Я не сторонник досрочных выборов, потому что тогда олигархи будут контролировать весь парламент, — Андрей Садовый о будущем РадыЯ не сторонник досрочных выборов, потому что тогда олигархи будут контролировать весь парламент, — Андрей Садовый о будущем Рады

Александра Горчинская

Правда ли, что весной в Украине пройдут досрочные выборы, какие рейтинги будут иметь экс-регионалы из Оппозиционного блока и объединится ли Самопомич с партией Михеила Саакашвили, рассказывает мэр Львова Андрей Садовый

В мае этого года на свалке в Больших Грибовичах под Львовом произошла трагедия, унесшая жизни трех спасателей – во время тушения пожара произошел сдвиг мусора, который заживо похоронил под собой людей. Поиски ответственного за эту катастрофу превратились в скандал: обвинения в бездействии сыпались и в адрес мэра Львова Андрея Садового, и в адрес местных коммунальщиков, на местных экологов и бизнесменов, которые держат в регионе «мусорную мафию». Этот случай негативно отразился на рейтингах Садового и его партии – депутаты городского совета говорили о том, чтобы внести вопрос о недоверии городскому голове в повестку дня.

После того, как экс-губернатор Одесской области Михеил Саакашвили презентовал свою партию Рух нових сил и в очередной раз заговорил о досрочных парламентских выборах уже следующей весной, в прессе начали писать о том, что Саакашвили может искать себе политических союзников именно в партии Самопомич.

НВ встретилось с Андреем Садовым в Киеве, во время Международного конгресса мэров, и поговорило о том, при каких условиях в Украине могут состояться досрочные выборы, на самом ли деле возможно сотрудничество с Саакашвили и кто же на самом деле виноват в трагедии в Грибовичах.

— Трагедия на свалке во Львове негативно отразилась на рейтингах партии Самопомич и лично на вашем. Что вы сами об этом думаете?

— Люди, которые правят бал, готовы идти на все. Они готовы уничтожать, создавать большую беду, и проблема во Львове – из этого разряда. 1000%, что это был умышленный поджог для того, чтобы сделать невозможным вывоз мусора из города Львова, заблокировать город и, таким образом, нанести для громады очень большой удар и для меня, и для тех друзей, с которыми мы вместе работаем в Украине, делая Самопомич.

Гибридность, о которой мы говорим – она сегодня наблюдается во всем, очень сложная ситуация
Уже полгода мы находимся в мусорной блокаде во Львове, нам и в дальнейшем делают невозможным вывоз мусора по другим полигонам, потому что существующие полигоны не работают. Но у нас есть амбиция построить, возможно, первый в Украине завод глубинной переработки мусора. Здесь нашим партнером является Европейский инвестиционный банк. В Украине около 5% территории находится под разными полигонами, нет ни одного современного завода. Построить новый завод – раз, сделать рекультивацию существующего полигона и построить новый полигон – два. Это наша амбиция. Мы будем это делать.

— Как вы можете оценить сегодняшнюю политическую ситуацию в Украине?

— Это как корабль, который на земной орбите потерял управление. Это и есть сегодняшняя ситуация в стране, когда власть не занимается той страной, занимается собой и своими оппонентами, к сожалению. И сегодня каждый выживает как может. Нет объединительных факторов в нашем государстве. Очень часто есть манипулирование той бедой, которую мы имеем на Востоке, оккупацией. По моему мнению, надо давно бы уже принять закон об оккупации части Луганской и Донецкой областей и всю свою энергию направлять на то, чтобы становиться сильнее. А у нас эта гибридность, о которой мы говорим – она сегодня наблюдается во всем, очень сложная ситуация. За то время, что я в политике, в местном самоуправлении, в такой сложной ситуации я не помню с самого начала независимости.

— Сейчас много говорят о досрочных выборах уже весной. Как вы думаете, они будут?

— Я не сторонник досрочных выборов по сегодняшнему законодательству, потому что это приведет к еще большей беде. Тогда олигархи будут полностью контролировать весь парламент. Я убежден – гражданское общество, все здравомыслящие люди должны сделать все возможное, чтобы был принят новый закон о выборах, который бы дал возможность их проводить по открытым спискам и пропорциональной системе. Это то, что было одним из требований на Майдане.

С точки зрения следующего срока есть два варианта развития событий, при условии, что в стране есть кризис. Или этот кризис переходит в противостояние всех против всех, и это может поставить государство на грань выживания, или – власть идет на выборы и еще раз получает вотум доверия, и тогда нормально работает. Самопомич готова еще раз подтвердить свой вотум доверия перед украинцами.

— Какие могут быть результаты этих выборов? Прогнозируют, что Оппозиционный блок, например, может набрать достаточно большой процент.

— Так власть же и работает для Оппозиционного блока.

— Но официально это – два разных политических лагеря.

— Взять и сегодня прогнозировать результаты выборов – дело неблагодарное, это фактически невозможно. Потому что на утро следующего дня все меняется. Смотрите, что сегодня делается в мире. Эти государства, которые выстроили системы, где власть оторвалась от людей, где небольшое количество богатых с одной стороны и много бедных – с другой, они будут иметь очень страшные испытания. Сейчас надо быть вместе с людьми. Фундаментом для этого может быть только доверие. Без доверия невозможно работать. Сегодняшний уровень недоверия к власти – критический. В таких условиях ни о каких реформах нельзя говорить. Этого просто не случится. Это просто агония, которая продолжается.

— Вы сказали о влиянии олигархов. Уменьшение олигархического влияния, в том числе, и на СМИ, было одним из требований Майдана. Можно ли говорить, что это требование было выполнено?

— Думаю, его не выполнили. Олигархи себя прекрасно чувствуют. Наверное, их капитализация стала меньше, но их влияние меньше не стало.

— Прозвучало мнение, что надо признать части Донбасса оккупированными территориями. Что бы это нам дало?

— Да, надо. Потому что это – правда. Так, как мы признали Крым оккупированной территорией.

Надо давно принять закон об оккупации части Луганской и Донецкой областей
Во-первых, оккупант несет ответственность за жизнь людей на территориях, которые он оккупировал, это юридическая норма. Во-вторых, выиграть в войне мы сможем только при одном условии: если уровень жизни в Украине будет вдвое выше, чем в России, по-другому это невозможно.

Надо говорить правду, делать правдивые вещи. Мы говорим, что у нас АТО. Но АТО – это антитеррористическая операция, она делается 1-2 дня, не может она длиться два года. Мы сегодня живем в такой ситуации, когда ложь называют правдой, а правду называют ложью. Это страшные времена.

— Но есть риск, что если мы официально признаем это АТО войной с Россией, на той стороне скажут: «Ага, это они первые заявили, что с нами воюют, потому что наших военных на Донбассе никогда не было». Что тогда?

— Нас постоянно пытаются куда-то направить, чтобы мы делали какие-то вещи, которые делают нас слабее. Надо делать все четко и правильно – первый, второй, третий шаг. Оккупант напал? Напал. Захватил часть территории? Захватил. Сегодня он там имеет влияние. Украинская власть не имеет влияния. Признали это.

Такая же ситуация, или такие же мысли когда-то были после Второй мировой войны, когда Германией руководил Конрад Аденауэр. Он был три каденции канцлером Германии, его постоянно призывали, чтобы объединил западную и восточную Германию. Он говорил: «Нет, этого не будет. Я выбираю свободу вместо объединения». И уже его преемник Гельмут Коль, когда Союз распался, присоединил восточную Германию. Если бы Аденауэр сделал это в 1950-х годах, то неизвестно, какой была бы ситуация в мире. Поэтому надо делать все правильно, четко и твердо, тогда будет результат.

— Многие говоря, что нам надо стать экономически сильнее, в целом, прежде чем эти территории сами захотели бы к нам вернуться. Но для этого нужно время.

— Ничего хорошего там не будет, потому что эти территории России не нужны. Но нам надо смотреть в будущее, надо думать, что мы должны делать выгодно для нас сегодня и для завтра. Не надо обращать внимание, что о нас кто-то будет говорить. Если бы я в своей жизни обращал внимание на то, кто и что обо мне говорит, ничего вообще бы не сделал. Бери и делай, иди вперед. Будешь делать добрые дела, тебе будет весь мир помогать, тебе Бог будет помогать, а Бог – это правда.

— Сейчас много обсуждают появление Михеила Саакашвили на политической арене. Я читала, что он, возможно, будет искать союзников, и мог бы объединиться с партией Самопомич. Это так?

— У меня очень хорошие отношения с Михеилом Саакашвили еще с того времени, как он был президентом Грузии. Мы часто встречаемся, обмениваемся мнениями относительно ситуации в Украине, в мире. Он человек, который сделал успех в Грузии. И украинская власть была обязана использовать его потенциал и его таланты, его умение для того, чтобы наша страна стала лучше. К сожалению, этого не произошло. Он еще много хорошего может сделать для Украины. У нас были хорошие отношения, такие будут и в дальнейшем.

Без нового Закона О выборах говорить о следующих выборах нецелесообразно и преждевременно
С точки зрения партийного строительства мы эти вопросы с ним не проговаривали. Самопомич имеет свое четкое видение развития завтрашнего дня. Невозможно построить успешную страну, не построив успешную идеологическую партию. Это работа на годы, на десятилетия. Это нельзя сделать за один день. Мы должны отойти от тех штампов, когда перед выборами что-то слепили, сделали, и потом оно кануло в Лету, когда наобещали, обманули. Это не наш путь. Мы четко говорим, что делаем, что будем делать, нас можно проконтролировать.

Сегодня без нового Закона О выборах говорить о следующих выборах нецелесообразно и преждевременно. Надо объединить все силы, все усилия, чтобы был принят этот закон – то, что люди требовали на Майдане. А уже когда будут новые выборы стартовать, тогда будем садиться, будем говорить, будем координировать наши усилия, чтобы максимальное количество мудрых адекватных людей присутствовали в парламенте.

Новое ВремяАлександра Горчинская

Правда ли, что весной в Украине пройдут досрочные выборы, какие рейтинги будут иметь экс-регионалы из Оппозиционного блока и объединится ли Самопомич с партией Михеила Саакашвили, рассказывает мэр Львова Андрей Садовый

В мае этого года на свалке в Больших Грибовичах под Львовом произошла трагедия, унесшая жизни трех спасателей – во время тушения пожара произошел сдвиг мусора, который заживо похоронил под собой людей. Поиски ответственного за эту катастрофу превратились в скандал: обвинения в бездействии сыпались и в адрес мэра Львова Андрея Садового, и в адрес местных коммунальщиков, на местных экологов и бизнесменов, которые держат в регионе «мусорную мафию». Этот случай негативно отразился на рейтингах Садового и его партии – депутаты городского совета говорили о том, чтобы внести вопрос о недоверии городскому голове в повестку дня.

После того, как экс-губернатор Одесской области Михеил Саакашвили презентовал свою партию Рух нових сил и в очередной раз заговорил о досрочных парламентских выборах уже следующей весной, в прессе начали писать о том, что Саакашвили может искать себе политических союзников именно в партии Самопомич.

НВ встретилось с Андреем Садовым в Киеве, во время Международного конгресса мэров, и поговорило о том, при каких условиях в Украине могут состояться досрочные выборы, на самом ли деле возможно сотрудничество с Саакашвили и кто же на самом деле виноват в трагедии в Грибовичах.

— Трагедия на свалке во Львове негативно отразилась на рейтингах партии Самопомич и лично на вашем. Что вы сами об этом думаете?

— Люди, которые правят бал, готовы идти на все. Они готовы уничтожать, создавать большую беду, и проблема во Львове – из этого разряда. 1000%, что это был умышленный поджог для того, чтобы сделать невозможным вывоз мусора из города Львова, заблокировать город и, таким образом, нанести для громады очень большой удар и для меня, и для тех друзей, с которыми мы вместе работаем в Украине, делая Самопомич.

Гибридность, о которой мы говорим – она сегодня наблюдается во всем, очень сложная ситуация
Уже полгода мы находимся в мусорной блокаде во Львове, нам и в дальнейшем делают невозможным вывоз мусора по другим полигонам, потому что существующие полигоны не работают. Но у нас есть амбиция построить, возможно, первый в Украине завод глубинной переработки мусора. Здесь нашим партнером является Европейский инвестиционный банк. В Украине около 5% территории находится под разными полигонами, нет ни одного современного завода. Построить новый завод – раз, сделать рекультивацию существующего полигона и построить новый полигон – два. Это наша амбиция. Мы будем это делать.

— Как вы можете оценить сегодняшнюю политическую ситуацию в Украине?

— Это как корабль, который на земной орбите потерял управление. Это и есть сегодняшняя ситуация в стране, когда власть не занимается той страной, занимается собой и своими оппонентами, к сожалению. И сегодня каждый выживает как может. Нет объединительных факторов в нашем государстве. Очень часто есть манипулирование той бедой, которую мы имеем на Востоке, оккупацией. По моему мнению, надо давно бы уже принять закон об оккупации части Луганской и Донецкой областей и всю свою энергию направлять на то, чтобы становиться сильнее. А у нас эта гибридность, о которой мы говорим – она сегодня наблюдается во всем, очень сложная ситуация. За то время, что я в политике, в местном самоуправлении, в такой сложной ситуации я не помню с самого начала независимости.

— Сейчас много говорят о досрочных выборах уже весной. Как вы думаете, они будут?

— Я не сторонник досрочных выборов по сегодняшнему законодательству, потому что это приведет к еще большей беде. Тогда олигархи будут полностью контролировать весь парламент. Я убежден – гражданское общество, все здравомыслящие люди должны сделать все возможное, чтобы был принят новый закон о выборах, который бы дал возможность их проводить по открытым спискам и пропорциональной системе. Это то, что было одним из требований на Майдане.

С точки зрения следующего срока есть два варианта развития событий, при условии, что в стране есть кризис. Или этот кризис переходит в противостояние всех против всех, и это может поставить государство на грань выживания, или – власть идет на выборы и еще раз получает вотум доверия, и тогда нормально работает. Самопомич готова еще раз подтвердить свой вотум доверия перед украинцами.

— Какие могут быть результаты этих выборов? Прогнозируют, что Оппозиционный блок, например, может набрать достаточно большой процент.

— Так власть же и работает для Оппозиционного блока.

— Но официально это – два разных политических лагеря.

— Взять и сегодня прогнозировать результаты выборов – дело неблагодарное, это фактически невозможно. Потому что на утро следующего дня все меняется. Смотрите, что сегодня делается в мире. Эти государства, которые выстроили системы, где власть оторвалась от людей, где небольшое количество богатых с одной стороны и много бедных – с другой, они будут иметь очень страшные испытания. Сейчас надо быть вместе с людьми. Фундаментом для этого может быть только доверие. Без доверия невозможно работать. Сегодняшний уровень недоверия к власти – критический. В таких условиях ни о каких реформах нельзя говорить. Этого просто не случится. Это просто агония, которая продолжается.

— Вы сказали о влиянии олигархов. Уменьшение олигархического влияния, в том числе, и на СМИ, было одним из требований Майдана. Можно ли говорить, что это требование было выполнено?

— Думаю, его не выполнили. Олигархи себя прекрасно чувствуют. Наверное, их капитализация стала меньше, но их влияние меньше не стало.

— Прозвучало мнение, что надо признать части Донбасса оккупированными территориями. Что бы это нам дало?

— Да, надо. Потому что это – правда. Так, как мы признали Крым оккупированной территорией.

Надо давно принять закон об оккупации части Луганской и Донецкой областей
Во-первых, оккупант несет ответственность за жизнь людей на территориях, которые он оккупировал, это юридическая норма. Во-вторых, выиграть в войне мы сможем только при одном условии: если уровень жизни в Украине будет вдвое выше, чем в России, по-другому это невозможно.

Надо говорить правду, делать правдивые вещи. Мы говорим, что у нас АТО. Но АТО – это антитеррористическая операция, она делается 1-2 дня, не может она длиться два года. Мы сегодня живем в такой ситуации, когда ложь называют правдой, а правду называют ложью. Это страшные времена.

— Но есть риск, что если мы официально признаем это АТО войной с Россией, на той стороне скажут: «Ага, это они первые заявили, что с нами воюют, потому что наших военных на Донбассе никогда не было». Что тогда?

— Нас постоянно пытаются куда-то направить, чтобы мы делали какие-то вещи, которые делают нас слабее. Надо делать все четко и правильно – первый, второй, третий шаг. Оккупант напал? Напал. Захватил часть территории? Захватил. Сегодня он там имеет влияние. Украинская власть не имеет влияния. Признали это.

Такая же ситуация, или такие же мысли когда-то были после Второй мировой войны, когда Германией руководил Конрад Аденауэр. Он был три каденции канцлером Германии, его постоянно призывали, чтобы объединил западную и восточную Германию. Он говорил: «Нет, этого не будет. Я выбираю свободу вместо объединения». И уже его преемник Гельмут Коль, когда Союз распался, присоединил восточную Германию. Если бы Аденауэр сделал это в 1950-х годах, то неизвестно, какой была бы ситуация в мире. Поэтому надо делать все правильно, четко и твердо, тогда будет результат.

— Многие говоря, что нам надо стать экономически сильнее, в целом, прежде чем эти территории сами захотели бы к нам вернуться. Но для этого нужно время.

— Ничего хорошего там не будет, потому что эти территории России не нужны. Но нам надо смотреть в будущее, надо думать, что мы должны делать выгодно для нас сегодня и для завтра. Не надо обращать внимание, что о нас кто-то будет говорить. Если бы я в своей жизни обращал внимание на то, кто и что обо мне говорит, ничего вообще бы не сделал. Бери и делай, иди вперед. Будешь делать добрые дела, тебе будет весь мир помогать, тебе Бог будет помогать, а Бог – это правда.

— Сейчас много обсуждают появление Михеила Саакашвили на политической арене. Я читала, что он, возможно, будет искать союзников, и мог бы объединиться с партией Самопомич. Это так?

— У меня очень хорошие отношения с Михеилом Саакашвили еще с того времени, как он был президентом Грузии. Мы часто встречаемся, обмениваемся мнениями относительно ситуации в Украине, в мире. Он человек, который сделал успех в Грузии. И украинская власть была обязана использовать его потенциал и его таланты, его умение для того, чтобы наша страна стала лучше. К сожалению, этого не произошло. Он еще много хорошего может сделать для Украины. У нас были хорошие отношения, такие будут и в дальнейшем.

Без нового Закона О выборах говорить о следующих выборах нецелесообразно и преждевременно
С точки зрения партийного строительства мы эти вопросы с ним не проговаривали. Самопомич имеет свое четкое видение развития завтрашнего дня. Невозможно построить успешную страну, не построив успешную идеологическую партию. Это работа на годы, на десятилетия. Это нельзя сделать за один день. Мы должны отойти от тех штампов, когда перед выборами что-то слепили, сделали, и потом оно кануло в Лету, когда наобещали, обманули. Это не наш путь. Мы четко говорим, что делаем, что будем делать, нас можно проконтролировать.

Сегодня без нового Закона О выборах говорить о следующих выборах нецелесообразно и преждевременно. Надо объединить все силы, все усилия, чтобы был принят этот закон – то, что люди требовали на Майдане. А уже когда будут новые выборы стартовать, тогда будем садиться, будем говорить, будем координировать наши усилия, чтобы максимальное количество мудрых адекватных людей присутствовали в парламенте.

Новое Время

Ранний Ляшко: какое политическое будущее ждет СавченкоРанний Ляшко: какое политическое будущее ждет Савченко

Юлия Забелина

Украинская летчица и народный депутат «Батькивщины» Надежда Савченко спустя полгода после своего освобождения из российской тюрьмы заявила, что хочет начать самостоятельную политическую карьеру под знаменами партии «Народний рух України». Летчица анонсировала поездки по Украине с презентацией нового политического проекта, отметив при этом, что не собирается ни вступать в «Народный рух», ни выходить из «Батькивщины». Чего на самом деле хочет Надежда Савченко, разбирался «Апостроф».

В прямом эфире программы Шустер-Live 25 ноября «неуправляемая и непредсказуемая», как она сама себя называет, украинская летчица Надежда Савченко громко заявила о своем намерении строить независимую политическую карьеру. «Я выбираю вести «Рух» вместе с вами, только не тот «Рух», который сейчас создает Михаил Саакашвили и не тот «Рух», который сейчас представляют нардепы Виктор Кривенко и Павел Кишкарь в парламенте. Это тот «Рух», с которым я познакомилась, который держит тот источник ценностей, которые остались, но не были реализованы, и за которые выходил Майдан», — заявила Савченко во время эфира.

О своих планах Савченко говорила несколько путано: «Народный рух Украины» — это партия. Но, кроме партии, это еще и общественная организация. Вот я за эту общественную организацию». Она также подчеркнула, что впоследствии собирается завести партию в Раду, но вступать в нее не собирается. «Я становлюсь самостоятельным политиком. Я открываю свой фонд. Ваше доверие может выражаться в этом фонде. Я не буду врать, что я создаю партию, которая будет честной, и ей выделят деньги из бюджета на какую-то политическую деятельность. Нет. Я сделаю так, как это делают в американской системе. Если я иду в политику, если я иду в президенты – скиньтесь мне, как говорят, по гривне», – еще более путано сообщила Савченко. При этом она подчеркнула, что не намерена выходить из фракции «Батькивщина» в Верховной Раде.

Говоря о Народном Рухе, Надежда Савченко имела в виду партию, основанную известным украинским политиком Вячеславом Чорноволом еще в 1989 году. И это именно тот «Рух», который представляют Павел Кишкарь и Виктор Кривенко, ранее исключенные из фракции «Самопомич». О своих переговорах с Савченко «Апострофу» рассказал лидер НРУ Василий Куйбида: «Мы поговорили в целом — немного об истории «Руха», о его традициях, о программе и уставе. Потом она захотела встретиться с политсоветом, я ее пригласил, у нас состоялась конструктивная беседа, был обмен мнениями, который никого ни к чему не обязывает”. О дальнейшей работе с Савченко Куйбида не сказал ничего конкретного: «Я не утверждаю, что будет политическое сотрудничество, потому что я не являюсь директором партии. Политсовет принимает все решения». При этом господин Куйбида отметил, что действующее законодательство позволяет Савченко возглавлять партийный список, не будучи членом самой партии. «Надо, чтобы съезд утвердил это решение», — пояснил лидер НРУ.

Представители партии «Батькивщина», которые давно подозревали, что Савченко хочет создать собственный политический проект, не собираются исключать ее из своих рядов. «Она давно не посещает заседания фракции… Но у нас не было такого заседания, на котором мы бы обсуждали ее исключение, и я думаю, что не будет. Мы ее поставили в список как героя Украины, чтобы вытащить из российской тюрьмы, если бы еще раз нужно было ее поставить, чтобы спасти, мы бы сделали это. А дальше — это ее выбор. Думаю, что исключать мы ее не будем, и что она должна оставаться депутатом, а дальше, если она хочет делать самостоятельную политическую карьеру, то это ее дело», — пояснила «Апострофу» член фракции «Батькивщина», народный депутат Алена Шкрум. Ранее заместитель главы фракции «Батькивщина» Сергей Соболев утверждал, что Савченко абсолютно самостоятельно принимает решения, не согласовывая их с позицией фракции.

Надежда Савченко уже не первый раз заявляет о своих политических амбициях. Практически сразу после выхода из российской тюрьмы летчица заявила о готовности стать президентом Украины. «Чтобы изменить структуры страны, полномочия президента, перезапустить законы, побороть коррупцию, необходимо стать диктатором, который держит все в своих руках», — заявила, в частности, Савченко, выразив уверенность в том, что на выборах ее ждет стопроцентная поддержка. Летчица также была замечена на митингах, организованных партией 5.10 Геннадия Балашова и на протестах возле Нацбанка, которые устраивают народные депутаты Евгений Мураев и Вадим Рабинович со своей партией «За життя». Вполне возможно, что таким образом, Савченко ищет себе ситуативных союзников, ведь риторика у этих политиков схожа: все они выступают за досрочные выборы.

На своей странице в Facebook летчица уже сообщила о том, что намерена ездить по Украине с рекламой своей новой политической силы: «Я буду выходить к людям везде, где будут флаги «Народного руха Украины»! Вы услышите меня, я — вас. Не прошу вас мне слепо верить. Наоборот, я прошу вас сомневаться и не очаровываться раньше времени. Только в дискуссии рождается истина».

Кроме того, Савченко в последнее время все чаще говорит о необходимости внесения изменений Конституцию. По словам старшего аналитика Международного центра перспективных исследований Анатолия Октисюка, изменения в Основной закон — фишка нового политического проекта Надежды Савченко. «Для того, чтобы эта партия чем-то отличалась, планируется, что она будет сконцентрирована на конституционном процессе. Этот «Рух» должен будет продвигать идеи принятия и разработки новой Конституции, с помощью которой можно будет с чистого листа построить новую Украину, без коррупции, без старых институтов власти, без президента. Такая идея является идеологической, на ней действительно можно строить какую-то партию и выходить к людям. Но есть вопросы с финансированием. Насколько я знаю, сейчас у них нет спонсоров» — пояснил Октисюк. По его словам, электорат Савченко — это люди, желающие прихода новых сил. Они недовольны системой власти и готовы выступать против России. «Не исключено, что на какое-то время они объединятся с Саакашвили, потому что риторика у них сейчас очень схожая”,- отмечает эксперт.

По мнению политолога Руслана Бортника, из влиятельных политиков сейчас вряд ли кто-то окажет поддержку Савченко, хотя в числе ее возможных спонсоров звучали фамилии Сергея Таруты и одиозного бизнес-партнера Коломойского Геннадия Корбана. «В то же время Савченко может стать хорошим паровозом для политиков, поэтому она вполне способна сформировать какую-то группу депутатов вокруг себя даже в нынешнем парламенте. Сегодня Надежда Савченко напоминает раннего Ляшко, когда есть образ одного человека, вокруг которого можно слепить любую команду и запустить в парламент»,- подытоживает эксперт.

АпострофЮлия Забелина

Украинская летчица и народный депутат «Батькивщины» Надежда Савченко спустя полгода после своего освобождения из российской тюрьмы заявила, что хочет начать самостоятельную политическую карьеру под знаменами партии «Народний рух України». Летчица анонсировала поездки по Украине с презентацией нового политического проекта, отметив при этом, что не собирается ни вступать в «Народный рух», ни выходить из «Батькивщины». Чего на самом деле хочет Надежда Савченко, разбирался «Апостроф».

В прямом эфире программы Шустер-Live 25 ноября «неуправляемая и непредсказуемая», как она сама себя называет, украинская летчица Надежда Савченко громко заявила о своем намерении строить независимую политическую карьеру. «Я выбираю вести «Рух» вместе с вами, только не тот «Рух», который сейчас создает Михаил Саакашвили и не тот «Рух», который сейчас представляют нардепы Виктор Кривенко и Павел Кишкарь в парламенте. Это тот «Рух», с которым я познакомилась, который держит тот источник ценностей, которые остались, но не были реализованы, и за которые выходил Майдан», — заявила Савченко во время эфира.

О своих планах Савченко говорила несколько путано: «Народный рух Украины» — это партия. Но, кроме партии, это еще и общественная организация. Вот я за эту общественную организацию». Она также подчеркнула, что впоследствии собирается завести партию в Раду, но вступать в нее не собирается. «Я становлюсь самостоятельным политиком. Я открываю свой фонд. Ваше доверие может выражаться в этом фонде. Я не буду врать, что я создаю партию, которая будет честной, и ей выделят деньги из бюджета на какую-то политическую деятельность. Нет. Я сделаю так, как это делают в американской системе. Если я иду в политику, если я иду в президенты – скиньтесь мне, как говорят, по гривне», – еще более путано сообщила Савченко. При этом она подчеркнула, что не намерена выходить из фракции «Батькивщина» в Верховной Раде.

