Зураб Аласания: Связали по рукам и ногам. Управляй, как хочешь, еще и Евровидение проведиЗураб Аласания: Связали по рукам и ногам. Управляй, как хочешь, еще и Евровидение проведи

Анастасия Рингис

Гендиректор НТКУ Зураб Аласания написал заявление об увольнении.

Тут же facebook разразился проклятиями в адрес власти, обвинив её в саботаже медиареформы.
Аласания был выдвинут на пост гендиректора медиасообществом сразу после Майдана, в марте 2014-го.

Последние два с половиной года вместе с небольшой командой он занимался реформированием государственного телевизионного монстра, пытаясь превратить его в канал Общественного вещания.
Первого ноября 2016 года он решил громко хлопнуть дверью.

Причина? «Денег нет, но вы держитесь там», – примерно так звучит рекомендация Зурабу Аласании от Минфина, который пытается уместить бюджет «Евровидения» в бюджет Общественного вещателя.
«Из 1,2 миллиардов гривен, предусмотренных законом для развития Общественного вещателя в 2017 году, государство отбирает 450 миллионов гривен расходов на Евровидение, 250 миллионов – в виде платы за трансляцию, 149 миллионов гривен – расходами, и 46 миллионов коммунальными платежами забирает город. Еще 112 миллионов гривен идут на международную деятельность: Олимпиады, чемпионаты мира и так далее», – возмущается Аласания.

После всех отчислений на производство собственного контента у канала остается всего 3% от суммы. А это ничтожно мало для того, чтобы реформа состоялась.

По примеру других европейских стран, «UA: Перший» должен был стать своеобразным украинским ВВС – каналом, независимым от влияния политиков и бизнеса.

Но, кажется, время еще не наступило.

Денег на подготовку «Евровидения», которое состоится в мае-2017, почти нет. Это основная, но не единственная причина, по которой гендиректор Аласания решил уйти.

– Зураб, не об увольнении – о деньгах. Мне рассказывали, что вам неоднократно намекали: мол, если нет денег, надо учиться их зарабатывать. Это так?

– Если премьер-министр звонит и говорит: «Быстро пойди и укради, и дай мне долю», – ты встаешь на дыбы и говоришь: «Он вор, вот так-то и так-то».

А когда на тебя давит общественность: «Покажи нам украинских спортсменов на Олимпиаде», а я им отвечаю: «У меня нет денег туда лететь», – они мне скажут: «А нам плевать, где ты их возьмешь, пойди и укради, но покажи».

Что такое «укради» на НТКУ? Это, допустим, рекламу, которая стоит 3-4 тысячи гривен, продай за 500, а остальное укради. И на это потом купи ребятам билеты в Рио. А мы сделаем вид, что мы не знаем. Это косвенно говорит власть. Но то же самое говорят и сотрудники. Сколько ты из этих денег положишь в свой карман – это твои проблемы. Главное – обеспечь нам наши премии, всякого рода добавки. И это тоже из тех украденных денег.

– 2,5 года назад система управления на канале была такой же?

– Была белая бухгалтерия, а была черная. Следствием разрыва всех этих частей и стали заявления профсоюза, которые перестали получать свои «подарки».

Я ничего против них не имею, они простые люди, им нужна эта копеечка, она им капала. Поэтому мы потом такие декларации и видим.

– Когда вы пришли на канал, вас довольно быстро профсоюз начал бить. За что?

– Потому что первое, что я сделал, – разобрался с производством программ. Тут было много такого, что подавалось как экономические новости, а на самом деле шла продажа рекламы по полной.
И потом через разных персонажей, которые оккупировали канал, как Поплавский, проходило невероятное количество рекламы, а доказать ничего было нельзя.

Это был базар, где каждый торговал, чем хотел, и имел свою маленькую собственность – кусочек эфира, кто-то имел кусочек аренды. Я был взбешен, когда не обнаружил здесь никакой техники. Спрашиваю: «Где техника?» – а мне: «А мы ее всегда арендовали». Слушайте, такой огромный канал, где ваша техника? Там тоже огромные деньги на этой аренде.

– Когда вы пришли на канал, вы проводили финансовый аудит?

– Да, своими силами. За аудиторов из «большой четверки» надо много платить. Хотя представители PwC пытались что-то сделать, но не смогли.

Сейчас пытаемся сделать аудит со шведской компанией, формулируем для него техзадание. Это очень непросто, это дорого.

Когда я говорю: «У меня нет НИЧЕГО», – никто недооценивает размеры этого ничего.

Все думают – как ничего, если 1 миллиард 200 миллионов гривен. Но это – сумма, которую закон напрямую приписывает государству в следующем году отдать на развитие Общественного вещания.

– 1 млрд 200 млн, вроде, звучит неплохо? Почему вы не вписываетесь в этот бюджет?

– А потому что его нет, его никогда не давали. Никогда. Это же был один канал, на который выделяли 167 миллионов гривен. Из них 103 миллиона – это зарплатная часть, а 46 миллионов – трансляция.

Но мы же, на самом деле – это 32 компании: 28 региональных филиалов, Национальная теле- и радиокомпании и канал «Культура». И вот на всё это выделяется 1 миллиард 200 миллионов гривен.
Эта богадельня построена таким образом, что она существует ради содержания самой себя. На производство контента остается 3%.

Ребята, вы зачем живете? Чтобы получать зарплаты? И у них средняя зарплата 2500 гривен. И государство не дает мне поднять зарплаты, даже если я хочу.

С января 2017 года НТКУ будет ликвидирована, будет зарегистрировано акционерное предприятие, куда войдут все 32 компании (более 7 тысяч сотрудников).

Но это случится не раньше марта следующего года. И сейчас есть ощущение, что можем не дожить.

И когда в марте Наблюдательный совет выберет нового главу Правления – кем бы он ни был, если он получит вот этот бюджет, никакого Общественного не будет.

Ты никогда не сделаешь Общественное, продолжая им платить 2500 гривен. Потому что Общественное вещание задает тон в обществе, только если оно конкурентное, классное.

– Если бы вам не выпала честь проводить «Евровидение», вам пришлось бы сейчас писать заявление?

– Нет. Я бы занимался реформой. Это было бы медленно и тяжело. Со скандалами и нервотрепкой.
В январе-феврале у нас будет провал, так как нет механизма, который позволит нам платить зарплату, пока идет регистрация нового юридического лица.

Бюджетный паспорт начнет готовиться с того момента, как компания будет зарегистрирована. А это – надо еще пройти восемь министерств. Я еле-еле прошел бюджетный паспорт прошлого года. Все в компании возненавидели.

– Почему бюджет «Евровидения» вписан в бюджет НТКУ на следующий год, а как же подготовка сейчас? Ведь остается 4-5 месяцев.

– Нас сейчас спасает только город Киев. Депутаты провели сессию и одобрили выделение 200 миллионов гривен, из которых 50 миллионов мы получим в этом году.
Эти деньги зайдут через несколько дней. И эти деньги мы как бы можем тратить на подготовку к «Евровидению». Только законных путей все еще нет.

Почему? Потому что я не могу нанять людей. Я не могу закупать товары, я ничего не могу. Я – государственная контора с жесточайшими ограничениями на каждом шагу. И должен на каждом шагу проводить тендер – это 35 дней минимум. А вообще, бывает 2-3 месяца через систему Прозорро.

Мы хотим нанять шоу-продюсера, который стоит 10 тысяч евро в месяц, потому что он эксклюзивный специалист, таких специалистов во всем мире пять человек, и он нам еще снизил цену вполовину.
Фамилию не назову, у меня нет права, пока не заключили контракт. А государство говорит: «10 тысяч? Да ты с ума сошел. Иди на тендер».

– Хорошо, а бюджет «Евровидения» вписывается в эти 400 миллионов гривен, которые будут выделены в следующем году?

– Бюджет «Евровидения» никто не считал. Мы не понимаем масштаба шоу и количества людей, которых мы должны задействовать в процессе.

– Но мы же проводили «Евровидение» 11 лет назад. Тогда это же как-то получилось?

– После прошлого «Евровидения» в 2005 году была проверка КРУ. Было заведено уголовное дело.

– То есть, власть знает, что здесь воровали всегда. И она не заинтересована, чтобы канал управлялся эффективно?

– Только я бы не стал обвинять власть по фамилиям. Потому что это реально – Система.

– Бухгалтерия противоречит логике. Вы за 2,5 года разобрались, как этим добром эффективно управлять?

– Мы не можем позволить на эти деньги почти ничего. Эти 1, 2 млрд – это 32 компании, более 7 тысяч персонала и огромное количество недвижимости. И я ничего не могу сделать. Даже сарай продать ненужный, чтобы пустить на производство.

Государство не дает мне ничего даже в аренду сдать.

– Раньше здесь же сдавались помещения в аренду?

– Они и сейчас сдаются. Только Фонд госимущества это делает. Почему сюда не может попасть переселенный с оккупированной территории Таврический национальный университет? Потому что ФГМ туда его не пускает.

Можно эффективно управлять, только дайте инструменты. Связали руки-ноги, подняли в позе ласточки – и всё, управляй как хочешь. Еще и «Евровидение проведи».

– То есть, система управления строилась таким образом, чтобы гендиректор канала был человеком зависимым?

– Она строилась, чтобы быть подотчетным и подконтрольным. И любой звонок сюда должен был иметь реакцию на экране. Вот за это закрывались глаза на те кусочки частной собственности, которые здесь были.

И то же происходило с филиалами в регионах, которые, по сути, обслуживали интересы облгосадминистраций. И когда я начал их отделять от этой кормушки, местные руководители тоже устроили колоссальное сопротивление. И с ними невозможно ничего сделать.

Из 28 филиалов только один пример: в Сумской области руководитель Николай Чернотицкий. У него в прошлом году еще было 400 тысяч гривен от обладминистрации поддержки, в этом году у него 40 тысяч.

Он отказывается от этой поддержки, потому что понимает, чего это стоит. А все остальные говорят: «А как мы жить будем?»

А обладминистрации выделяют деньги, чтобы иметь влияние на контент. У них даже есть более-менее законный инструмент – «освещение деятельности органов власти».

Более того, в большинстве случаев областные администрации являются владельцами зданий, где расположены областные телекомпании. И сдают им в год за одну гривну. Они на таком вот крючке.

