя с ним его беды. Я не говорю, что нам нужно жертвовать всем, но давайте этому ребенку помогать!

А что происходит сейчас? Масса людей считает происходящее за Харьковом и Запорожьем – адом, в Днепропетровске невозможно арендовать машину, чтобы поехать в Мариуполь. Они считают, что это – red zone. Это вообще как называть?

Нам нужно признать этих людей и говорить с ними. Когда Янукович говорил «Услышьте голос Донбасса», он имел в виду тот Донбасс, который он представлял. Но мы же говорим о том, что там есть патриоты, которые остались, живут и воюют за нас! Так давайте с ними разговаривать, их поднимать и подтягивать, за ними — наш шанс вообще все вернуть.

— Более того, сколько разговоров идет о том, что скоро будут выборы, и люди на Донбассе проголосуют за условных «регионалов» и прочие пророссийские силы, и зачем это вообще нужно? Может, лучше вообще без них?

— Мы как раз сегодня говорили с Олей Айвазовской. Там же, на оккупированной территории, недавно прошли праймериз, да? Так вот явка на этих праймериз была: 300 тысяч человек в Донецкой области и 60 тысяч – в Луганской. То есть в праймериз приняло участие порядка 400 тысяч человек. Это люди, у которых была commitment: мы – «ЛНР/ДНР».

При этом IDP у нас там – 1,7 млн человек. Так вот: это наши агенты на той территории. Которые могут въехать на ту территорию и выехать обратно. Плюс прифронтовые зоны. Мы должны сотрудничать с ними! Суть заключается в том, что территория Донбасса должна стать не серой зоной, а зоной контраста! Чтобы человек, который пересекает check-point, понимал: вот цивилизация! Примерно то, что мы чувствуем, приезжая в Берлин.

А ведь у нас есть возможность так сделать! То, что сейчас происходит в Киеве (по сравнению с тем, что происходит там), — это действительно цивилизация! Обустройство чек-пойнтов, обустройство жилищ, огромное количество проблем, связанных с тем, что население по численности удвоилось и утроилось…Детские сады, школы…

И у меня есть сейчас одна идея, и я ее хочу озвучить. Сейчас огромное количество международных и бюджетных ресурсов брошены на эту территорию. Но поскольку это не коммуницируется, и нет понимания того, что все это нужно, эта территория сама себя чувствует покинутой.

Мы уже говорили с министром АТО Вадимом Чернышем, который действительно очень системно подошел к тому, что происходит. Они сделали карту проекта, огромный сдвиг в плане понимания того, что там происходит. У них, правда, как это у нас часто бывает, нет ресурсов (от чего иностранцы вообще в шоке!).

Так вот, многое делается уже сейчас, и об этом теперь нужно рассказывать. Но рассматривать это нужно как большой стратегический объект. И есть идея объявить следующий год – годом Донбасса. Попытаться открыть этот региона для всей страны, а с другой стороны — рассказывать о том, что там происходит, поднимать инфраструктурные проекты и попытаться максимально реинтегрировать население контролируемых территорий в общеукраинский контекст.

Цензор.Нет
Евгений Кузьменко

О «control freak» Порошенко, Юрии Луценко на эшафоте, папках с прослушкой и интересом из АП, его личной версии лозунга «Услышьте Донбасс!», планах поработать в исполнительной власти. А также полный отчет о былых мотоциклах, денежных сбережениях и планах нардепа Найема на личный автомобиль – во второй части интервью для «Цензор.НЕТ».

Первую часть интервью читайте ЗДЕСЬ Український Політик.

«…ТОТ ЖЕ 1+1 В ПИКЕ ПРЕЗИДЕНТСТВА ЯНУКОВИЧА ТРУСЛИВО СИДЕЛ В СТОРОНКЕ И МОЛЧА НАБЛЮДАЛ. А ТЕПЕРЬ ПРОТИВ СЕРГЕЯ ВЫСТУПАЮТ ТЕЛЕКАНАЛЫ С МИЛЛИОННЫМИ АУДИТОРИЯМИ, А В «НАРОДНОМ ФРОНТЕ» И АП НА ЭТО ВЫДЕЛЯЮТ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ И БЮДЖЕТЫ»

— О той самой квартире. Самый неубиенный из слышанных мною аргументов – это то, что по следам этого скандала журналист Сергей Лещенко образца второй половины нулевых разорвал бы политика Сергея Лещенко в клочья…

— По форме ты прав, но по сути — нет. Я попробую ответить простой и понятной аналогией.

Референдум в Крыму был вполне демократической процедурой, со всеми атрибутами цивилизации: урны, люди, бюллетени, опросы, медиа и т.п. Но по сути-то мы понимаем, что там были еще и люди с автоматами, что это готовилось, что там за этой витриной совсем другой процесс был. Мы это ведь понимаем? Понимаем. Точно так же, например, что по форме Russia Today — это СМИ, а по факту, это госучреждение, такое же как, например, «Рособоронпром» или СКР.

Так и тут. По форме вроде да: Сергей политик, а по ту сторону — журналисты и общество. А по факту Сергей пятнадцать лет писал о воровстве чиновников и политиков, которые сейчас за наворованные деньги оплачивают кампанию против него же, хотя еще три года назад хлопали в ему ладоши. При этом все эти люди ни дня не жили без госбюджета, а Сергей не имел к нему никакого отношения. Вот и вся суть.