Говоря о Народном Рухе, Надежда Савченко имела в виду партию, основанную известным украинским политиком Вячеславом Чорноволом еще в 1989 году. И это именно тот «Рух», который представляют Павел Кишкарь и Виктор Кривенко, ранее исключенные из фракции «Самопомич». О своих переговорах с Савченко «Апострофу» рассказал лидер НРУ Василий Куйбида: «Мы поговорили в целом — немного об истории «Руха», о его традициях, о программе и уставе. Потом она захотела встретиться с политсоветом, я ее пригласил, у нас состоялась конструктивная беседа, был обмен мнениями, который никого ни к чему не обязывает”. О дальнейшей работе с Савченко Куйбида не сказал ничего конкретного: «Я не утверждаю, что будет политическое сотрудничество, потому что я не являюсь директором партии. Политсовет принимает все решения». При этом господин Куйбида отметил, что действующее законодательство позволяет Савченко возглавлять партийный список, не будучи членом самой партии. «Надо, чтобы съезд утвердил это решение», — пояснил лидер НРУ.

Представители партии «Батькивщина», которые давно подозревали, что Савченко хочет создать собственный политический проект, не собираются исключать ее из своих рядов. «Она давно не посещает заседания фракции… Но у нас не было такого заседания, на котором мы бы обсуждали ее исключение, и я думаю, что не будет. Мы ее поставили в список как героя Украины, чтобы вытащить из российской тюрьмы, если бы еще раз нужно было ее поставить, чтобы спасти, мы бы сделали это. А дальше — это ее выбор. Думаю, что исключать мы ее не будем, и что она должна оставаться депутатом, а дальше, если она хочет делать самостоятельную политическую карьеру, то это ее дело», — пояснила «Апострофу» член фракции «Батькивщина», народный депутат Алена Шкрум. Ранее заместитель главы фракции «Батькивщина» Сергей Соболев утверждал, что Савченко абсолютно самостоятельно принимает решения, не согласовывая их с позицией фракции.

Надежда Савченко уже не первый раз заявляет о своих политических амбициях. Практически сразу после выхода из российской тюрьмы летчица заявила о готовности стать президентом Украины. «Чтобы изменить структуры страны, полномочия президента, перезапустить законы, побороть коррупцию, необходимо стать диктатором, который держит все в своих руках», — заявила, в частности, Савченко, выразив уверенность в том, что на выборах ее ждет стопроцентная поддержка. Летчица также была замечена на митингах, организованных партией 5.10 Геннадия Балашова и на протестах возле Нацбанка, которые устраивают народные депутаты Евгений Мураев и Вадим Рабинович со своей партией «За життя». Вполне возможно, что таким образом, Савченко ищет себе ситуативных союзников, ведь риторика у этих политиков схожа: все они выступают за досрочные выборы.

На своей странице в Facebook летчица уже сообщила о том, что намерена ездить по Украине с рекламой своей новой политической силы: «Я буду выходить к людям везде, где будут флаги «Народного руха Украины»! Вы услышите меня, я — вас. Не прошу вас мне слепо верить. Наоборот, я прошу вас сомневаться и не очаровываться раньше времени. Только в дискуссии рождается истина».

Кроме того, Савченко в последнее время все чаще говорит о необходимости внесения изменений Конституцию. По словам старшего аналитика Международного центра перспективных исследований Анатолия Октисюка, изменения в Основной закон — фишка нового политического проекта Надежды Савченко. «Для того, чтобы эта партия чем-то отличалась, планируется, что она будет сконцентрирована на конституционном процессе. Этот «Рух» должен будет продвигать идеи принятия и разработки новой Конституции, с помощью которой можно будет с чистого листа построить новую Украину, без коррупции, без старых институтов власти, без президента. Такая идея является идеологической, на ней действительно можно строить какую-то партию и выходить к людям. Но есть вопросы с финансированием. Насколько я знаю, сейчас у них нет спонсоров» — пояснил Октисюк. По его словам, электорат Савченко — это люди, желающие прихода новых сил. Они недовольны системой власти и готовы выступать против России. «Не исключено, что на какое-то время они объединятся с Саакашвили, потому что риторика у них сейчас очень схожая”,- отмечает эксперт.

По мнению политолога Руслана Бортника, из влиятельных политиков сейчас вряд ли кто-то окажет поддержку Савченко, хотя в числе ее возможных спонсоров звучали фамилии Сергея Таруты и одиозного бизнес-партнера Коломойского Геннадия Корбана. «В то же время Савченко может стать хорошим паровозом для политиков, поэтому она вполне способна сформировать какую-то группу депутатов вокруг себя даже в нынешнем парламенте. Сегодня Надежда Савченко напоминает раннего Ляшко, когда есть образ одного человека, вокруг которого можно слепить любую команду и запустить в парламент»,- подытоживает эксперт.

Апостроф

Гройсман и Геращенко могут возглавить партию президентаГройсман и Геращенко могут возглавить партию президента

Денис Рафальский

В «Блоке Петра Порошенко» (БПП) вновь заговорили о смене руководства. Мэр Киева Виталий Кличко формально остается председателем партии и главой ее центрального совета, хотя еще в мае он заявил о своем желании покинуть лидерскую позицию, сославшись на требования изменившегося закона о госслужбе. По данным «Страны, на замену ему рассматриваются как минимум три кандидатуры. На ком именно остановит свой выбор партия (читай президент — фактический руководитель БПП), может стать известно на ближайшем съезде политической силы.

Привязка к выборам

В БПП задумались над проведением своего съезда. Для этого есть два повода. Как рассказал «Стране» руководитель секретариата президентской партии, народный депутат Максим Саврасов, форум необходим политсиле, чтобы, во-первых, заявить о намерении участвовать в планируемых выборах в объединенных территориальных общинах (объединившиеся населенные пункты — об этой спорной программе «Страна» уже писала), а, во-вторых, возможно, выбрать преемника Виталия Кличко, а также внести изменения в партийный устав.

«Планируется большой, достаточно открытый съезд. А со временем проведения определимся, когда станет известна дата выборов в объединенных общинах, которую еще должна установить Центральная избирательна комиссия», — сообщил Саврасов «Стране».

Отметим: деньги на избирательную кампанию — 30 млн. грн. — правительство уже выделило, о чем заявил вице-премьер-министр, министр регионального развития, строительства и жилищно-коммунального хозяйства Геннадий Зубко. Заявки на проведение выборов в ЦИК подали 245 общин. И, по словам Зубко, Центризбирком может уже в пятницу, 23 сентября, принять соответствующее решение, что позволит голосованию пройти 4 декабря. Кстати, именно на этот день Верховная Рада в четверг, 22 сентября, назначила внеочередные выборы сельских и поселковых председателей в 55 населенных пунктах.

В принципе времени еще достаточно, чтобы найти подходящего кандидата на место Кличко в партии. «Серьезно рассматриваются три кандидатуры», — сказал Саврасов, отказавшись их назвать. Народный депутат из так называемой группы УДАР (бывшая партия Кличко) сказал, что с ними кандидатуры не обсуждались.

Между тем, собеседники издания, близкие к руководству партии и ее парламентской фракции, утверждают, что среди претендентов числятся премьер-министр Владимир Гройсман и первый вице-спикер Рады Ирина Геращенко, чье имя уже фигурировало в раскладах летом. Что самое интересно: оба не являются членами партии, хоть и прошли по ее спискам в парламент.

Хуже или лучше

Хватает аргументов как за, так и против каждого из этих гипотетических кандидатов.

«Приход Гройсмана станет лишним доказательством, что БПП — это партия власти. Общество не отделяет Гройсмана от Порошенко. Согласившись на предложение возглавить БПП — понятно исходящее от президента, премьер просто покажет свою зависимость от него. Вопрос: насколько удачно у него получится совмещать премьерство и работу в партии. Чем-то придется пожертвовать, если он решит серьезно заняться партийным строительством, а не просто отбывать номер, как Кличко. С другой стороны, в БПП все равно всем заправляют Порошенко и его ближайшее окружение, которые вряд ли позволят Гройсману или кому-то другому единолично рулить политической силой. И третий момент: на политическом рынке курсируют слухи, что соратники Гройсмана уговаривают его проявлять большую самостоятельность в политике и, может, даже создать собственную партию. Тогда зачем ему БПП?» — сказал политолог Анатолий Октисюк «Стране».

В то же время собеседник издания, близкий к руководству партии, считает, что президент сможет навязать свою волю Гройсману, если все-таки на нем остановит выбор. «На планы Гройсмана никто смотреть не будет», — считает источник.

В свою очередь политолог Константин Бондаренко расценивает Ирину Геращенко как удобного для президента руководителя его партии. «Геращенко не несет никакой опасности для Порошенко. Она не попытается взять партию под свой контроль, не будет претендовать на президентский пост. А ее известная эмоциональность, которая проявляется даже в Facebook, может быть даже на руку президентской команде. Геращенко полюбила обвинять Запад в игнорировании интересов Украины. Что ж, оказавшись на посту лидера партии, она бы стала играть свою роль одного из рупоров власти еще эффективнее», — полагает эксперт. Однако источник в партии говорит, что как раз непростой характер Геращенко играет против нее. «Для тех, кто не видит Ирину во главе партии, это серьезный аргумент», — уверяет информированный собеседник.

До выхода публикации вице-спикер Ирина Геращенко не ответила на sms журналиста с просьбой подтвердить или опровергнуть информацию о своей кандидатуре на пост главы БПП. Пресс-секретарь премьер-министра Дмитрий Столярчук проигнорировал звонок редакции.

В то же время представитель президента в парламента, член фракции БПП Артур Герасимов сказал «Стране», что не располагает сведениями о том, что указанные кандидатуры рассматриваются вместо Кличко.

«На данный момент у нас есть действующий глава партии. И только если к съезду он подтвердит свое намерение покинуть партию, и делегаты его в этом поддержат, только тогда мы будем рассматривать кандидатов на этот пост», — сказал Герасимов «Стране».

СтранаДенис Рафальский

В «Блоке Петра Порошенко» (БПП) вновь заговорили о смене руководства. Мэр Киева Виталий Кличко формально остается председателем партии и главой ее центрального совета, хотя еще в мае он заявил о своем желании покинуть лидерскую позицию, сославшись на требования изменившегося закона о госслужбе. По данным «Страны, на замену ему рассматриваются как минимум три кандидатуры. На ком именно остановит свой выбор партия (читай президент — фактический руководитель БПП), может стать известно на ближайшем съезде политической силы.

Привязка к выборам

В БПП задумались над проведением своего съезда. Для этого есть два повода. Как рассказал «Стране» руководитель секретариата президентской партии, народный депутат Максим Саврасов, форум необходим политсиле, чтобы, во-первых, заявить о намерении участвовать в планируемых выборах в объединенных территориальных общинах (объединившиеся населенные пункты — об этой спорной программе «Страна» уже писала), а, во-вторых, возможно, выбрать преемника Виталия Кличко, а также внести изменения в партийный устав.

«Планируется большой, достаточно открытый съезд. А со временем проведения определимся, когда станет известна дата выборов в объединенных общинах, которую еще должна установить Центральная избирательна комиссия», — сообщил Саврасов «Стране».

Отметим: деньги на избирательную кампанию — 30 млн. грн. — правительство уже выделило, о чем заявил вице-премьер-министр, министр регионального развития, строительства и жилищно-коммунального хозяйства Геннадий Зубко. Заявки на проведение выборов в ЦИК подали 245 общин. И, по словам Зубко, Центризбирком может уже в пятницу, 23 сентября, принять соответствующее решение, что позволит голосованию пройти 4 декабря. Кстати, именно на этот день Верховная Рада в четверг, 22 сентября, назначила внеочередные выборы сельских и поселковых председателей в 55 населенных пунктах.

В принципе времени еще достаточно, чтобы найти подходящего кандидата на место Кличко в партии. «Серьезно рассматриваются три кандидатуры», — сказал Саврасов, отказавшись их назвать. Народный депутат из так называемой группы УДАР (бывшая партия Кличко) сказал, что с ними кандидатуры не обсуждались.

Между тем, собеседники издания, близкие к руководству партии и ее парламентской фракции, утверждают, что среди претендентов числятся премьер-министр Владимир Гройсман и первый вице-спикер Рады Ирина Геращенко, чье имя уже фигурировало в раскладах летом. Что самое интересно: оба не являются членами партии, хоть и прошли по ее спискам в парламент.

Хуже или лучше

Хватает аргументов как за, так и против каждого из этих гипотетических кандидатов.

«Приход Гройсмана станет лишним доказательством, что БПП — это партия власти. Общество не отделяет Гройсмана от Порошенко. Согласившись на предложение возглавить БПП — понятно исходящее от президента, премьер просто покажет свою зависимость от него. Вопрос: насколько удачно у него получится совмещать премьерство и работу в партии. Чем-то придется пожертвовать, если он решит серьезно заняться партийным строительством, а не просто отбывать номер, как Кличко. С другой стороны, в БПП все равно всем заправляют Порошенко и его ближайшее окружение, которые вряд ли позволят Гройсману или кому-то другому единолично рулить политической силой. И третий момент: на политическом рынке курсируют слухи, что соратники Гройсмана уговаривают его проявлять большую самостоятельность в политике и, может, даже создать собственную партию. Тогда зачем ему БПП?» — сказал политолог Анатолий Октисюк «Стране».

В то же время собеседник издания, близкий к руководству партии, считает, что президент сможет навязать свою волю Гройсману, если все-таки на нем остановит выбор. «На планы Гройсмана никто смотреть не будет», — считает источник.

В свою очередь политолог Константин Бондаренко расценивает Ирину Геращенко как удобного для президента руководителя его партии. «Геращенко не несет никакой опасности для Порошенко. Она не попытается взять партию под свой контроль, не будет претендовать на президентский пост. А ее известная эмоциональность, которая проявляется даже в Facebook, может быть даже на руку президентской команде. Геращенко полюбила обвинять Запад в игнорировании интересов Украины. Что ж, оказавшись на посту лидера партии, она бы стала играть свою роль одного из рупоров власти еще эффективнее», — полагает эксперт. Однако источник в партии говорит, что как раз непростой характер Геращенко играет против нее. «Для тех, кто не видит Ирину во главе партии, это серьезный аргумент», — уверяет информированный собеседник.

До выхода публикации вице-спикер Ирина Геращенко не ответила на sms журналиста с просьбой подтвердить или опровергнуть информацию о своей кандидатуре на пост главы БПП. Пресс-секретарь премьер-министра Дмитрий Столярчук проигнорировал звонок редакции.

В то же время представитель президента в парламента, член фракции БПП Артур Герасимов сказал «Стране», что не располагает сведениями о том, что указанные кандидатуры рассматриваются вместо Кличко.

«На данный момент у нас есть действующий глава партии. И только если к съезду он подтвердит свое намерение покинуть партию, и делегаты его в этом поддержат, только тогда мы будем рассматривать кандидатов на этот пост», — сказал Герасимов «Стране».

Страна

Россия: Жизнь после выборовРоссия: Жизнь после выборов

Владислав Иноземцев

Выборы 18 сентября закончились ровно так, как и следовало предположить. С одной стороны, бóльшая часть избирателей правильно поняла, что власть не собирается допустить перемен, и попросту воздержалась от похода на избирательные участки, ведь масштабы давления и неравенство сил не предполагали иного. С другой стороны, те, кто пришел, в общем и целом выразили согласие с мнением о том, что в стране все не так уж и плохо и требовать перемен сейчас не время. Как бы оппозиционеры ни убеждали нас в том, что народ готов консолидироваться в своем протесте, а им самим немного не хватило для успеха, верить в это, к сожалению, нет никаких оснований.

Результаты выборов нуждаются в стратегическом и тактическом осмыслении, однако уже сегодня можно, на мой взгляд, сделать ряд выводов.

Во-первых, уже в который раз мы видим, что, хотя российская политика и является исключительно персонализированной, реально в ней присутствует только одна персона. Действующий правитель является абсолютно доминирующей фигурой, на фоне которой любой иной политик заведомо выглядит пигмеем, недостойным внимания. Оппозиция не хочет понимать этого и потому радуется, что в этот раз у нее появились списки во главе с Явлинским или Касьяновым (и жалко, что не Навальным), при этом «лидеры» даже не могут представить себя не во главе списка. Выборы 18 сентября показали, что лидерская политика, ведущаяся «снизу», не может противостоять той же политике, навязывающейся «сверху». Сколько бы раз еще ни был выдвинут список ЛДПР во главе с Жириновским на парламентских выборах и сколько бы раз ни поучаствовал «подающий надежды» Явлинский в президентских, ничего не изменится. Персоналистская политика на уровне «верхов» — это в российских условиях эффективная практика управления; персоналистская политика на уровне «низов» — не более чем клоунада. Чем талантливее клоуны, тем грустнее выглядит это зрелище.

Во-вторых, пришла пора понять, что значительная часть населения может быть мобилизована не словами и лозунгами, а изменением базовых условий собственного существования. Для того чтобы таковое было осознано, необходимы радикальное снижение уровня жизни (то есть падение реальных доходов не менее чем на 25–40%) и серьезное ограничение гражданских свобод (прежде всего, отмена свободы выезда из страны, жесткое цензурирование прессы и интернета, существенное затруднение предпринимательской деятельности и т. д.). Так как в ближайшие годы ничего подобного не предвидится, у оппозиции не появится «зацепок», которые могли бы «развернуть» общественное мнение и подорвать электоральную основу режима. Иначе говоря, не только «лидерский» принцип построения оппозиции, но и сама ее повестка дня нуждаются в радикальном и достаточно быстром пересмотре, с тем чтобы в стране сформировались новые политические движения и силы, способные начать реальную игру на выборах 2021 года и попытаться определить значимые тренды в отечественной политике 2020-х годов.

Сказанное выше предполагает простой и понятный вывод: участие в президентских выборах 2018 года (например, для Явлинского) и даже в потешных учениях, предполагающих возможность такого участия (в том виде, например, в каком ими ныне пытается заниматься Ходорковский), бессмысленно. Прошедшие в воскресенье выборы показали потенциальные результаты как Миши-два-процента, так и Гриши-три-процента. Я не могу придумать повода уважающим себя рационально мыслящим людям быть задействованными в предстоящем через полтора года балагане. Размышления же о том, что Путин к этому времени задумается о преемнике и не будет выдвигать свою кандидатуру, я бы отнес к категории неудачных шуток (стоит заметить, что жеманных рассказов корреспонденту агентства «Блумберг» о том, что он еще не решил, будет ли участвовать в выборах, попросту не содержится в английской версии интервью.

В качестве альтернативы я предложил бы создать партию, которая могла впервые за последние десятилетия объединиться не вокруг вождя, а вокруг ряда базовых идей, которые срезонируют в сознании значительного числа избирателей и которые в совокупности создают четкий идеологический конструкт.

Такими идеями могли бы стать: в экономике — максимальное снижение налогов и регулятивных функций государства при соответствующем сокращении ассигнований на оборону, «борьбу с терроризмом» и обеспечение нужд бюрократии. Иначе говоря, населению нужно предложить механизмы, при задействовании которых оно будет меньше отдавать государству и меньше надеяться на его покровительство — просто потому, что поборы становятся все больше, а надежд на честное выполнение бюрократическим классом своих обязательств все меньше. Иначе говоря, в экономике нужно предлагать превращение России в самый большой в мире офшор — и проводить такую линию очень четко, без всяких исключений и оговорок относительного того, что оборона нам очень важна, а военно-промышленный комплекс есть залог нашего технического прогресса. Слуги государства никогда не будут голосовать за изменение режима, и потому нужно мобилизовывать тех, кто ему изначально не симпатизирует, а не пытаться «перевоспитать» убежденных «государственников».

В политической сфере нужно забыть про «демократию» и перенести акцент на «европейскость». Вероятный выход из ЕС Великобритании открывает совершенно новые возможности для соседей Европейского союза: можно попытаться разработать те же условия участия, которые есть у Швейцарии, Норвегии и в будущем могут оказаться у Соединенного Королевства. Страна признаёт европейское acquis communautaire, приводит свои законы в соответствие с ним и выплачивает ЕС несколько миллиардов евро в год за доступ к внутреннему рынку Союза, не имея при этом права на участие в принятии решений в Европарламенте и Евросовете. Такой шаг приведет к распространению на Россию правового поля ЕС, станет огромным стимулятором инвестиций из-за рубежа и послужит интеграции России в общеевропейскую экономику и повышению уровня жизни населения. «Суверенитет», о котором пекутся нынешние правители, следует прямо объявить менее значимым фактором, чем уровень жизни и качество государственного управления, которые без своего рода внешнего протектората улучшиться в России (причем не только в России, но и во всех постсоветских странах — посмотрите на Украину и сравните со государствами Балтии) не смогут.

В сфере культурной и интеллектуальной важнейшим требованием, которое легко соберет поддержку четверти или пятой части общества, следует сделать деклерикализацию российского общества, резкое сокращение роли церкви в жизни страны, полный запрет на публичное участие служителей культа в государственных мероприятиях, а государственных деятелей и политиков — в религиозных обрядах (что относится к любым конфессиям). Я не говорю о том, что религия ни в каком виде не должна преподаваться в государственных учебных заведениях или считаться научной дисциплиной. Уже сейчас поддерживаемая государством поповщина становится одним из важных факторов социального раздражения, а через 5–10 лет продолжения политики отупления общества она будет вызывать еще большее. При этом ни одна из всех принимавших участие в последних выборах партий не выдвигала лозунга деклерикализации нашего общества.

Тактически необходимо пересмотреть всю идеологию политического соперничества в России. Персоналистской партии власти нужно противопоставить максимально децентрализованную политическую силу, которая могла бы мобилизовать «низовые» движения и пробудить инициативы масс. С этой целью можно предложить, чтобы, с одной стороны, руководство партии было бы исключительно коллективным (например, состояло из восьми-десяти человек) и, с другой стороны, эти лидеры взяли бы на себя обещание не выдвигать свои кандидатуры на выборах любых уровней. Иначе говоря, они формировали бы идеологию партии, становились бы maitres d’esprit в изголодавшейся по новым концептам стране и создавали бы столь недостающий России образ будущего, в то время как в политической борьбе участвовали бы те, кто разделяет такую идеологию и готов посвятить свои силы непосредственному политическому процессу, рассчитывая на власть и известность, о которых мечтает каждый политик.

Для того чтобы к власти через пять или десять лет пришли думающие люди, стране необходима серьезная интеллектуальная элита, объединенная не столько смотрением в рот очередному Навальному, сколько общим и относительно адекватным мировоззрением. Этого не добиться просвещением, о котором говорят многие общественные деятели; эту задачу не решить выдвижением новых харизматических фигур в политике. Она может быть реализована именно на уровне создания влиятельных интеллектуально-политических течений, в русле которых будут действовать практические политики. Потому что все, что происходит в России почти двадцать лет, с 1996 года, — не более чем забалтывание реальной повестки дня и замена ее дискуссией по сугубо частным вопросам, ведущейся самовлюбленными «харизматиками», которые, как показали в том числе и недавние выборы, действительно очень далеки не только от народа, но и от понимания стоящих перед страной вызовов.

СнобВладислав Иноземцев

Выборы 18 сентября закончились ровно так, как и следовало предположить. С одной стороны, бóльшая часть избирателей правильно поняла, что власть не собирается допустить перемен, и попросту воздержалась от похода на избирательные участки, ведь масштабы давления и неравенство сил не предполагали иного. С другой стороны, те, кто пришел, в общем и целом выразили согласие с мнением о том, что в стране все не так уж и плохо и требовать перемен сейчас не время. Как бы оппозиционеры ни убеждали нас в том, что народ готов консолидироваться в своем протесте, а им самим немного не хватило для успеха, верить в это, к сожалению, нет никаких оснований.

Результаты выборов нуждаются в стратегическом и тактическом осмыслении, однако уже сегодня можно, на мой взгляд, сделать ряд выводов.

Во-первых, уже в который раз мы видим, что, хотя российская политика и является исключительно персонализированной, реально в ней присутствует только одна персона. Действующий правитель является абсолютно доминирующей фигурой, на фоне которой любой иной политик заведомо выглядит пигмеем, недостойным внимания. Оппозиция не хочет понимать этого и потому радуется, что в этот раз у нее появились списки во главе с Явлинским или Касьяновым (и жалко, что не Навальным), при этом «лидеры» даже не могут представить себя не во главе списка. Выборы 18 сентября показали, что лидерская политика, ведущаяся «снизу», не может противостоять той же политике, навязывающейся «сверху». Сколько бы раз еще ни был выдвинут список ЛДПР во главе с Жириновским на парламентских выборах и сколько бы раз ни поучаствовал «подающий надежды» Явлинский в президентских, ничего не изменится. Персоналистская политика на уровне «верхов» — это в российских условиях эффективная практика управления; персоналистская политика на уровне «низов» — не более чем клоунада. Чем талантливее клоуны, тем грустнее выглядит это зрелище.

Во-вторых, пришла пора понять, что значительная часть населения может быть мобилизована не словами и лозунгами, а изменением базовых условий собственного существования. Для того чтобы таковое было осознано, необходимы радикальное снижение уровня жизни (то есть падение реальных доходов не менее чем на 25–40%) и серьезное ограничение гражданских свобод (прежде всего, отмена свободы выезда из страны, жесткое цензурирование прессы и интернета, существенное затруднение предпринимательской деятельности и т. д.). Так как в ближайшие годы ничего подобного не предвидится, у оппозиции не появится «зацепок», которые могли бы «развернуть» общественное мнение и подорвать электоральную основу режима. Иначе говоря, не только «лидерский» принцип построения оппозиции, но и сама ее повестка дня нуждаются в радикальном и достаточно быстром пересмотре, с тем чтобы в стране сформировались новые политические движения и силы, способные начать реальную игру на выборах 2021 года и попытаться определить значимые тренды в отечественной политике 2020-х годов.

Сказанное выше предполагает простой и понятный вывод: участие в президентских выборах 2018 года (например, для Явлинского) и даже в потешных учениях, предполагающих возможность такого участия (в том виде, например, в каком ими ныне пытается заниматься Ходорковский), бессмысленно. Прошедшие в воскресенье выборы показали потенциальные результаты как Миши-два-процента, так и Гриши-три-процента. Я не могу придумать повода уважающим себя рационально мыслящим людям быть задействованными в предстоящем через полтора года балагане. Размышления же о том, что Путин к этому времени задумается о преемнике и не будет выдвигать свою кандидатуру, я бы отнес к категории неудачных шуток (стоит заметить, что жеманных рассказов корреспонденту агентства «Блумберг» о том, что он еще не решил, будет ли участвовать в выборах, попросту не содержится в английской версии интервью.

В качестве альтернативы я предложил бы создать партию, которая могла впервые за последние десятилетия объединиться не вокруг вождя, а вокруг ряда базовых идей, которые срезонируют в сознании значительного числа избирателей и которые в совокупности создают четкий идеологический конструкт.

Такими идеями могли бы стать: в экономике — максимальное снижение налогов и регулятивных функций государства при соответствующем сокращении ассигнований на оборону, «борьбу с терроризмом» и обеспечение нужд бюрократии. Иначе говоря, населению нужно предложить механизмы, при задействовании которых оно будет меньше отдавать государству и меньше надеяться на его покровительство — просто потому, что поборы становятся все больше, а надежд на честное выполнение бюрократическим классом своих обязательств все меньше. Иначе говоря, в экономике нужно предлагать превращение России в самый большой в мире офшор — и проводить такую линию очень четко, без всяких исключений и оговорок относительного того, что оборона нам очень важна, а военно-промышленный комплекс есть залог нашего технического прогресса. Слуги государства никогда не будут голосовать за изменение режима, и потому нужно мобилизовывать тех, кто ему изначально не симпатизирует, а не пытаться «перевоспитать» убежденных «государственников».