– Как вы это ломали?

– Так это до сих пор не поломано. Мы юридически это делаем.

– НТКУ должен получить в следующем году грант от ЕС на 5 миллионов евро на строительство нового ньюзрума. Может ли это поправить плачевную ситуацию?

– Мы еле-еле уговорили ЕС на этот грант, и этот проект будет длиться 2,5 года. А как жить все то время?

– Зураб, почему вы раньше не делали громких заявлений, и почему сейчас?

– Я все время об этом говорил. Многое зависит от запроса в обществе; есть активная часть, которая нас поддерживает и в курсе всех наших проблем. Другое дело, проблем-то в стране очень много…

Почему возмутились сейчас? Да потому что времени – нет. Общественное мы бы еще строили – я говорил, этот процесс займет годы. Но «Евровидение» все эти сроки сократило, я ничего не успею поменять до мая.

– Когда вы встречали в аэропорту Джамалу, вы уже понимали, чем это грозит?

– Размеры этой «задницы» я стал понимать, участвуя в рабочих группах по «Евровидению», в том числе сегодня, через полчаса ( интервью состоялось 1 ноября – УП), мы опять поедем на Кабмин. И опять будем рассуждать, какие здесь должны быть зарплаты, и они опять будут орать: «Не смейте, наш президент получает меньше, чем ваш шоу-продюсер».

– Но хороший менеджер стоит больших денег… Давайте вернемся к давлению власти. За 2,5 года вы все-таки добились независимости. У вас выходит три самых влиятельных расследовательских программы – «Схемы», «Наші гроші» и «Слідство.інфо». То есть, будучи каналом государственным, вы стали, по сути, каналом оппозиционным. Может, вам мстят? За «оффшоры Порошенко»?

– Я бы так не сказал. Мы не оппозиционный, мы нормальный канал, который говорит всё как есть. Ребята, наша позиция такая: вам дают правду, а дальше вы сами принимаете решения.

Мы не враги власти, мы не друзья власти. Мы просто журналисты, которые делают свое дело. Мне кажется, это большое достижение за 2,5 года.

– Было ли давление со стороны власти, связанное с контентом? Как это происходило?

– Практически все пресс-службы наших политических назначенцев: и депутатов, и министров, и служба президента, и АП. Они все пытались звонить и давить, просить осветить то или иное событие. Но только в одном из 10 случаев это был информационный повод; все остальное – пиар.

Понятное дело, у них недовольство накапливалось. Мы постоянно отказывались. И сейчас в таких случаях это сказывается.

Я не слышу их, а значит, они не хотят слышать меня. Я плохой коммуникатор с властью.

– Вы считаете, что это позиция осознанная?

– Зачем он будет за меня, если я два года не был за него?

А чтобы он был за меня, ему надо не просто клерку перепоручить решение – клерк всегда защитится, он скажет: «Это нарушение закона», – а самому понять абсурдность ситуации.

Я сейчас прихожу в Кабмин и упираюсь в стену. И эта стена – на уровне среднего менеджмента.

– Возможно, стоит предложить внести ряд постановлений на период проведения «Евровидения», вы об этом не думали?

– Уже существует пять постановлений правительства. Но некоторые вещи не вписываются в рамки постановлений.

Кабмин не может себе позволить расширить эти рамки. У нас сейчас идет через профильный комитет лоббирование закона, который бы временно разрешил нам упростить тендерную процедуру.

Мы не будем воровать, нам надо просто успеть. Иначе мы это не успеем.

– Зураб, как вы планируете бороться?

– Я уже проиграл. Когда ты ребенка в 16 лет застаешь с сигаретой, то ты понимаешь: воспитывать его надо было 15 лет назад. Так и здесь.

Если общество меня не поддерживало раньше, имеет ли смысл сейчас на него надеяться? Я чувствовал себя в этой битве одиноким, и канал чувствовал себя брошенным.

Я считаю, это мое упущение. Я не бегал, не жаловался. Я неправильно поступал. У меня плохая коммуникация с властью. И плохая, судя по всему, с обществом. Теперь никто не поможет.

Я выбрал громкое хлопанье дверью, чтобы обратить внимание на эти проблемы: «Эй, общество, проснись, если тебе нужно общественное, то ты хотя бы сейчас это сделай».

Нам не удалось заразить общество идеей Общественного телевидения.

– Вы считаете это своей личной ошибкой, недоработкой?

– Возможно, это недокоммуникация. Есть огромное количество проблем в стране, есть множество проблем, которые тактически важнее, стратегически важнее этого дурацкого вещания, которое страна просто не оценила.

– Какую судьбу ждет канал и какая судьба у «Евровидения»?

– «Евровидение» страна проведет в любом случае. Возможно, будет назначен новый человек для проведения «Евровидения».

– Так, чтобы не было потом проверок КРУ и уголовных дел, и не пришлось отсиживаться заграницей?

– Не уверен. Потому что страна меняется. А теперь уже не уверен, что так получится.

– Какая самая наглая попытка влиять на канал?

– Как-то американскому послу пожаловались, что я якобы беру деньги за программу «Схемы». И американский посол в разговоре со мной упомянул это. Мол, так-то и так-то. Мне пришлось ответить, что деньги беру не я, а вы – господин посол. Потому что эта программа обеспечивается за счет налогов американских налогоплательщиков.

– Заявление на назначение вас на должность подписывал Яценюк. Вас считают его ставленником. Тогда, когда подписывалось это назначение, какие были договоренности с вами?

– Меня выдвинуло профессиональное сообщество на волне Майдана. Тогда был разговор такой: иди, работай, ты же знаешь наши интересы.

А когда пришло, как они посчитали, время их интересов, – на канале их никто не отражал. Они сердились, потому что их обвиняла другая политическая сила, что канал работает на них. Но когда здесь появилось расследование про «рюкзаки Авакова» – они вообще удивились.

Так что предыдущий премьер тоже крепко обижен. Они все думают так: либо ты с ними, либо ты – враг.

– Если сравнить рейтинг канала до вашего прихода с тем, что есть сейчас, какой он? Может ли рейтинг быть показателем эффективности?

– Категорически не согласен. До нас было 3%, руководителем был Егор Бенкендорф, эти проценты ему делал Шустер. Да мне хоть 100% с Шустером, я не буду этого делать.

Потому что Шустер – это часть той отравы, причем самая опасная, потому что умная и грамотно сконструированная. Сейчас с 3% опустилось до 1% – я вам скажу, это в пределах статистической погрешности.

Как сформулировал Евгений Глибовицкий, член Наблюдательного совета: «Это не мы должны равняться на коммерческие каналы, это они должны равняться на наши критерии Общественного вещания». Но до этого еще не скоро. А сейчас эта история может и вовсе не случиться.

– То есть, «украинского ВВС» может не быть только потому, что у зрителя не такого запроса на качественную информацию, ну и денег тоже.

– Похоже, что да. Но я верю, что он обязательно появится.

Анастасия Рингис, УП

P.S. Уже после того, как интервью было опубликовано, стало известно о том, что Кабмин разрешил Госкомитету по вопросам телевидения и радиовещания уволить главу НТКУ Зураба Аласанию.

Украинская ПравдаАнастасия Рингис

Гендиректор НТКУ Зураб Аласания написал заявление об увольнении.

Тут же facebook разразился проклятиями в адрес власти, обвинив её в саботаже медиареформы.
Аласания был выдвинут на пост гендиректора медиасообществом сразу после Майдана, в марте 2014-го.

Последние два с половиной года вместе с небольшой командой он занимался реформированием государственного телевизионного монстра, пытаясь превратить его в канал Общественного вещания.
Первого ноября 2016 года он решил громко хлопнуть дверью.

Причина? «Денег нет, но вы держитесь там», – примерно так звучит рекомендация Зурабу Аласании от Минфина, который пытается уместить бюджет «Евровидения» в бюджет Общественного вещателя.
«Из 1,2 миллиардов гривен, предусмотренных законом для развития Общественного вещателя в 2017 году, государство отбирает 450 миллионов гривен расходов на Евровидение, 250 миллионов – в виде платы за трансляцию, 149 миллионов гривен – расходами, и 46 миллионов коммунальными платежами забирает город. Еще 112 миллионов гривен идут на международную деятельность: Олимпиады, чемпионаты мира и так далее», – возмущается Аласания.

После всех отчислений на производство собственного контента у канала остается всего 3% от суммы. А это ничтожно мало для того, чтобы реформа состоялась.

По примеру других европейских стран, «UA: Перший» должен был стать своеобразным украинским ВВС – каналом, независимым от влияния политиков и бизнеса.

Но, кажется, время еще не наступило.

Денег на подготовку «Евровидения», которое состоится в мае-2017, почти нет. Это основная, но не единственная причина, по которой гендиректор Аласания решил уйти.

– Зураб, не об увольнении – о деньгах. Мне рассказывали, что вам неоднократно намекали: мол, если нет денег, надо учиться их зарабатывать. Это так?

– Если премьер-министр звонит и говорит: «Быстро пойди и укради, и дай мне долю», – ты встаешь на дыбы и говоришь: «Он вор, вот так-то и так-то».

А когда на тебя давит общественность: «Покажи нам украинских спортсменов на Олимпиаде», а я им отвечаю: «У меня нет денег туда лететь», – они мне скажут: «А нам плевать, где ты их возьмешь, пойди и укради, но покажи».

Что такое «укради» на НТКУ? Это, допустим, рекламу, которая стоит 3-4 тысячи гривен, продай за 500, а остальное укради. И на это потом купи ребятам билеты в Рио. А мы сделаем вид, что мы не знаем. Это косвенно говорит власть. Но то же самое говорят и сотрудники. Сколько ты из этих денег положишь в свой карман – это твои проблемы. Главное – обеспечь нам наши премии, всякого рода добавки. И это тоже из тех украденных денег.

– 2,5 года назад система управления на канале была такой же?

– Была белая бухгалтерия, а была черная. Следствием разрыва всех этих частей и стали заявления профсоюза, которые перестали получать свои «подарки».

Я ничего против них не имею, они простые люди, им нужна эта копеечка, она им капала. Поэтому мы потом такие декларации и видим.

– Когда вы пришли на канал, вас довольно быстро профсоюз начал бить. За что?

