Мария Гайдар: Система абсолютно неуправляема, бюджеты «распиливаются». Это очень плохоМария Гайдар: Система абсолютно неуправляема, бюджеты «распиливаются». Это очень плохо

Катерина Сергацкова, УП.

В кабинете новой заместительницы главы Одесской обладминистрации Марии Гайдар, которую здесь называют чаще просто Машей, на стенах непривычно пусто.

Мария как-будто еще не поняла, чьи фотографии должны на них появиться и должны ли вообще.

– Да я повешу, – отшучивается Гайдар. – Только не знаю, кого. Михаила и президента Порошенко, наверное… Надо кого-то еще повесить, чтобы разбавить их компанию. Может, кого-то из исторических персонажей.

– Уж точно не князя Владимира, да? – говорю я. (Огромный памятник ему планируют установить в центре Москвы в ближайшее время).

– Князя Владимира точно нет, – смеется Гайдар.

Недавно Мария Гайдар вместе с журналистом и новым советником Саакашвили Владимиром Федориным получила из рук Порошенко украинский паспорт взамен российского.

«Когда мы встречались с Федориным на вручении, он рассказал, что его дочка попросила: папа, когда ты будешь получать гражданство, можешь об этом не писать?», – рассказывает Маша и смеется.

Вскоре после того, как Саакашвили объявил о том, что молодая российская оппозиционная активистка станет украинской чиновницей, на канале «Россия-24» появился сюжет о «предателях Родины», переехавших в Украину.

На украинском телеканале «1+1» приблизительно тогда же вышел сюжет о том, как Гайдар на официальной встрече в Одессе не смогла ответить журналистке на вопрос о том, с кем воюет Украина.

Так, внезапно Гайдар, не успев еще провести ни одной реформы, оказалась зажата критиками с обеих сторон.

Но, кажется, подобные вопросы не сильно ее беспокоят. На вопросы она отвечает флегматично, местами расплывчато, что свойственно профессиональным политикам. При этом чувствуется, что работать в команде Саакашвили ей нравится.

На столе у Гайдар среди разных рабочих бумаг лежит увесистый том «Украинский язык для начинающих» и тетрадь, в которой она покладистым почерком выполняет здания.

– К сожалению, времени на это не много, но я вижу, что с чтением проблем особых нет, с пониманием тоже, – говорит Гайдар. – С разговором самая большая проблема. Потому что не с кем разговаривать на украинском. Как только я пытаюсь с кем-то говорить, все переходят на русский. Хотя у нас есть Юля Марушевская (заместитель главы Одесской ОГА по вопросам культуры – УП), она прекрасно говорит на украинском…

– А с вами она говорит на русском?

– Со мной на русском, да. Может, и говорила бы на украинском, но мы с ней очень редко видимся.

В интервью «Украинской правде» Гайдар рассказывает о том, что хочет по примеру полиции провести реформу в медицинской сфере, объясняет, почему сказала, что украинцы и русские – братские народы, и о том, что поставила на свой одесский проект буквально все.

– В России вы занимались социальными вопросами, делали медицинскую реформу в Кировской области, а Михаил Саакашвили вас как-то анонсировал как человека, который будет бороться с российской пропагандой. Так все же, чем вы будете заниматься?

– Михаил Саакашвили работает здесь как губернатор Одесской области, но в том числе он открыл какие-то информационные каналы – с Киевом, с Европой, с Россией, и через эти каналы транслирует какую-то информацию.

В силу того, что он привлекает очень много внимания, он о каких-то вещах говорит, люди смотрят и задумываются. Об этом, кстати, говорил и президент. Есть в Украине люди, которые могут коммуницировать с российской аудиторией и рассказывать России, что здесь происходит, это тоже важно.

Но это не главная моя задача, которую я перед собой ставлю. Хотя, конечно же, многие вещи, которые здесь происходят, людям – даже мне – непонятны. Когда я пришла (на пост заместителя главы Одесской ОГА – УП), я узнала, что некоторые вещи просто не понимала. Чтобы понимать их, надо быть здесь.

– Что касается того случая, когда вас спросили, с кем воюет Украина, вы ожидали, что все так повернется?

– Этого ожидала. В этом не было ничего… Просто сама журналистка по формату своему, по кругу задавала одни и те же вопросы и я не знала, как завершить и как ей вежливо сказать, чтобы она отстала.

Я общалась с людьми, которые приехали из районов, они мне рассказывали о проблемах. Но, например, про братский народ…Мои родственники действительно считают, что Украина – это братский народ. Они ничего плохого Украине не сделали, но они не понимают, – и я тоже не понимала, – насколько люди здесь к этому относятся отрицательно, что это воспринимается как что-то оскорбительное, как часть тоталитарного подавления. Я этого не знала и ничего плохого не имела ввиду. И мои родственники тоже.

– Просто вам нужно было, видимо, пройти мини-курс адаптации.

– Да, в остальном я отвечала совершенно спокойно в России на вопрос про Крым и ситуацию в Украине.

В какой-то момент в моей квартире был обыск, и я тоже отвечала на этот вопрос, хотя в российской внутренней политической системе это супер раздражающая красная тряпка, этот вопрос– тестовый. А вопрос о братском народе я не поняла просто, а всех это оскорбило. Всем приношу извинения и теперь понимаю, почему и откуда такая реакция.

– Нет разочарования из-за того, что приходится подбирать слова?

– Мне приходится подбирать слова, но в принципе я говорю правду.

Мне кажется, что у меня достаточно цельная позиция, и я пытаюсь донести ее теми словами, которые могут быть восприняты и поняты, чтобы никого ни в коем случае не обидеть, потому что это не является моей целью.

Я пришла сюда, чтобы работать, помогать и в том числе этим, как мне кажется, выразила свою позицию и по отношению к этому конфликту и к Украине, и по отношению к Путину и к тому, что происходит в России.

По крайней мере, в России все именно так и восприняли. Я понимаю, что люди могут воспринимать негативно, настороженно, что-то я могу не так сделать. Но я не являюсь украинским политиком.

Все же – я человек из России и пришла работать в эту команду под определенные задачи. Я не прожила здесь всю жизнь и не занималась здесь политикой, и если я говорю какие-то слова, то точно не имею ввиду ничего плохого и стараюсь быть искренней и насколько это возможно доносить свою позицию.

– Вы занимаетесь социальными вопросами. Правильно ли я понимаю, что основной акцент у вас будет сделан на медицинской системе?

– Да, медицинская система, социальная защита, работа с обращениями граждан.

Вот мы строим гражданскую приемную с центром, где будут оказывать административные услуги быстро, будет гражданская приемная, куда люди смогут обращаться, чтобы их обращения и жалобы рассматривались эффективно, где людям будут оказывать бесплатную юридическую помощь и так далее.

Здравоохранение, соцзащита, гражданская приемная, сироты и беспризорники, переселенцы и инвалиды. Это такая большая и сложная задача.

– А в чем, собственно, состоит задача? Понятно, что переселенцев много, сирот много. Как вы решать их проблемы будете?

– По переселенцам. У нас, например, есть переселенцы, которые почти полтора года живут в санаториях, причем их туда заселили под честное слово.

Потом были постановления Кабмина о том, что надо это прекратить.

Ничего не прекратилось, люди живут в санаториях, накапливают долги, начинают отключать электроэнергию. Люди так жили и в долгосрочной перспективе это никто не решал.

Сейчас мы выделили объекты, эти объекты ремонтируются, чтобы люди переехали и жили там постоянно. Опять же – мы смотрим на людей, в зависимости от разных ситуаций каждой семьи: где-то колясочники, где-то слепые, где-то дети с заболеваниями.

Если их жилье (в зоне АТО – УП) будет утеряно, они смогут получить право на приватизацию. Есть большое количество проблем, выходящих за рамки проживания – трудоустройство, медицина, юридические вопросы.

– Есть какое-то решение по этому комплексу?

– Да, это то, что были выделены в первый раз средства на ремонт объектов, чтобы передавать под постоянное проживание.

– А с трудоустройством как? Переселенцы же действительно не работают.

– Не работают. Нет, кстати, есть те, кто хотят, но не могут. Есть инвалиды, я встречалась с ними, колясочники, которые очень хотят работать, но не могут.

Мы хотим отправить людей, которые занимаются программой трудоустройства, чтобы они подумали, каким образом можно помочь, куда устроить. Есть программа по самозанятости, где можно получить деньги на свой бизнес. Мы хотим вести работу с теми, кто хочет, кто готов.

Мы смотрели объекты, которые можно отремонтировать за два месяца, и уже в ближайшее время начнем предлагать людям эти объекты для постоянного проживания.

Завтра мы выйдем во все санатории с группой из 15 человек, где будут работники здравоохранения, образования, социальной защиты, юристы, психологи и люди, которые предлагают работу. Посмотрим, какие проблемы у людей, где что можно решить уже сейчас.

Очень важно вести прямой диалог и пытаться его налаживать, потому что людям кажется, что ими не интересуются. У меня каждую неделю проходит штаб и по 2-3 раза в неделю рабочие группы, где собираются чиновники, которые занимаются всем этим, плюс я сама этой проблемой долго занималась и ездила в санатории.

Но у людей почему-то настроения, что это никому не интересно. Это не так. Очень интересно, но проблема не простая и не имеет прямого решения, и мы как раз не хотим как команда ее отодвигать.

– В Кировской области вы делали реформу здравоохранения. Будете ли вы переносить этот опыт на Одесский регион?

– Мне кажется, что в Украине сложилась своя система здравоохранения… Точнее, ее нет, поэтому она может быть любой. В российской системе я работала на уровне региона, там много полномочий и возможностей, но мы работали в рамках той концепции, которая была выбрана в России.

– То есть, это было легко?

– Это не было легко, это было очень даже сложно, но существовала была модель.

Из чего должна вообще происходить реформа здравоохранения? Есть куча технических решений, а есть вещи ценностные и ресурсные.

Если вы поговорите о том, что думают о здравоохранении и роли государства в нем с американцем, израильтянином или с немцем, вы услышите разный набор представлений о том, как это должно быть.

Во многом это отражает ценностный выбор и ценностные предпочтения о том, что такое справедливость, в чем люди готовы пойти на компромисс – в качестве или во времени, какую люди готовы принять модель управления государства.

Я сторонник универсального страхования, и считаю, что каждый человек должен иметь доступную медицинскую страховку от государства через налоги. У него точно будет нормальное первичное звено – врачи общей практики, семейные врачи, терапевты, с которыми он может контактировать.

– На уровне Одесской области можно это изменить?

– Можно-можно. Сложно, но можно.

– То есть сделать свою региональную медицинскую систему?

– Можно отдельное направление сделать.

Но мне бы хотелось, чтобы мы все-таки впоследствии договорились с каким-то партнером о том, что одесский регион будет пилотным, и какие-то вещи мы сможем сделать больше, и посмотреть что-то на практике.

Проблема сейчас в том, что у системы нет никакой управляемости. С одной стороны, есть бюджеты по поставкам. Если вы придете в любую больницу, то, скорее всего, не увидите никакого набора бесплатных услуг. Значит, здесь нужно наладить управляемость. А дальше задача органов власти – создать правильные механизмы. Сейчас фактически деньги идут, но государство ничего не закупает.

– Есть проблема в самом министерстве здравоохранения, где постоянно меняется руководство из-за бесконечных проблем с закупками и коррупцией в этой сфере. Я не могу себе представить, как это можно изменить на региональном уровне.

– Можно! Собрав все усилия, политическую волю и активистов, которые этим занимались, и всех экспертов, которые хотели, но не могли, потому что было сопротивление, на уровне самих исполнителей.

Когда сопротивления не будет, можно будет очень многое сделать. В той же Кировской области было улучшение по всем показателям. Если посмотреть состояние больниц или удовлетворенность людей медицинской помощью, какие-то внешние оценки, то показатели везде выросли. Там материнская смертность уменьшилась в 7 раз, младенческая смертность – на уровне Европы. Есть вещи, которыми я горжусь. Когда я приходила туда, тоже говорили, что невозможно ничего сделать на региональном уровне, а теперь Кировская область является модельной для РФ.

– Вы сейчас исследуете почву здесь?

– Да, исследую почву, привлекаю специалистов. У нас сейчас реорганизация департаментов, мы ждем сокращения, и уже после этого начнем активную работу.

Будем заключать меморандумы с «Пациентами Украины», будем их идеи и проекты внедрять и реализовывать. И к электронным торгам надо перейти – Prozorro, например.

Я хотела бы по примеру украинской полиции набрать новых и обучить семейных врачей. Они бы получали зарплату 20 тысяч гривен (на врача и на помощника), им дали бы компьютерную программу и они вели бы запись участка на 1000-1200 человек.

Прийти и сразу изменить систему – это долго и сложно. А можно набрать врачей, чтобы люди почувствовали эту разницу. Это элементарно – оборудовать кабинет, обучить врачей, вести прием. Врач общей практики должен покрывать более 80% вопросов и обращений. Это просто нормальный думающий врач, который находится рядом и у которого можно получить справку или консультацию, сдать анализы.

Такого сейчас нет, поэтому происходит самое не эффективное, что может быть, с точки зрения системы: люди не обращаются за медицинской помощью до того момента, пока не вызывают скорую или не попадают в стационар.
Вообще во всем мире стационар – это хирургия, и стационар без хирургии – это мировой нонсенс.

– Но ведь на это, насколько мне известно, вообще нет средств?

– И да, и нет. С одной стороны, средств нет, но с другой, бюджет здравоохранения Одесской области без города – это миллиард гривен в год. Из этого миллиарда финансируется много всяких служб и больниц. Это не так мало, если посмотреть, особенно с учетом, что люди не получают ничего бесплатно.

Сейчас мы будем проводить аудит всех областных программ, бюджета, состояния учреждений, врачей, сколько их реально и какая квалификация. Одновременно займемся тем, что можно улучшить: нужна прозрачность, ликвидация коррупционного фактора при закупках.

Это не сделает медицину доступной для всех завтра же, но средства будут расходоваться более эффективно.

– Вы уже ознакомились с местным контекстом в этой сфере?

– Да. Ну как, если скажу, что ознакомилась, это будет выглядеть, как будто вот ты познакомился с человеком и у тебя есть эмоциональные впечатления, но ты его все равно не знаешь.

– Все-таки, какое на вас произвело впечатление то, что вы увидели? Какой видите существующую систему?

– Она чудовищна. Ничто не гарантирует человеку качества и защиты от медицинских проблем.

Есть проблема с советской системой финансирования всего по ставкам, размазывания небольших денег по учреждениям. Контроля качества в принципе нет. Патологоанатомической службы, которая важна для оценки качества, и просто статистики больничной летальности, которой можно было бы доверять, нет. Нет реестра пациентов. Все, что существует сейчас, это сеть учреждений, которые финансируются по штатному расписанию, и деньги, выделяющиеся на госзакупки.

Система абсолютно неуправляема. Бюджеты распиливаются под те или иные задачи. Это категорически неправильно и очень плохо.

Еще я хочу разобраться с лекарствами. Те лекарства, которые выделяются от министерства, попадают на склады, а куда дальше, непонятно, потому что никто этих лекарств не видел. Проблема системы в том, что она совсем не управляема. В нее уходят какие-то деньги, а что выходит обратно…

– В Одесском регионе переживают по поводу того, что вся команда – не здешняя. Вы налаживаете контакт с местными специалистами?

– Задача у нас – прийти и запустить механизмы. А потом останутся, естественно, одесситы. Убираются барьеры, старые структуры, которые не эффективны и спускаются новые. Сейчас будут проводиться конкурсы в руководство всех департаментов. Все могут участвовать, в том числе одесситы. Потом я бы хотела подкрепить это конкурсом на все учреждения. Так было в Кировской области: мы провели реформы, через 2,5 года я ушла и все продолжили люди, которые остались жить там навсегда.

– А здесь, в Украине, вы надолго?

– Посмотрим. Думаю, что надолго. Сейчас задача запустить какие-то правильные механизмы. Но все равно это связано с обучением врачей, это многолетняя настройка системы, создание корпоративной этики, самоуправления во врачебных коллективах, чтобы они были заинтересованы в результате и действовали в соответствии с системой.

Сейчас старые люди уйдут, освободятся места. А откуда люди придут? Из Москвы я людей не будут привозить, у меня цели такой нет. В Киеве я никого не знаю.

Я жду готовых и желающих работать одесситов, мечтаю о том, чтобы они появились, потому что просто физически не хватает людей, которые были бы единомышленниками, и с которыми можно было начинать реализовывать то, о чем мы с вами говорим.

– А у вас есть план, чем займетесь после того, как сделаете тут реформы?

– Нет, не думаю об этом. Когда я шла в Кировскую область, у меня был план поехать учиться в Америку. Я так и сделала. А сейчас у меня нет плана.

Родить ребенка! Когда я почувствую… Такой план тоже есть. Если честно, это очень сложная ситуация с высоким уровнем неопределенности, особенно в перспективе 3-5 лет. Вообще не понимаю, что будет с нашим регионом. Может, будет война какая-то глобальная. Сложно что-то планировать. Я очень серьезно отношусь к работе здесь, это проект моей жизни, я хочу быть здесь и принести тут пользу. Я вижу это как точку продуктивного приложения моих усилий. Вот отсюда я бы сейчас никуда не хотела уезжать. Мне кажется, это самое важное место, где я могу находиться.

– Издалека кажется, что Саакашвили пригласил вас, чтобы соблюсти баланс.

– Мне кажется, это поверхностная оценка. Меня пригласили, потому что я могу функционально взять на себя определенный объем задач и эффективно их решать. Кроме того, я совершенно понятный человек, моя работа была публичной, и понятно, какие у меня намерения, компетенция и взгляды.

– А вы сомневались?

– Конечно, я сомневалась. Это было очень сложное решение. Особенно с родными было тяжело. Они боялись, что больше меня не увидят.

Моей бабушке 90 лет и она считает, что больше не увидит меня никогда. Если так задуматься, то психологически это непростой момент.

– Вы предполагаете, что вас на территорию России больше не пустят?

– Боюсь, что если заеду на территорию России, то меня оттуда просто не выпустят.

По крайней мере, в ближайшее время такой риск есть. А я хочу быть здесь и работать. И потом, я была российским политиком, это мои корни, я всегда работала честно и старалась приносить пользу, делать все, чтобы изменить ситуацию.

Теперь я понимаю, что важно быть здесь, помогать здесь, это осознанный выбор, резкая смена жизненного пути.

Рвутся связи, которые не являются для меня формальными, они достаточно глубокие. Так что это было по-настоящему тяжелое решение. Хотя нет сомнений, что это то самое место и та самая команда, в которой мне хотелось работать.

Катерина Сергацкова, УП
Катерина Сергацкова, УП.

В кабинете новой заместительницы главы Одесской обладминистрации Марии Гайдар, которую здесь называют чаще просто Машей, на стенах непривычно пусто.

Мария как-будто еще не поняла, чьи фотографии должны на них появиться и должны ли вообще.

– Да я повешу, – отшучивается Гайдар. – Только не знаю, кого. Михаила и президента Порошенко, наверное… Надо кого-то еще повесить, чтобы разбавить их компанию. Может, кого-то из исторических персонажей.

– Уж точно не князя Владимира, да? – говорю я. (Огромный памятник ему планируют установить в центре Москвы в ближайшее время).

– Князя Владимира точно нет, – смеется Гайдар.

Недавно Мария Гайдар вместе с журналистом и новым советником Саакашвили Владимиром Федориным получила из рук Порошенко украинский паспорт взамен российского.

«Когда мы встречались с Федориным на вручении, он рассказал, что его дочка попросила: папа, когда ты будешь получать гражданство, можешь об этом не писать?», – рассказывает Маша и смеется.

Вскоре после того, как Саакашвили объявил о том, что молодая российская оппозиционная активистка станет украинской чиновницей, на канале «Россия-24» появился сюжет о «предателях Родины», переехавших в Украину.

На украинском телеканале «1+1» приблизительно тогда же вышел сюжет о том, как Гайдар на официальной встрече в Одессе не смогла ответить журналистке на вопрос о том, с кем воюет Украина.

Так, внезапно Гайдар, не успев еще провести ни одной реформы, оказалась зажата критиками с обеих сторон.

Но, кажется, подобные вопросы не сильно ее беспокоят. На вопросы она отвечает флегматично, местами расплывчато, что свойственно профессиональным политикам. При этом чувствуется, что работать в команде Саакашвили ей нравится.

На столе у Гайдар среди разных рабочих бумаг лежит увесистый том «Украинский язык для начинающих» и тетрадь, в которой она покладистым почерком выполняет здания.

– К сожалению, времени на это не много, но я вижу, что с чтением проблем особых нет, с пониманием тоже, – говорит Гайдар. – С разговором самая большая проблема. Потому что не с кем разговаривать на украинском. Как только я пытаюсь с кем-то говорить, все переходят на русский. Хотя у нас есть Юля Марушевская (заместитель главы Одесской ОГА по вопросам культуры – УП), она прекрасно говорит на украинском…

– А с вами она говорит на русском?

– Со мной на русском, да. Может, и говорила бы на украинском, но мы с ней очень редко видимся.

В интервью «Украинской правде» Гайдар рассказывает о том, что хочет по примеру полиции провести реформу в медицинской сфере, объясняет, почему сказала, что украинцы и русские – братские народы, и о том, что поставила на свой одесский проект буквально все.

– В России вы занимались социальными вопросами, делали медицинскую реформу в Кировской области, а Михаил Саакашвили вас как-то анонсировал как человека, который будет бороться с российской пропагандой. Так все же, чем вы будете заниматься?

– Михаил Саакашвили работает здесь как губернатор Одесской области, но в том числе он открыл какие-то информационные каналы – с Киевом, с Европой, с Россией, и через эти каналы транслирует какую-то информацию.

В силу того, что он привлекает очень много внимания, он о каких-то вещах говорит, люди смотрят и задумываются. Об этом, кстати, говорил и президент. Есть в Украине люди, которые могут коммуницировать с российской аудиторией и рассказывать России, что здесь происходит, это тоже важно.

Но это не главная моя задача, которую я перед собой ставлю. Хотя, конечно же, многие вещи, которые здесь происходят, людям – даже мне – непонятны. Когда я пришла (на пост заместителя главы Одесской ОГА – УП), я узнала, что некоторые вещи просто не понимала. Чтобы понимать их, надо быть здесь.

– Что касается того случая, когда вас спросили, с кем воюет Украина, вы ожидали, что все так повернется?

– Этого ожидала. В этом не было ничего… Просто сама журналистка по формату своему, по кругу задавала одни и те же вопросы и я не знала, как завершить и как ей вежливо сказать, чтобы она отстала.

Я общалась с людьми, которые приехали из районов, они мне рассказывали о проблемах. Но, например, про братский народ…Мои родственники действительно считают, что Украина – это братский народ. Они ничего плохого Украине не сделали, но они не понимают, – и я тоже не понимала, – насколько люди здесь к этому относятся отрицательно, что это воспринимается как что-то оскорбительное, как часть тоталитарного подавления. Я этого не знала и ничего плохого не имела ввиду. И мои родственники тоже.

– Просто вам нужно было, видимо, пройти мини-курс адаптации.

– Да, в остальном я отвечала совершенно спокойно в России на вопрос про Крым и ситуацию в Украине.

В какой-то момент в моей квартире был обыск, и я тоже отвечала на этот вопрос, хотя в российской внутренней политической системе это супер раздражающая красная тряпка, этот вопрос– тестовый. А вопрос о братском народе я не поняла просто, а всех это оскорбило. Всем приношу извинения и теперь понимаю, почему и откуда такая реакция.

– Нет разочарования из-за того, что приходится подбирать слова?

– Мне приходится подбирать слова, но в принципе я говорю правду.

Мне кажется, что у меня достаточно цельная позиция, и я пытаюсь донести ее теми словами, которые могут быть восприняты и поняты, чтобы никого ни в коем случае не обидеть, потому что это не является моей целью.

Я пришла сюда, чтобы работать, помогать и в том числе этим, как мне кажется, выразила свою позицию и по отношению к этому конфликту и к Украине, и по отношению к Путину и к тому, что происходит в России.

По крайней мере, в России все именно так и восприняли. Я понимаю, что люди могут воспринимать негативно, настороженно, что-то я могу не так сделать. Но я не являюсь украинским политиком.

Все же – я человек из России и пришла работать в эту команду под определенные задачи. Я не прожила здесь всю жизнь и не занималась здесь политикой, и если я говорю какие-то слова, то точно не имею ввиду ничего плохого и стараюсь быть искренней и насколько это возможно доносить свою позицию.

– Вы занимаетесь социальными вопросами. Правильно ли я понимаю, что основной акцент у вас будет сделан на медицинской системе?

– Да, медицинская система, социальная защита, работа с обращениями граждан.

Вот мы строим гражданскую приемную с центром, где будут оказывать административные услуги быстро, будет гражданская приемная, куда люди смогут обращаться, чтобы их обращения и жалобы рассматривались эффективно, где людям будут оказывать бесплатную юридическую помощь и так далее.

Здравоохранение, соцзащита, гражданская приемная, сироты и беспризорники, переселенцы и инвалиды. Это такая большая и сложная задача.

– А в чем, собственно, состоит задача? Понятно, что переселенцев много, сирот много. Как вы решать их проблемы будете?

– По переселенцам. У нас, например, есть переселенцы, которые почти полтора года живут в санаториях, причем их туда заселили под честное слово.

Потом были постановления Кабмина о том, что надо это прекратить.

Ничего не прекратилось, люди живут в санаториях, накапливают долги, начинают отключать электроэнергию. Люди так жили и в долгосрочной перспективе это никто не решал.

Сейчас мы выделили объекты, эти объекты ремонтируются, чтобы люди переехали и жили там постоянно. Опять же – мы смотрим на людей, в зависимости от разных ситуаций каждой семьи: где-то колясочники, где-то слепые, где-то дети с заболеваниями.

Если их жилье (в зоне АТО – УП) будет утеряно, они смогут получить право на приватизацию. Есть большое количество проблем, выходящих за рамки проживания – трудоустройство, медицина, юридические вопросы.

– Есть какое-то решение по этому комплексу?

– Да, это то, что были выделены в первый раз средства на ремонт объектов, чтобы передавать под постоянное проживание.

– А с трудоустройством как? Переселенцы же действительно не работают.

– Не работают. Нет, кстати, есть те, кто хотят, но не могут. Есть инвалиды, я встречалась с ними, колясочники, которые очень хотят работать, но не могут.

Мы хотим отправить людей, которые занимаются программой трудоустройства, чтобы они подумали, каким образом можно помочь, куда устроить. Есть программа по самозанятости, где можно получить деньги на свой бизнес. Мы хотим вести работу с теми, кто хочет, кто готов.

Мы смотрели объекты, которые можно отремонтировать за два месяца, и уже в ближайшее время начнем предлагать людям эти объекты для постоянного проживания.

Завтра мы выйдем во все санатории с группой из 15 человек, где будут работники здравоохранения, образования, социальной защиты, юристы, психологи и люди, которые предлагают работу. Посмотрим, какие проблемы у людей, где что можно решить уже сейчас.

Очень важно вести прямой диалог и пытаться его налаживать, потому что людям кажется, что ими не интересуются. У меня каждую неделю проходит штаб и по 2-3 раза в неделю рабочие группы, где собираются чиновники, которые занимаются всем этим, плюс я сама этой проблемой долго занималась и ездила в санатории.

Но у людей почему-то настроения, что это никому не интересно. Это не так. Очень интересно, но проблема не простая и не имеет прямого решения, и мы как раз не хотим как команда ее отодвигать.

– В Кировской области вы делали реформу здравоохранения. Будете ли вы переносить этот опыт на Одесский регион?

– Мне кажется, что в Украине сложилась своя система здравоохранения… Точнее, ее нет, поэтому она может быть любой. В российской системе я работала на уровне региона, там много полномочий и возможностей, но мы работали в рамках той концепции, которая была выбрана в России.

– То есть, это было легко?

– Это не было легко, это было очень даже сложно, но существовала была модель.

Из чего должна вообще происходить реформа здравоохранения? Есть куча технических решений, а есть вещи ценностные и ресурсные.

Если вы поговорите о том, что думают о здравоохранении и роли государства в нем с американцем, израильтянином или с немцем, вы услышите разный набор представлений о том, как это должно быть.

Во многом это отражает ценностный выбор и ценностные предпочтения о том, что такое справедливость, в чем люди готовы пойти на компромисс – в качестве или во времени, какую люди готовы принять модель управления государства.

Я сторонник универсального страхования, и считаю, что каждый человек должен иметь доступную медицинскую страховку от государства через налоги. У него точно будет нормальное первичное звено – врачи общей практики, семейные врачи, терапевты, с которыми он может контактировать.

– На уровне Одесской области можно это изменить?

– Можно-можно. Сложно, но можно.

– То есть сделать свою региональную медицинскую систему?

– Можно отдельное направление сделать.

Но мне бы хотелось, чтобы мы все-таки впоследствии договорились с каким-то партнером о том, что одесский регион будет пилотным, и какие-то вещи мы сможем сделать больше, и посмотреть что-то на практике.

Проблема сейчас в том, что у системы нет никакой управляемости. С одной стороны, есть бюджеты по поставкам. Если вы придете в любую больницу, то, скорее всего, не увидите никакого набора бесплатных услуг. Значит, здесь нужно наладить управляемость. А дальше задача органов власти – создать правильные механизмы. Сейчас фактически деньги идут, но государство ничего не закупает.

– Есть проблема в самом министерстве здравоохранения, где постоянно меняется руководство из-за бесконечных проблем с закупками и коррупцией в этой сфере. Я не могу себе представить, как это можно изменить на региональном уровне.

– Можно! Собрав все усилия, политическую волю и активистов, которые этим занимались, и всех экспертов, которые хотели, но не могли, потому что было сопротивление, на уровне самих исполнителей.

Когда сопротивления не будет, можно будет очень многое сделать. В той же Кировской области было улучшение по всем показателям. Если посмотреть состояние больниц или удовлетворенность людей медицинской помощью, какие-то внешние оценки, то показатели везде выросли. Там материнская смертность уменьшилась в 7 раз, младенческая смертность – на уровне Европы. Есть вещи, которыми я горжусь. Когда я приходила туда, тоже говорили, что невозможно ничего сделать на региональном уровне, а теперь Кировская область является модельной для РФ.