В политической сфере нужно забыть про «демократию» и перенести акцент на «европейскость». Вероятный выход из ЕС Великобритании открывает совершенно новые возможности для соседей Европейского союза: можно попытаться разработать те же условия участия, которые есть у Швейцарии, Норвегии и в будущем могут оказаться у Соединенного Королевства. Страна признаёт европейское acquis communautaire, приводит свои законы в соответствие с ним и выплачивает ЕС несколько миллиардов евро в год за доступ к внутреннему рынку Союза, не имея при этом права на участие в принятии решений в Европарламенте и Евросовете. Такой шаг приведет к распространению на Россию правового поля ЕС, станет огромным стимулятором инвестиций из-за рубежа и послужит интеграции России в общеевропейскую экономику и повышению уровня жизни населения. «Суверенитет», о котором пекутся нынешние правители, следует прямо объявить менее значимым фактором, чем уровень жизни и качество государственного управления, которые без своего рода внешнего протектората улучшиться в России (причем не только в России, но и во всех постсоветских странах — посмотрите на Украину и сравните со государствами Балтии) не смогут.

В сфере культурной и интеллектуальной важнейшим требованием, которое легко соберет поддержку четверти или пятой части общества, следует сделать деклерикализацию российского общества, резкое сокращение роли церкви в жизни страны, полный запрет на публичное участие служителей культа в государственных мероприятиях, а государственных деятелей и политиков — в религиозных обрядах (что относится к любым конфессиям). Я не говорю о том, что религия ни в каком виде не должна преподаваться в государственных учебных заведениях или считаться научной дисциплиной. Уже сейчас поддерживаемая государством поповщина становится одним из важных факторов социального раздражения, а через 5–10 лет продолжения политики отупления общества она будет вызывать еще большее. При этом ни одна из всех принимавших участие в последних выборах партий не выдвигала лозунга деклерикализации нашего общества.

Тактически необходимо пересмотреть всю идеологию политического соперничества в России. Персоналистской партии власти нужно противопоставить максимально децентрализованную политическую силу, которая могла бы мобилизовать «низовые» движения и пробудить инициативы масс. С этой целью можно предложить, чтобы, с одной стороны, руководство партии было бы исключительно коллективным (например, состояло из восьми-десяти человек) и, с другой стороны, эти лидеры взяли бы на себя обещание не выдвигать свои кандидатуры на выборах любых уровней. Иначе говоря, они формировали бы идеологию партии, становились бы maitres d’esprit в изголодавшейся по новым концептам стране и создавали бы столь недостающий России образ будущего, в то время как в политической борьбе участвовали бы те, кто разделяет такую идеологию и готов посвятить свои силы непосредственному политическому процессу, рассчитывая на власть и известность, о которых мечтает каждый политик.

Для того чтобы к власти через пять или десять лет пришли думающие люди, стране необходима серьезная интеллектуальная элита, объединенная не столько смотрением в рот очередному Навальному, сколько общим и относительно адекватным мировоззрением. Этого не добиться просвещением, о котором говорят многие общественные деятели; эту задачу не решить выдвижением новых харизматических фигур в политике. Она может быть реализована именно на уровне создания влиятельных интеллектуально-политических течений, в русле которых будут действовать практические политики. Потому что все, что происходит в России почти двадцать лет, с 1996 года, — не более чем забалтывание реальной повестки дня и замена ее дискуссией по сугубо частным вопросам, ведущейся самовлюбленными «харизматиками», которые, как показали в том числе и недавние выборы, действительно очень далеки не только от народа, но и от понимания стоящих перед страной вызовов.

Сноб

Пауки в банке: Украину ждет политическая война всех против всехПауки в банке: Украину ждет политическая война всех против всех

Анатолий Октисюк

С наступлением осени постепенно начала вырисовываться диспозиция ведущих игроков в ожидаемом вскоре новом витке политической борьбы. Ожидаемо, что «война всех против всех» будет проходить сразу в нескольких плоскостях, а действовать с позиции наиболее сильного, и, стало быть, атакующего игрока будет команда президента Петра Порошенко. Можно прогнозировать противостояние между президентом и «Народным фронтом», «узкой» правящей коалицией и «широкой» разношерстной оппозицией, а также старым политическим классом в целом и новой контрэлитой, считает старший аналитик МЦПИ Анатолий Октисюк.

Противостояние в украинском политикуме обострится по мере приближения процесса большой приватизации, которая будет сопровождаться громкими антикоррупционными скандалами, разоблачениями и разбирательствами. При этом все ключевые игроки будут наблюдать за исходом судебного разбирательства в отношении Дмитрия Фирташа, дабы в случае чего оперативно включиться в борьбу за его наследство.

На сегодняшний день наиболее сильные позиции, конечно же, у президента Петра Порошенко, который сконцентрировал в своих руках исполнительную и судебную ветви власти, установил контроль над прокуратурой, армией и спецслужбами, за два года укрепил административную вертикаль в регионах и подчинил местное самоуправление. Однако для полного спокойствия президенту нужно решить еще три важные задачи: создать «информационный щит», приструнить парламент и установить контроль над МВД. Стоит отметить, что по всем этим направлениям развернута активная деятельность.

По имеющейся информации, экс-глава Администрации президента Борис Ложкин со своей командой в последнее время начал системно заниматься формированием «информационного щита», с помощью которого можно будет защитить президента и его окружение от атак со стороны медиа. По оценкам специалистов, в украинском информационном пространстве около 70% контента о деятельности президента является, как минимум, нейтральным или же положительным. Это значит, что на самом высоком уровне уже достигнуты определенные договоренности с собственниками телеканалов, интернет-порталов и газет относительно правильного освещения и подачи информации, а Борису Ложкину останется их формализовать и закрепить за властью необходимый процент акций на бумаге.

Также президенту важно максимально усилить влияние на парламент, который, судя по всему, остался последней политической вольницей. Отсутствие работоспособной коалиции и необходимость считаться с «Народным фронтом» сильно раздражают Петра Алексеевича и его окружение. Однако других вариантов сотрудничества пока нет, и Банковая вынуждена договариваться и терпеть кабальные компромиссы с НФ и депутатскими группами. Но все же и здесь у него есть определенные возможности для маневра. Например, отмена депутатской неприкосновенности, которая, будь она реализована, позволит обуздать парламент и сделать его более послушным.

С одной стороны, отмена иммунитета для депутатов является хорошей инициативой, которая с радостью будет воспринята в обществе. Ведь людям давно надоело, что «под купол» идут в основном с целью защитить себя и свой бизнес от возможных проблем с законом или властями. Но с другой стороны, неприкосновенный парламент является одним из немногих инструментов, вызванных обеспечивать баланс сил в условиях парламентско-президентского правления. Поэтому такая инициатива вызовет волну сопротивления в политических кругах, причем не только среди представителей «Оппозиционного блока» и других экс-регионалов, что вполне ожидаемо, но и в «Народном фронте».

В партии Яценюка понимают, что как только неприкосновенность будет упразднена, то потребность во второй по величине фракции попросту отпадет. Ведь тогда из «депутатского болота» можно будет лепить любую коалицию, и даже осторожно заменить министра внутренних дел Арсена Авакова, желательно сделав это чужими руками. Именно это является приоритетной задачей для АПУ, ведь системное напряжение между окружением Порошенко и группами Яценюка только растет. Например, конфликты в оборонном секторе между Олегом Гладковским и Сергеем Пашинским, в энергетике между Игорем Кононенко и Николаем Мартыненко и так далее. Пока это противостояние носит латентный характер, но в зависимости от развития ситуации может взорваться в любой момент.

На своем пути к абсолютизму Петр Порошенко продолжает выстраивать политическую и бизнес конфигурацию по «семейной» схеме Януковича. И это понимают многие игроки, которые так или иначе вовлечены в орбиту влияния Порошенко. В первую очередь речь идет о премьере Владимире Гройсмане, который изнутри видит всю полноту конфликтности в структурах власти и понимает, что в случае новых выборов или изменения политической конъюнктуры он просто окажется за бортом.

А если еще учесть негатив, который накопится за время его премьерства, вернуться в топ-политику ему будет и вовсе сложно. В связи с этим Гройсман решился постепенно дистанцироваться от токсичного президента и его окружения. По имеющейся информации, он планирует выступить в роли самостоятельного игрока и готовится к запуску собственного политического проекта, тем более что отношения Гройсмана и министров по его квоте с другими членами команды от БПП являются довольно проблемными и зачастую конфликтными. Поэтому премьер-министр будет стараться заработать максимальное количество пунктов для своего политического резюме.

Наряду с «классическим» конфликтом политических интересов, который является отображением непрекращающейся борьбы за бизнес-влияние и контроль над государственными монополиями, в Украине в последнее время вырисовывается идеологическое противостояние — между старым политическим классом и новой контрэлитой. С одной стороны в этом противостоянии — воспитанники коммунистической системы, опытные аппаратчики и партийная номенклатура, не желающие воспринимать новые правила, с другой — выросшие на западных грантах и стипендиях представители общественных организаций, лидеры общественного мнения, журналисты-расследователи, антикоррупционеры и другие эксперты.

Последние умело воспользовались социальными лифтами, которые им предложила новая-старая власть после Евромайдана, ведь запрос на «новые лица» в 2014 году был очень высок. Однако старый политический класс не хочет воспринимать идеологических конкурентов, которые имеют большие политические амбиции и декларируют готовность вести свою линию и играть по новым правилам. И вся ситуация вокруг скандалов с квартирами Лещенко и Залищук, в которых были задействованы мощные информационные инструменты, говорит о том, что какими бы полезными не были «молодые дарования» на определенном этапе, с утратой этой «полезности» или при попытках миграции в другой политический лагерь они точно также, как и другие, становятся мишенями для политического сафари.

Резюмируя, хотелось бы вспомнить пресловутое определение философа Томаса Гоббса — «война всех против всех», которое характеризует положение общества накануне подписания нового общественного договора – Конституции, и создания государства. В Украине сейчас налицо все признаки такой войны, однако в украинской интерпретации они говорят скорее о приближении досрочных парламентских выборов, к которым готовятся все без исключения политические игроки. И поэтому стараются по максимуму укрепить собственные плацдармы.

АпострофАнатолий Октисюк

С наступлением осени постепенно начала вырисовываться диспозиция ведущих игроков в ожидаемом вскоре новом витке политической борьбы. Ожидаемо, что «война всех против всех» будет проходить сразу в нескольких плоскостях, а действовать с позиции наиболее сильного, и, стало быть, атакующего игрока будет команда президента Петра Порошенко. Можно прогнозировать противостояние между президентом и «Народным фронтом», «узкой» правящей коалицией и «широкой» разношерстной оппозицией, а также старым политическим классом в целом и новой контрэлитой, считает старший аналитик МЦПИ Анатолий Октисюк.

Противостояние в украинском политикуме обострится по мере приближения процесса большой приватизации, которая будет сопровождаться громкими антикоррупционными скандалами, разоблачениями и разбирательствами. При этом все ключевые игроки будут наблюдать за исходом судебного разбирательства в отношении Дмитрия Фирташа, дабы в случае чего оперативно включиться в борьбу за его наследство.

На сегодняшний день наиболее сильные позиции, конечно же, у президента Петра Порошенко, который сконцентрировал в своих руках исполнительную и судебную ветви власти, установил контроль над прокуратурой, армией и спецслужбами, за два года укрепил административную вертикаль в регионах и подчинил местное самоуправление. Однако для полного спокойствия президенту нужно решить еще три важные задачи: создать «информационный щит», приструнить парламент и установить контроль над МВД. Стоит отметить, что по всем этим направлениям развернута активная деятельность.

По имеющейся информации, экс-глава Администрации президента Борис Ложкин со своей командой в последнее время начал системно заниматься формированием «информационного щита», с помощью которого можно будет защитить президента и его окружение от атак со стороны медиа. По оценкам специалистов, в украинском информационном пространстве около 70% контента о деятельности президента является, как минимум, нейтральным или же положительным. Это значит, что на самом высоком уровне уже достигнуты определенные договоренности с собственниками телеканалов, интернет-порталов и газет относительно правильного освещения и подачи информации, а Борису Ложкину останется их формализовать и закрепить за властью необходимый процент акций на бумаге.

Также президенту важно максимально усилить влияние на парламент, который, судя по всему, остался последней политической вольницей. Отсутствие работоспособной коалиции и необходимость считаться с «Народным фронтом» сильно раздражают Петра Алексеевича и его окружение. Однако других вариантов сотрудничества пока нет, и Банковая вынуждена договариваться и терпеть кабальные компромиссы с НФ и депутатскими группами. Но все же и здесь у него есть определенные возможности для маневра. Например, отмена депутатской неприкосновенности, которая, будь она реализована, позволит обуздать парламент и сделать его более послушным.

С одной стороны, отмена иммунитета для депутатов является хорошей инициативой, которая с радостью будет воспринята в обществе. Ведь людям давно надоело, что «под купол» идут в основном с целью защитить себя и свой бизнес от возможных проблем с законом или властями. Но с другой стороны, неприкосновенный парламент является одним из немногих инструментов, вызванных обеспечивать баланс сил в условиях парламентско-президентского правления. Поэтому такая инициатива вызовет волну сопротивления в политических кругах, причем не только среди представителей «Оппозиционного блока» и других экс-регионалов, что вполне ожидаемо, но и в «Народном фронте».

В партии Яценюка понимают, что как только неприкосновенность будет упразднена, то потребность во второй по величине фракции попросту отпадет. Ведь тогда из «депутатского болота» можно будет лепить любую коалицию, и даже осторожно заменить министра внутренних дел Арсена Авакова, желательно сделав это чужими руками. Именно это является приоритетной задачей для АПУ, ведь системное напряжение между окружением Порошенко и группами Яценюка только растет. Например, конфликты в оборонном секторе между Олегом Гладковским и Сергеем Пашинским, в энергетике между Игорем Кононенко и Николаем Мартыненко и так далее. Пока это противостояние носит латентный характер, но в зависимости от развития ситуации может взорваться в любой момент.

На своем пути к абсолютизму Петр Порошенко продолжает выстраивать политическую и бизнес конфигурацию по «семейной» схеме Януковича. И это понимают многие игроки, которые так или иначе вовлечены в орбиту влияния Порошенко. В первую очередь речь идет о премьере Владимире Гройсмане, который изнутри видит всю полноту конфликтности в структурах власти и понимает, что в случае новых выборов или изменения политической конъюнктуры он просто окажется за бортом.

А если еще учесть негатив, который накопится за время его премьерства, вернуться в топ-политику ему будет и вовсе сложно. В связи с этим Гройсман решился постепенно дистанцироваться от токсичного президента и его окружения. По имеющейся информации, он планирует выступить в роли самостоятельного игрока и готовится к запуску собственного политического проекта, тем более что отношения Гройсмана и министров по его квоте с другими членами команды от БПП являются довольно проблемными и зачастую конфликтными. Поэтому премьер-министр будет стараться заработать максимальное количество пунктов для своего политического резюме.

Наряду с «классическим» конфликтом политических интересов, который является отображением непрекращающейся борьбы за бизнес-влияние и контроль над государственными монополиями, в Украине в последнее время вырисовывается идеологическое противостояние — между старым политическим классом и новой контрэлитой. С одной стороны в этом противостоянии — воспитанники коммунистической системы, опытные аппаратчики и партийная номенклатура, не желающие воспринимать новые правила, с другой — выросшие на западных грантах и стипендиях представители общественных организаций, лидеры общественного мнения, журналисты-расследователи, антикоррупционеры и другие эксперты.

Последние умело воспользовались социальными лифтами, которые им предложила новая-старая власть после Евромайдана, ведь запрос на «новые лица» в 2014 году был очень высок. Однако старый политический класс не хочет воспринимать идеологических конкурентов, которые имеют большие политические амбиции и декларируют готовность вести свою линию и играть по новым правилам. И вся ситуация вокруг скандалов с квартирами Лещенко и Залищук, в которых были задействованы мощные информационные инструменты, говорит о том, что какими бы полезными не были «молодые дарования» на определенном этапе, с утратой этой «полезности» или при попытках миграции в другой политический лагерь они точно также, как и другие, становятся мишенями для политического сафари.

Резюмируя, хотелось бы вспомнить пресловутое определение философа Томаса Гоббса — «война всех против всех», которое характеризует положение общества накануне подписания нового общественного договора – Конституции, и создания государства. В Украине сейчас налицо все признаки такой войны, однако в украинской интерпретации они говорят скорее о приближении досрочных парламентских выборов, к которым готовятся все без исключения политические игроки. И поэтому стараются по максимуму укрепить собственные плацдармы.

Апостроф

Навстречу съездам. Партийные батальоны посчитают по осениНавстречу съездам. Партийные батальоны посчитают по осени

Денис Рафальский

Без скидки на лето многие политические силы занялись партстроительством. Активнее всего, конечно, те, кто фактически начал его с нуля или запустил серьезную «перезагрузку» партии. Однако более серьезный всплеск партийной активности ожидается осенью, когда намечены ряд значимых съездов.

Хвыля занялась строительством при участии Михо

Новая политическая сила «Хвыля», которая объединила ряд известных сторонников Евромайдана и к которой со временем может примкнуть глава Одесской области Михаил Саакашвили, полным ходом строит региональную структуру.

По словам народного депутата Виктора Чумака (внефракционный), который состоит в так называемом номинационном комитете (органа, ведущего работу по созданию партии), в десяти областях «уже вырисовываются партийные ячейки». «Просто так — с улицы — мы не принимаем людей, а подбираем по своим критериям», — сказал «Стране» Чумак, который излучает оптимизм по поводу будущих партийных кадров.

Кроме него, в номинационный комитет входят, помимо прочих, бывший заместитель генерального прокурора Давид Сакварелидзе, экс-парламентарий Александр Мочков, бывший советник министра экономического развития и торговли Украины Адомас Аудицкас. Последний особенно интересен тем, что представляет в партийных процессах самого Саакашвили. Хотя, случается, председатель Одесского ОГА сам присутствует на встречах инициативной группы. Правда, о своих планах насчет «Хвыли», при этом, Саакашвили не говорит. «Никакой определенности в отношении него пока нет», — утверждает Чумак.

Партия Мустафы и Лещенко готовится к съезду

Паралельно ведет работу по усилению своих рядов партия Демократический альянс — другая политическая сила, объединившая многих видных участников Евромайдана, в том числе депутатов-еврооптимистов Сергея Лещенко и Мустафу Найема и членов гражданской платформы «Нова краина».

«Сегодня мы конкурируем за людей: ездим по стране, проводя встречи с десятками, а то и сотнями интересующихся нашей партией, процессами в ней. География поездок достаточно обширная: Харьков, Запорожье, Днепр и так далее», — сказал «Стране» Василий Гацько, который вместе с нововлившимся в Демальянс парламентарием Светланой Залищук является сопредседседателем партии.

Как только там закончат работу над новой редакцией программы и другими партийными документами (курирует соучредитель платформы «Нова краина» Андрей Длигач), состоится съезд, который должен все это утвердить, а также, как анонсируется, сделать ребрендинг.

«Съезд привязан к новой программе и ко второй волне объединительного процесса», — отметил Гацько, который допускает, что форум Демальянса может состояться осенью.

К слову, на начало октября планируется и съезд партии Хвыля.

В обеих политических силах продолжают заявлять об идеологической близости и желании объединиться, однако воз и ныне там.

«Диалог с «Хвылей» продолжается. Наша цель — как минимум создать общую команду для участия в парламентских выборах, а как максимум — создать единую политическую силу», — рассуждает Василий Гацько.

В свою очередь Виктор Чумак считает, что к результативным переговорам обе группы подтолкнет разве что объявление внеочередной кампании по выборам в Раду: «Когда на горизонте появляются выборы, все быстрее понимают, что по одиночке шансов нет».

УКРОП тоже переписывает

На начало осени запланирован съезд и партии УКРОП, которую связывают с видным олигархом Игорем Коломойским.

Правда, процессы в этой политсиле идут сложные. Не так давно партия оказалась в центре скандала с участием ее союзника в парламенте, внефракционного депутата Владимира Парасюка, который не имеет формального отношения к УКРОП. На партсобрании во Львове 6 августа Парасюк заявил о выходе из межфракционного депутатского объединения «Укроп» (формально с одноименной партией не связано). Таким образом народный избранник выразил свой протест по поводу того, что от партийных дел отодвинули бывшего главу политсовета Геннадия Корбана.

«Я не хочу, чтобы использовалось мое имя (партией — Прим.Ред.). К тому же, я увидел в УКРОП нездоровую обстановку. Плюс — то, как поступили с Геннадием Корбаном, идейным вдохновителем партии. Я не имею отношения к этой партии де-юре и теперь не буду де-факто», — сказал Парасюк «Стране». На уточняющий вопрос насчет ситуации в УКРОП депутат ответил, что на партию, с одной стороны, есть запрос, но, с другой — она превращается в «стандартный политический проект, который, кроме громких заявлений, ничего конкретного не делает».

«Когда руководство было другим, партия занималась более конкретными делами, например, выводила людей на митинги, была конфронтация (с властью — Прим.Ред.) А сейчас такого не слышно», — настаивает Парасюк.

Пикантность ситуации в том, что Парасюку формально выходить неоткуда. Во всяком случае внефракционный депутат Борислав Береза, которого также относят к межфракционному объединению «Укроп», уверяет, что оно так и не было зарегистрировано в Раде. Хотя о его создании объявил тогдашний вице-спикер Андрей Парубий в феврале 2015 года. А руководителем одно время считался народный депутат Дмитрий Ярош (внефракционный). Однако указания на это страница Яроша на парламентского сайте не содержит. Впрочем, народные депутаты, которые входят в политсовет партии УКРОП, упорно называют себя членами одноименного межфракционного объединения.

Партия без лидера

Политолог Владимир Фесенко считает: поступок Парасюка не является свидетельством серьезного внутреннего кризиса в УКРОП. «Парасюк не только не имеет прямого отношения к УКРОП, но и в парламенте склонен к самостоятельным действиям. Эдакий политический кот, который гуляет сам по себе. У него были определенные надежды, связанные с Корбаном, которые развеялись после ухода последнего с поста лидера партии», — говорит эксперт.

В свою очередь член президиума политсовета УКРОП, народный депутат Виталий Куприй (внефракционный) признает, что заявления, вроде сделанного Парасюком, влияют на внутрипартийную атмосферу. По его мнению, Парасюк повел себя слишком эмоционально. К тому же, он мог потенциально стать членом депутатской группы УКРОП в Раде. И без него создавать собственное объединение будет сложнее: каждый союзник в парламенте ценится очень высоко. «Хотя ее создание не самоцель. Важна плодотворная работа наших представителей в парламенте», — говорит Куприй. Он отметил, что в данный момент партия настроена на перестройку в проект нелидерского типа, что будет отражено в новой редакции устава.

Этот курс может иметь серьезные последствия для УКРОП на парламентских выборах, допускает эксперт Фесенко: «Все-таки в нашей стране люди привыкли голосовать за лидерские проекты, ориентируясь на руководителя». Выручить партию смогут влиятельные партийцы на местах, которые, опираясь на свои ресурсы, будут работать на результат в конкретной области. «За счет успеха даже в одном регионе политическая сила вполне может пройти в парламент. В свое время так произошло с партией Павла Лазаренко «Громада», которая стала парламентской, победив в Днепропетровской области», — говорит Фесенко.

И, стало быть, несмотря на заявление об усилении влияния рядовых членов на партию, ведущую роль в ней по-прежнему будут играть люди вроде председателя Волынского облсовета Игоря Палицы, близкого к Игорю Коломойскому, и мэра Днепра Бориса Филатова. В руках которых находится реальный ресурс, который позволит партии показать результат на выборах.

СтранаДенис Рафальский

Без скидки на лето многие политические силы занялись партстроительством. Активнее всего, конечно, те, кто фактически начал его с нуля или запустил серьезную «перезагрузку» партии. Однако более серьезный всплеск партийной активности ожидается осенью, когда намечены ряд значимых съездов.

Хвыля занялась строительством при участии Михо

Новая политическая сила «Хвыля», которая объединила ряд известных сторонников Евромайдана и к которой со временем может примкнуть глава Одесской области Михаил Саакашвили, полным ходом строит региональную структуру.

По словам народного депутата Виктора Чумака (внефракционный), который состоит в так называемом номинационном комитете (органа, ведущего работу по созданию партии), в десяти областях «уже вырисовываются партийные ячейки». «Просто так — с улицы — мы не принимаем людей, а подбираем по своим критериям», — сказал «Стране» Чумак, который излучает оптимизм по поводу будущих партийных кадров.

Кроме него, в номинационный комитет входят, помимо прочих, бывший заместитель генерального прокурора Давид Сакварелидзе, экс-парламентарий Александр Мочков, бывший советник министра экономического развития и торговли Украины Адомас Аудицкас. Последний особенно интересен тем, что представляет в партийных процессах самого Саакашвили. Хотя, случается, председатель Одесского ОГА сам присутствует на встречах инициативной группы. Правда, о своих планах насчет «Хвыли», при этом, Саакашвили не говорит. «Никакой определенности в отношении него пока нет», — утверждает Чумак.

Партия Мустафы и Лещенко готовится к съезду

Паралельно ведет работу по усилению своих рядов партия Демократический альянс — другая политическая сила, объединившая многих видных участников Евромайдана, в том числе депутатов-еврооптимистов Сергея Лещенко и Мустафу Найема и членов гражданской платформы «Нова краина».

«Сегодня мы конкурируем за людей: ездим по стране, проводя встречи с десятками, а то и сотнями интересующихся нашей партией, процессами в ней. География поездок достаточно обширная: Харьков, Запорожье, Днепр и так далее», — сказал «Стране» Василий Гацько, который вместе с нововлившимся в Демальянс парламентарием Светланой Залищук является сопредседседателем партии.

Как только там закончат работу над новой редакцией программы и другими партийными документами (курирует соучредитель платформы «Нова краина» Андрей Длигач), состоится съезд, который должен все это утвердить, а также, как анонсируется, сделать ребрендинг.

«Съезд привязан к новой программе и ко второй волне объединительного процесса», — отметил Гацько, который допускает, что форум Демальянса может состояться осенью.

К слову, на начало октября планируется и съезд партии Хвыля.

В обеих политических силах продолжают заявлять об идеологической близости и желании объединиться, однако воз и ныне там.

«Диалог с «Хвылей» продолжается. Наша цель — как минимум создать общую команду для участия в парламентских выборах, а как максимум — создать единую политическую силу», — рассуждает Василий Гацько.

В свою очередь Виктор Чумак считает, что к результативным переговорам обе группы подтолкнет разве что объявление внеочередной кампании по выборам в Раду: «Когда на горизонте появляются выборы, все быстрее понимают, что по одиночке шансов нет».

УКРОП тоже переписывает

На начало осени запланирован съезд и партии УКРОП, которую связывают с видным олигархом Игорем Коломойским.

Правда, процессы в этой политсиле идут сложные. Не так давно партия оказалась в центре скандала с участием ее союзника в парламенте, внефракционного депутата Владимира Парасюка, который не имеет формального отношения к УКРОП. На партсобрании во Львове 6 августа Парасюк заявил о выходе из межфракционного депутатского объединения «Укроп» (формально с одноименной партией не связано). Таким образом народный избранник выразил свой протест по поводу того, что от партийных дел отодвинули бывшего главу политсовета Геннадия Корбана.

«Я не хочу, чтобы использовалось мое имя (партией — Прим.Ред.). К тому же, я увидел в УКРОП нездоровую обстановку. Плюс — то, как поступили с Геннадием Корбаном, идейным вдохновителем партии. Я не имею отношения к этой партии де-юре и теперь не буду де-факто», — сказал Парасюк «Стране». На уточняющий вопрос насчет ситуации в УКРОП депутат ответил, что на партию, с одной стороны, есть запрос, но, с другой — она превращается в «стандартный политический проект, который, кроме громких заявлений, ничего конкретного не делает».

«Когда руководство было другим, партия занималась более конкретными делами, например, выводила людей на митинги, была конфронтация (с властью — Прим.Ред.) А сейчас такого не слышно», — настаивает Парасюк.

