Говорите правду!Говорите правду!

Юрий Касьянов

Истеричкам обоего пола, огульно, с безумным, «праведным» огнем в глазах «защищающих добробаты» — перестаньте глумиться над памятью искренних, честных, благородных бойцов, и честью тех, кто ещё служит, — тех, кого вы поставили в один ряд с мразями, заслуживающими военного трибунала и расстрела на месте.

Отрицать зло, всё равно что отрицать войну. На войне всегда были и будут неоправданная жестокость, насилие над мирными жителями, преступления против личности и человечества. Не верите, не видели, не хотите знать?.. — Узнаете, когда это коснется вас лично. А ведь коснется! Потому что оправдывая зверей, вы впускаете их в свой дом.

Сотни добровольцев, мобилизованных, кадровых солдат ВСУ сидят по тюрьмам. Многие — в Донецкой, Луганской областях, где к ним может быть предвзятое отношение. Многие — по мелочным, копеечным обвинениям, по преступлениям, не представляющим опасности для общества. Сидят те, чьи боевые заслуги перед страной с лихвой перевешивают тяжесть проступка.

Сидят — и никому нет дела. Потому что нет общественного резонанса, нет политики, нет пиара. Потому что проще выбежать в центре Киева с флагами, подраться с копами на камеру, плюнуть в портрет Матиоса, по-быстренькому «защитить своих», и отправиться на уик-энд.

Проще кричать: «сливают добробаты!», чем разбираться в каждом конкретном случае. Проще поставить знак равенства между мерзавцами и героями, чем думать головой. Проще быть ура-патриотом, пока бандиты за тобой самим не пришли, не вспороли твой живот, не изнасиловали твою жену и дочь.

С добровольцами я с первых дней войны. Поэтому те, кто обвиняет меня в «наезде на добробаты» — полные идиоты. Потому что добровольцы, военные, эсбэушники, менты — все они разные. Все они, в первую очередь, люди — со своими достоинствами и недостатками. Закрывая глаза на преступления одних, вы унижаете других — настоящих.

Призываю всех честных добровольцев, военнослужащих ВСУ, сотрудников МВД и СБУ начать говорить правду — на фейсбуке, на телешоу, в суде. Надо говорить правду, надо свидетельствовать, чтобы вытащить из тюряги тех, кто почти не виноват, или сидит по навету. И чтобы со всей жестокостью военного времени покарать подонков, рядящихся в одежды патриотов.

Цензор.НетЮрий Касьянов

Истеричкам обоего пола, огульно, с безумным, «праведным» огнем в глазах «защищающих добробаты» — перестаньте глумиться над памятью искренних, честных, благородных бойцов, и честью тех, кто ещё служит, — тех, кого вы поставили в один ряд с мразями, заслуживающими военного трибунала и расстрела на месте.

Отрицать зло, всё равно что отрицать войну. На войне всегда были и будут неоправданная жестокость, насилие над мирными жителями, преступления против личности и человечества. Не верите, не видели, не хотите знать?.. — Узнаете, когда это коснется вас лично. А ведь коснется! Потому что оправдывая зверей, вы впускаете их в свой дом.

Сотни добровольцев, мобилизованных, кадровых солдат ВСУ сидят по тюрьмам. Многие — в Донецкой, Луганской областях, где к ним может быть предвзятое отношение. Многие — по мелочным, копеечным обвинениям, по преступлениям, не представляющим опасности для общества. Сидят те, чьи боевые заслуги перед страной с лихвой перевешивают тяжесть проступка.

Сидят — и никому нет дела. Потому что нет общественного резонанса, нет политики, нет пиара. Потому что проще выбежать в центре Киева с флагами, подраться с копами на камеру, плюнуть в портрет Матиоса, по-быстренькому «защитить своих», и отправиться на уик-энд.

Проще кричать: «сливают добробаты!», чем разбираться в каждом конкретном случае. Проще поставить знак равенства между мерзавцами и героями, чем думать головой. Проще быть ура-патриотом, пока бандиты за тобой самим не пришли, не вспороли твой живот, не изнасиловали твою жену и дочь.

С добровольцами я с первых дней войны. Поэтому те, кто обвиняет меня в «наезде на добробаты» — полные идиоты. Потому что добровольцы, военные, эсбэушники, менты — все они разные. Все они, в первую очередь, люди — со своими достоинствами и недостатками. Закрывая глаза на преступления одних, вы унижаете других — настоящих.

Призываю всех честных добровольцев, военнослужащих ВСУ, сотрудников МВД и СБУ начать говорить правду — на фейсбуке, на телешоу, в суде. Надо говорить правду, надо свидетельствовать, чтобы вытащить из тюряги тех, кто почти не виноват, или сидит по навету. И чтобы со всей жестокостью военного времени покарать подонков, рядящихся в одежды патриотов.

Цензор.Нет

Контрабандисты vs волонтеры. Кому мешают мобильные группы по борьбе с контрабандой?Контрабандисты vs волонтеры. Кому мешают мобильные группы по борьбе с контрабандой?

Анастасия Рингис.

2 сентября в районе Счастья Луганской области было совершено нападение на сводную мобильную группу по противодействию контрабанде.

В результате нападения погибли двое – волонтер Андрей Галущенко (Эндрю) и сотрудник государственной фискальной службы Дмитрий Жарук. Трое представителей из разных ведомств, участвовавших в работе группы, ранены.

Губернатор Луганской области, волонтер Георгий Тука сразу заявил, что трагедия не была случайностью, и что он понимает, кому мешала работа мобильной группы.

День спустя в районе Счастья подорвался на фугасе боец 80-й аэромобильной бригады Владимир Киян, позывной Тайфун, он был одним из тех, кто держал оборону Луганской ТЭС с ноября 2014 года и хорошо знал местность.

Сразу после гибели бойца, волонтеры заговорили о том, что два падения в одном секторе могут быть связаны между собой.

Юрий Касьянов рассказал, что накануне общался с Тайфуном и, что тот действительно собирался выехать на место гибели Галущенко. Но это мнение оспаривается другими волонтерами, которые опросили бойцов, работавших с ним в тот день.

Связаны ли две трагедии между собой? Пока следствие не может дать четкий ответ.

В чем сейчас никто не сомневается так это в том, что нападение на мобильную группу 2 сентября было совершенно не диверсантами, а «своими».

Такое мнение подтверждает подавляющее большинство собеседников «Украинской правды».

В интервью «УП» в начале августа Тука заявлял, что в контрабанду вовлечены военнослужащие высокого ранга, и что скоро начнутся первые задержания.

Нападение на мобильную группу – игра на опережение или у кого-то сдали нервы?

«УП» попыталась вычленить ключевые версии.

Сводные мобильные группы. Зачем они нужны?

В начале июля этого года, на одной из встреч с волонтерами, президент предложил создать контролирующий орган по противодействию контрабанде на линии соприкосновения.

«Волонтерский контроль должен стать реальным механизмом борьбы с коррупцией в зоне АТО», – заявил тогда Порошенко.

Суть затеи заключалась в том, чтобы из сотрудников разных ведомств – СБУ, фискальных служб, пограничников, прокуратуры, не работавших в зоне АТО, и волонтеров собрать команды, которые станут некой третьей силой, которая будет отслеживать и противодействие перемещению фур с контрабандой в буферной зоне.

Президент поручил организовать этот процесс волонтеру Георгию Туке, который позже возглавил Луганскую ОГА.

Волонтеры с репутацией должны были стать неким гарантом неподкупности мобильных групп.

Старт проекта и, правда, выглядел впечатляюще.

Георгий Тука почти в ежедневном режиме сообщал о задержании фур с продуктами, сигаретами, алкоголем. Губернатор Луганской ОГА утверждает, что за эти месяцы в его области удалось уменьшить контрабанду на 70%.

Информация о том, что на мобильные группы осуществляют попытки давления, чаще всего не была публичной. Например, на мобильную группу Андрея Галущенко совершалось нападение еще 28 сентября, о чем на своей страничке в FB написал волонтер мобильной группы Родион Шовкошитный.

«Охота против контрабандистов началась жесткая, большую часть информации мы не пускаем в эфир. Мы публикуем только то, что мы можем», – пояснил «Украинской правде» советник президента Юрий Бирюков.

Отсутствие законодательной базы для работы мобильной группы (а фактически работа в обход законов), компенсируется поддержкой президента и широкими полномочиями.

Мобильные группы имеют право задержать перевозчика, если документы не в порядке, досмотреть любой груз, выписать административный штраф, отправить фуры на штраф-площадку, а владельца груза в суд.

Волонтер Виктор (имя изменено – УП), с группой которого в середине августа корреспондент УП выезжала в рейд вдоль линии разграничения, говорит, что только в одном из секторов его группа задержала 25 фур. Среди них были не только 5- тонники, но и 40-тонник.

По его словам, если раньше фуры останавливали каждый день, бывало, больше десяти, то сейчас габаритные машины – редкость. Основная контрабанда перевозится на легковых машинах.

«Главная проблема в борьбе с контрабандой – это то, что решение в результате принимают местные суды. А так как контрабандой, как правило, занимаются местные силовики, то самое серьезное, что может ожидать – это штраф. Не так давно Артемовский суд отменил больше ста админ. протоколов», – поясняет волонтер.

До трагедии в зоне АТО работало 7 мобильных групп.

Номинально мобильные группы закреплены за секторами, но фактически они имеют право перемещаться вдоль всей линии соприкосновения, свободно пересекая блокпосты.

Хотя никакие дополнительные разрешения этим группам не нужны, у некоторых из них возникали столкновения с военными. Группы между собой не координируются, чтобы информация не передавалась заинтересованным лицам.

Версия № 1

Одно из первых подозрений, которое было озвучено губернатором Георгием Тукой, пало на комбрига 92-й бригады Виктора Николюка (позывной «Ветер»).

О том, что 92-я бригада имеет отношение к контрабанде в секторе, поговаривали давно.

Например, собеседник из 8-го полка спецназа рассказал «Украинской правде», что 7 июля 2015 в том же районе, где было совершено нападение на мобильную группу Эндрю, пострадала и их группа.

«В нескольких километрах от речки Северский Донец с нашей территории на группу специального назначения была совершенная засада, повесили на деревья три «монки» управляемых, две сработали, одна нет. В результате у нас погиб один боец Володя, позывной Майор», – рассказывает военный.

На место засады, по его словам, были подброшены РПГ российского производства со стертыми номерами.

«При этом нам было понятно, что тубусы были использованы давно, они не были свежими, только что отработанными», – говорит спецназовец.

По словам военного, нападение на его разведроту совершили профессионалы.

Могли ли это быть диверсанты противника? Вряд ли – считает военный.

«Основная цель ДРГ – получение информации и взятие в плен. А это нападение было совершенно так, чтобы напугать. Если бы у них были иные цели, мои ребята просто так бы не ушли. Цель ДРГ должна быть оправдана. В этом случае – нет», – поясняет он.

Почему его подозрение пало на комбрига 92-й бригады?

«В том районе, где мы работаем, нами неоднократно была зафиксирована и передана информация в штаб сектора А о беспрепятственном прохождении фур через блокпосты 92-й бригады. В ответ комбриг 92-й обвинил нас в том, что мы занимаемся контрабандой, хотя мы не стоим на блокпостах, и выполняем другие задачи», – поясняет собеседник.

Он говорит, что за минувшее лето такие случаи нападения в зоне ответственности 92-й бригады, были не единичными. Похожее нападение было совершено ранее на батальон «Золотые ворота».

Бойцы 8-го полка спецназа также рассказали «УП», что их блокировали бойцы 92 бригады: «Нас подрезали, физически не пропускали, блокировали, чтобы мы не выехали в наш район действий. Мы подозреваем, что в тот момент они сопровождали фуры».

«Пусть докажут»

Спецназовцы предполагают, что Андрей Галущенко стал жертвой той же бригады, покрывающей контрабанду. Сам комбриг Ветер к таким предположениям относится с юмором: «Пусть докажут».

Комбриг Ветер выглядит человеком, уверенным в себе. Иногда кажется, что даже слишком.

«Расследование должно быть проведено в полном объеме. А уже по результатам будем говорить», – сухо отвечает он.

Ветер говорит с вызовом.

«Если бы я этим занимался, то поверьте мне, имея те полномочия, которые у меня здесь есть, своих 55 километров фронта, мне Лобачевская переправа была бы не интересна. У меня есть целый мост (дорога за дамбой ТЭС – ред.), через мост я мог бы толкать столько целыми фурами, и никто этого бы не знал», – сказал он журналисту «УП» в начале августа.

Комбриг Ветер уверен, что над ним специально сгущаются тучи, потому что кто-то хочет отвлечь внимание от других направлений, где до сих пор работают контрабандные схемы.

«Контрабанда – это налаженный путь, по которым идут машин десятками, оттого что пройдет одна-две газельки, не стоит того, чтобы здесь был такой ажиотаж», – комментирует Ветер.

На счет 8-го полка спецназа он уверен, что это была российская диверсионная группа.

«Там была российский дшр, мина российская, она выбрасывается , монки, задняя крышка. Так что не надо на нас сваливать отсутствие координации», – говорит Ветер.

С другой стороны комбриг гордится тем, что у него в подразделении 6 разведгрупп: «Это мой участок фронта, я за него отвечаю, если тут кто-то появляется, то я не могу об этом не знать».

Многих удивляет, что его разведчики ни разу не попадали в засаду в тех местах. А бывшие его бойцы в интервью «УП» намекали на договорные отношения с сепаратистами. Так как в какой-то момент, по их слова, количество обстрелов резко уменьшилось.

Коллега — журналист, долго работавший в секторе А, говорит, что у Андрея Галущенко отношения с Ветром были скорее дипломатические.

«Эндрю хорошо ориентировался в ситуации. Он интересовался всем вокруг, у него скорее всего что-то было на комбрига 92-й бригады».

Волонтер Ольга Решетилова из фонда «Повернись живим», которая хорошо знакома с батальонами, стоящими на передовой, так как последний год снабжала в эту версию не верит.

Ее доводы просты: «Ветра легко назначить виновным».

Главный вопрос на ее взгляд– «Если Ветер виновен, кто заказчик?»

Версия № 2

За пару дней до трагедии, в последнем интервью, волонтер Андрей Галущенко, находясь в Счастье, рассказывал: «Тут должен быть большой базар. Но пустят ли?». Это был его ответ на вопрос журналиста Алексея Бобровникова: «Кто тут будет здесь торговать?».

Эндрю с улыбкой отвечает: «Я думаю, что это будут фирмы, приближенные Юрию Юрьевичу, кто знает, тот поймет, к господину генерал-лейтенанту (Науменко – УП). Даже вельмишановний Георгий Борисович (Тука — УП) этому вряд ли что-то сможет противопоставить. Ибо эти два несмываемых гов**ца давно тут сидят и все контролируют».

Кого и что имел ввиду Галущенко?

Юрий Юрьевич Клименко – замглавы Луганской военно-гражданской администрации, был назначен на должность в апреле 2015, а последние три года до вступления в новую должность работал в Киеве.

«Человек при Януковиче работал в СБУ, он априори не мог не быть связанным с «Семьей», он не мог не быть встроенным в вертикаль», – комментирует бывший луганский чиновник, хорошо осведомленный в схемах, которые существовали при режиме Януковича.

Говоря о генерал–лейтенанте Галущенко, имел ввиду Анатолия Науменко – того самого главу МВД Луганска, назначенного «народным мэром» Болотовым во время захвата Луганской городской администрации.

Науменко не раз уже обвиняли в том, что именно он «крышует» контрабанду в секторе А.

Волонтер, разговаривавший накануне с Андреем Галущенко, утверждает, что погибший рассказывал, что ему удалось собрать доказательства против генерал-лейтенанта, а более того – найти людей готовых дать показания.

«Андрей перешел дорогу не по мелочи. Он перешел дорогу – по крупному. Пойми с одной фуры можно миллион заработать, а тут поток сходит на нет», – размышляет он.

По его словам, в последние дни перед смертью Галущенко говорил о том, что Тука стал неким прикрытием, витриной, за которой можно было спрятать по-настоящему серьезную контрабанду – не картошку с мясом.

Речь идет о топливе, металле , наркотиках.

Волонтер считает, что в коррупционных схемах замешаны милицейские чины высокого ранга. По ту сторону блокпостов стоят их бывшие сотрудники, которые теперь служат в милиции ЛНР.

По его мнению, коррупция строится на социальных связях, а борьба в зоне АТО идет за сферы влияния, за передовые блокпосты.

Отсюда и конфликты между батальонами. Однажды искусившись, военные забывают ради чего они находятся на передовой.

«Украинская правда» будет следить за развитием событий и расследованием убийства волонтеров, которые боролись с контрабандой в зоне АТО.

Анастасия Рингис, УП
Анастасия Рингис.

2 сентября в районе Счастья Луганской области было совершено нападение на сводную мобильную группу по противодействию контрабанде.

В результате нападения погибли двое – волонтер Андрей Галущенко (Эндрю) и сотрудник государственной фискальной службы Дмитрий Жарук. Трое представителей из разных ведомств, участвовавших в работе группы, ранены.

Губернатор Луганской области, волонтер Георгий Тука сразу заявил, что трагедия не была случайностью, и что он понимает, кому мешала работа мобильной группы.

День спустя в районе Счастья подорвался на фугасе боец 80-й аэромобильной бригады Владимир Киян, позывной Тайфун, он был одним из тех, кто держал оборону Луганской ТЭС с ноября 2014 года и хорошо знал местность.

Сразу после гибели бойца, волонтеры заговорили о том, что два падения в одном секторе могут быть связаны между собой.

Юрий Касьянов рассказал, что накануне общался с Тайфуном и, что тот действительно собирался выехать на место гибели Галущенко. Но это мнение оспаривается другими волонтерами, которые опросили бойцов, работавших с ним в тот день.

Связаны ли две трагедии между собой? Пока следствие не может дать четкий ответ.

В чем сейчас никто не сомневается так это в том, что нападение на мобильную группу 2 сентября было совершенно не диверсантами, а «своими».

Такое мнение подтверждает подавляющее большинство собеседников «Украинской правды».

В интервью «УП» в начале августа Тука заявлял, что в контрабанду вовлечены военнослужащие высокого ранга, и что скоро начнутся первые задержания.

Нападение на мобильную группу – игра на опережение или у кого-то сдали нервы?

«УП» попыталась вычленить ключевые версии.

Сводные мобильные группы. Зачем они нужны?

В начале июля этого года, на одной из встреч с волонтерами, президент предложил создать контролирующий орган по противодействию контрабанде на линии соприкосновения.

«Волонтерский контроль должен стать реальным механизмом борьбы с коррупцией в зоне АТО», – заявил тогда Порошенко.

Суть затеи заключалась в том, чтобы из сотрудников разных ведомств – СБУ, фискальных служб, пограничников, прокуратуры, не работавших в зоне АТО, и волонтеров собрать команды, которые станут некой третьей силой, которая будет отслеживать и противодействие перемещению фур с контрабандой в буферной зоне.

Президент поручил организовать этот процесс волонтеру Георгию Туке, который позже возглавил Луганскую ОГА.

Волонтеры с репутацией должны были стать неким гарантом неподкупности мобильных групп.

Старт проекта и, правда, выглядел впечатляюще.

Георгий Тука почти в ежедневном режиме сообщал о задержании фур с продуктами, сигаретами, алкоголем. Губернатор Луганской ОГА утверждает, что за эти месяцы в его области удалось уменьшить контрабанду на 70%.

Информация о том, что на мобильные группы осуществляют попытки давления, чаще всего не была публичной. Например, на мобильную группу Андрея Галущенко совершалось нападение еще 28 сентября, о чем на своей страничке в FB написал волонтер мобильной группы Родион Шовкошитный.

«Охота против контрабандистов началась жесткая, большую часть информации мы не пускаем в эфир. Мы публикуем только то, что мы можем», – пояснил «Украинской правде» советник президента Юрий Бирюков.

Отсутствие законодательной базы для работы мобильной группы (а фактически работа в обход законов), компенсируется поддержкой президента и широкими полномочиями.

Мобильные группы имеют право задержать перевозчика, если документы не в порядке, досмотреть любой груз, выписать административный штраф, отправить фуры на штраф-площадку, а владельца груза в суд.

Волонтер Виктор (имя изменено – УП), с группой которого в середине августа корреспондент УП выезжала в рейд вдоль линии разграничения, говорит, что только в одном из секторов его группа задержала 25 фур. Среди них были не только 5- тонники, но и 40-тонник.

По его словам, если раньше фуры останавливали каждый день, бывало, больше десяти, то сейчас габаритные машины – редкость. Основная контрабанда перевозится на легковых машинах.

«Главная проблема в борьбе с контрабандой – это то, что решение в результате принимают местные суды. А так как контрабандой, как правило, занимаются местные силовики, то самое серьезное, что может ожидать – это штраф. Не так давно Артемовский суд отменил больше ста админ. протоколов», – поясняет волонтер.

До трагедии в зоне АТО работало 7 мобильных групп.

Номинально мобильные группы закреплены за секторами, но фактически они имеют право перемещаться вдоль всей линии соприкосновения, свободно пересекая блокпосты.

Хотя никакие дополнительные разрешения этим группам не нужны, у некоторых из них возникали столкновения с военными. Группы между собой не координируются, чтобы информация не передавалась заинтересованным лицам.

Версия № 1

Одно из первых подозрений, которое было озвучено губернатором Георгием Тукой, пало на комбрига 92-й бригады Виктора Николюка (позывной «Ветер»).

О том, что 92-я бригада имеет отношение к контрабанде в секторе, поговаривали давно.

Например, собеседник из 8-го полка спецназа рассказал «Украинской правде», что 7 июля 2015 в том же районе, где было совершено нападение на мобильную группу Эндрю, пострадала и их группа.

«В нескольких километрах от речки Северский Донец с нашей территории на группу специального назначения была совершенная засада, повесили на деревья три «монки» управляемых, две сработали, одна нет. В результате у нас погиб один боец Володя, позывной Майор», – рассказывает военный.

На место засады, по его словам, были подброшены РПГ российского производства со стертыми номерами.

«При этом нам было понятно, что тубусы были использованы давно, они не были свежими, только что отработанными», – говорит спецназовец.

По словам военного, нападение на его разведроту совершили профессионалы.

Могли ли это быть диверсанты противника? Вряд ли – считает военный.

«Основная цель ДРГ – получение информации и взятие в плен. А это нападение было совершенно так, чтобы напугать. Если бы у них были иные цели, мои ребята просто так бы не ушли. Цель ДРГ должна быть оправдана. В этом случае – нет», – поясняет он.

Почему его подозрение пало на комбрига 92-й бригады?

«В том районе, где мы работаем, нами неоднократно была зафиксирована и передана информация в штаб сектора А о беспрепятственном прохождении фур через блокпосты 92-й бригады. В ответ комбриг 92-й обвинил нас в том, что мы занимаемся контрабандой, хотя мы не стоим на блокпостах, и выполняем другие задачи», – поясняет собеседник.

Он говорит, что за минувшее лето такие случаи нападения в зоне ответственности 92-й бригады, были не единичными. Похожее нападение было совершено ранее на батальон «Золотые ворота».

Бойцы 8-го полка спецназа также рассказали «УП», что их блокировали бойцы 92 бригады: «Нас подрезали, физически не пропускали, блокировали, чтобы мы не выехали в наш район действий. Мы подозреваем, что в тот момент они сопровождали фуры».

«Пусть докажут»

Спецназовцы предполагают, что Андрей Галущенко стал жертвой той же бригады, покрывающей контрабанду. Сам комбриг Ветер к таким предположениям относится с юмором: «Пусть докажут».

Комбриг Ветер выглядит человеком, уверенным в себе. Иногда кажется, что даже слишком.

«Расследование должно быть проведено в полном объеме. А уже по результатам будем говорить», – сухо отвечает он.

Ветер говорит с вызовом.

«Если бы я этим занимался, то поверьте мне, имея те полномочия, которые у меня здесь есть, своих 55 километров фронта, мне Лобачевская переправа была бы не интересна. У меня есть целый мост (дорога за дамбой ТЭС – ред.), через мост я мог бы толкать столько целыми фурами, и никто этого бы не знал», – сказал он журналисту «УП» в начале августа.

Комбриг Ветер уверен, что над ним специально сгущаются тучи, потому что кто-то хочет отвлечь внимание от других направлений, где до сих пор работают контрабандные схемы.

«Контрабанда – это налаженный путь, по которым идут машин десятками, оттого что пройдет одна-две газельки, не стоит того, чтобы здесь был такой ажиотаж», – комментирует Ветер.

На счет 8-го полка спецназа он уверен, что это была российская диверсионная группа.

«Там была российский дшр, мина российская, она выбрасывается , монки, задняя крышка. Так что не надо на нас сваливать отсутствие координации», – говорит Ветер.

С другой стороны комбриг гордится тем, что у него в подразделении 6 разведгрупп: «Это мой участок фронта, я за него отвечаю, если тут кто-то появляется, то я не могу об этом не знать».

Многих удивляет, что его разведчики ни разу не попадали в засаду в тех местах. А бывшие его бойцы в интервью «УП» намекали на договорные отношения с сепаратистами. Так как в какой-то момент, по их слова, количество обстрелов резко уменьшилось.

Коллега — журналист, долго работавший в секторе А, говорит, что у Андрея Галущенко отношения с Ветром были скорее дипломатические.

«Эндрю хорошо ориентировался в ситуации. Он интересовался всем вокруг, у него скорее всего что-то было на комбрига 92-й бригады».

Волонтер Ольга Решетилова из фонда «Повернись живим», которая хорошо знакома с батальонами, стоящими на передовой, так как последний год снабжала в эту версию не верит.

Ее доводы просты: «Ветра легко назначить виновным».

Главный вопрос на ее взгляд– «Если Ветер виновен, кто заказчик?»

Версия № 2

За пару дней до трагедии, в последнем интервью, волонтер Андрей Галущенко, находясь в Счастье, рассказывал: «Тут должен быть большой базар. Но пустят ли?». Это был его ответ на вопрос журналиста Алексея Бобровникова: «Кто тут будет здесь торговать?».

Эндрю с улыбкой отвечает: «Я думаю, что это будут фирмы, приближенные Юрию Юрьевичу, кто знает, тот поймет, к господину генерал-лейтенанту (Науменко – УП). Даже вельмишановний Георгий Борисович (Тука — УП) этому вряд ли что-то сможет противопоставить. Ибо эти два несмываемых гов**ца давно тут сидят и все контролируют».

Кого и что имел ввиду Галущенко?

Юрий Юрьевич Клименко – замглавы Луганской военно-гражданской администрации, был назначен на должность в апреле 2015, а последние три года до вступления в новую должность работал в Киеве.

«Человек при Януковиче работал в СБУ, он априори не мог не быть связанным с «Семьей», он не мог не быть встроенным в вертикаль», – комментирует бывший луганский чиновник, хорошо осведомленный в схемах, которые существовали при режиме Януковича.

Говоря о генерал–лейтенанте Галущенко, имел ввиду Анатолия Науменко – того самого главу МВД Луганска, назначенного «народным мэром» Болотовым во время захвата Луганской городской администрации.

Науменко не раз уже обвиняли в том, что именно он «крышует» контрабанду в секторе А.

Волонтер, разговаривавший накануне с Андреем Галущенко, утверждает, что погибший рассказывал, что ему удалось собрать доказательства против генерал-лейтенанта, а более того – найти людей готовых дать показания.

«Андрей перешел дорогу не по мелочи. Он перешел дорогу – по крупному. Пойми с одной фуры можно миллион заработать, а тут поток сходит на нет», – размышляет он.

По его словам, в последние дни перед смертью Галущенко говорил о том, что Тука стал неким прикрытием, витриной, за которой можно было спрятать по-настоящему серьезную контрабанду – не картошку с мясом.

Речь идет о топливе, металле , наркотиках.

Волонтер считает, что в коррупционных схемах замешаны милицейские чины высокого ранга. По ту сторону блокпостов стоят их бывшие сотрудники, которые теперь служат в милиции ЛНР.

По его мнению, коррупция строится на социальных связях, а борьба в зоне АТО идет за сферы влияния, за передовые блокпосты.

Отсюда и конфликты между батальонами. Однажды искусившись, военные забывают ради чего они находятся на передовой.

«Украинская правда» будет следить за развитием событий и расследованием убийства волонтеров, которые боролись с контрабандой в зоне АТО.

Анастасия Рингис, УП

Георгий Тука. Первый губернатор-волонтерГеоргий Тука. Первый губернатор-волонтер

Впервые в Украине на должность губернатора был назначен не политик и не профессиональный чиновник, а один из лидеров волонтерского движения страны. Председателем Луганской военно-гражданской администрации стал киевлянин Гергий Тука. «ГОРДОН представляет портрет губернатора-волонтера.

22 июля президент Украины Петр Порошенко подписал указ о назначении волонтера Георгия Туки главой Луганской областной военно-гражданской администрации и представил его коллективу области. Представление состоялось в Северодонецке, который сейчас является административным центром Луганской области, и транслировалось в прямом эфире украинских телеканалов.

Должность луганского губернатора освободилась после того, как предыдущий руководитель области Геннадий Москаль был назначен главой Закарпатской областной государственной администрации. Временно исполняющим обязанности главы Луганской ОГА был его заместитель Юрий Клименко.

По мнению Порошенко, первая задача нового главы Луганской области – искоренение коррупции при выдаче пропусков.
Георгий Тука уже более года занимается волонтерской деятельностью по оказанию помощи украинским военным в зоне антитеррористической операции (АТО) и является одним из лидеров волонтерского движения страны. Неоднократно бывал в зоне АТО.

Родился 24 ноября 1963 года в Киеве. В 1980 году окончил школу, с 1982-го по 1986 год учился на факультете «Автоматизированные системы управления» Киевского политехнического института . В 2009–2010 годах работал руководителем отдела продаж ООО «Эн-Ти Телеком», с 2011-го по 2012 год – директор ООО «Зенит-Телеком». Занимался бизнесом, был владельцем IT-компании, которая сейчас ликвидирована.

Тука с первых дней участвовал в Революции достоинства, 18 февраля 2014 года был ранен в противостоянии с «Беркутом».

Волонтерскую деятельность начал весной 2014 года, во время аннексии Крыма. Тогда он вместе с Александром Рудомановым и Романом Синицыным пополнял карточки мобильной связи военных в Крыму. Постепенно деятельность переросла в широкую поддержку Вооруженных сил Украины (ВСУ) и добровольческих батальонов. Со временем присоединились другие волонтеры, и сообщество получило название «Народный тыл». Оно обеспечивает военных всем необходимым – от одежды и камуфляжа до бронежилетов, аптечек, оптических прицелов, тепловизоров, автомобилей-внедорожников и оборудованных реанимобилей.

В 2015 году была зарегистрирована благотворительная организация «Международный благотворительный фонд «Народный тыл».

Осенью 2014 волонтеры группы «Народный тыл» под руководством Туки создали сайт «Миротворец», на котором размещена база данных с информацией о террористах.

В апреле 2015 года после проверки солдатской столовой министр обороны Степан Полторак поручил волонтерам проверку объектов быта и складов вещевого обеспечения. Проект получил название «Волонетрский ревизор», его руководителем был назначен Тука.

В июне 2015 года Тука стал председателем консультативно-волонтерского совета при Главной военной прокуратуре Генеральной прокуратуры Украины. В июле 2015 года принимал участие во встрече волонтеров с президентом Украины и в совещании в Администрации Президента, которые были посвящены борьбе с коррупцией и контрабандой. Результатом этих встреч стало создание мобильных групп по борьбе с контрабандой, в состав которых входят волонтеры, сотрудники Службы безопасности Украины, Государственной фискальной службы, МВД, пограничной службы и военной службы правопорядка.

23 августа 2014 года Георгий Тука был награжден Орденом «За заслуги» III степени.

У новоназначенного луганского губернатора двое детей: дочь и сын, который ушел в ВСУ добровольцем.

В своем блоге Тука объяснил причины своего согласия стать чиновником. «Почему я сказал «да»? – Ответ прост: я много лет мечтал изменить страну. Участвовал как солдат во всех «мероприятиях» – от водружения первого жовто-блакитного прапора над зданием Киевсовета до Майдана-2014. Участвовал, побеждал, но всегда успокаивался на этом, веря в то, что вот теперь… Сейчас ко мне обратился президент (очень неожиданно для меня!): «Даю тебе полную свою поддержку во всех начинаниях! Сделай то, о чем ты мечтал!» Я что, должен был сказать «нет»??? Это было бы безответственно, по-моему! И я согласился», – написал волонтер.

Во время представления в качестве губернатора Тука сказал, что намерен бороться с нелегальной добычей угля в регионе. «Я думаю, что луганчане в конце концов должны понять: жить с копанками – это стыдно. Это позапрошлый век», – сказал он. А также отметил, что своим примером покажет, что областью можно руководить, «не богатея, не воруя и обогащая таким образом жителей этой земли».

После первого же рабочего дня, 23 июля, новоназначенный губернатор заявил, что его видение проблем региона сразу же стало меняться, и отметил, что не понимал, «какой воз должен потянуть».

«Вы говорите, Фирташ гад? Ок, согласен. А восемь тыс. рабочих мест в депрессивном регионе как восстановить?! А каждое потерянное рабочее место мужиком – потенциальный «плюс» в рядах террористов и, соответственно, потенциальный «минус» нашего мужика!!! Стоит за это бороться?! По-моему, стоит», – написал Тука.

Он назвал те проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться уже в самом начале работы. Так, в области работают три производителя молока, которым трудно найти рынок сбыта, и при этом все местные супермаркеты завалены продукцией из других регионов Украины. Жителям частично разрушенной попаданием ракеты девятиэтажки закон не предусматривает компенсацию. Травля детей проукраинской учительницей при полной поддержке других «педагогов», уволить которых нет законных оснований. Непривлечение к ответственности местных активистов и симпатиков «русского мира».

Среди проблем, которые предстоит решить областной власти, – восстановление дорог, доставка медикаментов в «серую» зону старикам, ремонт 26 школ к началу учебного года, обеспечение региона углем на зиму и другие.

Тука отметил, что благодарен людям из Администрации Президента за помощь в первые дни. Он написал, что президент Порошенко пообещал ему любую поддержку.

«Я получил сотни звонков и смс: «Поздравляем, мы с тобой». Это приятно, конечно! Но желающих приехать и системно работать на зарплату в 5 тыс. грн без жилья, без транспорта, без связи маловато. Ничего! Прорвемся!» – отметил Тука.

Кроме того, он намерен создать Антикоррупционное бюро и Бюро по развитию Луганской области. Впервые в Украине на должность губернатора был назначен не политик и не профессиональный чиновник, а один из лидеров волонтерского движения страны. Председателем Луганской военно-гражданской администрации стал киевлянин Гергий Тука. «ГОРДОН представляет портрет губернатора-волонтера.

22 июля президент Украины Петр Порошенко подписал указ о назначении волонтера Георгия Туки главой Луганской областной военно-гражданской администрации и представил его коллективу области. Представление состоялось в Северодонецке, который сейчас является административным центром Луганской области, и транслировалось в прямом эфире украинских телеканалов.

Должность луганского губернатора освободилась после того, как предыдущий руководитель области Геннадий Москаль был назначен главой Закарпатской областной государственной администрации. Временно исполняющим обязанности главы Луганской ОГА был его заместитель Юрий Клименко.

По мнению Порошенко, первая задача нового главы Луганской области – искоренение коррупции при выдаче пропусков.
Георгий Тука уже более года занимается волонтерской деятельностью по оказанию помощи украинским военным в зоне антитеррористической операции (АТО) и является одним из лидеров волонтерского движения страны. Неоднократно бывал в зоне АТО.

Родился 24 ноября 1963 года в Киеве. В 1980 году окончил школу, с 1982-го по 1986 год учился на факультете «Автоматизированные системы управления» Киевского политехнического института . В 2009–2010 годах работал руководителем отдела продаж ООО «Эн-Ти Телеком», с 2011-го по 2012 год – директор ООО «Зенит-Телеком». Занимался бизнесом, был владельцем IT-компании, которая сейчас ликвидирована.

Тука с первых дней участвовал в Революции достоинства, 18 февраля 2014 года был ранен в противостоянии с «Беркутом».

Волонтерскую деятельность начал весной 2014 года, во время аннексии Крыма. Тогда он вместе с Александром Рудомановым и Романом Синицыным пополнял карточки мобильной связи военных в Крыму. Постепенно деятельность переросла в широкую поддержку Вооруженных сил Украины (ВСУ) и добровольческих батальонов. Со временем присоединились другие волонтеры, и сообщество получило название «Народный тыл». Оно обеспечивает военных всем необходимым – от одежды и камуфляжа до бронежилетов, аптечек, оптических прицелов, тепловизоров, автомобилей-внедорожников и оборудованных реанимобилей.

В 2015 году была зарегистрирована благотворительная организация «Международный благотворительный фонд «Народный тыл».

Осенью 2014 волонтеры группы «Народный тыл» под руководством Туки создали сайт «Миротворец», на котором размещена база данных с информацией о террористах.

В апреле 2015 года после проверки солдатской столовой министр обороны Степан Полторак поручил волонтерам проверку объектов быта и складов вещевого обеспечения. Проект получил название «Волонетрский ревизор», его руководителем был назначен Тука.

В июне 2015 года Тука стал председателем консультативно-волонтерского совета при Главной военной прокуратуре Генеральной прокуратуры Украины. В июле 2015 года принимал участие во встрече волонтеров с президентом Украины и в совещании в Администрации Президента, которые были посвящены борьбе с коррупцией и контрабандой. Результатом этих встреч стало создание мобильных групп по борьбе с контрабандой, в состав которых входят волонтеры, сотрудники Службы безопасности Украины, Государственной фискальной службы, МВД, пограничной службы и военной службы правопорядка.

23 августа 2014 года Георгий Тука был награжден Орденом «За заслуги» III степени.

У новоназначенного луганского губернатора двое детей: дочь и сын, который ушел в ВСУ добровольцем.

В своем блоге Тука объяснил причины своего согласия стать чиновником. «Почему я сказал «да»? – Ответ прост: я много лет мечтал изменить страну. Участвовал как солдат во всех «мероприятиях» – от водружения первого жовто-блакитного прапора над зданием Киевсовета до Майдана-2014. Участвовал, побеждал, но всегда успокаивался на этом, веря в то, что вот теперь… Сейчас ко мне обратился президент (очень неожиданно для меня!): «Даю тебе полную свою поддержку во всех начинаниях! Сделай то, о чем ты мечтал!» Я что, должен был сказать «нет»??? Это было бы безответственно, по-моему! И я согласился», – написал волонтер.

Во время представления в качестве губернатора Тука сказал, что намерен бороться с нелегальной добычей угля в регионе. «Я думаю, что луганчане в конце концов должны понять: жить с копанками – это стыдно. Это позапрошлый век», – сказал он. А также отметил, что своим примером покажет, что областью можно руководить, «не богатея, не воруя и обогащая таким образом жителей этой земли».

После первого же рабочего дня, 23 июля, новоназначенный губернатор заявил, что его видение проблем региона сразу же стало меняться, и отметил, что не понимал, «какой воз должен потянуть».

«Вы говорите, Фирташ гад? Ок, согласен. А восемь тыс. рабочих мест в депрессивном регионе как восстановить?! А каждое потерянное рабочее место мужиком – потенциальный «плюс» в рядах террористов и, соответственно, потенциальный «минус» нашего мужика!!! Стоит за это бороться?! По-моему, стоит», – написал Тука.

Он назвал те проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться уже в самом начале работы. Так, в области работают три производителя молока, которым трудно найти рынок сбыта, и при этом все местные супермаркеты завалены продукцией из других регионов Украины. Жителям частично разрушенной попаданием ракеты девятиэтажки закон не предусматривает компенсацию. Травля детей проукраинской учительницей при полной поддержке других «педагогов», уволить которых нет законных оснований. Непривлечение к ответственности местных активистов и симпатиков «русского мира».

Среди проблем, которые предстоит решить областной власти, – восстановление дорог, доставка медикаментов в «серую» зону старикам, ремонт 26 школ к началу учебного года, обеспечение региона углем на зиму и другие.

Тука отметил, что благодарен людям из Администрации Президента за помощь в первые дни. Он написал, что президент Порошенко пообещал ему любую поддержку.

«Я получил сотни звонков и смс: «Поздравляем, мы с тобой». Это приятно, конечно! Но желающих приехать и системно работать на зарплату в 5 тыс. грн без жилья, без транспорта, без связи маловато. Ничего! Прорвемся!» – отметил Тука.

Кроме того, он намерен создать Антикоррупционное бюро и Бюро по развитию Луганской области.

«КАЖДЫЙ НАСТОЯЩИЙ ГРАЖДАНИН СТРАНЫ ДОЛЖЕН СЕЙЧАС ВОЕВАТЬ. КАК МОЖЕТ, КАК УМЕЕТ», — ВОЛОНТЕР ВИКА ВОРОНОВИЧ«КАЖДЫЙ НАСТОЯЩИЙ ГРАЖДАНИН СТРАНЫ ДОЛЖЕН СЕЙЧАС ВОЕВАТЬ. КАК МОЖЕТ, КАК УМЕЕТ», — ВОЛОНТЕР ВИКА ВОРОНОВИЧ

Анастасия Береза, Цензор.НЕТ

Если бы волонтеров украинской армии можно было как-то квалифицировать, Виктория Воронович, известная в сети как Вика Лика, вряд ли попала бы в какую-то категорию. Обладательница двух высших образований, уверенная представительница среднего класса, киевлянка, мама двоих взрослых детей, жена американского дипломата, — меньше всего ее потрет подходит под описание человека, который в неизменно легкой не по сезону одежде вот уже год ездит в самые отдаленные уголки Донбасса помогать и поддерживать украинских военных.