– Вы сейчас исследуете почву здесь?

– Да, исследую почву, привлекаю специалистов. У нас сейчас реорганизация департаментов, мы ждем сокращения, и уже после этого начнем активную работу.

Будем заключать меморандумы с «Пациентами Украины», будем их идеи и проекты внедрять и реализовывать. И к электронным торгам надо перейти – Prozorro, например.

Я хотела бы по примеру украинской полиции набрать новых и обучить семейных врачей. Они бы получали зарплату 20 тысяч гривен (на врача и на помощника), им дали бы компьютерную программу и они вели бы запись участка на 1000-1200 человек.

Прийти и сразу изменить систему – это долго и сложно. А можно набрать врачей, чтобы люди почувствовали эту разницу. Это элементарно – оборудовать кабинет, обучить врачей, вести прием. Врач общей практики должен покрывать более 80% вопросов и обращений. Это просто нормальный думающий врач, который находится рядом и у которого можно получить справку или консультацию, сдать анализы.

Такого сейчас нет, поэтому происходит самое не эффективное, что может быть, с точки зрения системы: люди не обращаются за медицинской помощью до того момента, пока не вызывают скорую или не попадают в стационар.
Вообще во всем мире стационар – это хирургия, и стационар без хирургии – это мировой нонсенс.

– Но ведь на это, насколько мне известно, вообще нет средств?

– И да, и нет. С одной стороны, средств нет, но с другой, бюджет здравоохранения Одесской области без города – это миллиард гривен в год. Из этого миллиарда финансируется много всяких служб и больниц. Это не так мало, если посмотреть, особенно с учетом, что люди не получают ничего бесплатно.

Сейчас мы будем проводить аудит всех областных программ, бюджета, состояния учреждений, врачей, сколько их реально и какая квалификация. Одновременно займемся тем, что можно улучшить: нужна прозрачность, ликвидация коррупционного фактора при закупках.

Это не сделает медицину доступной для всех завтра же, но средства будут расходоваться более эффективно.

– Вы уже ознакомились с местным контекстом в этой сфере?

– Да. Ну как, если скажу, что ознакомилась, это будет выглядеть, как будто вот ты познакомился с человеком и у тебя есть эмоциональные впечатления, но ты его все равно не знаешь.

– Все-таки, какое на вас произвело впечатление то, что вы увидели? Какой видите существующую систему?

– Она чудовищна. Ничто не гарантирует человеку качества и защиты от медицинских проблем.

Есть проблема с советской системой финансирования всего по ставкам, размазывания небольших денег по учреждениям. Контроля качества в принципе нет. Патологоанатомической службы, которая важна для оценки качества, и просто статистики больничной летальности, которой можно было бы доверять, нет. Нет реестра пациентов. Все, что существует сейчас, это сеть учреждений, которые финансируются по штатному расписанию, и деньги, выделяющиеся на госзакупки.

Система абсолютно неуправляема. Бюджеты распиливаются под те или иные задачи. Это категорически неправильно и очень плохо.

Еще я хочу разобраться с лекарствами. Те лекарства, которые выделяются от министерства, попадают на склады, а куда дальше, непонятно, потому что никто этих лекарств не видел. Проблема системы в том, что она совсем не управляема. В нее уходят какие-то деньги, а что выходит обратно…

– В Одесском регионе переживают по поводу того, что вся команда – не здешняя. Вы налаживаете контакт с местными специалистами?

– Задача у нас – прийти и запустить механизмы. А потом останутся, естественно, одесситы. Убираются барьеры, старые структуры, которые не эффективны и спускаются новые. Сейчас будут проводиться конкурсы в руководство всех департаментов. Все могут участвовать, в том числе одесситы. Потом я бы хотела подкрепить это конкурсом на все учреждения. Так было в Кировской области: мы провели реформы, через 2,5 года я ушла и все продолжили люди, которые остались жить там навсегда.

– А здесь, в Украине, вы надолго?

– Посмотрим. Думаю, что надолго. Сейчас задача запустить какие-то правильные механизмы. Но все равно это связано с обучением врачей, это многолетняя настройка системы, создание корпоративной этики, самоуправления во врачебных коллективах, чтобы они были заинтересованы в результате и действовали в соответствии с системой.

Сейчас старые люди уйдут, освободятся места. А откуда люди придут? Из Москвы я людей не будут привозить, у меня цели такой нет. В Киеве я никого не знаю.

Я жду готовых и желающих работать одесситов, мечтаю о том, чтобы они появились, потому что просто физически не хватает людей, которые были бы единомышленниками, и с которыми можно было начинать реализовывать то, о чем мы с вами говорим.

– А у вас есть план, чем займетесь после того, как сделаете тут реформы?

– Нет, не думаю об этом. Когда я шла в Кировскую область, у меня был план поехать учиться в Америку. Я так и сделала. А сейчас у меня нет плана.

Родить ребенка! Когда я почувствую… Такой план тоже есть. Если честно, это очень сложная ситуация с высоким уровнем неопределенности, особенно в перспективе 3-5 лет. Вообще не понимаю, что будет с нашим регионом. Может, будет война какая-то глобальная. Сложно что-то планировать. Я очень серьезно отношусь к работе здесь, это проект моей жизни, я хочу быть здесь и принести тут пользу. Я вижу это как точку продуктивного приложения моих усилий. Вот отсюда я бы сейчас никуда не хотела уезжать. Мне кажется, это самое важное место, где я могу находиться.

– Издалека кажется, что Саакашвили пригласил вас, чтобы соблюсти баланс.

– Мне кажется, это поверхностная оценка. Меня пригласили, потому что я могу функционально взять на себя определенный объем задач и эффективно их решать. Кроме того, я совершенно понятный человек, моя работа была публичной, и понятно, какие у меня намерения, компетенция и взгляды.

– А вы сомневались?

– Конечно, я сомневалась. Это было очень сложное решение. Особенно с родными было тяжело. Они боялись, что больше меня не увидят.

Моей бабушке 90 лет и она считает, что больше не увидит меня никогда. Если так задуматься, то психологически это непростой момент.

– Вы предполагаете, что вас на территорию России больше не пустят?

– Боюсь, что если заеду на территорию России, то меня оттуда просто не выпустят.

По крайней мере, в ближайшее время такой риск есть. А я хочу быть здесь и работать. И потом, я была российским политиком, это мои корни, я всегда работала честно и старалась приносить пользу, делать все, чтобы изменить ситуацию.

Теперь я понимаю, что важно быть здесь, помогать здесь, это осознанный выбор, резкая смена жизненного пути.

Рвутся связи, которые не являются для меня формальными, они достаточно глубокие. Так что это было по-настоящему тяжелое решение. Хотя нет сомнений, что это то самое место и та самая команда, в которой мне хотелось работать.

Катерина Сергацкова, УП

Альтернативные русские. Что делать с политическими беженцами из России?Альтернативные русские. Что делать с политическими беженцами из России?

Анастасия Рингис, УП

В пятницу 17 июля губернатор Одесской области Михаил Саакашвили объявил о том, что пригласил в свою команду россиянку Марию Гайдар.

Дочка российского экономиста Егора Гайдара дважды работала советником по социальным вопросам – при правительстве Кировской области (2009 — 2011) и советником вице-мэра Москвы (2012 — 2013)

Мария Гайдар сотрудничала с Борисом Немцовым, Алексеем Навальным и другими оппозиционными политиками, участвовала в митингах и маршах российской оппозиции.

До последнего времени Мария возглавляла фонд поддержки и помощи населению «Социальный запрос». В команде Саакашвили она также займется социальной сферой.

«Ее назначение – важный символ того, что те россияне, которые активно сопротивляются путинской агрессии, не являются врагами Украины», – написал в своем Facebook Саакашвили.

Мария Гайдар подала прошение на имя президента Украины о получении украинского гражданства. Хотя уже успела сконфузиться, не ответив на вопрос журналиста: «С кем воюет Украина?»

Очевидно, что ее прошение будет удовлетворено в крайние сроки, в отличие от тех сотен россиян, которые переехали в Украину за последние полтора года.

«Украинская правда» собрала истории граждан РФ, которые претендуют на получение в Украине хотя бы статуса беженца.

Среди них – активисты, журналисты, предприниматели и люди других профессий, выехавшие из своей страны по политическим убеждением и по тем же причинам желающие обосноваться в Украине.

По данным Государственной миграционной службы их всего 130 человек.

За год вожделенный статус получили всего трое. Глава пресс-службы госструктуры Сергей Гунько признается «УП», что процедура это непростая, бюрократическая и мало кому по силам.

То ли дело, если бы в отношении этих граждан наше государство, наконец — то, определилось. Президент Порошенко еще в апреле нынешнего года пообещал сделать все возможное для упрощения системы получения украинского гражданства российскими активистами.

«Где следы побоев?»

Россиянин Илья Томашевский хорошо помнит, как 18 февраля 2014-го, не отрываясь от монитора, смотрел прямую трансляцию в интернете с Майдана.

В тот день горел Дом профсоюзов. Страшные кадры надолго врезались в его память.

Спустя два месяца Илья Томашевский переехал в Украину. Сейчас он – главный инженер строительных работ в Доме профсоюзов. Ему до сих пор с трудом верится в такое стечение обстоятельств.

Москвич Томашевский двадцать лет руководил собственной строительной компанией. Его фирма «ЭкспоСтройГрупп» переживала экономические кризисы, но не пережила столкновения с прокурором Новороссийска.

В 2012 году строительная компания Томашевского возводила Дворец спорта в Новороссийске. В это время в городе случился оползень.

По словам Томашевского, было разрушено более 180 домов. Машина строительной компании в момент стихийного бедствия задела машину прокурора.

Представитель власти тут же потребовал откуп, а после попытки Томашевского решить проблему в юридической плоскости, прислал к нему на объект группу вооруженных лиц без опознавательных знаков.

«Моих сотрудников положили лицом в мартовскую грязь, а сверху их постукивали прикладами автоматов», – вспоминает он.

Два года наездов и судебных тяжб фактически разорили предпринимателя

Хотя его вину так и не доказали.

В процессе расследования сменилось четыре следователя, последний из которых намекнул, что «большие братья» (так называют сотрудников ФСБ) дали команду «мочить по полной». А собеседник из другой структуры сказал: «Тебя пустили в замес. Спасайся, как можешь».

«Я не был оппозиционером, в митинге участвовал единожды, я просто хотел защитить достоинство – свое и моих людей», – говорит он. Илья Томашевский написал десятки писем в вышестоящие инстанции, но даже в Москве – только пожимали плечами.

«Если у тебя нет знакомых в спецслужбах, то ты не человек, ты пыль придорожная», – горячится он.
В апреле 2014-го Илье Томашевскому пришлось фактически бежать из России. Друзья звали в Германию, но он выбрал Украину.

Почему?

«Я прекрасно понимал, почему украинцы вышли на Майдан. Я сам был доведен до такого состояния беспределом российской власти. Украина для меня стала выбором ценностным», – поясняет предприниматель.

Илья Томашевский больше года не может получить статус беженца. Он подал документы в миграционную службу сразу же, как только приехал в Украину.

Томашевский предоставил копии протоколов, рапорты, ответы ФСБ, фотографии автоматчиков и сотрудников, лежащих в мартовской слякоти, копии обращений в Совет по защите прав человека при президенте РФ.

Ничего не помогло.

«Юрист, рассматривавшая мое дело, удивленно спросила: «А почему у вас нет следов побоев?», – рассказывает он. Томашевский говорит об этом с юмором, но на самом деле ему не до веселья.

В августе прошлого года он узнал, что на территории РФ объявлен в розыск. Если он не получит статус беженца, то его теоретически могут депортировать.

В декабре 2014-го он обжаловал решение Государственной миграционной службы. Суд обязал службу рассмотреть его документы повторно. В Украине он работает официально. Справка, выданная Миграционной службой, подтверждающая, что он претендует на статус беженца, позволяет получить идентификационный код.

Юристы общественной инициативы «Киевский велотрек» помогают ему в судебных тяжбах. Томашевский уже отказался от российского гражданства, написал письмо на имя президента Путина по причине несогласия с политикой РФ.

Он не теряет надежды получить статус беженца. А после будет претендовать на гражданство. Основания есть.

«Я этнический украинец. Прадед, дед, отец, были рождены в Донецкой области. К счастью, еще до начала боевых действий на востоке Украины, успел получить документы из Донецкого Загса», – поясняет он.

С билетом в один конец

Режиссер Babylon 13 россиянин Юрий Грузинов, как и Томашевский – человек с билетом в один конец. Вернуться в России – он и не хочет, и не может.

Грузинов снимал Майдан с первых дней с обеих сторон. Через кордон Беркута он проходил, показывая свой российский паспорт, со словами: «Пацаны, я свой!». Российский паспорт он также предъявлял и когда шел в Мариинский парк в разведку.

22 января 2014 года, когда были убиты Сергей Нигоян и Михаил Жизневский, режиссер Юра Грузинов стоял вплотную к Беркуту. Получил огнестрельное сквозное ранение в плечо.

Его, как и Нигояна, а позже Жизневского, доставили в зданиие на Грушевского, 4, где тогда волонтеры оборудовали подобие операционных.

Пока его рану перевязывали, Юра Грузинов снимал. Так появилось видео After the Death / Після смерті.

18 февраля 2014 –го был свидетелем бойни в Мариинском парке, потом, благодаря российскому паспорту, пытался отбить друзей от Беркута и титушек.

В марте 2014-го Юрий Грузинов и оператор Ярослав Пилунский, поехали в Крым. Грузинов думал, что его российский паспорт позволит снимать на избирательных участках во время так называемого «референдума». Но ошибался.

На избирательном участке съемочную группу задержали. Наличие российского паспорта не помогло.

Шесть дней режиссер и оператор провели в подвале.

Юра говорит, что в плен брали любители, а в подвале пытали профессионалы. Они обматывали алюминиевую палку полотенцем и начинали бить. Ключевой вопрос, который задавали: «Когда приедет Правый Сектор?».

Этот вопрос у Юры до сих пор вызывает дрожь. Он помнит сломанные ребра. Помнит, как каждый раз прощался с жизнью, когда открывалась дверь в его камеру.

После того, как заложников освободили, Грузинов почти год провел в США. Он собрал 53 документальных фильма Babylon-13 и проехал с показами от Восточного до Западного побережья, побыл в ведущих университетах — Гарварде, Принстоне, Йеле.

«Я хотел показать миру, что произошло в Украине», – рассказывает он.

Грузинов мог бы остаться в США. Для него это была бы хорошая возможность профессионального роста. Но он решил вернуться в Украину.

«Понимаешь, я снимал с первых дней первую сотню, которая стояла на передовой Майдана. Сейчас эти ребята на фронте. Я продолжаю их внимать. Мое кино про общество, которое захотело построить само себя. И этот процесс не закончен. Я не люблю незаконченных дел», – поясняет режиссер, почему вернулся в Украину.

Сейчас Юрий Грузинов подает документы на получение украинского гражданства. Но это вовсе не гарантирует того, что он его получит.

Известный режиссер Владимир Тихий говорит, что если Грузинову откажут, то киносообществу придется обращаться к президенту.

«Особо опасные» активисты

Предприниматель из Нижнего Новгорода Алексей Ветров стал гражданским активистом в 2011-м, когда начались протестные акции «За честные выборы!» как ответ на фальсификацию выборов в Госдуму.

С того самого дня стал участником оппозиционных митингов.

В 2012-м переехал в Москву, участвовал в акции «Марш миллионов», позже получившей название «Болотной», по названию площади, где проходила акция.

С начала Майдана занял активную проукраинскую позицию. Не раз участвовал в митингах в поддержку Украины. Не раз его задерживала полиция.

Из-за чего, собственно, и пришлось покинуть Россию.

«Весной 2014-го стало понятно, что опасно оставаться в РФ, я уже был в списках», – рассказывает он, как решил бежать в Украину.

С первых дней пребывания он подал документы в Миграционную службу. «Я был уверен, что после Майдана ситуация в Украине начнется стремительный процесс демократизации и изменений», – поясняет он.

В Миграционной службе Ветрову ответили отказом. Тогда он подал в суд. Вместе с адвокатом Дмитрием Говором они предоставили копии протоколов задержания на митингах, копии административных нарушений, а также отчеты Transparency International о ситуации со свободой слова в России и преследовании общественных активистов.
Но украинский суд остался глух.

Судья, рассмотрев документы, лишь пожала плечами: «Ну, вот же написано «оказывал неповиновение законным требованиям сотрудника полиции», «оказывал сопротивление», «совершил самоуправство». И раз таковых протоколов множество, следовательно, вы – хулиган-рецидивист, избивающий полицию при задержании».

За год пребывания в Украине Ветров прошел два суда, последний шанс – кассационная жалоба, на которую он ждет ответ.

УВКБ ООН признала Алексея Ветрова – беженцем, нуждающемся в защите. Его адвокат Дмитрий Говор говорит, что человек, получивший такой статус, не должен доказывать украинской миграционной службе, что он беженец.

«Наши судьи не только делают вид, что не понимают, какая ситуация в РФ, но еще и игнорируют международное законодательство, которое касается беженцев», – возмущается Говор.

У Ветрова вариантов дальнейшего развития событий немного. Скорее всего, он получит отказ и от Верховного суда Украины. И тогда – либо ждать экстрадиции, либо – просить УВКБ ООН о помощи в переселении в другую страну, готовую принять беженца.

Известный активист Павел Шехтман переехал в Киев весной этого года. Так же как и Ветров полагал, что ему, как человеку, публично осуждающему военную агрессию Россия против Украины, легализоваться будет проще.

Тем не менее, его, как и Ветрова, в Украинской миграционной службе считают «хулиганом».

Шехтман – боец. В Киеве он организовал в информационный ресурс, и теперь с небольшой группой таких же потенциальных беженцев занимается контрпропагандой, поясняя, что происходит в Украине.

«Развитое демократическое государство дает убежище всем беженцам, которые реально бежали от политических репрессий, особенно государство, подписавшее международные конвенции. А разумное государство, находящееся в состоянии войны, дает убежище тем беженцам, которые осуждают режим врага. Более того, помогают им организовать работу против противника», – считает Шехтман.

Он возмущается тем, что по закону украинское государство, в отличие от европейских стран, не гарантирует беженцам никакой социальной поддержки.

«Одно дело, когда европейские страны выстраивают систему жестких критериев в отношении беженцев, но когда это делает Украина, которая не дает никаких социальных гарантий, это странно», — говорит Штехман.

Единовременная выплата беженцу составляет всего 17 гривен.

«Было бы логично, если бы работала комиссия при Верховной Раде, которая бы рассматривала такие случаи и упрощала процедуру легализации – будь то получение статуса беженца или гражданства», – говорит Ольга Курносова, активистка, которая была одним из организаторов «Марша несогласных».

Она – автор лозунга «В Киеве братья, хунта – в Кремле!», который был одним из ключевых на сентябрьском Марше мира в 2014-м.

«Наша важная миссия в том, что мы, русские политические эмигранты, снижаем градус военной ненависти. Мы выбиваем пропагандистское оружие из рук Кремля – мы опровергаем тезис Кремля о том, что якобы в Украине ненавидят русских», – считает активистка.

Курносова в Украине уже десять месяцев и тоже пока с не определенным статусом.

Она по-прежнему организовывает митинги в России из Украины – через Viber и социальные сети. Среди ее друзей в Украине немало политиков, которые готовы за нее поручиться, но пока не понимают, как работать с такими активистами.

Ольга Курносова демонстрирует длительную переписку, в которой она убеждает депутатов ВР в том, что нужно помогать политическим эмигрантам из РФ. Прежде всего, с организацией информационных проектов, ориентированных на граждан РФ.

«В Украине очень мало людей стратегически мыслящих, все политики занимаются текучкой. Еще один фактор – в Украине по–прежнему достаточно людей, которые люди которые работают на Кремль», – сокрушается Курносова.

Журналисты и волонтеры

Журналист «Украинской правды» Екатерина Сергацкова – первая россиянка, получившая в апреле 2015 года украинское гражданство из рук президента.

С марта 2014 –го она освещала ситуацию в оккупированном Крыму, работала в зоне АТО и на территории так называемой «ДНР».

Вручая паспорт бесстрашной журналистке, президент пообещал инициировать, законодательные изменения для упрощения процедуры принятия гражданства и предоставления политического убежища гражданам, преследуемым на родине, в частности россиянам.

Спустя примерно месяц он опять обещал: «У нас сейчас запланировано отдельное мое указание комиссии по гражданству, оно должно рассматриваться в приоритетной позиции».

Спустя еще два месяца ситуация не сдвинулась с мертвой точки.

«Сегодня статус беженцев из РФ – вопрос политической воли. При чем, решаемый крайне быстро», – комментирует
главный редактор российского оппозиционного портала «Русский монитор» Федор Клименко.

Он вместе с тремя сотрудниками переехал в Украину в декабре 2014-го.

«То, что мы публикуем, в РФ классифицируется, как экстремизм», – поясняет Клименко.

Ежемесячная аудитория издания – около 200 тысяч пользователей.

Он говорит, что во время Майдана и после температура в российском обществе нагрелась до такой степени, что уже стало больно находиться в стране. Было понятно, что рано или поздно к ним в редакцию придут.

Но самое болезненное для него было осознать, что бывших коллег стали развращать хорошими окладами в прокремлевских СМИ. И вполне приличные люди, ранее исповедовавшие либеральные взгляды, стали говорить то, что от них ожидали.

«Патриотического угара как раз хватит, чтобы выплатить ипотеку за квартиру», – как-то сказала одна из бывших подруг Клименко, которая перешла работать в прокремлевскую газету как раз после аннексии Крыма.

Многие журналисты, ставшие в одночасье «пятой колонной», стали выезжать из России.

Так, например, поступила экс-главный редактор Lenta.ru Галина Тимченко.

В марте 2014 –го ее уволили после публикации интервью с Дмитрием Ярошем. В октябре с частью команды она перебралась в Ригу и запустила новый проект Meduza.

Федор Клименко выбрал Украину. «Сейчас от вашей страны многое зависит, здесь будут развиваться ключевые события, которые повлияют на судьбу Европы. И хочется быть в этот исторический момент с вами», – считает журналист.

Ситуация с легализацией у Клименко проще. Его жена – украинка. Шансы получить гражданство без проволок – высоки. Тем не менее, все время сталкивается с земляками, которые за год так и не умели легализоваться.

«Вы только, пожалуйста, не используйте мои фотографии, я не знаю, как отразиться это на моих близких», – просит парамедик Ольга.

Ее чаще называют не по имени, а используют позывной «Зубная фея». Она – один из медиков добровольческого мобильного госпиталя в секторе С.

Ольга – инструктор по рукопашному бою, родом из Челябинска. Еще год назад она считала себя аполитичной, объясняя просто: «Чем дальше от Москвы, тем на политику больше пофиг».

Летом 2014- го в альпинистском походе познакомилась с киевлянами. И когда от них узнала, что происходит в Украине, и какова в этом роль Москвы, стала интересоваться политическими новостями, читать украинские источники.

«Жить в Челябинске стало очень сложно», – говорит девушка.

Ее друзья – киевские альпинисты-волонтеры, предложили Ольге приехать в Украину. Она переехала.

Прошла курсы парамедиков, за последние несколько месяцев она работала в районе Песок, Попасной, Счастья.
Зубная Фея говорит, что не пробовала податься на получение украинского гражданства. Проще выйти замуж. Сейчас в перерывах между ротациями на фронт оформляет вид на жительство в Украине.

Для нее дорога домой точно закрыта. На днях телеканал «Россия 1» снял про нее сюжет: «Ген предательства».
Автор сюжета предполагает, что Ольга воюет вместе с «Правым сектором», признанным РФ террористической организацией.

Такой же невозвращенец — российский политолог Павел Мезерин, специалист по российско-украинским отношениям.

Петербуржец Мезерин приехал в Украину 9 февраля 2014-го. До этого много высказывался в российской прессе по поводу роли России в революции в Украине.

До этого его уже вызывали в «Центр Э». А когда приехал на Майдане, его адвокат предупредил, что он – в списках лиц, подлежащих задержанию.

С тех пор политолог обосновался во Львове, получил вид на жительство, консультирует местных политиков.
«Активных русских надо использовать как оружие, – говорит он, ни капли не смущаясь. – Не будет у Украины будущего, пока не будет понятно, какое будущее будет на территории нынешней России».

Интеллектуальные силы России, тот самый средний класс, вышедший на Болотную, по его словам, сейчас эмигрирует в разные страны. «Никто как они не сумеют помочь Украине преодолеть соседство с московским Левиафаном», – говорит политолог.

Он проводит параллели с послереволюционным периодом 1917-го года, когда россияне также бежали в Украину. Но волна эта оказалась «транзитной», потому что большевики быстро захватили УНР.

«Надо понимать, что у Украины есть исторический шанс привлечь на свою сторону самых активных россиян, людей с огромным количество деловых, активных связей у себя на родине. Они могут стать полноценной ударной силой, разрушающей виртуальную медиареальность России», – говорит Мезерин.

Правозащитник Максим Буткевич из организации «Без границ» с мнением политолога согласен. Хотя и говорит, что ситуации с беженцами из РФ по политическим мотивам сейчас лучше, хотя бы потому, что их не пытаются по запросу ФСБ выдворить на родину. Как это было совсем недавно, например, с защитником Химкинского леса Максимом Солоповым.
20 февраля 2014-го на волне победившей революции Буткевич с коллегами вошли в здание Государственной миграционной службы.

Говорит, дежурили там, чтобы не допустить уничтожения документов, которые касались нарушения процедуры выдачи статуса беженцев, потребовали отставки руководства и реформирования Миграционной службы. И даже после этого активно обсуждали суть изменений в системе предоставления убежища.

Но, к сожалению, процесс, не довели до результата. «Работа Миграционной службы не изменилась», – жалуется он.
За прошедший год в организацию, где работает Буткевич, обратилось три десятка россиян по поводу оформления статуса беженца. Ни один не получил.

Украина не выполняет ни только взятые на себя международных обязательств по защите беженцев, но собственный закон.

Почему? По словам правозащитника, система «заточена» не на то, чтобы предоставить убежище, а на то, чтобы выстроить препятствия на его пути.

Украина не помогает своим друзья, а наоборот отталкивает. Потенциальные друзья в лучшем случае занимают позицию наблюдателей.

«Семья Тисленко – те двое из трех, кто получил статус беженцев, параллельно получили гринкард и уехали в США», – говорит он.

Что нужно, чтобы изменить ситуацию?

Во-первых, определиться на государственном уровне все ли россияне враги или все-таки есть друзья.

Во-вторых, внести изменения в законодательство, регламентирующее получение статуса беженца, вида на жительство и получение гражданство.

Кстати, разве не это обещал президент Порошенко, вручая паспорт первой россиянке Сергацковой?

У редакции «Украинской правды» – хорошая память.

Анастасия Рингис, УП

Анастасия Рингис, УП

В пятницу 17 июля губернатор Одесской области Михаил Саакашвили объявил о том, что пригласил в свою команду россиянку Марию Гайдар.

Дочка российского экономиста Егора Гайдара дважды работала советником по социальным вопросам – при правительстве Кировской области (2009 — 2011) и советником вице-мэра Москвы (2012 — 2013)

Мария Гайдар сотрудничала с Борисом Немцовым, Алексеем Навальным и другими оппозиционными политиками, участвовала в митингах и маршах российской оппозиции.

До последнего времени Мария возглавляла фонд поддержки и помощи населению «Социальный запрос». В команде Саакашвили она также займется социальной сферой.

«Ее назначение – важный символ того, что те россияне, которые активно сопротивляются путинской агрессии, не являются врагами Украины», – написал в своем Facebook Саакашвили.

Мария Гайдар подала прошение на имя президента Украины о получении украинского гражданства. Хотя уже успела сконфузиться, не ответив на вопрос журналиста: «С кем воюет Украина?»

Очевидно, что ее прошение будет удовлетворено в крайние сроки, в отличие от тех сотен россиян, которые переехали в Украину за последние полтора года.

«Украинская правда» собрала истории граждан РФ, которые претендуют на получение в Украине хотя бы статуса беженца.

Среди них – активисты, журналисты, предприниматели и люди других профессий, выехавшие из своей страны по политическим убеждением и по тем же причинам желающие обосноваться в Украине.

По данным Государственной миграционной службы их всего 130 человек.

За год вожделенный статус получили всего трое. Глава пресс-службы госструктуры Сергей Гунько признается «УП», что процедура это непростая, бюрократическая и мало кому по силам.

То ли дело, если бы в отношении этих граждан наше государство, наконец — то, определилось. Президент Порошенко еще в апреле нынешнего года пообещал сделать все возможное для упрощения системы получения украинского гражданства российскими активистами.

«Где следы побоев?»

Россиянин Илья Томашевский хорошо помнит, как 18 февраля 2014-го, не отрываясь от монитора, смотрел прямую трансляцию в интернете с Майдана.

В тот день горел Дом профсоюзов. Страшные кадры надолго врезались в его память.

Спустя два месяца Илья Томашевский переехал в Украину. Сейчас он – главный инженер строительных работ в Доме профсоюзов. Ему до сих пор с трудом верится в такое стечение обстоятельств.

Москвич Томашевский двадцать лет руководил собственной строительной компанией. Его фирма «ЭкспоСтройГрупп» переживала экономические кризисы, но не пережила столкновения с прокурором Новороссийска.

В 2012 году строительная компания Томашевского возводила Дворец спорта в Новороссийске. В это время в городе случился оползень.

По словам Томашевского, было разрушено более 180 домов. Машина строительной компании в момент стихийного бедствия задела машину прокурора.

Представитель власти тут же потребовал откуп, а после попытки Томашевского решить проблему в юридической плоскости, прислал к нему на объект группу вооруженных лиц без опознавательных знаков.

«Моих сотрудников положили лицом в мартовскую грязь, а сверху их постукивали прикладами автоматов», – вспоминает он.

Два года наездов и судебных тяжб фактически разорили предпринимателя

Хотя его вину так и не доказали.

В процессе расследования сменилось четыре следователя, последний из которых намекнул, что «большие братья» (так называют сотрудников ФСБ) дали команду «мочить по полной». А собеседник из другой структуры сказал: «Тебя пустили в замес. Спасайся, как можешь».