Пикантность ситуации в том, что Парасюку формально выходить неоткуда. Во всяком случае внефракционный депутат Борислав Береза, которого также относят к межфракционному объединению «Укроп», уверяет, что оно так и не было зарегистрировано в Раде. Хотя о его создании объявил тогдашний вице-спикер Андрей Парубий в феврале 2015 года. А руководителем одно время считался народный депутат Дмитрий Ярош (внефракционный). Однако указания на это страница Яроша на парламентского сайте не содержит. Впрочем, народные депутаты, которые входят в политсовет партии УКРОП, упорно называют себя членами одноименного межфракционного объединения.

Партия без лидера

Политолог Владимир Фесенко считает: поступок Парасюка не является свидетельством серьезного внутреннего кризиса в УКРОП. «Парасюк не только не имеет прямого отношения к УКРОП, но и в парламенте склонен к самостоятельным действиям. Эдакий политический кот, который гуляет сам по себе. У него были определенные надежды, связанные с Корбаном, которые развеялись после ухода последнего с поста лидера партии», — говорит эксперт.

В свою очередь член президиума политсовета УКРОП, народный депутат Виталий Куприй (внефракционный) признает, что заявления, вроде сделанного Парасюком, влияют на внутрипартийную атмосферу. По его мнению, Парасюк повел себя слишком эмоционально. К тому же, он мог потенциально стать членом депутатской группы УКРОП в Раде. И без него создавать собственное объединение будет сложнее: каждый союзник в парламенте ценится очень высоко. «Хотя ее создание не самоцель. Важна плодотворная работа наших представителей в парламенте», — говорит Куприй. Он отметил, что в данный момент партия настроена на перестройку в проект нелидерского типа, что будет отражено в новой редакции устава.

Этот курс может иметь серьезные последствия для УКРОП на парламентских выборах, допускает эксперт Фесенко: «Все-таки в нашей стране люди привыкли голосовать за лидерские проекты, ориентируясь на руководителя». Выручить партию смогут влиятельные партийцы на местах, которые, опираясь на свои ресурсы, будут работать на результат в конкретной области. «За счет успеха даже в одном регионе политическая сила вполне может пройти в парламент. В свое время так произошло с партией Павла Лазаренко «Громада», которая стала парламентской, победив в Днепропетровской области», — говорит Фесенко.

И, стало быть, несмотря на заявление об усилении влияния рядовых членов на партию, ведущую роль в ней по-прежнему будут играть люди вроде председателя Волынского облсовета Игоря Палицы, близкого к Игорю Коломойскому, и мэра Днепра Бориса Филатова. В руках которых находится реальный ресурс, который позволит партии показать результат на выборах.

Страна

Пир во время чумы: сколько в Украине стоит политическая партияПир во время чумы: сколько в Украине стоит политическая партия

Софико Векуа

1 июля должно было стать революционным днем в украинской политической системе, однако, похоже, революция откладывается. Дело в том, что именно сегодня в Украине должно было начаться государственное финансирование политических партий. Соответствующий закон, к слову, вызвал неоднозначную реакцию у политиков и экспертов.

Несколько месяцев назад Верховная Рада поддержала законопроект №2123а «О внесении изменений в законодательство в части предотвращения и противодействия коррупции», который предусматривает финансирование из госбюджета политических партий. Деньги получат те политические силы, которые смогли набрать не менее 2% на последних выборах в Верховную Раду.

Одним из наиболее активных лоббистов закона был народный депутат Украины от «Блока Петра Порошенко «Солидарность» Сергей Лещенко. Выдача денег государством политическим силам, по его мнению, поможет становлению в Украине демократии и предотвращению грабежа олигархами бюджета за счет своих политических сателлитов. Кроме того, подобное финансирование обойдется каждому украинцу всего 80 копеек в месяц, сообщает Facenews.

«В среднем выходит 80 копеек в месяц украинский гражданин будет выделять на все политические партии в Украине. Я думаю, это невысокая цена за то, чтобы в стране была демократия, а олигархи потом не грабили украинский бюджет через своих политических сателлитов», — рассказывал Лещенко несколько месяцев назад.

Однако часть политических экспертов уверены: закон особой пользы не даст, а эти средства можно направить, например, на медицину.

«Я рассуждаю так, что практической пользы от этого законопроекта не будет, а население может озлобиться. У нас уже пенсии ниже квартплаты, социалка обвальная, а мы финансируем политические партии. Имеет смысл принимать такой закон, если он даст реальный результат, а так будет негативный эффект — граждане озлобляются. Соответственно, законопроект я оцениваю скорее негативно. Лещенко подсчитывал, что это маленькие деньги, получается восемьдесят копеек в месяц с одного человека, однако если сложить, насколько у нас недофинансирована медицина, образование и все остальное, то эти деньги не лишние», — раннее рассказывал в интервью www.facenews.ua политический аналитик, эксперт Украинского института анализа и менеджмента политики Николай Спиридонов.

По его словам, в целом на государственное финансирование партий, начиная с лета 2016, планируется выделить около 400 миллионов гривен в год.

«По нашим подсчетам, за один голос избирателя партия получит около 25 гривен. Так, победители парламентских выборов «Народный Фронт» и «БПП» получат приблизительно по 85 миллионов гривен, поскольку набрали примерно по 22% голосов избирателей, «Самопомощь» — около 42,5 миллионов, «Оппозиционный блок» — около 35 миллионов, «Радикальная партия» — около 28 миллионов, «Батькивщина» — около 19 миллионов, непредставленная в парламенте «Гражданская позиция» — около 12 миллионов гривен за 3% голосов избирателей. Последняя партия, которая должна получить деньги — это «Заступ», набравшая 2,65%», — добавляет Николай Спиридонов.

По словам эксперта, такие суммы являются крайне малыми, ведь реальные затраты спонсоров политических проектов намного выше.

«Например, по оценкам Украинского института анализа и менеджмента политики, суммарно на местных выборах-2015 ведущие партии потратили около 10 миллиардов гривен. На парламентских выборах было потрачено не меньше, если не больше. Сумма, выделяемая государством, во много раз меньше и не даст возможности отказаться от денег олигархов», — добавляет Николай Спиридонов.

Мнение экспертов поддерживают и некоторые народные избранники.

«Бюджет — это утопия, поверьте мне. Считаю, должны быть четкие договора между теми, кто дает деньги, и теми, кто их берет. Этот договор должен быть прозрачным, чтобы общество видело, кто дает средства. Если ты заключаешь договор с Левочкиным, то приходишь и говоришь: «Я заключил контракт с бизнесменом, который наливается Левочкин. Он финансирует нашу партию. Честный он бизнесмен или нет, вам разбираться, но он мне дает деньги». Вот так было бы правильно», — ранее рассказывал в интервью FaceNews народный депутат Украины Владимир Парасюк.

Нардеп уверен: содержать партию — это практически то же самое, что содержать футбольный клуб.

«Есть партии типа «Динамо» (Киев), а есть партии типа «Карпаты» (Львов). Если говорить о парламентской партии, то это на уровне пяти миллионов долларов в год, плюс больше финансирования в период избирательной кампании», — добавляет Парасюк.

Несмотря на столь противоречивые мнения, закон был принят. Тогда инициативу поддержали 229 депутатов. Однако часть из голосовавших «за» несколько недель назад сделали сенсационное заявление: с 1 июля 2016 года государственное финансирование партий не начнется.

«С 1 июля закон не заработает, и финансирование политических партий не наступит. Не наступит, формально, можно сказать, потому что закон содержит достаточно отсылочных норм, которые говорят, что и кто должен сделать, чтобы эти изменения заработали», — заявила в прошлом месяце вице-спикер Верховной Рады Украины Оксана Сыроид.

По ее словам, для реализации закона соответствующие решения должны принять Национальное агентство по вопросам противодействия коррупции, Центральная избирательная комиссия, срок полномочий большинства членов которой уже давно закончился, а также Счетная палата, «у которой также нелегитимный состав».

Между тем, чиновники уверяют: финансирование начнется в этом году, просто немногим позже.

«С 1 июля у партий появляется право на финансирование, но реализовать право можно, когда будет заполнена форма отчетности партии, на что отведено 40 дней, и изучена Нацагентством по предотвращению коррупции в течение 2 месяцев», — уверяет председатель Национального агентства по предотвращению коррупции Наталья Корчак.

Между тем, политические аналитики уверены: этот законопроект вряд ли сможет изменить сложившееся положение дел, когда олигархи платят зарплаты депутатам и спонсируют партии.

«Действующий законопроект, по большому счету, не в состоянии изменить положение дел, а давать партиям еще больше денег тоже будет аморально, потому что сейчас есть много других проблем. То есть, это очень косметическое решение, которое не приводит к каким-то видимым результатам», — отмечает Николай Спиридонов.

Параллельно один из лоббистов законопроекта Сергей Лещенко подчеркивает: закон о финансировании партий был принят еще в 2003 году, но не вступал в действие. Если бы он начал действовать тогда, не исключено, что Виктор Янукович не пришел бы к власти.

«Я думаю, как только первая гривна пойдет из бюджета на государственные нужды, настроение горожан резко изменится, так как они будут осознавать, что их пенсии пойдут на содержание партий, соответственно, украинцы станут намного критичнее следить за действиями партий и за тем, как они выполняют свои обещания», — заявляет народный депутат.

FaceNewsСофико Векуа

1 июля должно было стать революционным днем в украинской политической системе, однако, похоже, революция откладывается. Дело в том, что именно сегодня в Украине должно было начаться государственное финансирование политических партий. Соответствующий закон, к слову, вызвал неоднозначную реакцию у политиков и экспертов.

Несколько месяцев назад Верховная Рада поддержала законопроект №2123а «О внесении изменений в законодательство в части предотвращения и противодействия коррупции», который предусматривает финансирование из госбюджета политических партий. Деньги получат те политические силы, которые смогли набрать не менее 2% на последних выборах в Верховную Раду.

Одним из наиболее активных лоббистов закона был народный депутат Украины от «Блока Петра Порошенко «Солидарность» Сергей Лещенко. Выдача денег государством политическим силам, по его мнению, поможет становлению в Украине демократии и предотвращению грабежа олигархами бюджета за счет своих политических сателлитов. Кроме того, подобное финансирование обойдется каждому украинцу всего 80 копеек в месяц, сообщает Facenews.

«В среднем выходит 80 копеек в месяц украинский гражданин будет выделять на все политические партии в Украине. Я думаю, это невысокая цена за то, чтобы в стране была демократия, а олигархи потом не грабили украинский бюджет через своих политических сателлитов», — рассказывал Лещенко несколько месяцев назад.

Однако часть политических экспертов уверены: закон особой пользы не даст, а эти средства можно направить, например, на медицину.

«Я рассуждаю так, что практической пользы от этого законопроекта не будет, а население может озлобиться. У нас уже пенсии ниже квартплаты, социалка обвальная, а мы финансируем политические партии. Имеет смысл принимать такой закон, если он даст реальный результат, а так будет негативный эффект — граждане озлобляются. Соответственно, законопроект я оцениваю скорее негативно. Лещенко подсчитывал, что это маленькие деньги, получается восемьдесят копеек в месяц с одного человека, однако если сложить, насколько у нас недофинансирована медицина, образование и все остальное, то эти деньги не лишние», — раннее рассказывал в интервью www.facenews.ua политический аналитик, эксперт Украинского института анализа и менеджмента политики Николай Спиридонов.

По его словам, в целом на государственное финансирование партий, начиная с лета 2016, планируется выделить около 400 миллионов гривен в год.

«По нашим подсчетам, за один голос избирателя партия получит около 25 гривен. Так, победители парламентских выборов «Народный Фронт» и «БПП» получат приблизительно по 85 миллионов гривен, поскольку набрали примерно по 22% голосов избирателей, «Самопомощь» — около 42,5 миллионов, «Оппозиционный блок» — около 35 миллионов, «Радикальная партия» — около 28 миллионов, «Батькивщина» — около 19 миллионов, непредставленная в парламенте «Гражданская позиция» — около 12 миллионов гривен за 3% голосов избирателей. Последняя партия, которая должна получить деньги — это «Заступ», набравшая 2,65%», — добавляет Николай Спиридонов.

По словам эксперта, такие суммы являются крайне малыми, ведь реальные затраты спонсоров политических проектов намного выше.

«Например, по оценкам Украинского института анализа и менеджмента политики, суммарно на местных выборах-2015 ведущие партии потратили около 10 миллиардов гривен. На парламентских выборах было потрачено не меньше, если не больше. Сумма, выделяемая государством, во много раз меньше и не даст возможности отказаться от денег олигархов», — добавляет Николай Спиридонов.

Мнение экспертов поддерживают и некоторые народные избранники.

«Бюджет — это утопия, поверьте мне. Считаю, должны быть четкие договора между теми, кто дает деньги, и теми, кто их берет. Этот договор должен быть прозрачным, чтобы общество видело, кто дает средства. Если ты заключаешь договор с Левочкиным, то приходишь и говоришь: «Я заключил контракт с бизнесменом, который наливается Левочкин. Он финансирует нашу партию. Честный он бизнесмен или нет, вам разбираться, но он мне дает деньги». Вот так было бы правильно», — ранее рассказывал в интервью FaceNews народный депутат Украины Владимир Парасюк.

Нардеп уверен: содержать партию — это практически то же самое, что содержать футбольный клуб.

«Есть партии типа «Динамо» (Киев), а есть партии типа «Карпаты» (Львов). Если говорить о парламентской партии, то это на уровне пяти миллионов долларов в год, плюс больше финансирования в период избирательной кампании», — добавляет Парасюк.

Несмотря на столь противоречивые мнения, закон был принят. Тогда инициативу поддержали 229 депутатов. Однако часть из голосовавших «за» несколько недель назад сделали сенсационное заявление: с 1 июля 2016 года государственное финансирование партий не начнется.

«С 1 июля закон не заработает, и финансирование политических партий не наступит. Не наступит, формально, можно сказать, потому что закон содержит достаточно отсылочных норм, которые говорят, что и кто должен сделать, чтобы эти изменения заработали», — заявила в прошлом месяце вице-спикер Верховной Рады Украины Оксана Сыроид.

По ее словам, для реализации закона соответствующие решения должны принять Национальное агентство по вопросам противодействия коррупции, Центральная избирательная комиссия, срок полномочий большинства членов которой уже давно закончился, а также Счетная палата, «у которой также нелегитимный состав».

Между тем, чиновники уверяют: финансирование начнется в этом году, просто немногим позже.

«С 1 июля у партий появляется право на финансирование, но реализовать право можно, когда будет заполнена форма отчетности партии, на что отведено 40 дней, и изучена Нацагентством по предотвращению коррупции в течение 2 месяцев», — уверяет председатель Национального агентства по предотвращению коррупции Наталья Корчак.

Между тем, политические аналитики уверены: этот законопроект вряд ли сможет изменить сложившееся положение дел, когда олигархи платят зарплаты депутатам и спонсируют партии.

«Действующий законопроект, по большому счету, не в состоянии изменить положение дел, а давать партиям еще больше денег тоже будет аморально, потому что сейчас есть много других проблем. То есть, это очень косметическое решение, которое не приводит к каким-то видимым результатам», — отмечает Николай Спиридонов.

Параллельно один из лоббистов законопроекта Сергей Лещенко подчеркивает: закон о финансировании партий был принят еще в 2003 году, но не вступал в действие. Если бы он начал действовать тогда, не исключено, что Виктор Янукович не пришел бы к власти.

«Я думаю, как только первая гривна пойдет из бюджета на государственные нужды, настроение горожан резко изменится, так как они будут осознавать, что их пенсии пойдут на содержание партий, соответственно, украинцы станут намного критичнее следить за действиями партий и за тем, как они выполняют свои обещания», — заявляет народный депутат.

FaceNews

Авторская программа Олега Ляшко, или Как объяснить детям, что «скотиняка» – плохое словоАвторская программа Олега Ляшко, или Как объяснить детям, что «скотиняка» – плохое слово

Софико Векуа

Украинское медиапространство переполнено политикой. Политика для граждан – это зрелище.

«Пока же люди бедные, ситуацию, наверное, можно сравнить с Древним Римом, где говорили: «Давайте нам хлеба и зрелищ», поскольку это было единственным успокаивающим и отвлекающим фактором для бедных людей. Так же и у нас – политика является зрелищем. А так не должно быть», – говорил ранее в интервью FaceNews Владимир Парасюк.

Новая авторская программа одного из наиболее одиозных представителей украинского политикума, лидера «Радикальной партии» Олега Ляшко, стала одним из таких зрелищ.

«Кожен скотиняка отримає своє» – таким был лозунг программы «Правда Ляшко», которая теперь выходит на одном из украинских телеканалов в субботу вечером.

Почти полтора часа прямого эфира лидер «Радикальной партии» анализировал ключевые события прошлой недели, среди которых: оффшоры президента и его окружения, сотрудничество с МВФ, обновление состава Центральной избирательной комиссии. Ляшко даже премьеру Гройсману в прямом эфире успел позвонить.

Все это было бы смешно, если бы не серьезность, с которой нардеп несколько раз в эфире заявлял: «Цель одна – рассказывать правду», «Будем помогать вам различить, где – правда, а где – неправда», «Правда заключается в том, что…».

Однако кроме субъективного анализа ключевых событий недели, которые Олег Ляшко позиционировал не иначе, как правду, политик отвечал и на вопросы зрителей. Примечательно, что дозвонившиеся, как правило, были очень лояльны к Олегу Валерьевичу и его политической силе, отмечая: «Благодаря Вам я понял, почему президент не объявляет войну», «Вы во всем правы».

Эксперты подчеркивают: такой феномен «лояльных звонков» можно объяснить договоренностями с редакцией телеканала.

«Я считаю, что это зависит от непосредственных договоренностей с политической партией либо лидером политической партии, который выступает автором программы, с телеканалом. Оно, вероятно, идет по определенному согласованию, грубо говоря, заказчика и организации, который создает данный телепродукт. Но я не могу сказать, что это плохо или хорошо. Это нормально в условиях двадцать первого века», – рассказывает FaceNews политический аналитик Сергей Быков.

По его словам, от подобной программы в выигрыше остается и политик, и канал.

Сколько может стоить авторская программа Олега Ляшко?

«В первую очередь, в выигрыше остается, безусловно, политик, который таким образом может распространять свои идеи. Также в выигрыше остается канал, поскольку такая программа в любом случае не может быть бесплатной. В том случае, если данный человек не является собственником этого телеканала», – отмечает Быков.

Эксперт добавляет, что политики, как и любые другие субъекты, могут спокойно покупать эфиры на телеканалах, однако стоит это очень дорого.

«Вероятно, десятки тысяч долларов», – рассказывают FaceNews политические аналитики.

«Радикальная партия» поменяла спонсора?

Однако некоторые представители президентской партии, лидера которой особо активно во время «Правды Ляшко» критиковал Олег Валерьевич, связывают подобное телешоу с новыми спонсорами «Радикальной партии».

«Один самый радикальный народный депутат – Олег Ляшко – начал вести еженедельную программу на канале, который принадлежит младодепутату от «Оппозиционного Блока», который не скрывает своих антиукраинских взглядов – некому Мураеву. В новой программе ТВ-звезды – ни слова об оффшорах «Оппозиционного блока», кстати. Интересно, всем депутатам господин Мураев дает время для авторских программ на своем канале? P. S. Также в последнее время этот самый депутат-телеведущий-любимец уважаемого канала «Украина» и газеты «Сегодня» – ни дня без рассказов о раскладушках и в Верховной Раде, коровах около Кабинета министров и других чрезвычайно важных для страны новостей. Думаю, это чистое совпадение, конечно, ведь не может самый радикальный депутат так радикально и открыто «палить» своих новых спонсоров», – отмечает в своем Facebook вице-спикер парламента Ирина Геращенко.

За и против авторских программ политиков на ТВ

В целом политики не выступают против таких программ, сомневаясь лишь в том, насколько незаангажированными они будут, и интересуясь, когда слово будут давать всем политическим персонам.

«Я сразу на себя примеряю. Если бы мне предложили на каком-то канале вести программу, то я бы не отказался, честно говоря. Это, кстати, по закону разрешено, то есть, журналистская деятельность разрешена. Другой вопрос – к их политической незаангажированности вообще, то есть, насколько их политическая позиция влияет на то, что они там как журналисты делают», – рассказывает FaceNews народный депутат от «Батькивщины» Игорь Луценко.

По его словам, в парламенте донести свою позицию непросто.

«Например, в пятницу мне каждый раз нужно играться в лотерею, чтобы получить билет на трибуну, потому что обычная повестка дня Верховной Рады часто не покрывает спектр вопросов, который, например, интересует тех избирателей, с которыми я общаюсь», – отмечает Луценко.

Политики отмечают: в выходе подобных авторских программ есть и за, и против.

«За. В первую очередь, возможность доносить избирателям какие-то свои идеи. То есть, не в каком-то коротком комментарии, а более развернуто. Против. Наверное, должно быть равноценно», – рассказывает FaceNews народный депутат Владимир Парасюк.

И все же некоторые нардепы уверены: из-за подобных инициатив можно превратиться из политика в шоумена.

«Это уже шоу, это они уже не политики, а шоумены. Я, например, такие вещи не очень воспринимаю, потому что если ты политик, ты серьезно должен относиться к своей работе. Он не может быть нормальным ведущим, потому что он заангажирован, он не может быть объективным. Ведущий должен быть объективным, должен слушать разные точки зрения. Меня поставить ведущим – я буду гнуть свою политику, свою линию, я не могу быть объективным, то есть, в данном случае равноудаленным от всех. У меня будет там какая-то своя точка зрения. Поэтому что касается политического нюанса, я считаю, что для политика – я бы не рекомендовал, я такие вещи не воспринимаю», – рассказывает FaceNews народный депутат Михаил Головко.

Рейтинг Олега Ляшко растет

Так или иначе, а подобное шоу, по словам экспертов, способствует росту рейтинга Олега Ляшко и его партии.

«Безусловно, рейтинг поднимается. И он будет расти у тех политиков, которые будут таким образом подавать информацию о себе и спокойно распространять свои позиции, идеи, видение дальнейшего развития Украины. Такая передача для Олега Валерьевича – это несомненный плюс. Это принесет ему свои электоральные результаты – повышение рейтинга. Это абсолютно логично, поскольку данная технология очень хорошо работает», – рассказывает FaceNews политический аналитик Сергей Быков.

По его словам, выход «Правды Ляшко» – это не только подготовка к возможным выборам.

«Я считаю, что это не только к очередным выборам, но также для того, чтобы показать другим своим политическим партнерам и оппонентам, что у него есть реальная поддержка общества», – отмечает эксперт.

Как уберечь детей от политических шоу?

В этих условиях насущным вопросом для простых украинцев остается то, как в условиях политизированности общества и в стране, где дети пародируют политиков на талант-шоу, подобная программа повлияет на подрастающее поколение.

«Это точно влияет плохо, только я думаю, что с этим делать, потому что это этап вульгарного политического, психологического и экономического периода развития государства, и мы вынуждены это переживать», – рассказывает FaceNews лидер фракции «Самопомич» и по совместительству врач-психотерапевт Олег Березюк.

По его словам, такие шоу будут быстро терять популярность.

«Потому что они являются шоу, которые несут злокачественный интерес. Я бы так сказал. Люди же время от времени это понимают, поэтому оно пройдет. Останутся шоу, которые будут иметь не только форму какого-то интереса, но еще и содержание, которое будет нести пользу для каждого ребенка. Для этого нужно время, усилия, а родители должны защищать своих детей от телевизора и интернета. Для этого нужно иметь в семье систему ограничений и систему усиления другой деятельности. Родители должны тратить время, пересиливая свою «занятость», провоцировать альтернативную деятельность – рисование, танцы, спорт, походы. Там лежит ресурс этого процесса. Не нужно отдавать детей в жертву политических шоу», – резюмирует Березюк.

FaceNewsСофико Векуа

Украинское медиапространство переполнено политикой. Политика для граждан – это зрелище.

«Пока же люди бедные, ситуацию, наверное, можно сравнить с Древним Римом, где говорили: «Давайте нам хлеба и зрелищ», поскольку это было единственным успокаивающим и отвлекающим фактором для бедных людей. Так же и у нас – политика является зрелищем. А так не должно быть», – говорил ранее в интервью FaceNews Владимир Парасюк.

Новая авторская программа одного из наиболее одиозных представителей украинского политикума, лидера «Радикальной партии» Олега Ляшко, стала одним из таких зрелищ.

«Кожен скотиняка отримає своє» – таким был лозунг программы «Правда Ляшко», которая теперь выходит на одном из украинских телеканалов в субботу вечером.

Почти полтора часа прямого эфира лидер «Радикальной партии» анализировал ключевые события прошлой недели, среди которых: оффшоры президента и его окружения, сотрудничество с МВФ, обновление состава Центральной избирательной комиссии. Ляшко даже премьеру Гройсману в прямом эфире успел позвонить.

Все это было бы смешно, если бы не серьезность, с которой нардеп несколько раз в эфире заявлял: «Цель одна – рассказывать правду», «Будем помогать вам различить, где – правда, а где – неправда», «Правда заключается в том, что…».

Однако кроме субъективного анализа ключевых событий недели, которые Олег Ляшко позиционировал не иначе, как правду, политик отвечал и на вопросы зрителей. Примечательно, что дозвонившиеся, как правило, были очень лояльны к Олегу Валерьевичу и его политической силе, отмечая: «Благодаря Вам я понял, почему президент не объявляет войну», «Вы во всем правы».

Эксперты подчеркивают: такой феномен «лояльных звонков» можно объяснить договоренностями с редакцией телеканала.

«Я считаю, что это зависит от непосредственных договоренностей с политической партией либо лидером политической партии, который выступает автором программы, с телеканалом. Оно, вероятно, идет по определенному согласованию, грубо говоря, заказчика и организации, который создает данный телепродукт. Но я не могу сказать, что это плохо или хорошо. Это нормально в условиях двадцать первого века», – рассказывает FaceNews политический аналитик Сергей Быков.

По его словам, от подобной программы в выигрыше остается и политик, и канал.

Сколько может стоить авторская программа Олега Ляшко?

«В первую очередь, в выигрыше остается, безусловно, политик, который таким образом может распространять свои идеи. Также в выигрыше остается канал, поскольку такая программа в любом случае не может быть бесплатной. В том случае, если данный человек не является собственником этого телеканала», – отмечает Быков.

Эксперт добавляет, что политики, как и любые другие субъекты, могут спокойно покупать эфиры на телеканалах, однако стоит это очень дорого.

«Вероятно, десятки тысяч долларов», – рассказывают FaceNews политические аналитики.

«Радикальная партия» поменяла спонсора?

Однако некоторые представители президентской партии, лидера которой особо активно во время «Правды Ляшко» критиковал Олег Валерьевич, связывают подобное телешоу с новыми спонсорами «Радикальной партии».

«Один самый радикальный народный депутат – Олег Ляшко – начал вести еженедельную программу на канале, который принадлежит младодепутату от «Оппозиционного Блока», который не скрывает своих антиукраинских взглядов – некому Мураеву. В новой программе ТВ-звезды – ни слова об оффшорах «Оппозиционного блока», кстати. Интересно, всем депутатам господин Мураев дает время для авторских программ на своем канале? P. S. Также в последнее время этот самый депутат-телеведущий-любимец уважаемого канала «Украина» и газеты «Сегодня» – ни дня без рассказов о раскладушках и в Верховной Раде, коровах около Кабинета министров и других чрезвычайно важных для страны новостей. Думаю, это чистое совпадение, конечно, ведь не может самый радикальный депутат так радикально и открыто «палить» своих новых спонсоров», – отмечает в своем Facebook вице-спикер парламента Ирина Геращенко.

За и против авторских программ политиков на ТВ

В целом политики не выступают против таких программ, сомневаясь лишь в том, насколько незаангажированными они будут, и интересуясь, когда слово будут давать всем политическим персонам.