Скорее всего, не столько два микроавтобуса еженедельной помощи, сколько ее энергия и обаяние позитивно влияют на боевой дух солдат.

Она устроила склад для передач в АТО в квартире на Трехсвятительской, без тревоги публикует свой номер телефона и до ночи терпеливо отвечает на все звонки, и сразу предупредила мужа — сотрудника американского посольства, что даже в самом худшем случае территорию Украины не оставит.

Цензор.НЕТ Вика рассказала о годе поездок на войну.

Для меня все началось еще с Майдана. Как сейчас помню ночь с 10 на 11 декабря — первую попытку разгона. Я тогда впервые вышла дежурить в составе медицинской бригады. Шеренги «Беркута» в черных касках напугали меня тогда до такой степени, что я до сих пор ничего не боюсь.

В первый же день там познакомилась с будущим напарником по военному волонтерству — Юрием Мосиным. Он приехал на Майдан из Донецка. Вместе мы дежурили по ночам, вместе были в плену у «Беркута», вместе носили раненых в Дом офицеров 18 февраля. Потом тоже вместе работали в Центре психологической реабилитации участников Майдана. Словом, мы прошли достаточно вместе, чтобы доверять друг другу. Вот уже скоро год, как мы вместе ездим на Донбасс.

Впервые помогать армии мы начали, когда воевать отправились первые майдановцы. А потом, навещая в Мичигане свекровь и отправленного нами туда на протезирование глаза мальчика с Майдана, я встретилась с диаспорой. Они все очень сильно хотели помогать. Тогда и было принято решение организовать общественную организацию — Международный альянс братской помощи.

Мы и не предполагали, что станем ездить на войну. Думали, будем заниматься социальными проблемами военных ветеранов, реабилитацией раненых, юридической и психологической помощью. А вышло так, что весь год мы ездили в Донецкую и Луганскую область два раза в неделю двумя машинами. Сейчас ездим раз в неделю на одной. Выезжаем обычно в воскресенье на ночь. Ночевку делаем в Артемовске. Возвращаемся через двое суток.
Наша первая поездка была, конечно, совершенно аматорской.

Мы отправились в дорогу тогда с организацией Восток SOS. Побывали в Лисичанске и Попасной. Из той поездки мы вынесли два решения. Первое — не помогать переселенцам. Потому что стали свидетелями их отношения к волонтерам из Киева. И второе — необходимость ездить к военным самостоятельно.

Начали мы с того, что нашли две машины. Обратились к компании «Виннер Форд Украина». Надеялись на два стареньких автомобиля, а получили два совершенно новых автобуса — пассажирский и грузовой. За год аренды мы заплатили 150 гривен. Даже техобслуживание они проводят за свой счет.

Несколько раз попав в поездках под обстрелы в Дебальцево, я поняла, что именно новые машины спасли нас. Старые просто заглохли бы в самом неподходящем месте.

Наша стабильная команда — пятеро человек. Мы с Юрой, два водителя и девочка, которая ведет наши страницы в соцсетях и публикует фотоотчеты. Кто-кто добавляется к нам периодически, кто-то устает и уходит, но костяк не меняется. Коллектив благотворителей и помощников тоже стабильный, если можно так сказать. Главным образом, мы существуем за счет украинцев в США.

Доверенную нам помощь мы распределяем по принципу «кому нужнее». Снайперы из 17-го батальона в Троицком, куда никто не добирается — наши ребята. Блокпост по дороге в Дебальцево с никому не нужными пограничниками — тоже наш. Мы ставим своей целью попасть туда, куда не доезжает никто. Для меня это дело принципа. Многие волонтеры красноречиво пишут в Фейсбуке, но дальше Славянска и Артемовска не бывают. Мы стараемся все делать наоборот.

Военным мы возим все — от тепловизоров и формы до еды и детских рисунков. На крупные покупки, в основном, не собираем деньги, а просим о них конкретных благотворителей. Среди них есть и несколько компаний и даже семья одного президента Украины. Каждый раз везем большое количество еды, осенью — резиновые сапоги, летом — панамы, зимой — перчатки. О чем-то нас просят постоянные подопечные, что-то покупаем, ориентируясь на обстоятельства. Например, медикаменты. За год мы перевезли более сотни тонн груза. Наши отчеты можно посмотреть тут.

В основном, нам помогают женщины. Мужчины тоже, но, например, если водитель заболел, то никто туда не готов ехать. Боятся. Зато у нас есть семья, которая из-за войны осталась без работы (они сотрудничали с ювелирным заводом в Луганске), но все равно каждый месяц оказывает посильную помощь. И есть такая же мама с маленьким ребенком. У них даже стыдно помощь принимать. Но при этом их пример очень мотивирует.

Иностранцы продолжают помогать нам до сих пор

Да, они видят, что власть не меняется, что коррупция процветает, но мальчики ведь не виноваты. Да, у нас плохое государство и мы все, конечно, можем на него обидеться, но войну выигрывает народ, а не армия.

Кроме того, они видят, что я сама туда езжу все время и не опускаю рук. Это их вдохновляет, видимо.
У меня на войне сейчас родной младший брат. Когда ему пришла повестка, он советовался не с родителями, а со мной. А какой у меня мог быть ответ? Каждый мужчина должен защищать свой дом. Я считаю, что это правильно. На войне и два моих двоюродных брата. Поэтому не надо мне говорить: «Вот, если бы там был кто-то твой». Мои уже там.
Моя мама сперва устраивала истерики из-за моих поездок.

Когда первый раз увидела меня там в новостях, пригрозила, что проклянет, если еще раз такое повторится. Долгое время приходилось останавливать машину в дороге, как она звонила, и имитировать сонный голос. Но когда мы организовали акцию «Різдво як вдома» (развозили праздничную еду военным накануне праздников), она сама участвовала — много всего приготовила. И уже без скандалов, тихонько спросила: «Может, ты не поедешь?» Больше я от нее ничего не скрываю.

Лично ездить на фронт — моя собственная потребность. К тому же, передавать помощь из рук в руки — это наша принципиальная позиция. Несмотря на то, что мы ездим в самые отдаленные и опасные участки в зоне войны, где нам приходилось и в окопах под «Градами» сидеть, у меня есть убежденность в какой-то полной безопасности. По этой причине мы и машины не бронируем, и бронежилеты не носим. Разве только в плен попасть боюсь. Меня муж сразу предупредил, что американцы своих у террористов не выкупают.

Волонтером может быть только финансово независимый человек. Потому что посвящаться этому, когда у тебя дома дети голодные и надеть нечего, невозможно и нельзя. Я могу себе это позволить. Благотворители знают, что я не буду жить на их носках и консервах. Моя семья давно тратит на помощь военным и раненым больше, чем зарабатывает. Это еще со времен Майдана так повелось. Есть просьбы от военных и раненых, которые мне проще закрыть самой, чем просить об этом кого-то, а потом публиковать отчеты. Муж относится к этому с пониманием. Знает, что я вообще готова была полноценно уйти на войну.

Когда в последний раз продлевали договор на аренду автомобиля, меня спросили, сколько они нам еще потребуются. Я ответила — пока война не закончится. Пока есть возможность — мы будем ездить и помогать. Потому что кто-то должен делать и это. Каждый настоящий гражданин страны должен воевать. Как может, как умеет. Кто не может там, на фронте, должен тут — в тылу. Неправильно жить так, будто тебя это не касается.

ХОТИТЕ ПОМОЧЬ?

Для переводов в иностранной валюте:

4731 2171 0393 9854

Для переводов в гривне:

4149 6258 0235 6145

Воронович Виктория

Анастасия Береза, Цензор.НЕТ

Если бы волонтеров украинской армии можно было как-то квалифицировать, Виктория Воронович, известная в сети как Вика Лика, вряд ли попала бы в какую-то категорию. Обладательница двух высших образований, уверенная представительница среднего класса, киевлянка, мама двоих взрослых детей, жена американского дипломата, — меньше всего ее потрет подходит под описание человека, который в неизменно легкой не по сезону одежде вот уже год ездит в самые отдаленные уголки Донбасса помогать и поддерживать украинских военных.

Скорее всего, не столько два микроавтобуса еженедельной помощи, сколько ее энергия и обаяние позитивно влияют на боевой дух солдат.

Она устроила склад для передач в АТО в квартире на Трехсвятительской, без тревоги публикует свой номер телефона и до ночи терпеливо отвечает на все звонки, и сразу предупредила мужа — сотрудника американского посольства, что даже в самом худшем случае территорию Украины не оставит.

Цензор.НЕТ Вика рассказала о годе поездок на войну.

Для меня все началось еще с Майдана. Как сейчас помню ночь с 10 на 11 декабря — первую попытку разгона. Я тогда впервые вышла дежурить в составе медицинской бригады. Шеренги «Беркута» в черных касках напугали меня тогда до такой степени, что я до сих пор ничего не боюсь.

В первый же день там познакомилась с будущим напарником по военному волонтерству — Юрием Мосиным. Он приехал на Майдан из Донецка. Вместе мы дежурили по ночам, вместе были в плену у «Беркута», вместе носили раненых в Дом офицеров 18 февраля. Потом тоже вместе работали в Центре психологической реабилитации участников Майдана. Словом, мы прошли достаточно вместе, чтобы доверять друг другу. Вот уже скоро год, как мы вместе ездим на Донбасс.

Впервые помогать армии мы начали, когда воевать отправились первые майдановцы. А потом, навещая в Мичигане свекровь и отправленного нами туда на протезирование глаза мальчика с Майдана, я встретилась с диаспорой. Они все очень сильно хотели помогать. Тогда и было принято решение организовать общественную организацию — Международный альянс братской помощи.

Мы и не предполагали, что станем ездить на войну. Думали, будем заниматься социальными проблемами военных ветеранов, реабилитацией раненых, юридической и психологической помощью. А вышло так, что весь год мы ездили в Донецкую и Луганскую область два раза в неделю двумя машинами. Сейчас ездим раз в неделю на одной. Выезжаем обычно в воскресенье на ночь. Ночевку делаем в Артемовске. Возвращаемся через двое суток.
Наша первая поездка была, конечно, совершенно аматорской.

Мы отправились в дорогу тогда с организацией Восток SOS. Побывали в Лисичанске и Попасной. Из той поездки мы вынесли два решения. Первое — не помогать переселенцам. Потому что стали свидетелями их отношения к волонтерам из Киева. И второе — необходимость ездить к военным самостоятельно.

Начали мы с того, что нашли две машины. Обратились к компании «Виннер Форд Украина». Надеялись на два стареньких автомобиля, а получили два совершенно новых автобуса — пассажирский и грузовой. За год аренды мы заплатили 150 гривен. Даже техобслуживание они проводят за свой счет.

Несколько раз попав в поездках под обстрелы в Дебальцево, я поняла, что именно новые машины спасли нас. Старые просто заглохли бы в самом неподходящем месте.

Наша стабильная команда — пятеро человек. Мы с Юрой, два водителя и девочка, которая ведет наши страницы в соцсетях и публикует фотоотчеты. Кто-кто добавляется к нам периодически, кто-то устает и уходит, но костяк не меняется. Коллектив благотворителей и помощников тоже стабильный, если можно так сказать. Главным образом, мы существуем за счет украинцев в США.

Доверенную нам помощь мы распределяем по принципу «кому нужнее». Снайперы из 17-го батальона в Троицком, куда никто не добирается — наши ребята. Блокпост по дороге в Дебальцево с никому не нужными пограничниками — тоже наш. Мы ставим своей целью попасть туда, куда не доезжает никто. Для меня это дело принципа. Многие волонтеры красноречиво пишут в Фейсбуке, но дальше Славянска и Артемовска не бывают. Мы стараемся все делать наоборот.

Военным мы возим все — от тепловизоров и формы до еды и детских рисунков. На крупные покупки, в основном, не собираем деньги, а просим о них конкретных благотворителей. Среди них есть и несколько компаний и даже семья одного президента Украины. Каждый раз везем большое количество еды, осенью — резиновые сапоги, летом — панамы, зимой — перчатки. О чем-то нас просят постоянные подопечные, что-то покупаем, ориентируясь на обстоятельства. Например, медикаменты. За год мы перевезли более сотни тонн груза. Наши отчеты можно посмотреть тут.

В основном, нам помогают женщины. Мужчины тоже, но, например, если водитель заболел, то никто туда не готов ехать. Боятся. Зато у нас есть семья, которая из-за войны осталась без работы (они сотрудничали с ювелирным заводом в Луганске), но все равно каждый месяц оказывает посильную помощь. И есть такая же мама с маленьким ребенком. У них даже стыдно помощь принимать. Но при этом их пример очень мотивирует.

Иностранцы продолжают помогать нам до сих пор

Да, они видят, что власть не меняется, что коррупция процветает, но мальчики ведь не виноваты. Да, у нас плохое государство и мы все, конечно, можем на него обидеться, но войну выигрывает народ, а не армия.

Кроме того, они видят, что я сама туда езжу все время и не опускаю рук. Это их вдохновляет, видимо.
У меня на войне сейчас родной младший брат. Когда ему пришла повестка, он советовался не с родителями, а со мной. А какой у меня мог быть ответ? Каждый мужчина должен защищать свой дом. Я считаю, что это правильно. На войне и два моих двоюродных брата. Поэтому не надо мне говорить: «Вот, если бы там был кто-то твой». Мои уже там.
Моя мама сперва устраивала истерики из-за моих поездок.

Когда первый раз увидела меня там в новостях, пригрозила, что проклянет, если еще раз такое повторится. Долгое время приходилось останавливать машину в дороге, как она звонила, и имитировать сонный голос. Но когда мы организовали акцию «Різдво як вдома» (развозили праздничную еду военным накануне праздников), она сама участвовала — много всего приготовила. И уже без скандалов, тихонько спросила: «Может, ты не поедешь?» Больше я от нее ничего не скрываю.

Лично ездить на фронт — моя собственная потребность. К тому же, передавать помощь из рук в руки — это наша принципиальная позиция. Несмотря на то, что мы ездим в самые отдаленные и опасные участки в зоне войны, где нам приходилось и в окопах под «Градами» сидеть, у меня есть убежденность в какой-то полной безопасности. По этой причине мы и машины не бронируем, и бронежилеты не носим. Разве только в плен попасть боюсь. Меня муж сразу предупредил, что американцы своих у террористов не выкупают.

Волонтером может быть только финансово независимый человек. Потому что посвящаться этому, когда у тебя дома дети голодные и надеть нечего, невозможно и нельзя. Я могу себе это позволить. Благотворители знают, что я не буду жить на их носках и консервах. Моя семья давно тратит на помощь военным и раненым больше, чем зарабатывает. Это еще со времен Майдана так повелось. Есть просьбы от военных и раненых, которые мне проще закрыть самой, чем просить об этом кого-то, а потом публиковать отчеты. Муж относится к этому с пониманием. Знает, что я вообще готова была полноценно уйти на войну.

Когда в последний раз продлевали договор на аренду автомобиля, меня спросили, сколько они нам еще потребуются. Я ответила — пока война не закончится. Пока есть возможность — мы будем ездить и помогать. Потому что кто-то должен делать и это. Каждый настоящий гражданин страны должен воевать. Как может, как умеет. Кто не может там, на фронте, должен тут — в тылу. Неправильно жить так, будто тебя это не касается.

ХОТИТЕ ПОМОЧЬ?

Для переводов в иностранной валюте:

4731 2171 0393 9854

Для переводов в гривне:

4149 6258 0235 6145

Воронович Виктория

Олег Свирко: Реформы в Минобороны идут, несмотря на противодействие, – с 30 июня начала работу система электронных торговОлег Свирко: Реформы в Минобороны идут, несмотря на противодействие, – с 30 июня начала работу система электронных торгов

Николай Мельник, для «Главкома».
С момента начала АТО на востоке Украины наша армия серьезно окрепла, оснастилась и научилась воевать. В этом мнении единодушно сходятся и западные, и отечественные эксперты, и даже военные специалисты из стана врага. Роль волонтерского движения в возрождении украинского войска сложно переоценить. На плечах волонтеров до сих пор лежит огромная доля в процессе обеспечения украинских солдат самым необходимым – от продуктов до дорогостоящей техники. Часть лидеров волонтерских организаций помогают обороне страны уже на более высоком, стратегическом уровне – они сотрудничают с Минобороны в вопросах реформирования военного ведомства.

Среди них – украинский бизнесмен и основатель волонтерской группы «Мега-Полиграф» Олег Свирко, человек с невероятной личной историей. Уже более 16 лет Олег борется с тяжелым онкологическим заболеванием – В-клеточной лимфомой. Первые шесть лет отечественные врачи даже не могли поставить точный диагноз, удалось это только немецким медикам. Сегодня все еще не существует методик, которые бы позволили излечить эту болезнь полностью. Но все это время Олег Свирко не опускал руки, самоотверженно боролся за жизнь, не терял для себя ее осмысленность: развивал успешный полиграфический бизнес, воспитывал детей. А в критический для страны момент взялся помогать сразу нескольким подразделениям украинской армии. Сейчас на попечении волонтеров «Мега-Полиграф» находятся около 1,5 тыс. бойцов АТО. О том, как началась его волонтерская деятельность, как продвигается реформирование Министерства обороны, и какой результат реформ военного ведомства можно будет считать успешным, Олег Свирко рассказал в разговоре с «Главкомом».

Когда вы начали заниматься волонтерской деятельностью?

Эта история началась еще с Майдана. Мы вместе с братом и партнерами по бизнесу дежурили там ночами, покупали продовольствие для протестующих активистов. Каждый день загружали одну-две машины продуктов и везли туда. Я тогда болел и не мог дежурить постоянно, но когда ситуация накалялась, как это было, например, 18-19 февраля, меня тоже привлекали. А после того, как победил Майдан и началась война… Тогда как раз формировались батальоны территориальной обороны, появился 12-й батальон ТРО «Киев», и у них были большие проблемы с экипировкой. Ко мне заехал военком Оболонского района и попросил помочь. Мы купили некоторое количество бронежилетов. Потом узнали, что в учебном центре «Десна» формируется 11-й батальон территориальной обороны «Киевская Русь», также решили взять над ними шефство. С этого и началась серьезная волонтерская деятельность. Сначала все делали за свои деньги и средства собранные у друзей и близких. Но потом, когда увидели масштабы проблемы, стало ясно, что сами не справимся. Поэтому начали активно собирать деньги и привлекать спонсоров. Вскоре к числу опекаемых нами подразделений добавились «Киев-1», 3-й танковый батальон, 1-й артдивизон 44-й бригады. Я считаю, что все бойцы – наши, и мы не отказывали никому, но системно занимались 4-5 батальонами.

Чтобы вы понимали, учебный центр «Десна» по состоянию на весну-лето 2014 года пребывал в удручающем состоянии. Мы начали активно им помогать, нашли спонсоров, которые уже завершают там капитальный ремонт двух казарм площадью 15 тыс. кв. м. Если говорить о масштабах помощи армии, которую нам удалось привлечь, эта сумма насчитывает порядка 3,5 млн. долларов.

В какой момент вы решили, что активного волонтерства недостаточно и нужно действовать «сверху»?

В процессе работы мы видели, что происходит в армии. Понимали, что волонтеры выполняют функции государства в тот момент, когда государство не в состоянии их выполнить самостоятельно. Но если говорить аллегориями, то невозможно ведром без дна наносить бочку воды. Надо было менять систему, делать ее действенной и эффективной.

Такая идея пришла не только к нам, многие волонтеры стали это понимать. Ведь мы видели случаи, когда после доставки помощи в подразделение, это все потом продавалось на базарах, «уходило налево». Видели беспомощность СБшников, проблемы в организации и дисциплине. Решили, что нам надо работать с Министерством обороны, подсказывать и помогать в решении проблем, которые мы видели в войсках.

Примерно к концу лета – началу осени 2014-го года волонтеры решили объединить усилия с целью наладить системную работу в армии. Ведь сколько не вози на фронт, всегда будет мало. И если не поменять сам принцип обеспечения и распределения материальных ценностей в Вооруженных силах, стратегически ничего не изменится.

Тогда прошел съезд волонтерских организаций, была создана Ассоциация народных волонтеров, куда вошли почти все крупнейшие волонтерские организации. В рамках этой ассоциации мы и начали сотрудничать с Министерством обороны.

Это было еще при Гелетее, потом он ушел и мы начали сотрудничество с новым руководством Минобороны. Надо отдать должное Степану Полтораку – это человек, который действительно стремится изменить систему и оказывает соответствующее давление «сверху» на структуры, которые нужно реформировать.

Сотрудничество с Министерством разворачивалось постепенно. Мы приходили со своими проектами, встречались, выходили на уровни выше и выше. В конце концов, добрались до министра. Он одобрил нашу работу, увидел, что мы умеем работать эффективно, так все и началось.

Чем сейчас вы занимаетесь в Минобороны?

Со второй половины апреля 2015 года я возглавляю тендерный комитет Минобороны. Также передо мной и нашей группой поставлена задача реформировать Департамент госзакупок, чтобы сделать его работу более эффективной и прозрачной.

Реформы в этой сфере – очень тонкая, и, я бы сказал, филигранная работа с высокой степенью ответственности. Могу сравнить ее с ремонтом самолета во время полета. Ведь одновременно с внедрением реформ необходимо ежедневно обеспечивать армию всем необходимым.

Какие вы увидели ключевые проблемы, придя на новую работу?

Прежде всего, существует ментальная проблема: после того, как произошла революция, мы ждем, что изменения придут сами. Так не бывает. У нас только появилась возможность проводить изменения.

Лично я раньше не мог даже представить, что когда-нибудь стану работником Минобороны. Но в какой-то момент понял: или мы, или никто. И надо решаться.

В наследство нам достался полностью разрушенный аппарат госуправления. Убежден, что его разрушение велось целенаправленно и сознательно. Как человек, который пришел из бизнеса, я понял, что классические бизнес-подходы не совсем работают в системе государственного управления. Потому что она ограничена большим количеством разных факторов, которые в нормальном бизнесе сложно представить.

Департамент госзакупок работал очень неэффективно. Например, один из отделов вещевого обеспечения в 2010 году в составе 7 человек работал с объемами закупок около 70 млн. гривен. Сейчас численность этого отдела по штату 5 сотрудников (а фактически их трое), и они работают с объемами в 2,5 млрд. гривен.

Серьезной проблемой являлось отсутствие квалифицированного персонала, профи выдавливались из системы, или были вынуждены работать по ее правилам. Была разрушена система образования и подготовки кадров. Как следствие, у специалистов не было мотивации идти на госслужбу.

В то же время, процесс ротации состава сотрудников очень усложнен, людей, имеющих статус госслужащего, крайне тяжело уволить. Более трети сотрудников Департамента работают по так называемым «защищенным статьям» — их нельзя уволить вообще, хотя многие из них не соответствуют требованиям, которые поставлены перед ними, как специалистами. Процесс приема на работу новых кадров тоже занимает довольно много времени, поскольку разного рода проверки могут длиться до трех месяцев, что сказывается на скорости реформирования.

Кроме того, нужно понимать, что нам досталась система, заточенная под коррупцию. Именно коррупция была главной целью власти Януковича. К сожалению, некоторые элементы коррупционных связей остаются и на сегодняшний день.

Какие конкретные задачи вы решаете в Минобороны со своей командой?

Сейчас Тендерный комитет и Департамент госзакупок одновременно решают несколько задач. В наследство нам досталось совершенно устаревшее законодательство, которое серьезно ограничивает работу Департамента и Тендерного комитета. Приходится работать по инструкциям 70-80 годов, которые не соответствуют нынешним реалиям.

Поэтому мы одновременно занимаемся и реформированием Департамента, в частности, создавая прозрачную систему электронных торгов, и юридической работой: прописываем нормативы, документы и инструкции, которые необходимо выносить на рассмотрение ВР, Минэкономики, Минюста, поскольку существующие документы не позволяют работать эффективно.

При этом нам нужно постоянно осуществлять закупки, потому что нужно снабжать армию, и этот процесс нельзя останавливать.

Что изменилось в работе Департамента после прихода волонтеров?

Мы привлекли достаточное количество серьезных специалистов, которые досконально изучают структуру работы Департамента, все бизнес-процессы, количественный и качественный состав подразделения, осуществляют подбор профессиональных кадров. Мы прописываем бизнес-процессы для создания эффективной работы структуры.

Также ведем работу по технической доукомплектации. Для того, чтобы сделать работу Департамента эффективной, нам понадобилось большое количество оргтехники, которую нам, в том числе, предоставили на бесплатной основе спонсоры, в частности, банк ПУМБ. Стоит отметить, что в последний раз техника обновлялась здесь еще в 90-х годах. Поэтому крайне важным направлением является создание нормальной автоматизированной системе, автоматизации рабочих мест, снятие сдвоенных функций у работников департамента.

Очень хорошо проявила себя группа Артура Переверзева и Андрея Кучеренко, которая работает над внедрением системы электронных торгов и электронного документооборота в ведомстве. Все согласование по поводу запуска системы электронных торгов уже пройдены, и с 30 июня она начала работу. Соответствующий приказ министра обороны был опубликован в «Урядовом курьере». Таким образом, мы полностью перешли на систему электронных закупок в сфере вещевого обеспечения и топлива.

Что касается правовой части реформ – у нас в МО есть юридический департамент, который возглавляет Валерий Коваль. С нами работает группа юристов, в частности, хороший юрист-волонтер Татьяна Доманова, также привлекаем других волонтеров-юристов. Эта группа разрабатывает нормативные документы и техзадания к нормативным документам.

С какими трудностями вам пришлось столкнуться в процессе внедрения этой системы электронных торгов?

До последнего времени масса необходимых товаров закупалась или по устаревшим ТУ, или по описаниям, что создавало огромное поле для злоупотреблений. Как пример: приходит заявка, где написано «100 холодильников белых», и ты понимаешь, что заявка рассчитана на людей, которые «в схеме» и точно знают, какие именно холодильники нужны. Поэтому в рамках Комитета была создана группа, задачей которой является контроль цен и соответствия заявок тыла, а также того, чтобы эти заявки были максимально конкретно прописаны.

Что касается первых шагов по оптимизации работы Комитета, то мы сразу же создали группу мониторинга, чтобы выходя на торги понимать уровень рыночных цен, а также находить максимальное количество производителей нужных нам групп товаров. Потому что одной из основных проблем в связи с острой необходимостью закупки некоторых видов продукции (обмундирования, питания, ремонта техники и т.д. ) были переговорные процедуры, которые проходили в соответствии с 39 статьей Закона «О госзакупках». Механизма опубликования информации о проведении этих процедур не существовало. Служба тыла давала заявку, а мы должны были пригласить на процедуру какие-то структуры, которые могли бы ее реализовать, но мы не знали достоверно, кого приглашать. Из года в год в таких переговорных процедурах участвовали 2-3 предприятия по определенным группам товаров.

Пока создавалась система электронных торгов, мы пошли следующим путем: получили «добро» министра обороны, чтобы редактировать страницу сайта МО, где давали объявления о потребностях в закупке тех или иных товаров. К сожалению, нужно понимать особенности оборонного ведомства — даже после получения согласия министра необходимо было пройти огромное количество согласований и экспертиз.

Также мы создали страничку Департамента в Фейсбук, где вывешивали все объявления о проведении процедур, обращали внимание и просили следить за страничкой, привлекали новых участников — это позволило нам существенно экономить деньги. Как пример: закупали коврики для сидения («каремат», чтобы можно было сидеть на броне, земле и т.д.). Планировалась стоимость 30 грн, а нам удалось закупить по 15 грн. По полевым фуражкам – цены начинались от 70-80 грн, а мы нашли по 41-45 грн. Трусы планировали покупать по 40 грн, а удалось найти по 18-20 грн. Все это дает существенную экономию в виду больших объемов закупаемых товаров.

О каких суммах сэкономленных средств можно говорить в связи с внедрением новых подходов?

Благодаря системе опубликования нам удалось привлечь новых поставщиков почти по всем группам товаров, что позволило сэкономить стране 176,9 млн. гривен только по вещевому и топливному направлению. Еще 51,1 млн. гривен удалось сэкономить на закупке услуг по техническому обеспечению армии и ремонту техники. Таким же образом было сэкономлено около 10 млн. гривен при переходе на новые нормы питания для бойцов.

Всего за два неполных месяца мы сэкономили для государства 238 млн. гривен. Это почти 20% от сумм, которые были выделены за этот период по указанным статьям. И я убежден, что после официального старта системы электронных торгов результаты будут еще весомее.

Наша задача — создать здоровую конкуренцию в сфере госзакупок, сделать процесс публичным и прозрачным. Теперь в связи с запуском системы электронных торгов все априори будут знать, что существуют площадки, которые можно мониторить, и на которых можно конкурировать в сфере госзакупок. Сейчас все заинтересованы в появлении этой открытой процедуры.

В то же время, хочу отметить, что это не только реформы Департамента или Комитета конкурсных торгов – это и реформа службы тыла, которой сейчас занимается группа Кости Лесника. Они работают над созданием Центра обеспечения, который заберет многие функции службы тыла – приемку, экспертизу соответствий образцам. В общем, это комплексная задача, которую не решить исключительно в рамках Департамента и Комитета.

Основные жалобы по поводу обеспечения в армии касаются, как правило, качество питания и обмундирования. Как в МО намерены решать эти проблемы?

Позитивные изменения в этом направлении мы видим уже сейчас, поскольку получаем постоянный «фид-бэк» из военных подразделений. К примеру, нам уже удалось решить вопрос с увеличением нормы довольствия солдат раньше запланированного срока. Существует соответствующее постановление Кабмина, и согласно закону увеличение нормы довольствия должно было начаться с 1 августа. С этой даты заканчиваются действующие договора с поставщиками услуг по питанию и должны начаться процедуры по закупке согласно новым нормативам.

Но нам удалось договориться с поставщиками, чтобы переход на новые нормы довольствия прошел с 1 июня. Причем планировалось увеличение на 6,5-7 грн, но мы договорились так, что в итоге государство потратило всего 3 грн, при сохранении тех же норм. При этом стремимся подтягивать качество питания.

Что касается одежды для солдат, мы также постоянно в процессе поиска оптимального сочетания функционала, цены и качества формы. К слову, в этом направлении есть определенные задержки с обеспечением, они связаны с тем, что были разработаны новые требования к ткани. Но технология производства, к сожалению, очень инерционна, предприятиям сложно настроится по-новому с производственной точки зрения. Но мы решаем эту проблему, и сейчас в качестве эксперимента открыли процедуру закупки ткани непосредственно на склады МО. Таким образом, мы избавляем швейников от необходимости искать нужную ткань для выполнения заказа и существенно упрощаем всю процедуру его выполнения. Как только будет нужно, мы объявим конкурс.

Каким вы видите желаемый результат своей деятельности? Сколько нужно времени, чтобы реформы в украинской армии состоялись?

Как кризис-менеджер, результатом своей деятельности я вижу создание эффективной и прозрачной системы закупок и организации закупок. Сейчас сложно сказать, сколько это может занять времени, спрогнозировать в нынешних условиях невозможно. Но мы ставим перед собой и стратегические, и тактические задачи. Пытаемся достигать тактических успехов и идем дальше. На нынешней должности я ставлю перед собой задачу за 6-9 месяцев организовать работу Комитета и реформировать Департамент, после чего смогу переключиться на другие проекты.

Чувствовали ли вы за время с начала работы в Минобороны, что у вас появились недоброжелатели внутри ведомства?

К сожалению, мы ощущали и ощущаем давление и противодействие, были даже всяческие угрозы, потому что коррупционная система, которая существовала в этой сфере, «кормила» многих людей, участвовавших в разнообразных схемах. Но если нам противодействуют, значит, мы движемся в правильном направлении. И воспринимаем это, как нормальное рабочее состояние.
Источник: http://glavcom.ua/articles/30648.htmlНиколай Мельник, для «Главкома».
С момента начала АТО на востоке Украины наша армия серьезно окрепла, оснастилась и научилась воевать. В этом мнении единодушно сходятся и западные, и отечественные эксперты, и даже военные специалисты из стана врага. Роль волонтерского движения в возрождении украинского войска сложно переоценить. На плечах волонтеров до сих пор лежит огромная доля в процессе обеспечения украинских солдат самым необходимым – от продуктов до дорогостоящей техники. Часть лидеров волонтерских организаций помогают обороне страны уже на более высоком, стратегическом уровне – они сотрудничают с Минобороны в вопросах реформирования военного ведомства.

Среди них – украинский бизнесмен и основатель волонтерской группы «Мега-Полиграф» Олег Свирко, человек с невероятной личной историей. Уже более 16 лет Олег борется с тяжелым онкологическим заболеванием – В-клеточной лимфомой. Первые шесть лет отечественные врачи даже не могли поставить точный диагноз, удалось это только немецким медикам. Сегодня все еще не существует методик, которые бы позволили излечить эту болезнь полностью. Но все это время Олег Свирко не опускал руки, самоотверженно боролся за жизнь, не терял для себя ее осмысленность: развивал успешный полиграфический бизнес, воспитывал детей. А в критический для страны момент взялся помогать сразу нескольким подразделениям украинской армии. Сейчас на попечении волонтеров «Мега-Полиграф» находятся около 1,5 тыс. бойцов АТО. О том, как началась его волонтерская деятельность, как продвигается реформирование Министерства обороны, и какой результат реформ военного ведомства можно будет считать успешным, Олег Свирко рассказал в разговоре с «Главкомом».

Когда вы начали заниматься волонтерской деятельностью?

Эта история началась еще с Майдана. Мы вместе с братом и партнерами по бизнесу дежурили там ночами, покупали продовольствие для протестующих активистов. Каждый день загружали одну-две машины продуктов и везли туда. Я тогда болел и не мог дежурить постоянно, но когда ситуация накалялась, как это было, например, 18-19 февраля, меня тоже привлекали. А после того, как победил Майдан и началась война… Тогда как раз формировались батальоны территориальной обороны, появился 12-й батальон ТРО «Киев», и у них были большие проблемы с экипировкой. Ко мне заехал военком Оболонского района и попросил помочь. Мы купили некоторое количество бронежилетов. Потом узнали, что в учебном центре «Десна» формируется 11-й батальон территориальной обороны «Киевская Русь», также решили взять над ними шефство. С этого и началась серьезная волонтерская деятельность. Сначала все делали за свои деньги и средства собранные у друзей и близких. Но потом, когда увидели масштабы проблемы, стало ясно, что сами не справимся. Поэтому начали активно собирать деньги и привлекать спонсоров. Вскоре к числу опекаемых нами подразделений добавились «Киев-1», 3-й танковый батальон, 1-й артдивизон 44-й бригады. Я считаю, что все бойцы – наши, и мы не отказывали никому, но системно занимались 4-5 батальонами.

Чтобы вы понимали, учебный центр «Десна» по состоянию на весну-лето 2014 года пребывал в удручающем состоянии. Мы начали активно им помогать, нашли спонсоров, которые уже завершают там капитальный ремонт двух казарм площадью 15 тыс. кв. м. Если говорить о масштабах помощи армии, которую нам удалось привлечь, эта сумма насчитывает порядка 3,5 млн. долларов.

В какой момент вы решили, что активного волонтерства недостаточно и нужно действовать «сверху»?

В процессе работы мы видели, что происходит в армии. Понимали, что волонтеры выполняют функции государства в тот момент, когда государство не в состоянии их выполнить самостоятельно. Но если говорить аллегориями, то невозможно ведром без дна наносить бочку воды. Надо было менять систему, делать ее действенной и эффективной.

Такая идея пришла не только к нам, многие волонтеры стали это понимать. Ведь мы видели случаи, когда после доставки помощи в подразделение, это все потом продавалось на базарах, «уходило налево». Видели беспомощность СБшников, проблемы в организации и дисциплине. Решили, что нам надо работать с Министерством обороны, подсказывать и помогать в решении проблем, которые мы видели в войсках.

Примерно к концу лета – началу осени 2014-го года волонтеры решили объединить усилия с целью наладить системную работу в армии. Ведь сколько не вози на фронт, всегда будет мало. И если не поменять сам принцип обеспечения и распределения материальных ценностей в Вооруженных силах, стратегически ничего не изменится.

Тогда прошел съезд волонтерских организаций, была создана Ассоциация народных волонтеров, куда вошли почти все крупнейшие волонтерские организации. В рамках этой ассоциации мы и начали сотрудничать с Министерством обороны.

Это было еще при Гелетее, потом он ушел и мы начали сотрудничество с новым руководством Минобороны. Надо отдать должное Степану Полтораку – это человек, который действительно стремится изменить систему и оказывает соответствующее давление «сверху» на структуры, которые нужно реформировать.

Сотрудничество с Министерством разворачивалось постепенно. Мы приходили со своими проектами, встречались, выходили на уровни выше и выше. В конце концов, добрались до министра. Он одобрил нашу работу, увидел, что мы умеем работать эффективно, так все и началось.

Чем сейчас вы занимаетесь в Минобороны?

Со второй половины апреля 2015 года я возглавляю тендерный комитет Минобороны. Также передо мной и нашей группой поставлена задача реформировать Департамент госзакупок, чтобы сделать его работу более эффективной и прозрачной.

Реформы в этой сфере – очень тонкая, и, я бы сказал, филигранная работа с высокой степенью ответственности. Могу сравнить ее с ремонтом самолета во время полета. Ведь одновременно с внедрением реформ необходимо ежедневно обеспечивать армию всем необходимым.

Какие вы увидели ключевые проблемы, придя на новую работу?

Прежде всего, существует ментальная проблема: после того, как произошла революция, мы ждем, что изменения придут сами. Так не бывает. У нас только появилась возможность проводить изменения.

Лично я раньше не мог даже представить, что когда-нибудь стану работником Минобороны. Но в какой-то момент понял: или мы, или никто. И надо решаться.

В наследство нам достался полностью разрушенный аппарат госуправления. Убежден, что его разрушение велось целенаправленно и сознательно. Как человек, который пришел из бизнеса, я понял, что классические бизнес-подходы не совсем работают в системе государственного управления. Потому что она ограничена большим количеством разных факторов, которые в нормальном бизнесе сложно представить.

Департамент госзакупок работал очень неэффективно. Например, один из отделов вещевого обеспечения в 2010 году в составе 7 человек работал с объемами закупок около 70 млн. гривен. Сейчас численность этого отдела по штату 5 сотрудников (а фактически их трое), и они работают с объемами в 2,5 млрд. гривен.

Серьезной проблемой являлось отсутствие квалифицированного персонала, профи выдавливались из системы, или были вынуждены работать по ее правилам. Была разрушена система образования и подготовки кадров. Как следствие, у специалистов не было мотивации идти на госслужбу.

В то же время, процесс ротации состава сотрудников очень усложнен, людей, имеющих статус госслужащего, крайне тяжело уволить. Более трети сотрудников Департамента работают по так называемым «защищенным статьям» — их нельзя уволить вообще, хотя многие из них не соответствуют требованиям, которые поставлены перед ними, как специалистами. Процесс приема на работу новых кадров тоже занимает довольно много времени, поскольку разного рода проверки могут длиться до трех месяцев, что сказывается на скорости реформирования.

Кроме того, нужно понимать, что нам досталась система, заточенная под коррупцию. Именно коррупция была главной целью власти Януковича. К сожалению, некоторые элементы коррупционных связей остаются и на сегодняшний день.

Какие конкретные задачи вы решаете в Минобороны со своей командой?

Сейчас Тендерный комитет и Департамент госзакупок одновременно решают несколько задач. В наследство нам досталось совершенно устаревшее законодательство, которое серьезно ограничивает работу Департамента и Тендерного комитета. Приходится работать по инструкциям 70-80 годов, которые не соответствуют нынешним реалиям.

Поэтому мы одновременно занимаемся и реформированием Департамента, в частности, создавая прозрачную систему электронных торгов, и юридической работой: прописываем нормативы, документы и инструкции, которые необходимо выносить на рассмотрение ВР, Минэкономики, Минюста, поскольку существующие документы не позволяют работать эффективно.

При этом нам нужно постоянно осуществлять закупки, потому что нужно снабжать армию, и этот процесс нельзя останавливать.

Что изменилось в работе Департамента после прихода волонтеров?

Мы привлекли достаточное количество серьезных специалистов, которые досконально изучают структуру работы Департамента, все бизнес-процессы, количественный и качественный состав подразделения, осуществляют подбор профессиональных кадров. Мы прописываем бизнес-процессы для создания эффективной работы структуры.

Также ведем работу по технической доукомплектации. Для того, чтобы сделать работу Департамента эффективной, нам понадобилось большое количество оргтехники, которую нам, в том числе, предоставили на бесплатной основе спонсоры, в частности, банк ПУМБ. Стоит отметить, что в последний раз техника обновлялась здесь еще в 90-х годах. Поэтому крайне важным направлением является создание нормальной автоматизированной системе, автоматизации рабочих мест, снятие сдвоенных функций у работников департамента.

Очень хорошо проявила себя группа Артура Переверзева и Андрея Кучеренко, которая работает над внедрением системы электронных торгов и электронного документооборота в ведомстве. Все согласование по поводу запуска системы электронных торгов уже пройдены, и с 30 июня она начала работу. Соответствующий приказ министра обороны был опубликован в «Урядовом курьере». Таким образом, мы полностью перешли на систему электронных закупок в сфере вещевого обеспечения и топлива.

Что касается правовой части реформ – у нас в МО есть юридический департамент, который возглавляет Валерий Коваль. С нами работает группа юристов, в частности, хороший юрист-волонтер Татьяна Доманова, также привлекаем других волонтеров-юристов. Эта группа разрабатывает нормативные документы и техзадания к нормативным документам.

С какими трудностями вам пришлось столкнуться в процессе внедрения этой системы электронных торгов?