— Знаешь, в эту игру могут играть двое. По форме то, о чем говорит Лещенко – я получил деньги от Алены, etc. – может быть? Может. Но по сути народ смотрит на размер суммы, на заявленные обстоятельства – и не верит.

— Я тебе больше скажу. Я посчитал, сколько зарабатывал за эти годы – а зарабатывал я чуть больше, поскольку работал на телевидении. И я понял, что мог бы собрать эту сумму. Я верю в то, что он собрал эту сумму. Мы просто по-разному живем. У нас разные статьи расходов. И то, что Алена и Сережа имели такие деньги, для меня не является открытием. Наверняка имели.

— Ну, ты же работал с обоими в «Украинской правде», лучше знаешь эту тему.

— Я не знаю бухгалтерии «Украинской правды», никогда не был допущен в ее управляющие органы, и было бы корректно все уточнять у них. Но, давай честно: какой процент людей в стране не получал зарплату в конвертах?

— Так, чтобы вообще никогда? Немногие.

— Я думаю, совсем маленький процент. То есть, по факту все они так или иначе преступники. Но я бы хотел, чтобы каждый ответил себе на простой вопрос: есть ли разница между теми, кто откровенно воровал или помогал воровать из государственного бюджет, сидел на откатах, отводил себе дорогую землю и подписывал фиктивные контракты, и теми, кто получал деньги в конверте как наемный работник. Если идти по этой логике, то условный менеджер среднего звена — такой же преступник, как и Янукович и Клюев.

Ну и вопрос ресурсов. Какие медиа открыто освещали коррупцию Януковича? Кучка журналистов из УП, несколько небольших каналов и блогеры. К примеру тот же 1+1 в пике президентства Януковича трусливо сидел в сторонке и молча наблюдал. А теперь против Сергея выступают телеканалы с миллионными аудиториями, а в «Народном фронте» и АП на это выделяют специальных людей и бюджеты. Это и есть наша реальность.

— Любое сравнение имеет свою оборотную сторону. Да, нельзя сравнивать возможные грешки Сергея и колоссальные «грешища» Януковича и Клюева. С другой стороны, Андрей Петрович Клюев никогда не изображал из себя рыцаря в белых одеждах. А именно такое, привлекающее многих, мнение складывалось об авторе у читателя Сережиных статей. Складывалось – за счет принципиальности подхода, жесткости интонации…

— Хорошо, давай перейдем на философские категории. Одно из преимуществ и, я бы сказал, роскошей СМИ состоит в том, что журналист может себе позволить жить и работать в мире предельных моделей, черного и белого, когда любой грех – это грех, и он противоречит идеалу, любое нарушение — это нарушение. Такая у этой институции роль — помимо информирования она подспудно указывает на некий стандарт, некий эталон того, как должно быть. Сергей в рамках общественного института жил в этой черно-белой модели и лучше всех это делал. Лучше всех. Да, когда он перешел на другую сторону, все орудия этой модели сработали, коснулись и его. К сожалению, мы в большинстве своем живем не в реальном мире, а в мире интерпретаций, где черно-белая модель не работает, и рассчитывать, что правду услышат только потому, что ты ее сказал, не приходится.

Но, — я сейчас скажу крамольную вещь — покажите мне, где написано, что журналист и сам должен соответствовать этой модели? Сколько журналистов в нашей стране получает белую зарплату? Сколько из них так или иначе не связаны с юридическими лицами СМИ, в которых они работают, где точно используются схемы минимизации налогообложения? Я уверен, 99%. Так что, теперь мы отменим журналистику как профессию или перестанем освещать коррупцию и говорить как надо?

— Вы сейчас обречены идти по политике этой тройкой: Найем, Лещенко, Залищук. Светлану я знаю не так хорошо, поэтому давай про вас двоих. Есть два друга-журналиста, ушедших в политику. Но Мустафа Найем изначально хотел стать политиком – и стал им, это заметно хотя бы по фокусировке на созидательных проектах и умению сотрудничать с различными, зачастую враждующими друг с другом, командами. Как заметно и то, что Сергей Лещенко пытается скрещивать политику с журналистикой и на новые рельсы переходит крайне болезненно. По сути, он остался журналистом, который бьет по коррумпированным, с его точки зрения, персоналиям. Что для политика – тоже вариант, но все-таки у нас уже есть НАБУ, которое этим занимается. Не вернее ли для Сергея Лещенко вернуться в журналистику?

— Во-первых, я не считаю, что то, чем занимается Сережа, — это не созидательная работа. Это право каждого — распоряжаться своими ресурсом, временем, силами, репутацией и жизнью, как ему хочется. И я не думаю, что единственный выход из ситуации — это возврат в журналистику. А почему, скажем, он не может пойти в НАБУ или прокуратуру?

— А если не будет доверия в обществе?

— В конечном итоге общество судит по делам. Я в это верю.

— …в связи с чем ваша партия, наверное, получит приличный минус в голосах на выборах. Возможно, решающий минус.

— Возможно, если бы выборы были завтра, то, наверное, ты прав, но они ведь не завтра, и в какой конфигурации мы все к ним подойдем — никто не знает.

— Или рассчитываешь на то, что этот скандал забудется?

— Я бы в принципе не делал из этого трагедию. Если бы был состав преступления, мы бы об этом уже знали — у Сергея нет возможности закрывать дела по себе, он не президент, не друг Генпрокурора и не министр. Все остальное — вопрос грамотной коммуникации и дальнейших действий.