«Я сразу на себя примеряю. Если бы мне предложили на каком-то канале вести программу, то я бы не отказался, честно говоря. Это, кстати, по закону разрешено, то есть, журналистская деятельность разрешена. Другой вопрос – к их политической незаангажированности вообще, то есть, насколько их политическая позиция влияет на то, что они там как журналисты делают», – рассказывает FaceNews народный депутат от «Батькивщины» Игорь Луценко.

По его словам, в парламенте донести свою позицию непросто.

«Например, в пятницу мне каждый раз нужно играться в лотерею, чтобы получить билет на трибуну, потому что обычная повестка дня Верховной Рады часто не покрывает спектр вопросов, который, например, интересует тех избирателей, с которыми я общаюсь», – отмечает Луценко.

Политики отмечают: в выходе подобных авторских программ есть и за, и против.

«За. В первую очередь, возможность доносить избирателям какие-то свои идеи. То есть, не в каком-то коротком комментарии, а более развернуто. Против. Наверное, должно быть равноценно», – рассказывает FaceNews народный депутат Владимир Парасюк.

И все же некоторые нардепы уверены: из-за подобных инициатив можно превратиться из политика в шоумена.

«Это уже шоу, это они уже не политики, а шоумены. Я, например, такие вещи не очень воспринимаю, потому что если ты политик, ты серьезно должен относиться к своей работе. Он не может быть нормальным ведущим, потому что он заангажирован, он не может быть объективным. Ведущий должен быть объективным, должен слушать разные точки зрения. Меня поставить ведущим – я буду гнуть свою политику, свою линию, я не могу быть объективным, то есть, в данном случае равноудаленным от всех. У меня будет там какая-то своя точка зрения. Поэтому что касается политического нюанса, я считаю, что для политика – я бы не рекомендовал, я такие вещи не воспринимаю», – рассказывает FaceNews народный депутат Михаил Головко.

Рейтинг Олега Ляшко растет

Так или иначе, а подобное шоу, по словам экспертов, способствует росту рейтинга Олега Ляшко и его партии.

«Безусловно, рейтинг поднимается. И он будет расти у тех политиков, которые будут таким образом подавать информацию о себе и спокойно распространять свои позиции, идеи, видение дальнейшего развития Украины. Такая передача для Олега Валерьевича – это несомненный плюс. Это принесет ему свои электоральные результаты – повышение рейтинга. Это абсолютно логично, поскольку данная технология очень хорошо работает», – рассказывает FaceNews политический аналитик Сергей Быков.

По его словам, выход «Правды Ляшко» – это не только подготовка к возможным выборам.

«Я считаю, что это не только к очередным выборам, но также для того, чтобы показать другим своим политическим партнерам и оппонентам, что у него есть реальная поддержка общества», – отмечает эксперт.

Как уберечь детей от политических шоу?

В этих условиях насущным вопросом для простых украинцев остается то, как в условиях политизированности общества и в стране, где дети пародируют политиков на талант-шоу, подобная программа повлияет на подрастающее поколение.

«Это точно влияет плохо, только я думаю, что с этим делать, потому что это этап вульгарного политического, психологического и экономического периода развития государства, и мы вынуждены это переживать», – рассказывает FaceNews лидер фракции «Самопомич» и по совместительству врач-психотерапевт Олег Березюк.

По его словам, такие шоу будут быстро терять популярность.

«Потому что они являются шоу, которые несут злокачественный интерес. Я бы так сказал. Люди же время от времени это понимают, поэтому оно пройдет. Останутся шоу, которые будут иметь не только форму какого-то интереса, но еще и содержание, которое будет нести пользу для каждого ребенка. Для этого нужно время, усилия, а родители должны защищать своих детей от телевизора и интернета. Для этого нужно иметь в семье систему ограничений и систему усиления другой деятельности. Родители должны тратить время, пересиливая свою «занятость», провоцировать альтернативную деятельность – рисование, танцы, спорт, походы. Там лежит ресурс этого процесса. Не нужно отдавать детей в жертву политических шоу», – резюмирует Березюк.

FaceNews

Я, позер Саркози и проницательная Меркель («Observador», Португалия)Я, позер Саркози и проницательная Меркель («Observador», Португалия)

Хиллари Клинтон (Hillary Clinton).
В эти выходные на португальских книжных прилавках появится последняя книга мемуаров Хиллари Клинтон «Трудные решения» («Hard choices»). Observador делится с вами некоторыми приведенными в ней мыслями о Европе и ее лидерах.

У скаутов есть одна песенка, которую я выучила в начальной школе: «заводи новых друзей, но и старых не забывай, первые подобны серебру, а вторые — золоту». Для Америки альянс с Европой ценнее золота. (…)

Отношения между странами основываются на общих интересах и ценностях, однако не меньшую роль здесь играют личности. Хорошо это или плохо, но личностный фактор в международных делах имеет больший вес, чем можно было ожидать. Достаточно вспомнить о дружбе, связывавшей Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер, которая очень помогла одержать победу в Холодной войне, или о враждебности между Хрущевым и Мао Цзэдуном, во многом из-за которой она оказалась проиграна Советским Союзом.

С подобными мыслями я и приступила к своему первому полному рабочему дню в Государственном департаменте, пытаясь сблизиться с некоторыми из высокопоставленных руководителей. В мою бытность первой леди и сенатором я познакомилась и успела полюбить некоторых из них. Многие стали моими друзьями. Но на самом деле все они должны были стать нашими бесценными партнерами по работе, к которой мы надеялись совместно приступить.

Давние отношения и вулкан по имени Саркози

В каждом телефонном звонке я подтверждала предоставляемые Америкой гарантии и взятые на себя обязательства. От одного замечания британского министра иностранных дел Дэвида Милибэнда у меня перехватило дыхание, но в то же время я не могла сдержать улыбки, когда он сказал: «Боже мой, какой же воз проблем оставили вам в наследство ваши предшественники! Это гераклов труд, но я думаю, что вы как раз и есть подходящий для этого Геракл!» Естественно, это замечание польстило моему самолюбию, но я дала понять, что более всего на тот момент мы нуждались в возобновлении сотрудничества и совместной инициативе, а не в мифическом герое-одиночке.

Дэвид оказался бесценным партнером. Это был молодой, энергичный, умный, творческий и обаятельный человек, у которого для вас всегда была улыбка. Поразительно, как схожи были наши представления о стремительно меняющемся мире. Он верил в важность гражданского общества и разделял мою обеспокоенность по поводу растущего числа безработных и вынужденной изоляции молодежи в Европе, Америке и по всему миру. Помимо сложившихся между нами продуктивных профессиональных отношений, мы еще стали хорошими друзьями.

Шефом Давида был опытный премьер-министр Гордон Браун из Лейбористской партии, преемник Тони Блэра. Гордон Браун, настойчивый и умный шотландец, стоял во главе страны в период экономической рецессии, которая охватила всю Англию. Ему пришлось расхлебывать тяжелые последствия плохо сыгранной до него партии, в том числе перемену отношения к поддержке Тони Блэром решения Буша о вторжении в Ирак. Когда в апреле 2009 года он принимал у себя саммит «Большой двадцатки», это напряженное состояние было очевидным. Он проиграл на следующих выборах, и ему на смену пришел тори Дэвид Кэмерон (кандидат от консерваторов).

Президент Обама и Дэвид Кэмерон с первых же минут нашли общий язык, их первое закрытое заседание состоялось еще до победы Кэмерона на выборах. Их отношения складывались легко, а общение приносило обоим удовольствие. На протяжении следующих лет я несколько раз встречалась с Дэвидом Кэмероном, иногда вместе с президентом Обамой, иногда в одиночку. Проявляя необычайную пытливость ума, он был готов вести дискуссию по поводу любого значимого события в мире, будь то ход Арабской весны, кризис в Ливии или продолжающиеся дебаты о мерах жесткой экономии в сравнении с экономическим ростом.

На пост министра иностранных дел Кэмерон назначил Уильяма Хейга (William Hague), бывшего лидера Консервативной партии и непримиримого противника Тони Блэра в 90-е годы. Перед выборами, еще до своего назначения на должность министра иностранных дел, Хейг приехал ко мне в Вашингтон. Каждый из нас осторожно начал раскрывать свои позиции, но, к своему удивлению, я обнаружила, что передо мной был серьезный и вдумчивый государственный деятель, с практическим умом и чувством юмора. Он тоже стал моим хорошим другом. Мне очень понравилась написанная им биография Уильяма Уилберфорса (William Wilberforce), главного сторонника отмены рабства в Англии XIX века.

Хейг связывал свою должность с представлением о том, что дипломатия это дело долгое, зачастую рутинное, но абсолютно необходимое. На прощальном ужине в посольстве Великобритании в Вашингтоне в 2013 году он произнес великолепный тост: «Выдающийся министр иностранных дел и бывший премьер-министр Британии лорд Солсбери говорил, что дипломатические победы «одерживаются благодаря серии крохотных благоприятных обстоятельств: здесь удалось ввернуть свое предложение, а там оказать любезность, здесь своевременно и мудро пойти на уступки, а там проявить разумную настойчивость; эти шаги всегда нащупываются внимательно, с бесстрастным спокойствием и терпением, которое никакое безрассудство, провокации или нелепость не способны поколебать»». Эти слова как нельзя лучше обобщили мой опыт в качестве главы американской дипломатии. Кроме того, они напомнили мне, что Хейг был настоящим ассом в произнесении тостов!

По другую сторону Ла-Манша мне встретились другие запоминающиеся партнеры. Бернар Кушнер (Bernard Kouchner), французский министр иностранных дел, был медиком и социалистом в правительстве консерватора Николя Саркози. Бернар начинал в организации «Врачи без границ», которая предоставляет медицинскую помощь в зонах стихийных бедствий или конфликтов, а также в некоторых из беднейших регионов планеты. Он был главным посредником в оказании помощи Гаити, где в январе 2010 года случилось опустошительное землетрясение. Мне также довелось тесно поработать с его преемником Аленом Жюппе (Alain Juppé), а позднее с Лораном Фабиусом (Laurent Fabius), назначенном в мае 2012 года. Несмотря на противоположность политических воззрений, Жюппе и Фабиус оказались отличными профессионалами и приятной компанией.
Бывший президент Франции Николя Саркози

Многие официальные лица в непринужденной обстановке ведут себя спокойнее, чем на публичных мероприятиях. Этого никак не скажешь о Саркози. Он очень эмоциональный человек. Сидеть рядом с ним во время заседания для меня всегда было приключением. Излагая свою точку зрения, он вспрыгивал и отчаянно жестикулировал, в то время как его бесстрашная переводчица изо всех сил пыталась не упустить логическую нить его размышлений, и в итоге ей полностью удавалось передать его речь, включая интонации. Увлеченные монологи Саркози (почти поток сознания), касались всех возможных тем внешней политики, в результате партнерам было совсем не легко вклиниться в этот дискурс, но я никогда не оставляла попыток это сделать. Он достаточно непринужденно сплетничал, называя других лидеров сумасшедшими или слабаками; один из них, по его словам, был маньяком, «бывшим наркоманом»; другой был солдат, который «не умел воевать»; а еще один мог похвастаться целой родословной «грубиянов». Саркози не переставал интересоваться, почему все дипломаты, которых он встречал, были такими непростительно старыми и серыми представителями мужского пола.

Наши беседы не обходились без шуток и споров, но в большинстве случаев мы в конечном итоге сходились на том, что необходимо сделать. Саркози был нацелен на то, чтобы вернуть Франции мировое лидерство, и с нетерпением стремился возложить на себя как можно большую ответственность по международным вопросам. Именно эту установку я увидела в его действиях в Ливии. Но несмотря на все, Саркози всегда оставался джентльменом. В холодный январский день в 2010 году, когда я поднималась по парадной лестнице Елисейского дворца в Париже, чтобы его поприветствовать, у меня с ноги соскочила туфля, и я оказалась босиком перед толпой журналистов, которые не преминули воспользоваться случаем и запечатлеть меня. Президент осторожно взял меня под руку и помог поймать туфлю. Через несколько дней я отослала ему копию фотографии с подписью: «Может, я и не Золушка, но вы всегда будете моим принцем».

«Молодая женщина, которая далеко пойдет»

Самым могущественным лидером Европы, однако, была женщина, по темпераменту почти полная противоположность Саркози: канцлер Германии Ангела Меркель. Я познакомилась с Ангелой Меркель в 1994 году во время визита в Берлин вместе с Биллом. Она была родом из Восточной Германии и уже в то время занимала должность министра по делам женщин и молодежи в правительстве канцлера Гельмута Коля. Когда мне ее представляли, то описали как «молодую женщину, которая далеко пойдет». Слова были пророческими.

В последующие годы мы продолжали поддерживать связь, а в 2003 году появились вместе в шоу на немецком телевидении. В 2005 году Ангела была избрана канцлером, первая женщина во главе своей страны. Несмотря на похвалы немецкому прогрессу в таких областях, как здравоохранение и экология, Европу по-прежнему можно сравнить с почтенным клубом выпускников, и было приятно видеть, что Ангела собиралась потревожить эти стоячие воды.

Во время пребывания на посту госсекретаря мое восхищение ею только росло. Это была решительная женщина, проницательная и прямолинейная, которая всегда откровенно говорила мне, что думает. Она была талантливым ученым, занималась физикой, получила докторскую степень, защитив диссертацию по квантовой химии, что делало ее особенно сведущей в разного рода технических вопросах, таких как изменения климата и ядерная энергетика. В любой дискуссии она проявляла неподдельный интерес к событиям, людям и идеям — это было так свежо по сравнению со многими другими руководителями, которые, казалось, думали, что уже знают все, что им нужно знать.
Канцлер ФРГ Ангела Меркель

Когда в июне 2011 года канцлер приехала в Вашингтон с государственным визитом, я организовала в ее честь обед, мы поднимали за нее бокалы. В ответ, Ангела подарила мне заключенную в рамку страницу одной немецкой газеты, где на первой полосе сообщалось о моем недавнем визите в Берлин. Увидев ее, я расхохоталась. На главной странице красовалась большая фотография, где мы обе стоим бок-о-бок, голов не видно, зато крупным планом наши руки, у каждой пальцы сплетены совершенно одинаковым образом на фоне похожих костюмов. Газета предлагала читателям угадать, где Ангела Меркель, а где я. Мне пришлось признать, что это была задача не из легких. Газета в рамке висела в моем кабинете на протяжении всего оставшегося срока на посту госсекретаря.

Руководство Ангелы прошло испытание на прочность в худшие годы мирового финансового кризиса. Европа сильно пострадала, претерпевая исключительные трудности из-за евро, единой валюты для многих стран. Наиболее бедные из них — Греция, Испания, Португалия, Италия и Ирландия — столкнулись с громадным государственным долгом, слабым экономическим развитием и очень высоким уровнем безработицы, и все это в отсутствие инструментов денежно-кредитной политики, необходимых для контроля за собственной валютой. В обмен на экстренную помощь Германия как наиболее сильная экономика в еврозоне настояла на том, чтобы эти страны приняли решительные меры по сокращению расходов и реформированию собственного бюджета.

Кризис создает серьезную политическую дилемму. Если бы слабым экономикам не удалось урегулировать свои задолженности, они могли бы увлечь за собой всю еврозону, что повергло бы в хаос нашу и мировую экономику. С другой стороны, меня также беспокоило то, что чрезмерно жесткая экономия в Европе может способствовать еще большему замедлению роста, затрудняя выход из сложившейся ситуации как для этих стран, так для остального мира. В Соединенных Штатах президент Обама ответил на рецессию одобренной Конгрессом программой агрессивных инвестиций, чтобы дать новый импульс экономическому росту, в то время как сокращение национального долга становилось основной задачей в долгосрочной перспективе. Казалось разумным предложить Европе предпринять аналогичные меры, вместо того чтобы заниматься исключительно урезанием расходов, приводящим к дальнейшему торможению экономического роста.

Многие часы провела я в беседах об этом с европейскими лидерами, включая Ангелу Меркель. Можно было соглашаться или не соглашаться с предлагаемой ею налоговой и монетарной политикой, но было невозможно не восхищаться ее стальной решимостью. Как я уже отмечала в 2012 году, она «взвалила себе на плечи всю Европу». (…)

Соглашение на Балканах

Балканские войны 1990-х годов остаются горьким напоминанием о том, что Европа по-прежнему хранит старую ненависть, которая однажды может вылиться в новое и разрушительное насилие.

Когда я посетила Боснию в октябре 2010 года, в рамках трехдневной поездки по Балканам, с одной стороны, я осталась довольна явным прогрессом, а с другой, осознавала всю серьезность того, что еще необходимо было сделать. Дети уже могли без риска ходить в школу, а их родители — на работу, однако ощущалась острая нехватка достойных рабочих мест, а экономические трудности и недовольство продолжали расти. Ядовитая этническая и религиозная ненависть, подпитывавшая войны, остыла, но опасные токи сектантства и национализма по-прежнему оставались. Страна представляла собой федерацию двух республик, в одной из которых главенствовали боснийские мусульмане и хорваты, а в другой преобладали боснийские сербы. Боснийские сербы срывали все попытки по устранению препятствий для экономического роста и установлению правительства, упрямо надеясь в один прекрасный день войти в состав Сербии, или даже стать независимой страной. Обещание большей стабильности и больших возможностей, предоставляемых интеграцией в Европейский Союз или НАТО, оставалось вне зоны досягаемости.

В Сараево я принимала участие в открытой дискуссии со студентами и лидерами гражданского общества в историческом месте города — Национальном театре, уцелевшем за время войны. Один молодой человек поднялся, чтобы рассказать о своем путешествии в США в рамках программы академического обмена с американскими университетами и колледжами, финансируемой Государственным департаментом. Он назвал этот опыт «одним из лучших» в его жизни и призвал меня продолжать поддерживать и расширять эти программы. Когда я попросила его объяснить, почему для него это так важно, молодой человек ответил: «мы учились делать выбор в пользу терпимости вместо нетерпимости, работать сообща, относиться друг к другу с уважением, на равных… Среди нас были студенты из Косово и из Сербии, и ни один из них не выразил озабоченности по поводу вопросов, разделяющих эти страны, потому что они поняли, что… мы друзья, мы можем говорить и действовать сообща, и это не проблема, если мы действительно хотим сделать что-то». Мне очень понравилась сказанная им простая фраза: «выбирать терпимость вместо нетерпимости». Она прекрасно передавала тот переходный период, который еще переживали народы Балкан. И это было единственным способом исцеления собственных и общих ран.
Американские солдаты в Косово

Затем мы отправились в Косово. В 1990-е годы Косово было частью Сербии, преимущественно населенной этническими албанцами, которые страдали от жестоких нападений и депортаций силами Милошевича. В 1999 году НАТО во главе с США была предпринята воздушная атака, когда, в целях предотвращения этнической чистки, проходили бомбардировки военных подразделений и сербских городов, включая Белград. В 2008 году Косово провозгласило независимость и было признано в качестве новой нации большей частью международного сообщества. Но Сербия отказалась признать независимость Косово и продолжала оказывать значительное влияние в регионе, где проживают многие этнические сербы. Большинство больниц, школ и даже суды по-прежнему управлялись и финансировались Белградом, а сербские службы безопасности обеспечивали общественный порядок. Все это дестабилизировало суверенитет Косово, усугубляло внутренний раскол в стране и делало напряженными отношения между двумя соседями. Неспокойная ситуация мешала экономическому и социальному прогрессу, для которого каждая из стран должна была работать сама за себя, в том числе и для выдвижения своей кандидатуры на членство в Европейском Союзе. Но прошлые события и старую ненависть оказалось очень трудно преодолеть. Одна из целей моего визита заключалась в том, чтобы привести обе стороны к принятию обоюдного решения.

Когда я прибыла в Приштину, столицу Косово, нашу делегацию встречали восторженные толпы людей, выстроившиеся у дороги от аэропорта, многие взрослые несли на плечах детей, чтобы те могли нас видеть. Когда мы приехали на центральную площадь города, где возвышается статуя Билла [Клинтона], толпа сомкнулась, так что нам пришлось остановиться. Я была этому рада; мне хотелось поприветствовать людей. Тогда я выскочила из машины и начала пожимать руки, обнимать людей, а они обнимали меня. На другой стороне площади я заметила очаровательный маленький магазин одежды со знакомым названием: «Хиллари». Я не смогла отказаться себе в том, чтобы на минутку заглянуть в него. Сотрудник магазина рассказал мне, что магазин носит мое имя, чтобы «статуя Билла не чувствовала себя на площади одинокой».

Несколько месяцев спустя, в марте 2011 года, представители Косово и Сербии сели за стол переговоров в Брюсселе. Впервые они беседовали напрямую и в спокойной форме. На каждом заседании присутствовали американские дипломаты, призывая обе стороны принять поправки, которые могли бы привести к нормализации отношений и открыть двери для потенциального вступления в Европейский Союз. А это стало бы возможно только после решения пограничных вопросов. Переговоры продолжались в течение 18 месяцев. Участники достигли некоторых скромных соглашений о свободе передвижения, таможенных сборах и контроле над границами. Хотя Сербия и не признавала независимости Косово, однако более не препятствовала ее участию в региональных конференциях. В то же время я настояла на том, чтобы НАТО продлил военную миссию в Косово, где с июня 1999 года продолжают оставаться 5 тысяч солдат-миротворцев из 31 страны.

Ключевые вопросы еще оставались нерешенными, когда весной 2012 года к власти в Сербии пришло новое националистическое правительство. Кэти Эштон, Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам (его первый Верховный представитель по иностранным делам и политике безопасности), и я решили вместе посетить обе страны и попытаться найти выход из тупика и ускорить принятие окончательного решения. Кэти была незаменимым партнером в этом и многих других вопросах. В Великобритании она занимала должность спикера Палаты лордов и лорда-председателя Тайного совета в кабинете Гордона Брауна.

После года на посту европейского комиссара по торговле она была избрана в качестве представителя по иностранным делам Европейского Союза, что явилось для нее небольшим сюрпризом, поскольку, как и я, она не выбирала традиционную дипломатическую карьеру, а в итоге стала эффективным и творческим партнером. С ней было просто и легко ладить (особенно, если учесть ее титул баронессы, как я над ней любила подшучивать), и мы хорошо работали вместе, занимаясь решением не только европейских вопросов, но и проблем в Иране и на Ближнем Востоке. Мы обычно подавали друг другу знаки, когда на многолюдном совещании у кого-нибудь из наших коллег-мужчин невольно, или даже бессознательно, проскальзывал сексистский комментарий. Тогда мы одновременно закатывали глаза.

В октябре 2012 года мы вместе объехали балканские страны. Мы призывали каждого предпринять конкретные шаги по нормализации отношений. Премьер-министр Косово Хашим Тачи (Hashim Thaçi) сказал нам: «Косово сегодня это еще не Косово нашей мечты. Мы усиленно работаем для европейского Косово, для евро-атлантического Косово. Мы понимаем, что впереди нас ждет еще больше работы». Мы вместе с Кэти также встретились с представителями сербского этнического меньшинства в православной церкви в Приштине, которую подожгли вовремя антисербских беспорядков в 2004 году. Люди выражали беспокойство относительно собственного будущего в независимом Косово. Они были благодарны правительству за то, что оно проявляет большую открытость, предлагает сербам работу. В этом заключались те базовые основы примирения, которые мы стремились поддержать. Мусульманский президент Косово, необыкновенная женщина Атифете Яхьяга (Atifete Jahjaga), была нашим союзником в борьбе за перемены и примирение в стране. Как я однажды сказала Кэти, дипломатия такого типа занимается не просто нормализацией отношений между странами; самое важное это «нормализовать жизнь, чтобы люди на севере имели возможность продолжать жить своей обычной жизнью, как члены сообщества».
Верховный представитель ЕС по внешней политике и безопасности Кэтрин Эштон и оссекретарь США Хиллари Клинтон

В апреле 2013 года благодаря непрерывным усилиям Кэти, опирающейся на уже подготовленные нами основы для переговоров, премьер-министр Косово Тачи и премьер-министра Сербии Ивица Дачич достигли рубежа в соглашении по урегулированию споров, бушевавших вдоль границы, открывая дверь к возможному вступлению в Европейский Союз. Косово согласилось предоставить большую самостоятельность сербским общинам на севере, а Сербия пообещала вывести свои войска. Обе стороны обязались не вмешиваться в дела друг друга касательно дальнейшей европейской интеграции. Если они будут и впредь придерживаться условий соглашения, у жителей Косово и Сербии, наконец, будет возможность построить процветающее и мирное будущее, которого они заслуживают. (…)

Возвращение в Белфаст

Моя последняя поездка на посту госсекретаря состоялась в декабре 2012 года, когда я снова оказалась в Северной Ирландии, месте, где люди прилагали неимоверные усилия, чтобы навсегда оставить в прошлом старые конфликты. По обеим сторонам религиозного разделения, будь то в среде католиков или протестантов, люди утверждают, что работа еще далека от завершения и что самая важная задача сейчас заключается в том, чтобы поощрять экономическую деятельность во имя прогресса, который пойдет на пользу каждому из сообществ. Тем не менее, во время обеда в Белфасте, в счастливом окружении старых друзей и приятелей, мы вспоминали о том, как многого нам вместе удалось достигнуть.

К тому моменту, когда Билл был избран президентом в первый раз, беспорядки в Северной Ирландии длились десятилетиями. Большинство протестантов хотели остаться в составе Соединенного Королевства, в то время как большинство католиков желали присоединиться к Республике Ирландия, на юге, и долгие годы насилия оставили оба лагеря преисполненными горечи и вражды. Северная Ирландия представляла собой остров внутри другого острова. Неизжитые критерии религиозной идентичности заявляли о себе на каждом шагу — церковь, куда ходила каждая семья, школа, которую посещали дети, символика футбольного клуба, улица, по которой они проходили, в какое время суток и с какими друзьями. Все всё замечали. И так изо дня в день.

В 1995 году Билл назначил сенатора Джорджа Митчелла (George Mitchell) специальным посланником в Северной Ирландии. Билл стал первым президентом США посетившим страну: в конце года мы отправились с визитом в Белфаст и зажигали огни рождественской елки в окружении многочисленной толпы. В то десятилетие я возвращалась в Северную Ирландию почти каждый год, и на протяжении последующих лет продолжала активно участвовать в ее делах как сенатор. В 1998 году я помогала в организации конференции женщин, которые боролись за мирное соглашение — Vital Voices. Их протесты с лозунгом «Хватит!» стали боевым кличем, который не мог более оставаться неуслышанным.

Во время выступления с трибуны я различила в первом ряду балкона Джерри Адамса (Gerard Adams), Мартина Макгиннесса (Martin McGuinness) и других лидеров Шинн Фейн, политического крыла Ирландской республиканской армии. За ними расположились лидеры профсоюзов, которые отказывались вести диалог с Шинн Фейн. Тот факт, что все они встретились там, на конференции женщин, борющихся за мир, подтвердил готовность обеих сторон идти на компромисс.

Соглашение Страстной Пятницы, которое было подписано в том же году и направило Северную Ирландию на путь мира, стало триумфом дипломатии, особенно для Билла и Джорджа Митчелла, которые сделали так много для сближения двух партий. Однако в наибольшей степени оно было свидетельством мужества народа Северной Ирландии. Казалось, мы переживали один из тех моментов, когда, по выражению великого ирландского поэта Шеймаса Хини (Seamus Heaney), рифмуются «надежда и история». Проведение договора в жизнь оказалось не слишком последовательным, но мир начал приносить свои плоды. Уровень безработицы снизился, стоимость жилья возросла, увеличилось число американских компаний, инвестирующих в Северную Ирландию.
Заброшенная церковь в графстве Керри, Ирландия

В то время, когда я вернулась туда на посту госсекретаря в 2009 году, мировой финансовый кризис уже оставил заметные следы на шкуре «кельтского тигра». Баррикады и колючая проволока исчезли с улиц, но процесс разоружения и «деволюция», которая должна была укрепить автономию Северной Ирландии, находились под угрозой срыва. Многие католики и протестанты продолжали жить обособленной жизнью в разных районах, некоторые из которых разделяли реальные стены, получившие название в духе Оруэлла — «стены мира».