«Я не был оппозиционером, в митинге участвовал единожды, я просто хотел защитить достоинство – свое и моих людей», – говорит он. Илья Томашевский написал десятки писем в вышестоящие инстанции, но даже в Москве – только пожимали плечами.

«Если у тебя нет знакомых в спецслужбах, то ты не человек, ты пыль придорожная», – горячится он.
В апреле 2014-го Илье Томашевскому пришлось фактически бежать из России. Друзья звали в Германию, но он выбрал Украину.

Почему?

«Я прекрасно понимал, почему украинцы вышли на Майдан. Я сам был доведен до такого состояния беспределом российской власти. Украина для меня стала выбором ценностным», – поясняет предприниматель.

Илья Томашевский больше года не может получить статус беженца. Он подал документы в миграционную службу сразу же, как только приехал в Украину.

Томашевский предоставил копии протоколов, рапорты, ответы ФСБ, фотографии автоматчиков и сотрудников, лежащих в мартовской слякоти, копии обращений в Совет по защите прав человека при президенте РФ.

Ничего не помогло.

«Юрист, рассматривавшая мое дело, удивленно спросила: «А почему у вас нет следов побоев?», – рассказывает он. Томашевский говорит об этом с юмором, но на самом деле ему не до веселья.

В августе прошлого года он узнал, что на территории РФ объявлен в розыск. Если он не получит статус беженца, то его теоретически могут депортировать.

В декабре 2014-го он обжаловал решение Государственной миграционной службы. Суд обязал службу рассмотреть его документы повторно. В Украине он работает официально. Справка, выданная Миграционной службой, подтверждающая, что он претендует на статус беженца, позволяет получить идентификационный код.

Юристы общественной инициативы «Киевский велотрек» помогают ему в судебных тяжбах. Томашевский уже отказался от российского гражданства, написал письмо на имя президента Путина по причине несогласия с политикой РФ.

Он не теряет надежды получить статус беженца. А после будет претендовать на гражданство. Основания есть.

«Я этнический украинец. Прадед, дед, отец, были рождены в Донецкой области. К счастью, еще до начала боевых действий на востоке Украины, успел получить документы из Донецкого Загса», – поясняет он.

С билетом в один конец

Режиссер Babylon 13 россиянин Юрий Грузинов, как и Томашевский – человек с билетом в один конец. Вернуться в России – он и не хочет, и не может.

Грузинов снимал Майдан с первых дней с обеих сторон. Через кордон Беркута он проходил, показывая свой российский паспорт, со словами: «Пацаны, я свой!». Российский паспорт он также предъявлял и когда шел в Мариинский парк в разведку.

22 января 2014 года, когда были убиты Сергей Нигоян и Михаил Жизневский, режиссер Юра Грузинов стоял вплотную к Беркуту. Получил огнестрельное сквозное ранение в плечо.

Его, как и Нигояна, а позже Жизневского, доставили в зданиие на Грушевского, 4, где тогда волонтеры оборудовали подобие операционных.

Пока его рану перевязывали, Юра Грузинов снимал. Так появилось видео After the Death / Після смерті.

18 февраля 2014 –го был свидетелем бойни в Мариинском парке, потом, благодаря российскому паспорту, пытался отбить друзей от Беркута и титушек.

В марте 2014-го Юрий Грузинов и оператор Ярослав Пилунский, поехали в Крым. Грузинов думал, что его российский паспорт позволит снимать на избирательных участках во время так называемого «референдума». Но ошибался.

На избирательном участке съемочную группу задержали. Наличие российского паспорта не помогло.

Шесть дней режиссер и оператор провели в подвале.

Юра говорит, что в плен брали любители, а в подвале пытали профессионалы. Они обматывали алюминиевую палку полотенцем и начинали бить. Ключевой вопрос, который задавали: «Когда приедет Правый Сектор?».

Этот вопрос у Юры до сих пор вызывает дрожь. Он помнит сломанные ребра. Помнит, как каждый раз прощался с жизнью, когда открывалась дверь в его камеру.

После того, как заложников освободили, Грузинов почти год провел в США. Он собрал 53 документальных фильма Babylon-13 и проехал с показами от Восточного до Западного побережья, побыл в ведущих университетах — Гарварде, Принстоне, Йеле.

«Я хотел показать миру, что произошло в Украине», – рассказывает он.

Грузинов мог бы остаться в США. Для него это была бы хорошая возможность профессионального роста. Но он решил вернуться в Украину.

«Понимаешь, я снимал с первых дней первую сотню, которая стояла на передовой Майдана. Сейчас эти ребята на фронте. Я продолжаю их внимать. Мое кино про общество, которое захотело построить само себя. И этот процесс не закончен. Я не люблю незаконченных дел», – поясняет режиссер, почему вернулся в Украину.

Сейчас Юрий Грузинов подает документы на получение украинского гражданства. Но это вовсе не гарантирует того, что он его получит.

Известный режиссер Владимир Тихий говорит, что если Грузинову откажут, то киносообществу придется обращаться к президенту.

«Особо опасные» активисты

Предприниматель из Нижнего Новгорода Алексей Ветров стал гражданским активистом в 2011-м, когда начались протестные акции «За честные выборы!» как ответ на фальсификацию выборов в Госдуму.

С того самого дня стал участником оппозиционных митингов.

В 2012-м переехал в Москву, участвовал в акции «Марш миллионов», позже получившей название «Болотной», по названию площади, где проходила акция.

С начала Майдана занял активную проукраинскую позицию. Не раз участвовал в митингах в поддержку Украины. Не раз его задерживала полиция.

Из-за чего, собственно, и пришлось покинуть Россию.

«Весной 2014-го стало понятно, что опасно оставаться в РФ, я уже был в списках», – рассказывает он, как решил бежать в Украину.

С первых дней пребывания он подал документы в Миграционную службу. «Я был уверен, что после Майдана ситуация в Украине начнется стремительный процесс демократизации и изменений», – поясняет он.

В Миграционной службе Ветрову ответили отказом. Тогда он подал в суд. Вместе с адвокатом Дмитрием Говором они предоставили копии протоколов задержания на митингах, копии административных нарушений, а также отчеты Transparency International о ситуации со свободой слова в России и преследовании общественных активистов.
Но украинский суд остался глух.

Судья, рассмотрев документы, лишь пожала плечами: «Ну, вот же написано «оказывал неповиновение законным требованиям сотрудника полиции», «оказывал сопротивление», «совершил самоуправство». И раз таковых протоколов множество, следовательно, вы – хулиган-рецидивист, избивающий полицию при задержании».

За год пребывания в Украине Ветров прошел два суда, последний шанс – кассационная жалоба, на которую он ждет ответ.

УВКБ ООН признала Алексея Ветрова – беженцем, нуждающемся в защите. Его адвокат Дмитрий Говор говорит, что человек, получивший такой статус, не должен доказывать украинской миграционной службе, что он беженец.

«Наши судьи не только делают вид, что не понимают, какая ситуация в РФ, но еще и игнорируют международное законодательство, которое касается беженцев», – возмущается Говор.

У Ветрова вариантов дальнейшего развития событий немного. Скорее всего, он получит отказ и от Верховного суда Украины. И тогда – либо ждать экстрадиции, либо – просить УВКБ ООН о помощи в переселении в другую страну, готовую принять беженца.

Известный активист Павел Шехтман переехал в Киев весной этого года. Так же как и Ветров полагал, что ему, как человеку, публично осуждающему военную агрессию Россия против Украины, легализоваться будет проще.

Тем не менее, его, как и Ветрова, в Украинской миграционной службе считают «хулиганом».

Шехтман – боец. В Киеве он организовал в информационный ресурс, и теперь с небольшой группой таких же потенциальных беженцев занимается контрпропагандой, поясняя, что происходит в Украине.

«Развитое демократическое государство дает убежище всем беженцам, которые реально бежали от политических репрессий, особенно государство, подписавшее международные конвенции. А разумное государство, находящееся в состоянии войны, дает убежище тем беженцам, которые осуждают режим врага. Более того, помогают им организовать работу против противника», – считает Шехтман.

Он возмущается тем, что по закону украинское государство, в отличие от европейских стран, не гарантирует беженцам никакой социальной поддержки.

«Одно дело, когда европейские страны выстраивают систему жестких критериев в отношении беженцев, но когда это делает Украина, которая не дает никаких социальных гарантий, это странно», — говорит Штехман.

Единовременная выплата беженцу составляет всего 17 гривен.

«Было бы логично, если бы работала комиссия при Верховной Раде, которая бы рассматривала такие случаи и упрощала процедуру легализации – будь то получение статуса беженца или гражданства», – говорит Ольга Курносова, активистка, которая была одним из организаторов «Марша несогласных».

Она – автор лозунга «В Киеве братья, хунта – в Кремле!», который был одним из ключевых на сентябрьском Марше мира в 2014-м.

«Наша важная миссия в том, что мы, русские политические эмигранты, снижаем градус военной ненависти. Мы выбиваем пропагандистское оружие из рук Кремля – мы опровергаем тезис Кремля о том, что якобы в Украине ненавидят русских», – считает активистка.

Курносова в Украине уже десять месяцев и тоже пока с не определенным статусом.

Она по-прежнему организовывает митинги в России из Украины – через Viber и социальные сети. Среди ее друзей в Украине немало политиков, которые готовы за нее поручиться, но пока не понимают, как работать с такими активистами.

Ольга Курносова демонстрирует длительную переписку, в которой она убеждает депутатов ВР в том, что нужно помогать политическим эмигрантам из РФ. Прежде всего, с организацией информационных проектов, ориентированных на граждан РФ.

«В Украине очень мало людей стратегически мыслящих, все политики занимаются текучкой. Еще один фактор – в Украине по–прежнему достаточно людей, которые люди которые работают на Кремль», – сокрушается Курносова.

Журналисты и волонтеры

Журналист «Украинской правды» Екатерина Сергацкова – первая россиянка, получившая в апреле 2015 года украинское гражданство из рук президента.

С марта 2014 –го она освещала ситуацию в оккупированном Крыму, работала в зоне АТО и на территории так называемой «ДНР».

Вручая паспорт бесстрашной журналистке, президент пообещал инициировать, законодательные изменения для упрощения процедуры принятия гражданства и предоставления политического убежища гражданам, преследуемым на родине, в частности россиянам.

Спустя примерно месяц он опять обещал: «У нас сейчас запланировано отдельное мое указание комиссии по гражданству, оно должно рассматриваться в приоритетной позиции».

Спустя еще два месяца ситуация не сдвинулась с мертвой точки.

«Сегодня статус беженцев из РФ – вопрос политической воли. При чем, решаемый крайне быстро», – комментирует
главный редактор российского оппозиционного портала «Русский монитор» Федор Клименко.

Он вместе с тремя сотрудниками переехал в Украину в декабре 2014-го.

«То, что мы публикуем, в РФ классифицируется, как экстремизм», – поясняет Клименко.

Ежемесячная аудитория издания – около 200 тысяч пользователей.

Он говорит, что во время Майдана и после температура в российском обществе нагрелась до такой степени, что уже стало больно находиться в стране. Было понятно, что рано или поздно к ним в редакцию придут.

Но самое болезненное для него было осознать, что бывших коллег стали развращать хорошими окладами в прокремлевских СМИ. И вполне приличные люди, ранее исповедовавшие либеральные взгляды, стали говорить то, что от них ожидали.

«Патриотического угара как раз хватит, чтобы выплатить ипотеку за квартиру», – как-то сказала одна из бывших подруг Клименко, которая перешла работать в прокремлевскую газету как раз после аннексии Крыма.

Многие журналисты, ставшие в одночасье «пятой колонной», стали выезжать из России.

Так, например, поступила экс-главный редактор Lenta.ru Галина Тимченко.

В марте 2014 –го ее уволили после публикации интервью с Дмитрием Ярошем. В октябре с частью команды она перебралась в Ригу и запустила новый проект Meduza.

Федор Клименко выбрал Украину. «Сейчас от вашей страны многое зависит, здесь будут развиваться ключевые события, которые повлияют на судьбу Европы. И хочется быть в этот исторический момент с вами», – считает журналист.

Ситуация с легализацией у Клименко проще. Его жена – украинка. Шансы получить гражданство без проволок – высоки. Тем не менее, все время сталкивается с земляками, которые за год так и не умели легализоваться.

«Вы только, пожалуйста, не используйте мои фотографии, я не знаю, как отразиться это на моих близких», – просит парамедик Ольга.

Ее чаще называют не по имени, а используют позывной «Зубная фея». Она – один из медиков добровольческого мобильного госпиталя в секторе С.

Ольга – инструктор по рукопашному бою, родом из Челябинска. Еще год назад она считала себя аполитичной, объясняя просто: «Чем дальше от Москвы, тем на политику больше пофиг».

Летом 2014- го в альпинистском походе познакомилась с киевлянами. И когда от них узнала, что происходит в Украине, и какова в этом роль Москвы, стала интересоваться политическими новостями, читать украинские источники.

«Жить в Челябинске стало очень сложно», – говорит девушка.

Ее друзья – киевские альпинисты-волонтеры, предложили Ольге приехать в Украину. Она переехала.

Прошла курсы парамедиков, за последние несколько месяцев она работала в районе Песок, Попасной, Счастья.
Зубная Фея говорит, что не пробовала податься на получение украинского гражданства. Проще выйти замуж. Сейчас в перерывах между ротациями на фронт оформляет вид на жительство в Украине.

Для нее дорога домой точно закрыта. На днях телеканал «Россия 1» снял про нее сюжет: «Ген предательства».
Автор сюжета предполагает, что Ольга воюет вместе с «Правым сектором», признанным РФ террористической организацией.

Такой же невозвращенец — российский политолог Павел Мезерин, специалист по российско-украинским отношениям.

Петербуржец Мезерин приехал в Украину 9 февраля 2014-го. До этого много высказывался в российской прессе по поводу роли России в революции в Украине.

До этого его уже вызывали в «Центр Э». А когда приехал на Майдане, его адвокат предупредил, что он – в списках лиц, подлежащих задержанию.

С тех пор политолог обосновался во Львове, получил вид на жительство, консультирует местных политиков.
«Активных русских надо использовать как оружие, – говорит он, ни капли не смущаясь. – Не будет у Украины будущего, пока не будет понятно, какое будущее будет на территории нынешней России».

Интеллектуальные силы России, тот самый средний класс, вышедший на Болотную, по его словам, сейчас эмигрирует в разные страны. «Никто как они не сумеют помочь Украине преодолеть соседство с московским Левиафаном», – говорит политолог.

Он проводит параллели с послереволюционным периодом 1917-го года, когда россияне также бежали в Украину. Но волна эта оказалась «транзитной», потому что большевики быстро захватили УНР.

«Надо понимать, что у Украины есть исторический шанс привлечь на свою сторону самых активных россиян, людей с огромным количество деловых, активных связей у себя на родине. Они могут стать полноценной ударной силой, разрушающей виртуальную медиареальность России», – говорит Мезерин.

Правозащитник Максим Буткевич из организации «Без границ» с мнением политолога согласен. Хотя и говорит, что ситуации с беженцами из РФ по политическим мотивам сейчас лучше, хотя бы потому, что их не пытаются по запросу ФСБ выдворить на родину. Как это было совсем недавно, например, с защитником Химкинского леса Максимом Солоповым.
20 февраля 2014-го на волне победившей революции Буткевич с коллегами вошли в здание Государственной миграционной службы.

Говорит, дежурили там, чтобы не допустить уничтожения документов, которые касались нарушения процедуры выдачи статуса беженцев, потребовали отставки руководства и реформирования Миграционной службы. И даже после этого активно обсуждали суть изменений в системе предоставления убежища.

Но, к сожалению, процесс, не довели до результата. «Работа Миграционной службы не изменилась», – жалуется он.
За прошедший год в организацию, где работает Буткевич, обратилось три десятка россиян по поводу оформления статуса беженца. Ни один не получил.

Украина не выполняет ни только взятые на себя международных обязательств по защите беженцев, но собственный закон.

Почему? По словам правозащитника, система «заточена» не на то, чтобы предоставить убежище, а на то, чтобы выстроить препятствия на его пути.

Украина не помогает своим друзья, а наоборот отталкивает. Потенциальные друзья в лучшем случае занимают позицию наблюдателей.

«Семья Тисленко – те двое из трех, кто получил статус беженцев, параллельно получили гринкард и уехали в США», – говорит он.

Что нужно, чтобы изменить ситуацию?

Во-первых, определиться на государственном уровне все ли россияне враги или все-таки есть друзья.

Во-вторых, внести изменения в законодательство, регламентирующее получение статуса беженца, вида на жительство и получение гражданство.

Кстати, разве не это обещал президент Порошенко, вручая паспорт первой россиянке Сергацковой?

У редакции «Украинской правды» – хорошая память.

Анастасия Рингис, УП

Виктор Шендерович: Побеждает тот, кто громче крикнет про любовь к родинеВиктор Шендерович: Побеждает тот, кто громче крикнет про любовь к родине

Екатерина Сергацкова.
В этом году российские писатели на фестивале «Книжный Арсенал» – большая редкость. Одним из немногих гостей из Москвы стал публицист-сатирик, автор легендарной передачи «Куклы» Виктор Шендерович.

Писатель презентовал посетителям Арсенала свою новую книгу, сборник эссе «Блокада мозга. 2014», посвященный событиям в стране, в том числе вокруг войны в Украине и аннексии Крыма.

Книгу должно было выпустить издательство «Захаров» еще в прошлом году. Но политическая ситуация внесла свои коррективы: сначала крупнейшая оптовая база отказалась брать книгу на распространение, затем отказались главные книжные магазины российской столицы. В итоге Шендеровичу пришлось собирать деньги на печать книги через краудфандинговую платформу «Планета.ру», и он даже собрал больше нужной суммы – около 1,1 миллиона рублей. В итоге напечатало книгу харьковское издательство «Виват».

«Украинская правда. Жизнь» в перерывах между встречами с поклонниками и презентациями поговорила с писателем о новом «философском пароходе», самоцензуре и об отношении к представителям творческих профессий, которые публично обозначили свои симпатии к «народным республикам» на востоке Украины.

СИТУАЦИЯ В СТРАНЕ СТАНОВИТСЯ НЕ ТОЛЬКО ОТВРАТИТЕЛЬНОЙ, НО И ОПАСНОЙ

– Случалось ли уже у вас, что вот так, радикально, запрещают публиковать ваши книги и пускают тираж под нож?

– Нет, это совершенно новый опыт. Я уже однажды пошутил, что продолжаю наблюдать за тем, как в стране сжимается шагреневая кожа. Сжимается и персональная, моя шагреневая кожа.

Лет 15 назад я пребывал в статусе телезвезды, потом меня выгнали сначала с федерального телевидения, а затем и с телеканалов поменьше, а потом оказалось невозможно появиться на РЕН-ТВ и Культуре, и так далее. Тем не менее, спектакли по моим пьесам шли, и книги издавались, и презентации в центральных магазинах были.

И вот, в прошлом году произошло очередное съеживание этой шагреневой кожи: не взяли на распространение мою книгу. Ни магазины, ни торговые базы. Потом тираж пустили под нож.

Это все всполохи нового времени. Оно не тоталитарное, конечно, но вполне авторитарное. И идет ужесточение.

– Как вам кажется, это цензура как инициатива сверху, или самоцензура?

– Думаю, и то и другое. Конечно, это самоцензура в том смысле, что директору ульяновского издательства Путин не звонил, чтобы он пустил под нож мой тираж.

Но атмосфера, существующая в стране, атмосферный столб, который давит на мозги, и многолетний кадровый отбор таков, что на руководящих постах в тех местах, где принимаются решения, попросту не осталось свободных людей с чувством собственного достоинства.

Люди с чувством собственного достоинства давно существуют сами по себе: они либо уехали из России, либо уже ничем не руководят. Это результат цензуры. Направление ветра Путин обозначил очень точно.
– Вы сказали, что 2014 год стал для вас очень сложным. В чем именно?

– В каком-то смысле да, потому что люди с минимальной исторической памятью, те, кто помнит 1968 год или афганский 1979-й, знают, что интервенция означает сворачивание любых реформ. Интервенция и реформы несовместимы, поскольку интервенция означает власть военных, особистов.

Военное время – время демагогов. Кто громче крикнет про любовь к родине, тот и побеждает. Не самый умный, не самый тонкий, не самый честный. Побеждает самый громкий и бесстыжий.

Очевидно, что война с Украиной – не исключение. Она означает конец реформ. За этот год Россия маргинализировалась, сделала несколько больших шагов в сторону страны-изгоя.

– Год назад мы с вами общались на Форуме интеллигенции «Россия-Украина: диалог» в Киеве, который в этом году отчего-то не состоялся, хотя такой форум вообще-то нужен. Тогда вы говорили, что не планируете эмигрировать из России. А сейчас изменилась ситуация? Появилась такая цель?

– У меня нет цели эмигрировать. Но ситуация в стране становится не только отвратительной, но и опасной. Я понимаю, что меня выдавливают, как и всех, в том числе персонально, чередой провокаций и угроз.

– От кого эти угрозы исходят?

– От разных людей. Это могут быть угрозы двух типов: давление на психику, которое я чувствую постоянно, либо реальные угрозы, которые тоже возникают.

– Физическая угроза?

– Да, некоторые пропутинские активисты, которые считают своим долгом дать понять батюшке, что они за него, пытаются «отличиться».

– А в какой момент вы готовы собрать вещи и уехать?

– Когда вы узнаете, что я живу не в России, значит, этот момент наступил.

Конечно, убийство Бориса Немцова и то, что Путин крышует заказчиков этого убийства – а это можно констатировать, поскольку в Следственном комитете не могут допросить подозреваемых, – означает, что страна сделала еще один шаг вниз.

ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ РОССИЯ И ПУТИН ПЕРЕСТАЛИ БЫТЬ СИНОНИМАМИ

– В России образовался уже такой добровольный «философский пароход». Бориса Акунина в России уже нету, ряд представителей интеллигенции уехали. Вы считаете, это правильно – в такой ситуации покидать страну?

– Тут нет одного ответа для всех, это персональный выбор. Каждый человек проживает свою жизнь, у всех свои приоритеты, своя профессия. И тут есть разница между, условно, [Борисом] Акуниным, [Сергеем] Гуриевым, [Сергеем] Алексашенко и [Гарри] Каспаровым. Это разные случаи.

Тот же Гуриев (экс-ректор Российской экономической школы – УП) может жить во Франции, оставаться экономистом и делать прогнозы, в том числе работать на пользу России, давать рекомендации. А для меня как публициста, существование снаружи от России означает другую интонацию, в этом я отдаю себя отчет.

Сатирик, публицист – профессия, подразумевающая гражданство во всех смыслах этого слова.

– Важно чувствовать почву?

– Да просто по-другому мы относимся к человеку, который живет где-нибудь в Америке и пишет про Россию, говоря «мы».

– На Книжном Арсенале в этом году, в отличие от прошлых лет, практически нет представителей России. Как бы вы объяснили, это страх приезжать сюда или позиция?

– Думаю, это разное. Это очень досадно и жалко, потому что хотелось бы, чтобы Россия и Путин перестали быть синонимами. Мне жалко, что путинская политика мешает многим достойным людям приезжать на Украину, привозить свои книги и общаться. Мне кажется, это ошибка.

Есть, конечно, и те, у кого мозги повернулись в имперскую сторону, а другие понимают, что появление здесь перекроет им возможности на родине.

– Как, по-вашему, стоит относиться к таким писателям, например, как Захар Прилепин, который приезжает в донецкий аэропорт и, вероятно, не брезгует там пострелять?

– Я не думаю, что он стреляет. Все-таки, он не такой идиот, как его коллеги из других областей искусства (намек на актера Михаила Пореченкова – УП). Но с Прилепиным все довольно понятно. Там не вопрос веры, а вполне циничного расчета. Но мне не хотелось бы это оценивать. Он человек способный – хотя я не стал бы называть его большим писателем – и ранние его повести были мне симпатичны.

Человека сам выбирает свою судьбу, и люди гораздо более значительные в литературе, чем Захар Прилепин, получали заслуженное презрение, когда дурно вели себя в политическом смысле. Это будет касаться и Прилепина, разумеется.

– После того, что произошло за год, у вас лично поменялось отношение к коллегам?

– Я не оцениваю людей корпорациями, коллеги у меня очень разные.

– Может, вы в ком-то разочаровались?

– Нет, вы знаете, больших разочарований у меня нет. Те люди, которые приняли пропутинскую позицию, не расстроили. А про тех, кто это и раньше артикулировал, я все более-менее предполагал или знал.

Нет, находиться в компании Ахеджаковой, Юрского, Басилашвили, Иртеньева мне комфортабельно, и я не хотел бы меняться местами с Шаргуновым и Прилепиным. Баш на баш не хочу.

– Возникает и вопрос экономический. Раз вас больше не публикуют, отрезают возможность заработка – как вы на жизнь-то теперь зарабатываете?

– Это вопрос моего материального состояния, он не самый главный. Разумеется, у меня резко сократились возможности работать в России. Значит, я чуть больше стал ездить.

Но если говорить не о заработке, а о картине жизни, то довольно забавно, когда меня спрашивают, где можно увидеть мои выступления, и я перечисляю города от Киева и Одессы до Парижа и Лондона – и в этом списке что угодно, только не Москва, не Питер и не Екатеринбург. Это, конечно, забавно.

Если посмотреть издалека на собственную жизнь, то я, который долго был «невыездным» евреем и даже не мог выехать в Болгарию – вдруг теперь езжу в Калифорнию и Нью-Йорк как на трамвае два раза в год, а в Питере и Москве у меня нет концертов. Это смешно.

ПОКА РОССИЯНЕ БУДУТ СОГЛАСНЫ НА ИМПЕРСКУЮ ТЕМУ, ДО ТЕХ ПОР БУДЕТ ТОЛЬКО ХУЖЕ

– Вы назвали украинские города, по которым вы гастролируете. Для вас это одно ментальное пространство?

– Моя публика более-менее единообразна. Это одни и те же люди, просто кто-то уехал из России, а кто-то еще живет здесь. Ко мне приходят те люди, которые знают меня, читали те же книги, что и я, реагируют на свойственный мне юмор, и тут разницы географической нет.

– А ментальная разница?

– Нет. Есть некоторая вилка, связанная с еврейской темой. Разумеется, на гастролях в Израиле или в городах Америки, может, чуть больше текстов, где есть еврейская тема. Но в основном это универсальные рассказы для моей публики.

Если вам дать аудиозапись реакции зрительного зала, то вы не угадаете, где это – в Нарьян-Маре или в Мельбурне. Смех в одних и тех же местах.

– Вы называете эссе из своей последней книги «хроникой конца», описываете события как катастрофу. Вы думаете о том, что будет после этого самого конца? У вас есть видение того, какой будет страна, когда осуществится предполагаемый вами распад?

– В том-то и парадокс истории, что в общих чертах все понятно, но конкретики быть не может.

– Дьявол-то в деталях как раз.

– Конечно. Как будет выглядеть та банановая корка, на которой навернется этот сюжет, когда и как это будет – мы знать не можем.

Опыт вселенский, как сказано в стихотворении Окуджавы, говорит, что империи распадаются. Сегодня империи не живут. Распалась английская, испанская, португальская империи. Значит, сейчас мы наблюдаем процесс распада Российской империи. Сколько это займет времени, не знаю. Насколько это будет кроваво или удастся пройти по менее кровавому варианту, не знаю.

Можно рассматривать происходящее в микроскоп как путинскую историю. А можно посмотреть издалека – и тогда становится ясно, что мы присутствуем при продолжении распада Российской империи.

Сначала от нее отпал так называемый «соцлагерь», потом Прибалтика, а сейчас уже отпадают славянские государства. Украина отпала, потом отпадет Белоруссия.

– А дальше будет распадаться уже изнутри.

– Совершенно верно. Если Россия не поменяет парадигму и будет настаивать на том, что это империя, будет распадаться и дальше.

Если хватит ума перейти с империи на реальный федерализм, то этот процесс, может, как-то затормозится.

– Но я спросила вас не совсем об этом. Писатели – это как раз те люди, которые способны предложить некую визию будущего.

– Нет, я могу изложить только желательное. А желательное заключается в том, чтобы как можно быстрее закончить с имперской темой. Тогда есть шанс.

Потому что в России полно способных людей – экономистов, историков, философов, да и политики найдутся. Почему может существовать Бельгия и Голландия без этих заморочек? Почему Россия не может быть федеративной? Почему здесь не может быть самоуправления?

Вопрос только в том, что сегодняшняя элита – имперская. И пока россияне будут согласны на имперскую тему, до тех пор будет только хуже.
Источник: http://life.pravda.com.ua/person/2015/04/27/192953/Екатерина Сергацкова.
В этом году российские писатели на фестивале «Книжный Арсенал» – большая редкость. Одним из немногих гостей из Москвы стал публицист-сатирик, автор легендарной передачи «Куклы» Виктор Шендерович.

Писатель презентовал посетителям Арсенала свою новую книгу, сборник эссе «Блокада мозга. 2014», посвященный событиям в стране, в том числе вокруг войны в Украине и аннексии Крыма.

Книгу должно было выпустить издательство «Захаров» еще в прошлом году. Но политическая ситуация внесла свои коррективы: сначала крупнейшая оптовая база отказалась брать книгу на распространение, затем отказались главные книжные магазины российской столицы. В итоге Шендеровичу пришлось собирать деньги на печать книги через краудфандинговую платформу «Планета.ру», и он даже собрал больше нужной суммы – около 1,1 миллиона рублей. В итоге напечатало книгу харьковское издательство «Виват».

«Украинская правда. Жизнь» в перерывах между встречами с поклонниками и презентациями поговорила с писателем о новом «философском пароходе», самоцензуре и об отношении к представителям творческих профессий, которые публично обозначили свои симпатии к «народным республикам» на востоке Украины.

СИТУАЦИЯ В СТРАНЕ СТАНОВИТСЯ НЕ ТОЛЬКО ОТВРАТИТЕЛЬНОЙ, НО И ОПАСНОЙ

– Случалось ли уже у вас, что вот так, радикально, запрещают публиковать ваши книги и пускают тираж под нож?

– Нет, это совершенно новый опыт. Я уже однажды пошутил, что продолжаю наблюдать за тем, как в стране сжимается шагреневая кожа. Сжимается и персональная, моя шагреневая кожа.