До последнего времени масса необходимых товаров закупалась или по устаревшим ТУ, или по описаниям, что создавало огромное поле для злоупотреблений. Как пример: приходит заявка, где написано «100 холодильников белых», и ты понимаешь, что заявка рассчитана на людей, которые «в схеме» и точно знают, какие именно холодильники нужны. Поэтому в рамках Комитета была создана группа, задачей которой является контроль цен и соответствия заявок тыла, а также того, чтобы эти заявки были максимально конкретно прописаны.

Что касается первых шагов по оптимизации работы Комитета, то мы сразу же создали группу мониторинга, чтобы выходя на торги понимать уровень рыночных цен, а также находить максимальное количество производителей нужных нам групп товаров. Потому что одной из основных проблем в связи с острой необходимостью закупки некоторых видов продукции (обмундирования, питания, ремонта техники и т.д. ) были переговорные процедуры, которые проходили в соответствии с 39 статьей Закона «О госзакупках». Механизма опубликования информации о проведении этих процедур не существовало. Служба тыла давала заявку, а мы должны были пригласить на процедуру какие-то структуры, которые могли бы ее реализовать, но мы не знали достоверно, кого приглашать. Из года в год в таких переговорных процедурах участвовали 2-3 предприятия по определенным группам товаров.

Пока создавалась система электронных торгов, мы пошли следующим путем: получили «добро» министра обороны, чтобы редактировать страницу сайта МО, где давали объявления о потребностях в закупке тех или иных товаров. К сожалению, нужно понимать особенности оборонного ведомства — даже после получения согласия министра необходимо было пройти огромное количество согласований и экспертиз.

Также мы создали страничку Департамента в Фейсбук, где вывешивали все объявления о проведении процедур, обращали внимание и просили следить за страничкой, привлекали новых участников — это позволило нам существенно экономить деньги. Как пример: закупали коврики для сидения («каремат», чтобы можно было сидеть на броне, земле и т.д.). Планировалась стоимость 30 грн, а нам удалось закупить по 15 грн. По полевым фуражкам – цены начинались от 70-80 грн, а мы нашли по 41-45 грн. Трусы планировали покупать по 40 грн, а удалось найти по 18-20 грн. Все это дает существенную экономию в виду больших объемов закупаемых товаров.

О каких суммах сэкономленных средств можно говорить в связи с внедрением новых подходов?

Благодаря системе опубликования нам удалось привлечь новых поставщиков почти по всем группам товаров, что позволило сэкономить стране 176,9 млн. гривен только по вещевому и топливному направлению. Еще 51,1 млн. гривен удалось сэкономить на закупке услуг по техническому обеспечению армии и ремонту техники. Таким же образом было сэкономлено около 10 млн. гривен при переходе на новые нормы питания для бойцов.

Всего за два неполных месяца мы сэкономили для государства 238 млн. гривен. Это почти 20% от сумм, которые были выделены за этот период по указанным статьям. И я убежден, что после официального старта системы электронных торгов результаты будут еще весомее.

Наша задача — создать здоровую конкуренцию в сфере госзакупок, сделать процесс публичным и прозрачным. Теперь в связи с запуском системы электронных торгов все априори будут знать, что существуют площадки, которые можно мониторить, и на которых можно конкурировать в сфере госзакупок. Сейчас все заинтересованы в появлении этой открытой процедуры.

В то же время, хочу отметить, что это не только реформы Департамента или Комитета конкурсных торгов – это и реформа службы тыла, которой сейчас занимается группа Кости Лесника. Они работают над созданием Центра обеспечения, который заберет многие функции службы тыла – приемку, экспертизу соответствий образцам. В общем, это комплексная задача, которую не решить исключительно в рамках Департамента и Комитета.

Основные жалобы по поводу обеспечения в армии касаются, как правило, качество питания и обмундирования. Как в МО намерены решать эти проблемы?

Позитивные изменения в этом направлении мы видим уже сейчас, поскольку получаем постоянный «фид-бэк» из военных подразделений. К примеру, нам уже удалось решить вопрос с увеличением нормы довольствия солдат раньше запланированного срока. Существует соответствующее постановление Кабмина, и согласно закону увеличение нормы довольствия должно было начаться с 1 августа. С этой даты заканчиваются действующие договора с поставщиками услуг по питанию и должны начаться процедуры по закупке согласно новым нормативам.

Но нам удалось договориться с поставщиками, чтобы переход на новые нормы довольствия прошел с 1 июня. Причем планировалось увеличение на 6,5-7 грн, но мы договорились так, что в итоге государство потратило всего 3 грн, при сохранении тех же норм. При этом стремимся подтягивать качество питания.

Что касается одежды для солдат, мы также постоянно в процессе поиска оптимального сочетания функционала, цены и качества формы. К слову, в этом направлении есть определенные задержки с обеспечением, они связаны с тем, что были разработаны новые требования к ткани. Но технология производства, к сожалению, очень инерционна, предприятиям сложно настроится по-новому с производственной точки зрения. Но мы решаем эту проблему, и сейчас в качестве эксперимента открыли процедуру закупки ткани непосредственно на склады МО. Таким образом, мы избавляем швейников от необходимости искать нужную ткань для выполнения заказа и существенно упрощаем всю процедуру его выполнения. Как только будет нужно, мы объявим конкурс.

Каким вы видите желаемый результат своей деятельности? Сколько нужно времени, чтобы реформы в украинской армии состоялись?

Как кризис-менеджер, результатом своей деятельности я вижу создание эффективной и прозрачной системы закупок и организации закупок. Сейчас сложно сказать, сколько это может занять времени, спрогнозировать в нынешних условиях невозможно. Но мы ставим перед собой и стратегические, и тактические задачи. Пытаемся достигать тактических успехов и идем дальше. На нынешней должности я ставлю перед собой задачу за 6-9 месяцев организовать работу Комитета и реформировать Департамент, после чего смогу переключиться на другие проекты.

Чувствовали ли вы за время с начала работы в Минобороны, что у вас появились недоброжелатели внутри ведомства?

К сожалению, мы ощущали и ощущаем давление и противодействие, были даже всяческие угрозы, потому что коррупционная система, которая существовала в этой сфере, «кормила» многих людей, участвовавших в разнообразных схемах. Но если нам противодействуют, значит, мы движемся в правильном направлении. И воспринимаем это, как нормальное рабочее состояние.
Источник: http://glavcom.ua/articles/30648.html

ЮРИЙ КАСЬЯНОВ: «ПОРОШЕНКО ПОВТОРЯЕТ ПУТЬ ЯНУКОВИЧА В ПЛАНЕ НЕСПОСОБНОСТИ УПРАВЛЯТЬ ГОСУДАРСТВОМ»ЮРИЙ КАСЬЯНОВ: «ПОРОШЕНКО ПОВТОРЯЕТ ПУТЬ ЯНУКОВИЧА В ПЛАНЕ НЕСПОСОБНОСТИ УПРАВЛЯТЬ ГОСУДАРСТВОМ»

Украине нужен лидер и полководец, способный остановить российскую агрессию и освободить страну от оккупантов.

В интервью «ЛІГАБізнесІнформ» волонтер, один из основателей движения Армия SOS Юрий Касьянов рассказал о деталях гибридной войны и о той стороне боевых действий, которую военные не афишируют.
Беспилотники волонтерского движения Армия SOS помогают украинским военным вдоль всей линии разграничения. Волонтеры работают с командирами на местах — артиллеристами и разведчиками. Воздушная разведка — профессиональная тема для Юрия Касьянова. Он родился в Украине. Образование получил в Киевском высшем военном авиационном инженерном училище. Теперь на месте КВВАИУ расположена Академия Министерства обороны Украины. «Это был один из лучших вузов в стране, который готовил авиационных инженеров и авиационных разведчиков», — рассказал Касьянов. До 2000 года служил в Беларуси, куда его отправили еще при советском режиме. Затем вернулся в Украину и получил гражданство. Занимался журналистикой. Позже открыл вместе с женой семейный бизнес.
«В Беларуси это был богом забытый гарнизон в маленьком городке в 15 тысяч населения. Сначала там находилось два авиационных полка, потом остался только один. Мы там летали в составе полка авиационной разведки — всего 45 самолетов. Различное оборудование с фотокамерами, радиолокационными станциями, прослушивающими устройствами, лазерными сканерами, которые сканируют землю и все такое прочее. Моя задача была в том, чтобы это все обслуживать и дешифрировать данные», — рассказывает волонтер.
В Украине он безуспешно пытается убедить Генеральный штаб в необходимости развития этого вида разведки. По его словам, цена вопроса обеспечения Вооруженных сил Украины беспилотниками и необходимым оборудованием — $10 миллионов. Но в Генштабе Украины, говорит он, предпочитают воевать «по-старому». Тем временем враг Украины — путинская Россия — ставит целью обеспечить мобильной воздушной разведкой каждую роту.
— Сколько мобильных групп Армии SOS работают в зоне АТО?
— Сейчас две, но будет три. Мы можем сделать больше, но не хватает летательных аппаратов — они разбиваются и требуют техобслуживания. Кроме того, не хватает времени. Мы делаем самолеты, мы на них летаем. Сейчас группы работают на фронте. Здесь у нас различные модели, которые мы готовим для работы. Делаем новую мастерскую для производства беспилотников.
— Наладить обучение военных можно?
— У нас есть отделение, которое занимается полетами. Это ребята, которые к нам имеют отношение. Мы передаем им аппараты. Они обучают наших пилотов и военных. Они тренируют здесь, в Киеве на полигонах.
— Реально ли создать при каждой войсковой бригаде подразделение беспилотников?
— Конечно, реально. Сейчас в России речь идет о том, чтобы в каждой роте был беспилотник. Уже выпущено сотни штук. У нас тоже это реально. Чтобы покрыть потребности фронта, сейчас надо всего-навсего $10 миллионов.
— Чтобы купить машины и обучить людей?
— Да, это сами беспилотники, наземное оборудование, ремонтные комплекты. Обучение людей сюда не включено, но оно самое дешевое.
— 10 миллионов долларов — этой суммы хватит на всю армию, чтобы беспилотники были в каждом подразделении?
— Дело в том, что у нас нет ни одного полнокровного подразделения. Например, есть много батальонов, но реально в них не хватает людей до комплекта. Потому смысла в каждом, например, батальоне иметь беспилотники, нет. Эти машины нужны на определенных участках фронта. Должны быть созданы одна-две эскадрильи беспилотников — по 15 аппаратов в каждой. Этого будет достаточно. Они будут ездить так же, как ездим мы: машины, оборудование, ремонтные базы, беспилотники, пилоты. Не надо создавать это везде. Нет смысла наблюдать за участками фронта, где ничего не происходит. Это было бы распыление средств.
— Как Источник: http://censor.net.ua/r327163сейчас происходит взаимодействие с армией?
— У нас нет никаких проблем во взаимодействии с конкретными подразделениями на местах. Речь прежде всего идет об артиллерии, в интересах которой мы делаем разведку целей, когда идет активная фаза войны. Например, наши беспилотники обеспечивали работу артиллеристов в районе Дебальцево, в том числе при выходе оттуда нашей армии. Прямо над полем боя мы потеряли один аппарат. То есть когда идет активная фаза, мы работаем в интересах артиллерии. Кроме того, занимаемся разведкой в интересах различных войсковых подразделений. Например, 17-й танковой бригады, батальона «Айдар», Нацгвардии.
— Но это исключительно ваша инициатива, никто из командования Генштаба не обращался к вам за помощью?
— Нет, они никогда ни о чем не просят. Мы работаем непосредственно с нашими знакомыми на передовой. Мы очень редко работаем со штабами. Единственный штаб, где нам удалось нормально поработать — сектор М, Мариуполь. Там действительно была большая заинтересованность в нашей работе, начальник разведки знает ситуацию, знает, куда надо летать и где проводить разведку, обеспечивает этой информацией боевые подразделения.
А во всех остальных штабах секторов в этом плане вообще ни черта не делается. Это показал и выход из Дебальцево. Тот же самый сектор А, где командование не знает, где какая ситуация. Непонятно вообще, чем они занимаются. Доходило до того, что мы стучались им в двери, передавали информацию. Причем мы же не просто видео отдаем, а дешифруем все данные, расписываем где и что было замечено, на какой секунде, где находится. На следующий день интересуемся успехами, а нам говорят: «Нет, времени еще не было посмотреть». Соответственно информация уже устарела.
Я стучался и в Генеральный штаб, когда была необходимость во время битвы за аэропорт. Информация нужна артиллеристам, боевым подразделениями. Пытались передавать ее в Генштаб, но она там нафиг никому не нужна.
Мы много чем могли бы помочь. У нас есть сеть информаторов по другую сторону фронта. Нам все время передают данные о передвижении вражеских колонн. По нашей наводке было уничтожено множество российских военных, техники. То есть, несмотря на пассивность Генштаба, мы Источник: http://censor.net.ua/r327163все равно находим способ участвовать и помогать военным.
— Почему Генштаб не проявляет интереса к воздушной разведке? Насколько я знаю, Вооруженные силы Украины не обеспечены беспилотниками и государство этим не занимается.
— Очень простой ответ: нет у нас Генерального штаба в том понимании, в котором он должен функционировать: грамотных офицеров-руководителей, толковых, амбициозных людей, которые имеют опыт, могут управлять войсками и знают, как это делать — этого нет. Есть отдельные личности, но в целом мы же знаем, что рыба гниет с головы. И если у нас начальник штаба никакой не полководец, то соответственно он подобрал себе людей, которые такие же, как он. Генштаб — это бумагомаратели, которые умеют рисовать карты, но не знают реальной ситуации с техникой, топографией, войсками. И эти люди в связи с вопиющим непрофессионализмом вводят в заблуждение всех остальных — министра обороны и главнокомандующего.
Например, они докладывают, что какой-то отрезок прикрыт артиллерией. Но мы работаем на этом отрезке, знаем артиллеристов, разведчиков. И мы абсолютно в курсе, что это просто ложь, что ничего подобного там нет. И когда ты вдруг встречаешься с министром обороны и начинаешь ему это рассказывать, то оказывается, что у него совсем другая информация, которую ему сообщили в Генштабе.
— Достаточно будет сменить руководство Генштаба, учитывая, что у нас за плечами более 20 лет отрицательного отбора кадров — и в политике, и в армии?
— У нас есть талантливые люди, люди среднего звена, талантливые командиры бригад, есть талантливые люди в самом Генеральном штабе и Министерстве обороны, есть люди ниже рангом. Но трудно поставить полковника начальником Генштаба. Вопрос действительно не в том, чтобы сменить, а чтобы сменить на профессионала.
Возьмем идеальную ситуацию. Начальником Генерального штаба становится настоящий амбициозный профессионал. Во-первых, надо, чтобы президент такого человека выбрал и прислушался к советам людей. Во-вторых, надо, чтобы президент дал начальнику Генштаба свободу действий. Самое главное, чтобы эта свобода действий была обрисована в военной стратегии — чего мы хотим добиться, хотим ли мы победить банды боевиков и российские регулярные части, хотим ли мы освободить нашу землю. Если будет принята такая стратегия, то тогда начальник Генштаба должен получить полный карт-бланш от президента для выполнения задуманного.
— Вы бы могли назвать людей, которые могли бы войти в Генштаб и изменить ситуацию?
— Я не буду называть фамилии, но я этих людей знаю. Если я назову фамилии, то просто подставлю человека, потому что в нынешних условиях очень быстро можно попасть в опалу только потому, что где-то твоя фамилия засветилась в противовес действующему начальнику Генштаба. Но я таких людей знаю.
— Если бы президент собрал группу людей, которые могли бы ему посоветовать, включая вас, то вы бы назвали ему этих людей?
— Да, конечно. Но, во-первых, президент ко мне не обратится; во-вторых, я совершенно не верю, что президент примет такую стратегию действий, чтобы ставить человека с талантами, который может решать поставленные задачи. То есть, если армия будет воевать так, как мы это сейчас делаем, растопырив пальцы по одному танку на пять километров, распылив силы и отказавшись от маневренной войны, не работать на победу, то грамотный и талантливый начальник Генштаба сможет лишь купировать кричащие проблемы фронта, но не решить их.
Сейчас мы наблюдаем совершенно безграмотное распыление сил по всей линии фронта. У нас нет ни одного батальона или полка, кроме Азова, который бы целиком воевал на одном участке фронта, занимал свой отрезок и имел единое командование. У нас этого нет. Например, батальон «Айдар» распылен сразу по нескольким участкам. Десять человек здесь, десять человек здесь, все это перемешано и этим невозможно управлять.
— Возможно, причиной распыления является малое количество реально боеспособных подразделений?
— Нет, дело абсолютно не в этом. Совершенно спокойно можно было нарезать одной бригаде участок фронта и отдать его под их ответственность. Да, артиллерию придется нарезать, потому что ее не хватит. Но все другие подразделения должны воевать единым кулаком.
Начальник Генерального штаба на полном серьезе занимается тем, что определяет, куда поставить один конкретный танк. Появилась харьковская бригада оперативного назначения Нацгвардии — все, ее тут же на марше распихали группами на разные участки фронта. Была бригада и нет ее. Бардак страшнейший. Приходит батальон Донбасс — все, встаньте здесь, тут и тут.
Это все тянется со Славянска — но тогда в этом была логика, потому что армия воевать не хотела, но были добровольцы, «Омега», «Альфа». Тогда силы так и распределялись — немножко военных, немножко гвардейцев, немного СБУ. Каждый выполнял свою задачу и это было оправдано.
Но когда зона конфликта растянулась — практика не изменилась. Нарезали, перемешали как салат. При этом связь у всех разная, разные частоты, никакого взаимодействия, никто не знает, кто где стоит. И как этим управлять? Сделали штаб сектора, который пытается в это все вникнуть, но это невозможно, потому что между подразделениями нет связи. Ты выходишь в ничейную зону, а когда возвращаешься, тебя могут расстрелять твои же.
Так нельзя воевать, растопырив пальцы по всему фронту. При этом мы декларируем, что мы за мир. Что делает противник, который чхать хотел на все эти мирные инициативы? А, украинцы «за мир»? Ну тогда, пока есть возможность, мы перетянем свои силы из других районов, где украинцы не будут наступать, на один участок фронта (Дебальцево), нанесем удар, победим и вернемся назад. Вот это и происходит. Снимаются части с Горловки, Бахмутки. Оставляют один танк, пару БТР, один-два «Града», два-три десятка человек, которые продолжают кошмарить наши силы вдоль линии разграничения, создавая видимость, что они грозные и все на месте.
Мы в это время стоим. Мы не занимаемся маневренной войной. Хотя в это время могли взять Горловку, Первомайск, а лучше всего — ударить со стороны Бахмутки с севера, от Крымского пройти Фрунзе, Стаханов, Алчевск, перерезав пути снабжения подразделениям, которые шли на Дебальцево. Таким образом, мы не только открыли бы дорогу на Дебальцево, но и создали бы котел для боевиков.
— И нарушили бы Минские соглашения.
— А плевать! Не надо было их вообще заключать. Или как можно заключать мир, а потом спокойно наблюдать, как твою группировку уничтожают? Какой это мир? Нельзя быть немножко беременным и бросать своих людей в беде. Надо руководствоваться национальными интересами. Наш интерес — освобождение наших людей. На тех территориях живет огромное количество наших людей, которые живут и ждут нас. Там наши города, которые мы должны освободить. Мы бы сейчас уже могли подойти к Луганску, Дебальцево было бы далеко в тылу, мы бы взяли Горловку, Макеевку, Енакиево. Совсем могла бы быть другая ситуация на фронте.
Да, конечно, тогда бы россияне вторглись по-полной программе, а не отдельными БТГр. Безусловно. Но такой риск есть всегда и это обязательно произойдет. Путин рассчитывал, что у нас слабая армия, никто не будет воевать и все разбегутся. Этот план не сработал. С каждым днем им приходится все больше ресурсов вкладывать в эту войну. В какой-то момент он будет поставлен перед фактом: либо надо воевать полноценно, либо уходить из этого процесса.
— Вы как сторонник силового решения войны в Донбассе должны помнить, что в августе силы АТО уже дошли до восточной границы. Скажите, каковы должны быть наши действия, когда мы снова дойдем до границы, а с территории РФ по нашим силам снова начнет стрелять артиллерия РФ? Мы должны отвечать и идти дальше?
— Во-первых, то, что произошло в приграничье тогда — это была глупость командования. На бумаге все было идеально. Отрезаем Снежное, отрезаем Луганск, переходим в подбрюшье, со стороны Краснодона отрезаем границу, с юга через Саур-Могилу перерезаем поставки, огибаем Донецк, окружаем врага и делаем три-четыре котла, которые постепенно чистим.
Да, все было продумано отлично. Но все это было на бумаге. Реальность такова, что когда 25-я бригада пошла на Шахтерск, они оторвались от тылов на 40-60 километров и ушли вперед. Тылы не успевали, потому что их было очень мало — всего один батальон. А на бумаге — целая бригада. Несоответствие написанного реальности — это проблема. Соответственно безграмотность и трусость командования.
Да и в целом выход на границу — это была ошибка. Надо было идти вдоль городов, чтобы российская артиллерия не могла наносить точные удары, опасаясь задеть позиции своих сил. Нельзя было в чистом поле занимать узкую полосу в совершенно гнилой местности, став живой мишенью. Это было глупо. Надо было идти вдоль городов и прижимать врага, а не рваться к пограничным столбам.
— Насколько я знаю, за счет постоянного вторжения войск из России численное превосходство сейчас на линии разграничения на стороне России. Я уж не говорю о технике, которой у врага гораздо больше и она значительно лучше украинской. Как теперь быть?
— На самом деле, я не сторонник силового варианта, как вы сказали. Я сторонник прагматичных Источник: http://censor.net.ua/r327163решений. Есть возможность договориться о мире — надо договариваться. Но нельзя договариваться о мире, когда ты находишься в положении побитого. Такой мир будет не в наших интересах, либо этот мир будет чреват новой войной.
Что касается превосходства, то оно весьма условное. Да, Россия имеет громадные резервы. Они приводят сначала одну бригаду, потом другую, меняют их и чередуют. Российское командование старается не совать сюда славян, потому что в составе любой бригады из средней полосы РФ будут украинцы, которые могут в Украине повести себя иначе, чем рассчитывает командование. Лучший вариант для них — буряты и прочие национальности, которые не испытывают никаких сантиментов по поводу украинцев или русских.
Но если мы будем наносить им поражение за поражением — пускай маленькие, пускай тактические — но будем громить группировки, наводить страх и ужас на наемников и сепаратистов, на российские войска, тогда стратегия у нас будет выигрышная. А у Путина будет только два выбора: вводить всю регулярную армию на все участки фронта, бить из Крыма, Приднестровья, либо уходить. Сейчас он навязывает нам свою войну, а мы следуем его планам. Нам наносят и моральное поражение, при этом оставаясь якобы вне игры. Таким методом он захватит весь Донбасс, а потом заставит нас его содержать. Он пробьет коридор в Крым, а потом окажется, что мы в этом виноваты. Он постепенно захватит Одессу и сделает коридор в Приднестровье, а потом скажет, что этого хотели люди. В итоге мы останемся голыми, босыми, без территории. Миллионы людей будут мучиться на оккупированных территориях, миллионы станут вынужденными переселенцами.
Если мы не заставим Путина выбирать между тотальной войной и выходом из Украины — мы проиграем. Потому что сейчас его тактика работает, а мы стоим на месте, позволяя ему продолжать захватывать нашу территорию. Это неправда, что мы в обороне теряем меньше, чем в наступлении. В хорошем наступлении при создании котлов для врага, мы будем наносить врагу значительные потери.
— Это здорово звучит. Но вы лучше меня знаете состояние украинской армии: состояние техники, моральный дух, снаряжение, проблема пьянства. Насколько армия сейчас реально боеспособна для того, чтобы воплотить в жизнь такой сценарий?
— Пьянство становится проблемой в случае перемирия. Когда начинаются боевые действия — на это просто не остается времени. Мало кто пьет непосредственно во время боевых действий. Я знаю массу подразделений, где пьянство это в принципе нонсенс. Это зависит от командиров. То, что касается техники… Мы, находясь в обороне, теряем ее гораздо больше. По моей оценке, мы оставили в Дебальцево порядка 50 единиц техники.
Для маневренной войны не нужно много техники. Нужно не количество, а качество. Не нужен нам армейский хлам, который передается с помпой. Все это потом все-равно не едет и не стреляет. Надо меньше, но лучше. Возьмите советско-финскую войну. У финнов не было столько техники никогда. Советской Союз туда ввалил сотни танков, многие из которых в итоге попали в руки финнам и оставались на вооружении этой страны до 1960-х годов. Воюют не числом, а умением, говорил полководец Суворов.
Можем взять пример чеченской войны. Только создав невероятный перевес в живой силе и технике, напихав буквально на каждом километре по подразделению, проведя страшный террор против чеченцев, Россия смогла сломить сопротивление в крошечной стране. То есть не надо много для того, чтобы вести эффективные боевые действия.
— Тогда детальнее по обеспечению ВСУ. На одном из брифингов чиновники Генштаба заявили, что уровень обеспечения мобилизованных экипировкой доведен до 74%. У вас какие данные? Что изменилось в обеспечении войск за год войны?
— Когда я впервые приехал 1 мая прошлого года под Славянск, то обеспечения никакого не было. Мы привозили бронежилеты, каски, разгрузки, радиостанции. Ничего этого у военных не было. Бронежилеты были чем-то фантастическим. Даже у десанта бронежилеты были не у всех, а те, что были — старые, советские образцы, дырявые. Биноклей не было, белья не было, формы не было. Сейчас, конечно, спустя год, такого нет. Теперь, когда звонят и кричат: «Караул! Нашего племянника отправляют на фронт без бронежилета», я говорю: спокойно, выдадут — либо на месте, либо в Лисичанске, Артемовске или Краматорске. Я не видел ни одного бойца на фронте без бронежилета, если только он сам его не снял. Такие случаи есть. Люди, к сожалению, иногда гибнут по собственной глупости или усталости. Вроде бы тихо, тихо, ты снимаешь броник, а потом внезапно падает мина, осколок в живот и ты погиб. Такие случаи я знаю.
— Чего сейчас бойцам не хватает?
— Командования с мозгами. А из материального — практически все есть, а если чего и не хватает — все быстро подвозят. Волонтеров очень много. О них не пишут СМИ, но этих людей очень много. Везут все — начиная от носков, заканчивая тепловизорами. Но когда хвалят волонтеров — меня это бесит. Волонтеры ничто без людей, которые дают все необходимое.
— Как курс гривни и общая экономическая ситуация отобразились на волонтерах?
— Надо подождать еще две-три недели, чтобы сделать выводы. Конечно, теперь придется потратить гораздо больше денег на закупку вещей из-за рубежа. Это автомобили, различное оборудование, которое в Украине не делают. Падение курса гривни, к сожалению, стало еще одним поражением нашей власти.
— Официальные данные о потерях сил АТО на начало февраля — 1452 человек. Как вы считаете, насколько это отличается от реальной картины?
— Думаю, цифру надо увеличить процентов на 50, а может быть и в два раза. Применяется совершенно простой и подход к сокрытию потерь: люди, которые пропали без вести, не считаются погибшими, пока не найдено тело. Многих тел мы просто никогда не найдем. Их будут считать погибшими когда-нибудь потом, когда пройдет большой срок.
Пример — драматическая ситуация с 32-м блокпостом. Чтобы вы понимали, что это был за пост, представьте, что мы установили блокпост где-нибудь в Донецке и объявили, что это наш пост, наша территория и теперь мы отправляем туда каждый день конвой. Что будет с этим конвоем? Все знали, что 32 пост в окружении. Все знали, что надо отводить солдат или выравнивать фронт. Но каждый день тупые генералы отправляли туда технику по одной-две единицы. Все это, конечно, сжигалось. Мы потеряли 22 единицы техники. Если даже в каждой был всего один человек (на самом деле больше), то сколько мы потеряли? По моим оценкам, там от 40 до 60 без вести пропавших за две недели. На самом блокпосту погибли пятеро. Гибли те, кто им все возил.
Пропавших очень много — в Донецком аэропорту, в Дебальцево. Это было безумие со стороны президента приехать и заявить, что среди вышедших из окружения в Дебальцево погибли шесть человек. Так нельзя. Я не призываю к радикальным действиям — свержению власти и так далее. Прежде всего потому, что нам не на кого менять. У нас неадекватное руководство, но те, кто рвется к власти — это вообще полные маргиналы и дебилы, всякие мельничуки, батальонные братства, ляшки и так далее.
— Возвращаясь к войне. Каковы риски отвода артиллерии?
— Сказать правду? Никто артиллерию не отведет — ни мы, ни они. Максимум ее передислоцируют на пару километров назад. У меня есть сводки, которые я получаю от наших людей с той стороны. Они докладывают, что российская техника отошла к Лутугино днем, а уже ночью вернулась на позиции — новые, более удобные и лучше замаскированные. То же самое — я полагаю и не буду утверждать — делаем и мы.
Дело в том, что артиллерия везде вообще не нужна. Без глаз, разведки и наблюдения она страшна, прежде всего, для нашего населения на оккупированных территориях. Статистика упрямая вещь. Даже если ты знаешь, где именно вражеский танк, то на сотню выстрелов только один попадет в цель. Сколько я раз попадал под обстрел артиллерии — ничего, все нормально, живу, ранений нет. То есть все попадания сверхслучайны.
Если мы не заставим Путина выбирать между тотальной войной и выходом из Украины — мы проиграем. Сейчас его тактика работает, а мы стоим на месте, позволяя ему продолжать захватывать нашу территорию
— Много говорят о поставках летального оружия Западом. Такое оружие может изменить ситуацию на фронте в пользу Украины?
— Нет. Оно, конечно, нам будет нужно — в умелых руках грамотных командиров и обученных солдат. Но если нет адекватного командования, то в этом нет смысла. Ну, повысим боеспособность на 5%. А могли бы увеличить эффективность на сотни процентов. Если мы передадим американские Javelin малообученным за 20 дней солдатам, то они ничем нам не помогут.
— Это может быть одной из причин, почему Запад не торопится с передачей летального оружия?
— Запад боится Путина. Он выкручивает им руки, угрожая ядерной дубинкой, отключением газа и широкомасштабной войной против Украины. Он ведет себя как подонок, которому некому дать в морду. Но этому визгливому подонку, который на всех бросается, надо врезать, чтобы он успокоился и заткнулся.
Да, нам надо оружие. У нас сейчас не хватает артиллерийских систем, почти нет дальнобойных боеприпасов. Наши танки оставляют желать лучшего. На эти танки не хватает запчастей и они постоянно ломаются, а плохо обученные танкисты разбегаются.
Но самое главное, что нам надо — адекватная стратегия, сильный президент и полководец во главе Генерального штаба. Но дело в том, что этого у нас нет. Я ни к чему не призываю, хотя первым бы пошел дать … всем этим вышеназванным, если бы я сам понимал, кем их всех можно заменить.
— Ваш Facebook — это обычно некий концентрат негативных явлений и оценок. Но в последнее время вы стали писать не только о проблемах, но и о путях их решения. В начале разговора вы сказали, что президент вряд ли примет вашу точку зрения, поменяет начальника Генерального штаба и так далее. В таком случае, кому адресованы ваши рекомендации?
— Он поменяет начальника Генштаба, либо ему самому придется уйти. Он повторяет путь Януковича — не в плане глобального воровства, а в плане неспособности управлять государством в условиях сжатых сроков под воздействием российской агрессии. Если бы у нас был мир, то, возможно, он проявил бы себя как вполне нормальный президент, которых масса во всех странах. Такие люди были и будут. Но в нашей ситуации нам нужен национальный лидер. Я пишу в Facebook, подталкивая власть к принятию решений.
— Значит, вы все-таки рассчитываете повлиять на президента?
— Конечно. Это первая задача. Вторая — воздействие на общество. Оно должно приходить в порядок, приходить в норму. Третье — я не могу не писать о том, что знаю и вижу. Это внутренняя потребность. Я не пишу негативное. Этот ярлык «все пропало» навешивают те, кто прекрасно устроились у кормушки и решили, что они схватили Бога за бороду и пытаются сохранить свои кабинеты и статус-кво. На самом деле, все не так хорошо, как эти люди пишут. И если мы не пишем о проблемах, то предаем людей, которые от этих проблем страдают. Я просто передаю ситуацию на фронте и тылу. Если не писать об этом, то эти проблемы будут замалчиваться и ситуация будет только хуже.
— Сколько есть времени у президента и Генерального штаба, чтобы навести порядок?
— Вопрос не только в армии. Это проблема всего общества, экономики. Нужна борьба с коррупцией, потому что без этого не заработает экономика, а без экономики не будет армии. Если не будет порядка в тылу, то эту власть народ сметет похлеще, чем регулярная российская армия.
Времени мало. Через полторы-две недели я ожидаю новые котлы и наступление российских войск. Если за это время в самые короткие сроки не будет изменено сознание высшего руководства, то ситуация будет развиваться по самому плохому сценарию. Дестабилизация пойдет по всем направлениям и городам — Харьков, Одесса, Николаев, Херсон, Запорожье. Это серьезные вещи, которые сейчас готовятся. Дестабилизация готовится в Киеве. И будет крайне сложно отличить провокаторов от людей, которых действительно задолбала глупость и бездарность власти.
У нас не хватает людей. Сплошная серость. Китайская поговорка: самое скверное — жить в эпоху перемен. Но это первая часть. А совсем плохо, когда вы живете в безвременье, когда ничего вообще не меняется, вас окружают убогие, серые люди и даже не с кем поговорить. Вот мы сейчас живем в безвременье. Украина в этом состоянии на протяжении нескольких веков. Страна застряла. А если появляются другие люди, то почему-то очень быстро умирают. Но ведь роль личности в истории чрезвычайно высока. Должен найтись человек, который переломит ситуацию. И такой человек должен быть не один. Он должен появиться в каждом городе, чтобы изменить убогость действительности.
Назовите мне человека, который в Одессе или Харькове может выйти и сплотить людей вокруг себя, защитить свой город, организовать оборону, организовать отпор агрессору и наладить жизнь города, чтобы ему верили? Нет таких. А теперь проецируем эту ситуацию на Вооруженные силы. Армия — это закрытая структура, где есть авторитеты в рамках бригады. Кто им даст право? Теперь проецируем на Киев. За кем пойдет народ? Кого мы знаем, что человек действительно знает, как выйти из сложной ситуации, что надо сделать так, так и так?
Такие люди появлялись в разное время в разных странах — Черчилль, Рузвельт. Но эти люди не просто так приходили и просили им поверить, а представляли конкретные планы действий: я буду делать так, так и так. Не вот эта серость «АТО будет длиться две недели», «каждый солдат будет получать в день тысячу гривен», а потом словно забыть об этом. Лидеры так не делают. Ты можешь называться премьером, президентом, но ты не лидер.
— Где найти этих лидеров, которые не будут популистами и будут откровенны с народом?
— Я думаю, что такие лидеры есть и их много. Но закрытость элит не позволяет им пробиться наверх. Посмотрите, всегда одни и те же люди во власти. Но в экстренной ситуации лидеры возникают.
— Наша экстренная ситуация длится уже год.
— С точки зрения истории — это всего миг. Ситуация может развиваться нестандартно. Еще одна глупость на фронте и в какой-то момент командиры начнут принимать самостоятельные решения. Например, пойдут вперед и завоюют авторитет, вопреки приказам Генштаба. Эти солдаты войдут и освободят Луганск, отобьют часть захваченной территории и поставят российские части на колени. Это заставит Россию задуматься, что делать дальше. А в Киеве будут думать, как поступить — объявить такого командира мятежником или представить к награде. Такие командиры будут в положении Наполеона, которому парламент Франции давал все полномочия и страшно боялся его возвращения в Париж. Не знаю, где произойдет наш исторический перелом. Но нынешняя власть совершенно оторвана от народа и копает себе могилу — это факт.

Петр Шуклинов, ЛIГАБiзнесIнформ
Украине нужен лидер и полководец, способный остановить российскую агрессию и освободить страну от оккупантов.