В марте 2009 года два британских солдата были убиты в графстве Антрим и один полицейский был застрелен в графстве Арма. Вместо того, чтобы воспламенить насилие, смерти произвели противоположный эффект.

Католики и протестанты шли в общей процессии, участвовали в межрелигиозных церемониях и в один голос заявляли о своем отказе возвращаться в прежние времена. Эти смерти могли стать началом очередного возврата назад. Вместо этого, они доказали, насколько далеко вперед ушла Северная Ирландия. Во время своего визита в октябре 2009 года и в частых телефонных звонках премьер-министру Питеру Робинсону, вице-премьеру Мартину Макгиннессу и другим политическим руководителям я неустанно призвала их продолжать разоружение военизированных группировок и совершить окончательные шаги к деволюции, взяв под контроль правительства жизненно важные сферы деятельности, в особенности полицию и правосудие.

На пленарном заседании ассамблеи Северной Ирландии я напомнила им, что «в мирном процессе были моменты, когда движение вперед казалось чрезвычайно трудным, когда на дороге, по которой мы следовали, внезапно вырастали непреодолимые препятствия, и нам казалось, что выхода нет. Но вы всегда находили способ поступить так, как считали правильным для народа Северной Ирландии». И благодаря этой настойчивости страна «стала для всего мира примером того, как даже самые убежденные противники способны преодолеть разногласия и работать вместе во имя общего блага. И потому теперь я призываю вас следовать вперед, преисполнившись той же неистребимой решимости и твердости. Со своей стороны, уверяю вас, что, пока вы трудитесь во имя мира и долгосрочной стабильности, Соединенные Штаты всегда будут на вашей стороне».

Всего несколько недель спустя после моего визита, в результате взрыва заминированного автомобиля был серьезно ранен еще один полицейский, и, казалось, что эта тонкая ткань мира, столь тщательно сотканная, снова могла порваться. И на этот раз мир сохранился. В феврале 2010 года стороны достигли нового соглашения по вопросу полицейской власти, под названием Хиллсборское Соглашение. Движение к установлению прочного мира восстановилось, несмотря на все попытки экстремистов с обеих сторон сорвать этот процесс. В июне 2012 года мы стали свидетелями еще одного удивительного знака перемен: королева Елизавета II посетила Северную Ирландию и пожала руку Мартину Макгиннессу. Несколько лет назад этот жест был немыслим.

В декабре 2012 года, через 17 лет после моего первого визита в Белфаст, я снова посетила столицу и случайно повстречала свою старую подругу Шэрон Хоги (Sharon Haughey). В 1995 году, когда Шэрон было всего 14, она послала Биллу трогательное письмо, где описывала будущее, о котором она мечтала для себя и для Северной Ирландии. Когда Билл зажигал рождественскую елку в Белфасте, он прочел отрывок из письма: «Обе стороны оказались ранены. Обе стороны должны простить», — писала она. Когда Шэрон выросла, она работала в качестве стажера в моем кабинете в Сенате. Она многому научилась в Вашингтоне и, когда вернулась домой, выдвинула свою кандидатуру и была избрана мэром Арма. На том обеде в 2012 году она похвасталась своим новым титулом и должностью и рассказала мне, что собирается замуж в конце этого месяца. Я подумала о семье, которую Шэрон создаст, и обо всех детях Северной Ирландии, которые выросли после Соглашения Страстной Пятницы. Теперь они могли жить без боли политических волнений. Я надеюсь, что возврата назад больше не будет и что их мир и прогресс вдохновят остальную Европу и весь мир.
Оригинал публикации: Hillary: eu, o teatral Sarkozy e a astuta Merkel

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20150426/227709626.html#ixzz3YOTVW4v6
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on FacebookХиллари Клинтон (Hillary Clinton).
В эти выходные на португальских книжных прилавках появится последняя книга мемуаров Хиллари Клинтон «Трудные решения» («Hard choices»). Observador делится с вами некоторыми приведенными в ней мыслями о Европе и ее лидерах.

У скаутов есть одна песенка, которую я выучила в начальной школе: «заводи новых друзей, но и старых не забывай, первые подобны серебру, а вторые — золоту». Для Америки альянс с Европой ценнее золота. (…)

Отношения между странами основываются на общих интересах и ценностях, однако не меньшую роль здесь играют личности. Хорошо это или плохо, но личностный фактор в международных делах имеет больший вес, чем можно было ожидать. Достаточно вспомнить о дружбе, связывавшей Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер, которая очень помогла одержать победу в Холодной войне, или о враждебности между Хрущевым и Мао Цзэдуном, во многом из-за которой она оказалась проиграна Советским Союзом.

С подобными мыслями я и приступила к своему первому полному рабочему дню в Государственном департаменте, пытаясь сблизиться с некоторыми из высокопоставленных руководителей. В мою бытность первой леди и сенатором я познакомилась и успела полюбить некоторых из них. Многие стали моими друзьями. Но на самом деле все они должны были стать нашими бесценными партнерами по работе, к которой мы надеялись совместно приступить.

Давние отношения и вулкан по имени Саркози

В каждом телефонном звонке я подтверждала предоставляемые Америкой гарантии и взятые на себя обязательства. От одного замечания британского министра иностранных дел Дэвида Милибэнда у меня перехватило дыхание, но в то же время я не могла сдержать улыбки, когда он сказал: «Боже мой, какой же воз проблем оставили вам в наследство ваши предшественники! Это гераклов труд, но я думаю, что вы как раз и есть подходящий для этого Геракл!» Естественно, это замечание польстило моему самолюбию, но я дала понять, что более всего на тот момент мы нуждались в возобновлении сотрудничества и совместной инициативе, а не в мифическом герое-одиночке.

Дэвид оказался бесценным партнером. Это был молодой, энергичный, умный, творческий и обаятельный человек, у которого для вас всегда была улыбка. Поразительно, как схожи были наши представления о стремительно меняющемся мире. Он верил в важность гражданского общества и разделял мою обеспокоенность по поводу растущего числа безработных и вынужденной изоляции молодежи в Европе, Америке и по всему миру. Помимо сложившихся между нами продуктивных профессиональных отношений, мы еще стали хорошими друзьями.

Шефом Давида был опытный премьер-министр Гордон Браун из Лейбористской партии, преемник Тони Блэра. Гордон Браун, настойчивый и умный шотландец, стоял во главе страны в период экономической рецессии, которая охватила всю Англию. Ему пришлось расхлебывать тяжелые последствия плохо сыгранной до него партии, в том числе перемену отношения к поддержке Тони Блэром решения Буша о вторжении в Ирак. Когда в апреле 2009 года он принимал у себя саммит «Большой двадцатки», это напряженное состояние было очевидным. Он проиграл на следующих выборах, и ему на смену пришел тори Дэвид Кэмерон (кандидат от консерваторов).

Президент Обама и Дэвид Кэмерон с первых же минут нашли общий язык, их первое закрытое заседание состоялось еще до победы Кэмерона на выборах. Их отношения складывались легко, а общение приносило обоим удовольствие. На протяжении следующих лет я несколько раз встречалась с Дэвидом Кэмероном, иногда вместе с президентом Обамой, иногда в одиночку. Проявляя необычайную пытливость ума, он был готов вести дискуссию по поводу любого значимого события в мире, будь то ход Арабской весны, кризис в Ливии или продолжающиеся дебаты о мерах жесткой экономии в сравнении с экономическим ростом.

На пост министра иностранных дел Кэмерон назначил Уильяма Хейга (William Hague), бывшего лидера Консервативной партии и непримиримого противника Тони Блэра в 90-е годы. Перед выборами, еще до своего назначения на должность министра иностранных дел, Хейг приехал ко мне в Вашингтон. Каждый из нас осторожно начал раскрывать свои позиции, но, к своему удивлению, я обнаружила, что передо мной был серьезный и вдумчивый государственный деятель, с практическим умом и чувством юмора. Он тоже стал моим хорошим другом. Мне очень понравилась написанная им биография Уильяма Уилберфорса (William Wilberforce), главного сторонника отмены рабства в Англии XIX века.

Хейг связывал свою должность с представлением о том, что дипломатия это дело долгое, зачастую рутинное, но абсолютно необходимое. На прощальном ужине в посольстве Великобритании в Вашингтоне в 2013 году он произнес великолепный тост: «Выдающийся министр иностранных дел и бывший премьер-министр Британии лорд Солсбери говорил, что дипломатические победы «одерживаются благодаря серии крохотных благоприятных обстоятельств: здесь удалось ввернуть свое предложение, а там оказать любезность, здесь своевременно и мудро пойти на уступки, а там проявить разумную настойчивость; эти шаги всегда нащупываются внимательно, с бесстрастным спокойствием и терпением, которое никакое безрассудство, провокации или нелепость не способны поколебать»». Эти слова как нельзя лучше обобщили мой опыт в качестве главы американской дипломатии. Кроме того, они напомнили мне, что Хейг был настоящим ассом в произнесении тостов!

По другую сторону Ла-Манша мне встретились другие запоминающиеся партнеры. Бернар Кушнер (Bernard Kouchner), французский министр иностранных дел, был медиком и социалистом в правительстве консерватора Николя Саркози. Бернар начинал в организации «Врачи без границ», которая предоставляет медицинскую помощь в зонах стихийных бедствий или конфликтов, а также в некоторых из беднейших регионов планеты. Он был главным посредником в оказании помощи Гаити, где в январе 2010 года случилось опустошительное землетрясение. Мне также довелось тесно поработать с его преемником Аленом Жюппе (Alain Juppé), а позднее с Лораном Фабиусом (Laurent Fabius), назначенном в мае 2012 года. Несмотря на противоположность политических воззрений, Жюппе и Фабиус оказались отличными профессионалами и приятной компанией.
Бывший президент Франции Николя Саркози

Многие официальные лица в непринужденной обстановке ведут себя спокойнее, чем на публичных мероприятиях. Этого никак не скажешь о Саркози. Он очень эмоциональный человек. Сидеть рядом с ним во время заседания для меня всегда было приключением. Излагая свою точку зрения, он вспрыгивал и отчаянно жестикулировал, в то время как его бесстрашная переводчица изо всех сил пыталась не упустить логическую нить его размышлений, и в итоге ей полностью удавалось передать его речь, включая интонации. Увлеченные монологи Саркози (почти поток сознания), касались всех возможных тем внешней политики, в результате партнерам было совсем не легко вклиниться в этот дискурс, но я никогда не оставляла попыток это сделать. Он достаточно непринужденно сплетничал, называя других лидеров сумасшедшими или слабаками; один из них, по его словам, был маньяком, «бывшим наркоманом»; другой был солдат, который «не умел воевать»; а еще один мог похвастаться целой родословной «грубиянов». Саркози не переставал интересоваться, почему все дипломаты, которых он встречал, были такими непростительно старыми и серыми представителями мужского пола.

Наши беседы не обходились без шуток и споров, но в большинстве случаев мы в конечном итоге сходились на том, что необходимо сделать. Саркози был нацелен на то, чтобы вернуть Франции мировое лидерство, и с нетерпением стремился возложить на себя как можно большую ответственность по международным вопросам. Именно эту установку я увидела в его действиях в Ливии. Но несмотря на все, Саркози всегда оставался джентльменом. В холодный январский день в 2010 году, когда я поднималась по парадной лестнице Елисейского дворца в Париже, чтобы его поприветствовать, у меня с ноги соскочила туфля, и я оказалась босиком перед толпой журналистов, которые не преминули воспользоваться случаем и запечатлеть меня. Президент осторожно взял меня под руку и помог поймать туфлю. Через несколько дней я отослала ему копию фотографии с подписью: «Может, я и не Золушка, но вы всегда будете моим принцем».

«Молодая женщина, которая далеко пойдет»

Самым могущественным лидером Европы, однако, была женщина, по темпераменту почти полная противоположность Саркози: канцлер Германии Ангела Меркель. Я познакомилась с Ангелой Меркель в 1994 году во время визита в Берлин вместе с Биллом. Она была родом из Восточной Германии и уже в то время занимала должность министра по делам женщин и молодежи в правительстве канцлера Гельмута Коля. Когда мне ее представляли, то описали как «молодую женщину, которая далеко пойдет». Слова были пророческими.

В последующие годы мы продолжали поддерживать связь, а в 2003 году появились вместе в шоу на немецком телевидении. В 2005 году Ангела была избрана канцлером, первая женщина во главе своей страны. Несмотря на похвалы немецкому прогрессу в таких областях, как здравоохранение и экология, Европу по-прежнему можно сравнить с почтенным клубом выпускников, и было приятно видеть, что Ангела собиралась потревожить эти стоячие воды.

Во время пребывания на посту госсекретаря мое восхищение ею только росло. Это была решительная женщина, проницательная и прямолинейная, которая всегда откровенно говорила мне, что думает. Она была талантливым ученым, занималась физикой, получила докторскую степень, защитив диссертацию по квантовой химии, что делало ее особенно сведущей в разного рода технических вопросах, таких как изменения климата и ядерная энергетика. В любой дискуссии она проявляла неподдельный интерес к событиям, людям и идеям — это было так свежо по сравнению со многими другими руководителями, которые, казалось, думали, что уже знают все, что им нужно знать.
Канцлер ФРГ Ангела Меркель

Когда в июне 2011 года канцлер приехала в Вашингтон с государственным визитом, я организовала в ее честь обед, мы поднимали за нее бокалы. В ответ, Ангела подарила мне заключенную в рамку страницу одной немецкой газеты, где на первой полосе сообщалось о моем недавнем визите в Берлин. Увидев ее, я расхохоталась. На главной странице красовалась большая фотография, где мы обе стоим бок-о-бок, голов не видно, зато крупным планом наши руки, у каждой пальцы сплетены совершенно одинаковым образом на фоне похожих костюмов. Газета предлагала читателям угадать, где Ангела Меркель, а где я. Мне пришлось признать, что это была задача не из легких. Газета в рамке висела в моем кабинете на протяжении всего оставшегося срока на посту госсекретаря.

Руководство Ангелы прошло испытание на прочность в худшие годы мирового финансового кризиса. Европа сильно пострадала, претерпевая исключительные трудности из-за евро, единой валюты для многих стран. Наиболее бедные из них — Греция, Испания, Португалия, Италия и Ирландия — столкнулись с громадным государственным долгом, слабым экономическим развитием и очень высоким уровнем безработицы, и все это в отсутствие инструментов денежно-кредитной политики, необходимых для контроля за собственной валютой. В обмен на экстренную помощь Германия как наиболее сильная экономика в еврозоне настояла на том, чтобы эти страны приняли решительные меры по сокращению расходов и реформированию собственного бюджета.

Кризис создает серьезную политическую дилемму. Если бы слабым экономикам не удалось урегулировать свои задолженности, они могли бы увлечь за собой всю еврозону, что повергло бы в хаос нашу и мировую экономику. С другой стороны, меня также беспокоило то, что чрезмерно жесткая экономия в Европе может способствовать еще большему замедлению роста, затрудняя выход из сложившейся ситуации как для этих стран, так для остального мира. В Соединенных Штатах президент Обама ответил на рецессию одобренной Конгрессом программой агрессивных инвестиций, чтобы дать новый импульс экономическому росту, в то время как сокращение национального долга становилось основной задачей в долгосрочной перспективе. Казалось разумным предложить Европе предпринять аналогичные меры, вместо того чтобы заниматься исключительно урезанием расходов, приводящим к дальнейшему торможению экономического роста.

Многие часы провела я в беседах об этом с европейскими лидерами, включая Ангелу Меркель. Можно было соглашаться или не соглашаться с предлагаемой ею налоговой и монетарной политикой, но было невозможно не восхищаться ее стальной решимостью. Как я уже отмечала в 2012 году, она «взвалила себе на плечи всю Европу». (…)

Соглашение на Балканах

Балканские войны 1990-х годов остаются горьким напоминанием о том, что Европа по-прежнему хранит старую ненависть, которая однажды может вылиться в новое и разрушительное насилие.

Когда я посетила Боснию в октябре 2010 года, в рамках трехдневной поездки по Балканам, с одной стороны, я осталась довольна явным прогрессом, а с другой, осознавала всю серьезность того, что еще необходимо было сделать. Дети уже могли без риска ходить в школу, а их родители — на работу, однако ощущалась острая нехватка достойных рабочих мест, а экономические трудности и недовольство продолжали расти. Ядовитая этническая и религиозная ненависть, подпитывавшая войны, остыла, но опасные токи сектантства и национализма по-прежнему оставались. Страна представляла собой федерацию двух республик, в одной из которых главенствовали боснийские мусульмане и хорваты, а в другой преобладали боснийские сербы. Боснийские сербы срывали все попытки по устранению препятствий для экономического роста и установлению правительства, упрямо надеясь в один прекрасный день войти в состав Сербии, или даже стать независимой страной. Обещание большей стабильности и больших возможностей, предоставляемых интеграцией в Европейский Союз или НАТО, оставалось вне зоны досягаемости.

В Сараево я принимала участие в открытой дискуссии со студентами и лидерами гражданского общества в историческом месте города — Национальном театре, уцелевшем за время войны. Один молодой человек поднялся, чтобы рассказать о своем путешествии в США в рамках программы академического обмена с американскими университетами и колледжами, финансируемой Государственным департаментом. Он назвал этот опыт «одним из лучших» в его жизни и призвал меня продолжать поддерживать и расширять эти программы. Когда я попросила его объяснить, почему для него это так важно, молодой человек ответил: «мы учились делать выбор в пользу терпимости вместо нетерпимости, работать сообща, относиться друг к другу с уважением, на равных… Среди нас были студенты из Косово и из Сербии, и ни один из них не выразил озабоченности по поводу вопросов, разделяющих эти страны, потому что они поняли, что… мы друзья, мы можем говорить и действовать сообща, и это не проблема, если мы действительно хотим сделать что-то». Мне очень понравилась сказанная им простая фраза: «выбирать терпимость вместо нетерпимости». Она прекрасно передавала тот переходный период, который еще переживали народы Балкан. И это было единственным способом исцеления собственных и общих ран.
Американские солдаты в Косово

Затем мы отправились в Косово. В 1990-е годы Косово было частью Сербии, преимущественно населенной этническими албанцами, которые страдали от жестоких нападений и депортаций силами Милошевича. В 1999 году НАТО во главе с США была предпринята воздушная атака, когда, в целях предотвращения этнической чистки, проходили бомбардировки военных подразделений и сербских городов, включая Белград. В 2008 году Косово провозгласило независимость и было признано в качестве новой нации большей частью международного сообщества. Но Сербия отказалась признать независимость Косово и продолжала оказывать значительное влияние в регионе, где проживают многие этнические сербы. Большинство больниц, школ и даже суды по-прежнему управлялись и финансировались Белградом, а сербские службы безопасности обеспечивали общественный порядок. Все это дестабилизировало суверенитет Косово, усугубляло внутренний раскол в стране и делало напряженными отношения между двумя соседями. Неспокойная ситуация мешала экономическому и социальному прогрессу, для которого каждая из стран должна была работать сама за себя, в том числе и для выдвижения своей кандидатуры на членство в Европейском Союзе. Но прошлые события и старую ненависть оказалось очень трудно преодолеть. Одна из целей моего визита заключалась в том, чтобы привести обе стороны к принятию обоюдного решения.

Когда я прибыла в Приштину, столицу Косово, нашу делегацию встречали восторженные толпы людей, выстроившиеся у дороги от аэропорта, многие взрослые несли на плечах детей, чтобы те могли нас видеть. Когда мы приехали на центральную площадь города, где возвышается статуя Билла [Клинтона], толпа сомкнулась, так что нам пришлось остановиться. Я была этому рада; мне хотелось поприветствовать людей. Тогда я выскочила из машины и начала пожимать руки, обнимать людей, а они обнимали меня. На другой стороне площади я заметила очаровательный маленький магазин одежды со знакомым названием: «Хиллари». Я не смогла отказаться себе в том, чтобы на минутку заглянуть в него. Сотрудник магазина рассказал мне, что магазин носит мое имя, чтобы «статуя Билла не чувствовала себя на площади одинокой».

Несколько месяцев спустя, в марте 2011 года, представители Косово и Сербии сели за стол переговоров в Брюсселе. Впервые они беседовали напрямую и в спокойной форме. На каждом заседании присутствовали американские дипломаты, призывая обе стороны принять поправки, которые могли бы привести к нормализации отношений и открыть двери для потенциального вступления в Европейский Союз. А это стало бы возможно только после решения пограничных вопросов. Переговоры продолжались в течение 18 месяцев. Участники достигли некоторых скромных соглашений о свободе передвижения, таможенных сборах и контроле над границами. Хотя Сербия и не признавала независимости Косово, однако более не препятствовала ее участию в региональных конференциях. В то же время я настояла на том, чтобы НАТО продлил военную миссию в Косово, где с июня 1999 года продолжают оставаться 5 тысяч солдат-миротворцев из 31 страны.

Ключевые вопросы еще оставались нерешенными, когда весной 2012 года к власти в Сербии пришло новое националистическое правительство. Кэти Эштон, Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам (его первый Верховный представитель по иностранным делам и политике безопасности), и я решили вместе посетить обе страны и попытаться найти выход из тупика и ускорить принятие окончательного решения. Кэти была незаменимым партнером в этом и многих других вопросах. В Великобритании она занимала должность спикера Палаты лордов и лорда-председателя Тайного совета в кабинете Гордона Брауна.

После года на посту европейского комиссара по торговле она была избрана в качестве представителя по иностранным делам Европейского Союза, что явилось для нее небольшим сюрпризом, поскольку, как и я, она не выбирала традиционную дипломатическую карьеру, а в итоге стала эффективным и творческим партнером. С ней было просто и легко ладить (особенно, если учесть ее титул баронессы, как я над ней любила подшучивать), и мы хорошо работали вместе, занимаясь решением не только европейских вопросов, но и проблем в Иране и на Ближнем Востоке. Мы обычно подавали друг другу знаки, когда на многолюдном совещании у кого-нибудь из наших коллег-мужчин невольно, или даже бессознательно, проскальзывал сексистский комментарий. Тогда мы одновременно закатывали глаза.

В октябре 2012 года мы вместе объехали балканские страны. Мы призывали каждого предпринять конкретные шаги по нормализации отношений. Премьер-министр Косово Хашим Тачи (Hashim Thaçi) сказал нам: «Косово сегодня это еще не Косово нашей мечты. Мы усиленно работаем для европейского Косово, для евро-атлантического Косово. Мы понимаем, что впереди нас ждет еще больше работы». Мы вместе с Кэти также встретились с представителями сербского этнического меньшинства в православной церкви в Приштине, которую подожгли вовремя антисербских беспорядков в 2004 году. Люди выражали беспокойство относительно собственного будущего в независимом Косово. Они были благодарны правительству за то, что оно проявляет большую открытость, предлагает сербам работу. В этом заключались те базовые основы примирения, которые мы стремились поддержать. Мусульманский президент Косово, необыкновенная женщина Атифете Яхьяга (Atifete Jahjaga), была нашим союзником в борьбе за перемены и примирение в стране. Как я однажды сказала Кэти, дипломатия такого типа занимается не просто нормализацией отношений между странами; самое важное это «нормализовать жизнь, чтобы люди на севере имели возможность продолжать жить своей обычной жизнью, как члены сообщества».
Верховный представитель ЕС по внешней политике и безопасности Кэтрин Эштон и оссекретарь США Хиллари Клинтон

В апреле 2013 года благодаря непрерывным усилиям Кэти, опирающейся на уже подготовленные нами основы для переговоров, премьер-министр Косово Тачи и премьер-министра Сербии Ивица Дачич достигли рубежа в соглашении по урегулированию споров, бушевавших вдоль границы, открывая дверь к возможному вступлению в Европейский Союз. Косово согласилось предоставить большую самостоятельность сербским общинам на севере, а Сербия пообещала вывести свои войска. Обе стороны обязались не вмешиваться в дела друг друга касательно дальнейшей европейской интеграции. Если они будут и впредь придерживаться условий соглашения, у жителей Косово и Сербии, наконец, будет возможность построить процветающее и мирное будущее, которого они заслуживают. (…)

Возвращение в Белфаст

Моя последняя поездка на посту госсекретаря состоялась в декабре 2012 года, когда я снова оказалась в Северной Ирландии, месте, где люди прилагали неимоверные усилия, чтобы навсегда оставить в прошлом старые конфликты. По обеим сторонам религиозного разделения, будь то в среде католиков или протестантов, люди утверждают, что работа еще далека от завершения и что самая важная задача сейчас заключается в том, чтобы поощрять экономическую деятельность во имя прогресса, который пойдет на пользу каждому из сообществ. Тем не менее, во время обеда в Белфасте, в счастливом окружении старых друзей и приятелей, мы вспоминали о том, как многого нам вместе удалось достигнуть.

К тому моменту, когда Билл был избран президентом в первый раз, беспорядки в Северной Ирландии длились десятилетиями. Большинство протестантов хотели остаться в составе Соединенного Королевства, в то время как большинство католиков желали присоединиться к Республике Ирландия, на юге, и долгие годы насилия оставили оба лагеря преисполненными горечи и вражды. Северная Ирландия представляла собой остров внутри другого острова. Неизжитые критерии религиозной идентичности заявляли о себе на каждом шагу — церковь, куда ходила каждая семья, школа, которую посещали дети, символика футбольного клуба, улица, по которой они проходили, в какое время суток и с какими друзьями. Все всё замечали. И так изо дня в день.

В 1995 году Билл назначил сенатора Джорджа Митчелла (George Mitchell) специальным посланником в Северной Ирландии. Билл стал первым президентом США посетившим страну: в конце года мы отправились с визитом в Белфаст и зажигали огни рождественской елки в окружении многочисленной толпы. В то десятилетие я возвращалась в Северную Ирландию почти каждый год, и на протяжении последующих лет продолжала активно участвовать в ее делах как сенатор. В 1998 году я помогала в организации конференции женщин, которые боролись за мирное соглашение — Vital Voices. Их протесты с лозунгом «Хватит!» стали боевым кличем, который не мог более оставаться неуслышанным.

Во время выступления с трибуны я различила в первом ряду балкона Джерри Адамса (Gerard Adams), Мартина Макгиннесса (Martin McGuinness) и других лидеров Шинн Фейн, политического крыла Ирландской республиканской армии. За ними расположились лидеры профсоюзов, которые отказывались вести диалог с Шинн Фейн. Тот факт, что все они встретились там, на конференции женщин, борющихся за мир, подтвердил готовность обеих сторон идти на компромисс.

Соглашение Страстной Пятницы, которое было подписано в том же году и направило Северную Ирландию на путь мира, стало триумфом дипломатии, особенно для Билла и Джорджа Митчелла, которые сделали так много для сближения двух партий. Однако в наибольшей степени оно было свидетельством мужества народа Северной Ирландии. Казалось, мы переживали один из тех моментов, когда, по выражению великого ирландского поэта Шеймаса Хини (Seamus Heaney), рифмуются «надежда и история». Проведение договора в жизнь оказалось не слишком последовательным, но мир начал приносить свои плоды. Уровень безработицы снизился, стоимость жилья возросла, увеличилось число американских компаний, инвестирующих в Северную Ирландию.
Заброшенная церковь в графстве Керри, Ирландия

В то время, когда я вернулась туда на посту госсекретаря в 2009 году, мировой финансовый кризис уже оставил заметные следы на шкуре «кельтского тигра». Баррикады и колючая проволока исчезли с улиц, но процесс разоружения и «деволюция», которая должна была укрепить автономию Северной Ирландии, находились под угрозой срыва. Многие католики и протестанты продолжали жить обособленной жизнью в разных районах, некоторые из которых разделяли реальные стены, получившие название в духе Оруэлла — «стены мира».

В марте 2009 года два британских солдата были убиты в графстве Антрим и один полицейский был застрелен в графстве Арма. Вместо того, чтобы воспламенить насилие, смерти произвели противоположный эффект.