– Потому что первое, что я сделал, – разобрался с производством программ. Тут было много такого, что подавалось как экономические новости, а на самом деле шла продажа рекламы по полной.
И потом через разных персонажей, которые оккупировали канал, как Поплавский, проходило невероятное количество рекламы, а доказать ничего было нельзя.

Это был базар, где каждый торговал, чем хотел, и имел свою маленькую собственность – кусочек эфира, кто-то имел кусочек аренды. Я был взбешен, когда не обнаружил здесь никакой техники. Спрашиваю: «Где техника?» – а мне: «А мы ее всегда арендовали». Слушайте, такой огромный канал, где ваша техника? Там тоже огромные деньги на этой аренде.

– Когда вы пришли на канал, вы проводили финансовый аудит?

– Да, своими силами. За аудиторов из «большой четверки» надо много платить. Хотя представители PwC пытались что-то сделать, но не смогли.

Сейчас пытаемся сделать аудит со шведской компанией, формулируем для него техзадание. Это очень непросто, это дорого.

Когда я говорю: «У меня нет НИЧЕГО», – никто недооценивает размеры этого ничего.

Все думают – как ничего, если 1 миллиард 200 миллионов гривен. Но это – сумма, которую закон напрямую приписывает государству в следующем году отдать на развитие Общественного вещания.

– 1 млрд 200 млн, вроде, звучит неплохо? Почему вы не вписываетесь в этот бюджет?

– А потому что его нет, его никогда не давали. Никогда. Это же был один канал, на который выделяли 167 миллионов гривен. Из них 103 миллиона – это зарплатная часть, а 46 миллионов – трансляция.

Но мы же, на самом деле – это 32 компании: 28 региональных филиалов, Национальная теле- и радиокомпании и канал «Культура». И вот на всё это выделяется 1 миллиард 200 миллионов гривен.
Эта богадельня построена таким образом, что она существует ради содержания самой себя. На производство контента остается 3%.

Ребята, вы зачем живете? Чтобы получать зарплаты? И у них средняя зарплата 2500 гривен. И государство не дает мне поднять зарплаты, даже если я хочу.

С января 2017 года НТКУ будет ликвидирована, будет зарегистрировано акционерное предприятие, куда войдут все 32 компании (более 7 тысяч сотрудников).

Но это случится не раньше марта следующего года. И сейчас есть ощущение, что можем не дожить.

И когда в марте Наблюдательный совет выберет нового главу Правления – кем бы он ни был, если он получит вот этот бюджет, никакого Общественного не будет.

Ты никогда не сделаешь Общественное, продолжая им платить 2500 гривен. Потому что Общественное вещание задает тон в обществе, только если оно конкурентное, классное.

– Если бы вам не выпала честь проводить «Евровидение», вам пришлось бы сейчас писать заявление?

– Нет. Я бы занимался реформой. Это было бы медленно и тяжело. Со скандалами и нервотрепкой.
В январе-феврале у нас будет провал, так как нет механизма, который позволит нам платить зарплату, пока идет регистрация нового юридического лица.

Бюджетный паспорт начнет готовиться с того момента, как компания будет зарегистрирована. А это – надо еще пройти восемь министерств. Я еле-еле прошел бюджетный паспорт прошлого года. Все в компании возненавидели.

– Почему бюджет «Евровидения» вписан в бюджет НТКУ на следующий год, а как же подготовка сейчас? Ведь остается 4-5 месяцев.

– Нас сейчас спасает только город Киев. Депутаты провели сессию и одобрили выделение 200 миллионов гривен, из которых 50 миллионов мы получим в этом году.
Эти деньги зайдут через несколько дней. И эти деньги мы как бы можем тратить на подготовку к «Евровидению». Только законных путей все еще нет.

Почему? Потому что я не могу нанять людей. Я не могу закупать товары, я ничего не могу. Я – государственная контора с жесточайшими ограничениями на каждом шагу. И должен на каждом шагу проводить тендер – это 35 дней минимум. А вообще, бывает 2-3 месяца через систему Прозорро.

Мы хотим нанять шоу-продюсера, который стоит 10 тысяч евро в месяц, потому что он эксклюзивный специалист, таких специалистов во всем мире пять человек, и он нам еще снизил цену вполовину.
Фамилию не назову, у меня нет права, пока не заключили контракт. А государство говорит: «10 тысяч? Да ты с ума сошел. Иди на тендер».

– Хорошо, а бюджет «Евровидения» вписывается в эти 400 миллионов гривен, которые будут выделены в следующем году?

– Бюджет «Евровидения» никто не считал. Мы не понимаем масштаба шоу и количества людей, которых мы должны задействовать в процессе.

– Но мы же проводили «Евровидение» 11 лет назад. Тогда это же как-то получилось?

– После прошлого «Евровидения» в 2005 году была проверка КРУ. Было заведено уголовное дело.

– То есть, власть знает, что здесь воровали всегда. И она не заинтересована, чтобы канал управлялся эффективно?

– Только я бы не стал обвинять власть по фамилиям. Потому что это реально – Система.

– Бухгалтерия противоречит логике. Вы за 2,5 года разобрались, как этим добром эффективно управлять?

– Мы не можем позволить на эти деньги почти ничего. Эти 1, 2 млрд – это 32 компании, более 7 тысяч персонала и огромное количество недвижимости. И я ничего не могу сделать. Даже сарай продать ненужный, чтобы пустить на производство.

Государство не дает мне ничего даже в аренду сдать.

– Раньше здесь же сдавались помещения в аренду?

– Они и сейчас сдаются. Только Фонд госимущества это делает. Почему сюда не может попасть переселенный с оккупированной территории Таврический национальный университет? Потому что ФГМ туда его не пускает.

Можно эффективно управлять, только дайте инструменты. Связали руки-ноги, подняли в позе ласточки – и всё, управляй как хочешь. Еще и «Евровидение проведи».

– То есть, система управления строилась таким образом, чтобы гендиректор канала был человеком зависимым?

– Она строилась, чтобы быть подотчетным и подконтрольным. И любой звонок сюда должен был иметь реакцию на экране. Вот за это закрывались глаза на те кусочки частной собственности, которые здесь были.

И то же происходило с филиалами в регионах, которые, по сути, обслуживали интересы облгосадминистраций. И когда я начал их отделять от этой кормушки, местные руководители тоже устроили колоссальное сопротивление. И с ними невозможно ничего сделать.

Из 28 филиалов только один пример: в Сумской области руководитель Николай Чернотицкий. У него в прошлом году еще было 400 тысяч гривен от обладминистрации поддержки, в этом году у него 40 тысяч.

Он отказывается от этой поддержки, потому что понимает, чего это стоит. А все остальные говорят: «А как мы жить будем?»

А обладминистрации выделяют деньги, чтобы иметь влияние на контент. У них даже есть более-менее законный инструмент – «освещение деятельности органов власти».

Более того, в большинстве случаев областные администрации являются владельцами зданий, где расположены областные телекомпании. И сдают им в год за одну гривну. Они на таком вот крючке.

– Как вы это ломали?

– Так это до сих пор не поломано. Мы юридически это делаем.

– НТКУ должен получить в следующем году грант от ЕС на 5 миллионов евро на строительство нового ньюзрума. Может ли это поправить плачевную ситуацию?

– Мы еле-еле уговорили ЕС на этот грант, и этот проект будет длиться 2,5 года. А как жить все то время?

– Зураб, почему вы раньше не делали громких заявлений, и почему сейчас?

– Я все время об этом говорил. Многое зависит от запроса в обществе; есть активная часть, которая нас поддерживает и в курсе всех наших проблем. Другое дело, проблем-то в стране очень много…

Почему возмутились сейчас? Да потому что времени – нет. Общественное мы бы еще строили – я говорил, этот процесс займет годы. Но «Евровидение» все эти сроки сократило, я ничего не успею поменять до мая.

– Когда вы встречали в аэропорту Джамалу, вы уже понимали, чем это грозит?

– Размеры этой «задницы» я стал понимать, участвуя в рабочих группах по «Евровидению», в том числе сегодня, через полчаса ( интервью состоялось 1 ноября – УП), мы опять поедем на Кабмин. И опять будем рассуждать, какие здесь должны быть зарплаты, и они опять будут орать: «Не смейте, наш президент получает меньше, чем ваш шоу-продюсер».

– Но хороший менеджер стоит больших денег… Давайте вернемся к давлению власти. За 2,5 года вы все-таки добились независимости. У вас выходит три самых влиятельных расследовательских программы – «Схемы», «Наші гроші» и «Слідство.інфо». То есть, будучи каналом государственным, вы стали, по сути, каналом оппозиционным. Может, вам мстят? За «оффшоры Порошенко»?

– Я бы так не сказал. Мы не оппозиционный, мы нормальный канал, который говорит всё как есть. Ребята, наша позиция такая: вам дают правду, а дальше вы сами принимаете решения.

Мы не враги власти, мы не друзья власти. Мы просто журналисты, которые делают свое дело. Мне кажется, это большое достижение за 2,5 года.

– Было ли давление со стороны власти, связанное с контентом? Как это происходило?

– Практически все пресс-службы наших политических назначенцев: и депутатов, и министров, и служба президента, и АП. Они все пытались звонить и давить, просить осветить то или иное событие. Но только в одном из 10 случаев это был информационный повод; все остальное – пиар.

Понятное дело, у них недовольство накапливалось. Мы постоянно отказывались. И сейчас в таких случаях это сказывается.

Я не слышу их, а значит, они не хотят слышать меня. Я плохой коммуникатор с властью.

– Вы считаете, что это позиция осознанная?

– Зачем он будет за меня, если я два года не был за него?

А чтобы он был за меня, ему надо не просто клерку перепоручить решение – клерк всегда защитится, он скажет: «Это нарушение закона», – а самому понять абсурдность ситуации.

Я сейчас прихожу в Кабмин и упираюсь в стену. И эта стена – на уровне среднего менеджмента.

– Возможно, стоит предложить внести ряд постановлений на период проведения «Евровидения», вы об этом не думали?

– Уже существует пять постановлений правительства. Но некоторые вещи не вписываются в рамки постановлений.

Кабмин не может себе позволить расширить эти рамки. У нас сейчас идет через профильный комитет лоббирование закона, который бы временно разрешил нам упростить тендерную процедуру.

Мы не будем воровать, нам надо просто успеть. Иначе мы это не успеем.

