Одной из самых уникальных операций в войне на Донбассе стало освобождение г. ДзержинскОдной из самых уникальных операций в войне на Донбассе стало освобождение г. Дзержинск

Михаил Жирохов

Одной из самых уникальных операций начального периода войны на Донбассе стало освобождение города Дзержинск (ныне — Торецк) силами исключительно отрядов спецназа.

Cемидесятипятитысячный город расположен в 16 километрах к северо-западу от ныне захваченной боевиками Горловки. В апреле 2014 года при прямом попустительстве местных силовиков он тоже был взят под контроль пророссийскими боевиками.

После освобождения Славянска и Краматорска горловский полевой командир «Бес» превратил город в один из форпостов для своей группировки, стянув туда большое количество живой силы.

Однако развитие ситуации требовало от украинского командования взять под контроль этот достаточно важный стратегический населенный пункт.

Тогда была разработана уникальная операция, для выполнения которой стянули два лучших на тот момент отряда спецназа — 73-й отдельный морской центр специального назначения ВМСУ и Отдельной центр Сил спецопераций ВСУ.

Было решено действовать небольшими силами — группами спецназа по 8-10 человек, рассчитывая больше на внезапность и отменную подготовку.

Планировалось, что две группы с двух сторон войдут в город, минуя блокпосты боевиков, и захватят ключевую позицию в его центре — здание горсовета. Еще пару групп должны были блокировать пути подхода подкреплений противника до тех пор, пока в город не войдут основные силы ВСУ и Нацгвардии.

Ранним утром 21 июля всего 8 бойцов просочились в город и стали выдвигаться к основной точке. Один из бойцов, принимавших участие в том бою (ФИО и позывной по понятной причине опускаем), рассказывал: «Ночью были на марше, к 6:00 зашли в город. Наша группа заехала через тыловой блокпост и пошла к центру. По пути сняли дозор. Где-то между 7:00 и 8:00 услышали стрельбу. Вышли в центр и заняли „зелёнку“ возле здания мэрии». Их задачей была прежде всего корректировка огня артиллерии и авиации.

Тем временем первая группа (основная), в которой было 33 человека, вошла в город с другой стороны. И практически сразу в парковой зоне ими была обнаружена брошенная инженерная машина разграждения ИМР-2 (одна из трех захваченных в Краматорске и вывезенная отступающими боевиками Стрелкова). Кстати, это был один из первых трофеев украинской армии. Позже машина была передана в одну из механизированных бригад и потеряна в августе уже под Иловайском.

На одном из перекрестков группа попала в засаду. Бойцы с молниеносной скоростью рассредоточились и вступили в бой. За считанные минуты пятиэтажка, откуда велся огонь, была заблокирована. После чего сопротивление террористов продлилось недолго. Попытка отойти была жестко пресечена — у противника появились первые убитые и пленные. Вскоре группа продолжила свой путь, выйдя к горсовету, который был пуст.

Однако по разным причинам блокировать Дзержинск не удалось, и противник успел перебросить мобильную группу, в которую входили в том числе и пара танков — для не имевших противотанкового вооружения спецов это было самое страшное. Спецназовцы оказались блокированными в административном здании, которое противник стал методично расстреливать.

Командир основной группы — капитан 1-го ранга Эдуард Шевченко (позывной «Борода») из 73-го центра впоследствии вспоминал: «Я не стал просить врагов построиться и рассчитаться — они, наверное, отказались бы, — но, навскидку, там было более сотни человек. Из техники, насколько я могу судить, два танка и БТР, плюс автомобили. Забегая вперёд — по окончании боя на здании насчитал 29 попаданий только из танковой пушки.

Били и из РПГ, и из „Шмелей“»

После одного из попаданий здание загорелось. Причем из-за того, что тут только что сделали «евроремонт», горящий подвесной потолок давал много черного и едкого дыма.

К счастью, в боекомплекте Т-64 были только осколочные снаряды. Если бы нашлись фугасы, то здание сложилось бы, как карточный домик. А так спецназ смог достаточно активно сопротивляться: как только один из танков подъехал достаточно близко к зданию, то сразу же получил гранату из РПГ. Известна и фамилия бойца — Артем Котенко. Как вспоминал впоследствии Шевченко, «танк подошел близко к зданию и обстреливал его. Он взял РПГ-26, вышел, выстрелил, но первая граната прошла вскользь. Танк выстрелил в ответ. Артем уже контуженый, как сейчас помню, он уже плохо слышал, но кричал сильно: «Я его „уработаю“. Берет второй РПГ, выходит на позицию и бьет между башней и корпусом. Башню клинит, танк загорается, они начинают отходить, спустя время подходит подмога». Также был поврежден и брошен БТР.

В итоге после семичасового боя, в ходе которого блокированных спецназовцев активно поддерживали артиллерия и авиация, и подхода наших подкреплений боевики под угрозой полного блокирования города были вынуждены ретироваться, потеряв несколько человек убитыми. К вечеру 21 июля 2014 года над горсоветом взвился украинский флаг.