Лет 15 назад я пребывал в статусе телезвезды, потом меня выгнали сначала с федерального телевидения, а затем и с телеканалов поменьше, а потом оказалось невозможно появиться на РЕН-ТВ и Культуре, и так далее. Тем не менее, спектакли по моим пьесам шли, и книги издавались, и презентации в центральных магазинах были.

И вот, в прошлом году произошло очередное съеживание этой шагреневой кожи: не взяли на распространение мою книгу. Ни магазины, ни торговые базы. Потом тираж пустили под нож.

Это все всполохи нового времени. Оно не тоталитарное, конечно, но вполне авторитарное. И идет ужесточение.

– Как вам кажется, это цензура как инициатива сверху, или самоцензура?

– Думаю, и то и другое. Конечно, это самоцензура в том смысле, что директору ульяновского издательства Путин не звонил, чтобы он пустил под нож мой тираж.

Но атмосфера, существующая в стране, атмосферный столб, который давит на мозги, и многолетний кадровый отбор таков, что на руководящих постах в тех местах, где принимаются решения, попросту не осталось свободных людей с чувством собственного достоинства.

Люди с чувством собственного достоинства давно существуют сами по себе: они либо уехали из России, либо уже ничем не руководят. Это результат цензуры. Направление ветра Путин обозначил очень точно.
– Вы сказали, что 2014 год стал для вас очень сложным. В чем именно?

– В каком-то смысле да, потому что люди с минимальной исторической памятью, те, кто помнит 1968 год или афганский 1979-й, знают, что интервенция означает сворачивание любых реформ. Интервенция и реформы несовместимы, поскольку интервенция означает власть военных, особистов.

Военное время – время демагогов. Кто громче крикнет про любовь к родине, тот и побеждает. Не самый умный, не самый тонкий, не самый честный. Побеждает самый громкий и бесстыжий.

Очевидно, что война с Украиной – не исключение. Она означает конец реформ. За этот год Россия маргинализировалась, сделала несколько больших шагов в сторону страны-изгоя.

– Год назад мы с вами общались на Форуме интеллигенции «Россия-Украина: диалог» в Киеве, который в этом году отчего-то не состоялся, хотя такой форум вообще-то нужен. Тогда вы говорили, что не планируете эмигрировать из России. А сейчас изменилась ситуация? Появилась такая цель?

– У меня нет цели эмигрировать. Но ситуация в стране становится не только отвратительной, но и опасной. Я понимаю, что меня выдавливают, как и всех, в том числе персонально, чередой провокаций и угроз.

– От кого эти угрозы исходят?

– От разных людей. Это могут быть угрозы двух типов: давление на психику, которое я чувствую постоянно, либо реальные угрозы, которые тоже возникают.

– Физическая угроза?

– Да, некоторые пропутинские активисты, которые считают своим долгом дать понять батюшке, что они за него, пытаются «отличиться».

– А в какой момент вы готовы собрать вещи и уехать?

– Когда вы узнаете, что я живу не в России, значит, этот момент наступил.

Конечно, убийство Бориса Немцова и то, что Путин крышует заказчиков этого убийства – а это можно констатировать, поскольку в Следственном комитете не могут допросить подозреваемых, – означает, что страна сделала еще один шаг вниз.

ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ РОССИЯ И ПУТИН ПЕРЕСТАЛИ БЫТЬ СИНОНИМАМИ

– В России образовался уже такой добровольный «философский пароход». Бориса Акунина в России уже нету, ряд представителей интеллигенции уехали. Вы считаете, это правильно – в такой ситуации покидать страну?

– Тут нет одного ответа для всех, это персональный выбор. Каждый человек проживает свою жизнь, у всех свои приоритеты, своя профессия. И тут есть разница между, условно, [Борисом] Акуниным, [Сергеем] Гуриевым, [Сергеем] Алексашенко и [Гарри] Каспаровым. Это разные случаи.

Тот же Гуриев (экс-ректор Российской экономической школы – УП) может жить во Франции, оставаться экономистом и делать прогнозы, в том числе работать на пользу России, давать рекомендации. А для меня как публициста, существование снаружи от России означает другую интонацию, в этом я отдаю себя отчет.

Сатирик, публицист – профессия, подразумевающая гражданство во всех смыслах этого слова.

– Важно чувствовать почву?

– Да просто по-другому мы относимся к человеку, который живет где-нибудь в Америке и пишет про Россию, говоря «мы».

– На Книжном Арсенале в этом году, в отличие от прошлых лет, практически нет представителей России. Как бы вы объяснили, это страх приезжать сюда или позиция?

– Думаю, это разное. Это очень досадно и жалко, потому что хотелось бы, чтобы Россия и Путин перестали быть синонимами. Мне жалко, что путинская политика мешает многим достойным людям приезжать на Украину, привозить свои книги и общаться. Мне кажется, это ошибка.

Есть, конечно, и те, у кого мозги повернулись в имперскую сторону, а другие понимают, что появление здесь перекроет им возможности на родине.

– Как, по-вашему, стоит относиться к таким писателям, например, как Захар Прилепин, который приезжает в донецкий аэропорт и, вероятно, не брезгует там пострелять?

– Я не думаю, что он стреляет. Все-таки, он не такой идиот, как его коллеги из других областей искусства (намек на актера Михаила Пореченкова – УП). Но с Прилепиным все довольно понятно. Там не вопрос веры, а вполне циничного расчета. Но мне не хотелось бы это оценивать. Он человек способный – хотя я не стал бы называть его большим писателем – и ранние его повести были мне симпатичны.

Человека сам выбирает свою судьбу, и люди гораздо более значительные в литературе, чем Захар Прилепин, получали заслуженное презрение, когда дурно вели себя в политическом смысле. Это будет касаться и Прилепина, разумеется.

– После того, что произошло за год, у вас лично поменялось отношение к коллегам?

– Я не оцениваю людей корпорациями, коллеги у меня очень разные.

– Может, вы в ком-то разочаровались?

– Нет, вы знаете, больших разочарований у меня нет. Те люди, которые приняли пропутинскую позицию, не расстроили. А про тех, кто это и раньше артикулировал, я все более-менее предполагал или знал.

Нет, находиться в компании Ахеджаковой, Юрского, Басилашвили, Иртеньева мне комфортабельно, и я не хотел бы меняться местами с Шаргуновым и Прилепиным. Баш на баш не хочу.

– Возникает и вопрос экономический. Раз вас больше не публикуют, отрезают возможность заработка – как вы на жизнь-то теперь зарабатываете?

– Это вопрос моего материального состояния, он не самый главный. Разумеется, у меня резко сократились возможности работать в России. Значит, я чуть больше стал ездить.

Но если говорить не о заработке, а о картине жизни, то довольно забавно, когда меня спрашивают, где можно увидеть мои выступления, и я перечисляю города от Киева и Одессы до Парижа и Лондона – и в этом списке что угодно, только не Москва, не Питер и не Екатеринбург. Это, конечно, забавно.

Если посмотреть издалека на собственную жизнь, то я, который долго был «невыездным» евреем и даже не мог выехать в Болгарию – вдруг теперь езжу в Калифорнию и Нью-Йорк как на трамвае два раза в год, а в Питере и Москве у меня нет концертов. Это смешно.

ПОКА РОССИЯНЕ БУДУТ СОГЛАСНЫ НА ИМПЕРСКУЮ ТЕМУ, ДО ТЕХ ПОР БУДЕТ ТОЛЬКО ХУЖЕ

– Вы назвали украинские города, по которым вы гастролируете. Для вас это одно ментальное пространство?

– Моя публика более-менее единообразна. Это одни и те же люди, просто кто-то уехал из России, а кто-то еще живет здесь. Ко мне приходят те люди, которые знают меня, читали те же книги, что и я, реагируют на свойственный мне юмор, и тут разницы географической нет.

– А ментальная разница?

– Нет. Есть некоторая вилка, связанная с еврейской темой. Разумеется, на гастролях в Израиле или в городах Америки, может, чуть больше текстов, где есть еврейская тема. Но в основном это универсальные рассказы для моей публики.

Если вам дать аудиозапись реакции зрительного зала, то вы не угадаете, где это – в Нарьян-Маре или в Мельбурне. Смех в одних и тех же местах.

– Вы называете эссе из своей последней книги «хроникой конца», описываете события как катастрофу. Вы думаете о том, что будет после этого самого конца? У вас есть видение того, какой будет страна, когда осуществится предполагаемый вами распад?

– В том-то и парадокс истории, что в общих чертах все понятно, но конкретики быть не может.

– Дьявол-то в деталях как раз.

– Конечно. Как будет выглядеть та банановая корка, на которой навернется этот сюжет, когда и как это будет – мы знать не можем.

Опыт вселенский, как сказано в стихотворении Окуджавы, говорит, что империи распадаются. Сегодня империи не живут. Распалась английская, испанская, португальская империи. Значит, сейчас мы наблюдаем процесс распада Российской империи. Сколько это займет времени, не знаю. Насколько это будет кроваво или удастся пройти по менее кровавому варианту, не знаю.

Можно рассматривать происходящее в микроскоп как путинскую историю. А можно посмотреть издалека – и тогда становится ясно, что мы присутствуем при продолжении распада Российской империи.

Сначала от нее отпал так называемый «соцлагерь», потом Прибалтика, а сейчас уже отпадают славянские государства. Украина отпала, потом отпадет Белоруссия.

– А дальше будет распадаться уже изнутри.

– Совершенно верно. Если Россия не поменяет парадигму и будет настаивать на том, что это империя, будет распадаться и дальше.

Если хватит ума перейти с империи на реальный федерализм, то этот процесс, может, как-то затормозится.

– Но я спросила вас не совсем об этом. Писатели – это как раз те люди, которые способны предложить некую визию будущего.

– Нет, я могу изложить только желательное. А желательное заключается в том, чтобы как можно быстрее закончить с имперской темой. Тогда есть шанс.

Потому что в России полно способных людей – экономистов, историков, философов, да и политики найдутся. Почему может существовать Бельгия и Голландия без этих заморочек? Почему Россия не может быть федеративной? Почему здесь не может быть самоуправления?

Вопрос только в том, что сегодняшняя элита – имперская. И пока россияне будут согласны на имперскую тему, до тех пор будет только хуже.
Источник: http://life.pravda.com.ua/person/2015/04/27/192953/

Семен Семенченко: Наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевикиСемен Семенченко: Наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики

Екатерина Сергацкова, Мария Жартовская,
Семен Семенченко назначает «Украинской правде» встречу на 10 утра субботы. Место встречи – его кабинет в здании комитетов Верховной Рады, который он делит с бывшим главой администрации президента Сергеем Пашинским.
Комбат-депутат опаздывает на 50 минут, заставляя ждать под дождем у Рады. В помещение нас не пускает охранник – молодой парень в форме с нашивкой «Нацгвардия». Имя Семена Семенченко ему незнакомо. «Я не всех депутатов тут знаю», — оправдывается он.
«Я сейчас подъеду, подождите еще», – отвечает по телефону комбат-депутат. Через десять минут он выходит из-за угла без верхней одежды, в темно-зеленой пайте и такого же цвета штанах. «Просто ровно в 10 вас здесь не было, а я время ценю – решил сделать пока другие дела», — объясняет Семенченко свое опоздание, но все же извиняется. «А вообще я, честно говоря, человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства», — говорит он.
«Теперь вы нам кофе должны», — шутим мы. «Будет вам кофе. Попросим секретаря, она у нас одна на двоих с Пашинским», — сообщает Семенченко.
На входе охранник просит предъявить документы. При виде российского паспорта одной из корреспонденток Семенченко театрально охает.
«Сегодня увидел кучу фотожаб на себя – сделали даже мем, как будто я убил Кеннеди, — шутит Семенченко. – И понял восторг Антона Геращенко по поводу всех этих интернет-мемов. Он считает, что это – настоящее признание».
Кабинет Семенченко выглядит так, будто он в нем не появляется.
На рабочем столе – выключенный компьютер, открытый конверт и листок, исписанный мелкими треугольниками, чьими-то портретами и короткими заметками. В холодильнике пусто, а в шкафчике отсутствующего секретаря нет ни чая, ни кофе. Пользоваться кофеваркой, как выясняется, комбат-депутат не умеет.
Он уходит, чтобы попросить кого-то найти кофе. Спустя 15 минут в кабинет стучится мужчина в форме с тремя одноразовыми стаканчиками с американо. «Обращайся, если еще что-то нужно», — говорит он по-дружески Семену и уходит. Мы начинаем интервью.
Е.С. — Кем вы себя считаете?
– Тем, кем я есть. Командиром батальона «Донбасс» и народным депутатом.
Е.С.: То есть, для вас это две равнозначные роли?
– В принципе, да.
Е.С.: В одном из своих интервью вы говорили, что выбираете, остаться комбатом или стать депутатом.
– Выбрал. Буду и тем, и тем.
Е.С.: А как такое возможно? Как комбат вы должны быть на фронте, вместе с добровольцами. В Верховной Раде – принимать законы и не пропускать заседания.
– Батальон «Донбасс» – это не просто военное подразделение. Это фактически вооруженный отряд Майдана, задача которого – изменить систему. Пока что война заморожена, идут вялые перестрелки. Поэтому все сознание занимает вопрос о том, как нам построить мирную страну.
Ребята получают 980 гривен в месяц. Если бы они были военным подразделением, они бы могли пойти туда, где платят больше. Но, как у отряда Майдана, у нас не только военные задачи.
Е.С.: Почему такая маленькая цифра? В апреле Антон Геращенко говорил о 4 000 гривен. Вы тоже об этом говорили.
– Никогда не было такой цифры. Я говорил, что люди идут защищать свое государство. Если убьют – значит убьют.
Кстати, информация в статье на которую вы ссылаетесь очень мало соответствует действительности.
Моя позиция следующая: мы пришли сюда менять страну. Мы создали кадровую роту, где зарплаты не намного, но выше. Но она у нас не заполнена. Потому что люди говорят, что пришли сюда не за деньгами. Эти люди резко отличаются от тех, кто философствует в теплых креслах.
Мария Жартовская: Кто входит в кадровую роту?
– Это люди, которые оформляются на постоянную службу в Национальную Гвардию и не являются резервистами. Что касается меня, то, как метко сказал Мустафа Найем, я считаю себя лоббистом общественных интересов в парламенте. Очень хорошо сказал, я даже это взял на вооружение.
М.Ж.: Но вы входите в состав правящей коалиции в парламенте. Разве вы не у власти?
– Нет, мы не у власти.
М.Ж.: «Самопоміч» не у власти? Вам нужна власть на президентских выборах?
– Нет. Нам нужна возможность сделать так, чтобы волонтеры, общественные активисты заняли места наших патентованных чиновников. Потому что они на порядок лучше выполняют свою работу. Мы сейчас боремся за то, чтобы в Раде заработала комиссия по общественному контролю за военной организацией государства. Это инструмент люстрации, инструмент выявления в обществе тех людей, которые готовы войти в Минобороны, органы безопасности, и работать честно.
Е.С.: Прошу прощения, а что такое военная организация государства? Это аналог «Хезболлы» что ли?
– Нет. Открываем «Нормативно-правовую базу в сфере безопасности Украины» (выходит за книгой — УП). Читаем: «военные организации государства – совокупность органов государственной власти военных формирований, созданных в соответствии с законами Украины, деятельность которых находится под демократическим гражданским контролем общества и непосредственно направлена на защиту интересов Украины от внешних и внутренних угроз».
То есть оборонка и военные подразделения, которые должны быть под гражданским контролем. Со стороны людей, которые находятся за пределами парламента и непосредственно Рады. У нас есть такой контроль? Нет. Мы добиваемся его, а во всем мире это есть.
Е.С.: Такого количества депутатов-комбатов как в Украине нет нигде.
– А в мире вообще мало стран, на которые напала Россия, и где президентом был судимый Янукович. Мы вообще уникальная страна.
Е.С.: Что сейчас происходит с батальоном «Донбасс»? После Иловайской трагедии бойцы рассказывали о том, что шла речь о расформировании батальона, поскольку большинство ваших попало в плен.
– Против Украины ведется информационная война. Затем информационная война переползла к нам из РФ. В период с марта по май разве можно было встретить в нашей прессе сообщения, порочащие батальоны, общественных активистов и волонтеров? Нет.
А сегодня пятая колонна из числа журналистов, которая сейчас снимает сюжеты для НТВ, занимается тем, что разваливает нашу страну. Услышанная вами информация часто не соответствует действительности. Нет такого количества пленных, о которых все говорят.
Тоже самое касается и дел в «Донбассе». В батальоне сейчас – 700 человек. Часть людей находится в Золочеве, это база Нацгвардии во Львовской области. С понедельника они прибывают в Киев, в подразделения.
Еще часть людей находятся в Луганской области, за Северодонецком, часть – в Старе под Киевом и еще часть – в Днепропетровске, у нас там лагерь. То есть постоянно происходят ротация и обучение. Также планирую, чтобы часть людей находились в Запорожье и Харькове, чтобы обеспечивать там безопасность.
Батальон проявил себя очень хорошо, освобождал города и стал лучшим штурмовым подразделением. И в Иловайске мы проявили себя отлично: задачу, поставленную перед батальоном, выполнили на 200%. Более 100 человек награждены орденами и медалями, знаками отличия. Не за что батальон Донбасс расформировывать – это фейк.
Что касается задач батальона в зоне АТО, у нас есть борьба с диверсионными группами. Еще одна задача – пресечение потока контрабанды, торговли разными спиртными напитками, а также гуманитарки, которую мы сейчас тоже решаем.
Е.С.: Вы затронули тему информационной войны. Пресса пишет о мародерстве уже достаточно давно. И мы достаточно часто получаем такие сообщения от авторитетных людей.
– Я не говорю, что этого нет.
Е.С.: Но вы отрицаете факты, которые есть.
– Я не отрицаю. Никогда не отрицал. Забейте в гугле «Не все, кто на фронте, герои». На Громадськом этот мой комментарий получил большое распространение.
Я об этом говорил, когда все еще стеснялись говорить. Эта проблема существует у нас, у пограничников, в Италии, США, в России — везде. Другое дело, что информационная политика ведется так, что те проблемы, которые существуют в других подразделениях, совсем не упоминаются.
И получается, что идет информационная кампания, а те герои, которых вы вчера носили на руках — мудаки и мародеры, рвущиеся к власти циники. Наше общество мало отличается от того, что было на Донбассе. Самосознание выше, но очень многим совсем легко забить баки.
Е.С.: Мне кажется, что если бы вы вели более правильную информационную политику, то не было бы таких проблем.
– Помогите, контролируйте нас, звоните. Вы же демократические наши защитники и солдаты!
Е.С.: Но в большей части своих выступлений вы говорите, что никакого мародерства нет. С губернатором Донецкой области (Александром Кихтенко – УП) вы тоже спорили.
– Давайте поговорим о губернаторе Донецкой области. То, что он сказал, не соответствует действительности. И я вообще считаю, что тому человеку, о котором он сказал, нужно подать в суд.
Была другая история. Людей, которые дислоцировались в Красноармейске, назвали мародерами, будто они занимаются «отжимом». Уничтожить нас пытались, но не потому, что мы не нужны, а потому что мы не нужны им. А потом выяснилось, что много благодарностей от людей местных, от СБУ, потому что задержано много диверсантов. И потом они все извинились и спросили – а можно ли их там оставить.
Е.С.: Следствие проводится по этим вопросам?
– Скажу честно: летом мы собрали 400 человек в батальоны, у нас было три недели на подготовку. Мне приходилось решать вопросы с обеспечением, с информационной поддержкой, вопросы подготовки личного состава при полном противодействии системы.
Я за три месяца выгнал 148 человек. И часть этих людей теперь «пионерит» по социальным сетям и рассказывает «правду».
За что выгоняли? Приходим в город, берем под контроль «Новую почту», начинаем наблюдать разные вещи. Зовем к себе, выясняем подробности и выгоняем после этого. Пришли люди, которые хотели играть в «Контр-Страйк» – очень жестокие. Были люди, которые не подчинялись – «хочу вот так и все — до свидания». Были люди, которые хотели показать жене, какие они смелые, а потом выяснялось, что война — это не детские игрушки.
Никто из этих людей не признается, что он мародер или трус. Если бы это было сейчас, я бы отдавал их под суд. Я просто понимаю, каково после всех этих смертей смотреть на то, как цинично ведут себя люди, которых мы выгоняли. И мы будем отдавать под суд. Тогда мы просто немного отделяли себя от государства.
Е.С.: Вы именно по этой причине затеяли историю с гуманитарным конвоем Ахметова, чтобы сказать, что гуманитарный фонд Ахметова должен стать гуманитарным фондом государства?
– Хронология событий. Я публикую пост в интернете две недели назад – его легко найти, он собрал 15 000 лайков, – о том, что батальон «Донбасс» в Луганской области решил пресечь контрабанду водки, сигарет, бензина, и что мы решили разобраться со всем на месте. Потому что это коррупция и деньги не поступают в бюджет.
Это предательство, потому что они уже начинают барыжничать между собой, на государственные интересы им просто наплевать. Как представители комитетов по борьбе с коррупцией и нацбезопасности и обороне поехали в АТО.
Когда мы подъезжали к месту, прочли, что батальон «Днепр» остановил колонну фонда Рината Ахметова и обменял машину на шестерых пленных. Я перезвонил в «Днепр» и мне подтвердили, что это правда.
Для всех добровольцев главная проблема сейчас – ребята, которые находятся в плену. Тем более, ситуация с грузом фонда Рината Ахметова неоднозначна. Преувеличиваются масштабы гуманитарной катастрофы, а документы, предъявленные бойцам АТО, были выписаны на сеть магазинов «Брусничка», товары не были промаркированы как гуманитарная помощь.
Отсутствие доказательства того, что эта гуманитарная помощь действительно выдается инвалидам и пенсионерам, женщинам и детям, вызвало у бойцов батальона «Днепр» серьёзные подозрения: не попадает ли этот груз к террористам.
Е.С.: Обмен человека на еду или деньги не является нормой в международной практике.
– Бросать своих – не является нормой нигде.
Е.С.: Это разные вещи. Вы манипулируете. Пленными нельзя торговать, их можно менять на других пленных.
– Это известно всем, кроме добровольцев, которые своих товарищей не могут вытащить уже три месяца. Не меняют нам их на других пленных. Что делать?
Был бы хороший выход, если бы у нас был статус войны, а не АТО, и пленные попадали бы под Женевскую конвенцию.
Нам главное, чтобы ребята были дома. Мы за эти три месяца использовали все способы их вытащить. Я узнал, что «Днепр» поменял своих бойцов. Я противник денежных выкупов, потому что последнего выкупят фактически за миллиарды. Но если сепаратисты сами получают эту еду и поменяли на них наших пленных, это значит, что еще несколько человек увидели свои семьи.
…Продолжу хронологию. В итоге мы приезжаем на место, где стоит длинная колонна разных машин – и фонда Рината Ахметова и других владельцев, — в том числе с водкой, сигаретами. Мы открыли четыре машины и увидели те же продукты, которыми торгует сеть «Брусничка», той же расфасовки. По документам там также была торговая сеть «Брусничка». Там не было никакого детского питания – каша, масло, крупы.
Е.С.: Но продукция фонда не только для детей предназначена.
– Совершенно верно. Начальник службы охраны фирмы, которая владеет «Брусничкой» сказал, что груз едет на «Донбасс Арену», которая не пострадала во время войны, и которую охраняют боевики батальона «Восток».
Е.С.: Ее не охраняет батальон «Восток», я там была.
– Когда?
Е.С.: Три дня назад. Никто его не охраняет. Кроме обычных сотрудников «Донбасс Арены».
– И фотографии есть?
Е.С.: Я все обсмотрела. И «Грады» ваши пыталась там найти. Никого нет.
– Все там есть. Я сведу вас с людьми, которые туда приезжали.
Е.С.: Да я там бываю регулярно.
– Я за вас рад. У меня там есть люди, которые там бывают регулярно. Давайте вы не будете говорить, что вся информация, которая есть у вас, это единственная информация на свете. Вот вы пообщаетесь с этими людьми и найдете истину. Может, вы просто в разное время с ними приходили.
Дальше я спрашиваю, а как в торговые сети Донецка попадает алкоголь и сигареты? На что они мне отвечают, что не знают. Потом я попросил ребят отпустить хотя бы манку, потому что она хотя бы похожа на детское питание. Правда, такую же мы едим на завтрак в казармах.
Мы едем в Луганскую область, а там батальон «Донбасс» тормозит огромное количество фур с алкоголем и сигаретами. Все едут на территорию, подконтрольную террористам. Очевидно, спасать от гуманитарной катастрофы.
Е.С.: Вы сейчас сплели две разные истории – гуманитарную помощь и продажу…
– А я их разделяю четко! Я вам рассказал хронологию событий. Я ехал не для фонда Ахметова, я ехал по контрабанде и торговле. И по пути у меня как у депутата появились мысли относительно фонда Ахметова. Процесс гуманитарки, контрабанды и торговли я разделяю.
М.Ж.: Дайте уточнить. Вы считаете, что обменивать гуманитарку на еду – это нормально, так?
– Если боевики заинтересовались таким обменом и готовы, чтобы покушать, отдать нам пленных, считаю это супер-выход.
Е.С.: Вы обсуждали этот вопрос с переговорщиками? Это центр освобождения пленных Рубана, межведомственный комитет при СБУ, специальный отдел в министерстве обороны…
– Прошу прощения, а кто их назначил переговорщиками?
Е.С.: В каком смысле? Даже если Рубан выступает как волонтер, то, как минимум, существует комитет при СБУ и советник замминистра обороны Василий Будик, которые уполномочены государством по этим вопросам.
– Как только мы сформировали комитет по безопасности и обороне, первое, что мы сделали, — объявили слушания по поводу пленных и всех их приглашали. А второе – я месяц торчу в этой межведомственной комиссии и знаю, что эти ребята – волонтеры, и не являются лицами, уполномоченными государством. Говорю это для информации. А должны этим заниматься государственные структуры. Все это было построено абсолютно неправильно и потому было сорвано, с привлечением не тех посредников.
Е.С.: У вас есть доказательства, что гуманитарка предназначается боевикам?
– Начну с личного опыта. Летом мы освобождаем Лисичанск. Бежит батальон «Призрак», у которого была отменная российская гуманитарка, и ничего из этого жителям не передавали. А там было большое количество лекарств, тушенка и детское питание. Мы потом долго выдавали это местным жителям – на протяжении полутора месяцев.
Второе – у меня есть отличие от других философов, которые рассказывают про Донбасс. Я сам в Донецке жил, у меня с Макеевки жена, трое детей, 60 процентов бойцов с Донбасса, масса людей, что мне пишут – я полностью владею информацией о том, что там происходит. И когда мне рассказывают сказки о том, что там люди бедные не получают пенсии, хотя их можно переоформить, и когда рассказывают, что там есть нечего, а в магазинах полки ломятся от еды. Не путайте села, которым правда нужна помощь, с благополучным по сравнению с ними Донецком.
Е.С.: Кроме тех районов Донецка, которые бомбят.
– А кто же бомбит Донецк-то? Я вам скажу: никто. Сейчас никто его не бомбит.
Е.С.: Неделя всего прошла с начала затишья.
– Бомбить начинают, когда боевики выезжают и сами бомбят по городу.
Е.С.: Но в бомбоубежищах сидят не боевики, а их заложники.
– К этому вопросу мы еще вернемся. Почему все снимают ответственность с России за оккупированную территорию? Это очень удобно.
Е.С.: Гуманитарная помощь – это не повод для политических манипуляций.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы ими не занимаемся и предлагаем не заниматься фонду Ахметова.
У общества, в том числе у ребят на передовой, накопилась масса вопросов к деятельности Ахметова, как и к деятельности Партии регионов на Донбассе. Я всегда заявлял, что именно ПР в марте-апреле создали террористический анклав на Донбассе.
В настоящее время ответы на эти вопросы не получены, и ребята, являющиеся совестью общества, делают знак равенства между перевозом туда продуктов и финансированием боевиков. И не мы должны доказывать что-то, а они – по стандартам международной гуманитарной помощи. Должны существовать четкие доказательства, что эта помощь выдается людям. Должны быть списки, специальная маркировка, документы, процесс должен быть разделен с торговой сетью «Брусничка».
А давайте посмотрим, что делало государство. Почему в одном интервью министр соцполитики лишь в 25-м предложении заявляет, что наш груз – четыре фуры – не пустили? Где ООН, где международные организации, где пресса со всего мира и визг хотя бы наполовину такой же, какой поднял фонд Ахметова?
Или это был договорняк, чтобы доходила только его помощь? Я хочу, чтобы государство сделало то, что сделал я: переговорило с комиссаром ООН по правам беженцев, с ОБСЕ, и добилось, чтобы каждый факт задержки наших конвоев был известен всему миру, чтобы было давление на Россию. И чтобы были четкие доказательства выдачи гуманитарки людям.
Потому что наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики. Я хочу заставить государство выполнять свою функцию. Людям-то рассказывают, что это не Украина помогает, а фонд Ахметова.
Е.С.: В этом вы правы, но вы не ответили на вопрос, есть ли у вас доказательства, что гуманитарка фонда идет конкретно боевикам.
– Первое: наш личный опыт на фронте. Второе: оперативная информация, поступающая из Донецка. Третье: несоответствие оформления документов стандартам отправки. Четвертое: отсутствие доказательств, которые они обязаны предоставлять.
Откройте любой закон о благотворительной деятельности. Все эти выдачи должны сопровождаться отчетностью. И вообще, не нам надо предоставлять эти доказательства, а государству.
Е.С.: Следственные органы должны, по-вашему, этим заниматься?
– Я прошу прощения. Вы представляете, в какой стране мы живем? Ну какие следственные органы?
Мы же понимаем, что некоторые люди ходят на свободе. А многие из них готовят себе на будущее поля для возрождения. Мы хотим снова 2005 год? Так он кровавый будет. Если эта власть понимает, значит, это не наша власть.
Е.С.: То, что ваша акция с гумконвоем…
– Это не моя акция!
Е.С.: Но все это выглядит как народный суд. А народные суды проводит Алексей Мозговой в своем Алчевске.
– Вот вы сказали ключевое слово: выглядит. Его таким показали.
Е.С.: Для того, чтобы это не выглядело так, нужно было сделать все четко: провести следственные действия, вызвать милицию, например.
– Девчата, ну вы же прекрасно знаете, что никакая милиция у нас не работает в Донецкой области. А во-вторых, мы вызывали милицию, они убежали. В Луганске они сказали, что торговля водкой – это законно. И мы пришли к выводу, что в Украине спокойной ситуации осталось всего два месяца, а дальше будет вторжение либо контрреволюция по полной схеме. Мы не успеваем, у нас нет власти в руках. Простым языком – нужно было бы вводить военное положение. Но есть столько минусов этого…
Говорю как человек, который пытается понять, что нужно сделать. Мы решили, что будем максимально реагировать на те моменты, которые для страны вредны. И максимально будем менять правовое поле, чтобы это действовало по закону.
Но, кстати, вы знаете, что люди, которые в зоне АТО выполняют должностные обязанности, имеют право останавливать любой груз? У них есть формальное основание: отсутствуют документы о передаче груза. Другое дело, что нужно существующие реалии перевести в законное русло, поэтому я сейчас пишу закон о статусе временно оккупированных территорий. И когда я слышу крики о том, что мы легитимизируем (ДНР — УП)… Да право силы уже это легитимизировало!
Е.С.: Вообще в европейской стране…
– У нас не европейская страна.
Е.С.: Для страны, которая этот путь выбрала, это неправильно.
– Но в Европе не воюет никто. Торговля с оккупированными территориями – это зло. Контрабанда – стоп! Нам нужно увеличивать бюджет на армию и лазейки контрабанды выводить в бюджет. Если нужно, поставим опечатанные большие копилки на границах, пусть туда деньги кидают. Я утрирую, конечно.
Третья проблема – гуманитарный фонд. Мы будем обращаться от Рады напрямую к ООН и ОБСЕ с целью привлечения организаций к оказанию гуманитарной помощи Донбассу. Это государственный конвой под эгидой Красного Креста и международных организаций.
Если их будут задерживать на таможне, то будем просто высылать туда вооруженных людей. Это должно делать государство. Пока что это делает фонд Ахметова, и пусть делает, но потом он должен будет положить деньги в общую копилку.
Кроме того, я считаю, что нужно наладить гуманитарную помощь на неоккупированные территории.