В интервью «ЛІГАБізнесІнформ» волонтер, один из основателей движения Армия SOS Юрий Касьянов рассказал о деталях гибридной войны и о той стороне боевых действий, которую военные не афишируют.
Беспилотники волонтерского движения Армия SOS помогают украинским военным вдоль всей линии разграничения. Волонтеры работают с командирами на местах — артиллеристами и разведчиками. Воздушная разведка — профессиональная тема для Юрия Касьянова. Он родился в Украине. Образование получил в Киевском высшем военном авиационном инженерном училище. Теперь на месте КВВАИУ расположена Академия Министерства обороны Украины. «Это был один из лучших вузов в стране, который готовил авиационных инженеров и авиационных разведчиков», — рассказал Касьянов. До 2000 года служил в Беларуси, куда его отправили еще при советском режиме. Затем вернулся в Украину и получил гражданство. Занимался журналистикой. Позже открыл вместе с женой семейный бизнес.
«В Беларуси это был богом забытый гарнизон в маленьком городке в 15 тысяч населения. Сначала там находилось два авиационных полка, потом остался только один. Мы там летали в составе полка авиационной разведки — всего 45 самолетов. Различное оборудование с фотокамерами, радиолокационными станциями, прослушивающими устройствами, лазерными сканерами, которые сканируют землю и все такое прочее. Моя задача была в том, чтобы это все обслуживать и дешифрировать данные», — рассказывает волонтер.
В Украине он безуспешно пытается убедить Генеральный штаб в необходимости развития этого вида разведки. По его словам, цена вопроса обеспечения Вооруженных сил Украины беспилотниками и необходимым оборудованием — $10 миллионов. Но в Генштабе Украины, говорит он, предпочитают воевать «по-старому». Тем временем враг Украины — путинская Россия — ставит целью обеспечить мобильной воздушной разведкой каждую роту.
— Сколько мобильных групп Армии SOS работают в зоне АТО?
— Сейчас две, но будет три. Мы можем сделать больше, но не хватает летательных аппаратов — они разбиваются и требуют техобслуживания. Кроме того, не хватает времени. Мы делаем самолеты, мы на них летаем. Сейчас группы работают на фронте. Здесь у нас различные модели, которые мы готовим для работы. Делаем новую мастерскую для производства беспилотников.
— Наладить обучение военных можно?
— У нас есть отделение, которое занимается полетами. Это ребята, которые к нам имеют отношение. Мы передаем им аппараты. Они обучают наших пилотов и военных. Они тренируют здесь, в Киеве на полигонах.
— Реально ли создать при каждой войсковой бригаде подразделение беспилотников?
— Конечно, реально. Сейчас в России речь идет о том, чтобы в каждой роте был беспилотник. Уже выпущено сотни штук. У нас тоже это реально. Чтобы покрыть потребности фронта, сейчас надо всего-навсего $10 миллионов.
— Чтобы купить машины и обучить людей?
— Да, это сами беспилотники, наземное оборудование, ремонтные комплекты. Обучение людей сюда не включено, но оно самое дешевое.
— 10 миллионов долларов — этой суммы хватит на всю армию, чтобы беспилотники были в каждом подразделении?
— Дело в том, что у нас нет ни одного полнокровного подразделения. Например, есть много батальонов, но реально в них не хватает людей до комплекта. Потому смысла в каждом, например, батальоне иметь беспилотники, нет. Эти машины нужны на определенных участках фронта. Должны быть созданы одна-две эскадрильи беспилотников — по 15 аппаратов в каждой. Этого будет достаточно. Они будут ездить так же, как ездим мы: машины, оборудование, ремонтные базы, беспилотники, пилоты. Не надо создавать это везде. Нет смысла наблюдать за участками фронта, где ничего не происходит. Это было бы распыление средств.
— Как Источник: http://censor.net.ua/r327163сейчас происходит взаимодействие с армией?
— У нас нет никаких проблем во взаимодействии с конкретными подразделениями на местах. Речь прежде всего идет об артиллерии, в интересах которой мы делаем разведку целей, когда идет активная фаза войны. Например, наши беспилотники обеспечивали работу артиллеристов в районе Дебальцево, в том числе при выходе оттуда нашей армии. Прямо над полем боя мы потеряли один аппарат. То есть когда идет активная фаза, мы работаем в интересах артиллерии. Кроме того, занимаемся разведкой в интересах различных войсковых подразделений. Например, 17-й танковой бригады, батальона «Айдар», Нацгвардии.
— Но это исключительно ваша инициатива, никто из командования Генштаба не обращался к вам за помощью?
— Нет, они никогда ни о чем не просят. Мы работаем непосредственно с нашими знакомыми на передовой. Мы очень редко работаем со штабами. Единственный штаб, где нам удалось нормально поработать — сектор М, Мариуполь. Там действительно была большая заинтересованность в нашей работе, начальник разведки знает ситуацию, знает, куда надо летать и где проводить разведку, обеспечивает этой информацией боевые подразделения.
А во всех остальных штабах секторов в этом плане вообще ни черта не делается. Это показал и выход из Дебальцево. Тот же самый сектор А, где командование не знает, где какая ситуация. Непонятно вообще, чем они занимаются. Доходило до того, что мы стучались им в двери, передавали информацию. Причем мы же не просто видео отдаем, а дешифруем все данные, расписываем где и что было замечено, на какой секунде, где находится. На следующий день интересуемся успехами, а нам говорят: «Нет, времени еще не было посмотреть». Соответственно информация уже устарела.
Я стучался и в Генеральный штаб, когда была необходимость во время битвы за аэропорт. Информация нужна артиллеристам, боевым подразделениями. Пытались передавать ее в Генштаб, но она там нафиг никому не нужна.
Мы много чем могли бы помочь. У нас есть сеть информаторов по другую сторону фронта. Нам все время передают данные о передвижении вражеских колонн. По нашей наводке было уничтожено множество российских военных, техники. То есть, несмотря на пассивность Генштаба, мы Источник: http://censor.net.ua/r327163все равно находим способ участвовать и помогать военным.
— Почему Генштаб не проявляет интереса к воздушной разведке? Насколько я знаю, Вооруженные силы Украины не обеспечены беспилотниками и государство этим не занимается.
— Очень простой ответ: нет у нас Генерального штаба в том понимании, в котором он должен функционировать: грамотных офицеров-руководителей, толковых, амбициозных людей, которые имеют опыт, могут управлять войсками и знают, как это делать — этого нет. Есть отдельные личности, но в целом мы же знаем, что рыба гниет с головы. И если у нас начальник штаба никакой не полководец, то соответственно он подобрал себе людей, которые такие же, как он. Генштаб — это бумагомаратели, которые умеют рисовать карты, но не знают реальной ситуации с техникой, топографией, войсками. И эти люди в связи с вопиющим непрофессионализмом вводят в заблуждение всех остальных — министра обороны и главнокомандующего.
Например, они докладывают, что какой-то отрезок прикрыт артиллерией. Но мы работаем на этом отрезке, знаем артиллеристов, разведчиков. И мы абсолютно в курсе, что это просто ложь, что ничего подобного там нет. И когда ты вдруг встречаешься с министром обороны и начинаешь ему это рассказывать, то оказывается, что у него совсем другая информация, которую ему сообщили в Генштабе.
— Достаточно будет сменить руководство Генштаба, учитывая, что у нас за плечами более 20 лет отрицательного отбора кадров — и в политике, и в армии?
— У нас есть талантливые люди, люди среднего звена, талантливые командиры бригад, есть талантливые люди в самом Генеральном штабе и Министерстве обороны, есть люди ниже рангом. Но трудно поставить полковника начальником Генштаба. Вопрос действительно не в том, чтобы сменить, а чтобы сменить на профессионала.
Возьмем идеальную ситуацию. Начальником Генерального штаба становится настоящий амбициозный профессионал. Во-первых, надо, чтобы президент такого человека выбрал и прислушался к советам людей. Во-вторых, надо, чтобы президент дал начальнику Генштаба свободу действий. Самое главное, чтобы эта свобода действий была обрисована в военной стратегии — чего мы хотим добиться, хотим ли мы победить банды боевиков и российские регулярные части, хотим ли мы освободить нашу землю. Если будет принята такая стратегия, то тогда начальник Генштаба должен получить полный карт-бланш от президента для выполнения задуманного.
— Вы бы могли назвать людей, которые могли бы войти в Генштаб и изменить ситуацию?
— Я не буду называть фамилии, но я этих людей знаю. Если я назову фамилии, то просто подставлю человека, потому что в нынешних условиях очень быстро можно попасть в опалу только потому, что где-то твоя фамилия засветилась в противовес действующему начальнику Генштаба. Но я таких людей знаю.
— Если бы президент собрал группу людей, которые могли бы ему посоветовать, включая вас, то вы бы назвали ему этих людей?
— Да, конечно. Но, во-первых, президент ко мне не обратится; во-вторых, я совершенно не верю, что президент примет такую стратегию действий, чтобы ставить человека с талантами, который может решать поставленные задачи. То есть, если армия будет воевать так, как мы это сейчас делаем, растопырив пальцы по одному танку на пять километров, распылив силы и отказавшись от маневренной войны, не работать на победу, то грамотный и талантливый начальник Генштаба сможет лишь купировать кричащие проблемы фронта, но не решить их.
Сейчас мы наблюдаем совершенно безграмотное распыление сил по всей линии фронта. У нас нет ни одного батальона или полка, кроме Азова, который бы целиком воевал на одном участке фронта, занимал свой отрезок и имел единое командование. У нас этого нет. Например, батальон «Айдар» распылен сразу по нескольким участкам. Десять человек здесь, десять человек здесь, все это перемешано и этим невозможно управлять.
— Возможно, причиной распыления является малое количество реально боеспособных подразделений?
— Нет, дело абсолютно не в этом. Совершенно спокойно можно было нарезать одной бригаде участок фронта и отдать его под их ответственность. Да, артиллерию придется нарезать, потому что ее не хватит. Но все другие подразделения должны воевать единым кулаком.
Начальник Генерального штаба на полном серьезе занимается тем, что определяет, куда поставить один конкретный танк. Появилась харьковская бригада оперативного назначения Нацгвардии — все, ее тут же на марше распихали группами на разные участки фронта. Была бригада и нет ее. Бардак страшнейший. Приходит батальон Донбасс — все, встаньте здесь, тут и тут.
Это все тянется со Славянска — но тогда в этом была логика, потому что армия воевать не хотела, но были добровольцы, «Омега», «Альфа». Тогда силы так и распределялись — немножко военных, немножко гвардейцев, немного СБУ. Каждый выполнял свою задачу и это было оправдано.
Но когда зона конфликта растянулась — практика не изменилась. Нарезали, перемешали как салат. При этом связь у всех разная, разные частоты, никакого взаимодействия, никто не знает, кто где стоит. И как этим управлять? Сделали штаб сектора, который пытается в это все вникнуть, но это невозможно, потому что между подразделениями нет связи. Ты выходишь в ничейную зону, а когда возвращаешься, тебя могут расстрелять твои же.
Так нельзя воевать, растопырив пальцы по всему фронту. При этом мы декларируем, что мы за мир. Что делает противник, который чхать хотел на все эти мирные инициативы? А, украинцы «за мир»? Ну тогда, пока есть возможность, мы перетянем свои силы из других районов, где украинцы не будут наступать, на один участок фронта (Дебальцево), нанесем удар, победим и вернемся назад. Вот это и происходит. Снимаются части с Горловки, Бахмутки. Оставляют один танк, пару БТР, один-два «Града», два-три десятка человек, которые продолжают кошмарить наши силы вдоль линии разграничения, создавая видимость, что они грозные и все на месте.
Мы в это время стоим. Мы не занимаемся маневренной войной. Хотя в это время могли взять Горловку, Первомайск, а лучше всего — ударить со стороны Бахмутки с севера, от Крымского пройти Фрунзе, Стаханов, Алчевск, перерезав пути снабжения подразделениям, которые шли на Дебальцево. Таким образом, мы не только открыли бы дорогу на Дебальцево, но и создали бы котел для боевиков.
— И нарушили бы Минские соглашения.
— А плевать! Не надо было их вообще заключать. Или как можно заключать мир, а потом спокойно наблюдать, как твою группировку уничтожают? Какой это мир? Нельзя быть немножко беременным и бросать своих людей в беде. Надо руководствоваться национальными интересами. Наш интерес — освобождение наших людей. На тех территориях живет огромное количество наших людей, которые живут и ждут нас. Там наши города, которые мы должны освободить. Мы бы сейчас уже могли подойти к Луганску, Дебальцево было бы далеко в тылу, мы бы взяли Горловку, Макеевку, Енакиево. Совсем могла бы быть другая ситуация на фронте.
Да, конечно, тогда бы россияне вторглись по-полной программе, а не отдельными БТГр. Безусловно. Но такой риск есть всегда и это обязательно произойдет. Путин рассчитывал, что у нас слабая армия, никто не будет воевать и все разбегутся. Этот план не сработал. С каждым днем им приходится все больше ресурсов вкладывать в эту войну. В какой-то момент он будет поставлен перед фактом: либо надо воевать полноценно, либо уходить из этого процесса.
— Вы как сторонник силового решения войны в Донбассе должны помнить, что в августе силы АТО уже дошли до восточной границы. Скажите, каковы должны быть наши действия, когда мы снова дойдем до границы, а с территории РФ по нашим силам снова начнет стрелять артиллерия РФ? Мы должны отвечать и идти дальше?
— Во-первых, то, что произошло в приграничье тогда — это была глупость командования. На бумаге все было идеально. Отрезаем Снежное, отрезаем Луганск, переходим в подбрюшье, со стороны Краснодона отрезаем границу, с юга через Саур-Могилу перерезаем поставки, огибаем Донецк, окружаем врага и делаем три-четыре котла, которые постепенно чистим.
Да, все было продумано отлично. Но все это было на бумаге. Реальность такова, что когда 25-я бригада пошла на Шахтерск, они оторвались от тылов на 40-60 километров и ушли вперед. Тылы не успевали, потому что их было очень мало — всего один батальон. А на бумаге — целая бригада. Несоответствие написанного реальности — это проблема. Соответственно безграмотность и трусость командования.
Да и в целом выход на границу — это была ошибка. Надо было идти вдоль городов, чтобы российская артиллерия не могла наносить точные удары, опасаясь задеть позиции своих сил. Нельзя было в чистом поле занимать узкую полосу в совершенно гнилой местности, став живой мишенью. Это было глупо. Надо было идти вдоль городов и прижимать врага, а не рваться к пограничным столбам.
— Насколько я знаю, за счет постоянного вторжения войск из России численное превосходство сейчас на линии разграничения на стороне России. Я уж не говорю о технике, которой у врага гораздо больше и она значительно лучше украинской. Как теперь быть?
— На самом деле, я не сторонник силового варианта, как вы сказали. Я сторонник прагматичных Источник: http://censor.net.ua/r327163решений. Есть возможность договориться о мире — надо договариваться. Но нельзя договариваться о мире, когда ты находишься в положении побитого. Такой мир будет не в наших интересах, либо этот мир будет чреват новой войной.
Что касается превосходства, то оно весьма условное. Да, Россия имеет громадные резервы. Они приводят сначала одну бригаду, потом другую, меняют их и чередуют. Российское командование старается не совать сюда славян, потому что в составе любой бригады из средней полосы РФ будут украинцы, которые могут в Украине повести себя иначе, чем рассчитывает командование. Лучший вариант для них — буряты и прочие национальности, которые не испытывают никаких сантиментов по поводу украинцев или русских.
Но если мы будем наносить им поражение за поражением — пускай маленькие, пускай тактические — но будем громить группировки, наводить страх и ужас на наемников и сепаратистов, на российские войска, тогда стратегия у нас будет выигрышная. А у Путина будет только два выбора: вводить всю регулярную армию на все участки фронта, бить из Крыма, Приднестровья, либо уходить. Сейчас он навязывает нам свою войну, а мы следуем его планам. Нам наносят и моральное поражение, при этом оставаясь якобы вне игры. Таким методом он захватит весь Донбасс, а потом заставит нас его содержать. Он пробьет коридор в Крым, а потом окажется, что мы в этом виноваты. Он постепенно захватит Одессу и сделает коридор в Приднестровье, а потом скажет, что этого хотели люди. В итоге мы останемся голыми, босыми, без территории. Миллионы людей будут мучиться на оккупированных территориях, миллионы станут вынужденными переселенцами.
Если мы не заставим Путина выбирать между тотальной войной и выходом из Украины — мы проиграем. Потому что сейчас его тактика работает, а мы стоим на месте, позволяя ему продолжать захватывать нашу территорию. Это неправда, что мы в обороне теряем меньше, чем в наступлении. В хорошем наступлении при создании котлов для врага, мы будем наносить врагу значительные потери.
— Это здорово звучит. Но вы лучше меня знаете состояние украинской армии: состояние техники, моральный дух, снаряжение, проблема пьянства. Насколько армия сейчас реально боеспособна для того, чтобы воплотить в жизнь такой сценарий?
— Пьянство становится проблемой в случае перемирия. Когда начинаются боевые действия — на это просто не остается времени. Мало кто пьет непосредственно во время боевых действий. Я знаю массу подразделений, где пьянство это в принципе нонсенс. Это зависит от командиров. То, что касается техники… Мы, находясь в обороне, теряем ее гораздо больше. По моей оценке, мы оставили в Дебальцево порядка 50 единиц техники.
Для маневренной войны не нужно много техники. Нужно не количество, а качество. Не нужен нам армейский хлам, который передается с помпой. Все это потом все-равно не едет и не стреляет. Надо меньше, но лучше. Возьмите советско-финскую войну. У финнов не было столько техники никогда. Советской Союз туда ввалил сотни танков, многие из которых в итоге попали в руки финнам и оставались на вооружении этой страны до 1960-х годов. Воюют не числом, а умением, говорил полководец Суворов.
Можем взять пример чеченской войны. Только создав невероятный перевес в живой силе и технике, напихав буквально на каждом километре по подразделению, проведя страшный террор против чеченцев, Россия смогла сломить сопротивление в крошечной стране. То есть не надо много для того, чтобы вести эффективные боевые действия.
— Тогда детальнее по обеспечению ВСУ. На одном из брифингов чиновники Генштаба заявили, что уровень обеспечения мобилизованных экипировкой доведен до 74%. У вас какие данные? Что изменилось в обеспечении войск за год войны?
— Когда я впервые приехал 1 мая прошлого года под Славянск, то обеспечения никакого не было. Мы привозили бронежилеты, каски, разгрузки, радиостанции. Ничего этого у военных не было. Бронежилеты были чем-то фантастическим. Даже у десанта бронежилеты были не у всех, а те, что были — старые, советские образцы, дырявые. Биноклей не было, белья не было, формы не было. Сейчас, конечно, спустя год, такого нет. Теперь, когда звонят и кричат: «Караул! Нашего племянника отправляют на фронт без бронежилета», я говорю: спокойно, выдадут — либо на месте, либо в Лисичанске, Артемовске или Краматорске. Я не видел ни одного бойца на фронте без бронежилета, если только он сам его не снял. Такие случаи есть. Люди, к сожалению, иногда гибнут по собственной глупости или усталости. Вроде бы тихо, тихо, ты снимаешь броник, а потом внезапно падает мина, осколок в живот и ты погиб. Такие случаи я знаю.
— Чего сейчас бойцам не хватает?
— Командования с мозгами. А из материального — практически все есть, а если чего и не хватает — все быстро подвозят. Волонтеров очень много. О них не пишут СМИ, но этих людей очень много. Везут все — начиная от носков, заканчивая тепловизорами. Но когда хвалят волонтеров — меня это бесит. Волонтеры ничто без людей, которые дают все необходимое.
— Как курс гривни и общая экономическая ситуация отобразились на волонтерах?
— Надо подождать еще две-три недели, чтобы сделать выводы. Конечно, теперь придется потратить гораздо больше денег на закупку вещей из-за рубежа. Это автомобили, различное оборудование, которое в Украине не делают. Падение курса гривни, к сожалению, стало еще одним поражением нашей власти.
— Официальные данные о потерях сил АТО на начало февраля — 1452 человек. Как вы считаете, насколько это отличается от реальной картины?
— Думаю, цифру надо увеличить процентов на 50, а может быть и в два раза. Применяется совершенно простой и подход к сокрытию потерь: люди, которые пропали без вести, не считаются погибшими, пока не найдено тело. Многих тел мы просто никогда не найдем. Их будут считать погибшими когда-нибудь потом, когда пройдет большой срок.
Пример — драматическая ситуация с 32-м блокпостом. Чтобы вы понимали, что это был за пост, представьте, что мы установили блокпост где-нибудь в Донецке и объявили, что это наш пост, наша территория и теперь мы отправляем туда каждый день конвой. Что будет с этим конвоем? Все знали, что 32 пост в окружении. Все знали, что надо отводить солдат или выравнивать фронт. Но каждый день тупые генералы отправляли туда технику по одной-две единицы. Все это, конечно, сжигалось. Мы потеряли 22 единицы техники. Если даже в каждой был всего один человек (на самом деле больше), то сколько мы потеряли? По моим оценкам, там от 40 до 60 без вести пропавших за две недели. На самом блокпосту погибли пятеро. Гибли те, кто им все возил.
Пропавших очень много — в Донецком аэропорту, в Дебальцево. Это было безумие со стороны президента приехать и заявить, что среди вышедших из окружения в Дебальцево погибли шесть человек. Так нельзя. Я не призываю к радикальным действиям — свержению власти и так далее. Прежде всего потому, что нам не на кого менять. У нас неадекватное руководство, но те, кто рвется к власти — это вообще полные маргиналы и дебилы, всякие мельничуки, батальонные братства, ляшки и так далее.
— Возвращаясь к войне. Каковы риски отвода артиллерии?
— Сказать правду? Никто артиллерию не отведет — ни мы, ни они. Максимум ее передислоцируют на пару километров назад. У меня есть сводки, которые я получаю от наших людей с той стороны. Они докладывают, что российская техника отошла к Лутугино днем, а уже ночью вернулась на позиции — новые, более удобные и лучше замаскированные. То же самое — я полагаю и не буду утверждать — делаем и мы.
Дело в том, что артиллерия везде вообще не нужна. Без глаз, разведки и наблюдения она страшна, прежде всего, для нашего населения на оккупированных территориях. Статистика упрямая вещь. Даже если ты знаешь, где именно вражеский танк, то на сотню выстрелов только один попадет в цель. Сколько я раз попадал под обстрел артиллерии — ничего, все нормально, живу, ранений нет. То есть все попадания сверхслучайны.
Если мы не заставим Путина выбирать между тотальной войной и выходом из Украины — мы проиграем. Сейчас его тактика работает, а мы стоим на месте, позволяя ему продолжать захватывать нашу территорию
— Много говорят о поставках летального оружия Западом. Такое оружие может изменить ситуацию на фронте в пользу Украины?
— Нет. Оно, конечно, нам будет нужно — в умелых руках грамотных командиров и обученных солдат. Но если нет адекватного командования, то в этом нет смысла. Ну, повысим боеспособность на 5%. А могли бы увеличить эффективность на сотни процентов. Если мы передадим американские Javelin малообученным за 20 дней солдатам, то они ничем нам не помогут.
— Это может быть одной из причин, почему Запад не торопится с передачей летального оружия?
— Запад боится Путина. Он выкручивает им руки, угрожая ядерной дубинкой, отключением газа и широкомасштабной войной против Украины. Он ведет себя как подонок, которому некому дать в морду. Но этому визгливому подонку, который на всех бросается, надо врезать, чтобы он успокоился и заткнулся.
Да, нам надо оружие. У нас сейчас не хватает артиллерийских систем, почти нет дальнобойных боеприпасов. Наши танки оставляют желать лучшего. На эти танки не хватает запчастей и они постоянно ломаются, а плохо обученные танкисты разбегаются.
Но самое главное, что нам надо — адекватная стратегия, сильный президент и полководец во главе Генерального штаба. Но дело в том, что этого у нас нет. Я ни к чему не призываю, хотя первым бы пошел дать … всем этим вышеназванным, если бы я сам понимал, кем их всех можно заменить.
— Ваш Facebook — это обычно некий концентрат негативных явлений и оценок. Но в последнее время вы стали писать не только о проблемах, но и о путях их решения. В начале разговора вы сказали, что президент вряд ли примет вашу точку зрения, поменяет начальника Генерального штаба и так далее. В таком случае, кому адресованы ваши рекомендации?
— Он поменяет начальника Генштаба, либо ему самому придется уйти. Он повторяет путь Януковича — не в плане глобального воровства, а в плане неспособности управлять государством в условиях сжатых сроков под воздействием российской агрессии. Если бы у нас был мир, то, возможно, он проявил бы себя как вполне нормальный президент, которых масса во всех странах. Такие люди были и будут. Но в нашей ситуации нам нужен национальный лидер. Я пишу в Facebook, подталкивая власть к принятию решений.
— Значит, вы все-таки рассчитываете повлиять на президента?
— Конечно. Это первая задача. Вторая — воздействие на общество. Оно должно приходить в порядок, приходить в норму. Третье — я не могу не писать о том, что знаю и вижу. Это внутренняя потребность. Я не пишу негативное. Этот ярлык «все пропало» навешивают те, кто прекрасно устроились у кормушки и решили, что они схватили Бога за бороду и пытаются сохранить свои кабинеты и статус-кво. На самом деле, все не так хорошо, как эти люди пишут. И если мы не пишем о проблемах, то предаем людей, которые от этих проблем страдают. Я просто передаю ситуацию на фронте и тылу. Если не писать об этом, то эти проблемы будут замалчиваться и ситуация будет только хуже.
— Сколько есть времени у президента и Генерального штаба, чтобы навести порядок?
— Вопрос не только в армии. Это проблема всего общества, экономики. Нужна борьба с коррупцией, потому что без этого не заработает экономика, а без экономики не будет армии. Если не будет порядка в тылу, то эту власть народ сметет похлеще, чем регулярная российская армия.
Времени мало. Через полторы-две недели я ожидаю новые котлы и наступление российских войск. Если за это время в самые короткие сроки не будет изменено сознание высшего руководства, то ситуация будет развиваться по самому плохому сценарию. Дестабилизация пойдет по всем направлениям и городам — Харьков, Одесса, Николаев, Херсон, Запорожье. Это серьезные вещи, которые сейчас готовятся. Дестабилизация готовится в Киеве. И будет крайне сложно отличить провокаторов от людей, которых действительно задолбала глупость и бездарность власти.
У нас не хватает людей. Сплошная серость. Китайская поговорка: самое скверное — жить в эпоху перемен. Но это первая часть. А совсем плохо, когда вы живете в безвременье, когда ничего вообще не меняется, вас окружают убогие, серые люди и даже не с кем поговорить. Вот мы сейчас живем в безвременье. Украина в этом состоянии на протяжении нескольких веков. Страна застряла. А если появляются другие люди, то почему-то очень быстро умирают. Но ведь роль личности в истории чрезвычайно высока. Должен найтись человек, который переломит ситуацию. И такой человек должен быть не один. Он должен появиться в каждом городе, чтобы изменить убогость действительности.
Назовите мне человека, который в Одессе или Харькове может выйти и сплотить людей вокруг себя, защитить свой город, организовать оборону, организовать отпор агрессору и наладить жизнь города, чтобы ему верили? Нет таких. А теперь проецируем эту ситуацию на Вооруженные силы. Армия — это закрытая структура, где есть авторитеты в рамках бригады. Кто им даст право? Теперь проецируем на Киев. За кем пойдет народ? Кого мы знаем, что человек действительно знает, как выйти из сложной ситуации, что надо сделать так, так и так?
Такие люди появлялись в разное время в разных странах — Черчилль, Рузвельт. Но эти люди не просто так приходили и просили им поверить, а представляли конкретные планы действий: я буду делать так, так и так. Не вот эта серость «АТО будет длиться две недели», «каждый солдат будет получать в день тысячу гривен», а потом словно забыть об этом. Лидеры так не делают. Ты можешь называться премьером, президентом, но ты не лидер.
— Где найти этих лидеров, которые не будут популистами и будут откровенны с народом?
— Я думаю, что такие лидеры есть и их много. Но закрытость элит не позволяет им пробиться наверх. Посмотрите, всегда одни и те же люди во власти. Но в экстренной ситуации лидеры возникают.
— Наша экстренная ситуация длится уже год.
— С точки зрения истории — это всего миг. Ситуация может развиваться нестандартно. Еще одна глупость на фронте и в какой-то момент командиры начнут принимать самостоятельные решения. Например, пойдут вперед и завоюют авторитет, вопреки приказам Генштаба. Эти солдаты войдут и освободят Луганск, отобьют часть захваченной территории и поставят российские части на колени. Это заставит Россию задуматься, что делать дальше. А в Киеве будут думать, как поступить — объявить такого командира мятежником или представить к награде. Такие командиры будут в положении Наполеона, которому парламент Франции давал все полномочия и страшно боялся его возвращения в Париж. Не знаю, где произойдет наш исторический перелом. Но нынешняя власть совершенно оторвана от народа и копает себе могилу — это факт.

Петр Шуклинов, ЛIГАБiзнесIнформ

«ВИРУС» В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ«ВИРУС» В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ

Анастасия Рингис, Галина Тытыш.
За закупки и комплектацию украинской армии теперь будут отвечать волонтеры. Как они меняют ситуацию в Министерстве обороны изнутри?
В ноябре 2014 года сотрудниками Министерства обороны Украины стали восемь волонтеров из проекта «Волонтерский десант».
Эта инициатива впервые была озвучена известным волонтером и советником президента Юрием Бирюковым. Идею поддержали как волонтёры, занимающиеся помощью армии, так и высшее руководство страны – президент и министр обороны.
Общественники, научившиеся эффективно снабжать военных, должны были усилить, прежде всего, службу тыла и департамент госзакупок министерства.
На открытый конкурс, объявленный в фейсбуке, было прислано более 400 заявок. Уникальность отбора заключалась в том, что кандидаты, помимо собеседования, проходили обязательный тест на полиграфе.
«Это очень серьезный 4-часовой анализ, который позволяет понять глубинную мотивацию кандидата. Один из блоков вопросов, например, был посвящен анализу поведения человека, в том случае, если у него появится возможность украсть без последствий», – гордится Давид Арахамия, глава Совета волонтеров.
Однако «осеннее внедрение» волонтеров в структуру министерства ситуацию до конца не спасло.
По итогам 2014 года было сорвано 20% контрактов Минобороны на поставки вещевого обеспечения, около 60 миллионов гривен не были использованы и возвращены в бюджет.
Тем не менее, за два месяца волонтеры сумели навести порядок в распределении гуманитарной помощи, утвердить аптечки и сухпайки, найти новых поставщиков и упростить некоторые процедуры.
«Работы впереди еще очень много», – говорит член Волонтерского десанта Нелли Стельмах, назначенная в начале января 2015 года руководителем Департамента госзакупок Министерства обороны.
Как и любая социальная инновация, идея «Волонтерского десанта» родилась из острой необходимости в эффективных решениях и ответственных людях.
Если эксперимент с волонтерами в МО удастся, то, скорее всего, такой метод подбора персонала станет нормой и для других министерств.

НЕЛЛИ СТЕЛЬМАХ, 51 год
Начальник отдела взаимодействия по работе с волонтерами,
председатель комитета тендерных торгов Министерства обороны.

Сертифицированный проектный менеджер Неля Стельмах до войны курировала строительство сложных промышленных объектов – электростанции, химического завода.
В апреле она прокомментировала пост Юрия Бирюкова, посвященный строительству штаба для 10-й Сакской бригады, которая передислоцировалась из Крыма в Николаев. С этого комментария и началась ее волонтерская история.
Неля Стельмах написала проектное задание, объявила тендер, привлекла средства для строительства военного штаба. В итоге двухэтажное здание площадью в 180 квадратных метров было построено за 7 недель.
В команде «Крылья Феникса» Стельмах, помимо закупок, вела технические проекты. Например, нескольким военным госпиталям построила пандусы, курировала утепление окон, покупку медоборудования, оборудования для реабилитации, создание мобильных душевых и прачечных для военных.
Из Киева по телефону Неля Стельмах координировала доставку 16-ти сломанных БТРов из Артёмовска в Николаев.
На вопрос: «Почему решила пойти работать в министерство обороны?» – Неля Стельмах шутит: «Бирюков не спрашивал, он меня туда просто откомандировал».
Подумав, добавляет: «Я понимаю, что если ребята там, на фронте, не выстоят, то из Украины уедут мои дети. Еще одной причиной, которая подтолкнула меня к работе чиновника, стало интервью Мустафы Найема с Фукуямой. Фукуяма сказал, что гражданское общество должно осознать, что надо идти в государственную систему, чтобы ее изменить и не бояться, что руки будут в грязи».

За 2,5 месяца мы диагностировали проблемы в МО: от некомпетентности, халатности, злого умысла до коррупционных схем.
Больше всего меня возмущает, что некомпетентного сотрудника нельзя уволить из министерства. Мы столкнулись с тем, что в министерстве есть генералы, которые вышли на больничный в начале марта (более 180 дней) и за этот период получили зарплату в 270 тысяч гривен.
Сейчас система работы в министерстве настроена на сбор согласований, а не на конечный результат. Сотрудники боятся ответственности, боятся принимать решения, пишут отписки из департамента в департамент.
Ежедневно в департамент закупок приходит от 80-120 документов. В новой должности я буду делать все, чтобы уменьшить количество бумажек: введем электронный документооборот, сделаем бумажные процедуры короче и прозрачнее.
Сейчас в тендерном комитете из 12 человек – трое волонтеров. Для нас это – достижение.
За эти месяцы нам удалось выявить несколько схем. Хотя это не наша основная задача, этими вопросами занимается контрразведка. Мы, волонтеры, остановили заключение нескольких невыгодных контрактов.
На самом ли деле они нас боятся, или только делают вид – но у нас есть ощущение, что волонтеры представляют мощный общественный контроль, даже несмотря на то, что нас немного.

ВСЕВОЛОД СТЕБЛЮК, 47 лет
Помощник министра обороны Украины по направлению медицинского обеспечения.

Еще в студенческие годы будущий медик Стеблюк участвовал в Революции на граните, координировал медицинскую службу голодающих студентов. Позже – принимал участие в Оранжевой революции.
Дважды его выгоняли с должности за «оранжевые» взгляды. В 2007 году был вынужден уйти с поста начальника медслужбы киевской милиции. Без пяти минут доктор медицинских наук несколько месяцев работал завхозом Святошинского райотдела – другой должности для него не нашлось. В 2010 году перешел на преподавательскую работу.
В 2013 году полковник милиции, профессор кафедры криминалистики и судебной медицины кафедры Национальной академии МВД, вышел на Майдан вместе со студентами. Стеблюк – один из первых волонтеров медицинской службы Майдана.
Он помнит все ключевые события Майдана – и бои на Грушевского, начавшиеся в январе, и февральский расстрел. Тогда он сутками дежурил на Майдане и оперировал раненых в Доме профсоюзов до последнего, затем в Михайловском соборе, где был организован госпиталь. А после – возвращался к своим курсантам, учил их.
Всеволода Стеблюка хорошо помнят в медицинской структуре МВД. Когда он возглавлял медицинскую службу МВД, ему удалось реорганизовать работу этой структуры – отремонтировать часть отделений, организовать больничную кассу, существовавшую за счет ежемесячных взносов с милиционеров по 20 гривен. Такой «прообраз» страховой медицины позволил больным милиционерам получать бесплатно лекарства во время лечения в госпитале и дорогие обследования.
Сразу после революции, в марте написал план реформирования медицинской структуры МВД, и даже встречался с министром Арсеном Аваковым.
Но в тот момент была актуальна помощь на передовой. Когда в мае организовался добровольческий батальон МВД – «Миротворец», Всеволод Стеблюк возглавил медицинскую службу. Вместе с бойцами попал в Иловайский котел, и вывез оттуда более 80 раненых бойцов: «Перевязывал, вводил обезболивающее, засыпал гемостоп, заливал дезраствором, собирал по полям и селу раненых…».
Он смущается, когда его называют героем.
Как только появилась идея привлечь к работе в Минобороны волонтеров, Всеволода Стеблюка фактически «выдвинули» на эту должность волонтеры, специализирующиеся на поставках медикаментов в зону АТО.

Когда меня пригласили в министерство, сразу предупредили, что надо будет пройти проверку на полиграфе. Я считаю, что это процедура реально нужна. Ее в цивилизованных странах проходят на каждую ответственную должность.
Во время моей работы начальником киевской медицинской службы МВД, наблюдал многих людей, которые занимают должности, не соответствуя им – ни по моральным, ни по профессиональным качествам.
Мне понравилось, как министр и президент простыми словами объяснили решение пустить волонтеров в МО. На систему сложно влиять извне, если ты ее не подорвешь изнутри. Мы, волонтеры, – как раз для того, чтобы это сделать. Моя зона ответственности в МО – медицина, теперь я помощник министра обороны по вопросам медицинского обеспечения.
Я последние двадцать лет ношу погоны и думал, что меня сложно чем-то удивить. Тем не менее, не ожидал увидеть в министерстве обороны такой уровень бесполезной бюрократии, дублирования функций и инертности системы.
Когда руководил госпиталем МВД, проходил курсы по закупкам лекарств, проводил тендеры, поэтому разбираюсь в процедурах. В министерстве я увидел четкие и абсолютно «законные» коррупционные схемы по медицинскому обеспечению, причем они «запрограммированы» в самой системе.
Например, заявки на лекарства формируются не «снизу», то есть людьми на местах, а сотрудниками департамента в Киеве, будто бы им виднее, что нужно тому или иному госпиталю.
А еще я увидел руководителей служб, которые отправляют друг другу письма с четвертого на пятый этаж, вместо того, чтобы принимать решения, часто не владея информацией о том, что происходит в зоне АТО.
Также выяснилось, что у нас довольно много санитарного транспорта, хотя все кричали о том, что его нет. Вопрос только в том, что никто не знает, в каком он состоянии и кто им пользуется.
Много несостыковок между деятельностью волонтеров, обязанностями государства и реальными потребностями. Например, волонтеры сообщают, что в такую-то больницу везут оборудования на 500 тысяч гривен, а потом выясняется, что там все есть.
Первое, что мы сделали, когда вошли в министерство, это проверили систему госзакупок медикаментов. Общая тенденция – закупки не соответствовали потребностям. Часть выводов по нашей проверке передана правоохранительным органам.
Нам удалось остановить закупки за государственный счет дорогостоящего и неэффективного оборудования. Например, была попытка купить для мобильного госпиталя дорогой операционный стол и паровой 100-литровый стерилизатор. А это не то, что нужно для мобильного госпиталя! И люди, которые это закупали от имени государства, прекрасно это понимали.
Мы попросили провести анализ стоимости заявленного к закупке оборудования кафедру организации фармации медуниверситета имени Богомольца. И оказалось, что все это можно было купить на три миллиона дешевле.
Эти истории – суть проблем в министерстве.
Я не претендовал на руководство армейской медициной, нам с исполняющим обязанности директора военно-медицинского департамента удалось создать «маленькую, но очень злую» команду. Андрей Верба – фронтовой хирург и организатор военной медицины, я «майданутый полковник», «мент-профессор», – вместе получилась команда, которую побаиваются, признают и уважают все стороны.
В министерстве у меня несколько задач.
Первая – наладить конструктивные отношения с медицинским комитетом Ассоциации волонтеров, что поможет координировать потребности и быстро на них реагировать.
Вторая задача – наладить децентрализацию закупок: пусть специалисты на местах определят, что им надо, а не из Киева.
Третья – поднять уровень тактической медицины. У нас 70% потерь – из-за неоказания первой медицинской помощи на поле боя. А летальность госпитальная очень низкая, 0,7%. Поэтому надо, чтобы каждый боец владел навыками тактической медицины. Сейчас будем запускать учебные центры, в которых будем обучать инструкторов. Утвердили вместе с волонтерами стандарты оказания помощи под огнем и в секторе укрытия, программу военно-медицинской подготовки.
Еще заслуга волонтеров – наконец, утвердили медицинскую аптечку бойца. За прообраз была взята аптечка НАТО.
Нам готовы передать мобильные госпитали из Турции, Польши, Канады. Но нашим военным врачам нужно научиться в них работать. И это тоже – ближайшая задача.
Еще одна цель – организация адекватной реабилитации бойцов. Сейчас мы пишем закон о медико-социальной реабилитации.
Пока трудно говорить о стратегических задачах. Но в целом, необходимо подтянуть нашу военную медицину к стандартам потенциальных союзников, поскольку Украина уже отказалась от внеблокового статуса. Принимая во внимание стандарты союзников, тем не менее, нам надо сохранить все лучшее, что у нас есть. Например, у нас очень сильный уровень специализированной помощи, это признают натовские врачи.
Школа у нас хорошая, и базу уже подтянули – благодаря нам же, волонтерам.

ДИАНА ПЕТРЕНЯ, 34 ГОДА
Сотрудник отдела взаимодействия по работе с волонтерами

Диана Петреня – web-дизайнер из Николаева. Диана – человек с повышенным чувством долга и ответственности, поэтому встретиться с ней очень сложно даже глубокой ночью.
«Если мне «нарезали» задачу, я должна с ней справиться», – объясняет она.
В апреле в Николаеве стали подогреваться пророссийские настроения. Для противодействия пророссийским акциям была создана Николаевская самооборона. «Я тогда серьезно думала, что пора переезжать во Львов», – рассказывает волонтер.
Вместе с Николаевской самообороной Диана Петреня участвовала в автопробеге на Чонгар, где тогда находились части 79-й отдельной аэромобильной бригады. В этом автопробеге она и познакомилась с волонтером Юрием Бирюковым.
«Тогда Юра был такой холеный, а спустя пару недель я увидела его фотографию в фейсбуке, похудевшего и с мешками под глазами. Я сразу подумала, что он работает на износ и написала, что могу помогать ему по Николаеву. И он уже через 15 минут дал мне первое задание», – рассказывает Петреня. Диана Петреня тогда работала в IT-компании Давида Арахамии.
Возможность работать удаленно позволяла Диане быть мобильной – собирать посылки бойцам по городу, решать вопросы с поставками, привлекать помощь и развозить ее по блокпостам. Днем Диана работала как волонтер, а ночью – по специальности.
«У нас в Николаеве очень сильно чувствуется война. Потому что у многих есть близкие, которые служат в 79-й бригаде. А вот в Киеве – все расслаблены. Иногда мне кажется, что люди не понимают, что происходит в их стране, – возмущается Диана. – Я помню тот кошмар, который пережил город, когда наши бойцы оказались в окружении».
Для нее переезд в Киев и работа в министерстве – это не карьерный рост, а следующий, более сложный уровень волонтерской работы, еще более ответственный.
Свои покупки Диана Петреня до сих пор пересчитывает на стоимость каски и бронежилета.

Система Минобороны напоминает клубок сильно запутанных ниток. Такие сложные и неэффективные процедуры не могли появиться естественным образом.
У сотрудников в министерстве на любое решение найдется сто причин, чтобы сказать «нет!» По закону они могут писать друг другу ответы на запросы в течение 9 месяцев. Такое чувство, что все специально придумано так, чтобы было как можно неэффективнее.
Как вы думаете – это случайность, что у нас некоторые высокопоставленные сотрудники министерства были гражданами России?..
Не следует забывать, что большинство людей, которые сейчас сидят в штабе АТО, в Генштабе, – когда были молодыми курсантами, все они учились вместе с руководителями армии России, с ними жили в казармах в юные годы. У них были дружеские отношения. Но нельзя сказать, что все такие. Есть, конечно, и патриоты.
Что нам удалось сделать? Во-первых, инспектировать поставщиков продукции в армию. Результаты нашей работы, безусловно, скажутся на качестве того, что мы закупаем для армии.
Второе – удалось разработать новый сухпаек. Теперь в меню 250 грамм мяса, добавили курицу, рыбу.
Следующая задача — запустить отдел контроля качества за продуктами питания.
И обязательно увеличить стоимость меню солдата – сейчас на дневной рацион выделяется 17 гривен 62 копейки. А себестоимость услуги – примерно 24 гривны. Чтобы это было выгодно поставщикам и гарантировало качество еды, нужно поднять стоимость минимум до 34 гривен.
Иначе поставщик сделает замену одних продуктов на другие. И вместо мяса бойцу выдают капусту. Получается, что общество, таким образом, обесценивает тех, кто жертвует самым дорогим, своей жизнью. И наша задача их по-человечески кормить и одевать.
Где взять средства? Для начала освободить армию от уплаты НДС.
А еще необходимо автоматизировать многие процессы. Это очень сильно повлияет на скорость принятия решений, а главное – на их качество.
Вы должны понимать, что вы до сих пор ходите по кафе и ресторанам только потому, что кто-то стоит на передовой. От экипировки бойца, от условий его жизни, от питательности его еды там – зависит мир здесь.

ВИТАЛИЙ ЖДАНОВ, 42 ГОДА
Сотрудник департамента госзакупок

Выпускник летного училища, Виталий Жданов последние 17 лет занимался бизнесом. Первую компанию основал в середине 90-х – это была рекрутинговая компания, которая специализировалась на трудоустройстве украинцев зарубежом, в основном в Великобритании и Ирландии. Развивая бизнес, Виталий Жданов полтора года прожил в Ирландии.
Но в 2004 году вернулся на родину по патриотическим соображениям. «Закрыв компанию зарубежом, я приехал строить новую Украину», – поясняет он. После революции основал новый бизнес – компанию по импорту стройматериалов.
«Когда в 2013 году начался Майдан, для меня это был как глоток свежего воздуха», – говорит Жданов. Весь Майдан он прошел вместе с 8-й Афганской сотней. Виталий – тот самый человек, который разыскал в больнице побитого Михаила Гаврилюка и отвез обратно на Майдан.
Когда начались события на востоке страны, Виталий Жданов пошел в военкомат, получил удостоверение офицера запаса, прошел двухнедельные курсы, после которых его назначили заместителем командира отряда территориальной обороны Печерского района.
Но возвращение в ряды армии настолько затянулось. Так что Виталий Жданов стал искать себе иное применение – отправил резюме Юрию Бирюкову. Прошел три собеседования, включая полиграф.
Зачем состоявшемуся бизнесмену работать в МО? На этот вопрос он отвечает просто: «Чтобы сын вырос хорошим человеком. Когда-то мой отец был летчиком, и я этим очень гордился».

Я начинал со службы тыла, последнюю неделю работаю в департаменте госзакупок. У нас тут как: видишь задачу, бери и тащи. За эти месяцы занимался разными задачами.
Например, вместе с Богданом Ковалевым принимал гуманитарную помощь из Канады. Была недостача 143-х пар берц. Мы две ночи пересчитывали, и потом с помощь аудита доказали, что никто ничего не украл, а ошибка возникла с канадской стороны. Мы это не замолчали, а документально отчитались.
Еще одна из моих задач – точный подсчет требований к вещевому обеспечению нашей армии. Чего у нас не хватает? Не хватает 60 тысяч единиц курток теплых, 60 тысяч единиц теплого белья, 40 тысяч полевых летних костюмов. Плюс надо учитывать 10% на подгонку. Сейчас ситуацию спасает гуманитарка из Канады.
Я делаю сейчас то, что умею – управляю процессами, решаю проблемы.
Принимал участие в организации выставки и конференции украинских производителей вещевой амуниции – формы, бронежилетов, касок – и сухпайков. Что это дает? Это сигнал к тому, что не надо ни с кем договариваться, надо выигрывать за счет качества и разумной цены. По результатам выставки удалось найти других поставщиков мясных консервов.
Основные проблемы министерства – это раздутый штат. Система такова, что за любое решение можно получить срок. Поэтому руководители департаментов в министерстве большую часть времени посвящают тому, что ведут переписку с прокурорами. По моим наблюдениям, на это уходить половина рабочего времени. Отсюда и страх принятия решений, и такая катастрофическая инертность системы.
А сейчас нам важно, чтобы процедуры были простыми, а сотрудники – быстрыми.
Для меня большим открытием было то, что все знают про коррупцию, но делают вид, что не знают.
Как с этим бороться? Если у нас собрали урожай, надо сжечь стерню. Вот так и тут: надо убрать коррумпированную прослойку.