– Зураб, как вы планируете бороться?

– Я уже проиграл. Когда ты ребенка в 16 лет застаешь с сигаретой, то ты понимаешь: воспитывать его надо было 15 лет назад. Так и здесь.

Если общество меня не поддерживало раньше, имеет ли смысл сейчас на него надеяться? Я чувствовал себя в этой битве одиноким, и канал чувствовал себя брошенным.

Я считаю, это мое упущение. Я не бегал, не жаловался. Я неправильно поступал. У меня плохая коммуникация с властью. И плохая, судя по всему, с обществом. Теперь никто не поможет.

Я выбрал громкое хлопанье дверью, чтобы обратить внимание на эти проблемы: «Эй, общество, проснись, если тебе нужно общественное, то ты хотя бы сейчас это сделай».

Нам не удалось заразить общество идеей Общественного телевидения.

– Вы считаете это своей личной ошибкой, недоработкой?

– Возможно, это недокоммуникация. Есть огромное количество проблем в стране, есть множество проблем, которые тактически важнее, стратегически важнее этого дурацкого вещания, которое страна просто не оценила.

– Какую судьбу ждет канал и какая судьба у «Евровидения»?

– «Евровидение» страна проведет в любом случае. Возможно, будет назначен новый человек для проведения «Евровидения».

– Так, чтобы не было потом проверок КРУ и уголовных дел, и не пришлось отсиживаться заграницей?

– Не уверен. Потому что страна меняется. А теперь уже не уверен, что так получится.

– Какая самая наглая попытка влиять на канал?

– Как-то американскому послу пожаловались, что я якобы беру деньги за программу «Схемы». И американский посол в разговоре со мной упомянул это. Мол, так-то и так-то. Мне пришлось ответить, что деньги беру не я, а вы – господин посол. Потому что эта программа обеспечивается за счет налогов американских налогоплательщиков.

– Заявление на назначение вас на должность подписывал Яценюк. Вас считают его ставленником. Тогда, когда подписывалось это назначение, какие были договоренности с вами?

– Меня выдвинуло профессиональное сообщество на волне Майдана. Тогда был разговор такой: иди, работай, ты же знаешь наши интересы.

А когда пришло, как они посчитали, время их интересов, – на канале их никто не отражал. Они сердились, потому что их обвиняла другая политическая сила, что канал работает на них. Но когда здесь появилось расследование про «рюкзаки Авакова» – они вообще удивились.

Так что предыдущий премьер тоже крепко обижен. Они все думают так: либо ты с ними, либо ты – враг.

– Если сравнить рейтинг канала до вашего прихода с тем, что есть сейчас, какой он? Может ли рейтинг быть показателем эффективности?

– Категорически не согласен. До нас было 3%, руководителем был Егор Бенкендорф, эти проценты ему делал Шустер. Да мне хоть 100% с Шустером, я не буду этого делать.

Потому что Шустер – это часть той отравы, причем самая опасная, потому что умная и грамотно сконструированная. Сейчас с 3% опустилось до 1% – я вам скажу, это в пределах статистической погрешности.

Как сформулировал Евгений Глибовицкий, член Наблюдательного совета: «Это не мы должны равняться на коммерческие каналы, это они должны равняться на наши критерии Общественного вещания». Но до этого еще не скоро. А сейчас эта история может и вовсе не случиться.

– То есть, «украинского ВВС» может не быть только потому, что у зрителя не такого запроса на качественную информацию, ну и денег тоже.

– Похоже, что да. Но я верю, что он обязательно появится.

Анастасия Рингис, УП

P.S. Уже после того, как интервью было опубликовано, стало известно о том, что Кабмин разрешил Госкомитету по вопросам телевидения и радиовещания уволить главу НТКУ Зураба Аласанию.

Украинская Правда

Компромисса вокруг общественного вещания не будетКомпромисса вокруг общественного вещания не будет

Мустафа Найем

Я не думал, что в канун трехлетия Майдана нам снова придется бороться за Общественное телевидение таким способом. Но, судя по всему, нам не оставляют другого выхода.

Зураба Аласанию фактически вынудили покинуть пост главы UA:Перший. Суть простая – под различными предлогами в бюджете на следущий год телеканалу не выделили необходимых средств для проведения Евровидения, обязав при этом быть ответственным за мероприятие. Не желая нарушать закон и брать ответственность за искусственный провал конкурса Зураб написал заявление об увольнении.

Зная Зураба не первый год, могу сказать, что это не шаг слабости – вряд ли можно назвать слабым человека, который в течение двух лет не позволял власти и бизнесу вмешиваться редакционную политику канала с 97% покрытием аудитории. И все это в украинских реалиях (!), без геройства, спокойно и уверенно раскрывая лицо власти в многочисленных расследованиях, которые в былые времена были роскошью для журналистского цеха.

Между тем, из источников, которым я доверяю на 100%, мне известна фамилия и имя человека, которого сейчас готовят на пост будущего главы Первого национального. Это один из депутатов Блока Петра Порошенко, приближенный к администрации президента и традиционно курирующий скрытую и открытую информационную поддержку главы государства. Нет ничего плохого в том, что такие люди есть. Катастрофа в том, что спустя три года после президентства Виктора Януковича власть не покидает желание контролировать общественное вещание.

Я бы очень не хотел превращать общую цель – создать независимое (!) Общественное вещание в публичное противостояние. Но если понадобится, мы готовы на любые формы протеста. В этом вопросе компромисса не будет. Эта война не принесет выгоды никому – ни стране, ни премьер-министру, ни президенту, ни главе парламента.

Сегодня вместе с ведущими журналистами мы основали общественно-политическую коалицию «За суспільне мовлення» и выдвинули публичные требования к коллегам, главе парламента, президенту и премьер-министру Украины.

БлогМустафа Найем

Я не думал, что в канун трехлетия Майдана нам снова придется бороться за Общественное телевидение таким способом. Но, судя по всему, нам не оставляют другого выхода.

Зураба Аласанию фактически вынудили покинуть пост главы UA:Перший. Суть простая – под различными предлогами в бюджете на следущий год телеканалу не выделили необходимых средств для проведения Евровидения, обязав при этом быть ответственным за мероприятие. Не желая нарушать закон и брать ответственность за искусственный провал конкурса Зураб написал заявление об увольнении.

Зная Зураба не первый год, могу сказать, что это не шаг слабости – вряд ли можно назвать слабым человека, который в течение двух лет не позволял власти и бизнесу вмешиваться редакционную политику канала с 97% покрытием аудитории. И все это в украинских реалиях (!), без геройства, спокойно и уверенно раскрывая лицо власти в многочисленных расследованиях, которые в былые времена были роскошью для журналистского цеха.

Между тем, из источников, которым я доверяю на 100%, мне известна фамилия и имя человека, которого сейчас готовят на пост будущего главы Первого национального. Это один из депутатов Блока Петра Порошенко, приближенный к администрации президента и традиционно курирующий скрытую и открытую информационную поддержку главы государства. Нет ничего плохого в том, что такие люди есть. Катастрофа в том, что спустя три года после президентства Виктора Януковича власть не покидает желание контролировать общественное вещание.

Я бы очень не хотел превращать общую цель – создать независимое (!) Общественное вещание в публичное противостояние. Но если понадобится, мы готовы на любые формы протеста. В этом вопросе компромисса не будет. Эта война не принесет выгоды никому – ни стране, ни премьер-министру, ни президенту, ни главе парламента.

Сегодня вместе с ведущими журналистами мы основали общественно-политическую коалицию «За суспільне мовлення» и выдвинули публичные требования к коллегам, главе парламента, президенту и премьер-министру Украины.

Блог

Зураб Аласания: Пропаганда и журналистика – это разные вещиЗураб Аласания: Пропаганда и журналистика – это разные вещи

Аксинья Курина, для УП.Жизнь.
Одними из положительных результатов Революции Достоинства стало принятие закона об общественном телевидении и назначение кабмином Зураба Аласании на пост главы Первого Национального канала – человека, которого выдвинули журналисты.

Фактически от него во многом зависит важнейшая часть медиа-реформы – запуск общественного вещания.

Как часто бывает, социальную значимость вопроса хорошо понимают в экспертной среде, но плохо объясняют широкому кругу граждан.

«Украинская правда. Жизнь» решила исправить ситуацию – встретиться с Зурабом Аласанией для того, чтобы выяснить: в чем заключается особенность общественного вещания, должно ли оно заниматься пропагандой, и кто должен оплачивать его работу.

– Зачем Украине понадобилось общественное вещание?

– Сегодня в Украине существуют только государственное и коммерческое виды вещания.

Коммерческое может быть свободным только тогда, когда оно еще маленькое. Если оно вырастет и станет влиятельным, его обязательно купит олигарх. Или олигарх его создаст, чтобы защищаться или нападать с помощью СМИ на конкурентов, и раз в четыре года во время выборов он будет выполнять команду мэра города, а если телеканал крупный – президента. Так было всегда, и так будет.

С государственными телеканалами дело обстоит еще хуже: кто при власти, за того мы и поем. Причем не от выборов к выборам, а всегда. К выборам это только обостряется, – сплошной админресурс. И, действительно, ничего нельзя сделать, если при власти будут Гитлер или Сталин. Они будут петь «за», потому что у них нет выбора.

Вот это и должно изменить общественное вещание. К счастью, пока никто не понимает, что это такое, в том числе и новая власть, которая находится под давлением Европы. Но я уже сейчас чувствую, как им будет трудно смириться с тем, что с таким админресурсом придется расстаться.

Всегда люди власти – даже наши, новые, самые правильные, революционные – относились к государственному телевидению, как к собственному СМИ: если телевидение государственное, оно должно говорить, какой я хороший. Они так этого хотят, что с трудом сдерживаются.

Рано или поздно все в стране поменяется. Они это сами знают.

Так вот, общественное телевидение должно, наконец, отобрать у государства несвойственную ему функцию контроля над СМИ и отдать ее людям. Именно это и есть моя задача. Даже если люди еще не понимают, что такое контроль общества, – когда-нибудь они поймут и оценят.

– Часто слышу: а зачем нужно общественное вещание, если уже почти год существует Hromadske.tv?

– Громада – это часть общества и всегда ограничена рамками, то есть отражает конкретно ограниченную улицу, город. Но это не вся страна.