Е.С.: Очень вовремя. Это нужно было делать еще с лета.
– А вы не видите взаимосвязи того, что мы подняли шум, и того, что теперь говорит Арсений Яценюк? Они же чувствуют настроения общества.
Е.С.: При чем тут настроения? Это обязанности государства, не мне вам объяснять.
– О чем вы говорите? Какое государство? Это люди, которые находятся на разных должностях. У большинства из них нет ответственности перед государством, а есть ответственность перед своим командованием, вы это прекрасно знаете.
Е.С.: Вопрос по поводу торговли. У нас есть две оккупированные территории: Донбасс и Крым. Вы говорите о том, что нужно запретить торговлю украинских производителей, так? Каким образом? И кому от этого будет хуже?
– Я смотрю, кому от этого будет лучше, и точно лучше будет Украине. Нам нужно делать все, что делали западные страны во время войны. Только гуманитарная помощь нашим нуждающимся гражданам. Это война.
Нам необходимо сделать так, чтобы появились добровольцы, готовые перекрыть коррупцию. Такие люди есть. Не надо перекладывать на них эту функцию, но временно, пока систему не наладим, можно. Давайте заминируем, в конце концов!
Е.С.: Заминируем что?
– Те места, где ходят контрабандисты, и где сейчас может высадиться российская армия. Или просто поставить таблички и не минировать. Я хочу, чтобы наша страна победила в этой войне, чтобы выжили люди. А вы забываете, что у нас происходит в стране.
Вы знаете, что у нас два месяца зарплату не получают трамвайщики? Что курс доллара растет? Как живут переселенцы? Вы же все это знаете. На войне люди помогают друг другу.
Если тяжело, то всем тяжело. Потом будет легко. А не бывает такого, что одни сражаются, а другие кричат – помогите нам, мы бедные-несчастные. Надо помогать только тем, кто нуждается в помощи. А все остальные пусть защищают страну.
М.Ж.: А что с людьми, которые не могут выехать? На Донбассе осталось 700 тысяч пенсионеров, 400 тысяч смогли переоформить пенсии, а 300 тысяч не получают денег и не могут выехать.
– Почему они их не переоформили?
М.Ж.: Потому что они не могут сделать это физически. Что вы предложите таким людям? Многие остаются ухаживать за больными родителями и детьми, например.
– Фух… Я уж думал, вы сейчас спросите, не предлагаю ли я их уничтожить. Давайте так: я сказал, что нужно сделать для безопасности страны. Вторая часть – социальная, про людей, о которых нужно позаботиться. И я обязан урегулировать две составляющие. Мы начинаем писать закон и приглашаем волонтеров и активистов, которые занимаются этими вопросами, и вместе вырабатываем механизм, как это сделать, используя мировой опыт и наши реалии. Нужно для начала выяснить, какое количество людей не могут выехать. Как на них повлияет прекращение торговли, если пенсии и так нет? В таком случае им надо завозить гуманитарную помощь.
Е.С.: Если вы запрещаете гумконвой Ахметова, то они ее не получат.
– Они ее, может, и так не получают, доказательств нет. Пусть работает Ахметов, но законно, а потом за него будет работать государство, а он будет давать деньги в государствнный фонд, если захочет.
М.Ж.: Как вы планируете договариваться с бизнесом? Вы же понимаете, что существует куча лоббистских групп. В Крыму, например, до сих пор есть «Сільпо» , а в Донецке – «Брусничка».
– Сейчас единственное время, когда это возможно. Кому доверяют люди? Тем, кто доказал себя в прошлом: волонтерам, активистам, депутатам, которые борются с коррупцией. Сейчас люди – это рычаг, который сильнее всех лоббистских групп. Если будем с помощью журналистов и честных людей объяснять народу, где схемы, а где то, что нужно для страны, то народ нам поверит и не допустит. Пока Майдан имеет энергию, можно все изменить. А лоббистские группы пусть идут к чертовой матери.
Е.С.: А вы в курсе, что более 4 000 предпринимателей перерегистрировались в ДНР?
– Думаю, мы это тоже будем рассматривать. Я всего 19 дней депутат. Приходите к нам на заседания, рассказывайте о таких фактах, мы возьмем в работу.
Представьте, что мы во Франции, 40-й год, планируется удар немецких войск. Есть возможность сплотить общество: затянуть пояс потуже и построить нормальное государство. Но на оккупированной территории есть «Виши», в котором занято много людей. Но война ведь – это ограничения.

Е.С.: Кстати, официально это не война, а АТО. Военного положения нет.
– Мы это изменим. Знаете, в чем между нами разница?
Е.С.: Между мной и вами?
– Нет, между людьми. Есть люди, которые видят проблему и могут ее обсуждать, но не ищут вариантов решения. А есть люди – я себя к ним отношу – которые ищут варианты, популярные они или нет. Если мы этого не делаем, нашей страны в итоге может не быть.
М.Ж.: И все-таки, что вы предлагаете людям, которые не смогут больше работать с оккупированными территориями в случае принятия вашего законопроекта?
– Переориентировать свое производство.
М.Ж.: На что?
– Это их дело.
М.Ж.: Вы понимаете, чтобы переориентироваться, что на это нужно много времени.
– А вы представьте, что мы с вами – это разные группы общества. Я представляю интересы людей, которые закрыли свои бизнесы и пошли на фронт. А вы говорите, что мы должны думать только о тех людях, которые ведут бизнес с оккупированными территориями.
М.Ж.: Но это наш средний класс, который в стране составляет 14%.
– Это небольшой кусочек среднего класса, который потому и средний, что может найти выход в такой ситуации. И у нас половина в батальоне таких, которые закрыли свой бизнес, выбрав защиту родины.
Объясните солдату в окопе, что должен делать предприниматель. Пусть сам найдет варианты переориентировать бизнес! Давайте, кстати, соберем группу таких бизнесменов, и обсудим, как быть.
Е.С.: Такое нужно делать постоянно вообще-то.
– Да, но я совсем недавно депутат. Я и комбат, и народный депутат, и был успешным предпринимателем, и занимаюсь сейчас сферой безопасности и обороны. Есть люди, которые имеют волю к действию и нацелены на результат. А есть люди, которые нацелены на процесс. Нужны и те, и те. Я отношу себя к людям, которые нацелены на результат. И у меня есть результат.
Е.С.: Многих удивило, что вы присутствовали при штурме ОГА в Донецке в марте.
– Участвовал в штурме вместе с Губаревым? Принимал решение об отделении от Украины?
Е.С.: Что вы там делали?
– Где?
Е.С.: В помещении Донецкой обладминистрации.
– Почитайте мой Facebook там все написано за это время.
М.Ж.: Там ничего конкретно не написано.
– Это неправда. Я же написал. Ну елки-палки! Возможно, за эту дату у меня нет конкретного отчета, да это глупо было бы. У меня там есть, например, 9 апреля – день, когда в обладминистрации был господин Ахметов.
Е.С.: Вы так на это реагируете, как будто это стыдно. Вы пришли посмотреть, что там происходит – это нормально, многие так делали.
– Я реагирую не на это, а на фразу, что у меня этого нет в Facebook. Получается, я вру. Но у меня же это есть. Там пост страницы на две – описано, что там конкретно происходит, что реально мне жалко тех людей, которые там сейчас стоят, думают, что они защищают отцов и дедов.
Тогда же никакого оружия не было, и они не были пророссийскими митингующими. Тогда это были частично титушки Партии регионов, частично люди, которые выступали против того, что Киев навязывает им новый Майдан и т.д. Не было еще ни капли крови пролито. И мне реально, как и многим нашим дончанам, было жалко, что людей обманули.
Тогда мы думали, что власти помогут это все решить. Тогда вообще никто не думал, как это все аукнется. Масса членов «Самообороны» приходили на российские митинги и заходили внутрь зданий. Не надо путать то, что происходит сейчас, с тем, что начиналось тогда.
Тогда наша задача была – объяснить людям, что их обманывают. Людей, которые действовали агрессивно, было очень мало. А когда они появились, когда они начали нападать на проукраинские митинги, мы создали «Самооборону» и стали этому препятствовать.
А потом все покатилось под откос. И тогда пришлось создать свой батальон – то, что вы сейчас, кстати, порицаете: нас прозвали ОПГ патриотической направленности.
Знаете, честно, мне больше усилий приходится прилагать для того, чтобы не разочароваться в людях, а не для того, чтобы побороть сопротивление. Потому что, просите, но когда ты берешь на себя ответственность, идешь фотографируешь, идешь что-то снимаешь, пытаешься передавать эти данные, сообщать, что генерал милиции местный, господин Романов запустил туда митингующих, когда ты рискуешь жизнью, когда берешь на себя ответственность, а потом тебе говорят, что это постыдно, и кто-то этому еще и верит… Но это еще одно испытание, которое нужно пройти.
Е.С.: Какую роль сыграл в вашем становлении советник министра внутренних дел, а теперь нардеп Антон Геращенко?
– С Антоном Геращенко я познакомился через Facebook, когда у нас уже было сформировано наше «ОПГ патриотической направленности». Первый раз, кажется, в апреле.
Реальную серьезную помощь он нам оказал при попытке штурма нашей базы в Новоподгороднем. Мы приехали в Красноармейск и просто забрали с собой весь блокпост сепаратистов с автоматами, погрузили их в машину и увезли. Без всякого оружия, у нас там были пейнтбольные автоматы. После этого гигантская колонна сепаров пошли нас штурмовать. В автобусах, машинах, молотоциклах.

Представляете, сидят в Днепропетровской администрации, а тут им сообщают, что из Донецка идет гигантская колонна сепаров к ним? Это, конечно, был шок. Нас там материли так, что мама не горюй. Звонили: «Что вы творите? Зачем? Сейчас тут захватят Днепропетровскую область!». И нас заблокировали фактически в лагере.
Сейчас я понимаю, что нас принуждали к тому, чтобы мы в кого-нибудь выстрелили. Потому что бывший «Беркут», который должен был приехать – не приехал. Я тогда позвонил Антону, объяснил ситуацию, он связался с Аваковым, а Аваков прислал вертолет из Днепропетровска. Единственный вертолет, который реально был исправен на то время.
И тогда он очень нам помог.
В конце апреля нам официально предложили стать подразделением Нацгвардии. Впоследствии Геращенко также помогал, он очень эффективен на своем месте и честно выполняет свою работу.
Е.С.: На самом деле, я вопрос задала немножко не об этом, а о том, какую роль он играет в создании вашего героического образа. Многие считают, что вы – «проект» МВД.
– Я не занимался созданием своего образа. И Антон Геращенко не занимался созданием моего образа. Я просто честно писал, что у нас происходит. То есть, если народ создал сам такой образ, то по реальным событиям. Все. Не надо искать тут каких-то закулисных механизмов создания образа, этого просто не существует.
Е.С.: А как вы можете прокомментировать историю о том, что Семен Семенченко – это не один человек, а несколько масок, под которыми находились разные люди, и в итоге вас выбрали «настоящим» Семеном Семенченко?
– Честно? Я думаю, что это как слоеный пирог – зависть, работа ФСБ, работа нашей внутренней «ваты», люди, которые получили неверную информацию, начали это раздувать, обиженные и прочие. Ну и кто-то верит пропаганде, которая рассказывает, что мы работаем от Коломойского.
А самое главное, что за всем этим стоит то, что мы реально действовали и ломали шаблоны – русские против «русского мира». Это очень сильно мешало и вызывало массу истерик. Чтобы убедиться в том, что все события реально происходили, что это был действительно Семен Семенченко, почитайте просто мой Facebook с самого начала.
М.Ж.: Вы в одном из своих интервью говорили, что вам предлагали место в списке «Народного фронта».
– 5-й номер.
М.Ж.: Только вам одному предлагали. А кто конкретно предлагал, как проходили эти переговоры?
– Эти переговоры проходили… Собирались мы все вместе, встречались с другими представителями «Народного фронта».
М.Ж.: Это Турчинов, Яценюк или кто?
– Я не думаю, что сейчас необходимо это конкретизировать, поскольку очень часто приходится потом отвлекаться на какие-то действия.Встречался в том числе, и Турчинов, и Яценюк.
М.Ж.: А с Блоком Петра Порошенко были переговоры?
– Да, были.
М.Ж.: Вас несколько раз видели на Банковой у Сергея Березенко (глава ДУС — УП). Что вы там делали?
– Я не знаю, кто это такой. Я могу сказать, у кого я был на Банковой. У меня есть знакомый еще с Нацгвардии – Юра Стець. Он выполнял функции руководителя департамента информационной работы Нацгвардии. Мы там и познакомились. Он майор, я майор…
М.Ж.: Почему все-таки «Самопомощь»? Что такого предложил Садовой, чего не предложили другие?
– А вы не можете посмотреть на вопрос вообще с другой стороны? Что я действительно человек, который хочет что-то изменить в этой стране, что я действительно ни от кого не завишу, кроме народа? И поэтому, когда я пошел в партию, где 1,8% было на старте, то это не мне что-то кто-то предложил, а я принял такое решение сознательно.
Мне необходимо, чтобы прошла наша команда, а не один человек. Люди, которые имели результат в разных видах деятельности в прошлом. Возьмем Егора Соболева, Аню Гопко и т.д. За нами точно не стоят никакие олигархи, мне не стыдно. Я идеалист, понимаете? Ну, и у нас нет сумасшедших денег на СМИ, нас не было во власти.
М.Ж.: Насчет денег под СМИ я могу поспорить. «Самопомощь» – это единственная партия регионального типа, которая, в принципе, попала в парламент. Таких прецедентов в Украине особо не было.
– Я вам приведу два примера. «Украинская правда» печатала рейтинг людей, которые пользуются доверием общества. У меня там было, по-моему, 32 балла, у Садового – 34. Люди подобрались такие.
М.Ж.: Насчет медиа-поддержки неправда, что ее было мало…
– Ее действительно было мало. Это отдельный совершенно разговор. Давайте, если хотите, я вам организую отдельное интервью по этому поводу с документами, со всем. Спросите у Садового, сколько мы потратили на кампанию. Давайте я позвоню ему? (В конце интервью позвонил. По словам Андрея Садового, «Самопомощь» потратила на избирательную кампанию 27 млн грн – УП).
М.Ж.: Что вас не устраивает в работе коалиции и в чем претензии к вашим политическим партнерам?
– Вы прекрасно знаете, что я не могу сейчас ответить на ваш вопрос искренне. Я объясню, почему. Кроме тех дел, которые мы делаем, кроме того, что нужно это все изучать, кроме того, что мы будем отбиваться сейчас от олигархов и сами наступать, кроме того, что война, вот эта пропаганда, нам еще нужно будет отвлекаться на разборки с нашими политическими союзниками.
Я вам скажу общие принципы. Мы не считаем, что у нас у всех (партнеров по коалиции – УП) одни и те же цели. К сожалению. Мы не считаем, что мы придерживаемся одних и тех же методов ведения политической деятельности. И мы в большом ряде вопросов расходимся.
Внутри фракции все очень разные. Многие люди, которые находятся в коалиции, несут прямую ответственность за ту ситуацию, которая сейчас у нас сложилась. Сейчас в парламенте происходит не то, чего хотят «решалы» или руководители фракций, а то, чего хочет народ.
Обратите внимание: из БПП выходят люди и что-то там блокируют, с нами едет тот же Добродомов, который из БПП, едут внефракционные, едет «Самопомощь».
То есть мы начинаем друг к другу, как ртуть, подтягиваться потихоньку. Те самые лоббисты общественных интересов в парламенте, которые зашли по разным фракциям. И сейчас мы сильнее, чем эти лоббистские группы, если будем пользоваться доверием общества. Именно поэтому идет потихонечку пропаганда по разным людям, чтобы это доверие убрать.
Помните фразу непопулярную, которую Путин сказал? Как рабы на галерах, работать на то, чтобы вытащить страну. Из коалиции мы выйдем, только когда поймем невозможность дальнейшей работы на благо Украины.
Е.С.: Вы сказали, что Юра Стець – ваш товарищ. Вы как-то будете принимать участие в деятельности министерства информационной политики?
– Конечно. Мы вызвали его на комитет по безопасности и обороне. Он рассказал нам о том, чем он собирается заниматься. Дальше мы его пригласим для того, чтобы он нам рассказал, почему Украина не отстаивает интересы свои в отношении гуманитарной помощи. Сделайте так, чтобы поднялся хай до небес, и были привлечены гуманитарные организации, чтобы все понимали – это Россия хочет гуманитарной катастрофы.
Вот если так сделать, то мы будем видеть от министерства информационной политики хороший результат работы. Если нам будет попадать информация о том, что они цензуру вводят и препятствуют журналистской деятельности, то мы будем добиваться того, чтобы этого не было.
Е.С.: А если эта цензура работает вроде как на благо страны, на защиту государства?
– Например?
Е.С.: Например, эти факты цензуры подпадают под ваше представление о правильном, добром и вечном.
– Меня же люди выбрали в парламент для того, чтобы я, согласно своим представлениям, работал. Значит, мои представления действительно для людей ценны. Я буду работать согласно моим представлениям.
Цензура сама по себе вводилась в массе государств независимо от континента – Азия, Африка, Европа, Америка. И США вводили цензуру, и Европа вводила цензуру. Я не считаю, что ее нужно или не нужно вводить. Я в этом пока не разбирался, честно. Я считаю, что от массы факторов это зависит. Но я знаю, что в Европе и в США во время войны была цензура.
М.Ж.: Последний вопрос. Многие командиры батальонов ходят в Верховную Раду в камуфляже. Командир батальона «Айдар», например, даже принес флаг. Вы тоже в камуфляже приходите. Как вы это расцениваете?
– Как личное дело.
М.Ж.: В Раде же не фронт. Рада – это законодательный орган.
– В Раде фронт – раз. Второе – мне эта одежда более комфортна. В-третьих, я считаю, что сейчас нужно прекратить ходить в ботиночках от Gucci. Если тяжело, то всем тяжело. И, в-четвертых, я постоянно езжу туда-сюда, поэтому даже иногда не успеваю переодеваться.
Все очень просто. Это не потому, что за этим стоит Коломойский или мировое масонство. Просто вот так сложилось. Мир вообще полон чудес.
И дай бог, чтобы этим чудом, в итоге, стало у нас построение нормального государства. Честно, очень хочется. Этим можно закончить наше интервью.
Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/12/23/7053033/Екатерина Сергацкова, Мария Жартовская,
Семен Семенченко назначает «Украинской правде» встречу на 10 утра субботы. Место встречи – его кабинет в здании комитетов Верховной Рады, который он делит с бывшим главой администрации президента Сергеем Пашинским.
Комбат-депутат опаздывает на 50 минут, заставляя ждать под дождем у Рады. В помещение нас не пускает охранник – молодой парень в форме с нашивкой «Нацгвардия». Имя Семена Семенченко ему незнакомо. «Я не всех депутатов тут знаю», — оправдывается он.
«Я сейчас подъеду, подождите еще», – отвечает по телефону комбат-депутат. Через десять минут он выходит из-за угла без верхней одежды, в темно-зеленой пайте и такого же цвета штанах. «Просто ровно в 10 вас здесь не было, а я время ценю – решил сделать пока другие дела», — объясняет Семенченко свое опоздание, но все же извиняется. «А вообще я, честно говоря, человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства», — говорит он.
«Теперь вы нам кофе должны», — шутим мы. «Будет вам кофе. Попросим секретаря, она у нас одна на двоих с Пашинским», — сообщает Семенченко.
На входе охранник просит предъявить документы. При виде российского паспорта одной из корреспонденток Семенченко театрально охает.
«Сегодня увидел кучу фотожаб на себя – сделали даже мем, как будто я убил Кеннеди, — шутит Семенченко. – И понял восторг Антона Геращенко по поводу всех этих интернет-мемов. Он считает, что это – настоящее признание».
Кабинет Семенченко выглядит так, будто он в нем не появляется.
На рабочем столе – выключенный компьютер, открытый конверт и листок, исписанный мелкими треугольниками, чьими-то портретами и короткими заметками. В холодильнике пусто, а в шкафчике отсутствующего секретаря нет ни чая, ни кофе. Пользоваться кофеваркой, как выясняется, комбат-депутат не умеет.
Он уходит, чтобы попросить кого-то найти кофе. Спустя 15 минут в кабинет стучится мужчина в форме с тремя одноразовыми стаканчиками с американо. «Обращайся, если еще что-то нужно», — говорит он по-дружески Семену и уходит. Мы начинаем интервью.
Е.С. — Кем вы себя считаете?
– Тем, кем я есть. Командиром батальона «Донбасс» и народным депутатом.
Е.С.: То есть, для вас это две равнозначные роли?
– В принципе, да.
Е.С.: В одном из своих интервью вы говорили, что выбираете, остаться комбатом или стать депутатом.
– Выбрал. Буду и тем, и тем.
Е.С.: А как такое возможно? Как комбат вы должны быть на фронте, вместе с добровольцами. В Верховной Раде – принимать законы и не пропускать заседания.
– Батальон «Донбасс» – это не просто военное подразделение. Это фактически вооруженный отряд Майдана, задача которого – изменить систему. Пока что война заморожена, идут вялые перестрелки. Поэтому все сознание занимает вопрос о том, как нам построить мирную страну.
Ребята получают 980 гривен в месяц. Если бы они были военным подразделением, они бы могли пойти туда, где платят больше. Но, как у отряда Майдана, у нас не только военные задачи.
Е.С.: Почему такая маленькая цифра? В апреле Антон Геращенко говорил о 4 000 гривен. Вы тоже об этом говорили.
– Никогда не было такой цифры. Я говорил, что люди идут защищать свое государство. Если убьют – значит убьют.
Кстати, информация в статье на которую вы ссылаетесь очень мало соответствует действительности.
Моя позиция следующая: мы пришли сюда менять страну. Мы создали кадровую роту, где зарплаты не намного, но выше. Но она у нас не заполнена. Потому что люди говорят, что пришли сюда не за деньгами. Эти люди резко отличаются от тех, кто философствует в теплых креслах.
Мария Жартовская: Кто входит в кадровую роту?
– Это люди, которые оформляются на постоянную службу в Национальную Гвардию и не являются резервистами. Что касается меня, то, как метко сказал Мустафа Найем, я считаю себя лоббистом общественных интересов в парламенте. Очень хорошо сказал, я даже это взял на вооружение.
М.Ж.: Но вы входите в состав правящей коалиции в парламенте. Разве вы не у власти?
– Нет, мы не у власти.
М.Ж.: «Самопоміч» не у власти? Вам нужна власть на президентских выборах?
– Нет. Нам нужна возможность сделать так, чтобы волонтеры, общественные активисты заняли места наших патентованных чиновников. Потому что они на порядок лучше выполняют свою работу. Мы сейчас боремся за то, чтобы в Раде заработала комиссия по общественному контролю за военной организацией государства. Это инструмент люстрации, инструмент выявления в обществе тех людей, которые готовы войти в Минобороны, органы безопасности, и работать честно.
Е.С.: Прошу прощения, а что такое военная организация государства? Это аналог «Хезболлы» что ли?
– Нет. Открываем «Нормативно-правовую базу в сфере безопасности Украины» (выходит за книгой — УП). Читаем: «военные организации государства – совокупность органов государственной власти военных формирований, созданных в соответствии с законами Украины, деятельность которых находится под демократическим гражданским контролем общества и непосредственно направлена на защиту интересов Украины от внешних и внутренних угроз».
То есть оборонка и военные подразделения, которые должны быть под гражданским контролем. Со стороны людей, которые находятся за пределами парламента и непосредственно Рады. У нас есть такой контроль? Нет. Мы добиваемся его, а во всем мире это есть.
Е.С.: Такого количества депутатов-комбатов как в Украине нет нигде.
– А в мире вообще мало стран, на которые напала Россия, и где президентом был судимый Янукович. Мы вообще уникальная страна.
Е.С.: Что сейчас происходит с батальоном «Донбасс»? После Иловайской трагедии бойцы рассказывали о том, что шла речь о расформировании батальона, поскольку большинство ваших попало в плен.
– Против Украины ведется информационная война. Затем информационная война переползла к нам из РФ. В период с марта по май разве можно было встретить в нашей прессе сообщения, порочащие батальоны, общественных активистов и волонтеров? Нет.
А сегодня пятая колонна из числа журналистов, которая сейчас снимает сюжеты для НТВ, занимается тем, что разваливает нашу страну. Услышанная вами информация часто не соответствует действительности. Нет такого количества пленных, о которых все говорят.
Тоже самое касается и дел в «Донбассе». В батальоне сейчас – 700 человек. Часть людей находится в Золочеве, это база Нацгвардии во Львовской области. С понедельника они прибывают в Киев, в подразделения.
Еще часть людей находятся в Луганской области, за Северодонецком, часть – в Старе под Киевом и еще часть – в Днепропетровске, у нас там лагерь. То есть постоянно происходят ротация и обучение. Также планирую, чтобы часть людей находились в Запорожье и Харькове, чтобы обеспечивать там безопасность.
Батальон проявил себя очень хорошо, освобождал города и стал лучшим штурмовым подразделением. И в Иловайске мы проявили себя отлично: задачу, поставленную перед батальоном, выполнили на 200%. Более 100 человек награждены орденами и медалями, знаками отличия. Не за что батальон Донбасс расформировывать – это фейк.
Что касается задач батальона в зоне АТО, у нас есть борьба с диверсионными группами. Еще одна задача – пресечение потока контрабанды, торговли разными спиртными напитками, а также гуманитарки, которую мы сейчас тоже решаем.
Е.С.: Вы затронули тему информационной войны. Пресса пишет о мародерстве уже достаточно давно. И мы достаточно часто получаем такие сообщения от авторитетных людей.
– Я не говорю, что этого нет.
Е.С.: Но вы отрицаете факты, которые есть.
– Я не отрицаю. Никогда не отрицал. Забейте в гугле «Не все, кто на фронте, герои». На Громадськом этот мой комментарий получил большое распространение.
Я об этом говорил, когда все еще стеснялись говорить. Эта проблема существует у нас, у пограничников, в Италии, США, в России — везде. Другое дело, что информационная политика ведется так, что те проблемы, которые существуют в других подразделениях, совсем не упоминаются.
И получается, что идет информационная кампания, а те герои, которых вы вчера носили на руках — мудаки и мародеры, рвущиеся к власти циники. Наше общество мало отличается от того, что было на Донбассе. Самосознание выше, но очень многим совсем легко забить баки.
Е.С.: Мне кажется, что если бы вы вели более правильную информационную политику, то не было бы таких проблем.
– Помогите, контролируйте нас, звоните. Вы же демократические наши защитники и солдаты!
Е.С.: Но в большей части своих выступлений вы говорите, что никакого мародерства нет. С губернатором Донецкой области (Александром Кихтенко – УП) вы тоже спорили.
– Давайте поговорим о губернаторе Донецкой области. То, что он сказал, не соответствует действительности. И я вообще считаю, что тому человеку, о котором он сказал, нужно подать в суд.
Была другая история. Людей, которые дислоцировались в Красноармейске, назвали мародерами, будто они занимаются «отжимом». Уничтожить нас пытались, но не потому, что мы не нужны, а потому что мы не нужны им. А потом выяснилось, что много благодарностей от людей местных, от СБУ, потому что задержано много диверсантов. И потом они все извинились и спросили – а можно ли их там оставить.
Е.С.: Следствие проводится по этим вопросам?
– Скажу честно: летом мы собрали 400 человек в батальоны, у нас было три недели на подготовку. Мне приходилось решать вопросы с обеспечением, с информационной поддержкой, вопросы подготовки личного состава при полном противодействии системы.
Я за три месяца выгнал 148 человек. И часть этих людей теперь «пионерит» по социальным сетям и рассказывает «правду».
За что выгоняли? Приходим в город, берем под контроль «Новую почту», начинаем наблюдать разные вещи. Зовем к себе, выясняем подробности и выгоняем после этого. Пришли люди, которые хотели играть в «Контр-Страйк» – очень жестокие. Были люди, которые не подчинялись – «хочу вот так и все — до свидания». Были люди, которые хотели показать жене, какие они смелые, а потом выяснялось, что война — это не детские игрушки.
Никто из этих людей не признается, что он мародер или трус. Если бы это было сейчас, я бы отдавал их под суд. Я просто понимаю, каково после всех этих смертей смотреть на то, как цинично ведут себя люди, которых мы выгоняли. И мы будем отдавать под суд. Тогда мы просто немного отделяли себя от государства.
Е.С.: Вы именно по этой причине затеяли историю с гуманитарным конвоем Ахметова, чтобы сказать, что гуманитарный фонд Ахметова должен стать гуманитарным фондом государства?
– Хронология событий. Я публикую пост в интернете две недели назад – его легко найти, он собрал 15 000 лайков, – о том, что батальон «Донбасс» в Луганской области решил пресечь контрабанду водки, сигарет, бензина, и что мы решили разобраться со всем на месте. Потому что это коррупция и деньги не поступают в бюджет.
Это предательство, потому что они уже начинают барыжничать между собой, на государственные интересы им просто наплевать. Как представители комитетов по борьбе с коррупцией и нацбезопасности и обороне поехали в АТО.
Когда мы подъезжали к месту, прочли, что батальон «Днепр» остановил колонну фонда Рината Ахметова и обменял машину на шестерых пленных. Я перезвонил в «Днепр» и мне подтвердили, что это правда.
Для всех добровольцев главная проблема сейчас – ребята, которые находятся в плену. Тем более, ситуация с грузом фонда Рината Ахметова неоднозначна. Преувеличиваются масштабы гуманитарной катастрофы, а документы, предъявленные бойцам АТО, были выписаны на сеть магазинов «Брусничка», товары не были промаркированы как гуманитарная помощь.
Отсутствие доказательства того, что эта гуманитарная помощь действительно выдается инвалидам и пенсионерам, женщинам и детям, вызвало у бойцов батальона «Днепр» серьёзные подозрения: не попадает ли этот груз к террористам.
Е.С.: Обмен человека на еду или деньги не является нормой в международной практике.
– Бросать своих – не является нормой нигде.
Е.С.: Это разные вещи. Вы манипулируете. Пленными нельзя торговать, их можно менять на других пленных.
– Это известно всем, кроме добровольцев, которые своих товарищей не могут вытащить уже три месяца. Не меняют нам их на других пленных. Что делать?
Был бы хороший выход, если бы у нас был статус войны, а не АТО, и пленные попадали бы под Женевскую конвенцию.
Нам главное, чтобы ребята были дома. Мы за эти три месяца использовали все способы их вытащить. Я узнал, что «Днепр» поменял своих бойцов. Я противник денежных выкупов, потому что последнего выкупят фактически за миллиарды. Но если сепаратисты сами получают эту еду и поменяли на них наших пленных, это значит, что еще несколько человек увидели свои семьи.
…Продолжу хронологию. В итоге мы приезжаем на место, где стоит длинная колонна разных машин – и фонда Рината Ахметова и других владельцев, — в том числе с водкой, сигаретами. Мы открыли четыре машины и увидели те же продукты, которыми торгует сеть «Брусничка», той же расфасовки. По документам там также была торговая сеть «Брусничка». Там не было никакого детского питания – каша, масло, крупы.
Е.С.: Но продукция фонда не только для детей предназначена.
– Совершенно верно. Начальник службы охраны фирмы, которая владеет «Брусничкой» сказал, что груз едет на «Донбасс Арену», которая не пострадала во время войны, и которую охраняют боевики батальона «Восток».
Е.С.: Ее не охраняет батальон «Восток», я там была.
– Когда?
Е.С.: Три дня назад. Никто его не охраняет. Кроме обычных сотрудников «Донбасс Арены».
– И фотографии есть?
Е.С.: Я все обсмотрела. И «Грады» ваши пыталась там найти. Никого нет.
– Все там есть. Я сведу вас с людьми, которые туда приезжали.
Е.С.: Да я там бываю регулярно.
– Я за вас рад. У меня там есть люди, которые там бывают регулярно. Давайте вы не будете говорить, что вся информация, которая есть у вас, это единственная информация на свете. Вот вы пообщаетесь с этими людьми и найдете истину. Может, вы просто в разное время с ними приходили.
Дальше я спрашиваю, а как в торговые сети Донецка попадает алкоголь и сигареты? На что они мне отвечают, что не знают. Потом я попросил ребят отпустить хотя бы манку, потому что она хотя бы похожа на детское питание. Правда, такую же мы едим на завтрак в казармах.
Мы едем в Луганскую область, а там батальон «Донбасс» тормозит огромное количество фур с алкоголем и сигаретами. Все едут на территорию, подконтрольную террористам. Очевидно, спасать от гуманитарной катастрофы.
Е.С.: Вы сейчас сплели две разные истории – гуманитарную помощь и продажу…
– А я их разделяю четко! Я вам рассказал хронологию событий. Я ехал не для фонда Ахметова, я ехал по контрабанде и торговле. И по пути у меня как у депутата появились мысли относительно фонда Ахметова. Процесс гуманитарки, контрабанды и торговли я разделяю.
М.Ж.: Дайте уточнить. Вы считаете, что обменивать гуманитарку на еду – это нормально, так?
– Если боевики заинтересовались таким обменом и готовы, чтобы покушать, отдать нам пленных, считаю это супер-выход.
Е.С.: Вы обсуждали этот вопрос с переговорщиками? Это центр освобождения пленных Рубана, межведомственный комитет при СБУ, специальный отдел в министерстве обороны…
– Прошу прощения, а кто их назначил переговорщиками?
Е.С.: В каком смысле? Даже если Рубан выступает как волонтер, то, как минимум, существует комитет при СБУ и советник замминистра обороны Василий Будик, которые уполномочены государством по этим вопросам.
– Как только мы сформировали комитет по безопасности и обороне, первое, что мы сделали, — объявили слушания по поводу пленных и всех их приглашали. А второе – я месяц торчу в этой межведомственной комиссии и знаю, что эти ребята – волонтеры, и не являются лицами, уполномоченными государством. Говорю это для информации. А должны этим заниматься государственные структуры. Все это было построено абсолютно неправильно и потому было сорвано, с привлечением не тех посредников.
Е.С.: У вас есть доказательства, что гуманитарка предназначается боевикам?
– Начну с личного опыта. Летом мы освобождаем Лисичанск. Бежит батальон «Призрак», у которого была отменная российская гуманитарка, и ничего из этого жителям не передавали. А там было большое количество лекарств, тушенка и детское питание. Мы потом долго выдавали это местным жителям – на протяжении полутора месяцев.
Второе – у меня есть отличие от других философов, которые рассказывают про Донбасс. Я сам в Донецке жил, у меня с Макеевки жена, трое детей, 60 процентов бойцов с Донбасса, масса людей, что мне пишут – я полностью владею информацией о том, что там происходит. И когда мне рассказывают сказки о том, что там люди бедные не получают пенсии, хотя их можно переоформить, и когда рассказывают, что там есть нечего, а в магазинах полки ломятся от еды. Не путайте села, которым правда нужна помощь, с благополучным по сравнению с ними Донецком.
Е.С.: Кроме тех районов Донецка, которые бомбят.
– А кто же бомбит Донецк-то? Я вам скажу: никто. Сейчас никто его не бомбит.
Е.С.: Неделя всего прошла с начала затишья.
– Бомбить начинают, когда боевики выезжают и сами бомбят по городу.
Е.С.: Но в бомбоубежищах сидят не боевики, а их заложники.
– К этому вопросу мы еще вернемся. Почему все снимают ответственность с России за оккупированную территорию? Это очень удобно.
Е.С.: Гуманитарная помощь – это не повод для политических манипуляций.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы ими не занимаемся и предлагаем не заниматься фонду Ахметова.
У общества, в том числе у ребят на передовой, накопилась масса вопросов к деятельности Ахметова, как и к деятельности Партии регионов на Донбассе. Я всегда заявлял, что именно ПР в марте-апреле создали террористический анклав на Донбассе.
В настоящее время ответы на эти вопросы не получены, и ребята, являющиеся совестью общества, делают знак равенства между перевозом туда продуктов и финансированием боевиков. И не мы должны доказывать что-то, а они – по стандартам международной гуманитарной помощи. Должны существовать четкие доказательства, что эта помощь выдается людям. Должны быть списки, специальная маркировка, документы, процесс должен быть разделен с торговой сетью «Брусничка».
А давайте посмотрим, что делало государство. Почему в одном интервью министр соцполитики лишь в 25-м предложении заявляет, что наш груз – четыре фуры – не пустили? Где ООН, где международные организации, где пресса со всего мира и визг хотя бы наполовину такой же, какой поднял фонд Ахметова?
Или это был договорняк, чтобы доходила только его помощь? Я хочу, чтобы государство сделало то, что сделал я: переговорило с комиссаром ООН по правам беженцев, с ОБСЕ, и добилось, чтобы каждый факт задержки наших конвоев был известен всему миру, чтобы было давление на Россию. И чтобы были четкие доказательства выдачи гуманитарки людям.
Потому что наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики. Я хочу заставить государство выполнять свою функцию. Людям-то рассказывают, что это не Украина помогает, а фонд Ахметова.
Е.С.: В этом вы правы, но вы не ответили на вопрос, есть ли у вас доказательства, что гуманитарка фонда идет конкретно боевикам.
– Первое: наш личный опыт на фронте. Второе: оперативная информация, поступающая из Донецка. Третье: несоответствие оформления документов стандартам отправки. Четвертое: отсутствие доказательств, которые они обязаны предоставлять.
Откройте любой закон о благотворительной деятельности. Все эти выдачи должны сопровождаться отчетностью. И вообще, не нам надо предоставлять эти доказательства, а государству.
Е.С.: Следственные органы должны, по-вашему, этим заниматься?
– Я прошу прощения. Вы представляете, в какой стране мы живем? Ну какие следственные органы?
Мы же понимаем, что некоторые люди ходят на свободе. А многие из них готовят себе на будущее поля для возрождения. Мы хотим снова 2005 год? Так он кровавый будет. Если эта власть понимает, значит, это не наша власть.
Е.С.: То, что ваша акция с гумконвоем…
– Это не моя акция!
Е.С.: Но все это выглядит как народный суд. А народные суды проводит Алексей Мозговой в своем Алчевске.
– Вот вы сказали ключевое слово: выглядит. Его таким показали.
Е.С.: Для того, чтобы это не выглядело так, нужно было сделать все четко: провести следственные действия, вызвать милицию, например.
– Девчата, ну вы же прекрасно знаете, что никакая милиция у нас не работает в Донецкой области. А во-вторых, мы вызывали милицию, они убежали. В Луганске они сказали, что торговля водкой – это законно. И мы пришли к выводу, что в Украине спокойной ситуации осталось всего два месяца, а дальше будет вторжение либо контрреволюция по полной схеме. Мы не успеваем, у нас нет власти в руках. Простым языком – нужно было бы вводить военное положение. Но есть столько минусов этого…
Говорю как человек, который пытается понять, что нужно сделать. Мы решили, что будем максимально реагировать на те моменты, которые для страны вредны. И максимально будем менять правовое поле, чтобы это действовало по закону.
Но, кстати, вы знаете, что люди, которые в зоне АТО выполняют должностные обязанности, имеют право останавливать любой груз? У них есть формальное основание: отсутствуют документы о передаче груза. Другое дело, что нужно существующие реалии перевести в законное русло, поэтому я сейчас пишу закон о статусе временно оккупированных территорий. И когда я слышу крики о том, что мы легитимизируем (ДНР — УП)… Да право силы уже это легитимизировало!
Е.С.: Вообще в европейской стране…
– У нас не европейская страна.
Е.С.: Для страны, которая этот путь выбрала, это неправильно.
– Но в Европе не воюет никто. Торговля с оккупированными территориями – это зло. Контрабанда – стоп! Нам нужно увеличивать бюджет на армию и лазейки контрабанды выводить в бюджет. Если нужно, поставим опечатанные большие копилки на границах, пусть туда деньги кидают. Я утрирую, конечно.
Третья проблема – гуманитарный фонд. Мы будем обращаться от Рады напрямую к ООН и ОБСЕ с целью привлечения организаций к оказанию гуманитарной помощи Донбассу. Это государственный конвой под эгидой Красного Креста и международных организаций.
Если их будут задерживать на таможне, то будем просто высылать туда вооруженных людей. Это должно делать государство. Пока что это делает фонд Ахметова, и пусть делает, но потом он должен будет положить деньги в общую копилку.
Кроме того, я считаю, что нужно наладить гуманитарную помощь на неоккупированные территории.