— Я ведь правильно понимаю, что он не планировал предавать огласке информацию по квартире?

— Нет, это не так. Он изначально планировал обо всем говорить сам. Но, насколько я понимаю, эта информация появилась через полчаса после того, как он закрыл сделку по покупке квартиры. Что, очевидно, наталкивает на определенные мысли.

— Ну, понятно на что наталкивает. Слежка…

— Слежка, отслеживание сделки и так далее. Сергей точно не собирался скрывать эту информацию и именно потому регистрировал квартиру на себя. Просто не была сделана оценка ситуации вокруг, соответствия, эмоциональные, исторические, социальные, конкурентные и общественные факторы, сквозь которые, к сожалению, такую правду элементарно не услышат.

— Возвращаемся к вопросам от читателей. Алекс Беккер интересуется, может ли журналист, ставший депутатом, по окончании срока вновь стать журналистом?

— В моем случае, думаю, – нет.

— Почему?

— Мне сложно себе снова представить себя журналистом. Во-первых, это нечестно по отношению к цеху, во-вторых, это такой внутренний ментальный инцест. Будучи журналистом, ты постоянно оперируешь информацией, это и есть твой главный продукт и одновременно сырье. Как на металлургическом комбинате — это руда. Когда же ты становишься политиком, твоя главная руда – это результат твоей работы, который другие могут почувствовать на себе. То есть, что ты конкретно можешь изменить; не говорить, не объяснять, не доносить, не обещать, а именно сделать. Это более сложная история, и возвращаться после этого назад мне кажется невозможно.

И самое главное. Журналист должен быть человеком, в отношении которого у общества нет вопросов и сомнений. В идеале. А к человеку, побывавшему по эту сторону занавеса, вопросы будут всегда, независимо от того, что и как он делал — это снова их области интерпретаций.

— Не понял, объясни.

— Представь себе, что ты арендовал квартиру и поселился в ней с супругой и детьми. Квартира, скажем мягко, «убитая», ее надо убирать, приводить в порядок, но другой нет. И ты, чтобы супруга и дети согласились, рассказываешь: мол, все сделаем; вот здесь будут висеть обои, вот здесь будет камин, а там – детская, и т.п. И со следующего дня начинаешь над этим работать — мерить, приглашать рабочих, составлять планы и бюджеты.

На это уйдет какое-то время. Но тут происходит фигня: пока ты все это делаешь, твоя жена и дети каждый день пилят тебя, мол, ты же обещал результат — что будет лучше! — а вместо этого устроил тут стройплощадку!

И получается, что, пока ты это все делаешь, ты не просто не получаешь благодарность, тебя еще и время от времени то алкоголиком считают, то лентяем обзывают, то в воровстве семейного бюджета подозревают. И какой у тебя будет имидж к концу ремонта, не хочется даже представлять.

Примерно то же самое происходит, когда ты идешь в политику. Только там не семья, которая тебя любит и которая вынуждена с тобой жить, а миллионы людей, до которых сложно донести все, чем ты занимаешься и для которых важен результат сегодня, здесь и сейчас. И им, в общем-то, плевать, с чем ты сталкиваешься, потому что у них и своих проблем хватает. Это чистая мясорубка, из которой мало кто может выйти целым. И, кстати, это одна из причин, по которым у нормального здорового человека в политике присутствует перманентное ощущение вины. Что я считаю вполне нормальным и где-то даже необходимым.

— Понятно, что Сергея Лещенко его недруги мониторили от и до. В какой мере такой мониторинг ощущаешь ты?

— Со мной проще. Пусть это будет сказано через это интервью: я готов переписать любое свое незарегистрированное имущество по состоянию на 17 октября 2016 года на любого, кто его у меня найдет.

— Это интересно. Думаю, многие уже достали блокноты.

— Опять же, не потому, что я честнее всех. Я всю жизнь снимал квартиры, у меня другой образ жизни, я пришел из другой сферы и по-другому тратил деньги. Поэтому в материальном плане у меня сомнений нет. Более того, по месту официальной работы я всю свою жизнь получал белую зарплату. Это я сейчас хочу сказать официально (улыбается. – Е.К.): и в «Коммерсанте», и у Савика Шустера, и на «Интере», и на ТРК «Украина», и на ТВі.

— А «Украинская правда»?

— В «УП» у меня никогда не было зарплаты, это были только гонорары. А то, что я получал по месту основной работы – это белая зарплата. Тут вопросов ко мне нет. Могут ли мониторить или коснуться чего-то, что не касается материальных вопросов? Теоретически, да. Ну, например, года два назад Игорь Валерьевич Коломойский прислал мне какое-то видео, где я танцевал в клубе. Ничего особенного, но приятного мало.

— Это прелестно. И когда это было?

— Примерно год-полтора назад, как раз в период обострения наших отношений. Они тогда еще в группе «УКРОП» это как-то буйно обсуждали… Ну что ж, такое тоже бывает, перерастут.

— Это для того, чтобы намекнуть? Мол, большой женевский Папа следит за тобой?

— Ну, наверное. Выглядело это немного по-детски, но опять же приятного мало. Я вполне допускаю, что по мне как и по многим есть какие-то подобные материалы, в том числе, интимного характера, тем более, что жизнь у меня была разная, в политику я идти не планировал. Расстраивает ли это меня? Конечно, да, это все же личное, и были какие-то иллюзии, что ну совсем в трусы лезть не будут. Будучи журналистом, я сам никогда этого не делал.