БОГДАН КОВАЛЕВ, 31 ГОД
Генеральный штаб, Служба Тыла, занимается контролем над поставками и распределением гуманитарной помощи.

Богдан из Кременчуга Полтавской области. Закончил ПТУ по специальности «станочник широкого профиля по металлообработке». Проработал год на заводе, понял, что эта профессия не для него. Был призван в армию.
До службы в ВСУ Богдан мечтал работать в милиции или в войсках, но после того, как отслужил, передумал. Поясняет просто: «Не хотел принимать участия в этом бардаке».
На гражданке начал заниматься частным бизнесом вместе с отцом, но продолжал интересоваться военным снаряжением и спортивной стрельбой. «Животных я не убивал», – акцентирует волонтер, рассказывая об увлечении стрельбой.
Когда началась война, Богдан колебался. С одной стороны, хотел воевать, с другой – видел, что все не так просто: добровольцам, например не давали оружие. Как военнообязанный, решил дождаться повестки в военкомат. А пока – помогать тем друзьям, которые уже были в АТО и нуждались в снаряжении и приборах, необходимых для ведения боя.
«Приезжай и расскажи, как всем этим пользоваться», – как-то услышал он от знакомых военных. К тому же, к Богдану стали обращаться друзья-бизнесмены, которые готовы были помочь материально (в том числе дорогостоящим оборудованием), но у них не было времени самим ехать на передовую. Так Богдан впервые отправился в зону АТО.
«Мы сразу решили снабжать снайперов – людей, которые мне ближе по духу», – говорит волонтер. Первые поездки были в села Тоненькое и Пески.
Потом в сети случайно натолкнулся на сообщение Бирюкова о рекрутинге волонтеров в Минобороны. До конца срока оставался один день, и Ковалев, долго не думая, подал заявку. Собеседование проходил по скайпу, потому что в тот момент находился в Мариуполе. А затем, уже в Киеве, прошел 4-х часовое собеседование на полиграфе.

В чем моя роль? Меня изначально хотели направить в департамент вещевого обеспечения, но попал я в службу тыла. Ее нужно было усилить, и разобраться с поставщиками продуктов питания.
Первое расследование было относительно завода консервов для военных и изготовителя сухпайков. Юрий Бирюков некоторые из наших заключений публиковал на своем ФБ.
Но вот я вам не могу прямо ответить на вопрос, «чем кормят наших ребят». Потому что на данный момент непонятно, как быть с этой информаций. Это дело и так резонансное. Могу только сказать, что параллельно мы запустили разработку новых сухпайков.
Еще я участвую в приеме и доставке гуманитарной помощи. Я присутствовал при разгрузке самолета с гуманитаркой, контролировал ее доставку на военные склады, участвовал в распределении, проследил за процедурой выдачи. Вокруг этой истории было много кривотолков в соцсетях. Мне кажется, делается все, чтобы заставить нас разувериться.
Сейчас принимаю гуманитарный груз с 42 контейнерами, а это 57 тысяч ботинок и около 30 тысяч комплектов формы из Канады. Это – самая большая гуманитарная помощь за всю историю конфликта на Востоке.
Наша задача – не дискредитировать МО, а наладить хорошее взаимодействие между разными департаментами, чтобы система начала нормально работать. Потому что если мы будем сейчас только рубить сплеча, в итоге пострадают наши ребята.
Получится, что одни топят других, чтобы их дискредитировать. В итоге от этого выиграет только противник.
Нам тоже не очень сильно дают работать там, внутри. Идет сопротивление на всех уровнях, люди привыкли работать по своим схемам. А мы можем приходить с проверками. У меня полномочия волонтера, который может осуществлять «присмотр».
Мы можем наблюдать и обеспечивать прозрачность многих процессов – но кардинально их изменить пока мы не можем. Например, сейчас поменять поставщиков. Можем только своим присутствием неявное делать явным – например, разобраться с ценообразованием.
Те вопросы, которые должны решаться быстро и незамедлительно, решаются с большим сопротивлением. Ведь люди, которые сидят на схемах, привыкли «зарабатывать» – а мы не даем.
Как не даем? Через звонки заместителям министров и министрам. Нам важно, чтобы процесс нигде не тормозился, а деньги не оседали по чьим-то карманам. Мы, волонтеры, привыкли вопросы решать быстро и качественно.
Начинать порядок надо с Киева и наших отношений. Надо просто сплотиться вокруг проблем. Тогда нам хватит человеческого ресурса, и всего для того, чтобы справиться и с войной и с реформами.
Сейчас, я вижу, война больше не пулями и ракетами – а за сердце и ум человека. А летающее железо на востоке – отвлекающий маневр, с помощью которого у нас гибнут лучшие ребята.
Я надеюсь и верю, что с помощью моей деятельности у меня будет больше возможности помочь тем ребятам, которые на передовой. Я мог бы не пойти в министерство и собирать десятки тысяч гривен, но здесь я могу наблюдать, как распределяются миллиарды. И помочь в том, чтобы это было эффективно.
Кем я себя чувствую? Простым человеком. Я не хочу работать в МО. Если я увижу, что я буду нужен, буду продолжать дальше. А если узнаю, что есть люди лучше, чем я – просто уйду и буду дальше заниматься бизнесом.
Когда мы пришли в МО, слово «волонтер» воспринималось негативно. Чиновники думали примерно так: «Ну, пришли тут волонтеры, мы сейчас их поставим двор мести»…
Предлагали ли мне взятки? Конечно. Но я ведь не для этого пошел работать в Минобороны.
Когда ты работаешь по-честному, то все те, кто использует свое положение в своих корыстных целях, боятся. Извечная борьба добра со злом. Если мы введем в эту систему как можно больше отзывчивых и неиспорченных людей, которых обучим определенным специальностям, тогда сможем решить проблему коррупции.
Для меня работа в министерстве обороны – это не карьерный шанс, это возможность быть эффективнее для передовой.

ТЕТЯНА ДОМАНОВА, 25 РОКІВ
Юрист, представник «Волонтерського десанту» у тендерному комітеті Міноборони

Тетяна Доманова – юрист зі спеціалізацією «кримінальне право». Після закінчення університету їй не вдалось влаштуватися в правоохоронні органи слідчим, тому дівчина працювала помічником судді в Окружному адміністративному суді міста Києва.
Але зрештою вирішила все закинути й відкрила власну художню майстерню. Майстерня подарувала їй можливість «жити» на Майдані, а з початком війни – включитись у волонтерство.
«Я така людина, яка не проходить повз. Мій мікросвіт залежить від дуже багатьох речей», – пояснює Таня.
Почалось все з допомоги бронежилетами друзям із Майданам, яких призвали на війну. Згодом дівчина, як вона сама шуткує, «віджала» у батька УАЗ-3962 (санітарний автомобіль) та МАЗ-500, відремонтувала за власні кошти та передала відповідно 55-їй бригаді та добровольчому батальйону «Азов».
Однак дуже швидко стало зрозуміло, що якусь бригаду завалюють усім, а іншій не дістається нічого – отже, координація між волонтерами потрібна не менше ніж сама допомога.
Далі були неодноразові зустрічі із заступником міністра оборони, знайомство з Давидом Арахамією та участь у створенні Асоціації волонтерів.
Зараз дівчина працює в Міноборони юристом у системі державних закупівель. «Моє завдання – подивитись, як організована ця система й перебудувати так, аби вона була більш ефективною, особливо в умовах, коли в країні війна», – коротко описує вона свій фронт роботи.

Ми – члени тендерного комітету, люди, які голосують за те, аби Збройні Сили були забезпечені необхідними ресурсами. За перший тиждень, відколи ми стали членами тендерних торгів, бачили їх десятки – щодня проходить від 5 до 50 предметів закупівлі.
Головне, що ми помітили – принцип колективної безвідповідальності. Коли одне рішення погоджується такою кількістю людей, що в кінцевому результаті неможливо встановити, хто відповідальний за його прийняття. Бо якщо багато людей підписали й погодили, то або всі несуть відповідальність, або ніхто.
От і виходить парадокс: у нашій країні настільки бояться корупції, що в кінцевому підсумку це призводить до того, що дії чиновника погоджують, санкціонують, дають дозволи, перевіряють нескінченну кількість разів.
Але такий високий рівень контролю нічого не вирішує, він тільки призводить до збільшення рівня страху держслужбовця за підпис будь-якого документу.
Контроль як «річ у собі» не має сенсу, він має діяти лише в поєднанні з іншими принципами – рівності людей перед законом та невідворотності покарання.
У системі Міноборони є критична маса людей, на якій ця система тримається. Вони досвідчені, розумні, знають свою роботу й суто з патріотичних почуттів її витягують. При найкращих оцінках їх – 25%.
А ще в Міноборони є десь 10% людей, які справді є корупціонерами чи безвідповідальними, але ця слава поширюється й на всіх інших – це не стимулює їх до роботи.
У нас два основних завдання: з одного боку, забезпечувати безперервний процес державних закупівель у Міноборони для того, щоб армія не була «голою, босою», а з іншого – реформувати систему матеріального забезпечення ЗСУ таким чином, щоб кожен солдат відчував своєрідну турботу держави про нього.
Ми слідкуємо за проведення тендерів, по деяким із них за власною ініціативою проводимо службові розслідування. Створивши робочу групу по реформуванню системи матеріального забезпечення ЗСУ, пишемо законопроекти, продумуємо концепції, які згодом будуть прийняті.
В цей процес ми залучаємо величезну кількість експертів по різним напрямкам.
Одне з основних завдань для нас – створити рівні умови участі в тендерах тих постачальників, які можуть запропонувати дійсно якісну продукцію.
Крім усього іншого, ми викладаємо технічні умови на ті речі, які закуповує Міноборони, у відкритий доступ. Раніше ТУ не були у відкритому доступі – і тому ніхто не міг їх отримати, лише ті фірми, які багато років є постачальниками армії та самі їх розробили й подарували армії.
Зараз створюємо брошуру для нових постачальників на тему: «Як брати участь у тендерах, які проводять Міністерство оборони України».
Ставши членами тендерного комітету, ми майже з бійками вибивали необхідну документацію. У перший день нас назвали «смотрящими», косились на нас. Потім ми стали «копаючими». Казали нам, хто ви такі, ви нічого не знаєте.
Тоді я відповідала, що професіоналом стати можна, а от патріотом, якщо він ним не є, – ні, тож така людина буде використовувати свої знання на власні потреби.
Але нам дають викривлену інформацію. Це взагалі якась викривлена реальність. Аби зрозуміти, що і як насправді – треба копати й копати.

АРТУР ПЕРЕВЕРЗЄВ, 25 РОКІВ
Департамент державних закупівель та постачання, матеріально-технічного забезпечення

Артур разом з Танею Домановою у «Волонтерському десанті» – наймолодші, їм обом лише по 25 років. Як і Таня, він працює над тендерними закупівлями, хоча Артур зовсім не юрист – випускник Київського інституту міжнародних відносин, зі спеціалізацією «безпекові та стратегічні дослідження».
Після закінчення вузу хлопець якийсь час працював перекладачем новин з української на англійську на одному з телеканалів, а під час Майдану з головою поринув у революцію і навіть був сотником 16-ої сотні.
«Я з 2010 року є членом організації «Відсіч», вона якраз була основою для створення нашої сотні, а після Майдану зайнялась роботою над бойкотом російських товарів», — розповідає Артур чистою українською. Сам він родом з Донеччини, частина його родичів досі живе там, де нині проходить АТО.
З початком бойових дій на сході разом з іншими майданівцями Артур волонтерив, збираючи кошти на харчі, одяг тощо для 95-ої та 128-ої бригади, а також окремим солдатам і меншим підрозділам. Далі була праця для «Центр підтримки добровольців», і робота радником Андрія Парубія за час його секретаріату в РНБОУ.
Як і більшість учасників «Волонтерського десанту», потрапив у Міноборони після того, як випадково побачив пост Юрія Бірюкова і подав свою вакансію до цієї ініціативи. Тепер роботи у нього так багато, що отримавши смс з проханням відзвонитись задля 10 хвилин розмови, відписує: «У мене не було такої довгої перерви навіть на обід».
Вихідних у них теж майже нема, адже треба забезпечити всім необхідним тих, хто потрапить до лав армії через нову хвилю мобілізації.

Ми як міні-прокурори (сміється). Раніше ж як було у тендерних комітетах? Дивляться по паперах – все нормально, причепитися нема до чого, значить, можна підтримувати і до них не буде претензій. Тому голосували одноголосно.
Зараз такого вже нема, бо одні чиновники думають про нас і голосують «за», адже армія швидше щось отримає, а інші думають – «зараз вони покіпішують і підуть, а нам віддуватись» і голосують «проти» або утримуються.
Чиновники завжди про це думають, що їм треба буде віддуватись перед Фейсбуком, перед прокуратурою, але в останню чергу вони думають про те, що правильно у цій процедурі – завершити її максимально швидко, чи перевірити усі підводні камені.
Наприкінці року взагалі все відбувається швидко – є бюджетні кошти, які треба освоїти. Та й у нас не було часу, аби глибоко покопатися. А до того ніхто не додумався проаналізувати, ринок ноутбуків, наприклад. Це можна було зробити одразу після того, коли їх дозволили купувати для потреб Міноборони.
Якби це зробили тоді – у нас була б база постачальників, а її нема. Чиновники починають швидко шукати цих постачальників. У результаті знаходять 3 компанії, одна не прийшла, друга не прийшла вчасно, цінову пропозицію подала лише одна, відповідно з нею напряму починають спілкуватися.
Що ми встигли зробити? Ось історія по Липниках. Там велось будівництво на 64 квартири для військовослужбовців, це будівництво йде ще з 2008 року. Було постійне недофінансування, два поверхи розбирали, бо їх раніше не законсервували.
Так-от, компанія-забудовник сказала: «Заплатіть 2,7 мільйони (а це були додаткові роботи, які не передбачені основним договором) і ми закінчимо будівництво». Ми почали копати, а чому 2,7 мільйони? Вони знизили до 2,5. Почали питати, що це за такі додаткові роботи? Нам пояснили. Тоді ми написали про це у ФБ, спеціалісти у сфері будівництва приїхали подивились акти виконаних робіт, плани і так далі й сказали, що роботи ці потрібні.
Інша справа у тому, що треба розуміти, скільки там робіт реально зроблено? А це можна помітити, побувавши на місці. Ми знайшли людину, яка туди поїхала, сфотографувала будинок і побачила, що в принципі, він готовий.
Комітет не хотів голосувати за оплату цих коштів, бо було побоювання, що будинок не на 90% готовий, як зазначають забудовники, а на 60%.
Ми виявили, що зовні будинок готовий, облаштування території зробили, у квартирах всередині немає лінолеуму, ванної, унітазу і стіни не пофарбовані, але виконавець кляне-божиться, що вони все закінчать, бо у них все закуплено, треба просто запустити і швидко це зробити.
Виконавець попідписував купу документів, у яких гарантував, що до 12 ночі 31 грудня здасть будинок під заселення, що ніякої подвійної оплати там нема. Комітет проголосував. Будинок справді вже передали під заселення. Сподіваємося, що квартири ці отримають учасники АТО.
Зрештою, можна навіть зовсім інакше підійти до системи закупівель. Зараз служба тилу Генерального штабу визначає потреби для бійців — якої якості, що і в якій кількості.
Трапляється, що співробітники Генштабу виписують технічні умови так, аби їм відповідала продукція якогось конкретного виробника, або дуже обмежена кількість виробників.
Ось є ще скандальна історія з «Таланлегпром». Ця компанія випускає берці для армії 13 років. А все тому, що колись Міноборони заборонили розробляти свої ТУ, бо тут може бути корупційна схема, що хтось розробить під свою фірму ТУ і так далі.
Міноборони дозволили взяти ТУ в дар за 1 гривню, бо купити їх теж не могли за реальну суму. «Таланлегпром» колись подарував ці ТУ, їх прийняли, бо інших варіантів не було.
Замовили берці, і понеслось… Компанія має досвід роботи, досвід укладання аналогічних договорів і вони вже автоматично з нею працюють. Хто тут винен? Ті, хто скасував розробку ТУ чи ті, хто їх тоді прийняли? Чи «Талан», який каже — у мене виробництво, на ньому 2000 персоналу, ми шиємо для німецької армії, для ізраїльської. Але для них шиють хороші берці, а нашій — ні. Чому?
Їхня аргументація така: «Німецька армія купує одні берці по 1000 грн, а ви мені пропонуєте 550, і я шию відповідно до суми, бо якість відповідає ціні». Зараз немає списку недобросовісних виробників. І вони цим зловживають, бо знають, що якщо вони налажають, то потім всеодно можуть влізти в тендери.
Ми всі хочемо жити в державі, де все робиться нормально. Тобто вчасно, фахівцями, люди мають можливість жити нормально, не треба носити хабарі, волонтерити.
Ви собі уявляєте, аби Швейцарську армію забезпечували волонтери?

ИГОРЬ ПОНОМАРЕНКО, 59 ЛЕТ
Ведущий инженер по вещевому снабжению в Министерстве обороны

«Меня сложно назвать серьезным волонтёром», – с первых же минут знакомства предупреждает участник Волонтерского десанта Игорь Пономаренко.
Его волонтерской историей, и правда, сложно кого-то удивить. С начала военных действий Игорь Пономаренко помогал только одному бойцу, сокурснику сына, который был призван в пограничные войска и в настоящий момент служит под Волновахой.
«У меня две специальности – химик-технолог, я всю жизнь занимался полимерами, – рассказывает о себе Игорь Пономаренко. – А вторая специальность – начальник вещевой службы при СССР. На службу попал во времена Афганистана. Так что я понимаю, как это было устроено в те времена».
Что заставило Игоря Пономаренко написать Бирюкову?
«Я понимал, что на фронте от меня толку не будет. Но у меня был подопечный, друг сына, стоматолог. И я видел, что их отправили голыми-босыми. Я – взрослый человек, готов жертвовать своим временем и ресурсами, чтобы помочь ребятам на фронте хотя бы тем, чтобы контролировать их обеспечение», — поясняет Пономаренко.
Он говорит, что до того, как пришел в министерство считал, что ситуации, при которых у бойцов отсутствуют самые необходимые вещи, связаны с пассивной позицией офицеров. «Теперь его мнение имезнилось», — комментирует Пономаренко.

Сейчас понимаю, что тех, кто борется, система выбрасывает, они ей не нужны.
Я шел в министерство, чтобы разобраться в объективных и субъективных факторах, которые влияют на его работу. Во время прохождения теста на детекторе лжи меня спросили: «Как долго я собираюсь работать в министерстве?» Я честно ответил: «Долго». Поменять что-то быстро не получится.
Люди там разные. Одни готовы ехать на войну, другие – поедут в АТО только ради корочки и льгот. Вот это меня пугает. Мне бы не хотелось, чтобы эта «пена» отвечала за важные решения.
За полтора месяца я понял, что немаловажный фактор неэффективности министерства – законы и постановления. Например, постановление кабмина №1444, которое регулирует вещевое снабжение в армии – это полный абсурд! Там огромное количество ограничений. Там регулируются такие вещи, как сроки использования формы, составы подушек и матрасов.
Со стороны, кажется, что в министерстве сидят одни коррупционеры – но сама система так организована.
Например, система военных представительств, которая принимает всю продукцию для армии, от портянок до ракет – не понятно, перед кем отчитывается. Она как будто вынесена за рамки. Хотя, по логике, должна подчиняться Службе тыла и отвечать за качество перед его специалистами.
Мы понимаем, что «система» не так глупа, чтобы выражать негатив в отношении волонтеров.
Но вместе с волонтерами в министерство пришло осознание того, что идет война, а люди в МО, которые готовы работать на результат, наконец, подняли головы.
Понимая, сколько всего сделали волонтеры, я снимаю перед ними шляпу.

Источник: http://www.pravda.com.ua/cdn/cd1/2015year/volunteer/index.htmlАнастасия Рингис, Галина Тытыш.
За закупки и комплектацию украинской армии теперь будут отвечать волонтеры. Как они меняют ситуацию в Министерстве обороны изнутри?
В ноябре 2014 года сотрудниками Министерства обороны Украины стали восемь волонтеров из проекта «Волонтерский десант».
Эта инициатива впервые была озвучена известным волонтером и советником президента Юрием Бирюковым. Идею поддержали как волонтёры, занимающиеся помощью армии, так и высшее руководство страны – президент и министр обороны.
Общественники, научившиеся эффективно снабжать военных, должны были усилить, прежде всего, службу тыла и департамент госзакупок министерства.
На открытый конкурс, объявленный в фейсбуке, было прислано более 400 заявок. Уникальность отбора заключалась в том, что кандидаты, помимо собеседования, проходили обязательный тест на полиграфе.
«Это очень серьезный 4-часовой анализ, который позволяет понять глубинную мотивацию кандидата. Один из блоков вопросов, например, был посвящен анализу поведения человека, в том случае, если у него появится возможность украсть без последствий», – гордится Давид Арахамия, глава Совета волонтеров.
Однако «осеннее внедрение» волонтеров в структуру министерства ситуацию до конца не спасло.
По итогам 2014 года было сорвано 20% контрактов Минобороны на поставки вещевого обеспечения, около 60 миллионов гривен не были использованы и возвращены в бюджет.
Тем не менее, за два месяца волонтеры сумели навести порядок в распределении гуманитарной помощи, утвердить аптечки и сухпайки, найти новых поставщиков и упростить некоторые процедуры.
«Работы впереди еще очень много», – говорит член Волонтерского десанта Нелли Стельмах, назначенная в начале января 2015 года руководителем Департамента госзакупок Министерства обороны.
Как и любая социальная инновация, идея «Волонтерского десанта» родилась из острой необходимости в эффективных решениях и ответственных людях.
Если эксперимент с волонтерами в МО удастся, то, скорее всего, такой метод подбора персонала станет нормой и для других министерств.

НЕЛЛИ СТЕЛЬМАХ, 51 год
Начальник отдела взаимодействия по работе с волонтерами,
председатель комитета тендерных торгов Министерства обороны.

Сертифицированный проектный менеджер Неля Стельмах до войны курировала строительство сложных промышленных объектов – электростанции, химического завода.
В апреле она прокомментировала пост Юрия Бирюкова, посвященный строительству штаба для 10-й Сакской бригады, которая передислоцировалась из Крыма в Николаев. С этого комментария и началась ее волонтерская история.
Неля Стельмах написала проектное задание, объявила тендер, привлекла средства для строительства военного штаба. В итоге двухэтажное здание площадью в 180 квадратных метров было построено за 7 недель.
В команде «Крылья Феникса» Стельмах, помимо закупок, вела технические проекты. Например, нескольким военным госпиталям построила пандусы, курировала утепление окон, покупку медоборудования, оборудования для реабилитации, создание мобильных душевых и прачечных для военных.
Из Киева по телефону Неля Стельмах координировала доставку 16-ти сломанных БТРов из Артёмовска в Николаев.
На вопрос: «Почему решила пойти работать в министерство обороны?» – Неля Стельмах шутит: «Бирюков не спрашивал, он меня туда просто откомандировал».
Подумав, добавляет: «Я понимаю, что если ребята там, на фронте, не выстоят, то из Украины уедут мои дети. Еще одной причиной, которая подтолкнула меня к работе чиновника, стало интервью Мустафы Найема с Фукуямой. Фукуяма сказал, что гражданское общество должно осознать, что надо идти в государственную систему, чтобы ее изменить и не бояться, что руки будут в грязи».

За 2,5 месяца мы диагностировали проблемы в МО: от некомпетентности, халатности, злого умысла до коррупционных схем.
Больше всего меня возмущает, что некомпетентного сотрудника нельзя уволить из министерства. Мы столкнулись с тем, что в министерстве есть генералы, которые вышли на больничный в начале марта (более 180 дней) и за этот период получили зарплату в 270 тысяч гривен.
Сейчас система работы в министерстве настроена на сбор согласований, а не на конечный результат. Сотрудники боятся ответственности, боятся принимать решения, пишут отписки из департамента в департамент.
Ежедневно в департамент закупок приходит от 80-120 документов. В новой должности я буду делать все, чтобы уменьшить количество бумажек: введем электронный документооборот, сделаем бумажные процедуры короче и прозрачнее.
Сейчас в тендерном комитете из 12 человек – трое волонтеров. Для нас это – достижение.
За эти месяцы нам удалось выявить несколько схем. Хотя это не наша основная задача, этими вопросами занимается контрразведка. Мы, волонтеры, остановили заключение нескольких невыгодных контрактов.
На самом ли деле они нас боятся, или только делают вид – но у нас есть ощущение, что волонтеры представляют мощный общественный контроль, даже несмотря на то, что нас немного.

ВСЕВОЛОД СТЕБЛЮК, 47 лет
Помощник министра обороны Украины по направлению медицинского обеспечения.

Еще в студенческие годы будущий медик Стеблюк участвовал в Революции на граните, координировал медицинскую службу голодающих студентов. Позже – принимал участие в Оранжевой революции.
Дважды его выгоняли с должности за «оранжевые» взгляды. В 2007 году был вынужден уйти с поста начальника медслужбы киевской милиции. Без пяти минут доктор медицинских наук несколько месяцев работал завхозом Святошинского райотдела – другой должности для него не нашлось. В 2010 году перешел на преподавательскую работу.
В 2013 году полковник милиции, профессор кафедры криминалистики и судебной медицины кафедры Национальной академии МВД, вышел на Майдан вместе со студентами. Стеблюк – один из первых волонтеров медицинской службы Майдана.
Он помнит все ключевые события Майдана – и бои на Грушевского, начавшиеся в январе, и февральский расстрел. Тогда он сутками дежурил на Майдане и оперировал раненых в Доме профсоюзов до последнего, затем в Михайловском соборе, где был организован госпиталь. А после – возвращался к своим курсантам, учил их.
Всеволода Стеблюка хорошо помнят в медицинской структуре МВД. Когда он возглавлял медицинскую службу МВД, ему удалось реорганизовать работу этой структуры – отремонтировать часть отделений, организовать больничную кассу, существовавшую за счет ежемесячных взносов с милиционеров по 20 гривен. Такой «прообраз» страховой медицины позволил больным милиционерам получать бесплатно лекарства во время лечения в госпитале и дорогие обследования.
Сразу после революции, в марте написал план реформирования медицинской структуры МВД, и даже встречался с министром Арсеном Аваковым.
Но в тот момент была актуальна помощь на передовой. Когда в мае организовался добровольческий батальон МВД – «Миротворец», Всеволод Стеблюк возглавил медицинскую службу. Вместе с бойцами попал в Иловайский котел, и вывез оттуда более 80 раненых бойцов: «Перевязывал, вводил обезболивающее, засыпал гемостоп, заливал дезраствором, собирал по полям и селу раненых…».
Он смущается, когда его называют героем.
Как только появилась идея привлечь к работе в Минобороны волонтеров, Всеволода Стеблюка фактически «выдвинули» на эту должность волонтеры, специализирующиеся на поставках медикаментов в зону АТО.

Когда меня пригласили в министерство, сразу предупредили, что надо будет пройти проверку на полиграфе. Я считаю, что это процедура реально нужна. Ее в цивилизованных странах проходят на каждую ответственную должность.
Во время моей работы начальником киевской медицинской службы МВД, наблюдал многих людей, которые занимают должности, не соответствуя им – ни по моральным, ни по профессиональным качествам.
Мне понравилось, как министр и президент простыми словами объяснили решение пустить волонтеров в МО. На систему сложно влиять извне, если ты ее не подорвешь изнутри. Мы, волонтеры, – как раз для того, чтобы это сделать. Моя зона ответственности в МО – медицина, теперь я помощник министра обороны по вопросам медицинского обеспечения.
Я последние двадцать лет ношу погоны и думал, что меня сложно чем-то удивить. Тем не менее, не ожидал увидеть в министерстве обороны такой уровень бесполезной бюрократии, дублирования функций и инертности системы.
Когда руководил госпиталем МВД, проходил курсы по закупкам лекарств, проводил тендеры, поэтому разбираюсь в процедурах. В министерстве я увидел четкие и абсолютно «законные» коррупционные схемы по медицинскому обеспечению, причем они «запрограммированы» в самой системе.
Например, заявки на лекарства формируются не «снизу», то есть людьми на местах, а сотрудниками департамента в Киеве, будто бы им виднее, что нужно тому или иному госпиталю.
А еще я увидел руководителей служб, которые отправляют друг другу письма с четвертого на пятый этаж, вместо того, чтобы принимать решения, часто не владея информацией о том, что происходит в зоне АТО.
Также выяснилось, что у нас довольно много санитарного транспорта, хотя все кричали о том, что его нет. Вопрос только в том, что никто не знает, в каком он состоянии и кто им пользуется.
Много несостыковок между деятельностью волонтеров, обязанностями государства и реальными потребностями. Например, волонтеры сообщают, что в такую-то больницу везут оборудования на 500 тысяч гривен, а потом выясняется, что там все есть.
Первое, что мы сделали, когда вошли в министерство, это проверили систему госзакупок медикаментов. Общая тенденция – закупки не соответствовали потребностям. Часть выводов по нашей проверке передана правоохранительным органам.
Нам удалось остановить закупки за государственный счет дорогостоящего и неэффективного оборудования. Например, была попытка купить для мобильного госпиталя дорогой операционный стол и паровой 100-литровый стерилизатор. А это не то, что нужно для мобильного госпиталя! И люди, которые это закупали от имени государства, прекрасно это понимали.
Мы попросили провести анализ стоимости заявленного к закупке оборудования кафедру организации фармации медуниверситета имени Богомольца. И оказалось, что все это можно было купить на три миллиона дешевле.
Эти истории – суть проблем в министерстве.
Я не претендовал на руководство армейской медициной, нам с исполняющим обязанности директора военно-медицинского департамента удалось создать «маленькую, но очень злую» команду. Андрей Верба – фронтовой хирург и организатор военной медицины, я «майданутый полковник», «мент-профессор», – вместе получилась команда, которую побаиваются, признают и уважают все стороны.
В министерстве у меня несколько задач.
Первая – наладить конструктивные отношения с медицинским комитетом Ассоциации волонтеров, что поможет координировать потребности и быстро на них реагировать.
Вторая задача – наладить децентрализацию закупок: пусть специалисты на местах определят, что им надо, а не из Киева.
Третья – поднять уровень тактической медицины. У нас 70% потерь – из-за неоказания первой медицинской помощи на поле боя. А летальность госпитальная очень низкая, 0,7%. Поэтому надо, чтобы каждый боец владел навыками тактической медицины. Сейчас будем запускать учебные центры, в которых будем обучать инструкторов. Утвердили вместе с волонтерами стандарты оказания помощи под огнем и в секторе укрытия, программу военно-медицинской подготовки.
Еще заслуга волонтеров – наконец, утвердили медицинскую аптечку бойца. За прообраз была взята аптечка НАТО.
Нам готовы передать мобильные госпитали из Турции, Польши, Канады. Но нашим военным врачам нужно научиться в них работать. И это тоже – ближайшая задача.
Еще одна цель – организация адекватной реабилитации бойцов. Сейчас мы пишем закон о медико-социальной реабилитации.
Пока трудно говорить о стратегических задачах. Но в целом, необходимо подтянуть нашу военную медицину к стандартам потенциальных союзников, поскольку Украина уже отказалась от внеблокового статуса. Принимая во внимание стандарты союзников, тем не менее, нам надо сохранить все лучшее, что у нас есть. Например, у нас очень сильный уровень специализированной помощи, это признают натовские врачи.
Школа у нас хорошая, и базу уже подтянули – благодаря нам же, волонтерам.

ДИАНА ПЕТРЕНЯ, 34 ГОДА
Сотрудник отдела взаимодействия по работе с волонтерами

Диана Петреня – web-дизайнер из Николаева. Диана – человек с повышенным чувством долга и ответственности, поэтому встретиться с ней очень сложно даже глубокой ночью.
«Если мне «нарезали» задачу, я должна с ней справиться», – объясняет она.
В апреле в Николаеве стали подогреваться пророссийские настроения. Для противодействия пророссийским акциям была создана Николаевская самооборона. «Я тогда серьезно думала, что пора переезжать во Львов», – рассказывает волонтер.
Вместе с Николаевской самообороной Диана Петреня участвовала в автопробеге на Чонгар, где тогда находились части 79-й отдельной аэромобильной бригады. В этом автопробеге она и познакомилась с волонтером Юрием Бирюковым.
«Тогда Юра был такой холеный, а спустя пару недель я увидела его фотографию в фейсбуке, похудевшего и с мешками под глазами. Я сразу подумала, что он работает на износ и написала, что могу помогать ему по Николаеву. И он уже через 15 минут дал мне первое задание», – рассказывает Петреня. Диана Петреня тогда работала в IT-компании Давида Арахамии.
Возможность работать удаленно позволяла Диане быть мобильной – собирать посылки бойцам по городу, решать вопросы с поставками, привлекать помощь и развозить ее по блокпостам. Днем Диана работала как волонтер, а ночью – по специальности.
«У нас в Николаеве очень сильно чувствуется война. Потому что у многих есть близкие, которые служат в 79-й бригаде. А вот в Киеве – все расслаблены. Иногда мне кажется, что люди не понимают, что происходит в их стране, – возмущается Диана. – Я помню тот кошмар, который пережил город, когда наши бойцы оказались в окружении».
Для нее переезд в Киев и работа в министерстве – это не карьерный рост, а следующий, более сложный уровень волонтерской работы, еще более ответственный.
Свои покупки Диана Петреня до сих пор пересчитывает на стоимость каски и бронежилета.

Система Минобороны напоминает клубок сильно запутанных ниток. Такие сложные и неэффективные процедуры не могли появиться естественным образом.
У сотрудников в министерстве на любое решение найдется сто причин, чтобы сказать «нет!» По закону они могут писать друг другу ответы на запросы в течение 9 месяцев. Такое чувство, что все специально придумано так, чтобы было как можно неэффективнее.
Как вы думаете – это случайность, что у нас некоторые высокопоставленные сотрудники министерства были гражданами России?..
Не следует забывать, что большинство людей, которые сейчас сидят в штабе АТО, в Генштабе, – когда были молодыми курсантами, все они учились вместе с руководителями армии России, с ними жили в казармах в юные годы. У них были дружеские отношения. Но нельзя сказать, что все такие. Есть, конечно, и патриоты.
Что нам удалось сделать? Во-первых, инспектировать поставщиков продукции в армию. Результаты нашей работы, безусловно, скажутся на качестве того, что мы закупаем для армии.
Второе – удалось разработать новый сухпаек. Теперь в меню 250 грамм мяса, добавили курицу, рыбу.
Следующая задача — запустить отдел контроля качества за продуктами питания.
И обязательно увеличить стоимость меню солдата – сейчас на дневной рацион выделяется 17 гривен 62 копейки. А себестоимость услуги – примерно 24 гривны. Чтобы это было выгодно поставщикам и гарантировало качество еды, нужно поднять стоимость минимум до 34 гривен.
Иначе поставщик сделает замену одних продуктов на другие. И вместо мяса бойцу выдают капусту. Получается, что общество, таким образом, обесценивает тех, кто жертвует самым дорогим, своей жизнью. И наша задача их по-человечески кормить и одевать.
Где взять средства? Для начала освободить армию от уплаты НДС.
А еще необходимо автоматизировать многие процессы. Это очень сильно повлияет на скорость принятия решений, а главное – на их качество.
Вы должны понимать, что вы до сих пор ходите по кафе и ресторанам только потому, что кто-то стоит на передовой. От экипировки бойца, от условий его жизни, от питательности его еды там – зависит мир здесь.

ВИТАЛИЙ ЖДАНОВ, 42 ГОДА
Сотрудник департамента госзакупок

Выпускник летного училища, Виталий Жданов последние 17 лет занимался бизнесом. Первую компанию основал в середине 90-х – это была рекрутинговая компания, которая специализировалась на трудоустройстве украинцев зарубежом, в основном в Великобритании и Ирландии. Развивая бизнес, Виталий Жданов полтора года прожил в Ирландии.
Но в 2004 году вернулся на родину по патриотическим соображениям. «Закрыв компанию зарубежом, я приехал строить новую Украину», – поясняет он. После революции основал новый бизнес – компанию по импорту стройматериалов.
«Когда в 2013 году начался Майдан, для меня это был как глоток свежего воздуха», – говорит Жданов. Весь Майдан он прошел вместе с 8-й Афганской сотней. Виталий – тот самый человек, который разыскал в больнице побитого Михаила Гаврилюка и отвез обратно на Майдан.
Когда начались события на востоке страны, Виталий Жданов пошел в военкомат, получил удостоверение офицера запаса, прошел двухнедельные курсы, после которых его назначили заместителем командира отряда территориальной обороны Печерского района.
Но возвращение в ряды армии настолько затянулось. Так что Виталий Жданов стал искать себе иное применение – отправил резюме Юрию Бирюкову. Прошел три собеседования, включая полиграф.
Зачем состоявшемуся бизнесмену работать в МО? На этот вопрос он отвечает просто: «Чтобы сын вырос хорошим человеком. Когда-то мой отец был летчиком, и я этим очень гордился».

Я начинал со службы тыла, последнюю неделю работаю в департаменте госзакупок. У нас тут как: видишь задачу, бери и тащи. За эти месяцы занимался разными задачами.
Например, вместе с Богданом Ковалевым принимал гуманитарную помощь из Канады. Была недостача 143-х пар берц. Мы две ночи пересчитывали, и потом с помощь аудита доказали, что никто ничего не украл, а ошибка возникла с канадской стороны. Мы это не замолчали, а документально отчитались.
Еще одна из моих задач – точный подсчет требований к вещевому обеспечению нашей армии. Чего у нас не хватает? Не хватает 60 тысяч единиц курток теплых, 60 тысяч единиц теплого белья, 40 тысяч полевых летних костюмов. Плюс надо учитывать 10% на подгонку. Сейчас ситуацию спасает гуманитарка из Канады.
Я делаю сейчас то, что умею – управляю процессами, решаю проблемы.
Принимал участие в организации выставки и конференции украинских производителей вещевой амуниции – формы, бронежилетов, касок – и сухпайков. Что это дает? Это сигнал к тому, что не надо ни с кем договариваться, надо выигрывать за счет качества и разумной цены. По результатам выставки удалось найти других поставщиков мясных консервов.
Основные проблемы министерства – это раздутый штат. Система такова, что за любое решение можно получить срок. Поэтому руководители департаментов в министерстве большую часть времени посвящают тому, что ведут переписку с прокурорами. По моим наблюдениям, на это уходить половина рабочего времени. Отсюда и страх принятия решений, и такая катастрофическая инертность системы.
А сейчас нам важно, чтобы процедуры были простыми, а сотрудники – быстрыми.
Для меня большим открытием было то, что все знают про коррупцию, но делают вид, что не знают.
Как с этим бороться? Если у нас собрали урожай, надо сжечь стерню. Вот так и тут: надо убрать коррумпированную прослойку.

БОГДАН КОВАЛЕВ, 31 ГОД
Генеральный штаб, Служба Тыла, занимается контролем над поставками и распределением гуманитарной помощи.

Богдан из Кременчуга Полтавской области. Закончил ПТУ по специальности «станочник широкого профиля по металлообработке». Проработал год на заводе, понял, что эта профессия не для него. Был призван в армию.
До службы в ВСУ Богдан мечтал работать в милиции или в войсках, но после того, как отслужил, передумал. Поясняет просто: «Не хотел принимать участия в этом бардаке».
На гражданке начал заниматься частным бизнесом вместе с отцом, но продолжал интересоваться военным снаряжением и спортивной стрельбой. «Животных я не убивал», – акцентирует волонтер, рассказывая об увлечении стрельбой.
Когда началась война, Богдан колебался. С одной стороны, хотел воевать, с другой – видел, что все не так просто: добровольцам, например не давали оружие. Как военнообязанный, решил дождаться повестки в военкомат. А пока – помогать тем друзьям, которые уже были в АТО и нуждались в снаряжении и приборах, необходимых для ведения боя.
«Приезжай и расскажи, как всем этим пользоваться», – как-то услышал он от знакомых военных. К тому же, к Богдану стали обращаться друзья-бизнесмены, которые готовы были помочь материально (в том числе дорогостоящим оборудованием), но у них не было времени самим ехать на передовую. Так Богдан впервые отправился в зону АТО.
«Мы сразу решили снабжать снайперов – людей, которые мне ближе по духу», – говорит волонтер. Первые поездки были в села Тоненькое и Пески.
Потом в сети случайно натолкнулся на сообщение Бирюкова о рекрутинге волонтеров в Минобороны. До конца срока оставался один день, и Ковалев, долго не думая, подал заявку. Собеседование проходил по скайпу, потому что в тот момент находился в Мариуполе. А затем, уже в Киеве, прошел 4-х часовое собеседование на полиграфе.