Со сгоревшим зданием связан и один самых устойчивых мифов того периода. Сразу же после освобождения города пророссийски настроенные дзержинцы радовались гибели в пожаре украинских военнослужащих, причем в сети были опубликованы несколько аматорских видео с соответствующими описаниями. Но позднее среди горожан был распространен слух о том, что здание подожгли наступавшие нацгвардейцы и в пожаре сгорели пленные боевики. Кстати, именно эту версию с тех пор пересказывают друг другу большинство «ватных» дзержинцев.

Очень показательно, что, несмотря на довольно серьезное сопротивление, из 41 штурмовика не погиб никто. Хотя ранения в основной группе получили несколько человек: один — в результате попадания 12,7-мм пули по касательной, другой был контужен, еще двое получили осколочные ранения.

Из восьми бойцов второй группы один был ранен тяжело, остальные получили легкие ранения.

ФразаМихаил Жирохов

Одной из самых уникальных операций начального периода войны на Донбассе стало освобождение города Дзержинск (ныне — Торецк) силами исключительно отрядов спецназа.

Cемидесятипятитысячный город расположен в 16 километрах к северо-западу от ныне захваченной боевиками Горловки. В апреле 2014 года при прямом попустительстве местных силовиков он тоже был взят под контроль пророссийскими боевиками.

После освобождения Славянска и Краматорска горловский полевой командир «Бес» превратил город в один из форпостов для своей группировки, стянув туда большое количество живой силы.

Однако развитие ситуации требовало от украинского командования взять под контроль этот достаточно важный стратегический населенный пункт.

Тогда была разработана уникальная операция, для выполнения которой стянули два лучших на тот момент отряда спецназа — 73-й отдельный морской центр специального назначения ВМСУ и Отдельной центр Сил спецопераций ВСУ.

Было решено действовать небольшими силами — группами спецназа по 8-10 человек, рассчитывая больше на внезапность и отменную подготовку.

Планировалось, что две группы с двух сторон войдут в город, минуя блокпосты боевиков, и захватят ключевую позицию в его центре — здание горсовета. Еще пару групп должны были блокировать пути подхода подкреплений противника до тех пор, пока в город не войдут основные силы ВСУ и Нацгвардии.

Ранним утром 21 июля всего 8 бойцов просочились в город и стали выдвигаться к основной точке. Один из бойцов, принимавших участие в том бою (ФИО и позывной по понятной причине опускаем), рассказывал: «Ночью были на марше, к 6:00 зашли в город. Наша группа заехала через тыловой блокпост и пошла к центру. По пути сняли дозор. Где-то между 7:00 и 8:00 услышали стрельбу. Вышли в центр и заняли „зелёнку“ возле здания мэрии». Их задачей была прежде всего корректировка огня артиллерии и авиации.

Тем временем первая группа (основная), в которой было 33 человека, вошла в город с другой стороны. И практически сразу в парковой зоне ими была обнаружена брошенная инженерная машина разграждения ИМР-2 (одна из трех захваченных в Краматорске и вывезенная отступающими боевиками Стрелкова). Кстати, это был один из первых трофеев украинской армии. Позже машина была передана в одну из механизированных бригад и потеряна в августе уже под Иловайском.

На одном из перекрестков группа попала в засаду. Бойцы с молниеносной скоростью рассредоточились и вступили в бой. За считанные минуты пятиэтажка, откуда велся огонь, была заблокирована. После чего сопротивление террористов продлилось недолго. Попытка отойти была жестко пресечена — у противника появились первые убитые и пленные. Вскоре группа продолжила свой путь, выйдя к горсовету, который был пуст.

Однако по разным причинам блокировать Дзержинск не удалось, и противник успел перебросить мобильную группу, в которую входили в том числе и пара танков — для не имевших противотанкового вооружения спецов это было самое страшное. Спецназовцы оказались блокированными в административном здании, которое противник стал методично расстреливать.

Командир основной группы — капитан 1-го ранга Эдуард Шевченко (позывной «Борода») из 73-го центра впоследствии вспоминал: «Я не стал просить врагов построиться и рассчитаться — они, наверное, отказались бы, — но, навскидку, там было более сотни человек. Из техники, насколько я могу судить, два танка и БТР, плюс автомобили. Забегая вперёд — по окончании боя на здании насчитал 29 попаданий только из танковой пушки.

Били и из РПГ, и из „Шмелей“»

После одного из попаданий здание загорелось. Причем из-за того, что тут только что сделали «евроремонт», горящий подвесной потолок давал много черного и едкого дыма.