Но сейчас этих иллюзий, слава Богу, уже нет, и я вполне допускаю, что в природе каких-то обострений такое может появиться. Ну, что ж, будем разбираться с этим, тем более, что, как показывает практика, это работает один раз.

— Один раз? Это как сказать… Опубликовать «чернуху» можно и один раз, но вспоминать ее жертве под разными соусами будут потом до конца жизни…

— Да, но, мне кажется, это еще и вопрос восприятия себя и мира. Я достаточно коммуникабельный, открытый человек, чувствую такие моменты, общаюсь с огромным количеством людей, да, многое ранит. Но, думаю, в такие моменты смогу почувствовать, как поступить.

— А ты замечаешь в себе это свойственное успешным политикам умение манипулировать людьми? Это если смотреть с негативной стороны. А если с условно-позитивной – это то, как Марк Нопфлер в своей песне о наполеоновских войсках назвал умение Наполеона «captivate the hearts of men». Ты умеешь зажигать сердца людей верой в достижение цели, и все такое?

— Это все — инструменты и способности. Важно не это, а все же — мотивация. Мне кажется, я могу находить общий язык с очень разными людьми, оставаясь при этом закрытым и не впуская никого слишком глубоко. Поэтому и очень близких друзей у меня не так уж и много. Но в политике, мне кажется, важнее все же процессы, а не люди. Это, кстати, один из моментов, в оценке которого мы с Сергеем расходимся.

— А Сережу интересуют персоналии?

— Да. Я больше концентрируюсь на процессах, он старается все персонифицировать. Я не считаю, что это правильно или неправильно. Это просто очень разные подходы.

— Опять-таки, и здесь разница между вами проходит по линии политик/журналист.

— Да, наверное. Просто я считаю, что процессы — это то, что в конечном итоге может привести к тому, что персоналии в принципе будут иметь не такое большое значение. И если есть возможность в данный момент времени наладить процесс, который в дальнейшем может привести к этой точке другого человека с другими ценностями, – тогда неважно, с кем ты это делаешь. Конечно, если мешают и не дают, приходится воевать, но тогда уже в полный рост. Но скажу честно, я в целом не считаю эффективным, и мне дискомфортно, когда большое количество сил, времени и ресурсов приходится тратить на войну с людьми в системе. Я предпочитаю вкладываться в строительство инструментов. Ведь, по большому счету, большинству, с кем мы привыкли бороться, все равно, чтобы заставить кого-то что-то почувствовать надо потратить несоразмерное количество сил и средств. И во многом они на то рассчитывают, чтобы мы устали и извелись, либо убили сами себя в этих репутационных войнах.

«ИСКРЕННЕ СЧИТАЮ, ЧТО В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ ПЕТР ПОРОШЕНКО ПОСТУПИЛ НЕКРАСИВО С ЮРИЕМ ВИТАЛЬЕВИЧЕМ»

— Расскажи мне о ваших отношениях с Юрием Луценко. О котором ты написал книгу, с которым вы много пересекались еще в твои журналистские времена. И что, в итоге политический процесс испортил все хорошее, что было между персоналиями?

— Я думаю, что здесь нужно внести ясность. Я для себя четко разделяю людей и должности. Я, очевидно, был необъективен к Юрию Витальевичу, как к человеку с того момента, когда он вышел из тюрьмы. Искренне считаю, что тогда он сделал большой личностный рывок, и его поведение, и как он прошел это — достойно уважения.

Но сейчас мне кажется, что во многом Юрий Луценко, конечно же, остался подростком. Более того, я скажу это впервые, но я искренне считаю, что в какой-то момент Петр Порошенко поступил некрасиво с Юрием Витальевичем.

— Что ты имеешь в виду?

— Если вы помните, Порошенко приложил много усилий, чтобы Луценко вышел из тюрьмы. Но мало кто помнит, что после этого Луценко обещали поддержать на мэра Киева, а потом это ушло Кличко; потом ему обещали губернатора Киева, но и это не случилось. Был у Юрия Витальевича свой проект, «Третья Республика», который должен был влиться в «Солидарность», и Луценко должен был возглавить эту партию. В итоге его «кинули» и с этим — Третья республика осталась в стороне, а в список Луценко, кажется, провел какое-то очень минимальное количество людей. Но на минуточку, мы говорим о первом номере списка…

Я думаю, что Юрий Луценко сам изначально воспринимал пост лидера фракции как трамплин. И вот теперь он Генеральный прокурор, где у него изначально был шанс построить другую систему и обеспечить себе защиту посредством поддержки общества. Но для меня очевидно, что сейчас он не в полной мере управляет прокуратурой. Частично на внутренние процессы влияют Игорь Кононенко и Александр Грановский, и конфликт с НАБУ был ярким тому примером. Не сам факт этого конфетка, а как он проходил и на что мог и не мог повлиять первое лицо в системе.

— Дались вам эти Кононенко с Грановским…

— В этом нет ничего личного, наверняка в жизни они вполне хорошие люди, но мы сейчас о процессах в конкретной системе, где они разругают ее жизнедеятельность и откровенно используют в своих целях по факту выполняя функцию рук президента. Мне иногда кажется что вообще все эти клубки прикрепившихся к системе людей не видят себя со стороны, и не понимают, что выглядят немногим лучше, чем люди при Януковиче. Чем они закончили мы знаем, но это уже даже сейчас клеймо. Зачем?