В чем моя роль? Меня изначально хотели направить в департамент вещевого обеспечения, но попал я в службу тыла. Ее нужно было усилить, и разобраться с поставщиками продуктов питания.
Первое расследование было относительно завода консервов для военных и изготовителя сухпайков. Юрий Бирюков некоторые из наших заключений публиковал на своем ФБ.
Но вот я вам не могу прямо ответить на вопрос, «чем кормят наших ребят». Потому что на данный момент непонятно, как быть с этой информаций. Это дело и так резонансное. Могу только сказать, что параллельно мы запустили разработку новых сухпайков.
Еще я участвую в приеме и доставке гуманитарной помощи. Я присутствовал при разгрузке самолета с гуманитаркой, контролировал ее доставку на военные склады, участвовал в распределении, проследил за процедурой выдачи. Вокруг этой истории было много кривотолков в соцсетях. Мне кажется, делается все, чтобы заставить нас разувериться.
Сейчас принимаю гуманитарный груз с 42 контейнерами, а это 57 тысяч ботинок и около 30 тысяч комплектов формы из Канады. Это – самая большая гуманитарная помощь за всю историю конфликта на Востоке.
Наша задача – не дискредитировать МО, а наладить хорошее взаимодействие между разными департаментами, чтобы система начала нормально работать. Потому что если мы будем сейчас только рубить сплеча, в итоге пострадают наши ребята.
Получится, что одни топят других, чтобы их дискредитировать. В итоге от этого выиграет только противник.
Нам тоже не очень сильно дают работать там, внутри. Идет сопротивление на всех уровнях, люди привыкли работать по своим схемам. А мы можем приходить с проверками. У меня полномочия волонтера, который может осуществлять «присмотр».
Мы можем наблюдать и обеспечивать прозрачность многих процессов – но кардинально их изменить пока мы не можем. Например, сейчас поменять поставщиков. Можем только своим присутствием неявное делать явным – например, разобраться с ценообразованием.
Те вопросы, которые должны решаться быстро и незамедлительно, решаются с большим сопротивлением. Ведь люди, которые сидят на схемах, привыкли «зарабатывать» – а мы не даем.
Как не даем? Через звонки заместителям министров и министрам. Нам важно, чтобы процесс нигде не тормозился, а деньги не оседали по чьим-то карманам. Мы, волонтеры, привыкли вопросы решать быстро и качественно.
Начинать порядок надо с Киева и наших отношений. Надо просто сплотиться вокруг проблем. Тогда нам хватит человеческого ресурса, и всего для того, чтобы справиться и с войной и с реформами.
Сейчас, я вижу, война больше не пулями и ракетами – а за сердце и ум человека. А летающее железо на востоке – отвлекающий маневр, с помощью которого у нас гибнут лучшие ребята.
Я надеюсь и верю, что с помощью моей деятельности у меня будет больше возможности помочь тем ребятам, которые на передовой. Я мог бы не пойти в министерство и собирать десятки тысяч гривен, но здесь я могу наблюдать, как распределяются миллиарды. И помочь в том, чтобы это было эффективно.
Кем я себя чувствую? Простым человеком. Я не хочу работать в МО. Если я увижу, что я буду нужен, буду продолжать дальше. А если узнаю, что есть люди лучше, чем я – просто уйду и буду дальше заниматься бизнесом.
Когда мы пришли в МО, слово «волонтер» воспринималось негативно. Чиновники думали примерно так: «Ну, пришли тут волонтеры, мы сейчас их поставим двор мести»…
Предлагали ли мне взятки? Конечно. Но я ведь не для этого пошел работать в Минобороны.
Когда ты работаешь по-честному, то все те, кто использует свое положение в своих корыстных целях, боятся. Извечная борьба добра со злом. Если мы введем в эту систему как можно больше отзывчивых и неиспорченных людей, которых обучим определенным специальностям, тогда сможем решить проблему коррупции.
Для меня работа в министерстве обороны – это не карьерный шанс, это возможность быть эффективнее для передовой.

ТЕТЯНА ДОМАНОВА, 25 РОКІВ
Юрист, представник «Волонтерського десанту» у тендерному комітеті Міноборони

Тетяна Доманова – юрист зі спеціалізацією «кримінальне право». Після закінчення університету їй не вдалось влаштуватися в правоохоронні органи слідчим, тому дівчина працювала помічником судді в Окружному адміністративному суді міста Києва.
Але зрештою вирішила все закинути й відкрила власну художню майстерню. Майстерня подарувала їй можливість «жити» на Майдані, а з початком війни – включитись у волонтерство.
«Я така людина, яка не проходить повз. Мій мікросвіт залежить від дуже багатьох речей», – пояснює Таня.
Почалось все з допомоги бронежилетами друзям із Майданам, яких призвали на війну. Згодом дівчина, як вона сама шуткує, «віджала» у батька УАЗ-3962 (санітарний автомобіль) та МАЗ-500, відремонтувала за власні кошти та передала відповідно 55-їй бригаді та добровольчому батальйону «Азов».
Однак дуже швидко стало зрозуміло, що якусь бригаду завалюють усім, а іншій не дістається нічого – отже, координація між волонтерами потрібна не менше ніж сама допомога.
Далі були неодноразові зустрічі із заступником міністра оборони, знайомство з Давидом Арахамією та участь у створенні Асоціації волонтерів.
Зараз дівчина працює в Міноборони юристом у системі державних закупівель. «Моє завдання – подивитись, як організована ця система й перебудувати так, аби вона була більш ефективною, особливо в умовах, коли в країні війна», – коротко описує вона свій фронт роботи.

Ми – члени тендерного комітету, люди, які голосують за те, аби Збройні Сили були забезпечені необхідними ресурсами. За перший тиждень, відколи ми стали членами тендерних торгів, бачили їх десятки – щодня проходить від 5 до 50 предметів закупівлі.
Головне, що ми помітили – принцип колективної безвідповідальності. Коли одне рішення погоджується такою кількістю людей, що в кінцевому результаті неможливо встановити, хто відповідальний за його прийняття. Бо якщо багато людей підписали й погодили, то або всі несуть відповідальність, або ніхто.
От і виходить парадокс: у нашій країні настільки бояться корупції, що в кінцевому підсумку це призводить до того, що дії чиновника погоджують, санкціонують, дають дозволи, перевіряють нескінченну кількість разів.
Але такий високий рівень контролю нічого не вирішує, він тільки призводить до збільшення рівня страху держслужбовця за підпис будь-якого документу.
Контроль як «річ у собі» не має сенсу, він має діяти лише в поєднанні з іншими принципами – рівності людей перед законом та невідворотності покарання.
У системі Міноборони є критична маса людей, на якій ця система тримається. Вони досвідчені, розумні, знають свою роботу й суто з патріотичних почуттів її витягують. При найкращих оцінках їх – 25%.
А ще в Міноборони є десь 10% людей, які справді є корупціонерами чи безвідповідальними, але ця слава поширюється й на всіх інших – це не стимулює їх до роботи.
У нас два основних завдання: з одного боку, забезпечувати безперервний процес державних закупівель у Міноборони для того, щоб армія не була «голою, босою», а з іншого – реформувати систему матеріального забезпечення ЗСУ таким чином, щоб кожен солдат відчував своєрідну турботу держави про нього.
Ми слідкуємо за проведення тендерів, по деяким із них за власною ініціативою проводимо службові розслідування. Створивши робочу групу по реформуванню системи матеріального забезпечення ЗСУ, пишемо законопроекти, продумуємо концепції, які згодом будуть прийняті.
В цей процес ми залучаємо величезну кількість експертів по різним напрямкам.
Одне з основних завдань для нас – створити рівні умови участі в тендерах тих постачальників, які можуть запропонувати дійсно якісну продукцію.
Крім усього іншого, ми викладаємо технічні умови на ті речі, які закуповує Міноборони, у відкритий доступ. Раніше ТУ не були у відкритому доступі – і тому ніхто не міг їх отримати, лише ті фірми, які багато років є постачальниками армії та самі їх розробили й подарували армії.
Зараз створюємо брошуру для нових постачальників на тему: «Як брати участь у тендерах, які проводять Міністерство оборони України».
Ставши членами тендерного комітету, ми майже з бійками вибивали необхідну документацію. У перший день нас назвали «смотрящими», косились на нас. Потім ми стали «копаючими». Казали нам, хто ви такі, ви нічого не знаєте.
Тоді я відповідала, що професіоналом стати можна, а от патріотом, якщо він ним не є, – ні, тож така людина буде використовувати свої знання на власні потреби.
Але нам дають викривлену інформацію. Це взагалі якась викривлена реальність. Аби зрозуміти, що і як насправді – треба копати й копати.

АРТУР ПЕРЕВЕРЗЄВ, 25 РОКІВ
Департамент державних закупівель та постачання, матеріально-технічного забезпечення

Артур разом з Танею Домановою у «Волонтерському десанті» – наймолодші, їм обом лише по 25 років. Як і Таня, він працює над тендерними закупівлями, хоча Артур зовсім не юрист – випускник Київського інституту міжнародних відносин, зі спеціалізацією «безпекові та стратегічні дослідження».
Після закінчення вузу хлопець якийсь час працював перекладачем новин з української на англійську на одному з телеканалів, а під час Майдану з головою поринув у революцію і навіть був сотником 16-ої сотні.
«Я з 2010 року є членом організації «Відсіч», вона якраз була основою для створення нашої сотні, а після Майдану зайнялась роботою над бойкотом російських товарів», — розповідає Артур чистою українською. Сам він родом з Донеччини, частина його родичів досі живе там, де нині проходить АТО.
З початком бойових дій на сході разом з іншими майданівцями Артур волонтерив, збираючи кошти на харчі, одяг тощо для 95-ої та 128-ої бригади, а також окремим солдатам і меншим підрозділам. Далі була праця для «Центр підтримки добровольців», і робота радником Андрія Парубія за час його секретаріату в РНБОУ.
Як і більшість учасників «Волонтерського десанту», потрапив у Міноборони після того, як випадково побачив пост Юрія Бірюкова і подав свою вакансію до цієї ініціативи. Тепер роботи у нього так багато, що отримавши смс з проханням відзвонитись задля 10 хвилин розмови, відписує: «У мене не було такої довгої перерви навіть на обід».
Вихідних у них теж майже нема, адже треба забезпечити всім необхідним тих, хто потрапить до лав армії через нову хвилю мобілізації.

Ми як міні-прокурори (сміється). Раніше ж як було у тендерних комітетах? Дивляться по паперах – все нормально, причепитися нема до чого, значить, можна підтримувати і до них не буде претензій. Тому голосували одноголосно.
Зараз такого вже нема, бо одні чиновники думають про нас і голосують «за», адже армія швидше щось отримає, а інші думають – «зараз вони покіпішують і підуть, а нам віддуватись» і голосують «проти» або утримуються.
Чиновники завжди про це думають, що їм треба буде віддуватись перед Фейсбуком, перед прокуратурою, але в останню чергу вони думають про те, що правильно у цій процедурі – завершити її максимально швидко, чи перевірити усі підводні камені.
Наприкінці року взагалі все відбувається швидко – є бюджетні кошти, які треба освоїти. Та й у нас не було часу, аби глибоко покопатися. А до того ніхто не додумався проаналізувати, ринок ноутбуків, наприклад. Це можна було зробити одразу після того, коли їх дозволили купувати для потреб Міноборони.
Якби це зробили тоді – у нас була б база постачальників, а її нема. Чиновники починають швидко шукати цих постачальників. У результаті знаходять 3 компанії, одна не прийшла, друга не прийшла вчасно, цінову пропозицію подала лише одна, відповідно з нею напряму починають спілкуватися.
Що ми встигли зробити? Ось історія по Липниках. Там велось будівництво на 64 квартири для військовослужбовців, це будівництво йде ще з 2008 року. Було постійне недофінансування, два поверхи розбирали, бо їх раніше не законсервували.
Так-от, компанія-забудовник сказала: «Заплатіть 2,7 мільйони (а це були додаткові роботи, які не передбачені основним договором) і ми закінчимо будівництво». Ми почали копати, а чому 2,7 мільйони? Вони знизили до 2,5. Почали питати, що це за такі додаткові роботи? Нам пояснили. Тоді ми написали про це у ФБ, спеціалісти у сфері будівництва приїхали подивились акти виконаних робіт, плани і так далі й сказали, що роботи ці потрібні.
Інша справа у тому, що треба розуміти, скільки там робіт реально зроблено? А це можна помітити, побувавши на місці. Ми знайшли людину, яка туди поїхала, сфотографувала будинок і побачила, що в принципі, він готовий.
Комітет не хотів голосувати за оплату цих коштів, бо було побоювання, що будинок не на 90% готовий, як зазначають забудовники, а на 60%.
Ми виявили, що зовні будинок готовий, облаштування території зробили, у квартирах всередині немає лінолеуму, ванної, унітазу і стіни не пофарбовані, але виконавець кляне-божиться, що вони все закінчать, бо у них все закуплено, треба просто запустити і швидко це зробити.
Виконавець попідписував купу документів, у яких гарантував, що до 12 ночі 31 грудня здасть будинок під заселення, що ніякої подвійної оплати там нема. Комітет проголосував. Будинок справді вже передали під заселення. Сподіваємося, що квартири ці отримають учасники АТО.
Зрештою, можна навіть зовсім інакше підійти до системи закупівель. Зараз служба тилу Генерального штабу визначає потреби для бійців — якої якості, що і в якій кількості.
Трапляється, що співробітники Генштабу виписують технічні умови так, аби їм відповідала продукція якогось конкретного виробника, або дуже обмежена кількість виробників.
Ось є ще скандальна історія з «Таланлегпром». Ця компанія випускає берці для армії 13 років. А все тому, що колись Міноборони заборонили розробляти свої ТУ, бо тут може бути корупційна схема, що хтось розробить під свою фірму ТУ і так далі.
Міноборони дозволили взяти ТУ в дар за 1 гривню, бо купити їх теж не могли за реальну суму. «Таланлегпром» колись подарував ці ТУ, їх прийняли, бо інших варіантів не було.
Замовили берці, і понеслось… Компанія має досвід роботи, досвід укладання аналогічних договорів і вони вже автоматично з нею працюють. Хто тут винен? Ті, хто скасував розробку ТУ чи ті, хто їх тоді прийняли? Чи «Талан», який каже — у мене виробництво, на ньому 2000 персоналу, ми шиємо для німецької армії, для ізраїльської. Але для них шиють хороші берці, а нашій — ні. Чому?
Їхня аргументація така: «Німецька армія купує одні берці по 1000 грн, а ви мені пропонуєте 550, і я шию відповідно до суми, бо якість відповідає ціні». Зараз немає списку недобросовісних виробників. І вони цим зловживають, бо знають, що якщо вони налажають, то потім всеодно можуть влізти в тендери.
Ми всі хочемо жити в державі, де все робиться нормально. Тобто вчасно, фахівцями, люди мають можливість жити нормально, не треба носити хабарі, волонтерити.
Ви собі уявляєте, аби Швейцарську армію забезпечували волонтери?

ИГОРЬ ПОНОМАРЕНКО, 59 ЛЕТ
Ведущий инженер по вещевому снабжению в Министерстве обороны

«Меня сложно назвать серьезным волонтёром», – с первых же минут знакомства предупреждает участник Волонтерского десанта Игорь Пономаренко.
Его волонтерской историей, и правда, сложно кого-то удивить. С начала военных действий Игорь Пономаренко помогал только одному бойцу, сокурснику сына, который был призван в пограничные войска и в настоящий момент служит под Волновахой.
«У меня две специальности – химик-технолог, я всю жизнь занимался полимерами, – рассказывает о себе Игорь Пономаренко. – А вторая специальность – начальник вещевой службы при СССР. На службу попал во времена Афганистана. Так что я понимаю, как это было устроено в те времена».
Что заставило Игоря Пономаренко написать Бирюкову?
«Я понимал, что на фронте от меня толку не будет. Но у меня был подопечный, друг сына, стоматолог. И я видел, что их отправили голыми-босыми. Я – взрослый человек, готов жертвовать своим временем и ресурсами, чтобы помочь ребятам на фронте хотя бы тем, чтобы контролировать их обеспечение», — поясняет Пономаренко.
Он говорит, что до того, как пришел в министерство считал, что ситуации, при которых у бойцов отсутствуют самые необходимые вещи, связаны с пассивной позицией офицеров. «Теперь его мнение имезнилось», — комментирует Пономаренко.

Сейчас понимаю, что тех, кто борется, система выбрасывает, они ей не нужны.
Я шел в министерство, чтобы разобраться в объективных и субъективных факторах, которые влияют на его работу. Во время прохождения теста на детекторе лжи меня спросили: «Как долго я собираюсь работать в министерстве?» Я честно ответил: «Долго». Поменять что-то быстро не получится.
Люди там разные. Одни готовы ехать на войну, другие – поедут в АТО только ради корочки и льгот. Вот это меня пугает. Мне бы не хотелось, чтобы эта «пена» отвечала за важные решения.
За полтора месяца я понял, что немаловажный фактор неэффективности министерства – законы и постановления. Например, постановление кабмина №1444, которое регулирует вещевое снабжение в армии – это полный абсурд! Там огромное количество ограничений. Там регулируются такие вещи, как сроки использования формы, составы подушек и матрасов.
Со стороны, кажется, что в министерстве сидят одни коррупционеры – но сама система так организована.
Например, система военных представительств, которая принимает всю продукцию для армии, от портянок до ракет – не понятно, перед кем отчитывается. Она как будто вынесена за рамки. Хотя, по логике, должна подчиняться Службе тыла и отвечать за качество перед его специалистами.
Мы понимаем, что «система» не так глупа, чтобы выражать негатив в отношении волонтеров.
Но вместе с волонтерами в министерство пришло осознание того, что идет война, а люди в МО, которые готовы работать на результат, наконец, подняли головы.
Понимая, сколько всего сделали волонтеры, я снимаю перед ними шляпу.

Источник: http://www.pravda.com.ua/cdn/cd1/2015year/volunteer/index.html

«НАША ЦЕЛЬ НЕ ПОПУГАТЬ, НЕ ОТОГНАТЬ, А ИМЕННО УНИЧТОЖИТЬ ПРОТИВНИКА», — АРТИЛЛЕРИСТ ПАВЕЛ МАРЦЕНЮК«НАША ЦЕЛЬ НЕ ПОПУГАТЬ, НЕ ОТОГНАТЬ, А ИМЕННО УНИЧТОЖИТЬ ПРОТИВНИКА», — АРТИЛЛЕРИСТ ПАВЕЛ МАРЦЕНЮК

Ольга Скороход, Цензор.НЕТ
Чем мышление артиллериста отличается от мышления десантника, как артиллеристы выдерживают рекордные морозы, стоя в открытом поле, во сколько Украине обходится один выстрел гаубицы и за сколько времени окупится дорогой беспилотник? Об этом в интервью Цензор.НЕТ рассказал боец 55-й отдельной артиллерийской бригады Павел Марценюк. Служит номером расчета гаубицы. «Я загружаю снаряды в орудие, затем мы отправляем их с пламенным приветом, куда надо», — кратко объясняет свою работу.

В мирной жизни отец четверых детей и художник. Сегодня о его творческой натуре говорят не только колоритные усы и модерный оселедец, но и свободолюбивые высказывания об устаревшем мышлении многих украинских офицеров. Свою гаубицу он упрямо называет «гарматой» и признается, что не в восторге от советской системы, которая до сих пор сохраняется в украинской армии. «Мы это постепенно исправляем, — говорит он. — Стремление есть».
Сегодня Павел со своей батареей снова на передовой в гуще боев — отражает атаки противника. Нам удалось пообщаться с ним в Запорожье накануне его возвращения на фронт после ротации. На гражданке он пробыл чуть более месяца и признается, что за это время устал от безделья. Этого и следовало ожидать, ведь Павел принадлежит к так называемым мобилизованным добровольцам. Говорит, что сознательно просился именно в Вооруженные силы.
— Пришел старую систему в армии разрушать изнутри. То, что мы видели летом, было жалкое и убогое зрелище. Именно поэтому я не мог не пойти воевать. Если бы мы все сидели на гражданке и жевали сопли, мол пусть армия нас защищает, в Киеве уже был бы Путин, российские флаги и фашистский угар. Так что мы поставили армию перед фактом: «Дорогая украинская армия, теперь мы будем у вас служить».
МЫ ОТРАБОТАЛИ ВСЕМИ СНАРЯДАМИ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИ. ПЕХОТА ПОТОМ СКАЗАЛА ОГРОМНОЕ СПАСИБО
— У вас обычная дивизионная артиллерия. Это значит, что в отличие от реактивной, вы работаете точечно?
— Да, мы накрываем конкретные цели. Когда нужно не пропустить их орды в наступление, наша задача либо быстренько переместиться и навести огонь с новой точки, либо стоять под обстрелами, преграждая им путь. Следовательно, позиции нужно оборудовать ежедневно. Конкретно наша батарея постоянно переезжает с места на место, часто по нескольку раз в день. Потому что, если наши позиции заметили, то по ним ведется обстрел.
артиллерист марцинюк
— Сколько времени Вы провели на передовой?
— Непосредственно на передовой я с 23 августа. В первый наш выезд мы поддерживали войска под Иловайском. Отработали тогда ночью, но не успели охватить одну цель — утром 25-го нас накрыло в ответ.
— Можно сказать, что тот выезд был не таким эффективным, как хотелось бы?
— Почему неэффективный?!
— Котел все-таки произошел…
— Так у нас и противников было сколько! В первом же бою мы попали в замес. По нам их «Грады» работали пять часов, но мы остановили их в той точке. Это дало время пехоте для того, чтобы перегруппироваться. Из двух батарей у нас погибло 2 человека. Это в принципе ужасно, а для артиллерии такие потери — очень много. К тому же, мы потеряли там половину своих машин и орудий.
Потом нас выдвинули перекрывать дорогу от Донецка на Мариуполь. В сентябре это было актуально, так как ожидали прорыва. Затем мы отправились в самую горячую точку. Еще месяца три назад мы помнили, где подбили танк, где машины или «Град». Теперь уже все перемешалось.
артиллерист марцинюк
— Многие бойцы говорят, что стояние на месте из-за перемирия, мягко говоря, не вдохновляет. На вас это как действует?
— Когда начинается официальное перемирие, у нас как раз появляется работа — даем ответку на обстрелы врага. Нельзя сказать, что все это время для артиллерии была псевдоокопная война. Картину по всему фронту я не знаю, мы получаем задание из штаба. Но из трех месяцев пребывания на передовой без стрельб я могу насчитать дней пять. Помню, что только в начале сентября, сразу после объявления перемирия, мы несколько дней не работали. В последний раз, когда мы уходили, нас очень плотно обстреляли. Утром они поперли, не зная, что мы стоим на пути. Тогда мы отработали всеми снарядами, которые имели. Пехота потом сказала огромное спасибо.
— То есть, наша армия уже далеко не позорна, и воевать научилась?
— Если в июле это действительно был позор, то теперь у нас есть хоть какая-то сила. За несколько месяцев удалось достичь невероятных результатов, благодаря чему мы остановили прорыв в конце августа. Во-первых, значительно увеличился контингент людей, способных и воевать. К тому же, оказалось, что наш противник еще более говенный. Несмотря на то, что они готовились годами на нас нападать, они просто поражают своим низким уровнем подготовки.
— Чем докажете?
— Тем, что я сижу здесь живой, а они никак не могут нас уничтожить. Они снаряжены лучше, чем мы, регулярно перебрасывают в Украину воинские подразделения из России, накрывают нас своим огнем, пользуются беспилотниками, которых у нас нет… но толку мало.
Часто наши противники наводят прицел примерно. Мне рассказывали очевидцы, как сепары ставят два ведра, между ними делают примерную наводку и стреляют. Снарядов им Путин присылает немерено. А потом получаются трагедии с жертвами среди мирных жителей.
ДОРОГОЙ БЕСПИЛОТНИК ОКУПИТСЯ ЗА ПОЛЧАСА НОРМАЛЬНОГО БОЯ
— Кроме беспилотников, чем еще владеет враг из того, чего вам не хватает?
— Из того, что я вижу, у них количество вооружения увеличивается. В первую очередь, назову средства электронной разведки, в частности, те же беспилотники. Мы за все время не работали с беспилотниками в принципе. Огонь за беспилотником следует не всегда, но очень часто.
Средства корректировки нужны для экономии средств и времени. Наугад мы не стреляем, нужен расчет баллистического полета снаряда. Часто можно слышать, что беспилотник стоит бешеных денег и нам не нужен. На секунду отставляем в сторону патриотизм и берем калькулятор, считаем, за сколько затраты на беспилотник будут отбиты. И оказывается, что он окупится за полчаса нормального боя!
— Как вы такие расчеты провели?
— Стоимость одного выстрела официально считается около 2,5 тысячи гривен. Но это из расчета, что автомат Калашникова стоит 800 гривен, тогда как в реале он стоит 10 тысяч. Так что реальную цену нужно умножить еще на 20. У гарматы боекомплект 42 снаряда. Иногда мы выпускаем его весь за день. Вот и посчитайте, во сколько украинскому народу обходится цена работы артиллерии.
Имея точный расчет, мы используем наименьшее количество снарядов. Например, у нас есть задача попасть в форточку, чтобы снаряд прилетел прямо на стол какому-нибудь российско-фашистскому захватчику. Если стреляем по наводке корректировщика, даже если он хорош, вместо двух снарядов потратим восемь. Также это занимает время: пока увидел, пока позвонил в штаб, потом отзвонился нам… Время ушло, этот российско-фашистский оккупант доел свой бутерброд и вышел. Мы попадаем в форточку, а там уже никого нет. А вот если бы там летал наш беспилотник… Во-первых, от самого его вида бутерброд стал бы врагу поперек горла, а во-вторых, к нему оперативно прилетел бы от нас привет.
— И что сдерживает нас от покупки средств разведки?
— Советская система армии, которую мы, добровольцы, пытаемся разрушить изнутри, и неумение рационально тратить средства. В штабе думают, что же купить на выделенные деньги: » Ну давайте купим носки и карематы». А когда наших командиров просят озвучить реальные потребности, те говорит, что все есть. Это потому что их учили: если у тебя есть требования, то сам будешь их выполнять. А зачем озвучивать потребности командиру батареи, если он сам потом это будет искать? На самом деле обеспечение должны заниматься специальные службы, сегодня эту ношу на себя взяли волонтеры.
артиллерист марцинюк
НЕКОТОРЫЕ ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ НА ПОЛНОМ СЕРЬЕЗЕ СПРАШИВАЛИ, ЗАЧЕМ НАМ РАЦИИ, ЕСЛИ МОЖНО ФЛАЖКАМИ МАХАТЬ
— Знаю, что вы с коллегами сами разрабатываете проект усовершенствования системы корректировки огня. Расскажите конкретнее об этом.
— Хотим создать беспроводную связь на позициях и систему автоматического расчета для каждого орудия. Это можно сделать с помощью любого андроидного устройства. На сегодняшний день старший офицер батареи дает свои расчеты командирам орудий, а по ним они должны производить свои расчеты. Ночью, это вообще затруднительно: пока мы бежим к орудиям, офицер на бегу, присвечивая фонариком, должен все эти расчеты производить. А это тоже время! При автоматике вся информация моментально будет видна на экране: нам не нужно будет тратить время, чтобы переспрашивать командира, если плохо услышали. На первых порах некоторые военнослужащие на полном серьезе спрашивали, зачем нам рации, если можно флажками махать. Можно еще кабель полевого телефона на позициях развернуть. А еще лучше позвонить по мобильному телефону! Потом они сами увидели, что рации оказались весьма эффективны.
— Воплощать свой проект в жизнь будете через волонтеров?
— Не исключаю этого. Волонтерская система себя показала очень хорошо, она работает действительно по потребностям. Ее нужно воспринимать шире, чем источник обеспечения. Кооперация армии и волонтеров — это прямой механизм действия: каждый делает, что может, на своем месте. Граждане хотят, чтобы российско-фашистские захватчики остановились где-нибудь за Уралом или хотя бы по границе, думают, что для этого надо и собирают все необходимое для армии. Войска сказали «спасибо» и захватчиков отправляют на кладбище.
Нужно убирать из нашей картины мира феодальное государство, а базироваться на гражданском обществе. В 2005 году мы прохлопали свой шанс, теперь стали умнее.
— Кроме связи и техники, какие еще потребности артиллерии на сегодняшний день?
— Что нам Родина могла дать, она дала. Официальные нормы довольствия скудные, это уровень 1960-х годов. На еду предусмотрено 52 гривни в день. Обмундирование рассчитано разве что на службу в нарядах при штабе.
Потребности у всех частей разные. Мы — артиллеристы — живем в лесу, людей не видим, поэтому ходим с бородами, внешний вид для нас не важен. Национальная гвардия наоборот одета с лоском. Возможно, для них это нужно, потому что они общаются с людьми. В любом случае, военным снаряжением мы обросли. Так что вычислительная техника остается главной потребностью.
— Артиллеристы разворачивают свои позиции, вероятно, в наиболее жестких условиях — в открытом поле при рекордных морозах. Как выдерживаете это?
— Решения этого вопроса нет. Не существует вундерспальников или супербушлатов, которые способны противостоять рекордным морозам и сильному ветру. Находиться 24 часа на морозе люди не могут. Можно было бы вырыть окоп, но инженерной техники практически нет. С волонтерами мы обсуждали эту проблему, есть идея купить экскаватор: он берет минимум топлива, мобильный, и его легко маскировать.
Сегодня нужно думать дальше — как рыть блиндажи, строить вагонные города. В данное время наша армия это не потянет. Вагончик, рассчитанный на 10 человек, стоит 100 тысяч гривен. Такой суммы из бюджета для 10 человек не дадут. Но эти требования все равно нужно выдвигать — запустить идею на будущее.
артиллерист марцинюк
НАША ЦЕЛЬ НЕ ПОПУГАТЬ, НЕ ОТОГНАТЬ, А ИМЕННО УНИЧТОЖИТЬ ПРОТИВНИКА
— После таких жестких условий система ротации также должна быть хорошо продумана.
— Не знаю точно, какая система ротации в других видах войск. В пехоте бойцов отправляют на ротацию частями. Мне кажется, что так было бы эффективнее и в артиллерии. В одном нашем дивизионе отправляют в отпуск по одному расчету. Но в остальных случаях на ротацию направляют батарею в полном составе. Все-таки, мы здесь компактно мобилизованы — почти все из Запорожской области. Как по мне, лучше три недели быть в поле, одну дома, чем три месяца на войне, а потом один дома. Приехал, умылся, попил пиво, повтыкал в Фейсбук, сходил в гости — и можно ехать на войну. Когда сидишь дома месяц, думаешь: «Что я тут делаю»? Кто-то другой скажет наоборот, что лучше отслужить сразу полгода. Так что этот вопрос нужно обсуждать.
— Знаю о случае, когда в одной батарее командир отказался ехать домой, хотя имел воспаление легких.
— Виноват, конечно, он сам — тянул до последнего, потому что понимал, что заменить его некем. Как военный — поступил героически. Однако у нас не так много толковых командиров, чтобы разбрасываться ими.
— Возвращаемся к корню проблемы: а где их брать?
— Ответ один — мотивировать. У меня зарплата 2400 грн и 3000 грн АТОшных. Кто-то скажет, что это хорошие деньги, но я так не считаю. Сейчас достойная зарплата для солдата должна быть в районе 15 тысяч, для офицера — еще выше. Чтобы в армию пришли молодые мотивированные люди, которые будут ответственно и профессионально выполнять свою работу. Офицеров у нас сейчас количественно не хватает. Полковники очень хороши, а вот офицерское звено пониже страдает. Сейчас пенсионеры достали погоны и бесплатно воюют. Мой первый комбат Александр Франчук. Ему глубоко за 50, перенес не одну операцию. Он переживал, видя, что бойцы не обучены. Сперва просто давал советы артиллеристам, потом обучал. Закончилось тем, что сейчас сам воюет бесплатно.
— Такой вывод Вы сделали из собственного опыта добровольца?
— С мобилизацией пришло основное количество воюющих. Много добровольцев моего возраста и моложе. Воюем мы однозначно не хуже контрактников, а если будет мотивация, то боеспособность армии увеличится.
— Таких идейных мобилизованных добровольцев много?

— Хватает. Но не секрет, что призвали многих людей, которые совершенно не пригодны для военной службы. Потому что в военкоматах осталась та же советская система. Их задача не сформировать воинскую часть, а отчитаться о выполнении. Мне повезло, в военкомате меня сразу приняли. А знаю людей, которые по три месяца напрашивались, пока их наконец мобилизовали.
Военкоматы не ставили перед собой задачу выбрать людей со специальными знаниями и умениями. К нам попали люди, которые не имеют артиллерийского мышления. Могу предположить, что артиллеристы попали в другие роды войск. Мышление артиллериста отличается от мышления десантника: задача десанта создавать много шума, артиллерии — окончательно решить вопрос. Грубо говоря, артиллеристы не бросаются вперед в атаки, а отходят подальше и делают жизнь врага невыносимой, а потом уничтожают его. Наша цель не попугать, не отогнать, а именно уничтожить.
С другой стороны, с призывом в армию попали люди, в принципе не годные к военной службе из-за своего образа жизни.
— Вы говорите про повальную проблему алкоголизма? Для артиллерии это важно, как ни для кого другого.
— Дисциплина зависит от командования и общего настроя. Если изначально наша батарея была сориентирована на то, что бухать — плохо, то и «сухого закона» придерживались. Среди солдат попадаются люди, которые до призыва откровенно синячили. За три месяца службы на фронте они изменили свой образ жизни до неузнаваемости. Все благодаря общему мнению, что те, кто пьет — свинота, которую в случае чего никто спасать из-под обстрела не будет. Это зачастую действовало.
Но глобальное решение проблемы, куда деть мобилизованных, которые на передовой создают проблемы, непонятно. Приходится таких проблемных солдат держать подальше от фронта, но силы и ресурсы на них потрачены: они записаны в штат, получают зарплату, а уволить с позором их не могут. Я считаю, что государству дешевле таких людей просто убрать из армии.
ЭТО НЕНОРМАЛЬНО, ЧТО УКРАИНСКИЕ ВОЕННЫЕ БРИГАДЫ НОСЯТ СОВЕТСКО-ФАШИСТСКИЕ НАЗВАНИЯ
— Есть надежда, что новая волна мобилизации пройдет более эффективно?
— Я считаю, что нужно отказаться от системы военкоматов. С помощью того же Фейсбука всех патриотично настроенных командиров гармат можно было бы собрать за неделю. Но военкомат не знает, как такая система работает. Кадровые агентства справились бы с этой задачей прекрасно.
Да вообще нужно уходить от советской системы армии. Многие кадровые военные до сих пор живут идеями «дедывоевали» и советских красных знамен. Мне это противно: я украинский солдат, а не советский. Это ненормально, что украинские военные бригады носят советско-фашистские названия. Советские привычки сегодня аукаются в том, что зачастую командиры стыдятся не то что требовать, а просить то, что положено для увеличения боеспособности их подразделений.
— Офицеру морально сложно просить.
— Дело не только в «просить-не просить». Нужно в целом уходить от прошловекового представления о советской гордости, о всех жуковых, суворовых и прочем. Потому, что мы выбрали жить в другой стране. Наши деды свое отвоевали и уже давно на небе. У меня много несогласия с дедушками, я из поколения людей, разваливших Советский Союз. И сейчас мы воюем не с Россией, а с Советским Союзом и с глупой идеей славянского единства. При этом, русские — самый пострадавший народ, потому что у них все забрали. Русскость для них — не Достоевский и Северянин, а оливье и «Ирония судьбы». Так что сейчас у нас происходит окончательное решение советского вопроса.

Помощь 55-ой Бригаде Артиллеристов:
Карта Приват: 4731 2171 0987 8320, Коцюба Владимир
+38099 55 72 772, Катя Матюха, Запорожье
PayPal: victorysisters2014@gmail.com
Прием вещей и посылок для бойцов 55-ки в Запорожье ул. Стефанова 1, воинская часть А1978
Фотоотчеты о проделанной работе: https://www.facebook.com/Victory.Sisters.foundation

Ольга Скороход, Цензор.НЕТОльга Скороход, Цензор.НЕТ
Чем мышление артиллериста отличается от мышления десантника, как артиллеристы выдерживают рекордные морозы, стоя в открытом поле, во сколько Украине обходится один выстрел гаубицы и за сколько времени окупится дорогой беспилотник? Об этом в интервью Цензор.НЕТ рассказал боец 55-й отдельной артиллерийской бригады Павел Марценюк. Служит номером расчета гаубицы. «Я загружаю снаряды в орудие, затем мы отправляем их с пламенным приветом, куда надо», — кратко объясняет свою работу.