К счастью, в боекомплекте Т-64 были только осколочные снаряды. Если бы нашлись фугасы, то здание сложилось бы, как карточный домик. А так спецназ смог достаточно активно сопротивляться: как только один из танков подъехал достаточно близко к зданию, то сразу же получил гранату из РПГ. Известна и фамилия бойца — Артем Котенко. Как вспоминал впоследствии Шевченко, «танк подошел близко к зданию и обстреливал его. Он взял РПГ-26, вышел, выстрелил, но первая граната прошла вскользь. Танк выстрелил в ответ. Артем уже контуженый, как сейчас помню, он уже плохо слышал, но кричал сильно: «Я его „уработаю“. Берет второй РПГ, выходит на позицию и бьет между башней и корпусом. Башню клинит, танк загорается, они начинают отходить, спустя время подходит подмога». Также был поврежден и брошен БТР.

В итоге после семичасового боя, в ходе которого блокированных спецназовцев активно поддерживали артиллерия и авиация, и подхода наших подкреплений боевики под угрозой полного блокирования города были вынуждены ретироваться, потеряв несколько человек убитыми. К вечеру 21 июля 2014 года над горсоветом взвился украинский флаг.

Со сгоревшим зданием связан и один самых устойчивых мифов того периода. Сразу же после освобождения города пророссийски настроенные дзержинцы радовались гибели в пожаре украинских военнослужащих, причем в сети были опубликованы несколько аматорских видео с соответствующими описаниями. Но позднее среди горожан был распространен слух о том, что здание подожгли наступавшие нацгвардейцы и в пожаре сгорели пленные боевики. Кстати, именно эту версию с тех пор пересказывают друг другу большинство «ватных» дзержинцев.

Очень показательно, что, несмотря на довольно серьезное сопротивление, из 41 штурмовика не погиб никто. Хотя ранения в основной группе получили несколько человек: один — в результате попадания 12,7-мм пули по касательной, другой был контужен, еще двое получили осколочные ранения.

Из восьми бойцов второй группы один был ранен тяжело, остальные получили легкие ранения.

Фраза

«Народный» депутат Гришин-Семенченко: как из гов-а вылепили «героя»«Народный» депутат Гришин-Семенченко: как из гов-а вылепили «героя»

Командир одного из отрядов легендарных «морских котиков» — 73-го морского центра спецназначения Эдуард Шевченко рассказал в интервью Украинской правде, как Семен Семенченко воевал на Донбассе.

По словам спецназовца, Семенченко совсем не разбирается в тактике ведение военных действий.

«У меня в отряде 10 ребят, которые служили с Семенченко. Я не слышал ни от одного из них что-либо хорошее о нем. К Семенченко у меня много вопросов. Каждый командир должен находиться на своем месте. Вот когда образовался Иловайский котел, его батальон находился там — а он был в Киеве. Почему ты, командир подразделения, находишься в Киеве и пикетируешь МО и Генштаб? Я что-то не понимаю. То есть, ты — предатель и бросил свое подразделение? А он вообще имеет какое-то военное образование? Вооот»,-сказал он.

Как отметил Шевченко, он лично видел Семенченко в 5 км от Углегорска в то время, когда вытягивали оттуда бойцов «Свитязя».

«Когда вытягивали «Свитязь» из Углегорска, я лично наблюдал этого персонажа ровно в 5 км от Углегорска на железнодорожном переезде. Не ходил он в Углегорск. Мы оттуда вытягивали его раненых ребят, ведь он тупо, бездарно отправил людей по дороге в город заходить. Даже если бы не было никаких разведданных, ну кто так делает? Неужели ты не понимаешь, что на дороге тебя будут ждать? Кроме того, разведка доложила, что там находится противник. Но, невзирая ни на что, он посылает людей. Мои «глаза» (разведчики) докладывают. «Семенченко (использует другое слово) сел в машину и уехал в сторону Дебальцево». Тут же в интернете появляется информация о том, как он был контужен под Углегорском. Как?! Если он туда даже не ехал!»,-рассказал военный.

Также спецназовец рассказал, как Семенченко подал прошение о возбуждении уголовного дела по факту покушения на него в зоне АТО.

«Потом он едет в Чернухино. Рассказывает, что там много русских танков. Мне докладывают: «Командир, противника, о котором Семенченко говорит, нет». Невзирая на это, мои ребята на Чернухино пошли. Не нашли там российских танков, о которых рассказывал Семенченко. Говорят: «По месту, где мы сейчас стоим, бьют «Грады», перемещаемся на точку съемки». Хорошо. Посылаю за ними машину и БТР. Первой идет машина, сзади — БТР, еще идет техника. Все прижимаются справа, фары не включают. Тут, откуда не возьмись, из-за техники резко выруливает уазик-«таблетка» — и начинает ехать.

Водитель «Урала» увидел его, резко ушел вправо, а водитель БТР не заметил. Более того, водитель таблетки включил фары, слепил водителя БТР-а. Хорошо, что БТР шел со скоростью 30 км/час. «Таблетка» налетает на наш БТР, который шел у меня группу снимать.