Католики и протестанты шли в общей процессии, участвовали в межрелигиозных церемониях и в один голос заявляли о своем отказе возвращаться в прежние времена. Эти смерти могли стать началом очередного возврата назад. Вместо этого, они доказали, насколько далеко вперед ушла Северная Ирландия. Во время своего визита в октябре 2009 года и в частых телефонных звонках премьер-министру Питеру Робинсону, вице-премьеру Мартину Макгиннессу и другим политическим руководителям я неустанно призвала их продолжать разоружение военизированных группировок и совершить окончательные шаги к деволюции, взяв под контроль правительства жизненно важные сферы деятельности, в особенности полицию и правосудие.

На пленарном заседании ассамблеи Северной Ирландии я напомнила им, что «в мирном процессе были моменты, когда движение вперед казалось чрезвычайно трудным, когда на дороге, по которой мы следовали, внезапно вырастали непреодолимые препятствия, и нам казалось, что выхода нет. Но вы всегда находили способ поступить так, как считали правильным для народа Северной Ирландии». И благодаря этой настойчивости страна «стала для всего мира примером того, как даже самые убежденные противники способны преодолеть разногласия и работать вместе во имя общего блага. И потому теперь я призываю вас следовать вперед, преисполнившись той же неистребимой решимости и твердости. Со своей стороны, уверяю вас, что, пока вы трудитесь во имя мира и долгосрочной стабильности, Соединенные Штаты всегда будут на вашей стороне».

Всего несколько недель спустя после моего визита, в результате взрыва заминированного автомобиля был серьезно ранен еще один полицейский, и, казалось, что эта тонкая ткань мира, столь тщательно сотканная, снова могла порваться. И на этот раз мир сохранился. В феврале 2010 года стороны достигли нового соглашения по вопросу полицейской власти, под названием Хиллсборское Соглашение. Движение к установлению прочного мира восстановилось, несмотря на все попытки экстремистов с обеих сторон сорвать этот процесс. В июне 2012 года мы стали свидетелями еще одного удивительного знака перемен: королева Елизавета II посетила Северную Ирландию и пожала руку Мартину Макгиннессу. Несколько лет назад этот жест был немыслим.

В декабре 2012 года, через 17 лет после моего первого визита в Белфаст, я снова посетила столицу и случайно повстречала свою старую подругу Шэрон Хоги (Sharon Haughey). В 1995 году, когда Шэрон было всего 14, она послала Биллу трогательное письмо, где описывала будущее, о котором она мечтала для себя и для Северной Ирландии. Когда Билл зажигал рождественскую елку в Белфасте, он прочел отрывок из письма: «Обе стороны оказались ранены. Обе стороны должны простить», — писала она. Когда Шэрон выросла, она работала в качестве стажера в моем кабинете в Сенате. Она многому научилась в Вашингтоне и, когда вернулась домой, выдвинула свою кандидатуру и была избрана мэром Арма. На том обеде в 2012 году она похвасталась своим новым титулом и должностью и рассказала мне, что собирается замуж в конце этого месяца. Я подумала о семье, которую Шэрон создаст, и обо всех детях Северной Ирландии, которые выросли после Соглашения Страстной Пятницы. Теперь они могли жить без боли политических волнений. Я надеюсь, что возврата назад больше не будет и что их мир и прогресс вдохновят остальную Европу и весь мир.
Оригинал публикации: Hillary: eu, o teatral Sarkozy e a astuta Merkel

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20150426/227709626.html#ixzz3YOTVW4v6
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on Facebook

Бессильные люди. Роль интеллектуалов в обществеБессильные люди. Роль интеллектуалов в обществе

Чарльз Райт Миллс
В январе 1944 года Чарльз Райт Миллс писал Дуайту Макдональду о том, что работает над новым эссе под названием «Политика истины». Весь предыдущий год левые интеллектуалы обсуждали работу Сидни Хука «Новое малодушие» («The New Failure of Nerve»), ей была посвящена серия статей в журнале «Partisan Review». В числе их авторов были Джон Дьюи, о котором Миллс написал диссертацию, и Макдональд, ставший в 1944-м издателем журнала «Politics». В письмах Хуку и Макдональду Миллс с похвалой отозвался об их статьях, посвященных «Новому малодушию». Внести свою лепту в этот спор Миллс хотел на страницах «Politics» – журнала, который именно ему был обязан своим названием.
В 27 лет Миллс был помощником профессора социологии Мэрилендского университета и автором почти пятидесяти заметок, рецензий и статей, опубликованных в научных и общественно-политических журналах. Сам он считал, что в «Политике истины» превзошел себя. «Думаю, вам она понравится, как и всем здесь», – писал он Макдональду. «Я знаю, что это мое лучшее произведение». Эссе Миллса вышло в третьем номере «Politics» под названием «Бессильные люди. Роль интеллектуалов в обществе».
Шестнадцать лет спустя Миллс нашел в своем архиве рукопись «Бессильных людей». Он вспоминал об этом эссе как об «одном из личных», о чем-то «вроде плача одновременно с попыткой проанализировать социальные условия интеллектуальной жизни – и все это смешано с политическими проблемами и заботами». [От составителя]

Объединенные Нации побеждают в войне – а американские интеллектуалы дрожат, словно готовятся к сокрушительному поражению. Они расстроены и обеспокоены; некоторые лишь наполовину осознают, что с ними происходит, а другие ощущают это настолько болезненно, что заглушают боль самообманом и работой.
В первые десятилетия нашего века сердцем прогрессивной американской мысли был прагматизм. В 1930-е годы модные левые круги дали ему жестокий бой, и с конца прошлого десятилетия прагматизм стал явно проигрывать более трагическим и религиозным взглядам на политическую и частную жизнь. Те, кто еще недавно с явным удовлетворением читал Джона Дьюи, сейчас глубоко интересуются такими специалистами по личной трагедии, как Сёрен Кьеркегор. Попытки вернуть былое влияние прагматизму – с его акцентом на том, что судьба человечества в руках разума, – не вызвали сочувствия у американских интеллектуалов. Подстегиваемые новыми заботами, они ищут себе новых богов.
В статье для «TheNewYorkTimes» Артур Кёстлер предлагает не предаваться жалости к себе и политическим стенаниям, а создать «братство пессимистов», живущих в некоем «оазисе». Мелвин Ласки отвечает Кёстлеру в «The New Leader», призывая интеллектуалов «не плакать и не смеяться, а понимать». Президент Американского социологического общества Джордж Лундберг объясняет настоящие и будущие бедствия тем, что социальные науки развивались не так быстро, как естественные, и не по их образцу. Малколм Каули из журнала «The New Republic» вопрошает, почему в годы войны появилось так мало произведений, которые можно отнести к великой американской литературе. Интеллектуалы – от правых до революционно настроенных левых, – похоже, считают, что то же самое относится и к политическим комментариям. Слабая попытка заполнить этот пробел – книга Уолтера Липпмана «Благое общество» («The Good Society»), опубликованная в 1937-м, была переиздана и получила по крайней мере один одобрительный отзыв. Многие авторы, стремясь предложить планы послевоенного устройства на любой вкус и кошелек, энергично отвлекают внимание читателей от политических решений, принимаемых сейчас, и укрепляют их надежды мечтами о будущем. Стюарт Чейз и другие сторонники дивного нового послевоенного экономического мира подкрепляют свою уверенность посредством отказа от политического реализма, что беспокоит даже Джона Чемберлена.
Дуайт Макдональд правильно указал, что малодушие – это не просто отступление от разума. Сегодняшние идеи не просто причуда, охватившая сомневающихся интеллектуалов в стране, ведущей войну. Возникновение и распространение этих идей надо рассматривать как исторические феномены. То, что происходит сейчас, начиная с событий в Испании, невозможно адекватно объяснить как политическое поражение либеральных, рабочих и радикальных партий.
Чтобы понять, что же именно происходит в американской интеллектуальной жизни, нужно обратиться к социальному положению ее создателей – интеллектуалов. Надо понять, какое действие на них произвели некоторые глубинные процессы в организации современного общества.

I
Мы узнаем о современном обществе все больше и больше, но центры политической инициативы для нас все менее досягаемы. Отсюда происходит недуг, особенно острый у интеллектуалов, подверженных иллюзии, что их мысль может на что-то повлиять. В сегодняшнем мире, чем больше интеллектуал знает о происходящем вокруг него, тем, кажется, менее эффективно воздействие на мир его мысли. Знание увеличивается, но интеллектуал все больше фрустрирован, и кажется, что знание ведет к бессилию. Он чувствует себя беспомощным в самом фундаментальном смысле, так как не может контролировать того, что способен предвидеть. Это касается не только последствий его собственных попыток действовать, но и решений, облеченных властью, за которыми он наблюдает.
Такая фрустрация появляется, конечно, только у того, кто ощущает себя принужденным действовать. «Сторонний наблюдатель» не знает о собственной беспомощности, потому что никогда не пытается ее преодолеть. Напротив, политический человек всегда осознает: хотя [управление] событиями и не в его руках, но их последствия ему придется испытать. Ему все труднее становится даже выразить себя. Если он говорит о проблемах общества так, как их видит, для него невозможно всерьез воспринимать лозунги и сумятицу партий, имеющих шанс оказаться у власти. Поэтому интеллектуал ощущает себя политически нерелевантным. Если же он подходит к общественным проблемам «реалистично», то есть так, как их рассматривают основные партии, – значит, интеллектуал уже пошел на компромисс с их утверждением о том, что он неспособен к энтузиазму в политическом действии и мысли.
Политическому малодушию на личном уровне соответствует трагическое восприятие жизни. Это чувство трагического может проявляться как личное открытие и бремя, но оно отражает и объективные обстоятельства. Оно проистекает из того, что публичные решения принимают люди, сами не страдающие от их жестоких последствий. В мире больших структур границы между решениями властей и демократическим контролем на низовом уровне становятся нечеткими и поверхностными, при этом поощряются кажущиеся безответственными действия тех, кто оказался на самом верху власти. Необходимость действовать подталкивает их к тому, чтобы самим принимать решения, а то, что они выступают как часть крупных корпораций или иных структур, стирает ощущение личной ответственности. Их публичные взгляды и политические действия в объективном смысле безответственны. Социальные последствия такой безответственности в том, что другие, зависящие от них, вынуждены терпеть последствия их невежества и ошибок, их самообмана и предвзятых мотивов.
Никогда прежде столь немногие не принимали таких судьбоносных решений за столь многих, чувствующих себя такими беспомощными. Диктатура – всего лишь одно из проявлений этого факта. Его живое воплощение – массовые армии во всем мире, а Каирская и Тегеранская конференции – его самые выразительные символы. Солдат может погибнуть, но у него нет права голоса в системе принятия решений, заставляющих его отбивать Бирму или укреплять Индию. Власть – безликое чудовище, а те, кто принимает решения, понимают только ее технику, но не цели.
Система принятия военных решений ведет к центрам политической власти. Там планы составляют пожилые люди, которым не угрожает гибель. Этот контраст между государственными мужами и молодыми солдатами не очень принято подчеркивать во время войны, но он, тем не менее, – одна их основ трагического ощущения жизни, столь актуального сейчас. Когда тот, кто сражается и умирает, может принять решение сражаться за свои идеалы, война может быть героической. Если такого права у него нет, война не более чем трагедия.
Современная безответственность может быть коллективной, когда ни один конкретный политический круг не принимает самых важных решений. Судьбоносных решений может и вообще не быть – вместо них, появляются звенья цепи, которая кажется неизбежной, но это не облегчает трагедию, а напротив, усугубляет ее.
Централизация решений и соответствующий ей рост зависимости отнюдь не ограничивается армией, где эти процессы можно наблюдать наиболее непосредственно. Организованная безответственность – одна из главных черт современного индустриального общества во всем мире. Со всех сторон индивида окружают кажущиеся далекими от него структуры, по сравнению с которыми он ощущает себя ничтожным и беспомощным. Если мелкий бизнесмен и не станет сотрудником корпорации или сетевой структуры, осознать его зависимость можно, прочитав мольбы о помощи, которые он посылает в комитеты по делам мелкого бизнеса. Все больше становится людей зависимых, работающих за зарплату, проводящих лучшие часы жизни, выполняя распоряжения других. В кульминационные моменты истории (один из которых наступил сейчас), когда господствует необходимость действовать быстро, индивид ощущает себя заблудившимся. Как заметил недавно автор статьи в «London Economist», «британский гражданин должен быть энергичным участником государственных дел, на самом же деле он не более чем уступчивый зритель, для которого существуют “мы” – те, кто сидит и смотрит, и “они” – те, кто управляют государством».
Такова в целом фрустрация современной жизни. Для интеллектуала, которому, чтобы мыслить, нужна аудитория – а еще нужно на что-то существовать, – эта фрустрация становится еще острее. В мире организованной безответственности трудно высказываться откровенно тому, кто не ограничивается популярными мыслями.
Если автор состоит на службе «информационной индустрии», его цели в общем сформированы решениями других, а не верностью своим принципам. Но и свобода так называемого «фрилансера» тоже предельно сокращается, когда он выходит на рынок; а если не выходит, то у его свободы нет публичной ценности. Между интеллектуалом и его потенциальной публикой встают технические, экономические и социальные структуры, которые принадлежат другим и управляются другими. Мир памфлетов был для Томаса Пейна каналом прямой связи с читателем. Мир массовых тиражей, поддерживаемых рекламой, обычно не может содержать автора, не желающего высказывать уже популярные идеи. Мастерство, без которого нет удовольствия от любого интеллектуального или художественного труда, для все большего числа интеллектуалов сведено на нет. Они оказываются в положении голливудского сценариста: независимое мастерство, которое они вкладывают в работу, искажается в угоду популярности на массовом рынке.
Даже редакторы массовых журналов не избежали обезличивания издательского дела: они выступают как сотрудники коммерческого предприятия, а не полноправные личности. Массовые журналы не столько редактируются, сколько регулируются по искусной формуле.
Писателей всегда стесняло удовольствие и умонастроение читателей, но варьирование этих интересов и уровней управления издательским делом оставляли место для большой степени свободы. Тенденция массового распространения книг – покетбуков за 25 центов, – вполне возможно, потребует более обдуманного и стандартизованного продукта, как при производстве и распространении фильмов. Похоже, что все меньше издателей будут работать со все большим числом рукописей, которые будут доходить до читателя через аптеки-закусочные и другие каналы массового распространения.
Хотя большие университеты в целом по-прежнему предоставляют наибольшую свободу для работы, и их не миновали тенденции ограничения свободы ученых. Профессор – в конечном счете тот же нанятый сотрудник, со всеми вытекающими из этого последствиями. Кандидаты на должность в университете отбираются, естественно, по тем же институциональным факторам – отсюда влияние на то, как, когда и что они будут исследовать. Однако самая глубокая проблема свободы преподавателей не периодические увольнения профессоров, а неясный общий страх, который часто вежливо называют «благоразумием», «хорошим вкусом» или «взвешенным суждением». Запугивая самих себя, ученые так привыкают к страху, что перестают его осознавать. Настоящие ограничения не столько во внешних запретах, сколько в контроле за «инсургентом» по соглашению джентльменов от науки. Этот контроль еще усиливают законы Хэтча[2], нападки политиков и бизнесменов на «профессоров», ограничения, необходимым образом налагаемые армейскими программами в колледжах, а также комитеты и ассоциации, которые пытаются стандартизировать содержание образования и его воздействие. В социальных науках исследования все больше зависят от средств частных фондов, а эти фонды известны своей неприязнью к ученым, выдвигающим непопулярные идеи – то есть те, что называют «неконструктивными».
Растущая вовлеченность США в международные дела неуловимым образом влияет на некоторых американских интеллектуалов. Молодой исследователь, который пишет о Латинской Америке, Азии или Европе и при этом не отклоняется от общепризнанных фактов и общепринятой политики, приходит к добровольной самоцензуре, надеясь получить средства от фондов и субсидии на исследования и поездки.
Средства эффективного распространения экспроприируются у интеллектуальных работников. Материальный базис их инициативы и интеллектуальной свободы больше не в их руках. Они знают больше, чем говорят, и они бессильны и напуганы.
В современном обществе от организованной ответственности зависят как свобода, так и безопасность. Под «свободой» и «безопасностью» я понимаю не независимость каждого индивида, а только наличие у него эффективного контроля над тем, от чего он зависит. Этика и политика демократии сходятся в решениях, жизненно важных для тех, кто не имеет при их принятии права голоса. Сегодня такие решения повсюду затрагивают все больше жизней. Поскольку господствует политика организованной безответственности, занимающие высокие посты должны скрывать факты, чтобы сохранить власть.
Когда преобладают безответственные решения, а ценности распределяются неравномерно, те, кто принимает решения, и те, кто становится основными выгодоприобретателями, прибегают ко всеобщему обману. Все больше интеллектуалов работает внутри властной бюрократии и на тех немногих, кто принимает решения. Даже если интеллектуал не нанят этими структурами открыто, шаг за шагом, разными способами обманывая самого себя, он стремится сделать так, чтобы в печати его мнения соответствовали ограничениям, наложенным такими организациями и их сотрудниками.

II
Любая философия, чувствительная к тому, как общества влияют на способы существования в них, поставит в центр идею ответственности. Именно поэтому ответственность так важна для этики и политической теории Джона Дьюи и покойного немецкого социолога Макса Вебера. Ответ интеллектуала на трагическую безответственность может быть разным, но мы можем его понять в зависимости от того, где именно интеллектуал сталкивается с этой проблемой. С ней можно встретиться интроспективно – морально и интеллектуально, а можно столкнуться публично как с проблемой политической экономии.
На этой шкале расположены: (1) простая самооценка; (2) объективное рассмотрение событий и (3) оценка нашего собственного положения в зависимости от объективного распределения власти и права принятия решений. Адекватная философия использует все три стиля рефлексии, обдумывая любую из занятых кем-либо позиций.
1. Если определять этические и политические проблемы только через то, как они затрагивают индивида, он может обогатить свой опыт, научиться лучше реагировать и, возможно, привыкнуть к собственному страданию. Но в этом случае индивид не решит проблем, с которыми он столкнулся, так как он не обращается к их глубинным источникам.
2. Если рассматривать только существующие в обществе объективные тенденции, тогда мы не обратим внимания на личные пристрастия и предрассудки, неизбежно возникающие при наблюдении и размышлении о последствиях чего-либо. Объективность не должна возводить в научный культ узкоспециализированную оптику. Она вполне может пониматься шире, включать не только «факты», но и их значения. Многие считают «объективным» лишь то, что незамысловато воспроизводит давно проторенные пути исследования. Не интересующихся политикой это, может быть, и удовлетворит, но как полноправная позиция такой взгляд недостаточен. Это не интеллектуальная ориентация, а скорее особая форма убежища.
3. Общество, в котором мы живем, и то, как мы будем жить в нем, все более политизировано. Это общество включает в себя области интеллектуального труда и личной морали. Если мы требуем, чтобы обе они зависели от наших действий, влияющих на публику, то личная мораль и политические интересы тесно связаны. Любая философия, не представляющая собой личный побег, предполагает, что человек занимает политическую позицию. Если это верно, то на нашей политической мысли лежит большая ответственность. Поскольку сфера охвата политики расширяется, думая о политическом, мы думаем о собственном образе жизни и стиле рефлексии.
Независимый художник и интеллектуал стоят среди тех немногих, кто достаточно подготовлен, чтобы сопротивляться стереотипизации и противостоять гибели действительно живого. Свежесть восприятия включает способность постоянно срывать маски со стереотипов взгляда и мысли, разбивать их, даже несмотря на то, что современные средства коммуникации обрушивают их на нас потоками. Эти миры массового искусства и массовой мысли все больше зависят от требований политики. Именно поэтому интеллектуальные усилия и интеллектуальная солидарность должны сосредоточиться на политике. Если мыслитель не соотносит себя с ценностью истины в политической борьбе, он не может ответственно иметь дело с совокупностью живого опыта.

III
Реалистичное политическое мышление требует от интеллектуала постоянного знания его собственной социальной позиции. Такое знание необходимо ему для того, чтобы представлять сферу стратегии, доступную для его влияния. Если он забудет об этом, его мысль так далеко уйдет из сферы стратегии, что перевести ее в любое действие, собственное или чужое, станет невозможным. Мысль его перейдет в фантазию. Если интеллектуал слишком хорошо помнит о своем бессилии, предполагая, что вся сфера стратегического сводится к точке беспомощности, его мысль легко станет политически тривиальной. В обоих случаях удел его сознания – фантазии и бессилие. Очевидный путь избегнуть такой судьбы – сделать само понимание своей целью.
Но просто понять – недостаточная альтернатива тому, чтобы поддаться личному ощущению трагедии. Это и не настоящая альтернатива, так как понимание может лишь углубить такое ощущение. Просто понять – таков может быть идеал отчужденных, но не лишенных наследства, тех, кто не верит в работу, которую делает. Поскольку возможность «иметь работу» стало вездесущей политической санкцией и формой цензуры для интеллектуалов из среднего класса, политическая психология испуганного работника приобретает релевантность. Простое понимание – идеал человека, способного понять истину, но не имеющего возможности, смелости или навыка политически эффективно передать это.
От не переданного другим знания разум «скисает», затемняется и оказывается забытым. Чтобы первооткрыватель сохранил целостность своего характера, его открытие должно быть эффективно распространено. Такая форма коммуникации – необходимый элемент самого поиска ясного понимания, включая понимание себя. Только социальное подтверждение нашего знания от тех, кого мы считаем достаточно подготовленными, дает нам право быть уверенными в нем. Целостности характера можно добиться или поддержать ее лишь действием (включая коммуникацию), в котором мы минимально подавляем себя. Ее нельзя достигнуть, продавая то, что мы считаем собой. Продавая чужую ложь, мы продаем и самих себя, а продать себя – значит превратить себя в товар. Товар не контролирует рынок, его номинальная стоимость – та, которую предложит рынок. И она всегда недостаточна.
Мы настаиваем на ясности и понимании, чтобы нашими решениями управляли их последствия. Ясное понимание политического мира и нашего места в нем также необходимо, если мы хотим сохранить достаточную дистанцию от самих себя. Без этой дистанции человек предается жалости к себе и политическим стенаниям. Как челнок, мы должны постоянно курсировать между пониманием, которое нам дает отчужденность, и стремлением к политике истины в ответственном обществе, над которой мы трудимся. В активном поиске этих целей возникают проблемы, меняющие ситуацию к лучшему в личном и политическом смысле. Для истинных и адекватных решений нужны периоды отчуждения от политической морали и размышлений о себе.
Фаза отчуждения может быть изолирована от ее политического контекста. В условиях разделения труда она может стать самоцелью. Те, кто ограничивается работой только в этом сегменте интеллектуального труда, могут попытаться обобщить его и сделать основой для политической и личной позиции. В таком случае ключевая проблема возникает из отставания социальных наук от естественных и от развития технологии: это отставание создает политические и социальные проблемы. Но такая позиция недостаточна.
Для поиска истин нужно отчуждение, но нет причин делать из него политический фетиш и уж тем более – личное оправдание. Конечно, нам нужно более уверенное знание, но у нас уже достаточно знания, политически и экономически релевантного. Большой бизнес доказывает это, оплачивая услуги социологов, которые используют свое знание в его пользу. Многие лучшие экономисты уже работают в крупных компаниях, а хорошего социолога бизнес подталкивает к увольнению с государственной службы и переходу на работу в коммерческое предприятие или в организацию, служащую прикрытием для коммерческих интересов.
Политическому человеку не нужно ждать большего знания в будущем, чтобы ответственно действовать сейчас. Приписывать свое бездействие недостатку знания – дешевый способ отказаться от политической позиции, от того, чтобы действовать исходя из максимума возможностей. Если половину релевантного знания, которое у нас есть уже сейчас, действительно поставить на службу идеалам, высказываемым нашими лидерами, то эти идеалы можно реализовать очень быстро. Думая, что нам нужно только знание, мы игнорируем сущность проблемы, с которой сталкивается социолог: у него нет власти действовать политически, а есть очень ограниченная возможность для политически эффективной коммуникации.
Социологам известно много иллюзий, поддерживающих власть. Своим молчанием, своей аффилиацией, или же открыто, в своих работах, социолог часто санкционирует такие иллюзии, вместо того, чтобы высказать правду о них. Социологи цензурируют себя, тщательно выбирая безопасный предмет исследования ради «чистой науки», либо продавая престиж своего труда ради чужих целей.

IV
Выше были описаны прямые способы принять statusquo. Но его можно принять – и сделать иллюзорно приятным – через неоправданные ожидания будущего. Такой метод применяют сейчас в сотнях созданных и разрекламированных «планов послевоенного переустройства».
Большой бизнес заманивает нас в технологическую ловушку, тряся погремушкой перед публикой и не объясняя, как именно блага будут столь широко распределяться. Подобным же образом политический эксперт уводит внимание от настоящего к нескольким моделям будущего. Чем больше мы страдаем от антагонизмов сегодняшнего дня, тем чаще прибегаем к будущему как источнику псевдоединства и искусственно синтезированной морали. Интеллектуалы и публицисты создали столько «планов», что их хватит на удовлетворение любого вкуса. Большинство этих товаров, конечно, не являются «планами» – в том смысле, что они не могут быть реализованы. Это приманки для разных социальных страт, а иногда для конкретных групп интересов, чтобы добиться от них поддержки сегодняшней безответственности. Послевоенное «планирование» – это «новая пропаганда».
Обсуждение будущего, в котором за основу взято настоящее, либо служит уходу от современной реальности, либо дает безмолвную интеллектуальную санкцию будущим бедствиям. Непререкаемые решения уже вполне ясно определили послевоенный мир. Очевидно, что в нем будет существовать баланс сил в пределах коллективного доминирования трех сверхдержав. От индивидуального доминирования мы переходим к коллективному, по мере того, как государства, мощнее других осуществившие применение силы во всем мире, захватывают лидерство в нем. Такое коллективное доминирование может привести к контральянсам и еще большим войнам либо к решениям, которые не будут подотчетны родившимся в Индии или на островах Карибского моря.
Эти факты и перспективы, как и причины текущей войны, почти никто не обсуждает серьезно и публично. Избежать войны можно, только определив ее причины для каждого государства и ликвидировав их. Пишущие о ней просто признают войну как данность, упоминают 7 декабря 1941-го как дату ее начала и сразу переходят к будущему без войн. Исследуя причины современных войн, никто не заходит дальше, чем это было сделано в период между мировыми войнами. Все это забыто и погребено под довольно-таки бессмысленным ярлыком «изоляционизма». Легче обсуждать неясное будущее, в котором пока нет никаких фактов, чем стать лицом к лицу с тревожащими проблемами настоящего и недавнего прошлого.
Будущее планируется в соглашениях держав, даже если его и придется впоследствии написать кровью. Бессильный интеллектуал, выступая как планировщик, может создать противоположные ожидания, но он увидит в дальнейшем, какова истинная функция этого «планирования». Он ведет других, пребывая в молитве, и эта молитва – массовое отклонение от необходимого пути.
Обсуждение международных дел, которое проходит не в терминах борьбы за власть внутри каждой страны, интересно только тем, как стоящие у власти политически используют интеллектуала. Внутренняя борьба за власть – единственный определяющий фактор в международных отношениях, на который мы можем повлиять. Поэтому эффективный способ планировать будущее мира состоит в том, чтобы критиковать сегодняшние решения. Пока каждая точка «плана» не будет подобным образом привязана к настоящему, «планирование» будет маскировать мир, работа над которым идет уже сейчас. Этот опасный камуфляж помогает иллюзорно ускользнуть от проблем, окружающих события и решения в настоящем.