Е.С.: Очень вовремя. Это нужно было делать еще с лета.
– А вы не видите взаимосвязи того, что мы подняли шум, и того, что теперь говорит Арсений Яценюк? Они же чувствуют настроения общества.
Е.С.: При чем тут настроения? Это обязанности государства, не мне вам объяснять.
– О чем вы говорите? Какое государство? Это люди, которые находятся на разных должностях. У большинства из них нет ответственности перед государством, а есть ответственность перед своим командованием, вы это прекрасно знаете.
Е.С.: Вопрос по поводу торговли. У нас есть две оккупированные территории: Донбасс и Крым. Вы говорите о том, что нужно запретить торговлю украинских производителей, так? Каким образом? И кому от этого будет хуже?
– Я смотрю, кому от этого будет лучше, и точно лучше будет Украине. Нам нужно делать все, что делали западные страны во время войны. Только гуманитарная помощь нашим нуждающимся гражданам. Это война.
Нам необходимо сделать так, чтобы появились добровольцы, готовые перекрыть коррупцию. Такие люди есть. Не надо перекладывать на них эту функцию, но временно, пока систему не наладим, можно. Давайте заминируем, в конце концов!
Е.С.: Заминируем что?
– Те места, где ходят контрабандисты, и где сейчас может высадиться российская армия. Или просто поставить таблички и не минировать. Я хочу, чтобы наша страна победила в этой войне, чтобы выжили люди. А вы забываете, что у нас происходит в стране.
Вы знаете, что у нас два месяца зарплату не получают трамвайщики? Что курс доллара растет? Как живут переселенцы? Вы же все это знаете. На войне люди помогают друг другу.
Если тяжело, то всем тяжело. Потом будет легко. А не бывает такого, что одни сражаются, а другие кричат – помогите нам, мы бедные-несчастные. Надо помогать только тем, кто нуждается в помощи. А все остальные пусть защищают страну.
М.Ж.: А что с людьми, которые не могут выехать? На Донбассе осталось 700 тысяч пенсионеров, 400 тысяч смогли переоформить пенсии, а 300 тысяч не получают денег и не могут выехать.
– Почему они их не переоформили?
М.Ж.: Потому что они не могут сделать это физически. Что вы предложите таким людям? Многие остаются ухаживать за больными родителями и детьми, например.
– Фух… Я уж думал, вы сейчас спросите, не предлагаю ли я их уничтожить. Давайте так: я сказал, что нужно сделать для безопасности страны. Вторая часть – социальная, про людей, о которых нужно позаботиться. И я обязан урегулировать две составляющие. Мы начинаем писать закон и приглашаем волонтеров и активистов, которые занимаются этими вопросами, и вместе вырабатываем механизм, как это сделать, используя мировой опыт и наши реалии. Нужно для начала выяснить, какое количество людей не могут выехать. Как на них повлияет прекращение торговли, если пенсии и так нет? В таком случае им надо завозить гуманитарную помощь.
Е.С.: Если вы запрещаете гумконвой Ахметова, то они ее не получат.
– Они ее, может, и так не получают, доказательств нет. Пусть работает Ахметов, но законно, а потом за него будет работать государство, а он будет давать деньги в государствнный фонд, если захочет.
М.Ж.: Как вы планируете договариваться с бизнесом? Вы же понимаете, что существует куча лоббистских групп. В Крыму, например, до сих пор есть «Сільпо» , а в Донецке – «Брусничка».
– Сейчас единственное время, когда это возможно. Кому доверяют люди? Тем, кто доказал себя в прошлом: волонтерам, активистам, депутатам, которые борются с коррупцией. Сейчас люди – это рычаг, который сильнее всех лоббистских групп. Если будем с помощью журналистов и честных людей объяснять народу, где схемы, а где то, что нужно для страны, то народ нам поверит и не допустит. Пока Майдан имеет энергию, можно все изменить. А лоббистские группы пусть идут к чертовой матери.
Е.С.: А вы в курсе, что более 4 000 предпринимателей перерегистрировались в ДНР?
– Думаю, мы это тоже будем рассматривать. Я всего 19 дней депутат. Приходите к нам на заседания, рассказывайте о таких фактах, мы возьмем в работу.
Представьте, что мы во Франции, 40-й год, планируется удар немецких войск. Есть возможность сплотить общество: затянуть пояс потуже и построить нормальное государство. Но на оккупированной территории есть «Виши», в котором занято много людей. Но война ведь – это ограничения.

Е.С.: Кстати, официально это не война, а АТО. Военного положения нет.
– Мы это изменим. Знаете, в чем между нами разница?
Е.С.: Между мной и вами?
– Нет, между людьми. Есть люди, которые видят проблему и могут ее обсуждать, но не ищут вариантов решения. А есть люди – я себя к ним отношу – которые ищут варианты, популярные они или нет. Если мы этого не делаем, нашей страны в итоге может не быть.
М.Ж.: И все-таки, что вы предлагаете людям, которые не смогут больше работать с оккупированными территориями в случае принятия вашего законопроекта?
– Переориентировать свое производство.
М.Ж.: На что?
– Это их дело.
М.Ж.: Вы понимаете, чтобы переориентироваться, что на это нужно много времени.
– А вы представьте, что мы с вами – это разные группы общества. Я представляю интересы людей, которые закрыли свои бизнесы и пошли на фронт. А вы говорите, что мы должны думать только о тех людях, которые ведут бизнес с оккупированными территориями.
М.Ж.: Но это наш средний класс, который в стране составляет 14%.
– Это небольшой кусочек среднего класса, который потому и средний, что может найти выход в такой ситуации. И у нас половина в батальоне таких, которые закрыли свой бизнес, выбрав защиту родины.
Объясните солдату в окопе, что должен делать предприниматель. Пусть сам найдет варианты переориентировать бизнес! Давайте, кстати, соберем группу таких бизнесменов, и обсудим, как быть.
Е.С.: Такое нужно делать постоянно вообще-то.
– Да, но я совсем недавно депутат. Я и комбат, и народный депутат, и был успешным предпринимателем, и занимаюсь сейчас сферой безопасности и обороны. Есть люди, которые имеют волю к действию и нацелены на результат. А есть люди, которые нацелены на процесс. Нужны и те, и те. Я отношу себя к людям, которые нацелены на результат. И у меня есть результат.
Е.С.: Многих удивило, что вы присутствовали при штурме ОГА в Донецке в марте.
– Участвовал в штурме вместе с Губаревым? Принимал решение об отделении от Украины?
Е.С.: Что вы там делали?
– Где?
Е.С.: В помещении Донецкой обладминистрации.
– Почитайте мой Facebook там все написано за это время.
М.Ж.: Там ничего конкретно не написано.
– Это неправда. Я же написал. Ну елки-палки! Возможно, за эту дату у меня нет конкретного отчета, да это глупо было бы. У меня там есть, например, 9 апреля – день, когда в обладминистрации был господин Ахметов.
Е.С.: Вы так на это реагируете, как будто это стыдно. Вы пришли посмотреть, что там происходит – это нормально, многие так делали.
– Я реагирую не на это, а на фразу, что у меня этого нет в Facebook. Получается, я вру. Но у меня же это есть. Там пост страницы на две – описано, что там конкретно происходит, что реально мне жалко тех людей, которые там сейчас стоят, думают, что они защищают отцов и дедов.
Тогда же никакого оружия не было, и они не были пророссийскими митингующими. Тогда это были частично титушки Партии регионов, частично люди, которые выступали против того, что Киев навязывает им новый Майдан и т.д. Не было еще ни капли крови пролито. И мне реально, как и многим нашим дончанам, было жалко, что людей обманули.
Тогда мы думали, что власти помогут это все решить. Тогда вообще никто не думал, как это все аукнется. Масса членов «Самообороны» приходили на российские митинги и заходили внутрь зданий. Не надо путать то, что происходит сейчас, с тем, что начиналось тогда.
Тогда наша задача была – объяснить людям, что их обманывают. Людей, которые действовали агрессивно, было очень мало. А когда они появились, когда они начали нападать на проукраинские митинги, мы создали «Самооборону» и стали этому препятствовать.
А потом все покатилось под откос. И тогда пришлось создать свой батальон – то, что вы сейчас, кстати, порицаете: нас прозвали ОПГ патриотической направленности.
Знаете, честно, мне больше усилий приходится прилагать для того, чтобы не разочароваться в людях, а не для того, чтобы побороть сопротивление. Потому что, просите, но когда ты берешь на себя ответственность, идешь фотографируешь, идешь что-то снимаешь, пытаешься передавать эти данные, сообщать, что генерал милиции местный, господин Романов запустил туда митингующих, когда ты рискуешь жизнью, когда берешь на себя ответственность, а потом тебе говорят, что это постыдно, и кто-то этому еще и верит… Но это еще одно испытание, которое нужно пройти.
Е.С.: Какую роль сыграл в вашем становлении советник министра внутренних дел, а теперь нардеп Антон Геращенко?
– С Антоном Геращенко я познакомился через Facebook, когда у нас уже было сформировано наше «ОПГ патриотической направленности». Первый раз, кажется, в апреле.
Реальную серьезную помощь он нам оказал при попытке штурма нашей базы в Новоподгороднем. Мы приехали в Красноармейск и просто забрали с собой весь блокпост сепаратистов с автоматами, погрузили их в машину и увезли. Без всякого оружия, у нас там были пейнтбольные автоматы. После этого гигантская колонна сепаров пошли нас штурмовать. В автобусах, машинах, молотоциклах.

Представляете, сидят в Днепропетровской администрации, а тут им сообщают, что из Донецка идет гигантская колонна сепаров к ним? Это, конечно, был шок. Нас там материли так, что мама не горюй. Звонили: «Что вы творите? Зачем? Сейчас тут захватят Днепропетровскую область!». И нас заблокировали фактически в лагере.
Сейчас я понимаю, что нас принуждали к тому, чтобы мы в кого-нибудь выстрелили. Потому что бывший «Беркут», который должен был приехать – не приехал. Я тогда позвонил Антону, объяснил ситуацию, он связался с Аваковым, а Аваков прислал вертолет из Днепропетровска. Единственный вертолет, который реально был исправен на то время.
И тогда он очень нам помог.
В конце апреля нам официально предложили стать подразделением Нацгвардии. Впоследствии Геращенко также помогал, он очень эффективен на своем месте и честно выполняет свою работу.
Е.С.: На самом деле, я вопрос задала немножко не об этом, а о том, какую роль он играет в создании вашего героического образа. Многие считают, что вы – «проект» МВД.
– Я не занимался созданием своего образа. И Антон Геращенко не занимался созданием моего образа. Я просто честно писал, что у нас происходит. То есть, если народ создал сам такой образ, то по реальным событиям. Все. Не надо искать тут каких-то закулисных механизмов создания образа, этого просто не существует.
Е.С.: А как вы можете прокомментировать историю о том, что Семен Семенченко – это не один человек, а несколько масок, под которыми находились разные люди, и в итоге вас выбрали «настоящим» Семеном Семенченко?
– Честно? Я думаю, что это как слоеный пирог – зависть, работа ФСБ, работа нашей внутренней «ваты», люди, которые получили неверную информацию, начали это раздувать, обиженные и прочие. Ну и кто-то верит пропаганде, которая рассказывает, что мы работаем от Коломойского.
А самое главное, что за всем этим стоит то, что мы реально действовали и ломали шаблоны – русские против «русского мира». Это очень сильно мешало и вызывало массу истерик. Чтобы убедиться в том, что все события реально происходили, что это был действительно Семен Семенченко, почитайте просто мой Facebook с самого начала.
М.Ж.: Вы в одном из своих интервью говорили, что вам предлагали место в списке «Народного фронта».
– 5-й номер.
М.Ж.: Только вам одному предлагали. А кто конкретно предлагал, как проходили эти переговоры?
– Эти переговоры проходили… Собирались мы все вместе, встречались с другими представителями «Народного фронта».
М.Ж.: Это Турчинов, Яценюк или кто?
– Я не думаю, что сейчас необходимо это конкретизировать, поскольку очень часто приходится потом отвлекаться на какие-то действия.Встречался в том числе, и Турчинов, и Яценюк.
М.Ж.: А с Блоком Петра Порошенко были переговоры?
– Да, были.
М.Ж.: Вас несколько раз видели на Банковой у Сергея Березенко (глава ДУС — УП). Что вы там делали?
– Я не знаю, кто это такой. Я могу сказать, у кого я был на Банковой. У меня есть знакомый еще с Нацгвардии – Юра Стець. Он выполнял функции руководителя департамента информационной работы Нацгвардии. Мы там и познакомились. Он майор, я майор…
М.Ж.: Почему все-таки «Самопомощь»? Что такого предложил Садовой, чего не предложили другие?
– А вы не можете посмотреть на вопрос вообще с другой стороны? Что я действительно человек, который хочет что-то изменить в этой стране, что я действительно ни от кого не завишу, кроме народа? И поэтому, когда я пошел в партию, где 1,8% было на старте, то это не мне что-то кто-то предложил, а я принял такое решение сознательно.
Мне необходимо, чтобы прошла наша команда, а не один человек. Люди, которые имели результат в разных видах деятельности в прошлом. Возьмем Егора Соболева, Аню Гопко и т.д. За нами точно не стоят никакие олигархи, мне не стыдно. Я идеалист, понимаете? Ну, и у нас нет сумасшедших денег на СМИ, нас не было во власти.
М.Ж.: Насчет денег под СМИ я могу поспорить. «Самопомощь» – это единственная партия регионального типа, которая, в принципе, попала в парламент. Таких прецедентов в Украине особо не было.
– Я вам приведу два примера. «Украинская правда» печатала рейтинг людей, которые пользуются доверием общества. У меня там было, по-моему, 32 балла, у Садового – 34. Люди подобрались такие.
М.Ж.: Насчет медиа-поддержки неправда, что ее было мало…
– Ее действительно было мало. Это отдельный совершенно разговор. Давайте, если хотите, я вам организую отдельное интервью по этому поводу с документами, со всем. Спросите у Садового, сколько мы потратили на кампанию. Давайте я позвоню ему? (В конце интервью позвонил. По словам Андрея Садового, «Самопомощь» потратила на избирательную кампанию 27 млн грн – УП).
М.Ж.: Что вас не устраивает в работе коалиции и в чем претензии к вашим политическим партнерам?
– Вы прекрасно знаете, что я не могу сейчас ответить на ваш вопрос искренне. Я объясню, почему. Кроме тех дел, которые мы делаем, кроме того, что нужно это все изучать, кроме того, что мы будем отбиваться сейчас от олигархов и сами наступать, кроме того, что война, вот эта пропаганда, нам еще нужно будет отвлекаться на разборки с нашими политическими союзниками.
Я вам скажу общие принципы. Мы не считаем, что у нас у всех (партнеров по коалиции – УП) одни и те же цели. К сожалению. Мы не считаем, что мы придерживаемся одних и тех же методов ведения политической деятельности. И мы в большом ряде вопросов расходимся.
Внутри фракции все очень разные. Многие люди, которые находятся в коалиции, несут прямую ответственность за ту ситуацию, которая сейчас у нас сложилась. Сейчас в парламенте происходит не то, чего хотят «решалы» или руководители фракций, а то, чего хочет народ.
Обратите внимание: из БПП выходят люди и что-то там блокируют, с нами едет тот же Добродомов, который из БПП, едут внефракционные, едет «Самопомощь».
То есть мы начинаем друг к другу, как ртуть, подтягиваться потихоньку. Те самые лоббисты общественных интересов в парламенте, которые зашли по разным фракциям. И сейчас мы сильнее, чем эти лоббистские группы, если будем пользоваться доверием общества. Именно поэтому идет потихонечку пропаганда по разным людям, чтобы это доверие убрать.
Помните фразу непопулярную, которую Путин сказал? Как рабы на галерах, работать на то, чтобы вытащить страну. Из коалиции мы выйдем, только когда поймем невозможность дальнейшей работы на благо Украины.
Е.С.: Вы сказали, что Юра Стець – ваш товарищ. Вы как-то будете принимать участие в деятельности министерства информационной политики?
– Конечно. Мы вызвали его на комитет по безопасности и обороне. Он рассказал нам о том, чем он собирается заниматься. Дальше мы его пригласим для того, чтобы он нам рассказал, почему Украина не отстаивает интересы свои в отношении гуманитарной помощи. Сделайте так, чтобы поднялся хай до небес, и были привлечены гуманитарные организации, чтобы все понимали – это Россия хочет гуманитарной катастрофы.
Вот если так сделать, то мы будем видеть от министерства информационной политики хороший результат работы. Если нам будет попадать информация о том, что они цензуру вводят и препятствуют журналистской деятельности, то мы будем добиваться того, чтобы этого не было.
Е.С.: А если эта цензура работает вроде как на благо страны, на защиту государства?
– Например?
Е.С.: Например, эти факты цензуры подпадают под ваше представление о правильном, добром и вечном.
– Меня же люди выбрали в парламент для того, чтобы я, согласно своим представлениям, работал. Значит, мои представления действительно для людей ценны. Я буду работать согласно моим представлениям.
Цензура сама по себе вводилась в массе государств независимо от континента – Азия, Африка, Европа, Америка. И США вводили цензуру, и Европа вводила цензуру. Я не считаю, что ее нужно или не нужно вводить. Я в этом пока не разбирался, честно. Я считаю, что от массы факторов это зависит. Но я знаю, что в Европе и в США во время войны была цензура.
М.Ж.: Последний вопрос. Многие командиры батальонов ходят в Верховную Раду в камуфляже. Командир батальона «Айдар», например, даже принес флаг. Вы тоже в камуфляже приходите. Как вы это расцениваете?
– Как личное дело.
М.Ж.: В Раде же не фронт. Рада – это законодательный орган.
– В Раде фронт – раз. Второе – мне эта одежда более комфортна. В-третьих, я считаю, что сейчас нужно прекратить ходить в ботиночках от Gucci. Если тяжело, то всем тяжело. И, в-четвертых, я постоянно езжу туда-сюда, поэтому даже иногда не успеваю переодеваться.
Все очень просто. Это не потому, что за этим стоит Коломойский или мировое масонство. Просто вот так сложилось. Мир вообще полон чудес.
И дай бог, чтобы этим чудом, в итоге, стало у нас построение нормального государства. Честно, очень хочется. Этим можно закончить наше интервью.
Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/12/23/7053033/

Донецкое подполье. Как партизаны-волонтеры спасают людейДонецкое подполье. Как партизаны-волонтеры спасают людей

Екатерина Сергацкова
«Давай пройдемся с тобой вон той дорогой, я хочу посмотреть, что там эти террористы делают на стадионе. У меня есть подозрение, что «Грады» свои там прячут», – говорит мне Татьяна (имя изменено из соображений безопасности), озираясь по сторонам.