Водитель, понятное дело, двухсотый. У них в машине Семенченко, у всех истерика. После всего произошедшего, люди Семенченко его бросили. Мои ребята его вытянули.

А он после всего этого подает прошение возбудить уголовное дело по факту организации, подготовки и проведения покушения на него как народного депутата. Если бы ребята, которые воюют, захотели его убрать — не думаю, что ему удалось бы уйти. Кроме того, если бы они готовили покушение, наверняка они бы не вытягивали его из машины. В конце концов, как они могли знать, кто в ней едет?…» — рассказал Шевченко.Командир одного из отрядов легендарных «морских котиков» — 73-го морского центра спецназначения Эдуард Шевченко рассказал в интервью Украинской правде, как Семен Семенченко воевал на Донбассе.

По словам спецназовца, Семенченко совсем не разбирается в тактике ведение военных действий.

«У меня в отряде 10 ребят, которые служили с Семенченко. Я не слышал ни от одного из них что-либо хорошее о нем. К Семенченко у меня много вопросов. Каждый командир должен находиться на своем месте. Вот когда образовался Иловайский котел, его батальон находился там — а он был в Киеве. Почему ты, командир подразделения, находишься в Киеве и пикетируешь МО и Генштаб? Я что-то не понимаю. То есть, ты — предатель и бросил свое подразделение? А он вообще имеет какое-то военное образование? Вооот»,-сказал он.

Как отметил Шевченко, он лично видел Семенченко в 5 км от Углегорска в то время, когда вытягивали оттуда бойцов «Свитязя».

«Когда вытягивали «Свитязь» из Углегорска, я лично наблюдал этого персонажа ровно в 5 км от Углегорска на железнодорожном переезде. Не ходил он в Углегорск. Мы оттуда вытягивали его раненых ребят, ведь он тупо, бездарно отправил людей по дороге в город заходить. Даже если бы не было никаких разведданных, ну кто так делает? Неужели ты не понимаешь, что на дороге тебя будут ждать? Кроме того, разведка доложила, что там находится противник. Но, невзирая ни на что, он посылает людей. Мои «глаза» (разведчики) докладывают. «Семенченко (использует другое слово) сел в машину и уехал в сторону Дебальцево». Тут же в интернете появляется информация о том, как он был контужен под Углегорском. Как?! Если он туда даже не ехал!»,-рассказал военный.

Также спецназовец рассказал, как Семенченко подал прошение о возбуждении уголовного дела по факту покушения на него в зоне АТО.

«Потом он едет в Чернухино. Рассказывает, что там много русских танков. Мне докладывают: «Командир, противника, о котором Семенченко говорит, нет». Невзирая на это, мои ребята на Чернухино пошли. Не нашли там российских танков, о которых рассказывал Семенченко. Говорят: «По месту, где мы сейчас стоим, бьют «Грады», перемещаемся на точку съемки». Хорошо. Посылаю за ними машину и БТР. Первой идет машина, сзади — БТР, еще идет техника. Все прижимаются справа, фары не включают. Тут, откуда не возьмись, из-за техники резко выруливает уазик-«таблетка» — и начинает ехать.

Водитель «Урала» увидел его, резко ушел вправо, а водитель БТР не заметил. Более того, водитель таблетки включил фары, слепил водителя БТР-а. Хорошо, что БТР шел со скоростью 30 км/час. «Таблетка» налетает на наш БТР, который шел у меня группу снимать.

Водитель, понятное дело, двухсотый. У них в машине Семенченко, у всех истерика. После всего произошедшего, люди Семенченко его бросили. Мои ребята его вытянули.

А он после всего этого подает прошение возбудить уголовное дело по факту организации, подготовки и проведения покушения на него как народного депутата. Если бы ребята, которые воюют, захотели его убрать — не думаю, что ему удалось бы уйти. Кроме того, если бы они готовили покушение, наверняка они бы не вытягивали его из машины. В конце концов, как они могли знать, кто в ней едет?…» — рассказал Шевченко.

Особое назначение. Командир отряда спецназа Эдуард Шевченко о своих бойцах, задачах и противникеОсобое назначение. Командир отряда спецназа Эдуард Шевченко о своих бойцах, задачах и противнике

Галина Тытыш.

На вопрос о спецназовце Эдуарде Шевченко волонтер Роман Синицын отвечает очень емко: «Офигезно эффективный. Он со своим отрядом творит чудеса. Эти ребята абсолютно бесстрашные».

Про «чудеса» на фронте и в тылу врага 38-летний Эдуард Шевченко сейчас говорит не особо охотно. «Закончится война – и обещаю все рассказать», – отнекивается он.

Мы встречаемся в одном из кабинетов Минобороны. Капитану І ранга Шевченко, командиру одного из отрядов легендарных «морских котиков» (73-го морского центра спецназначения), не очень уютно в стенах Минобороны. Он еще не знает, где там входы-выходы, и даже как пользоваться карточкой пропуска.