В мирной жизни отец четверых детей и художник. Сегодня о его творческой натуре говорят не только колоритные усы и модерный оселедец, но и свободолюбивые высказывания об устаревшем мышлении многих украинских офицеров. Свою гаубицу он упрямо называет «гарматой» и признается, что не в восторге от советской системы, которая до сих пор сохраняется в украинской армии. «Мы это постепенно исправляем, — говорит он. — Стремление есть».
Сегодня Павел со своей батареей снова на передовой в гуще боев — отражает атаки противника. Нам удалось пообщаться с ним в Запорожье накануне его возвращения на фронт после ротации. На гражданке он пробыл чуть более месяца и признается, что за это время устал от безделья. Этого и следовало ожидать, ведь Павел принадлежит к так называемым мобилизованным добровольцам. Говорит, что сознательно просился именно в Вооруженные силы.
— Пришел старую систему в армии разрушать изнутри. То, что мы видели летом, было жалкое и убогое зрелище. Именно поэтому я не мог не пойти воевать. Если бы мы все сидели на гражданке и жевали сопли, мол пусть армия нас защищает, в Киеве уже был бы Путин, российские флаги и фашистский угар. Так что мы поставили армию перед фактом: «Дорогая украинская армия, теперь мы будем у вас служить».
МЫ ОТРАБОТАЛИ ВСЕМИ СНАРЯДАМИ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИ. ПЕХОТА ПОТОМ СКАЗАЛА ОГРОМНОЕ СПАСИБО
— У вас обычная дивизионная артиллерия. Это значит, что в отличие от реактивной, вы работаете точечно?
— Да, мы накрываем конкретные цели. Когда нужно не пропустить их орды в наступление, наша задача либо быстренько переместиться и навести огонь с новой точки, либо стоять под обстрелами, преграждая им путь. Следовательно, позиции нужно оборудовать ежедневно. Конкретно наша батарея постоянно переезжает с места на место, часто по нескольку раз в день. Потому что, если наши позиции заметили, то по ним ведется обстрел.
артиллерист марцинюк
— Сколько времени Вы провели на передовой?
— Непосредственно на передовой я с 23 августа. В первый наш выезд мы поддерживали войска под Иловайском. Отработали тогда ночью, но не успели охватить одну цель — утром 25-го нас накрыло в ответ.
— Можно сказать, что тот выезд был не таким эффективным, как хотелось бы?
— Почему неэффективный?!
— Котел все-таки произошел…
— Так у нас и противников было сколько! В первом же бою мы попали в замес. По нам их «Грады» работали пять часов, но мы остановили их в той точке. Это дало время пехоте для того, чтобы перегруппироваться. Из двух батарей у нас погибло 2 человека. Это в принципе ужасно, а для артиллерии такие потери — очень много. К тому же, мы потеряли там половину своих машин и орудий.
Потом нас выдвинули перекрывать дорогу от Донецка на Мариуполь. В сентябре это было актуально, так как ожидали прорыва. Затем мы отправились в самую горячую точку. Еще месяца три назад мы помнили, где подбили танк, где машины или «Град». Теперь уже все перемешалось.
артиллерист марцинюк
— Многие бойцы говорят, что стояние на месте из-за перемирия, мягко говоря, не вдохновляет. На вас это как действует?
— Когда начинается официальное перемирие, у нас как раз появляется работа — даем ответку на обстрелы врага. Нельзя сказать, что все это время для артиллерии была псевдоокопная война. Картину по всему фронту я не знаю, мы получаем задание из штаба. Но из трех месяцев пребывания на передовой без стрельб я могу насчитать дней пять. Помню, что только в начале сентября, сразу после объявления перемирия, мы несколько дней не работали. В последний раз, когда мы уходили, нас очень плотно обстреляли. Утром они поперли, не зная, что мы стоим на пути. Тогда мы отработали всеми снарядами, которые имели. Пехота потом сказала огромное спасибо.
— То есть, наша армия уже далеко не позорна, и воевать научилась?
— Если в июле это действительно был позор, то теперь у нас есть хоть какая-то сила. За несколько месяцев удалось достичь невероятных результатов, благодаря чему мы остановили прорыв в конце августа. Во-первых, значительно увеличился контингент людей, способных и воевать. К тому же, оказалось, что наш противник еще более говенный. Несмотря на то, что они готовились годами на нас нападать, они просто поражают своим низким уровнем подготовки.
— Чем докажете?
— Тем, что я сижу здесь живой, а они никак не могут нас уничтожить. Они снаряжены лучше, чем мы, регулярно перебрасывают в Украину воинские подразделения из России, накрывают нас своим огнем, пользуются беспилотниками, которых у нас нет… но толку мало.
Часто наши противники наводят прицел примерно. Мне рассказывали очевидцы, как сепары ставят два ведра, между ними делают примерную наводку и стреляют. Снарядов им Путин присылает немерено. А потом получаются трагедии с жертвами среди мирных жителей.
ДОРОГОЙ БЕСПИЛОТНИК ОКУПИТСЯ ЗА ПОЛЧАСА НОРМАЛЬНОГО БОЯ
— Кроме беспилотников, чем еще владеет враг из того, чего вам не хватает?
— Из того, что я вижу, у них количество вооружения увеличивается. В первую очередь, назову средства электронной разведки, в частности, те же беспилотники. Мы за все время не работали с беспилотниками в принципе. Огонь за беспилотником следует не всегда, но очень часто.
Средства корректировки нужны для экономии средств и времени. Наугад мы не стреляем, нужен расчет баллистического полета снаряда. Часто можно слышать, что беспилотник стоит бешеных денег и нам не нужен. На секунду отставляем в сторону патриотизм и берем калькулятор, считаем, за сколько затраты на беспилотник будут отбиты. И оказывается, что он окупится за полчаса нормального боя!
— Как вы такие расчеты провели?
— Стоимость одного выстрела официально считается около 2,5 тысячи гривен. Но это из расчета, что автомат Калашникова стоит 800 гривен, тогда как в реале он стоит 10 тысяч. Так что реальную цену нужно умножить еще на 20. У гарматы боекомплект 42 снаряда. Иногда мы выпускаем его весь за день. Вот и посчитайте, во сколько украинскому народу обходится цена работы артиллерии.
Имея точный расчет, мы используем наименьшее количество снарядов. Например, у нас есть задача попасть в форточку, чтобы снаряд прилетел прямо на стол какому-нибудь российско-фашистскому захватчику. Если стреляем по наводке корректировщика, даже если он хорош, вместо двух снарядов потратим восемь. Также это занимает время: пока увидел, пока позвонил в штаб, потом отзвонился нам… Время ушло, этот российско-фашистский оккупант доел свой бутерброд и вышел. Мы попадаем в форточку, а там уже никого нет. А вот если бы там летал наш беспилотник… Во-первых, от самого его вида бутерброд стал бы врагу поперек горла, а во-вторых, к нему оперативно прилетел бы от нас привет.
— И что сдерживает нас от покупки средств разведки?
— Советская система армии, которую мы, добровольцы, пытаемся разрушить изнутри, и неумение рационально тратить средства. В штабе думают, что же купить на выделенные деньги: » Ну давайте купим носки и карематы». А когда наших командиров просят озвучить реальные потребности, те говорит, что все есть. Это потому что их учили: если у тебя есть требования, то сам будешь их выполнять. А зачем озвучивать потребности командиру батареи, если он сам потом это будет искать? На самом деле обеспечение должны заниматься специальные службы, сегодня эту ношу на себя взяли волонтеры.
артиллерист марцинюк
НЕКОТОРЫЕ ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ НА ПОЛНОМ СЕРЬЕЗЕ СПРАШИВАЛИ, ЗАЧЕМ НАМ РАЦИИ, ЕСЛИ МОЖНО ФЛАЖКАМИ МАХАТЬ
— Знаю, что вы с коллегами сами разрабатываете проект усовершенствования системы корректировки огня. Расскажите конкретнее об этом.
— Хотим создать беспроводную связь на позициях и систему автоматического расчета для каждого орудия. Это можно сделать с помощью любого андроидного устройства. На сегодняшний день старший офицер батареи дает свои расчеты командирам орудий, а по ним они должны производить свои расчеты. Ночью, это вообще затруднительно: пока мы бежим к орудиям, офицер на бегу, присвечивая фонариком, должен все эти расчеты производить. А это тоже время! При автоматике вся информация моментально будет видна на экране: нам не нужно будет тратить время, чтобы переспрашивать командира, если плохо услышали. На первых порах некоторые военнослужащие на полном серьезе спрашивали, зачем нам рации, если можно флажками махать. Можно еще кабель полевого телефона на позициях развернуть. А еще лучше позвонить по мобильному телефону! Потом они сами увидели, что рации оказались весьма эффективны.
— Воплощать свой проект в жизнь будете через волонтеров?
— Не исключаю этого. Волонтерская система себя показала очень хорошо, она работает действительно по потребностям. Ее нужно воспринимать шире, чем источник обеспечения. Кооперация армии и волонтеров — это прямой механизм действия: каждый делает, что может, на своем месте. Граждане хотят, чтобы российско-фашистские захватчики остановились где-нибудь за Уралом или хотя бы по границе, думают, что для этого надо и собирают все необходимое для армии. Войска сказали «спасибо» и захватчиков отправляют на кладбище.
Нужно убирать из нашей картины мира феодальное государство, а базироваться на гражданском обществе. В 2005 году мы прохлопали свой шанс, теперь стали умнее.
— Кроме связи и техники, какие еще потребности артиллерии на сегодняшний день?
— Что нам Родина могла дать, она дала. Официальные нормы довольствия скудные, это уровень 1960-х годов. На еду предусмотрено 52 гривни в день. Обмундирование рассчитано разве что на службу в нарядах при штабе.
Потребности у всех частей разные. Мы — артиллеристы — живем в лесу, людей не видим, поэтому ходим с бородами, внешний вид для нас не важен. Национальная гвардия наоборот одета с лоском. Возможно, для них это нужно, потому что они общаются с людьми. В любом случае, военным снаряжением мы обросли. Так что вычислительная техника остается главной потребностью.
— Артиллеристы разворачивают свои позиции, вероятно, в наиболее жестких условиях — в открытом поле при рекордных морозах. Как выдерживаете это?
— Решения этого вопроса нет. Не существует вундерспальников или супербушлатов, которые способны противостоять рекордным морозам и сильному ветру. Находиться 24 часа на морозе люди не могут. Можно было бы вырыть окоп, но инженерной техники практически нет. С волонтерами мы обсуждали эту проблему, есть идея купить экскаватор: он берет минимум топлива, мобильный, и его легко маскировать.
Сегодня нужно думать дальше — как рыть блиндажи, строить вагонные города. В данное время наша армия это не потянет. Вагончик, рассчитанный на 10 человек, стоит 100 тысяч гривен. Такой суммы из бюджета для 10 человек не дадут. Но эти требования все равно нужно выдвигать — запустить идею на будущее.
артиллерист марцинюк
НАША ЦЕЛЬ НЕ ПОПУГАТЬ, НЕ ОТОГНАТЬ, А ИМЕННО УНИЧТОЖИТЬ ПРОТИВНИКА
— После таких жестких условий система ротации также должна быть хорошо продумана.
— Не знаю точно, какая система ротации в других видах войск. В пехоте бойцов отправляют на ротацию частями. Мне кажется, что так было бы эффективнее и в артиллерии. В одном нашем дивизионе отправляют в отпуск по одному расчету. Но в остальных случаях на ротацию направляют батарею в полном составе. Все-таки, мы здесь компактно мобилизованы — почти все из Запорожской области. Как по мне, лучше три недели быть в поле, одну дома, чем три месяца на войне, а потом один дома. Приехал, умылся, попил пиво, повтыкал в Фейсбук, сходил в гости — и можно ехать на войну. Когда сидишь дома месяц, думаешь: «Что я тут делаю»? Кто-то другой скажет наоборот, что лучше отслужить сразу полгода. Так что этот вопрос нужно обсуждать.
— Знаю о случае, когда в одной батарее командир отказался ехать домой, хотя имел воспаление легких.
— Виноват, конечно, он сам — тянул до последнего, потому что понимал, что заменить его некем. Как военный — поступил героически. Однако у нас не так много толковых командиров, чтобы разбрасываться ими.
— Возвращаемся к корню проблемы: а где их брать?
— Ответ один — мотивировать. У меня зарплата 2400 грн и 3000 грн АТОшных. Кто-то скажет, что это хорошие деньги, но я так не считаю. Сейчас достойная зарплата для солдата должна быть в районе 15 тысяч, для офицера — еще выше. Чтобы в армию пришли молодые мотивированные люди, которые будут ответственно и профессионально выполнять свою работу. Офицеров у нас сейчас количественно не хватает. Полковники очень хороши, а вот офицерское звено пониже страдает. Сейчас пенсионеры достали погоны и бесплатно воюют. Мой первый комбат Александр Франчук. Ему глубоко за 50, перенес не одну операцию. Он переживал, видя, что бойцы не обучены. Сперва просто давал советы артиллеристам, потом обучал. Закончилось тем, что сейчас сам воюет бесплатно.
— Такой вывод Вы сделали из собственного опыта добровольца?
— С мобилизацией пришло основное количество воюющих. Много добровольцев моего возраста и моложе. Воюем мы однозначно не хуже контрактников, а если будет мотивация, то боеспособность армии увеличится.
— Таких идейных мобилизованных добровольцев много?

— Хватает. Но не секрет, что призвали многих людей, которые совершенно не пригодны для военной службы. Потому что в военкоматах осталась та же советская система. Их задача не сформировать воинскую часть, а отчитаться о выполнении. Мне повезло, в военкомате меня сразу приняли. А знаю людей, которые по три месяца напрашивались, пока их наконец мобилизовали.
Военкоматы не ставили перед собой задачу выбрать людей со специальными знаниями и умениями. К нам попали люди, которые не имеют артиллерийского мышления. Могу предположить, что артиллеристы попали в другие роды войск. Мышление артиллериста отличается от мышления десантника: задача десанта создавать много шума, артиллерии — окончательно решить вопрос. Грубо говоря, артиллеристы не бросаются вперед в атаки, а отходят подальше и делают жизнь врага невыносимой, а потом уничтожают его. Наша цель не попугать, не отогнать, а именно уничтожить.
С другой стороны, с призывом в армию попали люди, в принципе не годные к военной службе из-за своего образа жизни.
— Вы говорите про повальную проблему алкоголизма? Для артиллерии это важно, как ни для кого другого.
— Дисциплина зависит от командования и общего настроя. Если изначально наша батарея была сориентирована на то, что бухать — плохо, то и «сухого закона» придерживались. Среди солдат попадаются люди, которые до призыва откровенно синячили. За три месяца службы на фронте они изменили свой образ жизни до неузнаваемости. Все благодаря общему мнению, что те, кто пьет — свинота, которую в случае чего никто спасать из-под обстрела не будет. Это зачастую действовало.
Но глобальное решение проблемы, куда деть мобилизованных, которые на передовой создают проблемы, непонятно. Приходится таких проблемных солдат держать подальше от фронта, но силы и ресурсы на них потрачены: они записаны в штат, получают зарплату, а уволить с позором их не могут. Я считаю, что государству дешевле таких людей просто убрать из армии.
ЭТО НЕНОРМАЛЬНО, ЧТО УКРАИНСКИЕ ВОЕННЫЕ БРИГАДЫ НОСЯТ СОВЕТСКО-ФАШИСТСКИЕ НАЗВАНИЯ
— Есть надежда, что новая волна мобилизации пройдет более эффективно?
— Я считаю, что нужно отказаться от системы военкоматов. С помощью того же Фейсбука всех патриотично настроенных командиров гармат можно было бы собрать за неделю. Но военкомат не знает, как такая система работает. Кадровые агентства справились бы с этой задачей прекрасно.
Да вообще нужно уходить от советской системы армии. Многие кадровые военные до сих пор живут идеями «дедывоевали» и советских красных знамен. Мне это противно: я украинский солдат, а не советский. Это ненормально, что украинские военные бригады носят советско-фашистские названия. Советские привычки сегодня аукаются в том, что зачастую командиры стыдятся не то что требовать, а просить то, что положено для увеличения боеспособности их подразделений.
— Офицеру морально сложно просить.
— Дело не только в «просить-не просить». Нужно в целом уходить от прошловекового представления о советской гордости, о всех жуковых, суворовых и прочем. Потому, что мы выбрали жить в другой стране. Наши деды свое отвоевали и уже давно на небе. У меня много несогласия с дедушками, я из поколения людей, разваливших Советский Союз. И сейчас мы воюем не с Россией, а с Советским Союзом и с глупой идеей славянского единства. При этом, русские — самый пострадавший народ, потому что у них все забрали. Русскость для них — не Достоевский и Северянин, а оливье и «Ирония судьбы». Так что сейчас у нас происходит окончательное решение советского вопроса.

Помощь 55-ой Бригаде Артиллеристов:
Карта Приват: 4731 2171 0987 8320, Коцюба Владимир
+38099 55 72 772, Катя Матюха, Запорожье
PayPal: victorysisters2014@gmail.com
Прием вещей и посылок для бойцов 55-ки в Запорожье ул. Стефанова 1, воинская часть А1978
Фотоотчеты о проделанной работе: https://www.facebook.com/Victory.Sisters.foundation

Ольга Скороход, Цензор.НЕТ

Василий Будик: Насколько мы понимаем, Путин отдал приказ о наступленииВасилий Будик: Насколько мы понимаем, Путин отдал приказ о наступлении

Михайло Глуховский.
После новогодних праздников ситуация в зоне боевых действий на Донбассе резко обострилась. Многочисленные общественные активисты, волонтеры и просто местные жители сообщают об участившихся в регионе перестрелках из тяжелого оружия. Сегодня под Волновахой, неподалеку от Донецка, снаряд попал в пассажирский автобус, в результате чего погибли, по последним данным, 11 пассажиров, еще больше, чем полтора десятка получили ранения. Правоохранители, прибывшие на место трагедии, уже квалифицировали случившееся как теракт. Кроме того, боевики практически уничтожили диспетчерскую вышку Донецкого аэропорта. Советник заместителя министра обороны Украины, гражданин Грузии Василий Будик не исключил, что президент России Владимир Путин мог отдать приказ о переходе в наступление.

В интервью «Главкому» сам бывший пленный Василий Будик, один из основателей благотворительной организации «Волонтеры» рассказал о том, сколько людей удерживают боевики, зачем Украине нужно соблюдать режим перемирия, а также о том, почему к пленным волонтерам боевики относятся намного хуже, чем к украинским солдатам.

В последние дни отмечается серьезное ухудшение ситуации в зоне АТО. По словам народного депутата Дмитрия Тымчука, участились обстрелы из тяжелого вооружения в районах Горловки, Авдеевки, Мариуполя. Насколько ситуация серьезна, с чем связано это обострение и каковы дальнейшие сценарии?

Только что я разговаривал с руководителем нашей группы в Донецке, представителем Генштаба, он сообщил, что ситуация крайне напряженная. Они открывают огонь, в течение трех последних суток бьют из города Донецка из танков, реактивных установок. Фактически разбили вышку в аэропорту. Наши регулярные войска начали открывать ответный огонь, хотя трое суток этого не делали. Насколько мы понимаем, Путин отдал приказ о переходе в наступление. Они пытаются выбить нас из аэропорта. Их крайне «раздраконила» ситуация, когда была проведена ротация наших военных без их ведома, мы эвакуировали шесть раненых. Это и послужило причиной обострения ситуации. Они сказали, что мы нарушили условия, и, соответственно, они не считают себя обязанными. Но какие условия, ведь мы не обязаны проходить через их блокпосты, тем более эвакуировать раненых.

Они будут пробивать выход на Крым, от создания так называемой «Новороссии» отказываться не собираются?

Вы знаете, я с Россией имею дело 20 с лишним лет, еще с начала конфликта на территории моей страны, Грузии, в Абхазии. Всякий раз, когда мы сталкивались с тем, что Россия что-то обещала в плане переговоров, или в плане каких-то уступок, соглашений, мы очень жестоко платили. У нас была ситуация, когда вместо того, чтобы перейти в наступление, Россия добилась от нас, для начала, прекращения огня. Затем господин Шеварднадзе пошел на следующий шаг, отвел тяжелую технику за пределы республики Абхазия и, в итоге, мы получили контрнаступление, в ходе которого мы потеряли Абхазию. Точно так же происходило и в Южной Осетии. Сперва они вводили свои «миротворческие» силы, затем они обвиняли нас в каких-то провокациях и, в итоге, нас атаковали. Этот сценарий – шаблонный.

То, что Россия сегодня использует тот же самый механизм в Украине – мы с вами видим. Мы видим в миссии ОБСЕ россиян, которые часто нарушают устав миссии, мы уже видим присутствие каких-то псевдомиротворческих групп на нашей территории… Возьмите ту же так называемую «контактную группу», в состав которой входят россияне. Ее возглавляет зам начальника Генштаба ВС России. Это тот же сценарий, который был в Грузии. Россия это перемирие также использовала в своих целях, ведь не секрет, что в гуманитарных конвоях доставляется оружие. Поэтому я точно знаю, что ни одно из своих обещаний они выполнять не собираются. Если они нам рассказывают, что у них в планах что-то доброе в отношении нас, я бы крайне сомневался в этом.

Глава так называемой ДНР Александр Захарченко обвинил Украину в «одностороннем выходе из меморандума о перемирии», поскольку, по его словам, украинская армия обстреливает Донецк. Сейчас многие критикуют перемирие, которое было объявлено еще в сентябре. На ваш взгляд, насколько оно соблюдается сторонами, «работает» ли оно, или является формальностью?

Наша группа, которая находится в Донецке, совместно с сотрудниками ОБСЕ зафиксировала одностороннее открытие огня с их стороны (со стороны боевиков), это только за сегодняшний день (13 января). Что касается перемирия, то для нас сегодня важно восстановить боеспособность армии, поэтому, как бы там ни было, перемирие позволило сократить наши потери в разы.

А критики… Пусть критики возьмут автоматы и пойдут на позиции, посидят там, для начала.

А если враг атакует, огонь в ответ открывать не нужно?

Есть правила на войне, которые написаны давным-давно кровью. Одно из этих правил говорит о том, что для наступления необходимо иметь многократное превосходство на участке наступления. Вопрос, имеем ли мы на сегодня такое превосходство?

Вы хотите сказать, что не имеем? Но ведь против украинской регулярной армии воюет не Россия, а боевики пусть и при помощи российских солдат. Неужели даже в таком случае украинская армия не имеет преимущества?

По данным нашего Генштаба, порядка 7,5 тыс. российских солдат, не считая «спецуры», сейчас находятся на территории Донецкой области. Всего по нашим данным речь идет о порядке 20 тысячах вооруженных боевиков.
То есть количество боевиков на протяжении последних нескольких месяцев остается неизменным?

Да, тенденцию к увеличению численности войск мы не наблюдаем по одной простой причине: местное население из эйфории постепенно переходит к крайне негативному отношению к российской армии, к российскому вторжению. Нет такого большого потока добровольцев (из России), как они ожидали. Думаю, что именно это заставило господина Путина подписать указ о создании частных военных компаний (в России) для того, чтобы набрать наемников со всего мира для войны в Украине (имеется в виду Указ Владимира Путина от 2 января, разрешающий и регулирующий участие иностранцев в прохождении военной службы в армии России – «Главком»).

В чем проявляется рост негатива местного населения к россиянам?

Многие группировки, которые действовали на территории Донецкой и Луганской областей сегодня подвергаются зачистке со стороны спецназа России. Это уже достаточно открытые факты. Знаем об убийстве «Бэтмена» и остальных полевых командирах, которые не так лояльны к российской армии. Хотя насколько сильны все эти их разборки, сложно сказать. Мы видим, что идет зачистка. С какой целью – трудно сказать. Скорее всего, с целью централизации управления потому, что многие группировки существуют сами по себе и никому не подчиняются.

В каких районах ситуация наиболее сложная?

На данный момент в Луганской области: сам Луганск, и прилегающие к нему районы, Краснодон, Первомайск. Там проходили зачистки. Кроме того, следует отметить столкновения с горловской группировкой. «Оплот» подчинял себе те остатки, которые остались после ухода Игоря Безлера.

Общаетесь ли вы сейчас с Игорем Безлером по поводу обмена пленными, ведь раньше удавалось договариваться с ним об освобождении людей, или после своего отъезда из Горловки он уже не влияет на этот процесс?

Да, есть у нас контакт с Безлером. Но я не знаю, насколько он сейчас эффективный. Мы продолжаем работу по освобождению людей. Знаю, что когда были задержаны люди, пришлось найти контакты (Безлера) для того, чтобы обсуждать освобождение этих людей. Вот сейчас идут переговоры по освобождению группы лиц, которые находятся в Горловке.

О какой группе людей вы говорите?

Это около 10 людей. Тут была небольшая группа солдат, которых мы готовили к обмену, это бойцы батальона «Донбасс», также есть ряд гражданских, которые были похищены. Сейчас ведутся переговоры об их освобождении. Но мы не зацикливаемся на ком-то одном (переговорщике) потому, что многие группировки не подчинены до сих пор единому командыванию. У нас есть множество фактов, свидетельствующих о сокрытии наших бойцов, невыдачи их на общий обмен. Как, например, в Снежном, где ребят прячут второй и третий обмен уже. Боевики просто не привозят их на обмен. По двоим мы смогли договориться, их мы освободили без обмена.

Сколько боевиков являются ответственными за проведение переговоров, кто из них является контактными лицами, как вы на них выходите?

Я не могу говорить о том, сколько их, кто они. По-разному (происходит коммуникация), все очень сложно.

Есть ли в Украине единый центр, который занимается координацией работы по освобождению пленных, поскольку недавно народный депутат Семен Семенченко заявлял, что системы освобождения пленных в Украине нет?

У нас есть единый координационный центр при СБУ, есть отдел при Минобороны, работа которого заключается в содействии освобождению. Что касается Семена Семенченко, то честно говоря, я бы не хотел комментировать слова этого человека. Пусть он сначала вообще разберется с тем, что он из себя представляет, чтобы комментировать подобные вещи. Я не знаю ни одного момента, чтобы Семенченко способствовал, или как-то помогал освобождению военнопленных, в том числе из батальона «Донбасс». Вот тот цирк, который они устроили с гуманитарным конвоем… У нас уже была достигнута абсолютная договоренность по освобождению ребят (я имею ввиду большой обмен, когда были обменены порядка 154 человек), когда они начали перекрывать дорогу, устраивать показательные вещи с задержанием конвоев. На самом деле, никакого влияния они не оказали, только обострили ситуацию… Мы достигли договоренности с РФ, с Генштабом РФ, чтобы освободить ребят из «Донбасса», на всех уровнях, была встреча с Зурабовым (Михаил Зурабов – посол России в Украине, — «Главком»), а они устроили действия, которые носили характер пиара.

Вы говорите о самом большом обмене пленных, который произошел 26 декабря. Тогда удалось за раз освободить 146 человек. После этого разразился скандал. В соцсетях появилась запись волонтера Елены Суетовой, которая со ссылкой на свои источники сообщила о том, что среди освобожденных ребят есть кастрированные, покалеченные боевиками люди и даже о самоубийстве. Это правда, или ложь?

Мы проверили эту информацию, связались со всеми ребятами. На тот момент было освобождено уже 157 человек. На мой взгляд, это некрасивый пиар. В результате проверки ни один факт не подтвердился, все ребята живы. Лишь одному из них сделали операцию. У него было ранение в нижнюю область паха, ему удалили одно из яичек. Это было сделано в госпитале «ДНР» в целях сохранения жизни нашему бойцу. С ним все в порядке. Я уже смеялся по этому поводу: его жена не жалуется.

Боевик Александр Захарченко заявил, что в связи с прекращением перемирия, они не будут отдавать раненых. Обмен пленными остановился?

Действительно, на данный момент обмен пленными прекращен. Они (боевики на Донбассе) полностью вышли из формата переговоров, отказываются обсуждать дату следующего обмена. Сейчас 49 человек находятся в помещении СБУ Донецка, это подтвержденные данные, но пока их освободить, к сожалению, невозможно.

Сколько боевиков находятся под арестом на территории, контролируемой Украиной?

Это закрытая информация.

И.о. спикера Генштаба Владислав Селезнев заявил, что в зоне АТО существует угроза совершения терактов против волонтеров. Насколько это так, были ли уже теракты и где?

Неоднократно были случаи гибели наших волонтеров. Недавно погиб волонтер из Черновцов. Скажу так, что с волонтерами они обходятся гораздо хуже, чем с военнослужащими. Есть определенная охота на них, и крайне сложно волонтеров оттуда (из плена) вытаскивать.

Почему, ведь волонтеры, в отличие от военных, в силу своей специфики пытаются быть максимально нейтральными?

Волонтеры представляют для них угрозу потому, что это действительно патриотически-настроенная часть нашего общества, которая оказывает максимальное влияние на развитие событий. Вы же знаете, что сегодня армия очень много получает от волонтеров. Если бы не было этой помощи, наши солдаты чувствовали бы себя хуже, чем сейчас. В то же время, эти люди не являются военнослужащими, которые бы попадали «под обмен» военнослужащих с одной и боевиков с другой стороны.

Сколько волонтеров удерживают у себя боевики?

Идут многогранные «многоходовки», чтобы забрать людей. По моим данным, боевики удерживают 7 волонтеров, двое в Горловке, двое в Енакиево и трое в Донецке.

Переговоры на высшем уровне, которые должны были пройти в Астане, не состоятся. Из-за чего, на ваш взгляд, они были отложены?

Вероятно, вы слышали последнее заявление господина Лаврова о том, что якобы Киев собирается перейти в наступление, и мы являемся стороной, нарушившей определенные соглашения. Это, естественно, абсолютная чепуха. Как я понимаю, Кремлю необходимо обострение ситуации с какой-то целью… Президент Порошенко ведь уже заявил, что готов предоставить определенную свободу Донецкой и Луганской областям, которые не имеет ни одна из областей Украины, создать там свободную экономическую зону, например. Мы готовы говорить, готовы обсуждать, но, к сожалению, та сторона, Москва, Кремль делает все, чтобы эти переговоры не состоялись. Я вижу развитие ситуаций именно так.
Что может быть поводом для возобновления переговоров?

Мы готовы выехать с нашей группой в Донецк, начать консультации хотя бы на уровне круглого стола. Я неоднократно приезжал туда, встречался с «премьерами» этих «республик», я предлагал им обозначить свое видение выхода из конфликта. Ответ витает в воздухе. Вы должны понимать, что не в их компетенции (главарей «ДНР» и «ЛНР» — «Главком») сегодня принимать такие решения. Но, несмотря на это, я считаю, что нужно вести открытые переговоры, организовывать круглые столы, с общественностью, с людьми, которые представляют на той стороне общественность. Это могут быть какие-то уважаемые люди, врачи, учителя. На мой взгляд, нужно создать позитивный настрой, чтобы все-таки мы смогли услышать друг друга. Я понимаю, что военного решения на сегодняшний день нет, его не существует. С обеих сторон мы можем положить огромное количество, прежде всего, наших граждан. Да, есть приезжие (боевики), но мы должны в первую очередь думать о защите наших граждан. Многие из них обмануты, многие пошли туда в силу экономической ситуации. Участие в боевых действиях, наверное, единственное место, где они способны заработать какие-то финансы, чтобы кормить семьи.
Источник: http://glavcom.ua/articles/25714.htmlМихайло Глуховский.
После новогодних праздников ситуация в зоне боевых действий на Донбассе резко обострилась. Многочисленные общественные активисты, волонтеры и просто местные жители сообщают об участившихся в регионе перестрелках из тяжелого оружия. Сегодня под Волновахой, неподалеку от Донецка, снаряд попал в пассажирский автобус, в результате чего погибли, по последним данным, 11 пассажиров, еще больше, чем полтора десятка получили ранения. Правоохранители, прибывшие на место трагедии, уже квалифицировали случившееся как теракт. Кроме того, боевики практически уничтожили диспетчерскую вышку Донецкого аэропорта. Советник заместителя министра обороны Украины, гражданин Грузии Василий Будик не исключил, что президент России Владимир Путин мог отдать приказ о переходе в наступление.

В интервью «Главкому» сам бывший пленный Василий Будик, один из основателей благотворительной организации «Волонтеры» рассказал о том, сколько людей удерживают боевики, зачем Украине нужно соблюдать режим перемирия, а также о том, почему к пленным волонтерам боевики относятся намного хуже, чем к украинским солдатам.

В последние дни отмечается серьезное ухудшение ситуации в зоне АТО. По словам народного депутата Дмитрия Тымчука, участились обстрелы из тяжелого вооружения в районах Горловки, Авдеевки, Мариуполя. Насколько ситуация серьезна, с чем связано это обострение и каковы дальнейшие сценарии?

Только что я разговаривал с руководителем нашей группы в Донецке, представителем Генштаба, он сообщил, что ситуация крайне напряженная. Они открывают огонь, в течение трех последних суток бьют из города Донецка из танков, реактивных установок. Фактически разбили вышку в аэропорту. Наши регулярные войска начали открывать ответный огонь, хотя трое суток этого не делали. Насколько мы понимаем, Путин отдал приказ о переходе в наступление. Они пытаются выбить нас из аэропорта. Их крайне «раздраконила» ситуация, когда была проведена ротация наших военных без их ведома, мы эвакуировали шесть раненых. Это и послужило причиной обострения ситуации. Они сказали, что мы нарушили условия, и, соответственно, они не считают себя обязанными. Но какие условия, ведь мы не обязаны проходить через их блокпосты, тем более эвакуировать раненых.

Они будут пробивать выход на Крым, от создания так называемой «Новороссии» отказываться не собираются?

Вы знаете, я с Россией имею дело 20 с лишним лет, еще с начала конфликта на территории моей страны, Грузии, в Абхазии. Всякий раз, когда мы сталкивались с тем, что Россия что-то обещала в плане переговоров, или в плане каких-то уступок, соглашений, мы очень жестоко платили. У нас была ситуация, когда вместо того, чтобы перейти в наступление, Россия добилась от нас, для начала, прекращения огня. Затем господин Шеварднадзе пошел на следующий шаг, отвел тяжелую технику за пределы республики Абхазия и, в итоге, мы получили контрнаступление, в ходе которого мы потеряли Абхазию. Точно так же происходило и в Южной Осетии. Сперва они вводили свои «миротворческие» силы, затем они обвиняли нас в каких-то провокациях и, в итоге, нас атаковали. Этот сценарий – шаблонный.

То, что Россия сегодня использует тот же самый механизм в Украине – мы с вами видим. Мы видим в миссии ОБСЕ россиян, которые часто нарушают устав миссии, мы уже видим присутствие каких-то псевдомиротворческих групп на нашей территории… Возьмите ту же так называемую «контактную группу», в состав которой входят россияне. Ее возглавляет зам начальника Генштаба ВС России. Это тот же сценарий, который был в Грузии. Россия это перемирие также использовала в своих целях, ведь не секрет, что в гуманитарных конвоях доставляется оружие. Поэтому я точно знаю, что ни одно из своих обещаний они выполнять не собираются. Если они нам рассказывают, что у них в планах что-то доброе в отношении нас, я бы крайне сомневался в этом.

Глава так называемой ДНР Александр Захарченко обвинил Украину в «одностороннем выходе из меморандума о перемирии», поскольку, по его словам, украинская армия обстреливает Донецк. Сейчас многие критикуют перемирие, которое было объявлено еще в сентябре. На ваш взгляд, насколько оно соблюдается сторонами, «работает» ли оно, или является формальностью?

Наша группа, которая находится в Донецке, совместно с сотрудниками ОБСЕ зафиксировала одностороннее открытие огня с их стороны (со стороны боевиков), это только за сегодняшний день (13 января). Что касается перемирия, то для нас сегодня важно восстановить боеспособность армии, поэтому, как бы там ни было, перемирие позволило сократить наши потери в разы.

А критики… Пусть критики возьмут автоматы и пойдут на позиции, посидят там, для начала.

А если враг атакует, огонь в ответ открывать не нужно?

Есть правила на войне, которые написаны давным-давно кровью. Одно из этих правил говорит о том, что для наступления необходимо иметь многократное превосходство на участке наступления. Вопрос, имеем ли мы на сегодня такое превосходство?

Вы хотите сказать, что не имеем? Но ведь против украинской регулярной армии воюет не Россия, а боевики пусть и при помощи российских солдат. Неужели даже в таком случае украинская армия не имеет преимущества?

По данным нашего Генштаба, порядка 7,5 тыс. российских солдат, не считая «спецуры», сейчас находятся на территории Донецкой области. Всего по нашим данным речь идет о порядке 20 тысячах вооруженных боевиков.
То есть количество боевиков на протяжении последних нескольких месяцев остается неизменным?

Да, тенденцию к увеличению численности войск мы не наблюдаем по одной простой причине: местное население из эйфории постепенно переходит к крайне негативному отношению к российской армии, к российскому вторжению. Нет такого большого потока добровольцев (из России), как они ожидали. Думаю, что именно это заставило господина Путина подписать указ о создании частных военных компаний (в России) для того, чтобы набрать наемников со всего мира для войны в Украине (имеется в виду Указ Владимира Путина от 2 января, разрешающий и регулирующий участие иностранцев в прохождении военной службы в армии России – «Главком»).

В чем проявляется рост негатива местного населения к россиянам?

Многие группировки, которые действовали на территории Донецкой и Луганской областей сегодня подвергаются зачистке со стороны спецназа России. Это уже достаточно открытые факты. Знаем об убийстве «Бэтмена» и остальных полевых командирах, которые не так лояльны к российской армии. Хотя насколько сильны все эти их разборки, сложно сказать. Мы видим, что идет зачистка. С какой целью – трудно сказать. Скорее всего, с целью централизации управления потому, что многие группировки существуют сами по себе и никому не подчиняются.

В каких районах ситуация наиболее сложная?

На данный момент в Луганской области: сам Луганск, и прилегающие к нему районы, Краснодон, Первомайск. Там проходили зачистки. Кроме того, следует отметить столкновения с горловской группировкой. «Оплот» подчинял себе те остатки, которые остались после ухода Игоря Безлера.

Общаетесь ли вы сейчас с Игорем Безлером по поводу обмена пленными, ведь раньше удавалось договариваться с ним об освобождении людей, или после своего отъезда из Горловки он уже не влияет на этот процесс?

Да, есть у нас контакт с Безлером. Но я не знаю, насколько он сейчас эффективный. Мы продолжаем работу по освобождению людей. Знаю, что когда были задержаны люди, пришлось найти контакты (Безлера) для того, чтобы обсуждать освобождение этих людей. Вот сейчас идут переговоры по освобождению группы лиц, которые находятся в Горловке.

О какой группе людей вы говорите?

Это около 10 людей. Тут была небольшая группа солдат, которых мы готовили к обмену, это бойцы батальона «Донбасс», также есть ряд гражданских, которые были похищены. Сейчас ведутся переговоры об их освобождении. Но мы не зацикливаемся на ком-то одном (переговорщике) потому, что многие группировки не подчинены до сих пор единому командыванию. У нас есть множество фактов, свидетельствующих о сокрытии наших бойцов, невыдачи их на общий обмен. Как, например, в Снежном, где ребят прячут второй и третий обмен уже. Боевики просто не привозят их на обмен. По двоим мы смогли договориться, их мы освободили без обмена.

Сколько боевиков являются ответственными за проведение переговоров, кто из них является контактными лицами, как вы на них выходите?

Я не могу говорить о том, сколько их, кто они. По-разному (происходит коммуникация), все очень сложно.

Есть ли в Украине единый центр, который занимается координацией работы по освобождению пленных, поскольку недавно народный депутат Семен Семенченко заявлял, что системы освобождения пленных в Украине нет?

У нас есть единый координационный центр при СБУ, есть отдел при Минобороны, работа которого заключается в содействии освобождению. Что касается Семена Семенченко, то честно говоря, я бы не хотел комментировать слова этого человека. Пусть он сначала вообще разберется с тем, что он из себя представляет, чтобы комментировать подобные вещи. Я не знаю ни одного момента, чтобы Семенченко способствовал, или как-то помогал освобождению военнопленных, в том числе из батальона «Донбасс». Вот тот цирк, который они устроили с гуманитарным конвоем… У нас уже была достигнута абсолютная договоренность по освобождению ребят (я имею ввиду большой обмен, когда были обменены порядка 154 человек), когда они начали перекрывать дорогу, устраивать показательные вещи с задержанием конвоев. На самом деле, никакого влияния они не оказали, только обострили ситуацию… Мы достигли договоренности с РФ, с Генштабом РФ, чтобы освободить ребят из «Донбасса», на всех уровнях, была встреча с Зурабовым (Михаил Зурабов – посол России в Украине, — «Главком»), а они устроили действия, которые носили характер пиара.

Вы говорите о самом большом обмене пленных, который произошел 26 декабря. Тогда удалось за раз освободить 146 человек. После этого разразился скандал. В соцсетях появилась запись волонтера Елены Суетовой, которая со ссылкой на свои источники сообщила о том, что среди освобожденных ребят есть кастрированные, покалеченные боевиками люди и даже о самоубийстве. Это правда, или ложь?

Мы проверили эту информацию, связались со всеми ребятами. На тот момент было освобождено уже 157 человек. На мой взгляд, это некрасивый пиар. В результате проверки ни один факт не подтвердился, все ребята живы. Лишь одному из них сделали операцию. У него было ранение в нижнюю область паха, ему удалили одно из яичек. Это было сделано в госпитале «ДНР» в целях сохранения жизни нашему бойцу. С ним все в порядке. Я уже смеялся по этому поводу: его жена не жалуется.

Боевик Александр Захарченко заявил, что в связи с прекращением перемирия, они не будут отдавать раненых. Обмен пленными остановился?

Действительно, на данный момент обмен пленными прекращен. Они (боевики на Донбассе) полностью вышли из формата переговоров, отказываются обсуждать дату следующего обмена. Сейчас 49 человек находятся в помещении СБУ Донецка, это подтвержденные данные, но пока их освободить, к сожалению, невозможно.

Сколько боевиков находятся под арестом на территории, контролируемой Украиной?

Это закрытая информация.

И.о. спикера Генштаба Владислав Селезнев заявил, что в зоне АТО существует угроза совершения терактов против волонтеров. Насколько это так, были ли уже теракты и где?

Неоднократно были случаи гибели наших волонтеров. Недавно погиб волонтер из Черновцов. Скажу так, что с волонтерами они обходятся гораздо хуже, чем с военнослужащими. Есть определенная охота на них, и крайне сложно волонтеров оттуда (из плена) вытаскивать.

Почему, ведь волонтеры, в отличие от военных, в силу своей специфики пытаются быть максимально нейтральными?

Волонтеры представляют для них угрозу потому, что это действительно патриотически-настроенная часть нашего общества, которая оказывает максимальное влияние на развитие событий. Вы же знаете, что сегодня армия очень много получает от волонтеров. Если бы не было этой помощи, наши солдаты чувствовали бы себя хуже, чем сейчас. В то же время, эти люди не являются военнослужащими, которые бы попадали «под обмен» военнослужащих с одной и боевиков с другой стороны.

Сколько волонтеров удерживают у себя боевики?

Идут многогранные «многоходовки», чтобы забрать людей. По моим данным, боевики удерживают 7 волонтеров, двое в Горловке, двое в Енакиево и трое в Донецке.

Переговоры на высшем уровне, которые должны были пройти в Астане, не состоятся. Из-за чего, на ваш взгляд, они были отложены?

Вероятно, вы слышали последнее заявление господина Лаврова о том, что якобы Киев собирается перейти в наступление, и мы являемся стороной, нарушившей определенные соглашения. Это, естественно, абсолютная чепуха. Как я понимаю, Кремлю необходимо обострение ситуации с какой-то целью… Президент Порошенко ведь уже заявил, что готов предоставить определенную свободу Донецкой и Луганской областям, которые не имеет ни одна из областей Украины, создать там свободную экономическую зону, например. Мы готовы говорить, готовы обсуждать, но, к сожалению, та сторона, Москва, Кремль делает все, чтобы эти переговоры не состоялись. Я вижу развитие ситуаций именно так.
Что может быть поводом для возобновления переговоров?

Мы готовы выехать с нашей группой в Донецк, начать консультации хотя бы на уровне круглого стола. Я неоднократно приезжал туда, встречался с «премьерами» этих «республик», я предлагал им обозначить свое видение выхода из конфликта. Ответ витает в воздухе. Вы должны понимать, что не в их компетенции (главарей «ДНР» и «ЛНР» — «Главком») сегодня принимать такие решения. Но, несмотря на это, я считаю, что нужно вести открытые переговоры, организовывать круглые столы, с общественностью, с людьми, которые представляют на той стороне общественность. Это могут быть какие-то уважаемые люди, врачи, учителя. На мой взгляд, нужно создать позитивный настрой, чтобы все-таки мы смогли услышать друг друга. Я понимаю, что военного решения на сегодняшний день нет, его не существует. С обеих сторон мы можем положить огромное количество, прежде всего, наших граждан. Да, есть приезжие (боевики), но мы должны в первую очередь думать о защите наших граждан. Многие из них обмануты, многие пошли туда в силу экономической ситуации. Участие в боевых действиях, наверное, единственное место, где они способны заработать какие-то финансы, чтобы кормить семьи.
Источник: http://glavcom.ua/articles/25714.html

ВОЛОНТЕР ИГОРЬ ФЕДИРКО: «ЧУВСТВО ЮМОРА У СПЕЦНАЗА? НУ, К ПРИМЕРУ, ВОЗЛЕ КУРИЛКИ ТИХО ПОДКРАСТЬСЯ И БРОСИТЬ В УРНУ ВЗРЫВПАКЕТ»ВОЛОНТЕР ИГОРЬ ФЕДИРКО: «ЧУВСТВО ЮМОРА У СПЕЦНАЗА? НУ, К ПРИМЕРУ, ВОЗЛЕ КУРИЛКИ ТИХО ПОДКРАСТЬСЯ И БРОСИТЬ В УРНУ ВЗРЫВПАКЕТ»

Евгений Кузьменко.
Один из самых эффективных украинских волонтеров Игорь Федирко (» COMBAT. UA ) в честном интервью для «Цензор.НЕТ» рассказал о непафосном героизме украинских спецназовцев, разнице между эсэмэской и зашифрованной радиограммой, случаях предательства на фронте; перчатке, брошенной в лицо командиру полка; а также универсальном «правиле 10%».