Мне кажется, история с Луценко не окончена, я уверен он внутренне стоит перед большим выбором: либо быть заложником системы, либо начать рвать внутренние связи, в том числе с командой президента, и все таки попытаться построить другие механизмы.

— Тем не менее, думаю, ты согласишься: Луценко дает результат в наибольшей степени из всех работавших до него генпрокуроров.

— Да, наверное. Но, черт возьми, я не хочу сравнивать Луценко с Шокиным и Пшонкой!.. Я не думаю, что ему бы и самому хотелось слышать такое сравнение. Ведь это проблема всей новой команды — они все продолжают сравнивать себя с предыдущими, хвастаясь тем, что они на два сантиметра лучше.

Да. Но ребята, в том, что вы не просто пришли к власти! Вы пришли к власти не простым путем, не через выборы, а через большие жертвы, на улицах пролилась кровь. Такие процессы обычно приводят к качественному рывку, должны приводить. Это, в конце концов, обязывает. И мы уже не имеем права сравнивать Порошенко с Януковичем так, как сравнивали Януковича с Ющенко! Мы хотим видеть другое качество, а его нет! И это, конечно же касается и Генерального прокурора.

— А ты ему об этом напрямую говорил?

— Да.

— И какой ответ получил?

— Ммм…(думает. – Е.К.)…Я думаю, что он это понимает.

— Еще раз: какой ответ ты от него получил? Или это был сугубо личный разговор?

— Это был личный разговор, но суть можно понять из того, что я скажу. У меня есть ощущение того, что Луценко четко понимает, что в должности Генерального прокурора его хотят использовать. Он четко понимает, что для него это – политический эшафот. Либо он с этого эшафота выйдет героем (что с каждым днем становится все сложнее и сложнее); либо он политически сложит там свою голову. И если на начальном этапе у него был шанс выйти героем, просто объявив себя борцом с коррупцией и воюя с системой, то сейчас с каждым днем приближается момент, когда для того, чтобы выйти героем, ему придется напрямую воевать с Порошенко. Мне кажется, он это понимает. И я надеюсь, что он выстраивает себе систему публичной защиты. Потому что в одиночку ему будет сложно.

И в принципе мне кажется, что Луценко всеми фибрами думает о собственной политической карьере и том, чтобы освободиться от президентского плена, если можно так выразиться. И в этом, конечно, большая ошибка Порошенко. Потому что он вокруг себя в принципе создал такую атмосферу, из которой все мечтают освободиться. Он – control freak, и он не дает возможности людям развиваться на занимаемых ими должностях. Вместо того, чтобы использовать ресурсы людей вокруг себя, он делает их рабами, а если они не соглашаются, автоматически переходят в ранг врагов.

— По твоей логике выходит, что чуть ли не единственный не control freak среди наших президентов – Виктор Андреевич Ющенко?

— По сути, да. Но там была другая полярность — человека смело окружение.

МНЕ ПОКАЗЫВАЛИ НЕКИЕ РАСПЕЧАТКИ КАКИХ-ТО МОИХ РАЗГОВОРОВ. ПО НЕКОТОРЫМ ПРИЗНАКАМ Я ТОЧНО ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ДЕЛАЛОСЬ ЛЮДЬМИ ИЗ АП

— Чтобы закончить с этим вопросом: так ты замечал за собой, так сказать, посторонний мониторинг?

— Я вообще-то человек достаточно беспечный…ну, например, я видел в интернете опубликованные фотографии 4-месячной давности, где я был в каком-то киевском магазине с девушкой. Фото были сделаны целенаправленно, когда мы покупали подарки. Я вижу как пытаются оживить моих умерших родственников, чтобы доказать, что у меня что-то не так. Потом господин Пашинский это публикует в сети. Мне также показывали некие распечатки каких-то моих разговоров.

— Где показывали?

— Я бы не стал говорить, где именно, поскольку это были не те люди, которые собирали информацию и какая у них мотивация была мне непонятно. Но по некоторым признакам я точно знаю, что это делалось людьми из АП.

— А показывали штатские или представители правоохранительных органов?

— Правоохранительных, конечно.

— Что, хотели тебя предупредить?

— А тут же непонятно – тебя либо хотят припугнуть, либо предупредить, либо просто настроить против кого-то. Поэтому я к таким вещам стараюсь относиться спокойно.

— Почему? Я бы спокойно отнестись не смог.

— Потому что такого много, от этого невозможно уберечься, а криминала за мной нет. Важен сам факт того, что у нас в стране это продолжается. То есть мы, прошли Януковича и пришли туда же – продолжаем создавать такие же структуры, строить такие же схемы, платить за те же услуги, насиловать тех же сотрудников, а потом также бегаем по Раде и в АП и радуемся своим талантам! Мало кто понимает, но все это стоит денег, больших денег и больших ресурсов. А люди, которые в этом задействованы точно знают, что нарушает закон. То есть, мы по сути при продолжаем тиражировать преступников в правоохранительной системе.

— А если это не правоохранительная система?