Мы проходим с ней через частный сектор одного из отдаленных районов Донецка, неподалеку от которого в последнее время развернулись боевые действия.

Татьяна – коренная дончанка, всю жизнь участвует в общественной деятельности. Раньше она работала в фондах, оказывавших помощь тяжелобольным. Теперь она – партизан. За те месяцы, что Донецк контролируется боевиками ДНР, привыкла быть крайне внимательной и осторожной. Каждый вечер она выходит на прогулку, чтобы посмотреть, не появилась ли в ее районе военная техника. Если увидит что-нибудь такое, сразу сообщает в штаб АТО. На всякий случай.

В своем доме Татьяна давно не живет: говорит, ДНРовцы знают ее адрес и могут нагрянуть в гости. На улице она старается разговаривать шепотом и не привлекать к себе внимание неудобными военными терминами. В Донецке осталось немного таких активистов, как она.

«Мы даже имен настоящих друг друга не знаем, – говорит она о своих «коллегах»-партизанах. – Когда молодые ребята (активисты, проводившие митинги за единую Украину – прим.авт.) только начали играться в позывные в апреле-мае, это было так смешно… Они придумывали себе имена, но при этом абсолютно не соблюдали безопасность – размещали у себя на страницах телефоны, адреса. А когда их начали брать, особенно перед выборами, все испугались и рванули отсюда».

«Уехали почти все, – печально добавляет Татьяна. – А на днях я поняла, что в городе не осталось почти никого, на кого можно было бы положиться… Аж мурашки по спине».

Партизанское сообщество образовалось в Донецке еще весной, когда на митингах появились первые жертвы. Общественники со стажем осознали, что молодые активисты, опрометчиво бросившиеся выводить людей на улицы, не способны их обезопасить. Тогда они собрали патриотически настроенных врачей – и организовали волонтерскую сеть медиков, которая и стала обслуживать каждый проукраинский митинг.

Поначалу было решено действовать вместе с донецким «Красным крестом». Но вскоре выяснилось, что местная ячейка собирает и передает заинтересованным людям информацию об активистах.

С тех пор, как проукраинские митинги закончились, врачи-патриоты стали уезжать из соображений безопасности. Сейчас из нескольких десятков специалистов осталось только двое.

«В начале июня в Донецк начали поступать раненые с блокпостов, – вспоминает Татьяна. – Страшнее всего было, когда на Волновахе произошла бойня. Раненых привезли сюда в больницу в тяжелом состоянии. А ДНРовцы пришли с автоматами и стали дежурить возле операционной…»

После начала военных действий у местных активистов появилась новая функция: следить за судьбой раненых на подконтрольной ДНР территории украинских военных, которых удалось доставить в больницу. Поэтому одни врачи прячут таких раненых от других врачей, работающих в интересах боевиков.

«Это самый кошмар. Как они будут потом вместе работать, если сейчас даже не разговаривают? – возмущается активистка. – Там реально известная профессура осознанно поддерживает ДНР, я некоторых из них знаю. И не могу им слова сказать, потому что есть пациенты, которых надо спасать».

По словам Татьяны, было немало случаев, когда в больницу приходили боевики, забирали раненых военных прямо из операционных и увозили в неизвестном направлении. Некоторые врачи сами сообщают террористам о таких пациентах. Кто-то делает это, потому что идеологически разделяет концепцию ДНР и уповает на победу боевиков. А кто-то просто мстит за то, что его родственников или близких арестовали СБУ или взяли в плен украинские военные.

И вот в такой напряженной городской обстановке вдруг объявляется 38-летний партизан Сергей Захаров, художник из арт-группы «Мурзилки». Когда на улицах Донецка появились изображения стреляющегося в висок «министра обороны ДНР» Игоря Гиркина-Стрелкова (искусство оказалось пророческим – на днях он «ушел» с поста) и карикатурные портреты «ополченцев» – украинцы первым делом подумали, что это фейк: ну не может в наводненном боевиками городе появиться такой смелый стрит-арт!

На тот момент, 11 июля, когда появилась первая работа с изображенным Шариковым из «Собачьего сердца» в форме ДНР, никто не знал, как зовут автора этих художеств. Портрет Стрелкова, размещенный на фасаде кинотеатра «Комсомолец», молниеносно разлетелся по интернету.

По словам друга Захарова Сергея Мазуркевича, художник остро реагировал на то, что происходит на Донбассе. Работал по ночам, чтобы не поймали с поличным.

К сожалению, 8 августа террористы добрались и до него. В мастерскую, где работал Сергей, пришли четверо вооруженных людей и один в штатском и забрали его вместе с компьютером и эскизами в захваченное здание СБУ, где тогда еще заседал Стрелков.

С тех пор судьба художника-партизана неизвестна.

Несмотря на тот невероятный прессинг, которому подвергаются люди, настроенные на то, чтобы Донбасс вернулся под контроль украинских властей, волонтеры продолжают работать и спасать тех, кто попал в беду.

Безымянные герои вывозят из Донецка мыслимыми и немыслимыми путями тех, кто не способен выехать сам – стариков, тяжелобольных, беременных и женщин с детьми. Проезд им оплачивают из благотворительных взносов сочувствующих украинцев и фонда Ахметова «Развитие Украины».

При этом областные власти, как и государственные структуры, в процессе вывоза беженцев не участвуют: автобусы и поезда, выезжающие из зоны АТО в мирные районы, – коммерческие. До сих пор не продуманы маршруты вывоза людей в случае, если в Донецке, как в осажденном Луганске, исчезнет телевидение, мобильная и стационарная связь и прочие средства оповещения.

Другие безымянные волонтеры ищут деньги на еду, медикаменты и предметы гигиены, чтобы обеспечить общежития, где не способные к самоорганизации ДНРовцы поселили беженцев из особо опасных районов. Волонтеры говорят, что до того, как к ним обратились за помощью, беженцам выдавали по одному яйцу на двоих человек.

Третьи безымянные взялись организовывать точки бесплатного питания для тех горожан, которые оказались на грани выживания – таких оказалось около трех тысяч человек. Пока что в Донецке практически нет мест, где люди, лишившиеся средств к существованию, а некоторые и жилья, – могли бы поесть. Похоже, власти об этой проблеме тоже не задумываются, оставляя ее на плечах немногочисленных волонтеров. Радует, что это начинание уже поддержали некоторые украинские предприниматели и неравнодушные граждане.

Все эти безымянные волонтеры и партизаны оказались серьезной опорой для людей, ставших заложниками войны. Поэтому донецкие «партизаны», несмотря на опасность, не уезжают.

«Мы просто не можем себе позволить уехать, потому что понимаем, что без нас кто-то может погибнуть, – говорит волонтер Евгений. – Дети останутся без нормального питания, старики – без поддержки. Нам просто совесть не позволяет оставить их тут одних».

«Главное, пусть АТО закончится как можно скорее, – говорит Татьяна, показывая мне подвал, в который она периодически спускается во время обстрелов. – Чем дальше, тем сложнее нам работать и скрываться.

Но мы будем до последнего, правда».

Екатерина Сергацкова, УП.Жизнь

Источник: http://life.pravda.com.ua/society/2014/08/18/178104/Екатерина Сергацкова
«Давай пройдемся с тобой вон той дорогой, я хочу посмотреть, что там эти террористы делают на стадионе. У меня есть подозрение, что «Грады» свои там прячут», – говорит мне Татьяна (имя изменено из соображений безопасности), озираясь по сторонам.

Мы проходим с ней через частный сектор одного из отдаленных районов Донецка, неподалеку от которого в последнее время развернулись боевые действия.

Татьяна – коренная дончанка, всю жизнь участвует в общественной деятельности. Раньше она работала в фондах, оказывавших помощь тяжелобольным. Теперь она – партизан. За те месяцы, что Донецк контролируется боевиками ДНР, привыкла быть крайне внимательной и осторожной. Каждый вечер она выходит на прогулку, чтобы посмотреть, не появилась ли в ее районе военная техника. Если увидит что-нибудь такое, сразу сообщает в штаб АТО. На всякий случай.

В своем доме Татьяна давно не живет: говорит, ДНРовцы знают ее адрес и могут нагрянуть в гости. На улице она старается разговаривать шепотом и не привлекать к себе внимание неудобными военными терминами. В Донецке осталось немного таких активистов, как она.

«Мы даже имен настоящих друг друга не знаем, – говорит она о своих «коллегах»-партизанах. – Когда молодые ребята (активисты, проводившие митинги за единую Украину – прим.авт.) только начали играться в позывные в апреле-мае, это было так смешно… Они придумывали себе имена, но при этом абсолютно не соблюдали безопасность – размещали у себя на страницах телефоны, адреса. А когда их начали брать, особенно перед выборами, все испугались и рванули отсюда».

«Уехали почти все, – печально добавляет Татьяна. – А на днях я поняла, что в городе не осталось почти никого, на кого можно было бы положиться… Аж мурашки по спине».

Партизанское сообщество образовалось в Донецке еще весной, когда на митингах появились первые жертвы. Общественники со стажем осознали, что молодые активисты, опрометчиво бросившиеся выводить людей на улицы, не способны их обезопасить. Тогда они собрали патриотически настроенных врачей – и организовали волонтерскую сеть медиков, которая и стала обслуживать каждый проукраинский митинг.

Поначалу было решено действовать вместе с донецким «Красным крестом». Но вскоре выяснилось, что местная ячейка собирает и передает заинтересованным людям информацию об активистах.

С тех пор, как проукраинские митинги закончились, врачи-патриоты стали уезжать из соображений безопасности. Сейчас из нескольких десятков специалистов осталось только двое.

«В начале июня в Донецк начали поступать раненые с блокпостов, – вспоминает Татьяна. – Страшнее всего было, когда на Волновахе произошла бойня. Раненых привезли сюда в больницу в тяжелом состоянии. А ДНРовцы пришли с автоматами и стали дежурить возле операционной…»

После начала военных действий у местных активистов появилась новая функция: следить за судьбой раненых на подконтрольной ДНР территории украинских военных, которых удалось доставить в больницу. Поэтому одни врачи прячут таких раненых от других врачей, работающих в интересах боевиков.

«Это самый кошмар. Как они будут потом вместе работать, если сейчас даже не разговаривают? – возмущается активистка. – Там реально известная профессура осознанно поддерживает ДНР, я некоторых из них знаю. И не могу им слова сказать, потому что есть пациенты, которых надо спасать».

По словам Татьяны, было немало случаев, когда в больницу приходили боевики, забирали раненых военных прямо из операционных и увозили в неизвестном направлении. Некоторые врачи сами сообщают террористам о таких пациентах. Кто-то делает это, потому что идеологически разделяет концепцию ДНР и уповает на победу боевиков. А кто-то просто мстит за то, что его родственников или близких арестовали СБУ или взяли в плен украинские военные.

И вот в такой напряженной городской обстановке вдруг объявляется 38-летний партизан Сергей Захаров, художник из арт-группы «Мурзилки». Когда на улицах Донецка появились изображения стреляющегося в висок «министра обороны ДНР» Игоря Гиркина-Стрелкова (искусство оказалось пророческим – на днях он «ушел» с поста) и карикатурные портреты «ополченцев» – украинцы первым делом подумали, что это фейк: ну не может в наводненном боевиками городе появиться такой смелый стрит-арт!

На тот момент, 11 июля, когда появилась первая работа с изображенным Шариковым из «Собачьего сердца» в форме ДНР, никто не знал, как зовут автора этих художеств. Портрет Стрелкова, размещенный на фасаде кинотеатра «Комсомолец», молниеносно разлетелся по интернету.

По словам друга Захарова Сергея Мазуркевича, художник остро реагировал на то, что происходит на Донбассе. Работал по ночам, чтобы не поймали с поличным.

К сожалению, 8 августа террористы добрались и до него. В мастерскую, где работал Сергей, пришли четверо вооруженных людей и один в штатском и забрали его вместе с компьютером и эскизами в захваченное здание СБУ, где тогда еще заседал Стрелков.

С тех пор судьба художника-партизана неизвестна.

Несмотря на тот невероятный прессинг, которому подвергаются люди, настроенные на то, чтобы Донбасс вернулся под контроль украинских властей, волонтеры продолжают работать и спасать тех, кто попал в беду.

Безымянные герои вывозят из Донецка мыслимыми и немыслимыми путями тех, кто не способен выехать сам – стариков, тяжелобольных, беременных и женщин с детьми. Проезд им оплачивают из благотворительных взносов сочувствующих украинцев и фонда Ахметова «Развитие Украины».

При этом областные власти, как и государственные структуры, в процессе вывоза беженцев не участвуют: автобусы и поезда, выезжающие из зоны АТО в мирные районы, – коммерческие. До сих пор не продуманы маршруты вывоза людей в случае, если в Донецке, как в осажденном Луганске, исчезнет телевидение, мобильная и стационарная связь и прочие средства оповещения.

Другие безымянные волонтеры ищут деньги на еду, медикаменты и предметы гигиены, чтобы обеспечить общежития, где не способные к самоорганизации ДНРовцы поселили беженцев из особо опасных районов. Волонтеры говорят, что до того, как к ним обратились за помощью, беженцам выдавали по одному яйцу на двоих человек.

Третьи безымянные взялись организовывать точки бесплатного питания для тех горожан, которые оказались на грани выживания – таких оказалось около трех тысяч человек. Пока что в Донецке практически нет мест, где люди, лишившиеся средств к существованию, а некоторые и жилья, – могли бы поесть. Похоже, власти об этой проблеме тоже не задумываются, оставляя ее на плечах немногочисленных волонтеров. Радует, что это начинание уже поддержали некоторые украинские предприниматели и неравнодушные граждане.

Все эти безымянные волонтеры и партизаны оказались серьезной опорой для людей, ставших заложниками войны. Поэтому донецкие «партизаны», несмотря на опасность, не уезжают.

«Мы просто не можем себе позволить уехать, потому что понимаем, что без нас кто-то может погибнуть, – говорит волонтер Евгений. – Дети останутся без нормального питания, старики – без поддержки. Нам просто совесть не позволяет оставить их тут одних».

«Главное, пусть АТО закончится как можно скорее, – говорит Татьяна, показывая мне подвал, в который она периодически спускается во время обстрелов. – Чем дальше, тем сложнее нам работать и скрываться.

Но мы будем до последнего, правда».

Екатерина Сергацкова, УП.Жизнь

Источник: http://life.pravda.com.ua/society/2014/08/18/178104/

Бэтмен, Доберман и правая рука Яроша. Или как живет «Донбасс»Бэтмен, Доберман и правая рука Яроша. Или как живет «Донбасс»

Екатерина Сергацкова
На днях новобранцы знаменитого батальона «Донбасс», который в мае освободил от боевиков один из районов Донецкой области и взял под контроль тамошнюю милицию, отправятся на восток Украины, чтобы участвовать в антитеррористической операции.
Корреспондент «Украинской правды» побывала в тренировочном лагере батальона, чтобы узнать, что за люди добровольно идут под пули и ради чего.
Тренировочный лагерь батальона «Донбасс», который после трагического расстрела добровольцев боевиками ДНР в Карловке вошел в состав Национальной гвардии, располагается на территории базы внутренних войск Украины под Киевом.
Солдаты-срочники проходят здесь учения вместе с добровольцами, которые вызвались идти воевать на восток. У ворот базы нас встречает крепкий мужчина в балаклаве с улыбающимися ироничными глазами.
«Ну, вот я – правая рука Яроша, бандеровец Семен Семенченко, приятно познакомиться», – шутит командир батальона и приглашает зайти.

На поле возле списанного вертолета выстроились люди – в основном мужчины старше тридцати пяти в привычной «мирной» одежде. Это новобранцы, которые записались в батальон совсем недавно и сейчас проходят начальную подготовку с инструкторами.
По словам Семенченко, батальон на 75% состоит из жителей Донецкой и Луганской областей, «которые реально увидели, что собой представляет «русская весна».
«Ее лицо, – говорит Семенченко, имея ввиду «русскую весну», – это ложь по телевидению, террор, похищение людей, ублюдки, которые за деньги убивают и сеют зерна ненависти, и пытаются столкнуть русских и украинцев».
«Донбасс» родился полтора месяца назад. Его костяк – сотники самообороны Майдана. Какое-то время батальон действовал самостоятельно, а теперь, говорит Семенченко, решил «легализоваться» при Нацгвардии, хотя и раньше координировался с силами АТО.
«За свою работу мы не получаем денег, мы все – добровольцы, – уточняет командир. – Мы хотим создать новую армию и милицию, и защищаем не какую-то мифическую «хунту» и не правительство Украины. То, что происходит сейчас в стране, нам тоже не нравится. Но мы сражаемся за ту Украину, которая может быть. За мечту.
Давайте прекратим убивать друг друга, давайте начнем слышать друг друга. Давайте выкинем из страны наемников, платных мерзавцев и потоки лжи… И договоримся о будущем нашей страны».
Сам Семен Семенченко, по легенде, до событий на Майдане был частным предпринимателем – «мелким лавочником», как его называют в российских СМИ. О нем чего только не говорят, даже, что может отпугивать нечисть.
Он действительно невероятно оптимистичен, но строг. Семен Семенченко постоянно что-то придумывает, или кто-то придумывает для него: на днях придумал информационное агентство «Украина сегодня» про новости АТО в пику агентству Дмитрия Киселева «Россия сегодня».
Придумал роту «Киевская Русь», в которую хочет собрать граждан постсоветских стран, готовых воевать за свободную Украину. Говорит, что добровольцев из России и Белоруссии уже около шестидесяти, но пока что Нацгвардия по уставу принять их не может: сначала таким желающим придется получить гражданство или вид на жительство.
Останавливаю совсем молодого паренька в балаклаве. Он называет себя «Бэтменом». Худой, длинный, лицо цвета слоновой кости, светлые глаза. Он из Донецка, а все, кто родом из восточных регионов, прячутся от журналистов под балаклавами и масками, чтобы их не узнали на Донбассе.
«Бэтмен» несколько раз был на Майдане вместе с Семенченко, который тогда был сотником самообороны. 13 марта был на проукраинской акции в Донецке, более того – в том самом автобусе, в котором погиб активист Дмитрий Чернявский.
«Почему ты решил воевать в своем родном регионе? Ведь, возможно, придется стрелять по знакомым, людям, с которыми ты в одном городе жил», – интересуюсь у «Бэтмена».
«Я хочу отстоять свой регион, хочу гулять по своему городу спокойно, зная, что там будет порядок, – отвечает он. – Мне просто хочется вернуться домой, в мирный тихий город».
Когда на Донбассе начались волнения, после аннексии Крыма, «Бэтмен» поругался с собственным братом, который придерживается пророссийской позиции: «Ну, когда-нибудь он поймет, что был неправ. Многие не понимают, что когда они бегали с флажками, то зарождали эту войну. Никого ведь на самом деле не убивал Правый сектор. А теперь придется убивать чеченов, которые зачем-то пришли на нашу землю».
Мимо проходит группа мужчин старше «Бэтмена». У них в руках толстые пластины от бронежилетов.
«Вот смотрите, мы провели испытания, – докладывает один из них Семену Семенченко. – Немецкая пластина реагирует нормально, а украинская – вот посмотрите как».
Мужчина демонстрирует огромную дырку, пробитую в пластине отечественного бронежилета. – «Нельзя нашим ребятам такие носить. Нельзя».
В палаточном лагере батальона «Донбасс» стоят палатки не только с украинскими флагами. Есть, например, азербайджанский и грузинский.
Грузин с позывным «Доберман» – герой многих телесюжетов. Он был под Карловкой. Выжил. «Доберман» – опытный боец. Говорит, что воевал во время грузино-осетинского конфликта и в Ираке.
«Понимаете, кто-то должен воевать, а кто-то печь хлеб. Вот я умею воевать. Войны не боюсь. Я делаю это ради своей семьи и своей земли, ради свободной Украины. И денег за это не получаю, мне не нужно. Знаете, в этом батальоне уникальное отношение к человеку, только ради этого стоит здесь находиться» – рассказывает грузинский боец за свободную Украину.
Бойцы «Донбасса» не получают зарплаты. Неоткуда. У государства не хватает ресурсов обеспечивать Нацгвардию и армию. Батальону помогают сочувствующие украинцы, которые регулярно переводят деньги на еду, одежду и снаряжение. Все бойцы одеты и обуты. На них бронежилеты и новые каски.
Инструкторы тоже работают бесплатно, как говорит Семенченко, – «за идею». В основном это бывшие военные, патриоты, имеющие боевой опыт, офицеры спецподразделения «Альфа».
Мы разговариваем с мужчиной средних лет, киевлянином, называющим себя «Лексом». Сидим на лавочке, прямо перед стрельбищем, где первый набор батальона тренируется стрельбе из автоматов. На целях изображен персонаж с лицом кавказской национальности.
«Почему вы решили пойти добровольцем в батальон?» – спрашиваю. «Меня удивляет, почему у других нет желания идти», – спокойно отвечает мой собеседник.
«Лекс» – руководитель крупной компании, регулярно ходил на Майдан, помогал медикаментами, едой и деньгами, как и многие киевляне. Когда революция закончилась, а на Востоке началась война, он записался в батальон «Донбасс».
«После Майдана бизнес встал, и надо было спасать Восток, вот я и пошел воевать, – говорит «Лекс». – По моему личному мнению, мы воюем с наемниками и криминалитетом, который всегда контролировал здесь финансовые потоки. А возглавляет это все Партия регионов и коммунисты.
А люди… Люди просто хотят жить лучше. Но они обмануты и дезинформированы».
«А в чем разница между Майданом и тем, что сейчас на Донбассе происходит? Тоже ведь восстание народа», – вступает в разговор журналист из России.
«Разница большая, – отвечает, не смутившись, боец. – На Майдане были желто-голубые флаги, люди поднялись против коррупции и за то, чтобы у нас все было хорошо, как в Европе. А тут – русские триколоры и идея отделения от Украины, переход в состав другого государства. А это уже, насколько мне известно, карается законом».
К нам подходит вездесущий Семен Семенченко: «Знаете, какой самый популярный на Донбассе анекдот? Владимир Владимирович, вы говорили, что придет Правый сектор и настанет пи…ец. Так вот, пи…ец настал, а где Правый сектор?».
«Так вот – продолжает, отсмеявшись, «Лекс» – я был в Карловке, когда там происходил бой. И познакомился с ребятами родом с Донбасса. Я убедился, что все сделал правильно, когда пришел в батальон. Восток – это реально наша земля, и ребята там настоящие молодцы».
Екатерина Сергацкова, для УП

Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/06/11/7028757/
Екатерина Сергацкова
На днях новобранцы знаменитого батальона «Донбасс», который в мае освободил от боевиков один из районов Донецкой области и взял под контроль тамошнюю милицию, отправятся на восток Украины, чтобы участвовать в антитеррористической операции.
Корреспондент «Украинской правды» побывала в тренировочном лагере батальона, чтобы узнать, что за люди добровольно идут под пули и ради чего.
Тренировочный лагерь батальона «Донбасс», который после трагического расстрела добровольцев боевиками ДНР в Карловке вошел в состав Национальной гвардии, располагается на территории базы внутренних войск Украины под Киевом.
Солдаты-срочники проходят здесь учения вместе с добровольцами, которые вызвались идти воевать на восток. У ворот базы нас встречает крепкий мужчина в балаклаве с улыбающимися ироничными глазами.
«Ну, вот я – правая рука Яроша, бандеровец Семен Семенченко, приятно познакомиться», – шутит командир батальона и приглашает зайти.

На поле возле списанного вертолета выстроились люди – в основном мужчины старше тридцати пяти в привычной «мирной» одежде. Это новобранцы, которые записались в батальон совсем недавно и сейчас проходят начальную подготовку с инструкторами.
По словам Семенченко, батальон на 75% состоит из жителей Донецкой и Луганской областей, «которые реально увидели, что собой представляет «русская весна».
«Ее лицо, – говорит Семенченко, имея ввиду «русскую весну», – это ложь по телевидению, террор, похищение людей, ублюдки, которые за деньги убивают и сеют зерна ненависти, и пытаются столкнуть русских и украинцев».
«Донбасс» родился полтора месяца назад. Его костяк – сотники самообороны Майдана. Какое-то время батальон действовал самостоятельно, а теперь, говорит Семенченко, решил «легализоваться» при Нацгвардии, хотя и раньше координировался с силами АТО.
«За свою работу мы не получаем денег, мы все – добровольцы, – уточняет командир. – Мы хотим создать новую армию и милицию, и защищаем не какую-то мифическую «хунту» и не правительство Украины. То, что происходит сейчас в стране, нам тоже не нравится. Но мы сражаемся за ту Украину, которая может быть. За мечту.
Давайте прекратим убивать друг друга, давайте начнем слышать друг друга. Давайте выкинем из страны наемников, платных мерзавцев и потоки лжи… И договоримся о будущем нашей страны».
Сам Семен Семенченко, по легенде, до событий на Майдане был частным предпринимателем – «мелким лавочником», как его называют в российских СМИ. О нем чего только не говорят, даже, что может отпугивать нечисть.
Он действительно невероятно оптимистичен, но строг. Семен Семенченко постоянно что-то придумывает, или кто-то придумывает для него: на днях придумал информационное агентство «Украина сегодня» про новости АТО в пику агентству Дмитрия Киселева «Россия сегодня».
Придумал роту «Киевская Русь», в которую хочет собрать граждан постсоветских стран, готовых воевать за свободную Украину. Говорит, что добровольцев из России и Белоруссии уже около шестидесяти, но пока что Нацгвардия по уставу принять их не может: сначала таким желающим придется получить гражданство или вид на жительство.
Останавливаю совсем молодого паренька в балаклаве. Он называет себя «Бэтменом». Худой, длинный, лицо цвета слоновой кости, светлые глаза. Он из Донецка, а все, кто родом из восточных регионов, прячутся от журналистов под балаклавами и масками, чтобы их не узнали на Донбассе.
«Бэтмен» несколько раз был на Майдане вместе с Семенченко, который тогда был сотником самообороны. 13 марта был на проукраинской акции в Донецке, более того – в том самом автобусе, в котором погиб активист Дмитрий Чернявский.
«Почему ты решил воевать в своем родном регионе? Ведь, возможно, придется стрелять по знакомым, людям, с которыми ты в одном городе жил», – интересуюсь у «Бэтмена».
«Я хочу отстоять свой регион, хочу гулять по своему городу спокойно, зная, что там будет порядок, – отвечает он. – Мне просто хочется вернуться домой, в мирный тихий город».
Когда на Донбассе начались волнения, после аннексии Крыма, «Бэтмен» поругался с собственным братом, который придерживается пророссийской позиции: «Ну, когда-нибудь он поймет, что был неправ. Многие не понимают, что когда они бегали с флажками, то зарождали эту войну. Никого ведь на самом деле не убивал Правый сектор. А теперь придется убивать чеченов, которые зачем-то пришли на нашу землю».
Мимо проходит группа мужчин старше «Бэтмена». У них в руках толстые пластины от бронежилетов.
«Вот смотрите, мы провели испытания, – докладывает один из них Семену Семенченко. – Немецкая пластина реагирует нормально, а украинская – вот посмотрите как».
Мужчина демонстрирует огромную дырку, пробитую в пластине отечественного бронежилета. – «Нельзя нашим ребятам такие носить. Нельзя».
В палаточном лагере батальона «Донбасс» стоят палатки не только с украинскими флагами. Есть, например, азербайджанский и грузинский.
Грузин с позывным «Доберман» – герой многих телесюжетов. Он был под Карловкой. Выжил. «Доберман» – опытный боец. Говорит, что воевал во время грузино-осетинского конфликта и в Ираке.
«Понимаете, кто-то должен воевать, а кто-то печь хлеб. Вот я умею воевать. Войны не боюсь. Я делаю это ради своей семьи и своей земли, ради свободной Украины. И денег за это не получаю, мне не нужно. Знаете, в этом батальоне уникальное отношение к человеку, только ради этого стоит здесь находиться» – рассказывает грузинский боец за свободную Украину.
Бойцы «Донбасса» не получают зарплаты. Неоткуда. У государства не хватает ресурсов обеспечивать Нацгвардию и армию. Батальону помогают сочувствующие украинцы, которые регулярно переводят деньги на еду, одежду и снаряжение. Все бойцы одеты и обуты. На них бронежилеты и новые каски.
Инструкторы тоже работают бесплатно, как говорит Семенченко, – «за идею». В основном это бывшие военные, патриоты, имеющие боевой опыт, офицеры спецподразделения «Альфа».
Мы разговариваем с мужчиной средних лет, киевлянином, называющим себя «Лексом». Сидим на лавочке, прямо перед стрельбищем, где первый набор батальона тренируется стрельбе из автоматов. На целях изображен персонаж с лицом кавказской национальности.
«Почему вы решили пойти добровольцем в батальон?» – спрашиваю. «Меня удивляет, почему у других нет желания идти», – спокойно отвечает мой собеседник.
«Лекс» – руководитель крупной компании, регулярно ходил на Майдан, помогал медикаментами, едой и деньгами, как и многие киевляне. Когда революция закончилась, а на Востоке началась война, он записался в батальон «Донбасс».
«После Майдана бизнес встал, и надо было спасать Восток, вот я и пошел воевать, – говорит «Лекс». – По моему личному мнению, мы воюем с наемниками и криминалитетом, который всегда контролировал здесь финансовые потоки. А возглавляет это все Партия регионов и коммунисты.
А люди… Люди просто хотят жить лучше. Но они обмануты и дезинформированы».
«А в чем разница между Майданом и тем, что сейчас на Донбассе происходит? Тоже ведь восстание народа», – вступает в разговор журналист из России.
«Разница большая, – отвечает, не смутившись, боец. – На Майдане были желто-голубые флаги, люди поднялись против коррупции и за то, чтобы у нас все было хорошо, как в Европе. А тут – русские триколоры и идея отделения от Украины, переход в состав другого государства. А это уже, насколько мне известно, карается законом».
К нам подходит вездесущий Семен Семенченко: «Знаете, какой самый популярный на Донбассе анекдот? Владимир Владимирович, вы говорили, что придет Правый сектор и настанет пи…ец. Так вот, пи…ец настал, а где Правый сектор?».
«Так вот – продолжает, отсмеявшись, «Лекс» – я был в Карловке, когда там происходил бой. И познакомился с ребятами родом с Донбасса. Я убедился, что все сделал правильно, когда пришел в батальон. Восток – это реально наша земля, и ребята там настоящие молодцы».
Екатерина Сергацкова, для УП

Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/06/11/7028757/

«Новая власть не сделала ничего, чтобы усилить патриотизм в рядах милиции»«Новая власть не сделала ничего, чтобы усилить патриотизм в рядах милиции»

Екатерина Сергацкова
Прошло уже больше месяца с тех пор, как в Одессе случилась трагедия, в результате которой погибли 48 человек и более 200 получили ранения. После ожесточенного противостояния на Греческой площади и пожара в Доме профсоюзов в больницах остаются все еще раненые, а в следственных изоляторах – несколько десятков арестованных.
Расследования, проводимые параллельно несколькими инициативными группами, пока что ясных результатов не дали. Но практически все едины в мысли, что трагедии таких масштабов удалось бы избежать, если бы не апатия местной милиции.
Екатерина Сергацкова пообщалась с сотрудниками МВД в Одессе, которые на условиях анонимности рассказали, как сейчас устроена работа милиции в регионе, что произошло в МВД после бегства Януковича и почему случилось противостояние на Куликовом поле.
Николай, подполковник милиции, Одесса
В нашей милиции, как и в прокуратуре, уже совсем забыли, что такое честь и доблесть. С новыми кадровыми назначениями сегодня в Одессе происходит однозначный «слив». Нет никаких изменений, о люстрации забудьте. Поменялись только лица, которые были два года назад и участвовали в схемах, которые сегодня продолжают работать.
Есть сотрудники милиции, которые втайне разделяют проукраинские взгляды, а есть у меня множество коллег, которые всерьез говорят о федерализации. Это же те правоохранители, которые должны все-таки понимать в юридических терминах, должны быть образованными, осведомленными… А они про федерализацию талдычат, бред какой-то.
Революция произошла, но на самом деле просто поменялась власть одних олигархов – на других. В милиции полно патриотов, но люди вынуждены обманывать и участвовать в коррупции. У меня это в голове не укладывается. Они вроде бы раскрывают преступления худо-бедно, но система вокруг все равно прогнившая. Ген раба изгнать из себя не хотят, как и большинство пассивных граждан, привыкших где-то что-то подворовывать.
На самом деле авторитарный режим Януковича был ощутим даже в Одессе. Все стонали и понимали, что пришло время, когда его нужно менять. Но когда произошла революция, в МВД упустили главное: оставили пророссийских сотрудников.
До 2 мая не было сделано ни одного шага со стороны новой власти, чтобы усилить позиции патриотизма в рядах милиции.
Я лично был два раза на приеме у нового начальника милиции, хотя до этого у меня никогда желания общаться с главой МВД области не было. Он вышел к народу, сказал «Слава Украине», майдановцы – ну, это мы их так условно называем, – обрадовались… И на этом все. Катеринчук мне на встрече сказал: «Мне не нужны патриоты, мне нужны специалисты». Какие еще могут быть вопросы к нему?
Не скажу, что никогда в жизни не брал взяток. Но сегодня есть такой шанс, когда все могут реабилитироваться, все могут себя вести совершенно по-другому.
В милиции тоже можно себя настроить так, чтобы народ снова в нас поверил. Ничего особенного делать не нужно. Просто надо однозначно убрать всех руководителей, которые находились при должностях в течение пяти лет, потому что они просто ротациями занимались: скакали с одного райотдела и управления на другие.
Я общался с Егором Соболевым 25 апреля. Говорил ему: Егор, пожалуйста, докричитесь в Киеве до кого-то, нужно поменять начальника областной милиции, Фучеджи снять. Дал ему список люстрации, который был готов еще в феврале.
И вот, пожалуйста: замначальника УВД, которого Катеринчук взял – разгонял Евромайдан в Чернигове. Его там внесли в люстрационный список как сотрудника, который вообще не должен работать в милиции! А теперь он работает в Одессе.
В ночь с 20 на 21 февраля у нас в райотделе сожгли все секретные архивы. По всей Украине сжигали, потому что не знали, что будет дальше. Там были незаконно заведенные дела оперативной разработки на предпринимателей, на неугодных людей. Я лично видел, как их резали, а полоски отправили в огонь.
Но все начальники остались. Как Попандопуло: сегодня красные, завтра белые, вместо фуражки надели буденовку. Вот все, что поменялось.
Такой подход дискредитирует милицию. Товарищи, которые работают в глубоком подполье, спрашивают меня: ну, что там твоя новая власть? Не боитесь, что вас самих за ваши движения начнут отлавливать? Неугодных активистов сегодня уже отлавливают.
Что такое структура МВД: согласно дисциплинарного устава, я выполняю приказы, соблюдаю служебную дисциплину в соответствии с моими функциональными обязанностями и присягой народу Украины. Я поклялся, понимаете? Поэтому я не представляю, как «Беркут» мог выполнять эти преступные приказы. Достаточно же было отряду из тридцати человек сказать командиру: извини, мы не пойдем людей с палками гнать.
Но когда вас обрабатывают, ты сопротивляться не можешь. Это я к тому, что в Одессе главой МВД области поставили Луцюка – он чисто жаба, это не тот руководитель, который должен был тут управлять. Он пророссийский, точнее, он смотрел туда, где выгодно, и не преследовал цель заниматься патриотизмом.
Должен был прийти начальник, который скажет: все, ребята, готовимся к реформе правоохранительных органов. У нас будет нормальная зарплата, а государство у нас – Украина. Да, у нас тяжело, но нужно стремиться. На сегодняшний момент новый генерал до сих пор не собрал всех сотрудников милиции и не объяснил им этого, не всколыхнул в них эту нотку патриотизма.
А ведь у многих милиционеров происходит профессиональная деформация. Вы для меня не личность – вы либо преступник, либо не преступник. Чрезмерное употребление алкоголя, завышенная самооценка – это происходит практически со всеми. С нами тяжело, мы грузим. А некоторые сотрудники милиции злоупотребляют своим служебным положением: они считают, что если ты сотрудник милиции, то тебе все должны.
Так что, как по мне, надо было поставить во главе МВД такого СС-овца, который бы головы сносил за несоблюдение законов и вольготное поведение.
Вот недавно я пришел на новое место работы. Был переезд подразделений, кабинетов на всех не хватает. Начальник говорит мне: «Делай в кабинете ремонт». Я ему: «Да у меня зарплата две триста!» Он: «Ну и что? Иди, ищи деньги!»
То есть, сегодня до сих пор ни у одного руководителя в голове не укладывается, что нужно признать крах этой системы и начать срочные реформы правоохранительных органов, проводить чистки. Как я могу что-то делать, когда начальник поставил мне задачу заниматься ремонтом кабинета и покупкой форменной одежды? Это, по его мнению, моя проблема, а не государства.
Или вот, руководители звонят нижестоящим начальникам подразделений и говорят: значит так, по 500 долларов с каждого, везем телевизор на Киев. Те грузят подчиненных, подчиненные понимают, что им поставлена задача найти 500 долларов, а задачу выполнять надо. Тогда они идут на предприятия и вытягивают деньги с них. А бизнесмены, конечно, разочаровываются: революция прошла, а ничего не поменялось.
Время идет, деньги идут, а мы людей теряем, чьи-то жизни уходят. Так что я дорабатываю максимум полгода – и буду валить. Потому что никакого смысла так работать нет.
Куда? Не знаю, с Ляшко буду общаться. Он настоящий герой, он на передовой.
Александр, советник начальника УВД Одесской области
2 мая произошло не предательство, а роковая ошибка. Правильная расстановка сил могла бы позволить не допустить такого.
Возможно, Одесса просто не привыкла к подобному насилию. Здесь даже убийства на почве ревности – редкость. Таких событий не ожидал никто. И милиция морально была не готова. Сыграл скорее человеческий фактор, а не отсутствие профессионализма. Никто не думал, что будет такое масштабное столкновение, думали, что будут только мелкие стычки.
Милиция не бездействовала. Это нормальная практика, а не бездействие. Милиция постепенно отжимает людей с разных сторон, чтобы они не смогли схлестнуться.
Если бы милиция бездействовала, пострадавших было бы больше. Но, возможно, сложилось бы по-другому у Дома профсоюзов. Там милиционерам помогала одесская самооборона, ребята вытаскивали людей и делали коридор, чтобы толпа не начала избивать тех, кто выходил из здания.
Существовал Майдан и Антимайдан, каждый проводил свои митинги и акции. В основном это были больше пиар-акции, они не касались достижения каких-то глобальных целей. Обстановка в городе была напряженной, милиция была напряжена. Тем не менее, мы понимали, что легкие стычки будут не настолько кровопролитны. Это все равно, что мужики напились и подрались. Явной агрессии не было.
Дело в том, что наши милиционеры не имеют ни рук, ни ног. По новому Кодексу они не имеют права стрелять. Фактически они не могут ничего. Самая большая проблема – это полномочия милиционеров.
Новая власть, намеренно или нет, ограничивает полномочия, видимо, чувствуя, что за этим могут последовать опасные действия. А мы знаем: чем бы ты ни занимался, бита будет милиция. Применение силовых мер для милиционеров невозможно. Особенно для «Беркута»: они понимают, что если, как на Майдане, начнут применять силу, то их за это будут судить.
Все деморализованы. А население, вместо того, чтобы поддерживать правоохранителей, нас гнобит.
На Фучеджи сейчас хотят спустить всех собак. Есть фотография, на которой человек стоит в каске и с револьвером, позади него еще один, а между ними – Фучеджи. На самом деле существует оригинал фотографии, на которой его нет. Кто-то на этом играет. Довольно просто свалить вину на одного человека, тем более что как раз он был замом по общественной безопасности.
Сейчас у нового начальника позиция четкая: все должно быть в порядке, аполитично. Город должен жить спокойно. На улицах должны отсутствовать люди в касках и масках. Фучеджи – милиционер до мозга костей! Сейчас его в Украине нет. Почему? Наверное, не хотел он с таким позором тут оставаться, вот и уехал.
Мы будем работать и разбираться во всех конфликтах. Если кто-то участвовал в беспорядках со стороны Майдана, он будет наказан, если кто-то со стороны Антимайдана – тоже.
Все люди, которые были вооружены, будут наказаны.
Начальник сказал: если в Одессе будет еще что-то подобное происходить, бить будут жестко.

Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/06/6/7028239/Екатерина Сергацкова
Прошло уже больше месяца с тех пор, как в Одессе случилась трагедия, в результате которой погибли 48 человек и более 200 получили ранения. После ожесточенного противостояния на Греческой площади и пожара в Доме профсоюзов в больницах остаются все еще раненые, а в следственных изоляторах – несколько десятков арестованных.
Расследования, проводимые параллельно несколькими инициативными группами, пока что ясных результатов не дали. Но практически все едины в мысли, что трагедии таких масштабов удалось бы избежать, если бы не апатия местной милиции.
Екатерина Сергацкова пообщалась с сотрудниками МВД в Одессе, которые на условиях анонимности рассказали, как сейчас устроена работа милиции в регионе, что произошло в МВД после бегства Януковича и почему случилось противостояние на Куликовом поле.
Николай, подполковник милиции, Одесса
В нашей милиции, как и в прокуратуре, уже совсем забыли, что такое честь и доблесть. С новыми кадровыми назначениями сегодня в Одессе происходит однозначный «слив». Нет никаких изменений, о люстрации забудьте. Поменялись только лица, которые были два года назад и участвовали в схемах, которые сегодня продолжают работать.
Есть сотрудники милиции, которые втайне разделяют проукраинские взгляды, а есть у меня множество коллег, которые всерьез говорят о федерализации. Это же те правоохранители, которые должны все-таки понимать в юридических терминах, должны быть образованными, осведомленными… А они про федерализацию талдычат, бред какой-то.
Революция произошла, но на самом деле просто поменялась власть одних олигархов – на других. В милиции полно патриотов, но люди вынуждены обманывать и участвовать в коррупции. У меня это в голове не укладывается. Они вроде бы раскрывают преступления худо-бедно, но система вокруг все равно прогнившая. Ген раба изгнать из себя не хотят, как и большинство пассивных граждан, привыкших где-то что-то подворовывать.
На самом деле авторитарный режим Януковича был ощутим даже в Одессе. Все стонали и понимали, что пришло время, когда его нужно менять. Но когда произошла революция, в МВД упустили главное: оставили пророссийских сотрудников.
До 2 мая не было сделано ни одного шага со стороны новой власти, чтобы усилить позиции патриотизма в рядах милиции.
Я лично был два раза на приеме у нового начальника милиции, хотя до этого у меня никогда желания общаться с главой МВД области не было. Он вышел к народу, сказал «Слава Украине», майдановцы – ну, это мы их так условно называем, – обрадовались… И на этом все. Катеринчук мне на встрече сказал: «Мне не нужны патриоты, мне нужны специалисты». Какие еще могут быть вопросы к нему?
Не скажу, что никогда в жизни не брал взяток. Но сегодня есть такой шанс, когда все могут реабилитироваться, все могут себя вести совершенно по-другому.
В милиции тоже можно себя настроить так, чтобы народ снова в нас поверил. Ничего особенного делать не нужно. Просто надо однозначно убрать всех руководителей, которые находились при должностях в течение пяти лет, потому что они просто ротациями занимались: скакали с одного райотдела и управления на другие.
Я общался с Егором Соболевым 25 апреля. Говорил ему: Егор, пожалуйста, докричитесь в Киеве до кого-то, нужно поменять начальника областной милиции, Фучеджи снять. Дал ему список люстрации, который был готов еще в феврале.
И вот, пожалуйста: замначальника УВД, которого Катеринчук взял – разгонял Евромайдан в Чернигове. Его там внесли в люстрационный список как сотрудника, который вообще не должен работать в милиции! А теперь он работает в Одессе.
В ночь с 20 на 21 февраля у нас в райотделе сожгли все секретные архивы. По всей Украине сжигали, потому что не знали, что будет дальше. Там были незаконно заведенные дела оперативной разработки на предпринимателей, на неугодных людей. Я лично видел, как их резали, а полоски отправили в огонь.
Но все начальники остались. Как Попандопуло: сегодня красные, завтра белые, вместо фуражки надели буденовку. Вот все, что поменялось.
Такой подход дискредитирует милицию. Товарищи, которые работают в глубоком подполье, спрашивают меня: ну, что там твоя новая власть? Не боитесь, что вас самих за ваши движения начнут отлавливать? Неугодных активистов сегодня уже отлавливают.
Что такое структура МВД: согласно дисциплинарного устава, я выполняю приказы, соблюдаю служебную дисциплину в соответствии с моими функциональными обязанностями и присягой народу Украины. Я поклялся, понимаете? Поэтому я не представляю, как «Беркут» мог выполнять эти преступные приказы. Достаточно же было отряду из тридцати человек сказать командиру: извини, мы не пойдем людей с палками гнать.
Но когда вас обрабатывают, ты сопротивляться не можешь. Это я к тому, что в Одессе главой МВД области поставили Луцюка – он чисто жаба, это не тот руководитель, который должен был тут управлять. Он пророссийский, точнее, он смотрел туда, где выгодно, и не преследовал цель заниматься патриотизмом.
Должен был прийти начальник, который скажет: все, ребята, готовимся к реформе правоохранительных органов. У нас будет нормальная зарплата, а государство у нас – Украина. Да, у нас тяжело, но нужно стремиться. На сегодняшний момент новый генерал до сих пор не собрал всех сотрудников милиции и не объяснил им этого, не всколыхнул в них эту нотку патриотизма.
А ведь у многих милиционеров происходит профессиональная деформация. Вы для меня не личность – вы либо преступник, либо не преступник. Чрезмерное употребление алкоголя, завышенная самооценка – это происходит практически со всеми. С нами тяжело, мы грузим. А некоторые сотрудники милиции злоупотребляют своим служебным положением: они считают, что если ты сотрудник милиции, то тебе все должны.
Так что, как по мне, надо было поставить во главе МВД такого СС-овца, который бы головы сносил за несоблюдение законов и вольготное поведение.
Вот недавно я пришел на новое место работы. Был переезд подразделений, кабинетов на всех не хватает. Начальник говорит мне: «Делай в кабинете ремонт». Я ему: «Да у меня зарплата две триста!» Он: «Ну и что? Иди, ищи деньги!»
То есть, сегодня до сих пор ни у одного руководителя в голове не укладывается, что нужно признать крах этой системы и начать срочные реформы правоохранительных органов, проводить чистки. Как я могу что-то делать, когда начальник поставил мне задачу заниматься ремонтом кабинета и покупкой форменной одежды? Это, по его мнению, моя проблема, а не государства.
Или вот, руководители звонят нижестоящим начальникам подразделений и говорят: значит так, по 500 долларов с каждого, везем телевизор на Киев. Те грузят подчиненных, подчиненные понимают, что им поставлена задача найти 500 долларов, а задачу выполнять надо. Тогда они идут на предприятия и вытягивают деньги с них. А бизнесмены, конечно, разочаровываются: революция прошла, а ничего не поменялось.
Время идет, деньги идут, а мы людей теряем, чьи-то жизни уходят. Так что я дорабатываю максимум полгода – и буду валить. Потому что никакого смысла так работать нет.
Куда? Не знаю, с Ляшко буду общаться. Он настоящий герой, он на передовой.
Александр, советник начальника УВД Одесской области
2 мая произошло не предательство, а роковая ошибка. Правильная расстановка сил могла бы позволить не допустить такого.
Возможно, Одесса просто не привыкла к подобному насилию. Здесь даже убийства на почве ревности – редкость. Таких событий не ожидал никто. И милиция морально была не готова. Сыграл скорее человеческий фактор, а не отсутствие профессионализма. Никто не думал, что будет такое масштабное столкновение, думали, что будут только мелкие стычки.
Милиция не бездействовала. Это нормальная практика, а не бездействие. Милиция постепенно отжимает людей с разных сторон, чтобы они не смогли схлестнуться.
Если бы милиция бездействовала, пострадавших было бы больше. Но, возможно, сложилось бы по-другому у Дома профсоюзов. Там милиционерам помогала одесская самооборона, ребята вытаскивали людей и делали коридор, чтобы толпа не начала избивать тех, кто выходил из здания.
Существовал Майдан и Антимайдан, каждый проводил свои митинги и акции. В основном это были больше пиар-акции, они не касались достижения каких-то глобальных целей. Обстановка в городе была напряженной, милиция была напряжена. Тем не менее, мы понимали, что легкие стычки будут не настолько кровопролитны. Это все равно, что мужики напились и подрались. Явной агрессии не было.
Дело в том, что наши милиционеры не имеют ни рук, ни ног. По новому Кодексу они не имеют права стрелять. Фактически они не могут ничего. Самая большая проблема – это полномочия милиционеров.
Новая власть, намеренно или нет, ограничивает полномочия, видимо, чувствуя, что за этим могут последовать опасные действия. А мы знаем: чем бы ты ни занимался, бита будет милиция. Применение силовых мер для милиционеров невозможно. Особенно для «Беркута»: они понимают, что если, как на Майдане, начнут применять силу, то их за это будут судить.
Все деморализованы. А население, вместо того, чтобы поддерживать правоохранителей, нас гнобит.
На Фучеджи сейчас хотят спустить всех собак. Есть фотография, на которой человек стоит в каске и с револьвером, позади него еще один, а между ними – Фучеджи. На самом деле существует оригинал фотографии, на которой его нет. Кто-то на этом играет. Довольно просто свалить вину на одного человека, тем более что как раз он был замом по общественной безопасности.
Сейчас у нового начальника позиция четкая: все должно быть в порядке, аполитично. Город должен жить спокойно. На улицах должны отсутствовать люди в касках и масках. Фучеджи – милиционер до мозга костей! Сейчас его в Украине нет. Почему? Наверное, не хотел он с таким позором тут оставаться, вот и уехал.
Мы будем работать и разбираться во всех конфликтах. Если кто-то участвовал в беспорядках со стороны Майдана, он будет наказан, если кто-то со стороны Антимайдана – тоже.
Все люди, которые были вооружены, будут наказаны.
Начальник сказал: если в Одессе будет еще что-то подобное происходить, бить будут жестко.

Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/06/6/7028239/

«Мастер-класс для Донецка»: как «диванная сотня» в Одессе перешла в самооборону«Мастер-класс для Донецка»: как «диванная сотня» в Одессе перешла в самооборону

«Мастер-класс для Донецка»: как «диванная сотня» в Одессе перешла в самооборону
Екатерина Сергацкова
В ночь на 6 мая неизвестные забросали коктейлями Молотова несколько блокпостов в Одессе, – в том числе и тот, куда в середине апреля попала граната пророссийских активистов.

Но, по мнению создателей штаба самообороны, на защите города это никак не скажется, поскольку уже формируются «отряды быстрого реагирования».

На седьмом километре на одной из одесских трасс блокпост с украинским флагом стоял месяц. За баррикадами из мешков с песком – пара палаток, небольшая кухня и старые диванчики, привезенные активистами Евромайдана из дому. Это был один из первых и основных пунктов обороны на подъездах к Одессе.
На входе в блокпост караулит Валентина – женщина средних лет в спортивном костюме, на голове повязан белый платок. На вопрос, кто здесь главный, отвечает: «Мы тут все главные. А вы документы-то свои покажите, чтоб мы знали».

«Понимаете, нам сейчас тут не до улыбок. Такое случилось… – рассказывает Валентина. – Мне предлагали в санаторий пойти после капельниц, но я отказалась. Я даже не помню, какое сегодня число. Проблем много в стране».

Валентина показывает место, где взорвалась граната: небольшая воронка в асфальте.

«Это колорады кинули взрывчатку сюда. Кровь на палатке могу показать. Что еще? А сегодня, вот, подкинули траурные цветы».
Еще один активист самообороны Виктор Кийко служил в разведке пулеметчиком, а затем участковым. 2 мая он вместе со всеми проукраинскими активистами был на передовой на Греческой и получил контузию от разорвавшейся гранаты.

«Мне сказали отлежаться, но нет времени лежать. Тут мои пацаны, как я их брошу? Сейчас тут, на посту, моя работа».

«У меня достаточно обеспеченная семья, – объясняет Виктор. – Участковым пошел работать по глупости, хотя все говорили, что ничего я там сделать не смогу. Зарплата 1450 гривен, все удивлялись, как я на нее живу.

Порядок не мог навести, к сожалению, при этом мне постоянно твердили, что я должен наркотики людям подкидывать. Понял, к чему дело идет, и уволился. А теперь пригодился скорее армейский опыт.

Хотя в армии никто в тебя гранатами не кидает, разве что учебными, и то в шутку. Сейчас, во время всех этих событий, я увидел, с какими шакалами мы живем. Первого мая несколько активистов Антимайдана к нам прибежали, просили не ссориться и даже объединяться. А на следующий день напали на наш штаб первыми.
Штаб Совета гражданской безопасности был организован вскоре после того, как на востоке Украины активизировалось сепаратистское движение.

В Одессе собрались лидеры общественных мнений и активисты, которые создали колл-центр, медицинскую службу, гражданский патруль и около 15 блокпостов. Каждый день на службу выходят около тридцати местных жителей.

«Активное звено у нас – до тысячи человек, у нас огромный мобилизационный ресурс, – рассказывает бывший десантник и инженер-землеустроитель, координатор штаба Юрий Козариз. – Это успешные инженеры, юристы, журналисты – люди, которые считают, что важно сейчас защищать Одессу».

По словам Козариза, самооборона готова в любой момент отразить агрессию в сторону одесситов, поскольку штаб мобилен и способен самоорганизоваться в любой точке.

«Ситуация 2 мая деморализовала ту прослойку одесситов, которые выступали за так называемую федерализацию. Они поняли, насколько все это серьезно, что люди готовы отстоять свои права. Сепаратизм – уголовно наказуемая статья. Мы же фактически выполнили работу спецслужб. Если бы они раньше организовались, подключились к штурму – там же были вооруженные люди, – удалось бы избежать таких жертв», — считает Юрий.
По его мнению, то, что произошло 2 мая, – случай беспрецедентный для Одессы, потому что «это город бизнеса, поднять людей невозможно».

«Должно было случиться что-то из ряда вон, чтобы одесситы отреагировали вот так. Эти точки базирования сепаратистов были раковой опухолью Одессы. А нам удалось восстановить status quo порядка».
«На днях российские журналисты сказали мне: «Дух у вас есть. Если будете идти до конца, вы победите. А у них нет духа, есть наглость и борзость, и все», – рассказывает Козариз. – Так вот, мы говорим так: Одесса – мастер-класс для Донецка.

У меня есть четкое ощущение, что люди понимают, за что они стоят в самообороне. Они решительные и готовы отстаивать свои права. Мы наваляем любому, кто сюда будет лезть.

Сейчас украинец просыпается, у него рождается гражданственность, активная позиция. Мне кажется, это очень близко к настоящему козачеству. Это муравейник, который самоорганизуется, и все процессы происходят не через одного лидера, которого можно блокировать или украсть.

У нас процесс нельзя просто так прервать. Любая агрессия будет порождать только более активную организацию граждан. Поэтому наша диванная сотня превратилась в боевую сотню».«Мастер-класс для Донецка»: как «диванная сотня» в Одессе перешла в самооборону
Екатерина Сергацкова
В ночь на 6 мая неизвестные забросали коктейлями Молотова несколько блокпостов в Одессе, – в том числе и тот, куда в середине апреля попала граната пророссийских активистов.

Но, по мнению создателей штаба самообороны, на защите города это никак не скажется, поскольку уже формируются «отряды быстрого реагирования».

На седьмом километре на одной из одесских трасс блокпост с украинским флагом стоял месяц. За баррикадами из мешков с песком – пара палаток, небольшая кухня и старые диванчики, привезенные активистами Евромайдана из дому. Это был один из первых и основных пунктов обороны на подъездах к Одессе.
На входе в блокпост караулит Валентина – женщина средних лет в спортивном костюме, на голове повязан белый платок. На вопрос, кто здесь главный, отвечает: «Мы тут все главные. А вы документы-то свои покажите, чтоб мы знали».

«Понимаете, нам сейчас тут не до улыбок. Такое случилось… – рассказывает Валентина. – Мне предлагали в санаторий пойти после капельниц, но я отказалась. Я даже не помню, какое сегодня число. Проблем много в стране».

Валентина показывает место, где взорвалась граната: небольшая воронка в асфальте.

«Это колорады кинули взрывчатку сюда. Кровь на палатке могу показать. Что еще? А сегодня, вот, подкинули траурные цветы».
Еще один активист самообороны Виктор Кийко служил в разведке пулеметчиком, а затем участковым. 2 мая он вместе со всеми проукраинскими активистами был на передовой на Греческой и получил контузию от разорвавшейся гранаты.

«Мне сказали отлежаться, но нет времени лежать. Тут мои пацаны, как я их брошу? Сейчас тут, на посту, моя работа».

«У меня достаточно обеспеченная семья, – объясняет Виктор. – Участковым пошел работать по глупости, хотя все говорили, что ничего я там сделать не смогу. Зарплата 1450 гривен, все удивлялись, как я на нее живу.

Порядок не мог навести, к сожалению, при этом мне постоянно твердили, что я должен наркотики людям подкидывать. Понял, к чему дело идет, и уволился. А теперь пригодился скорее армейский опыт.

Хотя в армии никто в тебя гранатами не кидает, разве что учебными, и то в шутку. Сейчас, во время всех этих событий, я увидел, с какими шакалами мы живем. Первого мая несколько активистов Антимайдана к нам прибежали, просили не ссориться и даже объединяться. А на следующий день напали на наш штаб первыми.
Штаб Совета гражданской безопасности был организован вскоре после того, как на востоке Украины активизировалось сепаратистское движение.

В Одессе собрались лидеры общественных мнений и активисты, которые создали колл-центр, медицинскую службу, гражданский патруль и около 15 блокпостов. Каждый день на службу выходят около тридцати местных жителей.

«Активное звено у нас – до тысячи человек, у нас огромный мобилизационный ресурс, – рассказывает бывший десантник и инженер-землеустроитель, координатор штаба Юрий Козариз. – Это успешные инженеры, юристы, журналисты – люди, которые считают, что важно сейчас защищать Одессу».

По словам Козариза, самооборона готова в любой момент отразить агрессию в сторону одесситов, поскольку штаб мобилен и способен самоорганизоваться в любой точке.

«Ситуация 2 мая деморализовала ту прослойку одесситов, которые выступали за так называемую федерализацию. Они поняли, насколько все это серьезно, что люди готовы отстоять свои права. Сепаратизм – уголовно наказуемая статья. Мы же фактически выполнили работу спецслужб. Если бы они раньше организовались, подключились к штурму – там же были вооруженные люди, – удалось бы избежать таких жертв», — считает Юрий.
По его мнению, то, что произошло 2 мая, – случай беспрецедентный для Одессы, потому что «это город бизнеса, поднять людей невозможно».

«Должно было случиться что-то из ряда вон, чтобы одесситы отреагировали вот так. Эти точки базирования сепаратистов были раковой опухолью Одессы. А нам удалось восстановить status quo порядка».
«На днях российские журналисты сказали мне: «Дух у вас есть. Если будете идти до конца, вы победите. А у них нет духа, есть наглость и борзость, и все», – рассказывает Козариз. – Так вот, мы говорим так: Одесса – мастер-класс для Донецка.

У меня есть четкое ощущение, что люди понимают, за что они стоят в самообороне. Они решительные и готовы отстаивать свои права. Мы наваляем любому, кто сюда будет лезть.

Сейчас украинец просыпается, у него рождается гражданственность, активная позиция. Мне кажется, это очень близко к настоящему козачеству. Это муравейник, который самоорганизуется, и все процессы происходят не через одного лидера, которого можно блокировать или украсть.

У нас процесс нельзя просто так прервать. Любая агрессия будет порождать только более активную организацию граждан. Поэтому наша диванная сотня превратилась в боевую сотню».