Давно заметил: лучшие наши волонтеры сочетают холодный деловой прагматизм с горячей верой в свое дело. Первое качество позволяет с умом потратить собранные деньги, приобретя ровно то, что конкретному боевому подразделению нужно более всего. Второе — помогает пробраться с важнейшим грузом туда, куда не рискуют соваться отдельные кадровые военные.
Игорь Федирко — один из таких волонтеров. Благодаря ему и его друзьям по группе COMBAT.UA украинский спецназ может заниматься не бытовыми хлопотами, а защитой Украины от хорошо подготовленного агрессора. И если мерилом успеха волонтера являются спасенные жизни, то и наш герой, и его напарники могут считать, что живут не зря: об этом им всегда с благодарностью напомнят их подопечные на фронте.
Мы с Игорем сидим в одном из торговых центров на столичных Позняках и, глядя на прогуливающихся с фирменными пакетами барышень, я задаю Федирко первый вопрос:
— Когда ты возвращаешься из зоны АТО в столицу и видишь, как в кафе веселые посетители беспечно кушают тирамису — какие испытываешь ощущения?
— Скажу так: если бы мы здесь впали в депрессию и не ходили в кино, не сидели бы в кафе, то все потерянные жизни наших ребят оказались бы бессмысленными. Потому что мир за спинами воюющих должен сохраняться, люди должны чувствовать безопасность. Для некоторых эта безопасность заключается в том, чтобы сходить с женой и детьми куда-то отдохнуть, посидеть в ресторане.
Знаешь, на первых порах я, возвращаясь оттуда, тоже чувствовал ужасный дискомфорт. Потому что разница между тем, чем живут там, и здесь — гигантская. Но важно понимать: если мы прекратим жить обычной своей жизнью, — остановится экономика, умрет малый бизнес. Кому это выгодно? Нам точно не выгодно. Потому что миллионы людей в городах тратят деньги, оттого и механизмы работают. А если мы погрузимся в депрессию, никому от этого лучше не будет.
«Я РЕШИЛ: НАДО СПРЯТАТЬ СЕМЬЮ, А САМОМУ ОСТАТЬСЯ ПОМОГАТЬ АРМИИ»
— И все же, не кажется ли тебе, что этой беспечности, этой беззаботности в наших городах слишком много? Люди как будто не хотят понимать, что на востоке их страны идет война. И если, не дай Бог, все сдвинется сюда, у этой огромной массы неподготовленных людей может возникнуть паника…
— Я успокаиваю себя правилом 10%.
— Что за правило?
— Оно гласит, что государство двигают вперед самые активные 10% населения. За ними подтягиваются процентов 30 пассивно-активных.
— Это как?
— Это те люди, которые готовы успокоить собственную совесть, перечисляя деньги таким, как я. Или непосредственно помогая соседу, которого призвали в зону АТО. Сделав это, они успокаиваются.
— А оставшимся 60%, выходит, наплевать?
— Оставшиеся 60% — они ведомые. Мы без них никак. Как и они без нас. Мы — одно целое, один народ, но…так сложилось. Причем не только у нас, в любой стране. Есть большинство людей, которые просто живут по принципу: «Есть я, есть моя семья, работа. Если с ними все нормально, значит, все у меня хорошо».
— Ну, семья — это святое. Вот, мы в последние дни подводили итоги минувшего года. И я вспомнил, как поздней весной 2014 многие мои знакомые решали одну и ту же проблему: куда отправить семью, если Путин двинется в центр Украины? Назывались разные варианты, от западной Украины, до ближнего и дальнего зарубежья.
У тебя есть маленький сын. Что ты думал по этому поводу?
— У меня семья военных, из 5 человек четверо — офицеры. И я тогда понял, что если зайти со стороны Сум, то пройдет максимум двое суток, прежде чем Киев начнут бомбить. И я решил, что мне надо спрятать семью, а самому — заниматься тем, чем смогу. Поэтому в первый же день я отправил семью к родителям в Нежин.
— Не очень-то далеко…
— (Улыбается. — Е.К.) Я подумал, что это мелкий город, и его пройдут без особых бомбежек и разрушений. Я в те дни почему-то все время вспоминал Югославию. Понимал, что если есть желание, то бомбить город-миллионник не составит особого труда…
Одним словом, попытался спрятать семью, сам вернулся обратно и занимался обеспечением армии.
волонтер федирко
— Сейчас все более популярной становится та точка зрения, что та сторона будет уходить с Донбасса, мало-помалу (чтобы свести к минимуму имиджевый урон) отдавая Киеву захваченные территории. Ты разделяешь такой взгляд на будущее?
— Я уверен, что это будет Приднестровье. Как бы это ни оскорбляло наших военных.
— Из чего проистекает такое умозаключение?
— Из того, что Путин никогда не сворачивал, он всегда был уверен в своей политике. Курск у него просто утонул, войска на Донбассе заблудились, в Чечне были не ополченцы, а убийцы, в Грузии — фашисты. То есть, все свои гигантские ошибки, включая Беслан, он никогда не признавал, всегда шел вперед. И я не верю, что сейчас он как-то сдаст назад. Они погрузились в такое феодальное общество, что если царь даст слабину, он тут же будет свержен. Он это понимает. И я уверен, что Донбасс обратно он без боя отдавать не будет.
«…И ТОГДА ПАША ПРОСТО ПОЛОЖИЛ БРОНЕЖИЛЕТ НА ЗЕМЛЮ И С МЕТРОВОГО РАССТОЯНИЯ ЕГО РАССТРЕЛЯЛ»
— Вы у себя в COMBAT. UA занимаетесь помощью особым боевым подразделениям — украинскому спецназу. Соответственно, груз везете особый, штучный, дорогой, на одну легковую машину у вас уходит больше денег, чем у других — на целую фуру. Но эффекта от вашего груза не меньше, а зачастую и больше.
— Да, мы занимаемся спецназом. И контраст между ним и другими подразделениями я впервые осознал, когда мы приехали во львовскую восьмидесятку (80-я отдельная аэромобильная бригада. — Е.К.). Там есть один черновицкий батальон, о котором мало кто знал и поэтому мало кто помогал. И вот там ребята брали все абсолютно.
А спецназ — люди специфические. И когда мы впервые с ними увиделись, то о том, что это спецназ, говорила только подготовка. Это собранность на любой позиции и даже в лагере. Чувствовалось, что люди — профессионалы и занимались только выполнением боевой задачи. И если поначалу они брали и форму, и еду, то с течением времени помощь стала более технически ориентированной. Это была гражданская техника, из которой мы (а точнее, они) выжимали максимум. То есть, брали самое лучшее и передавали им, с тем, чтобы это было использовано в военном деле. Тепловизоры, коллиматорные прицелы, тактические цевья, цифровая шифрованная радиосвязь, спутниковые телефоны. Все это стоит очень немалых денег, так что иногда стоимость того, что легковушка везла, превышала стоимость самого авто в 3 раза.
волонтер
Однажды мы ехали туда втроем на легковом автомобиле. Ехали — и тряслись, потому что сумма была колоссальной. И каждый раз, когда нас останавливали, мы с трепетом думали: дай Бог, чтобы нас не начали раскладывать, смотреть и говорить: о, давайте это сюда…
— Зато вы знаете, что ваш груз жизненно необходим очень эффективному подразделению. Часто доводится получать от ребят хвалебные отзывы о полученном оружии и снаряжении?
— Да, бывало, что уже на следующий день говорили: «Ребята, супер!» Особо радовались первым появившимся у них тепловизорам. Мы старались покупать профессиональную технику, намного ближе к военной, чем к охотничьей. И отдача была моментальной. Ребята были очень довольны, и это возносило наш личный боевой дух просто до небес. Мы получали обратную связь, отзывы про то, что стало возможным обнаружение противника за 500 метров; что безопаснее стало сидеть в «секретах».
В особенности они пригодились в Донецком аэропорту. Отвезли им первые тепловизоры, коллиматоры — и на следующий же день получали отклики. Это еще когда про аэропорт никто не знал.
— Когда его защитники были еще не киборгами, а обычными ребятами.
— Да, это когда там были 140-й центр (сил специальных операций. — Е.К.) и третий полк спецназа. И когда этот аэропорт у них пытались отбить, мы старались поставлять необходимое. И был у нас там человек, из местных, который все это туда мимо блокпостов проносил. И я про него много не могу рассказать, он до сих пор помогает…
— Не будем «палить» человека, просто скажем ему огромное «спасибо».
— Чтобы делать это, надо иметь огромное мужество, желание помочь. И для меня этот человек — это нечто.
— Надеюсь, он прочитает это интервью и порадуется…Скажи, а что тебе рассказывали о своей работе ребята из спецназа? И как при этом им помогал доставленный вами груз?
— (Долго думает, определяя, о чем можно говорить, а о чем — нет). Иногда они делают вещи, которые для обычного человека…Понимаешь, эти люди кайфуют от войны. Это их профессия, они всю жизнь этому учились. Поэтому иногда они рассказывали свои истории с восторгом, а мы сидели и просто недоумевали: как можно так беспечно относиться к своей жизни, при этом выполняя поставленную задачу?
— Что ты имеешь в виду?
— Порой они успевали забраться противнику в тыл, атаковать очень маленькой группой. Был случай, когда группа (5-6 человек) отбила у превосходящего противника ПТРС (противотанковое самозарядное ружье) с полным боекомплектом, т.к. командир сказал: «О! Хочу!», при этом выполнив задачу по прикрытию отхода основных сил и получив необходимую информацию о противнике. Они же собирательное подразделение, собирают информацию. Так вот, они собирали образцы русского вооружения, образцы вооружения, которого нет у нас. Это опасное дело, и здесь им помогали наши автомобили, наши тепловизоры. В особенности это касалось ночных вылазок, потому что они — РДГ (разведывательно-диверсионная группа. — Е.К.), им необходимо определить количественный состав противника, собрать информацию, по возможности совершить диверсию.
Помогала и шифрованная связь, которую мы им поставляли. Ребята говорили, что когда раньше из глубинной разведки отправляли эсэмэску, то буквально через 2-3 минуты по тому месту уже работал вражеский миномет, подтягивалась пехота. С помощью цифровых раций и КВ-станций эту проблему удалось почти полностью ликвидировать.
волонтер
Но самое показательное — это спутниковая связь, которую мы поставляли. Ребята были очень довольны, у них было от 10 до 15 минут для того, чтобы уйти с точки выхода в сеанс.
— А потом противник, как правило, все-таки пеленгует?
— 100 процентов. Но для них важен именно вопрос времени. Обычно командир уходит на удаление, доклад — и сразу же уход с места. И здесь именно средства шифрованной дальней связи давали им возможность и время уйти. Это для нас было очень важно. Мне случалось сидеть в рубке приема докладов спецназа и наблюдать, как начальник связи принимает боевые доклады на мобильный, на радио-связь, на КВ и по спутнику. А у него на выезде 20-30 групп, и не у всех есть время, кто-то опаздывает…И он сам понимает, что если пришла sms, значит, ребята уже точно куда-то будут выдвигаться, потому что это опасно.
Вообще, мобильная связь там — это самоубийство. Но она там есть, и она очень быстрая. А радиосвязь душат, постоянные помехи, так что пользоваться ей можно не всегда. Спутник — хорошая вещь, но поначалу денег особо не было, и те средства, которые мы привозили, очень тяжело находили спутник, связь была не ахти. Но затем мы поняли, что вопрос очень важный, и ребятам нужно что-то получше. И мы тратили эти деньги, возили более качественные средства, и ребята были очень благодарны.
Что еще спасало? Защита глаз. У нас есть маски с застрявшими осколками. И ребята благодарили за спасенные глаза. У одного парня было посечено все лицо, а глаза остались целы. Он нас очень благодарил за свою осколкостойкую маску.
А командир одной из групп показывал свою каску с 2 пулевыми попаданиями. И очень благодарил; говорил, что каска спасла ему жизнь. И его группа благодарила за то, что командира спасли.
волонтер
Наш реанимобиль на следующий же день после доставки в зону АТО попал под обстрел, но парня вывезли и спасли. Скорая до сих пор там людей спасает.
Помогали и бронежилеты, так называемый «дизайн Феникса», легкий «Штурм-79» корсетного типа. Его ребята тоже хвалили: давал подвижность. Здесь Паша (Павел Кащук — напарник Игоря по COMBAT. UA ) молодец, воплотил в жизнь нашу «комбатовскую» разработку. Это такая кевларовая легкая «бундесовская» куртка, и поверх нее надевался плейт-керриер — бронежилет, как Штурм-79. Ощущение мягкости, легкость в движениях, защищала бока, плечи, шею. Ребята показывали один из таких жилетов: парень ехал на броне, попали на мину, и из спины его куртки достали около 200 граммов осколков. И он благодарил до слез, это было очень приятно.
Но ребята поначалу относились к этому жилету скептически. Отворачивались, говорили: «Да не буду я это таскать, в ней жарко» (это еще летом было). И тогда Паша просто положил его на землю и с расстояния в метр полностью расстрелял его из АПС (автоматический пистолет Стечкина. — Е.К.). И бронежилет не пропустил ни одной пули! И тогда они пошли нарасхват, как горячие пирожки (улыбается. — Е.К.)!
волонтер
«ТАМ ВЕДЬ ДО СМЕШНОГО ДОХОДИЛО: ЧЕЛОВЕКА ВЫЗЫВАЛИ НА ДУЭЛЬ! БРОСАЛИ ЕМУ ПЕРЧАТКУ…»
— Что еще такого ты подметил в бойцах спецназа, что отличает их от других подразделений?
— Естественно, профессионализм. Я был свидетелем тому, как и «Айдар», и ракетчики, все соседи пытаются быть к ним как можно ближе. К примеру, командир третьего полка спецназа, по сути, руководил всей обороной Донецкого аэропорта. И все, кто к нему приходили, от 93-й и до «Правого сектора», — все с уважением относились, спрашивали совета. Защитой Саур-Могилы также руководил 3-й полк, в Луганском аэропорту были ребята из 8-го полка. И все старались быть поближе к спецназу, группироваться с его группами.
— А сам спецназ кого выделяет?
— Добровольцев. Говорят: эти будут биться до последнего. И порой они вызывают на себя весь огонь противника — а уже спецназ определяет точки и их уничтожает. Но и у добровольцев, по мнению спецназа, есть проблема.
— Какая?
— А то, что у него два рожка патронов, одна граната — и при этом он идет в атаку. То есть храбрость, иногда граничащая с бестолковостью.
— Но добровольца, по крайней мере, можно научить, — и это будет прекрасный воин. А если у человека…
— …нет желания, это самое ужасное, да. Это все из страшных историй Донаэропорта. Были люди, которые просто замыкались и говорили: «Это не война, это бойня, и мы там никаких задач выполнять не будем». Это другая сторона медали Донаэропорта. Показывали-то, в основном, первую — про тех, кто хочет, может, умеет.
И мне, конечно, тяжело судить людей; я там не был и не знаю, что такое минометный обстрел. Но когда ты у человека воюющего спрашиваешь про воюющих людей, то такие истории частенько можно услышать.
— Чувство юмора у спецназа, наверное, тоже специальное?
— Ой…(улыбается.- Е.К.). Ну, это возле курилки тихо подкрасться и бросить в урну взрывпакет. Или жонглировать гранатами после выхода, когда снимали растяжки. Помню, были мы под Луганском — и приехали с задания ребята, они расчищали минные заграждения и растяжки противника. Приехали без потерь, все было хорошо, приятно было увидеть на них наши кевларовые жилеты…И вот те, кто разминировал растяжки, перекидывали друг другу гранаты, восклицая: «Это мое, это мой трофей! Вот написано: от ЛНР…». И все в таком духе. Многие же из них контужены — кто на правое ухо, кто на левое. И они любят издеваться над этой глухотой.
волонтер
В общем, чувство юмора у них есть, но оно специфическое, это верно. И еще они никогда не грустят; по крайней мере, я этого никогда не видел. Потерю бойца они переживают — но внутри себя. Для них поехать на похороны однополчанина, особенно, в 3-м полку, где были колоссальные, как для спецназа, потери — обыденность, вообще про это особо не вспоминают. У них похороны были, наверное, раз в неделю. Особенно после Иловайска, когда много ребят погибло. А самая большая потеря случилась со сборной группой лучших специалистов 3-го полка.
— Расскажи, как это было.
— Их отправили на точку высадки. Не знаю, какая была задача, но ребята скрылись внутри стоявшего среди поля ангара. Тогда еще не был убран урожай…Они выставили наблюдающих, доложили о прибытии. Им сказали: ждите дальнейших приказов. И спустя 5 минут с той стороны подошла вражеская техника с пехотой — и просто всех расстреляла. То есть, попросту говоря, ребят сдали. Кто именно — до сих пор загадка. Никто за это не ответил.
— Случайность исключена?
— Скажу так: да, бывает, что едет какая-то техника, их заметили, и начался бой. Но чтобы вот так, целенаправленно, начали стрелять в ангар и тут же прислали технику с пехотой в боевом режиме…нет, их просто сдали.
Мы когда об этом узнали…я сутки был в прострации, не мог понять, как такое могло случиться. Злой был — в особенности из-за того, что никак не мог на это повлиять.
И таких историй хватает. У нас есть в 8-м полку спецназа, это хмельнитчане, одна группа ушла на 2 месяца в так называемое свободное плавание. Налаживали агентурную сеть, добывали информацию, были полностью на автономном обеспечении. Классика спецназа. И, насколько мы знаем от командования, количество подтвержденных наводок, а также уничтоженной по их информации техники и живой силы достигает нескольких сотен. И это за два месяца!
Так вот, эти ребята тоже нам рассказывали о случаях, когда кто-то просто сдавал точку их выхода на связь.
— То есть, они приходили на точку…
— …а их там уже реально ждали. И так было несколько раз, так что они были в этом уверены. И после этого выходили на связь очень редко. Докладывали лишь о самом значимом. То есть, сохраняли свои жизни. А сейчас ситуация такая: группу расформировали; половина из них сейчас под следствием, и так далее…
— А с чем это связано?
— (Вздыхает. — Е.К.) Я уверен, что у ребят есть какие-то доказательства на командира полка. А тот, насколько мне известно, сейчас отстранен от исполнения обязанностей. Это благодаря нашему давлению в том числе. Ведь если у командира в части прозвище Сепаратист, то это, наверное, о чем-то говорит.
Знаешь, я вообще-то не люблю лезть в такого рода разборки, но когда об этом говорит не один человек, не два и не 10, а 90% личного состава — ну, что тут можно сказать? Хотя бы отдали под следствие, чтобы узнать, почему все так случилось.
Там ведь доходило до смешного: человека вызывали на дуэль! Бросали ему перчатку: «Давайте постреляемся на пээмах (пистолет Макарова. — Е.К.)!». То есть, люди от своей беспомощности уже не знали, как его покарать…
«МОЯ СЕМЬЯ ПОДДЕРЖИВАЛА МЕНЯ ВО ВСЕМ. ЭТО НЕОПИСУЕМО!»
— Игорь, чего ты сам себе пожелал на Новый год?
— Здоровья семье. Очень много давления на нее пришлось в минувший год — и психологического, и материального. Потому что сейчас практически полностью отдал себя волонтерству.
— А ты кто по профессии?
— Сначала служил, уволился капитаном. А после этого у меня был свой бизнес — в инженерии. Он сейчас на ладан дышит, потому что я мало им занимаюсь.
— Схожая картина у многих волонтеров из числа бизнесменов. Говорят: забросил свое дело; спасибо компаньонам — порядочные ребята, не дают бизнесу зачахнуть…
— У меня — порядочная семья (улыбается. — Е.К.). И бизнес, в большей мере, семейный. Есть брат, которому я очень обязан; мама, которой я просто на коленях целую руки, она полностью взяла на себя заботу о ребенке, и это дает мне возможность полностью заниматься волонтерством, а жене — работать, чтобы хоть как-то содержать семью.
волонтер
— А жена не обижается, что ты с головой ушел в это опасное и нелегкое дело?
— Нет, она меня всегда поддерживала во всем. Я очень благодарен семье, это просто неописуемо. Они всегда очень переживают, когда я уезжаю. Один раз и мне было очень страшно…
— Расскажи.
— Это в Амвросиевке было, за два дня до того, как нашим пришлось оттуда уйти. На каждом посту, куда мы приезжали, максимум в 500 метрах был слышен очень жесткий бой. И я понимал, что мы в очень неспокойном месте. Реально было слышно, как бомбят…
Было очень страшно. Вот там я ощутил, что такое в действительности война.

Желающие помочь Игорю Федирко и его коллегами по волонтерской группе COMBAT. UA могут использовать следующие данные:
БЛАГОДІЙНА ОРГАНІЗАЦІЯ «БЛАГОДІЙНИЙ ФОНД «КОМБАТ-ЮА»
(БО»БФ»КОМБАТ-ЮА»)
04073 м. Київ, вул. Скляренка 1,
ЄДРПОУ: 39547270,
Р/р 26006052736644 в ПАТ КБ ПриватБанк, м. Київ
МФО: 300711
—————
5211 5373 2737 4075 Игорь Федирко
Евгений Кузьменко для «Цензор.НЕТ»
http://censor.net.ua/resonance/319299/volonter_igor_fedirko_chuvstvo_yumora_u_spetsnaza_nu_k_primeru_vozle_kurilki_tiho_podkrastsya_i_brosit
Евгений Кузьменко.
Один из самых эффективных украинских волонтеров Игорь Федирко (» COMBAT. UA ) в честном интервью для «Цензор.НЕТ» рассказал о непафосном героизме украинских спецназовцев, разнице между эсэмэской и зашифрованной радиограммой, случаях предательства на фронте; перчатке, брошенной в лицо командиру полка; а также универсальном «правиле 10%».

Давно заметил: лучшие наши волонтеры сочетают холодный деловой прагматизм с горячей верой в свое дело. Первое качество позволяет с умом потратить собранные деньги, приобретя ровно то, что конкретному боевому подразделению нужно более всего. Второе — помогает пробраться с важнейшим грузом туда, куда не рискуют соваться отдельные кадровые военные.
Игорь Федирко — один из таких волонтеров. Благодаря ему и его друзьям по группе COMBAT.UA украинский спецназ может заниматься не бытовыми хлопотами, а защитой Украины от хорошо подготовленного агрессора. И если мерилом успеха волонтера являются спасенные жизни, то и наш герой, и его напарники могут считать, что живут не зря: об этом им всегда с благодарностью напомнят их подопечные на фронте.
Мы с Игорем сидим в одном из торговых центров на столичных Позняках и, глядя на прогуливающихся с фирменными пакетами барышень, я задаю Федирко первый вопрос:
— Когда ты возвращаешься из зоны АТО в столицу и видишь, как в кафе веселые посетители беспечно кушают тирамису — какие испытываешь ощущения?
— Скажу так: если бы мы здесь впали в депрессию и не ходили в кино, не сидели бы в кафе, то все потерянные жизни наших ребят оказались бы бессмысленными. Потому что мир за спинами воюющих должен сохраняться, люди должны чувствовать безопасность. Для некоторых эта безопасность заключается в том, чтобы сходить с женой и детьми куда-то отдохнуть, посидеть в ресторане.
Знаешь, на первых порах я, возвращаясь оттуда, тоже чувствовал ужасный дискомфорт. Потому что разница между тем, чем живут там, и здесь — гигантская. Но важно понимать: если мы прекратим жить обычной своей жизнью, — остановится экономика, умрет малый бизнес. Кому это выгодно? Нам точно не выгодно. Потому что миллионы людей в городах тратят деньги, оттого и механизмы работают. А если мы погрузимся в депрессию, никому от этого лучше не будет.
«Я РЕШИЛ: НАДО СПРЯТАТЬ СЕМЬЮ, А САМОМУ ОСТАТЬСЯ ПОМОГАТЬ АРМИИ»
— И все же, не кажется ли тебе, что этой беспечности, этой беззаботности в наших городах слишком много? Люди как будто не хотят понимать, что на востоке их страны идет война. И если, не дай Бог, все сдвинется сюда, у этой огромной массы неподготовленных людей может возникнуть паника…
— Я успокаиваю себя правилом 10%.
— Что за правило?
— Оно гласит, что государство двигают вперед самые активные 10% населения. За ними подтягиваются процентов 30 пассивно-активных.
— Это как?
— Это те люди, которые готовы успокоить собственную совесть, перечисляя деньги таким, как я. Или непосредственно помогая соседу, которого призвали в зону АТО. Сделав это, они успокаиваются.
— А оставшимся 60%, выходит, наплевать?
— Оставшиеся 60% — они ведомые. Мы без них никак. Как и они без нас. Мы — одно целое, один народ, но…так сложилось. Причем не только у нас, в любой стране. Есть большинство людей, которые просто живут по принципу: «Есть я, есть моя семья, работа. Если с ними все нормально, значит, все у меня хорошо».
— Ну, семья — это святое. Вот, мы в последние дни подводили итоги минувшего года. И я вспомнил, как поздней весной 2014 многие мои знакомые решали одну и ту же проблему: куда отправить семью, если Путин двинется в центр Украины? Назывались разные варианты, от западной Украины, до ближнего и дальнего зарубежья.
У тебя есть маленький сын. Что ты думал по этому поводу?
— У меня семья военных, из 5 человек четверо — офицеры. И я тогда понял, что если зайти со стороны Сум, то пройдет максимум двое суток, прежде чем Киев начнут бомбить. И я решил, что мне надо спрятать семью, а самому — заниматься тем, чем смогу. Поэтому в первый же день я отправил семью к родителям в Нежин.
— Не очень-то далеко…
— (Улыбается. — Е.К.) Я подумал, что это мелкий город, и его пройдут без особых бомбежек и разрушений. Я в те дни почему-то все время вспоминал Югославию. Понимал, что если есть желание, то бомбить город-миллионник не составит особого труда…
Одним словом, попытался спрятать семью, сам вернулся обратно и занимался обеспечением армии.
волонтер федирко
— Сейчас все более популярной становится та точка зрения, что та сторона будет уходить с Донбасса, мало-помалу (чтобы свести к минимуму имиджевый урон) отдавая Киеву захваченные территории. Ты разделяешь такой взгляд на будущее?
— Я уверен, что это будет Приднестровье. Как бы это ни оскорбляло наших военных.
— Из чего проистекает такое умозаключение?
— Из того, что Путин никогда не сворачивал, он всегда был уверен в своей политике. Курск у него просто утонул, войска на Донбассе заблудились, в Чечне были не ополченцы, а убийцы, в Грузии — фашисты. То есть, все свои гигантские ошибки, включая Беслан, он никогда не признавал, всегда шел вперед. И я не верю, что сейчас он как-то сдаст назад. Они погрузились в такое феодальное общество, что если царь даст слабину, он тут же будет свержен. Он это понимает. И я уверен, что Донбасс обратно он без боя отдавать не будет.
«…И ТОГДА ПАША ПРОСТО ПОЛОЖИЛ БРОНЕЖИЛЕТ НА ЗЕМЛЮ И С МЕТРОВОГО РАССТОЯНИЯ ЕГО РАССТРЕЛЯЛ»
— Вы у себя в COMBAT. UA занимаетесь помощью особым боевым подразделениям — украинскому спецназу. Соответственно, груз везете особый, штучный, дорогой, на одну легковую машину у вас уходит больше денег, чем у других — на целую фуру. Но эффекта от вашего груза не меньше, а зачастую и больше.
— Да, мы занимаемся спецназом. И контраст между ним и другими подразделениями я впервые осознал, когда мы приехали во львовскую восьмидесятку (80-я отдельная аэромобильная бригада. — Е.К.). Там есть один черновицкий батальон, о котором мало кто знал и поэтому мало кто помогал. И вот там ребята брали все абсолютно.
А спецназ — люди специфические. И когда мы впервые с ними увиделись, то о том, что это спецназ, говорила только подготовка. Это собранность на любой позиции и даже в лагере. Чувствовалось, что люди — профессионалы и занимались только выполнением боевой задачи. И если поначалу они брали и форму, и еду, то с течением времени помощь стала более технически ориентированной. Это была гражданская техника, из которой мы (а точнее, они) выжимали максимум. То есть, брали самое лучшее и передавали им, с тем, чтобы это было использовано в военном деле. Тепловизоры, коллиматорные прицелы, тактические цевья, цифровая шифрованная радиосвязь, спутниковые телефоны. Все это стоит очень немалых денег, так что иногда стоимость того, что легковушка везла, превышала стоимость самого авто в 3 раза.
волонтер
Однажды мы ехали туда втроем на легковом автомобиле. Ехали — и тряслись, потому что сумма была колоссальной. И каждый раз, когда нас останавливали, мы с трепетом думали: дай Бог, чтобы нас не начали раскладывать, смотреть и говорить: о, давайте это сюда…
— Зато вы знаете, что ваш груз жизненно необходим очень эффективному подразделению. Часто доводится получать от ребят хвалебные отзывы о полученном оружии и снаряжении?
— Да, бывало, что уже на следующий день говорили: «Ребята, супер!» Особо радовались первым появившимся у них тепловизорам. Мы старались покупать профессиональную технику, намного ближе к военной, чем к охотничьей. И отдача была моментальной. Ребята были очень довольны, и это возносило наш личный боевой дух просто до небес. Мы получали обратную связь, отзывы про то, что стало возможным обнаружение противника за 500 метров; что безопаснее стало сидеть в «секретах».
В особенности они пригодились в Донецком аэропорту. Отвезли им первые тепловизоры, коллиматоры — и на следующий же день получали отклики. Это еще когда про аэропорт никто не знал.
— Когда его защитники были еще не киборгами, а обычными ребятами.
— Да, это когда там были 140-й центр (сил специальных операций. — Е.К.) и третий полк спецназа. И когда этот аэропорт у них пытались отбить, мы старались поставлять необходимое. И был у нас там человек, из местных, который все это туда мимо блокпостов проносил. И я про него много не могу рассказать, он до сих пор помогает…
— Не будем «палить» человека, просто скажем ему огромное «спасибо».
— Чтобы делать это, надо иметь огромное мужество, желание помочь. И для меня этот человек — это нечто.
— Надеюсь, он прочитает это интервью и порадуется…Скажи, а что тебе рассказывали о своей работе ребята из спецназа? И как при этом им помогал доставленный вами груз?
— (Долго думает, определяя, о чем можно говорить, а о чем — нет). Иногда они делают вещи, которые для обычного человека…Понимаешь, эти люди кайфуют от войны. Это их профессия, они всю жизнь этому учились. Поэтому иногда они рассказывали свои истории с восторгом, а мы сидели и просто недоумевали: как можно так беспечно относиться к своей жизни, при этом выполняя поставленную задачу?
— Что ты имеешь в виду?
— Порой они успевали забраться противнику в тыл, атаковать очень маленькой группой. Был случай, когда группа (5-6 человек) отбила у превосходящего противника ПТРС (противотанковое самозарядное ружье) с полным боекомплектом, т.к. командир сказал: «О! Хочу!», при этом выполнив задачу по прикрытию отхода основных сил и получив необходимую информацию о противнике. Они же собирательное подразделение, собирают информацию. Так вот, они собирали образцы русского вооружения, образцы вооружения, которого нет у нас. Это опасное дело, и здесь им помогали наши автомобили, наши тепловизоры. В особенности это касалось ночных вылазок, потому что они — РДГ (разведывательно-диверсионная группа. — Е.К.), им необходимо определить количественный состав противника, собрать информацию, по возможности совершить диверсию.
Помогала и шифрованная связь, которую мы им поставляли. Ребята говорили, что когда раньше из глубинной разведки отправляли эсэмэску, то буквально через 2-3 минуты по тому месту уже работал вражеский миномет, подтягивалась пехота. С помощью цифровых раций и КВ-станций эту проблему удалось почти полностью ликвидировать.
волонтер
Но самое показательное — это спутниковая связь, которую мы поставляли. Ребята были очень довольны, у них было от 10 до 15 минут для того, чтобы уйти с точки выхода в сеанс.
— А потом противник, как правило, все-таки пеленгует?
— 100 процентов. Но для них важен именно вопрос времени. Обычно командир уходит на удаление, доклад — и сразу же уход с места. И здесь именно средства шифрованной дальней связи давали им возможность и время уйти. Это для нас было очень важно. Мне случалось сидеть в рубке приема докладов спецназа и наблюдать, как начальник связи принимает боевые доклады на мобильный, на радио-связь, на КВ и по спутнику. А у него на выезде 20-30 групп, и не у всех есть время, кто-то опаздывает…И он сам понимает, что если пришла sms, значит, ребята уже точно куда-то будут выдвигаться, потому что это опасно.
Вообще, мобильная связь там — это самоубийство. Но она там есть, и она очень быстрая. А радиосвязь душат, постоянные помехи, так что пользоваться ей можно не всегда. Спутник — хорошая вещь, но поначалу денег особо не было, и те средства, которые мы привозили, очень тяжело находили спутник, связь была не ахти. Но затем мы поняли, что вопрос очень важный, и ребятам нужно что-то получше. И мы тратили эти деньги, возили более качественные средства, и ребята были очень благодарны.
Что еще спасало? Защита глаз. У нас есть маски с застрявшими осколками. И ребята благодарили за спасенные глаза. У одного парня было посечено все лицо, а глаза остались целы. Он нас очень благодарил за свою осколкостойкую маску.
А командир одной из групп показывал свою каску с 2 пулевыми попаданиями. И очень благодарил; говорил, что каска спасла ему жизнь. И его группа благодарила за то, что командира спасли.
волонтер
Наш реанимобиль на следующий же день после доставки в зону АТО попал под обстрел, но парня вывезли и спасли. Скорая до сих пор там людей спасает.
Помогали и бронежилеты, так называемый «дизайн Феникса», легкий «Штурм-79» корсетного типа. Его ребята тоже хвалили: давал подвижность. Здесь Паша (Павел Кащук — напарник Игоря по COMBAT. UA ) молодец, воплотил в жизнь нашу «комбатовскую» разработку. Это такая кевларовая легкая «бундесовская» куртка, и поверх нее надевался плейт-керриер — бронежилет, как Штурм-79. Ощущение мягкости, легкость в движениях, защищала бока, плечи, шею. Ребята показывали один из таких жилетов: парень ехал на броне, попали на мину, и из спины его куртки достали около 200 граммов осколков. И он благодарил до слез, это было очень приятно.
Но ребята поначалу относились к этому жилету скептически. Отворачивались, говорили: «Да не буду я это таскать, в ней жарко» (это еще летом было). И тогда Паша просто положил его на землю и с расстояния в метр полностью расстрелял его из АПС (автоматический пистолет Стечкина. — Е.К.). И бронежилет не пропустил ни одной пули! И тогда они пошли нарасхват, как горячие пирожки (улыбается. — Е.К.)!
волонтер
«ТАМ ВЕДЬ ДО СМЕШНОГО ДОХОДИЛО: ЧЕЛОВЕКА ВЫЗЫВАЛИ НА ДУЭЛЬ! БРОСАЛИ ЕМУ ПЕРЧАТКУ…»
— Что еще такого ты подметил в бойцах спецназа, что отличает их от других подразделений?
— Естественно, профессионализм. Я был свидетелем тому, как и «Айдар», и ракетчики, все соседи пытаются быть к ним как можно ближе. К примеру, командир третьего полка спецназа, по сути, руководил всей обороной Донецкого аэропорта. И все, кто к нему приходили, от 93-й и до «Правого сектора», — все с уважением относились, спрашивали совета. Защитой Саур-Могилы также руководил 3-й полк, в Луганском аэропорту были ребята из 8-го полка. И все старались быть поближе к спецназу, группироваться с его группами.
— А сам спецназ кого выделяет?
— Добровольцев. Говорят: эти будут биться до последнего. И порой они вызывают на себя весь огонь противника — а уже спецназ определяет точки и их уничтожает. Но и у добровольцев, по мнению спецназа, есть проблема.
— Какая?
— А то, что у него два рожка патронов, одна граната — и при этом он идет в атаку. То есть храбрость, иногда граничащая с бестолковостью.
— Но добровольца, по крайней мере, можно научить, — и это будет прекрасный воин. А если у человека…
— …нет желания, это самое ужасное, да. Это все из страшных историй Донаэропорта. Были люди, которые просто замыкались и говорили: «Это не война, это бойня, и мы там никаких задач выполнять не будем». Это другая сторона медали Донаэропорта. Показывали-то, в основном, первую — про тех, кто хочет, может, умеет.
И мне, конечно, тяжело судить людей; я там не был и не знаю, что такое минометный обстрел. Но когда ты у человека воюющего спрашиваешь про воюющих людей, то такие истории частенько можно услышать.
— Чувство юмора у спецназа, наверное, тоже специальное?
— Ой…(улыбается.- Е.К.). Ну, это возле курилки тихо подкрасться и бросить в урну взрывпакет. Или жонглировать гранатами после выхода, когда снимали растяжки. Помню, были мы под Луганском — и приехали с задания ребята, они расчищали минные заграждения и растяжки противника. Приехали без потерь, все было хорошо, приятно было увидеть на них наши кевларовые жилеты…И вот те, кто разминировал растяжки, перекидывали друг другу гранаты, восклицая: «Это мое, это мой трофей! Вот написано: от ЛНР…». И все в таком духе. Многие же из них контужены — кто на правое ухо, кто на левое. И они любят издеваться над этой глухотой.
волонтер
В общем, чувство юмора у них есть, но оно специфическое, это верно. И еще они никогда не грустят; по крайней мере, я этого никогда не видел. Потерю бойца они переживают — но внутри себя. Для них поехать на похороны однополчанина, особенно, в 3-м полку, где были колоссальные, как для спецназа, потери — обыденность, вообще про это особо не вспоминают. У них похороны были, наверное, раз в неделю. Особенно после Иловайска, когда много ребят погибло. А самая большая потеря случилась со сборной группой лучших специалистов 3-го полка.
— Расскажи, как это было.
— Их отправили на точку высадки. Не знаю, какая была задача, но ребята скрылись внутри стоявшего среди поля ангара. Тогда еще не был убран урожай…Они выставили наблюдающих, доложили о прибытии. Им сказали: ждите дальнейших приказов. И спустя 5 минут с той стороны подошла вражеская техника с пехотой — и просто всех расстреляла. То есть, попросту говоря, ребят сдали. Кто именно — до сих пор загадка. Никто за это не ответил.
— Случайность исключена?
— Скажу так: да, бывает, что едет какая-то техника, их заметили, и начался бой. Но чтобы вот так, целенаправленно, начали стрелять в ангар и тут же прислали технику с пехотой в боевом режиме…нет, их просто сдали.
Мы когда об этом узнали…я сутки был в прострации, не мог понять, как такое могло случиться. Злой был — в особенности из-за того, что никак не мог на это повлиять.
И таких историй хватает. У нас есть в 8-м полку спецназа, это хмельнитчане, одна группа ушла на 2 месяца в так называемое свободное плавание. Налаживали агентурную сеть, добывали информацию, были полностью на автономном обеспечении. Классика спецназа. И, насколько мы знаем от командования, количество подтвержденных наводок, а также уничтоженной по их информации техники и живой силы достигает нескольких сотен. И это за два месяца!
Так вот, эти ребята тоже нам рассказывали о случаях, когда кто-то просто сдавал точку их выхода на связь.
— То есть, они приходили на точку…
— …а их там уже реально ждали. И так было несколько раз, так что они были в этом уверены. И после этого выходили на связь очень редко. Докладывали лишь о самом значимом. То есть, сохраняли свои жизни. А сейчас ситуация такая: группу расформировали; половина из них сейчас под следствием, и так далее…
— А с чем это связано?
— (Вздыхает. — Е.К.) Я уверен, что у ребят есть какие-то доказательства на командира полка. А тот, насколько мне известно, сейчас отстранен от исполнения обязанностей. Это благодаря нашему давлению в том числе. Ведь если у командира в части прозвище Сепаратист, то это, наверное, о чем-то говорит.
Знаешь, я вообще-то не люблю лезть в такого рода разборки, но когда об этом говорит не один человек, не два и не 10, а 90% личного состава — ну, что тут можно сказать? Хотя бы отдали под следствие, чтобы узнать, почему все так случилось.
Там ведь доходило до смешного: человека вызывали на дуэль! Бросали ему перчатку: «Давайте постреляемся на пээмах (пистолет Макарова. — Е.К.)!». То есть, люди от своей беспомощности уже не знали, как его покарать…
«МОЯ СЕМЬЯ ПОДДЕРЖИВАЛА МЕНЯ ВО ВСЕМ. ЭТО НЕОПИСУЕМО!»
— Игорь, чего ты сам себе пожелал на Новый год?
— Здоровья семье. Очень много давления на нее пришлось в минувший год — и психологического, и материального. Потому что сейчас практически полностью отдал себя волонтерству.
— А ты кто по профессии?
— Сначала служил, уволился капитаном. А после этого у меня был свой бизнес — в инженерии. Он сейчас на ладан дышит, потому что я мало им занимаюсь.
— Схожая картина у многих волонтеров из числа бизнесменов. Говорят: забросил свое дело; спасибо компаньонам — порядочные ребята, не дают бизнесу зачахнуть…
— У меня — порядочная семья (улыбается. — Е.К.). И бизнес, в большей мере, семейный. Есть брат, которому я очень обязан; мама, которой я просто на коленях целую руки, она полностью взяла на себя заботу о ребенке, и это дает мне возможность полностью заниматься волонтерством, а жене — работать, чтобы хоть как-то содержать семью.
волонтер
— А жена не обижается, что ты с головой ушел в это опасное и нелегкое дело?
— Нет, она меня всегда поддерживала во всем. Я очень благодарен семье, это просто неописуемо. Они всегда очень переживают, когда я уезжаю. Один раз и мне было очень страшно…
— Расскажи.
— Это в Амвросиевке было, за два дня до того, как нашим пришлось оттуда уйти. На каждом посту, куда мы приезжали, максимум в 500 метрах был слышен очень жесткий бой. И я понимал, что мы в очень неспокойном месте. Реально было слышно, как бомбят…
Было очень страшно. Вот там я ощутил, что такое в действительности война.

Желающие помочь Игорю Федирко и его коллегами по волонтерской группе COMBAT. UA могут использовать следующие данные:
БЛАГОДІЙНА ОРГАНІЗАЦІЯ «БЛАГОДІЙНИЙ ФОНД «КОМБАТ-ЮА»
(БО»БФ»КОМБАТ-ЮА»)
04073 м. Київ, вул. Скляренка 1,
ЄДРПОУ: 39547270,
Р/р 26006052736644 в ПАТ КБ ПриватБанк, м. Київ
МФО: 300711
—————
5211 5373 2737 4075 Игорь Федирко
Евгений Кузьменко для «Цензор.НЕТ»
http://censor.net.ua/resonance/319299/volonter_igor_fedirko_chuvstvo_yumora_u_spetsnaza_nu_k_primeru_vozle_kurilki_tiho_podkrastsya_i_brosit