— Это еще хуже. Это означает, что у нас есть структуры и люди, которые могут отобрать у власти монополию на такие исключительно правоохранительные функции. Но страшно, что, по сути, паттерны остались те же. Создавать фейковые сайты, фейковые поводы, собирать команды для дискредитации – это ведь то же самое, что делал Янукович! Ведь в этом самое страшное. Вместо того, чтобы вести за собой, тратить все ресурсы на прорывы, создавать новые проекты и вызывать у людей уважение и любовь, система начинает параноидально заниматься слежкой. Это же смешно (смеется. – Е.К. )!

«МОЙ ЗАРАБОТОК В МЕСЯЦ? ГДЕ-ТО ТЫСЯЧ 23-25, ПЛЮС-МИНУС»

— Вопрос читателя: «Зарплаты хватает? Если нет, то какие дополнительные источники доходов?»

— Я расскажу, тебе – первому (смеется. – Е.К.). Обо всех моих сбережениях и всем, что у меня есть. Значит, у меня есть моя зарплата – порядка 17 тысяч гривен. У меня есть еще небольшой оклад в Академии внутренних дел, где я вместе с ними разрабатываю законодательство для полиции (это как бы творческая работа), какие-то гонорары бывают за статьи или лекции, в общем-то, других доходов у меня нет. Из этого всего я плачу за квартиру, проезд (я очень много езжу), и еду. Это самые большие статьи расходов. Плюс стараюсь выделять какое-то количество средств на близких. Как-то так. На мне пока нет кредитов, но если возьму машину, думаю, смогу как-то его выплачивать, все будет видно.

— Итого?

— Где-то тысяч 23-25, плюс-минус. А если серьезно, я очень небрежно отношусь к деньгам. Есть огромное количество людей, которые мне должны. Из моих личных материальных сбережений есть порядка 5-6 тысяч долларов и 700 евро, плюс 10 тысяч евро, которые лежат в виде полученной мною премии в Гамбурге. И я за эти деньги собираюсь купить машину. Хочу об этом всех предупредить (улыбается. – Е.К.). Сейчас как раз думаю, что брать. Очень хочу машину – прямо вот влюбился.

— А сколько у тебя было украдено мотоциклов?

— Ты знаешь, я посчитал, у меня было всего 10 аппаратов — от мотороллеров до мотоциклов…

— Сколько?!

— Это не так уже и много за 11 лет (улыбается. – Е.К.). Но их ведь не все украли. Некоторые я перепродавал и покупал новые, некоторые разбивались. Украли только три. Но суть не в этом. Материальный вопрос стоит, не стану скрывать, я здоровый человек, рано или поздно придется думать о квартире и семье, но пока не понимаю, как в этом двигаться, силы пока все в работе.

— Но ты же сам говорил, что зарабатывал чуть больше Сергея. Как же вышло так, что у него деньги (пускай и часть) на покупку квартиры нашлись, а ты думаешь, где наскрести денег на машину?

— Сейчас объясню, почему так. Во-первых, я всегда снимал квартиру. Нынешнюю квартиру я снимаю у знакомых, поэтому она дешево стоит. А бывали времена, когда я платил половину своей зарплаты за квартиру. Просто я рано съехал от родителей – в 17 лет. Во-вторых, у меня много товарищей, есть очень близкие друзья, вообще близкие люди. В-третьих, я в принципе не умею собрать, копить, забирать долги. И в-четвертых, я очень люблю ездить…

— Это заметно, особенно по твоему Фейсбуку. Ну, хорошо, пускай теперь твой отчет о своем имуществе разберет на атомы недоверчивая общественность. Скажи, а младшему брату (по профессии юрист, а ныне лейтенант-десантник Mаси Найем, воюет сейчас в авдеевской промзоне . – Е.К.) помогаешь?

— Да, но я бы, конечно, хотел больше помогать. Собирал вот недавно деньги на свой день рождения, отвезти ему коптер, а потом еще и турель — это наши кулибины придумали такое сооружение, которое позволяет солдатам стрелять из блиндажей посредством айпэдов. Ее еще «Саблей» называют. Вот, мы «саблю» им купили туда – собрали деньги вместе с Оксаной Коваленко из «Украинской правды». А вообще я очень рад, что ему уже подписали демобилизацию, скоро вернется домой.

— И что дальше?

— Посмотрим, что дальше, он же тоже активную позицию занимает. Он, кстати, перед призывом хотел стать прокурором. Но не успел подать документы. Он же юрист. Кстати, я сам учусь на юридическом, это тоже важно. Заочно, пропускаю сессии, очень об этом жалею. Но у меня есть хорошие учителя (плотоядно улыбается. – Е.К.)…

«Я СЕЙЧАС ВПЕРВЫЕ В ЭТОМ ПРИЗНАЮСЬ: ДОНЕЦКИЙ ЧЕЛОВЕК – ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ДЕРЖИТ СЛОВО»

— О планах на машину ты уже рассказал, давай теперь о планах нематериального свойства. На какие проекты будешь налегать в ближайшие месяцы? У меня сложилось впечатление, что ты хотел бы попробовать себя в исполнительной власти. Как считаешь, на каких должностях ты был бы эффективен? Говорим умозрительно, не претендуя на кадровый лоббизм здесь и сейчас.

— Я не буду называть должности, просто скажу, что это может быть за работа. Я точно не буду браться за работу, которая касается сфер, в которых я не разбираюсь. Вообще, у тех, кто хочет попасть на какие-то должности, есть такая манера: говорить, что им никакие должности не нужны. Мне кажется, если ты хочешь реализовать свое видение, тебе должность нужна априори и скрывать это — глупо.