Ему комфортней на фронте, в палатке с бойцами.

«Я живу так же, как мои бойцы, ем ту же пищу, что и они, ношу ту же форму, что и они, и вместе с ними хожу на задания. Единственное, что меня отличает от них, как и, впрочем, любого командира – уровень знаний и уровень ответственности», – просто поясняет он.

У Эдуарда Шевченко – множество наград: два ордена Богдана Хмельницкого II и ІІІ степеней, три ордена «За мужество» (І, ІІ и ІІІ степеней) – ему будет что поведать после войны. Сейчас же он часто замолкает во время разговора и говорит: «Потом скажу».

Эдуард — потомственный военный, хотя отец не хотел, чтобы сын пошел по его стопам.

«Но я его ослушался, сбежал из дома, добрался до Владивостока. Это немало, ведь я родился и вырос на Камчатке», – рассказывает он.

Потом был перевод в Украину, где он мечтал ходить на подводной лодке. Но ему сказали, что это место «очень жирное»: в моря подводники не ходят, звания получают за полтора года (обычно это занимает около двух лет), оклад тоже полуторный.

«…и там есть мальчик, у которого папа с лампасами… Ты пока подожди, пару лет послужи в мастерских, а потом мы тебя заберем». Но это же тупиковая ветвь развития, я отказался», – вспоминает Шевченко.

В своей военной карьере он прошел все ступени – от обычного солдата до командира отряда.

Каждый из этапов – это новые знания. Поэтому кадровый военный скептически относится к тем, кто этих знаний не получил. Особенно веселят его рассказы о «подвигах» всяких гиви-моторолл-козициных, рассчитанные, по видимому, на дураков. Ведь военное дело – это не басни на камеры и не показательные расстрелы.

В зоне АТО он уже почти полтора года. Освобождал Славянск, Краматорск, бился под Дебальцево и в Углегорске, воевал за Северск и Ямполь. Это – без учета рейдов в тыл противника, о которых ходят легенды.

«Ты родину защищаешь 24 часа в сутки. Меня в училище учили, что даже когда ты дома спишь, ты всё равно служишь. Ты просто пополняешь свои силы», – повторяет Эдуард Шевченко командирским голосом.

Спецназовец очень критичен в своих оценках, по его рассказам сразу чувствуется, что у него крутой нрав. Наверное, только такой человек и мог ввести отряд в оккупированный Дзержинск, захватить горадминистрацию, почти 8 часов вести бой и выйти оттуда без потерь. Все это время ему противостояли 2 танка и БМП и более 200 террористов.

Рассказывают, что когда противник подошел вплотную, Шевченко приказал бойцам спрятаться в подвале, а сам вылез на крышу здания, чтобы вызывать огонь на себя.

Сам Эдуард об этом скромно умалчивает.

«У меня дед воевал. Когда я его спрашивал о боях, он всегда отнекивался, да и отец тоже. Если человек взрослый и самодостаточный, он не будет в глазах других выпячивать себя», – поясняет он.

АРМИЯ, А НЕ ПОТЕШНЫЕ ВОЙСКА

После Дальнего Востока я приехал в Украину, и уже здесь дописывал свою дипломную работу. То, что я увидел за 8 месяцев, пока переводил работу на украинский язык и делал корректировки с учетом Черного моря, меня сильно озадачило. Хотя «озадачило» – это очень мягкое слово.

Это все походило даже не на потешные войска, а на какую-то игру. Раньше я не слышал фразы «мы порешаем такой-то вопрос». Нас учили иначе – «ты должен знать». Мы жили по принципу: «не можешь – научим, не хочешь – заставим, позорить отряд не дадим». А здесь было какое-то кумовство.

Мои успехи — это успехи двоих моих учителей: капитанов первого ранга Сергея Ершова и Юрия Олефиренко. Последний был на пенсии, мог никуда не идти, у него был семейный бизнес. Но он не смог, и год назад все бросил и пошел воевать. После его гибели я разговаривал с женой. Она рассказывала, что даже спрятала форму, но он ее нашел и ушел на фронт.

Когда Ершов ушел, часть начали понемножку разваливать. Опять началось кумовство, сватовство. И сейчас там много показухи. Вот почему я не хочу, чтобы меня с ними ассоциировали. Хотя я – военнослужащий ВМС.

Мы проходим все ступени в военной службе – как я могу относиться к тому, кто их не прошел, а сразу залез на какую-то жердочку? Он абсолютно не знает своей работы, но пытается что-то показать. А что он может? Унизить человека? Поставить дурную задачу?

Знаю одного такого, который не прошел ни взвода, ни роты, ни батальона, но он стал начальником штаба части. Не понятно, зачем взял людей, по своей тупости завел их в засаду и бросил.