Люблю ребят с Hromadske.tv, но в данный момент они не могут работать на всю страну, и по техническим, и по психологическим причинам. Журналисты заняли позицию – правильную, патриотическую – но это позиция одной стороны общества, они не могут быть рупором всего народа. Это не «суспільне», а именно «громадське».

Громадських телеканалов должно быть много. Представьте, что на каждой улице есть свое телевидение. Почему нет? Это копейки стоит, включил смартфон и вперед. Это хорошо, я не спорю. Если мы говорим об общественном вещании, оно обязано учитывать разные точки зрения, существующие в стране.

– 1 января зрители нажмут привычную кнопку, и что они увидят?

– Понимаю, что хотелось бы все и сразу, но боюсь разочаровать.1 января ни черта в жизни не изменится. Это так же наивно – ждать, что Украина сразу после революции станет другой страной. Изменения требуют длительной и упорной работы. Если ты решил сбросить вес, это не значит, что ты завтра проснешься худым. Но если ты будешь ежедневно работать над собой, за год чего-то добьешься.

В нашем случае нужно еще больше времени. Но пройдет 5-6 лет, и люди уже жить без общественного вещания не смогут. 1 января 2015 года, дай Бог, чтобы вывеска изменилась.

Общественное вещание включает в себя, в том числе, и сложнейший хозяйственный комплекс, а с этим в стране тоже большие проблемы. Мы интенсивно работаем уже пять месяцев, собрана большая рабочая группа, пишем законопроекты, проводим их экспертизы.

Идет беспрерывная борьба. Потихонечку сдаются областные телекомпании – раньше они были против общественного вещания.

Все областные телерадиокомпании заинтересованы в одном: в финансах. Руководители были маленькими хозяевами у себя в регионах. Представьте такого директора: да, он зависит от местной власти, зато у него есть «Порш», и он не хочет отказываться от возможности контролировать финансовый ресурс. Это основная причина, по которой они не хотели изменений.

Но ничего, поборем.

– Кто, кроме руководителей областных телерадиокомпаний, боится общественного вещания?

– Не хочет его, например, партия «Свобода», не хотели коммунисты. Странным образом во мнении сходятся две крайние политические силы – левые и правые.

Коммунисты всегда были против чего бы то ни было, что уходит от государства.

«Свобода» в данном случае тоже вроде бы на государственных позициях: как можно в такое время лишать государство чего бы то ни было? Но мне кажется, подоплека в том что партия «Свобода» не обладает собственными СМИ, и они питают иллюзию каким-то образом контролировать государственные СМИ, будучи при власти частично и так далее. Это мои догадки. Раньше они активно давили, напали, сейчас как-то поутихли. Может, им не до того: думают, попадут ли вообще в Верховную Раду.

Исполнительная власть вроде бы «за». По крайней мере, есть политическая воля, продавленная Евросоюзом. Касательно администрации президента, я никак не могу понять позицию. С одной стороны, президент был единственный, в чьей предвыборной программе вообще было упомянуто общественное вещание. С другой стороны, активности не вижу – нет ни помощи, ни противодействия.

Глава АП Борис Ложкин – жесткий менеджер. Он ведет себя точно так, как вел бы себя жесткий менеджер крупного бизнес-проекта. В данном случае он руководствуется тем, что идет война, а, следовательно, нужно как можно больше сосредоточить ресурсов в руках, неважно, каким способом: «Государственные есть, – отлично, используем государственные, используем как оружие». Так, мне кажется, он настроен.

Использовать как оружие Первый Национальный – пока я тут, не удастся. Начать общественное вещание с позиции пропагандиста — означает навсегда забыть об общественном вещании.

– В чем основная трудность на текущий момент?

– В том, что общественное вещание должно стать акционерным обществом, принадлежащим на 100% государству. Так решил премьер-министр. Прекрасно, приветствую, потому что, кроме этой, еще есть всего лишь две формы хозяйствования: госучреждение, каковым является сейчас государственное телевидение, и госпредприятие, которое не особо облегчает управление.

Акционерное общество совершенно свободно, но такой статус имеет риски. А вдруг следующая власть будет такая же, как у нас была прежде? И тогда акционерное общество, конечно же, легче приватизировать, нежели государственное предприятие. Тем более, есть пример НАК «Нафтогаз», который тоже был государственным.

Меня это очень беспокоит. Умные западные юристы сказали: ты полностью гарантирован быть не можешь, но вы же идете в Европу, – попробуйте сделать все гласно и открыто.

– Трудности связаны с тем, что закон об общественном вещании недостаточно хорошо написан?

– Я счастлив, что он принят. Но этот закон был результатом компромисса между многими политическими партиями, включая те, которых уже в природе не существует.

В нем есть смысловые ошибки, не прописано очень большое количество механизмов, которые позволяют сейчас тем, кто принимает решения трактовать его и так, и эдак.

Например, мы заранее уже сейчас ограничены двумя телевизионными каналами – Первым Национальным и «Культурой». Почему!?

Если через три года страна захочет спортивный канал, то мы не имеем права его создавать. Уже сейчас у НТКУ четыре лицензии. Что с ними делать? Авторы закона этого не предусмотрели. И подобных вещей масса.

Но, тем не менее, касательно хозяйственной части нами уже подготовлен пакет законов. Создание акционерного общества вынуждает менять порядка шести законов, да еще и Бюджетный кодекс. Это, конечно, огромная и сложная работа, но мы ее проделали.

Теперь надо принять и менять. И тут начинаются трудности.

Все, что не зависит от нас, мы направляем в Минюст на экспертизу. По привычке юристы всегда первым говорят слово «нет» – это их любимое слово. Они почитают и приходят к выводу: надо создавать госучреждение. Да его не надо создавать, оно и так уже есть!

Но они этот свой вывод отправляют в кабмин, который по этому выводу принимает решение…

И так все время. При том, что создание акционерного общества было инициативой премьер-министра.

– Какова роль наблюдательного совета на общественном вещании? Кто туда войдет, по какому принципу? И как у вас строятся сейчас отношения с Нацсоветом по вопросам ТВ и радиовещания?

– Пока есть только общий контур: очерченный законом наблюдательный совет при общественном вещании формируют представители общественных организаций и политических сил. Нацсовет упорно этим занимается.

Оказывается, у нас существует 3 тысячи общественных организаций. Всем 3 тысячам они разослали письма: в такой-то момент вам пора проводить конкурс внутри себя и выбирать кого-то одного. Конечно, будут крики и драки, потому что из 3 тысяч должно быть 9 человек. Каким образом они выберут, я не знаю.

В Нацсовете говорят: сейчас мы занимаемся гражданской частью, политическая пока вообще непонятна. Верховная Рада не выбрана, поэтому пока непонятно, как будут выбраны представители.

Но мы вот-вот получим уже приблизительный состав гражданских членов. Понятия не имею, кто это будет. Потому что звучит это так: от спортивной общественности, от медийной общественности, от инвалидов…

Не прописан в законе механизм, как они должны действовать. Вот вы стали представителем от медийной общественности, и вам не понравилась блюзовая программа. Вы мне звоните и говорите: так, немедленно убрать. Так это будет работать или не так? Я не очень понимаю.

– Должны ли СМИ, в том числе и Первый Национальный или будущее общественное вещание, заниматься контрпропагандой?

– Нет, не должны.

Пропаганда и журналистика – это разные вещи. Понимаю, что война, но война пройдет, а медиа останутся. Война – это всегда временное явление. Если кто-то хочет заниматься пропагандой, не вопрос, есть же партийные СМИ. Я не против, когда человек открыто говорит, что принадлежит к такой-то партии, он вполне может писать тексты, публицистику, излагать мысли в поддержку этой партии.

Так же и с пропагандой. «Голосу Америки» много лет было запрещено вещать внутри страны.

Пропаганда не предназначена для собственного народа, иначе она становится инструментом влияния власти на своих граждан.

Сейчас как контрпропаганда против войны, против агрессии России, а потом против кого будет использована эта пропаганда?

Точно так же Deutsche Welle не может вещать внутри страны, только за границу.

Есть другие примеры. Life News, «Россия 24» – это агрессивная пропаганда. Это уже даже не пропаганда, это самое настоящее оружие массового поражения. Вы хотите такое же сделать из общественного вещания? Мы не должны становиться такими, как Россия. Нельзя превращать наши СМИ в такое же безобразие. В общем, пропаганде – нет, специализированным СМИ – да.

– Что вы думаете о концепции информационной политики, создании украинского иновещания? Это реалистично, учитывая то, что денег нет?

– Денег никогда нет, так было всегда. Ну и что? Создать иновещание реалистично.

Я был бы даже за создание Министерства правды. У новой власти в планах такое есть: называется Министерство информации. Если это будет как у британцев, а не так, как у нас бывает – то это вполне работающая модель, которая координирует работу пресс-служб всех министерств.

Так работают в Британии. Действительно, какого черта пресс-служба батальона «Азов» говорит одно, Минфин другое, МВД третье? Что говорит Минобороны, я вообще молчу. Так они как-то могли бы согласовать между собой то, что они говорят своему народу.

Для журналиста это удобно, когда есть согласованная позиция власти. Я знаю, что это их точка зрения, и от нее буду отталкиваться, проводя расследование. А если этих точек зрения пятнадцать, – я теряюсь.

Информационная политика безопасности государства должна быть, я с этим согласен. Вот в эту же сферу должно входить и иновещание, как, по идее, и планируется.

– Нужно ли давать площадку на телеканалах для высказывания своих взглядов тем, кого называют сейчас террористами?

– Если суд постановил, что это террористы, с ними разговаривать не о чем. Точка.

Есть, однако, пять миллионов граждан, которые не террористы…

И, кстати, террористам давало слово Hromadkse.tv. Я видел двадцатиминутные синхроны людей с оружием, которые точно террористы, по постановлению суда их организации террористические. Понимаю, почему они это делали: Hromadkse.tv в данном случае хваталось за факт и показывает его.

– Где проходит граница допустимого? Что говорит профессиональная этика в данном случае?

– Журналистская этика неизменна во всем мире. Включите тот же самый Первый Национальный и посмотрите его документальные фильмы, когда корреспондент разговаривает не с террористами, а с людьми, которые думают иначе. Эти люди думают так же, как и террористы, но они оружие в руки не берут. Отвратительно и неприятно слышать то, что они говорят, но это граждане нашей страны.