Но когда люди пытаются лезть на любую заметную должность, мне это кажется дико неуважительным по отношению к людям в той сфере и вообще к этой сфере. Странно лезть в здравоохранение, если ты не понимаешь в здравоохранении. Глупо лезть в систему образования, если ты не разбираешься в образовании. Это неуважение к обществу, к людям, к Системе.

Поскольку у меня уже есть мой опыт в правоохранительной системе, я буду стараться развиваться в этой сфере.

Но если брать в целом, я уверен, в исполнительной власти есть много ветвей, на которых нужны люди с управленческими и коммуникационными качествами. Я бы хотел реализовать какой-нибудь инфраструктурный проект в масштабах всей страны. Проект, в котором я мог бы показать результат, объединяя разных стейкхолдеров. И то, что мы сделали в Мариуполе с ЦНАП (Центр надання адміністративних послуг) — это для меня большой опыт. Когда, не имея денег, сумели найти ресурсы и сделать большое дело.

— Расшифруй, пожалуйста, что ты имеешь в виду…

— Это ровно то же самое, что мы сделали и с Go Global — без денег и особых средств мы объединили огромное количество людей и структур и в этом году мы станем самым большим оператором волонтеров иностранных языков в стране.

— Расскажи про Go Global, как по мне, это нужный и важный проект.

— Все началось с того, что еще будучи журналистом, я ездил в Грузию и видел, как новое поколение начинает говорить по-английски. Потом мы изучили опыт большого количества стран, и теперь у нас есть свой проект, в котором мы привозим иностранных волонтеров, доставляем в маленькие города и села, и они там учат детей английскому. Но опыт показал, что такие проекты – нечто гораздо более глобальное, это наш прорыв и поворот к глобальному миру. Так вот, в рамках этого проекта мы объединили огромное количество ресурсов — от Министерства инфраструктуры, которое специально для нас прикрепляло к поездам дополнительные вагоны, чтобы привозить детей с Востока, до местных школ, которые селили у себя иностранцев.

Ты объединяешь людей вокруг каких-то интересов – и это получается! Мне кажется, это секрет всех позитивных изменений в нашей стране: фактор объединения. Ты можешь иметь деньги и должности, но одним этим ресурсом ты ничего не добьешься; а объединяя разных людей, структуры и интересы, которых в нашей стране огромное количество, и заставляя их работать на одну цель – ты можешь добиться огромного результата.

— Вот, кстати, и читатель интересуется: «Хай Мустафа назове ті проекти, які йому вдалося реалізувати».

— Если говорить про мою внутреннюю работу над собой и то, что мы сделали в полиции, это: набор полиции в Краматорске, Северодонецке, Мариуполе, Ужгороде, частично – в Черновцах и Ивано-Франковске. Я к этому был причастен; будучи журналистом, я бы не мог этого сделать. И я горжусь тем, что патрульная полиция Ужгорода – одна из лучших в стране.

Второй большой проект, который мы сделали – это, конечно, Go Global. Мое мнение: это самое светлое из того, к чему я был причастен.

И третье, что мне сейчас болит, — это восток Украины. Я считаю, что: а) мы Восток недооцениваем; б) что мы преступно относимся к самому факту, что у нас есть эта территория. А она наша, и мне кажется, что из-за внутреннего дискомфорта или вытеснения многие люди не хотят понимать, что это огромная часть страны. Очень красивая! Для меня самые большие потрясения от моих поездок – это Ужгород, Красный Лиман и Мариуполь. Безумно красиво! И это совсем другие люди! Я сейчас впервые в этом признаюсь: донецкий человек – человек, который держит слово.

— Ну, сейчас среди многих читателей начнется хихиканье: мол, «Донбасс порожняк не гонит?» Ну-ну…

— Послушай, но это часто именно так. Да, там другой менталитет; все жестче, где-то грубее, но и прямолинейнее, и более открытое. И просто надо понимать, что те люди, которые сейчас остались на освобожденной территории, поставлены перед выбором: оставаться на оккупированных территориях или переезжать сюда, к нам? Но кто они здесь? Я знаю огромное количество семей, которые переезжали сюда; тут их называли «донецкими», третировали, и они вынуждены были возвращаться назад, на прифронтовые территории. Потому что здесь их не воспринимают.

— Причем наверняка возвращались озлобленными на это непонимание…

— Нет, ты знаешь, нет озлобленности. Я не могу сказать, что восток озлоблен. Да, там есть очень много сепаратистских настроений, много непонятных идеологических моментов, но даже если сравнить соцопросы (кстати, большое спасибо за них Ирине Бекешкиной и ее сотрудникам, они проделали огромную работу!), то сравнительный анализ разных городов на этой территории показывает удивительные вещи.

— А именно?

— Есть города, которые находятся друг от друга на расстоянии всего 15 км, а настроения в них – кардинально отличаются друг от друга. В одном городе 80% жителей считают, что с Россией нужно договариваться на любых основаниях; в другом городе 80% считают, что во всем виновата Россия. В одном городе большинство жителей считают, что сепаратисты – это просто обманутые люди; в другом – что это террористы.

— А за счет чего получается такая разница?

— Образование. Ты сравниваешь и понимаешь: вот здесь находился завод, которому нужны были такие-то специалисты. А здесь не было завода; здесь работали на шахтах, и уровень образования – ниже. А вот здесь вообще ничего не было; люди вынуждены были ездить на разные территории.