Он убежал, водитель убежал. Когда ему говорили, что там же ребята остались, он отвечал — сами выберутся. Когда бойцы ему звонили, отвечал: «Сдавайтесь в плен, а мы потом все порешаем».

Если сравнить ту армию, которая была в прошлом году, 10 марта, когда я ушел, и сейчас – это две разные армии.
Тогда это были потешные войска – парадики, комиссии, бирочки.

Мне бросилось в глаза, когда мы еще были под Крымом: должен был приехать Турчинов – все бегают, что-что делают. А Муженко увидел всю эту суматоху и говорит: «Убрать мусор и все».

Не надо убирать белье, которое висит; пускай видят, что армия – это не парады. Армия – это то, что мы сейчас видим на Востоке. Это палатки, тяготы и лишения.

Взять хотя бы 95-ю бригаду, или 72-ю, 79-ю, которые действительно воюют. Я помню их в самом начале. За время войны 95-ка под руководством Михаила Забродского очень отличалась. Куда его только Муженко не кидал! (смеется).

Забродский сделает что-то, а его уже на новое задание посылают. Потому что хорошо сделал, у него получалось. 95-ка сейчас – одна из самых боевых частей.

Сейчас произошло окончательное разделение между бойцами. Есть люди, которые воевали и воюют. А есть те, кто попал в АТО, повоевал, обгадил все и уехал. Одни сломались, а другие – состоялись. Те, которые состоялись – каждый день получают неповторимый опыт. Армия еще в процессе становления, но это уже не потешные войска.

Возвращается понимание самой сути, что такое «армейская служба». Служение, а не прислуживание, всегда было почетным делом. Ведь речь идет о защите Родины.

Вся наша группа разбита на пары: мы вдвоем едим, спим, передвигаемся, ведем наблюдение. У меня есть второй номер – Олег Киор. Когда первая группа разбивалась на двойки, он остался один. Такой скромный парень, рядовой серый боец.

Говорю: «Пойдешь со мной работать?» – «Ну, пойду».

А потом была история под Северском. Прибыли в место расположения наших войск, расслабились. Я даже снял бронежилет, с одним пистолетом пошел к ребятам пообщаться. И тут из лесочка выскакивает сепарский танк и начинает по этому месту стрелять.

Мы – врассыпную. Бежал быстро, даже не помню, как. Очнулся – передо мной БТР. Я вспоминаю, что он стоял перед стенкой. Помню, какая она: танк не пробьет. Начинает работать миномет противника.

И вот вижу – по открытому полю бежит Олег, с моим бронежилетом, каской, автоматом. Я ему кричу: «Уйди!» – а он все равно прибегает.

Я на него кричу: «Ты что, не понимаешь, что ты мог погибнуть?!»

А он в ответ бросает фразу, явно не напыщенную, от души, в такой ситуации неумно понты лимонить: «А вы без бронежилета – не могли погибнуть?»

А вот те, кто ходил и пафосно рассказывал: «Мама, я служу в спецназе!» – не всегда оказываются настоящими бойцами.

У меня один вообще отказался идти на задание. Это было еще под Славянском. Муженко поставил задачу для снайперов. Их у меня было трое, я их строю. Один из них врубает заднюю. Говорит: «Я не могу через ПСО (прибор снайперский оптический – авт.) в человека стрелять, это подло».

Это при том, что до войны ходил с распальцовкой, молодым бойцам рассказывал «да ты понимаешь, кто я такой?» Когда бойцы услышали его отказ выполнять задание, – думал, они его забьют.

О ДЗЕРЖИНСКЕ И 33 БОГАТЫРЯХ

Спецназ – напыщенное название. Это разведка, просто – «специальная разведка».

Мы выполняем задачи по специальности. Некоторые вещи я не могу рассказывать. Как пишут наши учебники, нельзя ни в коем случае совершать шаблонных действий. Но есть некоторые такие «сладкие» дела, которые хочется повторить.

Задачи, которые мы выполняем, не связаны с тем, чтобы «взять город». Иногда мы вытаскивали людей, как во время Иловайского котла. Некоторых военачальников доводилось оттуда выводить.

А вообще – это ведение разведки, сбор информации по противнику, и своевременное предоставление ее командованию, выполнение специфических задач, которые присущи нашим подразделениям. Рейды в тылу противника. Только где именно, я вам не скажу.

Если я сейчас начну говорить, где я был, то некоторые поймут, кто это сделал. А есть такое понятие, как месть.

Вот только некоторые места, о которых можно рассказывать: Дзержинск, Северск, Енакиево, Антрацит, Фащевка, Чернухино, Славянск.Галина Тытыш.

На вопрос о спецназовце Эдуарде Шевченко волонтер Роман Синицын отвечает очень емко: «Офигезно эффективный. Он со своим отрядом творит чудеса. Эти ребята абсолютно бесстрашные».