Знаю, что они ошибаются, но я хочу их слышать, чтобы, по крайней мере, объяснить, в чем они ошибаются.

– Какова концепция общественного вещания?

– Я бы хотел скорее создать экспериментальную площадку. Нужно пробовать и смотреть, что народ принимает, что не принимает, причем не по рейтингам. Здесь измерительный инструмент плох: самыми популярными будут чернуха, желтуха и попса. Я это знаю. Возможно, мы когда-нибудь придем к другим принципам измерения.

Пока что наша задача – выйти в пятерку лидеров и не подниматься выше. Если мы поднимемся выше, это будет означать, что мы пошли в коммерцию.

От Поплавского надо отучать сразу и резко – но мгновенно заменить Поплавского на Моцарта невозможно. Надо после Поплавского давать Джамалу, это тоже эстрада, но качественная.

Хорошее искусство элитарно, и где-то есть грань, которую народ не воспримет. Вы могли вырасти на классической музыке, а я, допустим, терпеть ее не могу. Но вы по чуть-чуть, раз в неделю давая мне послушать самое лучшее из того, что вы знаете, по крайней мере, приучите меня не вздрагивать. Это тонкая работа, и поэтому нужны годы.

Целиком заменить эстраду джазом или блюзом, может, я бы хотел, но не я решаю, – люди решают. Я буду предлагать – аккуратно и грамотно.

Общественные СМИ в Германии ругают, хотя ZDF и АRD занимают первые два места. Я задал президенту ZDF вопрос: а если провести сейчас референдум, люди оставят общественное или нет? 2 миллиарда долларов – годовой бюджет ZDF. Он подумал и ответил, что процентов 90 все равно будут «за». И даже коммерческие конкуренты, которые их ненавидят, будут «за», потому что – внимание! – как только на коммерческих каналах немецкие политики появляются, падают рейтинги.

Коммерческие каналы вообще не зовут политиков, зато общественное вещание вынуждено давать им эфир. Так вот, у политиков на общественных каналах высокий рейтинг, а на коммерческих – очень низкий. Я, конечно, удивлен. Но вот так немцы привыкли.

– А что будет с «Культурой»?

– У меня большая надежда на этот канал, но пока «Культуру» воспринимают как шароварщину, его не смотрят. Канал надо выводить из спутника в аналог, в цифру – здесь, внутри страны.

Во-вторых, делать из нее что-то подобное европейскому каналу Arte. Я бы хотел туда вывести аналитические длительные программы – то, что люди уже почти не смотрят по телевизору, потому что YouTube приучил смотреть две минуты.

Да, у такого канала рейтинги будут ниже, но если ты хочешь умного, объяснений, аналитики, а не просто пробежать по заголовкам, то это туда. Мы попробуем на «Культуру» вывести все длительное, а все событийное – на основной канал.

– Найдется ли место документальному кино? Есть ли в планах собственное кинопроизводство?

– Есть. Я бы сказал, что у нас крепкая группа документалистов, и ее надо дальше усиливать. Документальные фильмы нужны, тем более, что история страны несется такими дикими скачками, кто-то должен это фиксировать.

А игровые фильмы – это коммерческий вопрос. Я бы хотел, чтобы мы могли этим заняться, поскольку уже знаю, какой нас ждет дефицит сериалов на рынке: это важно, это то, что смотрят зрители, это большая аудитория. Его пока никто не ощутил, но через год точно рынок опустеет. Потому что наш рынок был связан с российским, теперь он закрыт.

Вопрос в том, что завтра? И мне бы хотелось, чтобы мы производили собственный продукт. Я ищу контакты в Индии, Китае, там огромные рынки, хочу попытаться работать с ними. Европейский рынок забит до отказа, к сожалению.

Если нам удастся выйти на восточный рынок, будет хорошо. Но это пока мечты.

– Каково место рекламы на общественном вещании?

– Я бы с радостью отказался вообще. Нам оставили по закону 5% вместо 20%. С коммерческой точки зрения, это катастрофически мало. Потому что закон пишет: четыре года мы получаем финансирование из бюджета, а потом как хотите.

Если мы за 4 года докажем, что мы нужны, мы к вам придем и скажем: люди, извольте платить. Это не будут заоблачные суммы. Сейчас политики категорически отказываются вносить в закон даже упоминание о налоге, об абонплате. Ничего, придет время.

– Но у нас очень бедная страна. А общественное вещание – оно для всех, не только для тех, кто может заплатить.

– Вы можете прийти в магазин и сказать: дайте мне хлеб бесплатно? К сожалению, в жизни за все надо платить. Наше государство не социальное, оно не может себе позволить быть таковым.

– Почему не может быть статьи в бюджете, прямого финансирования?

– А в бюджете чьи деньги? Наши с вами. Плохая установка, когда считают, что раз это бюджетные деньги, они не твои. Это твои деньги тоже. А еще плохо потому, что государство считает бюджет своим собственным, и люди у власти могут диктовать, потому что у них есть возможность не дать деньги, даже если они заложены в бюджете.

У нас запланировано на этот год 510 миллионов гривен, а фактически 167 миллионов. И на следующий записано столько же, а должно быть 650. Что делать?

– Может, думать все-таки в сторону увеличения процента рекламы?

– Нет, это не работает. Люди не хотят смотреть рекламу, переключают каналы. Посмотрите, что творится на коммерческих каналах. Квота в 20 процентов, это 12 минут астрономического часа, а у них давным-давно по 30 минут рекламы.

Я не хочу компостировать мозги людям. Так вот, ребята, если вы не хотите видеть рекламу, пожалуйста, 10 гривен в месяц, не похудеет ваш кошелек.

Не должно быть рекламы, и при этом бесплатно, – так не бывает в жизни. Для этого сначала государство должно разбогатеть и потом позволить себе. Если мне скажут, что у нас бесплатное образование и бесплатная медицина, то я расхохочусь, хотя по закону, по Конституции, у нас и то, и другое бесплатно.

Коллеги из «Телекритики» провели опрос. Не знаю, насколько он репрезентативен и научен, но он показал готовность 50 процентов людей платить за общественное телевидение. Я был приятно удивлен, не ожидал. Думал, что мне придется доказывать им еще годами, что это должно быть. Так что мне уже легче. Через четыре года я приду и скажу: ребята, хотите смотреть – платите.

Не знаю, будет ли это кодировка, и тогда тот, кто хочет, тот платит. Тогда это будет опять несправедливо, что все остальные не имеют доступа. Лучше уменьшить до 3 гривен, например, но сделать это обязательным для всех. Ну, уж 3 гривны не пожалеют. Я всегда буду за самый минимум, который только возможен.

– Общественное вещание будет базироваться в здании НТКУ?

– Продать нам его не разрешат. Здание построено специально для телевидения кубинцами, такие есть в Гаване и в Минске. Оно, конечно, ужасно советское, монументальное. Но раз такое дело, нужно использовать монументальность в хорошем смысле, как раритет. Я приглашал архитекторов, предлагали разные проекты.

Я бы хотел, например, открыть его полностью целиком для доступа людей. Убрать ограду, сделать парк. Открыть первый этаж полностью и устроить там не музей, а телевизионный зал, чтобы люди смогли сами там сниматься, смотреть свои программы.

Это общественное телевидение, мы должны быть открыты для всех. Сейчас денег на это нет, но со временем, мы обязательно сделаем.

Хочу привлечь как можно больше медийщиков, лучших стране, дать им максимально классные условия аренды, чтобы там образовался большой медийный центр, началась тусовка. Здание огромное: 9 миллионов только коммунального обслуживания, из 1,5 тысяч человек 700 работают только для того, чтобы обслуживать здание.

– Помню, как весной мы на встрече движения «Стоп цензуре!» думали, чью кандидатуру могут предложить журналисты кабмину для запуска общественного вещания. Роман Скрипин вам позвонил, и вы сразу согласились. Я очень удивилась. Почему вы решились кинуться на амбразуру и возглавить Первый Национальный?

– В самом вопросе есть ответ. Потому что по возрасту не подхожу для войны. Сказали: пока не нужен, тут молодежь у нас, когда придет время, мы до тебя доберемся. Я решил, что могу заняться общественным вещанием. Амбразуры бывают разные, в том числе информационные.

Знаю, что за эту должность боролись около 30 людей, но исключительно по политическим причинам. А по делу как-то никому не понадобилось. И вот сложилась ситуация, когда независимому журналисту сказали: иди и делай, все равно надо, поскольку есть обязательства перед ЕС.

Сейчас возникают уже другие проблемы, потому что выборы, и независимый, оказывается, не нужен, а нужен свой.

Признаюсь, если в декабре кабмин отправят в отставку и меня тоже – я скажу «аллилуйя» и буду счастлив. Если будет наоборот, точно так же скажу: «Аллилуйя. Значит, судьба такая, нужно пахать дальше».

Проклятая, честно говоря, работа.
Источник http://life.pravda.com.ua/person/2014/10/14/182166/Аксинья Курина, для УП.Жизнь.
Одними из положительных результатов Революции Достоинства стало принятие закона об общественном телевидении и назначение кабмином Зураба Аласании на пост главы Первого Национального канала – человека, которого выдвинули журналисты.

Фактически от него во многом зависит важнейшая часть медиа-реформы – запуск общественного вещания.

Как часто бывает, социальную значимость вопроса хорошо понимают в экспертной среде, но плохо объясняют широкому кругу граждан.

«Украинская правда. Жизнь» решила исправить ситуацию – встретиться с Зурабом Аласанией для того, чтобы выяснить: в чем заключается особенность общественного вещания, должно ли оно заниматься пропагандой, и кто должен оплачивать его работу.

– Зачем Украине понадобилось общественное вещание?

– Сегодня в Украине существуют только государственное и коммерческое виды вещания.

Коммерческое может быть свободным только тогда, когда оно еще маленькое. Если оно вырастет и станет влиятельным, его обязательно купит олигарх. Или олигарх его создаст, чтобы защищаться или нападать с помощью СМИ на конкурентов, и раз в четыре года во время выборов он будет выполнять команду мэра города, а если телеканал крупный – президента. Так было всегда, и так будет.