И потом смотришь на карту: вот здесь была заброшенная и бедная территория, а вот здесь – чуть больше денег, чуть больше школ, больше образования. И вот надо отдать должное более образованным жителям: они за нас. Но об этом никто не говорит! Ну, ведь именно так обстоит дело: за нас не просто люди, за нас более образованные люди, и это наш потенциал.

И то, что мы сейчас делаем на востоке – по ЦНАПУ, другим проектам, – мне кажется очень важным. Идея очень проста: во-первых, каждому политику в этой стране нужно сесть перед зеркалом и честно задать себе один вопрос: Донецкая и Луганская область – это Украина?

Как правило, те, кто настроены против Донбасса, отзываются о них набором клише: мол, необразованные люди, коррумпированные, дикари, они никогда нас не поймут…И вообще, зачем зачем они нам нужны — нам с ними тяжелее идти, давайте их отрежем!

У меня к ним один вопрос: скажите, а не кажется ли вам, что среднестатистический житель Лондона, Парижа и Брюсселя ровно такими же клише размышляет о всей Украине?! Ведь они нас видят в таком же свете, как мы — Донбасс.

Но мы же, черт возьми, просим принять нас в Европейский Союз? Мы же говорим, что мы – цивилизованная страна? Мы же говорим: ребята, мы не отдельно от вас, мы – часть вашей цивилизации! Мы же требуем принять нас со всеми нашими грехами: с коррупцией, с проблемами, чиновниками, с воровством… Но по большому счету, для некоторых из них мы – такие же дикари! Но при этом глобально мы – в едином мире!

Так вот каждый глобально должен ответить: Донбасс – это наша страна или не наша? Это очень честный разговор с самим собой.

— Хорошо, а если мнение людей разделится, скажем, 50/50?

— Должна быть политическая воля, которая даст ответ на этот вопрос. Лично я считаю, что это наша страна, и мы никогда не откажемся от этой территории. Ни под каким предлогом, какими бы они не были. Это территория, которая досталось нам от предков, и мы не можем от нее отказаться. Не имеем права.

Второе. Да, это территория с этими грехами. Давайте тогда решать, что мы с этим делаем. Это такой грязный, необученный, необутый ребенок, которого третировали и воспитывали спустя рукава. Но мы его любим? Любим. Тогда давайте дадим ему возможность вырасти, разделяя с ним его беды. Я не говорю, что нам нужно жертвовать всем, но давайте этому ребенку помогать!

А что происходит сейчас? Масса людей считает происходящее за Харьковом и Запорожьем – адом, в Днепропетровске невозможно арендовать машину, чтобы поехать в Мариуполь. Они считают, что это – red zone. Это вообще как называть?

Нам нужно признать этих людей и говорить с ними. Когда Янукович говорил «Услышьте голос Донбасса», он имел в виду тот Донбасс, который он представлял. Но мы же говорим о том, что там есть патриоты, которые остались, живут и воюют за нас! Так давайте с ними разговаривать, их поднимать и подтягивать, за ними — наш шанс вообще все вернуть.

— Более того, сколько разговоров идет о том, что скоро будут выборы, и люди на Донбассе проголосуют за условных «регионалов» и прочие пророссийские силы, и зачем это вообще нужно? Может, лучше вообще без них?

— Мы как раз сегодня говорили с Олей Айвазовской. Там же, на оккупированной территории, недавно прошли праймериз, да? Так вот явка на этих праймериз была: 300 тысяч человек в Донецкой области и 60 тысяч – в Луганской. То есть в праймериз приняло участие порядка 400 тысяч человек. Это люди, у которых была commitment: мы – «ЛНР/ДНР».

При этом IDP у нас там – 1,7 млн человек. Так вот: это наши агенты на той территории. Которые могут въехать на ту территорию и выехать обратно. Плюс прифронтовые зоны. Мы должны сотрудничать с ними! Суть заключается в том, что территория Донбасса должна стать не серой зоной, а зоной контраста! Чтобы человек, который пересекает check-point, понимал: вот цивилизация! Примерно то, что мы чувствуем, приезжая в Берлин.

А ведь у нас есть возможность так сделать! То, что сейчас происходит в Киеве (по сравнению с тем, что происходит там), — это действительно цивилизация! Обустройство чек-пойнтов, обустройство жилищ, огромное количество проблем, связанных с тем, что население по численности удвоилось и утроилось…Детские сады, школы…

И у меня есть сейчас одна идея, и я ее хочу озвучить. Сейчас огромное количество международных и бюджетных ресурсов брошены на эту территорию. Но поскольку это не коммуницируется, и нет понимания того, что все это нужно, эта территория сама себя чувствует покинутой.

Мы уже говорили с министром АТО Вадимом Чернышем, который действительно очень системно подошел к тому, что происходит. Они сделали карту проекта, огромный сдвиг в плане понимания того, что там происходит. У них, правда, как это у нас часто бывает, нет ресурсов (от чего иностранцы вообще в шоке!).

Так вот, многое делается уже сейчас, и об этом теперь нужно рассказывать. Но рассматривать это нужно как большой стратегический объект. И есть идея объявить следующий год – годом Донбасса. Попытаться открыть этот региона для всей страны, а с другой стороны — рассказывать о том, что там происходит, поднимать инфраструктурные проекты и попытаться максимально реинтегрировать население контролируемых территорий в общеукраинский контекст.

Цензор.Нет