V
Пишущий склонен верить, что проблемы действительно можно решить в его стихии – стихии слова. Поэтому он часто недооценивает угрозу насилия, угрозу силы принуждения, которая всегда присутствует в решающих политических вопросах. Разум и энергия автора держатся в рамках общих рассуждений, где он может безопасно говорить о справедливости и свободе. Поскольку его модель спора – обмен рациональными аргументами, а не умелое применение силы или пустая риторика, эта модель не дает ему видеть другие, более убедительные в историческом отношении формы спора. Такой итог позиции пишущего, его труд и последствия его работы очень удобны для политика, так как обычно они маскируют этическими размышлениями природу политической борьбы. По мере того, как каналы коммуникации все более монополизируются, а партийные машины и экономическое принуждение, основанные на обмане ради выгоды, продолжают монополизировать возможность эффективной политической организации, перспектива действия и политической коммуникации для интеллектуала минимизирована. Политический интеллектуал все чаще – лишь служащий машины коммуникации, которая основана на полной противоположности тем ценностям, которые он хотел бы отстаивать. Он хотел бы стоять за политику истины в демократическом, ответственном обществе. Но его усилия сохранить свою функцию ради свободы потерпели поражение.
Поражение ему нанес не явный враг. Даже получив власть, никто не смог бы, находясь в нашем положении, легко настоять на своем или уничтожить его воздействие одним ударом. Всегда легче обнаружить внешнего врага, чем справиться с внутренним состоянием. Наше безличное поражение закрутило веретено трагического сюжета, и многих предает ложь, заключенная в них самих.
Перевод с английского Владимира Макарова

[1] Перевод выполнен по следующему изданию: SummersJ.H. (Ed.). The Politics of Truth: Selected Writings of C. Wright Mills. NewYork: OxfordUniversityPress, 2008. Вступление к статье написано составителем и редактором сборника Джоном Саммерсом.
[2] Законы Хэтча предусматривали запрет для служащих исполнительных органов власти принимать участие в избирательных кампаниях и иных формах политической деятельности. — Примеч. ред.

Источник: http://magazines.russ.ru/nz/2014/2/10r-pr.htmlЧарльз Райт Миллс
В январе 1944 года Чарльз Райт Миллс писал Дуайту Макдональду о том, что работает над новым эссе под названием «Политика истины». Весь предыдущий год левые интеллектуалы обсуждали работу Сидни Хука «Новое малодушие» («The New Failure of Nerve»), ей была посвящена серия статей в журнале «Partisan Review». В числе их авторов были Джон Дьюи, о котором Миллс написал диссертацию, и Макдональд, ставший в 1944-м издателем журнала «Politics». В письмах Хуку и Макдональду Миллс с похвалой отозвался об их статьях, посвященных «Новому малодушию». Внести свою лепту в этот спор Миллс хотел на страницах «Politics» – журнала, который именно ему был обязан своим названием.
В 27 лет Миллс был помощником профессора социологии Мэрилендского университета и автором почти пятидесяти заметок, рецензий и статей, опубликованных в научных и общественно-политических журналах. Сам он считал, что в «Политике истины» превзошел себя. «Думаю, вам она понравится, как и всем здесь», – писал он Макдональду. «Я знаю, что это мое лучшее произведение». Эссе Миллса вышло в третьем номере «Politics» под названием «Бессильные люди. Роль интеллектуалов в обществе».
Шестнадцать лет спустя Миллс нашел в своем архиве рукопись «Бессильных людей». Он вспоминал об этом эссе как об «одном из личных», о чем-то «вроде плача одновременно с попыткой проанализировать социальные условия интеллектуальной жизни – и все это смешано с политическими проблемами и заботами». [От составителя]

Объединенные Нации побеждают в войне – а американские интеллектуалы дрожат, словно готовятся к сокрушительному поражению. Они расстроены и обеспокоены; некоторые лишь наполовину осознают, что с ними происходит, а другие ощущают это настолько болезненно, что заглушают боль самообманом и работой.
В первые десятилетия нашего века сердцем прогрессивной американской мысли был прагматизм. В 1930-е годы модные левые круги дали ему жестокий бой, и с конца прошлого десятилетия прагматизм стал явно проигрывать более трагическим и религиозным взглядам на политическую и частную жизнь. Те, кто еще недавно с явным удовлетворением читал Джона Дьюи, сейчас глубоко интересуются такими специалистами по личной трагедии, как Сёрен Кьеркегор. Попытки вернуть былое влияние прагматизму – с его акцентом на том, что судьба человечества в руках разума, – не вызвали сочувствия у американских интеллектуалов. Подстегиваемые новыми заботами, они ищут себе новых богов.
В статье для «TheNewYorkTimes» Артур Кёстлер предлагает не предаваться жалости к себе и политическим стенаниям, а создать «братство пессимистов», живущих в некоем «оазисе». Мелвин Ласки отвечает Кёстлеру в «The New Leader», призывая интеллектуалов «не плакать и не смеяться, а понимать». Президент Американского социологического общества Джордж Лундберг объясняет настоящие и будущие бедствия тем, что социальные науки развивались не так быстро, как естественные, и не по их образцу. Малколм Каули из журнала «The New Republic» вопрошает, почему в годы войны появилось так мало произведений, которые можно отнести к великой американской литературе. Интеллектуалы – от правых до революционно настроенных левых, – похоже, считают, что то же самое относится и к политическим комментариям. Слабая попытка заполнить этот пробел – книга Уолтера Липпмана «Благое общество» («The Good Society»), опубликованная в 1937-м, была переиздана и получила по крайней мере один одобрительный отзыв. Многие авторы, стремясь предложить планы послевоенного устройства на любой вкус и кошелек, энергично отвлекают внимание читателей от политических решений, принимаемых сейчас, и укрепляют их надежды мечтами о будущем. Стюарт Чейз и другие сторонники дивного нового послевоенного экономического мира подкрепляют свою уверенность посредством отказа от политического реализма, что беспокоит даже Джона Чемберлена.
Дуайт Макдональд правильно указал, что малодушие – это не просто отступление от разума. Сегодняшние идеи не просто причуда, охватившая сомневающихся интеллектуалов в стране, ведущей войну. Возникновение и распространение этих идей надо рассматривать как исторические феномены. То, что происходит сейчас, начиная с событий в Испании, невозможно адекватно объяснить как политическое поражение либеральных, рабочих и радикальных партий.
Чтобы понять, что же именно происходит в американской интеллектуальной жизни, нужно обратиться к социальному положению ее создателей – интеллектуалов. Надо понять, какое действие на них произвели некоторые глубинные процессы в организации современного общества.

I
Мы узнаем о современном обществе все больше и больше, но центры политической инициативы для нас все менее досягаемы. Отсюда происходит недуг, особенно острый у интеллектуалов, подверженных иллюзии, что их мысль может на что-то повлиять. В сегодняшнем мире, чем больше интеллектуал знает о происходящем вокруг него, тем, кажется, менее эффективно воздействие на мир его мысли. Знание увеличивается, но интеллектуал все больше фрустрирован, и кажется, что знание ведет к бессилию. Он чувствует себя беспомощным в самом фундаментальном смысле, так как не может контролировать того, что способен предвидеть. Это касается не только последствий его собственных попыток действовать, но и решений, облеченных властью, за которыми он наблюдает.
Такая фрустрация появляется, конечно, только у того, кто ощущает себя принужденным действовать. «Сторонний наблюдатель» не знает о собственной беспомощности, потому что никогда не пытается ее преодолеть. Напротив, политический человек всегда осознает: хотя [управление] событиями и не в его руках, но их последствия ему придется испытать. Ему все труднее становится даже выразить себя. Если он говорит о проблемах общества так, как их видит, для него невозможно всерьез воспринимать лозунги и сумятицу партий, имеющих шанс оказаться у власти. Поэтому интеллектуал ощущает себя политически нерелевантным. Если же он подходит к общественным проблемам «реалистично», то есть так, как их рассматривают основные партии, – значит, интеллектуал уже пошел на компромисс с их утверждением о том, что он неспособен к энтузиазму в политическом действии и мысли.
Политическому малодушию на личном уровне соответствует трагическое восприятие жизни. Это чувство трагического может проявляться как личное открытие и бремя, но оно отражает и объективные обстоятельства. Оно проистекает из того, что публичные решения принимают люди, сами не страдающие от их жестоких последствий. В мире больших структур границы между решениями властей и демократическим контролем на низовом уровне становятся нечеткими и поверхностными, при этом поощряются кажущиеся безответственными действия тех, кто оказался на самом верху власти. Необходимость действовать подталкивает их к тому, чтобы самим принимать решения, а то, что они выступают как часть крупных корпораций или иных структур, стирает ощущение личной ответственности. Их публичные взгляды и политические действия в объективном смысле безответственны. Социальные последствия такой безответственности в том, что другие, зависящие от них, вынуждены терпеть последствия их невежества и ошибок, их самообмана и предвзятых мотивов.
Никогда прежде столь немногие не принимали таких судьбоносных решений за столь многих, чувствующих себя такими беспомощными. Диктатура – всего лишь одно из проявлений этого факта. Его живое воплощение – массовые армии во всем мире, а Каирская и Тегеранская конференции – его самые выразительные символы. Солдат может погибнуть, но у него нет права голоса в системе принятия решений, заставляющих его отбивать Бирму или укреплять Индию. Власть – безликое чудовище, а те, кто принимает решения, понимают только ее технику, но не цели.
Система принятия военных решений ведет к центрам политической власти. Там планы составляют пожилые люди, которым не угрожает гибель. Этот контраст между государственными мужами и молодыми солдатами не очень принято подчеркивать во время войны, но он, тем не менее, – одна их основ трагического ощущения жизни, столь актуального сейчас. Когда тот, кто сражается и умирает, может принять решение сражаться за свои идеалы, война может быть героической. Если такого права у него нет, война не более чем трагедия.
Современная безответственность может быть коллективной, когда ни один конкретный политический круг не принимает самых важных решений. Судьбоносных решений может и вообще не быть – вместо них, появляются звенья цепи, которая кажется неизбежной, но это не облегчает трагедию, а напротив, усугубляет ее.
Централизация решений и соответствующий ей рост зависимости отнюдь не ограничивается армией, где эти процессы можно наблюдать наиболее непосредственно. Организованная безответственность – одна из главных черт современного индустриального общества во всем мире. Со всех сторон индивида окружают кажущиеся далекими от него структуры, по сравнению с которыми он ощущает себя ничтожным и беспомощным. Если мелкий бизнесмен и не станет сотрудником корпорации или сетевой структуры, осознать его зависимость можно, прочитав мольбы о помощи, которые он посылает в комитеты по делам мелкого бизнеса. Все больше становится людей зависимых, работающих за зарплату, проводящих лучшие часы жизни, выполняя распоряжения других. В кульминационные моменты истории (один из которых наступил сейчас), когда господствует необходимость действовать быстро, индивид ощущает себя заблудившимся. Как заметил недавно автор статьи в «London Economist», «британский гражданин должен быть энергичным участником государственных дел, на самом же деле он не более чем уступчивый зритель, для которого существуют “мы” – те, кто сидит и смотрит, и “они” – те, кто управляют государством».
Такова в целом фрустрация современной жизни. Для интеллектуала, которому, чтобы мыслить, нужна аудитория – а еще нужно на что-то существовать, – эта фрустрация становится еще острее. В мире организованной безответственности трудно высказываться откровенно тому, кто не ограничивается популярными мыслями.
Если автор состоит на службе «информационной индустрии», его цели в общем сформированы решениями других, а не верностью своим принципам. Но и свобода так называемого «фрилансера» тоже предельно сокращается, когда он выходит на рынок; а если не выходит, то у его свободы нет публичной ценности. Между интеллектуалом и его потенциальной публикой встают технические, экономические и социальные структуры, которые принадлежат другим и управляются другими. Мир памфлетов был для Томаса Пейна каналом прямой связи с читателем. Мир массовых тиражей, поддерживаемых рекламой, обычно не может содержать автора, не желающего высказывать уже популярные идеи. Мастерство, без которого нет удовольствия от любого интеллектуального или художественного труда, для все большего числа интеллектуалов сведено на нет. Они оказываются в положении голливудского сценариста: независимое мастерство, которое они вкладывают в работу, искажается в угоду популярности на массовом рынке.
Даже редакторы массовых журналов не избежали обезличивания издательского дела: они выступают как сотрудники коммерческого предприятия, а не полноправные личности. Массовые журналы не столько редактируются, сколько регулируются по искусной формуле.
Писателей всегда стесняло удовольствие и умонастроение читателей, но варьирование этих интересов и уровней управления издательским делом оставляли место для большой степени свободы. Тенденция массового распространения книг – покетбуков за 25 центов, – вполне возможно, потребует более обдуманного и стандартизованного продукта, как при производстве и распространении фильмов. Похоже, что все меньше издателей будут работать со все большим числом рукописей, которые будут доходить до читателя через аптеки-закусочные и другие каналы массового распространения.
Хотя большие университеты в целом по-прежнему предоставляют наибольшую свободу для работы, и их не миновали тенденции ограничения свободы ученых. Профессор – в конечном счете тот же нанятый сотрудник, со всеми вытекающими из этого последствиями. Кандидаты на должность в университете отбираются, естественно, по тем же институциональным факторам – отсюда влияние на то, как, когда и что они будут исследовать. Однако самая глубокая проблема свободы преподавателей не периодические увольнения профессоров, а неясный общий страх, который часто вежливо называют «благоразумием», «хорошим вкусом» или «взвешенным суждением». Запугивая самих себя, ученые так привыкают к страху, что перестают его осознавать. Настоящие ограничения не столько во внешних запретах, сколько в контроле за «инсургентом» по соглашению джентльменов от науки. Этот контроль еще усиливают законы Хэтча[2], нападки политиков и бизнесменов на «профессоров», ограничения, необходимым образом налагаемые армейскими программами в колледжах, а также комитеты и ассоциации, которые пытаются стандартизировать содержание образования и его воздействие. В социальных науках исследования все больше зависят от средств частных фондов, а эти фонды известны своей неприязнью к ученым, выдвигающим непопулярные идеи – то есть те, что называют «неконструктивными».
Растущая вовлеченность США в международные дела неуловимым образом влияет на некоторых американских интеллектуалов. Молодой исследователь, который пишет о Латинской Америке, Азии или Европе и при этом не отклоняется от общепризнанных фактов и общепринятой политики, приходит к добровольной самоцензуре, надеясь получить средства от фондов и субсидии на исследования и поездки.
Средства эффективного распространения экспроприируются у интеллектуальных работников. Материальный базис их инициативы и интеллектуальной свободы больше не в их руках. Они знают больше, чем говорят, и они бессильны и напуганы.
В современном обществе от организованной ответственности зависят как свобода, так и безопасность. Под «свободой» и «безопасностью» я понимаю не независимость каждого индивида, а только наличие у него эффективного контроля над тем, от чего он зависит. Этика и политика демократии сходятся в решениях, жизненно важных для тех, кто не имеет при их принятии права голоса. Сегодня такие решения повсюду затрагивают все больше жизней. Поскольку господствует политика организованной безответственности, занимающие высокие посты должны скрывать факты, чтобы сохранить власть.
Когда преобладают безответственные решения, а ценности распределяются неравномерно, те, кто принимает решения, и те, кто становится основными выгодоприобретателями, прибегают ко всеобщему обману. Все больше интеллектуалов работает внутри властной бюрократии и на тех немногих, кто принимает решения. Даже если интеллектуал не нанят этими структурами открыто, шаг за шагом, разными способами обманывая самого себя, он стремится сделать так, чтобы в печати его мнения соответствовали ограничениям, наложенным такими организациями и их сотрудниками.

II
Любая философия, чувствительная к тому, как общества влияют на способы существования в них, поставит в центр идею ответственности. Именно поэтому ответственность так важна для этики и политической теории Джона Дьюи и покойного немецкого социолога Макса Вебера. Ответ интеллектуала на трагическую безответственность может быть разным, но мы можем его понять в зависимости от того, где именно интеллектуал сталкивается с этой проблемой. С ней можно встретиться интроспективно – морально и интеллектуально, а можно столкнуться публично как с проблемой политической экономии.
На этой шкале расположены: (1) простая самооценка; (2) объективное рассмотрение событий и (3) оценка нашего собственного положения в зависимости от объективного распределения власти и права принятия решений. Адекватная философия использует все три стиля рефлексии, обдумывая любую из занятых кем-либо позиций.
1. Если определять этические и политические проблемы только через то, как они затрагивают индивида, он может обогатить свой опыт, научиться лучше реагировать и, возможно, привыкнуть к собственному страданию. Но в этом случае индивид не решит проблем, с которыми он столкнулся, так как он не обращается к их глубинным источникам.
2. Если рассматривать только существующие в обществе объективные тенденции, тогда мы не обратим внимания на личные пристрастия и предрассудки, неизбежно возникающие при наблюдении и размышлении о последствиях чего-либо. Объективность не должна возводить в научный культ узкоспециализированную оптику. Она вполне может пониматься шире, включать не только «факты», но и их значения. Многие считают «объективным» лишь то, что незамысловато воспроизводит давно проторенные пути исследования. Не интересующихся политикой это, может быть, и удовлетворит, но как полноправная позиция такой взгляд недостаточен. Это не интеллектуальная ориентация, а скорее особая форма убежища.
3. Общество, в котором мы живем, и то, как мы будем жить в нем, все более политизировано. Это общество включает в себя области интеллектуального труда и личной морали. Если мы требуем, чтобы обе они зависели от наших действий, влияющих на публику, то личная мораль и политические интересы тесно связаны. Любая философия, не представляющая собой личный побег, предполагает, что человек занимает политическую позицию. Если это верно, то на нашей политической мысли лежит большая ответственность. Поскольку сфера охвата политики расширяется, думая о политическом, мы думаем о собственном образе жизни и стиле рефлексии.
Независимый художник и интеллектуал стоят среди тех немногих, кто достаточно подготовлен, чтобы сопротивляться стереотипизации и противостоять гибели действительно живого. Свежесть восприятия включает способность постоянно срывать маски со стереотипов взгляда и мысли, разбивать их, даже несмотря на то, что современные средства коммуникации обрушивают их на нас потоками. Эти миры массового искусства и массовой мысли все больше зависят от требований политики. Именно поэтому интеллектуальные усилия и интеллектуальная солидарность должны сосредоточиться на политике. Если мыслитель не соотносит себя с ценностью истины в политической борьбе, он не может ответственно иметь дело с совокупностью живого опыта.

III
Реалистичное политическое мышление требует от интеллектуала постоянного знания его собственной социальной позиции. Такое знание необходимо ему для того, чтобы представлять сферу стратегии, доступную для его влияния. Если он забудет об этом, его мысль так далеко уйдет из сферы стратегии, что перевести ее в любое действие, собственное или чужое, станет невозможным. Мысль его перейдет в фантазию. Если интеллектуал слишком хорошо помнит о своем бессилии, предполагая, что вся сфера стратегического сводится к точке беспомощности, его мысль легко станет политически тривиальной. В обоих случаях удел его сознания – фантазии и бессилие. Очевидный путь избегнуть такой судьбы – сделать само понимание своей целью.
Но просто понять – недостаточная альтернатива тому, чтобы поддаться личному ощущению трагедии. Это и не настоящая альтернатива, так как понимание может лишь углубить такое ощущение. Просто понять – таков может быть идеал отчужденных, но не лишенных наследства, тех, кто не верит в работу, которую делает. Поскольку возможность «иметь работу» стало вездесущей политической санкцией и формой цензуры для интеллектуалов из среднего класса, политическая психология испуганного работника приобретает релевантность. Простое понимание – идеал человека, способного понять истину, но не имеющего возможности, смелости или навыка политически эффективно передать это.
От не переданного другим знания разум «скисает», затемняется и оказывается забытым. Чтобы первооткрыватель сохранил целостность своего характера, его открытие должно быть эффективно распространено. Такая форма коммуникации – необходимый элемент самого поиска ясного понимания, включая понимание себя. Только социальное подтверждение нашего знания от тех, кого мы считаем достаточно подготовленными, дает нам право быть уверенными в нем. Целостности характера можно добиться или поддержать ее лишь действием (включая коммуникацию), в котором мы минимально подавляем себя. Ее нельзя достигнуть, продавая то, что мы считаем собой. Продавая чужую ложь, мы продаем и самих себя, а продать себя – значит превратить себя в товар. Товар не контролирует рынок, его номинальная стоимость – та, которую предложит рынок. И она всегда недостаточна.
Мы настаиваем на ясности и понимании, чтобы нашими решениями управляли их последствия. Ясное понимание политического мира и нашего места в нем также необходимо, если мы хотим сохранить достаточную дистанцию от самих себя. Без этой дистанции человек предается жалости к себе и политическим стенаниям. Как челнок, мы должны постоянно курсировать между пониманием, которое нам дает отчужденность, и стремлением к политике истины в ответственном обществе, над которой мы трудимся. В активном поиске этих целей возникают проблемы, меняющие ситуацию к лучшему в личном и политическом смысле. Для истинных и адекватных решений нужны периоды отчуждения от политической морали и размышлений о себе.
Фаза отчуждения может быть изолирована от ее политического контекста. В условиях разделения труда она может стать самоцелью. Те, кто ограничивается работой только в этом сегменте интеллектуального труда, могут попытаться обобщить его и сделать основой для политической и личной позиции. В таком случае ключевая проблема возникает из отставания социальных наук от естественных и от развития технологии: это отставание создает политические и социальные проблемы. Но такая позиция недостаточна.
Для поиска истин нужно отчуждение, но нет причин делать из него политический фетиш и уж тем более – личное оправдание. Конечно, нам нужно более уверенное знание, но у нас уже достаточно знания, политически и экономически релевантного. Большой бизнес доказывает это, оплачивая услуги социологов, которые используют свое знание в его пользу. Многие лучшие экономисты уже работают в крупных компаниях, а хорошего социолога бизнес подталкивает к увольнению с государственной службы и переходу на работу в коммерческое предприятие или в организацию, служащую прикрытием для коммерческих интересов.
Политическому человеку не нужно ждать большего знания в будущем, чтобы ответственно действовать сейчас. Приписывать свое бездействие недостатку знания – дешевый способ отказаться от политической позиции, от того, чтобы действовать исходя из максимума возможностей. Если половину релевантного знания, которое у нас есть уже сейчас, действительно поставить на службу идеалам, высказываемым нашими лидерами, то эти идеалы можно реализовать очень быстро. Думая, что нам нужно только знание, мы игнорируем сущность проблемы, с которой сталкивается социолог: у него нет власти действовать политически, а есть очень ограниченная возможность для политически эффективной коммуникации.
Социологам известно много иллюзий, поддерживающих власть. Своим молчанием, своей аффилиацией, или же открыто, в своих работах, социолог часто санкционирует такие иллюзии, вместо того, чтобы высказать правду о них. Социологи цензурируют себя, тщательно выбирая безопасный предмет исследования ради «чистой науки», либо продавая престиж своего труда ради чужих целей.

IV
Выше были описаны прямые способы принять statusquo. Но его можно принять – и сделать иллюзорно приятным – через неоправданные ожидания будущего. Такой метод применяют сейчас в сотнях созданных и разрекламированных «планов послевоенного переустройства».
Большой бизнес заманивает нас в технологическую ловушку, тряся погремушкой перед публикой и не объясняя, как именно блага будут столь широко распределяться. Подобным же образом политический эксперт уводит внимание от настоящего к нескольким моделям будущего. Чем больше мы страдаем от антагонизмов сегодняшнего дня, тем чаще прибегаем к будущему как источнику псевдоединства и искусственно синтезированной морали. Интеллектуалы и публицисты создали столько «планов», что их хватит на удовлетворение любого вкуса. Большинство этих товаров, конечно, не являются «планами» – в том смысле, что они не могут быть реализованы. Это приманки для разных социальных страт, а иногда для конкретных групп интересов, чтобы добиться от них поддержки сегодняшней безответственности. Послевоенное «планирование» – это «новая пропаганда».
Обсуждение будущего, в котором за основу взято настоящее, либо служит уходу от современной реальности, либо дает безмолвную интеллектуальную санкцию будущим бедствиям. Непререкаемые решения уже вполне ясно определили послевоенный мир. Очевидно, что в нем будет существовать баланс сил в пределах коллективного доминирования трех сверхдержав. От индивидуального доминирования мы переходим к коллективному, по мере того, как государства, мощнее других осуществившие применение силы во всем мире, захватывают лидерство в нем. Такое коллективное доминирование может привести к контральянсам и еще большим войнам либо к решениям, которые не будут подотчетны родившимся в Индии или на островах Карибского моря.
Эти факты и перспективы, как и причины текущей войны, почти никто не обсуждает серьезно и публично. Избежать войны можно, только определив ее причины для каждого государства и ликвидировав их. Пишущие о ней просто признают войну как данность, упоминают 7 декабря 1941-го как дату ее начала и сразу переходят к будущему без войн. Исследуя причины современных войн, никто не заходит дальше, чем это было сделано в период между мировыми войнами. Все это забыто и погребено под довольно-таки бессмысленным ярлыком «изоляционизма». Легче обсуждать неясное будущее, в котором пока нет никаких фактов, чем стать лицом к лицу с тревожащими проблемами настоящего и недавнего прошлого.
Будущее планируется в соглашениях держав, даже если его и придется впоследствии написать кровью. Бессильный интеллектуал, выступая как планировщик, может создать противоположные ожидания, но он увидит в дальнейшем, какова истинная функция этого «планирования». Он ведет других, пребывая в молитве, и эта молитва – массовое отклонение от необходимого пути.
Обсуждение международных дел, которое проходит не в терминах борьбы за власть внутри каждой страны, интересно только тем, как стоящие у власти политически используют интеллектуала. Внутренняя борьба за власть – единственный определяющий фактор в международных отношениях, на который мы можем повлиять. Поэтому эффективный способ планировать будущее мира состоит в том, чтобы критиковать сегодняшние решения. Пока каждая точка «плана» не будет подобным образом привязана к настоящему, «планирование» будет маскировать мир, работа над которым идет уже сейчас. Этот опасный камуфляж помогает иллюзорно ускользнуть от проблем, окружающих события и решения в настоящем.

V
Пишущий склонен верить, что проблемы действительно можно решить в его стихии – стихии слова. Поэтому он часто недооценивает угрозу насилия, угрозу силы принуждения, которая всегда присутствует в решающих политических вопросах. Разум и энергия автора держатся в рамках общих рассуждений, где он может безопасно говорить о справедливости и свободе. Поскольку его модель спора – обмен рациональными аргументами, а не умелое применение силы или пустая риторика, эта модель не дает ему видеть другие, более убедительные в историческом отношении формы спора. Такой итог позиции пишущего, его труд и последствия его работы очень удобны для политика, так как обычно они маскируют этическими размышлениями природу политической борьбы. По мере того, как каналы коммуникации все более монополизируются, а партийные машины и экономическое принуждение, основанные на обмане ради выгоды, продолжают монополизировать возможность эффективной политической организации, перспектива действия и политической коммуникации для интеллектуала минимизирована. Политический интеллектуал все чаще – лишь служащий машины коммуникации, которая основана на полной противоположности тем ценностям, которые он хотел бы отстаивать. Он хотел бы стоять за политику истины в демократическом, ответственном обществе. Но его усилия сохранить свою функцию ради свободы потерпели поражение.
Поражение ему нанес не явный враг. Даже получив власть, никто не смог бы, находясь в нашем положении, легко настоять на своем или уничтожить его воздействие одним ударом. Всегда легче обнаружить внешнего врага, чем справиться с внутренним состоянием. Наше безличное поражение закрутило веретено трагического сюжета, и многих предает ложь, заключенная в них самих.
Перевод с английского Владимира Макарова

[1] Перевод выполнен по следующему изданию: SummersJ.H. (Ed.). The Politics of Truth: Selected Writings of C. Wright Mills. NewYork: OxfordUniversityPress, 2008. Вступление к статье написано составителем и редактором сборника Джоном Саммерсом.
[2] Законы Хэтча предусматривали запрет для служащих исполнительных органов власти принимать участие в избирательных кампаниях и иных формах политической деятельности. — Примеч. ред.

Источник: http://magazines.russ.ru/nz/2014/2/10r-pr.html