С государственными телеканалами дело обстоит еще хуже: кто при власти, за того мы и поем. Причем не от выборов к выборам, а всегда. К выборам это только обостряется, – сплошной админресурс. И, действительно, ничего нельзя сделать, если при власти будут Гитлер или Сталин. Они будут петь «за», потому что у них нет выбора.

Вот это и должно изменить общественное вещание. К счастью, пока никто не понимает, что это такое, в том числе и новая власть, которая находится под давлением Европы. Но я уже сейчас чувствую, как им будет трудно смириться с тем, что с таким админресурсом придется расстаться.

Всегда люди власти – даже наши, новые, самые правильные, революционные – относились к государственному телевидению, как к собственному СМИ: если телевидение государственное, оно должно говорить, какой я хороший. Они так этого хотят, что с трудом сдерживаются.

Рано или поздно все в стране поменяется. Они это сами знают.

Так вот, общественное телевидение должно, наконец, отобрать у государства несвойственную ему функцию контроля над СМИ и отдать ее людям. Именно это и есть моя задача. Даже если люди еще не понимают, что такое контроль общества, – когда-нибудь они поймут и оценят.

– Часто слышу: а зачем нужно общественное вещание, если уже почти год существует Hromadske.tv?

– Громада – это часть общества и всегда ограничена рамками, то есть отражает конкретно ограниченную улицу, город. Но это не вся страна.

Люблю ребят с Hromadske.tv, но в данный момент они не могут работать на всю страну, и по техническим, и по психологическим причинам. Журналисты заняли позицию – правильную, патриотическую – но это позиция одной стороны общества, они не могут быть рупором всего народа. Это не «суспільне», а именно «громадське».

Громадських телеканалов должно быть много. Представьте, что на каждой улице есть свое телевидение. Почему нет? Это копейки стоит, включил смартфон и вперед. Это хорошо, я не спорю. Если мы говорим об общественном вещании, оно обязано учитывать разные точки зрения, существующие в стране.

– 1 января зрители нажмут привычную кнопку, и что они увидят?

– Понимаю, что хотелось бы все и сразу, но боюсь разочаровать.1 января ни черта в жизни не изменится. Это так же наивно – ждать, что Украина сразу после революции станет другой страной. Изменения требуют длительной и упорной работы. Если ты решил сбросить вес, это не значит, что ты завтра проснешься худым. Но если ты будешь ежедневно работать над собой, за год чего-то добьешься.

В нашем случае нужно еще больше времени. Но пройдет 5-6 лет, и люди уже жить без общественного вещания не смогут. 1 января 2015 года, дай Бог, чтобы вывеска изменилась.

Общественное вещание включает в себя, в том числе, и сложнейший хозяйственный комплекс, а с этим в стране тоже большие проблемы. Мы интенсивно работаем уже пять месяцев, собрана большая рабочая группа, пишем законопроекты, проводим их экспертизы.

Идет беспрерывная борьба. Потихонечку сдаются областные телекомпании – раньше они были против общественного вещания.

Все областные телерадиокомпании заинтересованы в одном: в финансах. Руководители были маленькими хозяевами у себя в регионах. Представьте такого директора: да, он зависит от местной власти, зато у него есть «Порш», и он не хочет отказываться от возможности контролировать финансовый ресурс. Это основная причина, по которой они не хотели изменений.

Но ничего, поборем.

– Кто, кроме руководителей областных телерадиокомпаний, боится общественного вещания?

– Не хочет его, например, партия «Свобода», не хотели коммунисты. Странным образом во мнении сходятся две крайние политические силы – левые и правые.

Коммунисты всегда были против чего бы то ни было, что уходит от государства.

«Свобода» в данном случае тоже вроде бы на государственных позициях: как можно в такое время лишать государство чего бы то ни было? Но мне кажется, подоплека в том что партия «Свобода» не обладает собственными СМИ, и они питают иллюзию каким-то образом контролировать государственные СМИ, будучи при власти частично и так далее. Это мои догадки. Раньше они активно давили, напали, сейчас как-то поутихли. Может, им не до того: думают, попадут ли вообще в Верховную Раду.

Исполнительная власть вроде бы «за». По крайней мере, есть политическая воля, продавленная Евросоюзом. Касательно администрации президента, я никак не могу понять позицию. С одной стороны, президент был единственный, в чьей предвыборной программе вообще было упомянуто общественное вещание. С другой стороны, активности не вижу – нет ни помощи, ни противодействия.

Глава АП Борис Ложкин – жесткий менеджер. Он ведет себя точно так, как вел бы себя жесткий менеджер крупного бизнес-проекта. В данном случае он руководствуется тем, что идет война, а, следовательно, нужно как можно больше сосредоточить ресурсов в руках, неважно, каким способом: «Государственные есть, – отлично, используем государственные, используем как оружие». Так, мне кажется, он настроен.

Использовать как оружие Первый Национальный – пока я тут, не удастся. Начать общественное вещание с позиции пропагандиста — означает навсегда забыть об общественном вещании.

– В чем основная трудность на текущий момент?

– В том, что общественное вещание должно стать акционерным обществом, принадлежащим на 100% государству. Так решил премьер-министр. Прекрасно, приветствую, потому что, кроме этой, еще есть всего лишь две формы хозяйствования: госучреждение, каковым является сейчас государственное телевидение, и госпредприятие, которое не особо облегчает управление.

Акционерное общество совершенно свободно, но такой статус имеет риски. А вдруг следующая власть будет такая же, как у нас была прежде? И тогда акционерное общество, конечно же, легче приватизировать, нежели государственное предприятие. Тем более, есть пример НАК «Нафтогаз», который тоже был государственным.

Меня это очень беспокоит. Умные западные юристы сказали: ты полностью гарантирован быть не можешь, но вы же идете в Европу, – попробуйте сделать все гласно и открыто.

– Трудности связаны с тем, что закон об общественном вещании недостаточно хорошо написан?

– Я счастлив, что он принят. Но этот закон был результатом компромисса между многими политическими партиями, включая те, которых уже в природе не существует.

В нем есть смысловые ошибки, не прописано очень большое количество механизмов, которые позволяют сейчас тем, кто принимает решения трактовать его и так, и эдак.

Например, мы заранее уже сейчас ограничены двумя телевизионными каналами – Первым Национальным и «Культурой». Почему!?

Если через три года страна захочет спортивный канал, то мы не имеем права его создавать. Уже сейчас у НТКУ четыре лицензии. Что с ними делать? Авторы закона этого не предусмотрели. И подобных вещей масса.

Но, тем не менее, касательно хозяйственной части нами уже подготовлен пакет законов. Создание акционерного общества вынуждает менять порядка шести законов, да еще и Бюджетный кодекс. Это, конечно, огромная и сложная работа, но мы ее проделали.

Теперь надо принять и менять. И тут начинаются трудности.

Все, что не зависит от нас, мы направляем в Минюст на экспертизу. По привычке юристы всегда первым говорят слово «нет» – это их любимое слово. Они почитают и приходят к выводу: надо создавать госучреждение. Да его не надо создавать, оно и так уже есть!

Но они этот свой вывод отправляют в кабмин, который по этому выводу принимает решение…

И так все время. При том, что создание акционерного общества было инициативой премьер-министра.

– Какова роль наблюдательного совета на общественном вещании? Кто туда войдет, по какому принципу? И как у вас строятся сейчас отношения с Нацсоветом по вопросам ТВ и радиовещания?

– Пока есть только общий контур: очерченный законом наблюдательный совет при общественном вещании формируют представители общественных организаций и политических сил. Нацсовет упорно этим занимается.

Оказывается, у нас существует 3 тысячи общественных организаций. Всем 3 тысячам они разослали письма: в такой-то момент вам пора проводить конкурс внутри себя и выбирать кого-то одного. Конечно, будут крики и драки, потому что из 3 тысяч должно быть 9 человек. Каким образом они выберут, я не знаю.

В Нацсовете говорят: сейчас мы занимаемся гражданской частью, политическая пока вообще непонятна. Верховная Рада не выбрана, поэтому пока непонятно, как будут выбраны представители.

Но мы вот-вот получим уже приблизительный состав гражданских членов. Понятия не имею, кто это будет. Потому что звучит это так: от спортивной общественности, от медийной общественности, от инвалидов…

Не прописан в законе механизм, как они должны действовать. Вот вы стали представителем от медийной общественности, и вам не понравилась блюзовая программа. Вы мне звоните и говорите: так, немедленно убрать. Так это будет работать или не так? Я не очень понимаю.

– Должны ли СМИ, в том числе и Первый Национальный или будущее общественное вещание, заниматься контрпропагандой?

– Нет, не должны.

Пропаганда и журналистика – это разные вещи. Понимаю, что война, но война пройдет, а медиа останутся. Война – это всегда временное явление. Если кто-то хочет заниматься пропагандой, не вопрос, есть же партийные СМИ. Я не против, когда человек открыто говорит, что принадлежит к такой-то партии, он вполне может писать тексты, публицистику, излагать мысли в поддержку этой партии.

Так же и с пропагандой. «Голосу Америки» много лет было запрещено вещать внутри страны.

Пропаганда не предназначена для собственного народа, иначе она становится инструментом влияния власти на своих граждан.

Сейчас как контрпропаганда против войны, против агрессии России, а потом против кого будет использована эта пропаганда?

Точно так же Deutsche Welle не может вещать внутри страны, только за границу.

Есть другие примеры. Life News, «Россия 24» – это агрессивная пропаганда. Это уже даже не пропаганда, это самое настоящее оружие массового поражения. Вы хотите такое же сделать из общественного вещания? Мы не должны становиться такими, как Россия. Нельзя превращать наши СМИ в такое же безобразие. В общем, пропаганде – нет, специализированным СМИ – да.

– Что вы думаете о концепции информационной политики, создании украинского иновещания? Это реалистично, учитывая то, что денег нет?

– Денег никогда нет, так было всегда. Ну и что? Создать иновещание реалистично.

Я был бы даже за создание Министерства правды. У новой власти в планах такое есть: называется Министерство информации. Если это будет как у британцев, а не так, как у нас бывает – то это вполне работающая модель, которая координирует работу пресс-служб всех министерств.

Так работают в Британии. Действительно, какого черта пресс-служба батальона «Азов» говорит одно, Минфин другое, МВД третье? Что говорит Минобороны, я вообще молчу. Так они как-то могли бы согласовать между собой то, что они говорят своему народу.