Про «чудеса» на фронте и в тылу врага 38-летний Эдуард Шевченко сейчас говорит не особо охотно. «Закончится война – и обещаю все рассказать», – отнекивается он.

Мы встречаемся в одном из кабинетов Минобороны. Капитану І ранга Шевченко, командиру одного из отрядов легендарных «морских котиков» (73-го морского центра спецназначения), не очень уютно в стенах Минобороны. Он еще не знает, где там входы-выходы, и даже как пользоваться карточкой пропуска.

Ему комфортней на фронте, в палатке с бойцами.

«Я живу так же, как мои бойцы, ем ту же пищу, что и они, ношу ту же форму, что и они, и вместе с ними хожу на задания. Единственное, что меня отличает от них, как и, впрочем, любого командира – уровень знаний и уровень ответственности», – просто поясняет он.

У Эдуарда Шевченко – множество наград: два ордена Богдана Хмельницкого II и ІІІ степеней, три ордена «За мужество» (І, ІІ и ІІІ степеней) – ему будет что поведать после войны. Сейчас же он часто замолкает во время разговора и говорит: «Потом скажу».

Эдуард — потомственный военный, хотя отец не хотел, чтобы сын пошел по его стопам.

«Но я его ослушался, сбежал из дома, добрался до Владивостока. Это немало, ведь я родился и вырос на Камчатке», – рассказывает он.

Потом был перевод в Украину, где он мечтал ходить на подводной лодке. Но ему сказали, что это место «очень жирное»: в моря подводники не ходят, звания получают за полтора года (обычно это занимает около двух лет), оклад тоже полуторный.

«…и там есть мальчик, у которого папа с лампасами… Ты пока подожди, пару лет послужи в мастерских, а потом мы тебя заберем». Но это же тупиковая ветвь развития, я отказался», – вспоминает Шевченко.

В своей военной карьере он прошел все ступени – от обычного солдата до командира отряда.

Каждый из этапов – это новые знания. Поэтому кадровый военный скептически относится к тем, кто этих знаний не получил. Особенно веселят его рассказы о «подвигах» всяких гиви-моторолл-козициных, рассчитанные, по видимому, на дураков. Ведь военное дело – это не басни на камеры и не показательные расстрелы.

В зоне АТО он уже почти полтора года. Освобождал Славянск, Краматорск, бился под Дебальцево и в Углегорске, воевал за Северск и Ямполь. Это – без учета рейдов в тыл противника, о которых ходят легенды.

«Ты родину защищаешь 24 часа в сутки. Меня в училище учили, что даже когда ты дома спишь, ты всё равно служишь. Ты просто пополняешь свои силы», – повторяет Эдуард Шевченко командирским голосом.

Спецназовец очень критичен в своих оценках, по его рассказам сразу чувствуется, что у него крутой нрав. Наверное, только такой человек и мог ввести отряд в оккупированный Дзержинск, захватить горадминистрацию, почти 8 часов вести бой и выйти оттуда без потерь. Все это время ему противостояли 2 танка и БМП и более 200 террористов.

Рассказывают, что когда противник подошел вплотную, Шевченко приказал бойцам спрятаться в подвале, а сам вылез на крышу здания, чтобы вызывать огонь на себя.

Сам Эдуард об этом скромно умалчивает.

«У меня дед воевал. Когда я его спрашивал о боях, он всегда отнекивался, да и отец тоже. Если человек взрослый и самодостаточный, он не будет в глазах других выпячивать себя», – поясняет он.

АРМИЯ, А НЕ ПОТЕШНЫЕ ВОЙСКА

После Дальнего Востока я приехал в Украину, и уже здесь дописывал свою дипломную работу. То, что я увидел за 8 месяцев, пока переводил работу на украинский язык и делал корректировки с учетом Черного моря, меня сильно озадачило. Хотя «озадачило» – это очень мягкое слово.

Это все походило даже не на потешные войска, а на какую-то игру. Раньше я не слышал фразы «мы порешаем такой-то вопрос». Нас учили иначе – «ты должен знать». Мы жили по принципу: «не можешь – научим, не хочешь – заставим, позорить отряд не дадим». А здесь было какое-то кумовство.

Мои успехи — это успехи двоих моих учителей: капитанов первого ранга Сергея Ершова и Юрия Олефиренко. Последний был на пенсии, мог никуда не идти, у него был семейный бизнес. Но он не смог, и год назад все бросил и пошел воевать. После его гибели я разговаривал с женой. Она рассказывала, что даже спрятала форму, но он ее нашел и ушел на фронт.

Когда Ершов ушел, часть начали понемножку разваливать. Опять началось кумовство, сватовство. И сейчас там много показухи. Вот почему я не хочу, чтобы меня с ними ассоциировали. Хотя я – военнослужащий ВМС.

Мы проходим все ступени в военной службе – как я могу относиться к тому, кто их не прошел, а сразу залез на какую-то жердочку? Он абсолютно не знает своей работы, но пытается что-то показать. А что он может? Унизить человека? Поставить дурную задачу?