Для журналиста это удобно, когда есть согласованная позиция власти. Я знаю, что это их точка зрения, и от нее буду отталкиваться, проводя расследование. А если этих точек зрения пятнадцать, – я теряюсь.

Информационная политика безопасности государства должна быть, я с этим согласен. Вот в эту же сферу должно входить и иновещание, как, по идее, и планируется.

– Нужно ли давать площадку на телеканалах для высказывания своих взглядов тем, кого называют сейчас террористами?

– Если суд постановил, что это террористы, с ними разговаривать не о чем. Точка.

Есть, однако, пять миллионов граждан, которые не террористы…

И, кстати, террористам давало слово Hromadkse.tv. Я видел двадцатиминутные синхроны людей с оружием, которые точно террористы, по постановлению суда их организации террористические. Понимаю, почему они это делали: Hromadkse.tv в данном случае хваталось за факт и показывает его.

– Где проходит граница допустимого? Что говорит профессиональная этика в данном случае?

– Журналистская этика неизменна во всем мире. Включите тот же самый Первый Национальный и посмотрите его документальные фильмы, когда корреспондент разговаривает не с террористами, а с людьми, которые думают иначе. Эти люди думают так же, как и террористы, но они оружие в руки не берут. Отвратительно и неприятно слышать то, что они говорят, но это граждане нашей страны.

Знаю, что они ошибаются, но я хочу их слышать, чтобы, по крайней мере, объяснить, в чем они ошибаются.

– Какова концепция общественного вещания?

– Я бы хотел скорее создать экспериментальную площадку. Нужно пробовать и смотреть, что народ принимает, что не принимает, причем не по рейтингам. Здесь измерительный инструмент плох: самыми популярными будут чернуха, желтуха и попса. Я это знаю. Возможно, мы когда-нибудь придем к другим принципам измерения.

Пока что наша задача – выйти в пятерку лидеров и не подниматься выше. Если мы поднимемся выше, это будет означать, что мы пошли в коммерцию.

От Поплавского надо отучать сразу и резко – но мгновенно заменить Поплавского на Моцарта невозможно. Надо после Поплавского давать Джамалу, это тоже эстрада, но качественная.

Хорошее искусство элитарно, и где-то есть грань, которую народ не воспримет. Вы могли вырасти на классической музыке, а я, допустим, терпеть ее не могу. Но вы по чуть-чуть, раз в неделю давая мне послушать самое лучшее из того, что вы знаете, по крайней мере, приучите меня не вздрагивать. Это тонкая работа, и поэтому нужны годы.

Целиком заменить эстраду джазом или блюзом, может, я бы хотел, но не я решаю, – люди решают. Я буду предлагать – аккуратно и грамотно.

Общественные СМИ в Германии ругают, хотя ZDF и АRD занимают первые два места. Я задал президенту ZDF вопрос: а если провести сейчас референдум, люди оставят общественное или нет? 2 миллиарда долларов – годовой бюджет ZDF. Он подумал и ответил, что процентов 90 все равно будут «за». И даже коммерческие конкуренты, которые их ненавидят, будут «за», потому что – внимание! – как только на коммерческих каналах немецкие политики появляются, падают рейтинги.

Коммерческие каналы вообще не зовут политиков, зато общественное вещание вынуждено давать им эфир. Так вот, у политиков на общественных каналах высокий рейтинг, а на коммерческих – очень низкий. Я, конечно, удивлен. Но вот так немцы привыкли.

– А что будет с «Культурой»?

– У меня большая надежда на этот канал, но пока «Культуру» воспринимают как шароварщину, его не смотрят. Канал надо выводить из спутника в аналог, в цифру – здесь, внутри страны.

Во-вторых, делать из нее что-то подобное европейскому каналу Arte. Я бы хотел туда вывести аналитические длительные программы – то, что люди уже почти не смотрят по телевизору, потому что YouTube приучил смотреть две минуты.

Да, у такого канала рейтинги будут ниже, но если ты хочешь умного, объяснений, аналитики, а не просто пробежать по заголовкам, то это туда. Мы попробуем на «Культуру» вывести все длительное, а все событийное – на основной канал.

– Найдется ли место документальному кино? Есть ли в планах собственное кинопроизводство?

– Есть. Я бы сказал, что у нас крепкая группа документалистов, и ее надо дальше усиливать. Документальные фильмы нужны, тем более, что история страны несется такими дикими скачками, кто-то должен это фиксировать.

А игровые фильмы – это коммерческий вопрос. Я бы хотел, чтобы мы могли этим заняться, поскольку уже знаю, какой нас ждет дефицит сериалов на рынке: это важно, это то, что смотрят зрители, это большая аудитория. Его пока никто не ощутил, но через год точно рынок опустеет. Потому что наш рынок был связан с российским, теперь он закрыт.

Вопрос в том, что завтра? И мне бы хотелось, чтобы мы производили собственный продукт. Я ищу контакты в Индии, Китае, там огромные рынки, хочу попытаться работать с ними. Европейский рынок забит до отказа, к сожалению.

Если нам удастся выйти на восточный рынок, будет хорошо. Но это пока мечты.

– Каково место рекламы на общественном вещании?

– Я бы с радостью отказался вообще. Нам оставили по закону 5% вместо 20%. С коммерческой точки зрения, это катастрофически мало. Потому что закон пишет: четыре года мы получаем финансирование из бюджета, а потом как хотите.

Если мы за 4 года докажем, что мы нужны, мы к вам придем и скажем: люди, извольте платить. Это не будут заоблачные суммы. Сейчас политики категорически отказываются вносить в закон даже упоминание о налоге, об абонплате. Ничего, придет время.

– Но у нас очень бедная страна. А общественное вещание – оно для всех, не только для тех, кто может заплатить.

– Вы можете прийти в магазин и сказать: дайте мне хлеб бесплатно? К сожалению, в жизни за все надо платить. Наше государство не социальное, оно не может себе позволить быть таковым.

– Почему не может быть статьи в бюджете, прямого финансирования?

– А в бюджете чьи деньги? Наши с вами. Плохая установка, когда считают, что раз это бюджетные деньги, они не твои. Это твои деньги тоже. А еще плохо потому, что государство считает бюджет своим собственным, и люди у власти могут диктовать, потому что у них есть возможность не дать деньги, даже если они заложены в бюджете.

У нас запланировано на этот год 510 миллионов гривен, а фактически 167 миллионов. И на следующий записано столько же, а должно быть 650. Что делать?

– Может, думать все-таки в сторону увеличения процента рекламы?

– Нет, это не работает. Люди не хотят смотреть рекламу, переключают каналы. Посмотрите, что творится на коммерческих каналах. Квота в 20 процентов, это 12 минут астрономического часа, а у них давным-давно по 30 минут рекламы.

Я не хочу компостировать мозги людям. Так вот, ребята, если вы не хотите видеть рекламу, пожалуйста, 10 гривен в месяц, не похудеет ваш кошелек.

Не должно быть рекламы, и при этом бесплатно, – так не бывает в жизни. Для этого сначала государство должно разбогатеть и потом позволить себе. Если мне скажут, что у нас бесплатное образование и бесплатная медицина, то я расхохочусь, хотя по закону, по Конституции, у нас и то, и другое бесплатно.

Коллеги из «Телекритики» провели опрос. Не знаю, насколько он репрезентативен и научен, но он показал готовность 50 процентов людей платить за общественное телевидение. Я был приятно удивлен, не ожидал. Думал, что мне придется доказывать им еще годами, что это должно быть. Так что мне уже легче. Через четыре года я приду и скажу: ребята, хотите смотреть – платите.

Не знаю, будет ли это кодировка, и тогда тот, кто хочет, тот платит. Тогда это будет опять несправедливо, что все остальные не имеют доступа. Лучше уменьшить до 3 гривен, например, но сделать это обязательным для всех. Ну, уж 3 гривны не пожалеют. Я всегда буду за самый минимум, который только возможен.

– Общественное вещание будет базироваться в здании НТКУ?

– Продать нам его не разрешат. Здание построено специально для телевидения кубинцами, такие есть в Гаване и в Минске. Оно, конечно, ужасно советское, монументальное. Но раз такое дело, нужно использовать монументальность в хорошем смысле, как раритет. Я приглашал архитекторов, предлагали разные проекты.

Я бы хотел, например, открыть его полностью целиком для доступа людей. Убрать ограду, сделать парк. Открыть первый этаж полностью и устроить там не музей, а телевизионный зал, чтобы люди смогли сами там сниматься, смотреть свои программы.

Это общественное телевидение, мы должны быть открыты для всех. Сейчас денег на это нет, но со временем, мы обязательно сделаем.

Хочу привлечь как можно больше медийщиков, лучших стране, дать им максимально классные условия аренды, чтобы там образовался большой медийный центр, началась тусовка. Здание огромное: 9 миллионов только коммунального обслуживания, из 1,5 тысяч человек 700 работают только для того, чтобы обслуживать здание.

– Помню, как весной мы на встрече движения «Стоп цензуре!» думали, чью кандидатуру могут предложить журналисты кабмину для запуска общественного вещания. Роман Скрипин вам позвонил, и вы сразу согласились. Я очень удивилась. Почему вы решились кинуться на амбразуру и возглавить Первый Национальный?

– В самом вопросе есть ответ. Потому что по возрасту не подхожу для войны. Сказали: пока не нужен, тут молодежь у нас, когда придет время, мы до тебя доберемся. Я решил, что могу заняться общественным вещанием. Амбразуры бывают разные, в том числе информационные.

Знаю, что за эту должность боролись около 30 людей, но исключительно по политическим причинам. А по делу как-то никому не понадобилось. И вот сложилась ситуация, когда независимому журналисту сказали: иди и делай, все равно надо, поскольку есть обязательства перед ЕС.

Сейчас возникают уже другие проблемы, потому что выборы, и независимый, оказывается, не нужен, а нужен свой.

Признаюсь, если в декабре кабмин отправят в отставку и меня тоже – я скажу «аллилуйя» и буду счастлив. Если будет наоборот, точно так же скажу: «Аллилуйя. Значит, судьба такая, нужно пахать дальше».

Проклятая, честно говоря, работа.
Источник http://life.pravda.com.ua/person/2014/10/14/182166/