Знаю одного такого, который не прошел ни взвода, ни роты, ни батальона, но он стал начальником штаба части. Не понятно, зачем взял людей, по своей тупости завел их в засаду и бросил.

Он убежал, водитель убежал. Когда ему говорили, что там же ребята остались, он отвечал — сами выберутся. Когда бойцы ему звонили, отвечал: «Сдавайтесь в плен, а мы потом все порешаем».

Если сравнить ту армию, которая была в прошлом году, 10 марта, когда я ушел, и сейчас – это две разные армии.
Тогда это были потешные войска – парадики, комиссии, бирочки.

Мне бросилось в глаза, когда мы еще были под Крымом: должен был приехать Турчинов – все бегают, что-что делают. А Муженко увидел всю эту суматоху и говорит: «Убрать мусор и все».

Не надо убирать белье, которое висит; пускай видят, что армия – это не парады. Армия – это то, что мы сейчас видим на Востоке. Это палатки, тяготы и лишения.

Взять хотя бы 95-ю бригаду, или 72-ю, 79-ю, которые действительно воюют. Я помню их в самом начале. За время войны 95-ка под руководством Михаила Забродского очень отличалась. Куда его только Муженко не кидал! (смеется).

Забродский сделает что-то, а его уже на новое задание посылают. Потому что хорошо сделал, у него получалось. 95-ка сейчас – одна из самых боевых частей.

Сейчас произошло окончательное разделение между бойцами. Есть люди, которые воевали и воюют. А есть те, кто попал в АТО, повоевал, обгадил все и уехал. Одни сломались, а другие – состоялись. Те, которые состоялись – каждый день получают неповторимый опыт. Армия еще в процессе становления, но это уже не потешные войска.

Возвращается понимание самой сути, что такое «армейская служба». Служение, а не прислуживание, всегда было почетным делом. Ведь речь идет о защите Родины.

Вся наша группа разбита на пары: мы вдвоем едим, спим, передвигаемся, ведем наблюдение. У меня есть второй номер – Олег Киор. Когда первая группа разбивалась на двойки, он остался один. Такой скромный парень, рядовой серый боец.

Говорю: «Пойдешь со мной работать?» – «Ну, пойду».

А потом была история под Северском. Прибыли в место расположения наших войск, расслабились. Я даже снял бронежилет, с одним пистолетом пошел к ребятам пообщаться. И тут из лесочка выскакивает сепарский танк и начинает по этому месту стрелять.

Мы – врассыпную. Бежал быстро, даже не помню, как. Очнулся – передо мной БТР. Я вспоминаю, что он стоял перед стенкой. Помню, какая она: танк не пробьет. Начинает работать миномет противника.

И вот вижу – по открытому полю бежит Олег, с моим бронежилетом, каской, автоматом. Я ему кричу: «Уйди!» – а он все равно прибегает.

Я на него кричу: «Ты что, не понимаешь, что ты мог погибнуть?!»

А он в ответ бросает фразу, явно не напыщенную, от души, в такой ситуации неумно понты лимонить: «А вы без бронежилета – не могли погибнуть?»

А вот те, кто ходил и пафосно рассказывал: «Мама, я служу в спецназе!» – не всегда оказываются настоящими бойцами.

У меня один вообще отказался идти на задание. Это было еще под Славянском. Муженко поставил задачу для снайперов. Их у меня было трое, я их строю. Один из них врубает заднюю. Говорит: «Я не могу через ПСО (прибор снайперский оптический – авт.) в человека стрелять, это подло».

Это при том, что до войны ходил с распальцовкой, молодым бойцам рассказывал «да ты понимаешь, кто я такой?» Когда бойцы услышали его отказ выполнять задание, – думал, они его забьют.

О ДЗЕРЖИНСКЕ И 33 БОГАТЫРЯХ

Спецназ – напыщенное название. Это разведка, просто – «специальная разведка».

Мы выполняем задачи по специальности. Некоторые вещи я не могу рассказывать. Как пишут наши учебники, нельзя ни в коем случае совершать шаблонных действий. Но есть некоторые такие «сладкие» дела, которые хочется повторить.

Задачи, которые мы выполняем, не связаны с тем, чтобы «взять город». Иногда мы вытаскивали людей, как во время Иловайского котла. Некоторых военачальников доводилось оттуда выводить.

А вообще – это ведение разведки, сбор информации по противнику, и своевременное предоставление ее командованию, выполнение специфических задач, которые присущи нашим подразделениям. Рейды в тылу противника. Только где именно, я вам не скажу.

Если я сейчас начну говорить, где я был, то некоторые поймут, кто это сделал. А есть такое понятие, как месть.

Вот только некоторые места, о которых можно рассказывать: Дзержинск, Северск, Енакиево, Антрацит, Фащевка, Чернухино, Славянск.