Тихая немка («New Yorker», США). Часть 2.Тихая немка («New Yorker», США). Часть 2.

Джордж Пэкер – писатель, штатный сотрудник The New Yorker. Освещал для журнала войну в Ираке и гражданскую войну в Сьерра-Леоне, получил за эту работу две премии OPC. Преподавал в Гарварде, Беннингтоне и Колумбийском университете. Обладатель Национальной книжной премии в номинации «Документальная литература», Пулитцеровской премии за нехудожественную литературу.
Об изумительном восхождении Ангелы Меркель, самой влиятельной женщины в мире.
Часть 1 смотри здесь: http://www.ukrpolitic.com/?p=3177.

Самым трудным временем для Меркель на посту канцлера стал кризис еврозоны, грозивший подорвать экономику всей южной Европы и уничтожить евро. Кризис показал Меркель, что великие замыслы могут быть опасны. Коль, мысливший историческими категориями, привязал Германию к европейской валюте, не имея политического союза, который мог бы заставить евро работать. «Сейчас это адская машина, — сказал один высокопоставленный руководитель. — И она по-прежнему пытается ее отремонтировать».

Решения Меркель во время кризиса говорят о том, что она как политик в своих расчетах больше думает об избирателях, нежели о собственном месте в истории. Когда обнаружилось, что долг Греции находится на критической отметке, она не торопилась переводить деньги немецких налогоплательщиков в фонд помощи, а в 2011 году заблокировала французско-американское предложение о скоординированных действиях Европы. Германия обладает самой сильной в Европе экономикой, намного превосходя остальных. Ее производственная база и активная экспортная торговля существенно выиграли от ослабления евро. При Шредере Германия провела реформы в вопросах занятости и социального обеспечения, что сделало ее более конкурентоспособной. А Меркель прибыла на сцену как раз вовремя, чтобы пожинать плоды успеха. На всем протяжении кризиса Меркель пряталась в коконе экономических деталей, отказываясь выступать перед немецкими избирателями, которые считали греков расточительными и ленивыми. Она не шла на решительные и непопулярные меры вопреки тому, что отсрочка грозила затянуть это суровое испытание, и отказывалась от них даже в ключевые моменты в конце 2011-го и летом 2012 года, когда под угрозой оказался сам евро. Писатель и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) сравнивал ее с водителем в тумане: «Ты видишь только на пять метров вперед, но не на сто метров, а поэтому лучше проявлять осторожность, не говорить лишнего и действовать шаг за шагом. И вообще никаких взглядов в перспективу».

Карл-Теодор цу Гуттенберг (Karl-Theodor zu Guttenberg), занимавший пост министра обороны Германии с 2009 по 2011 годы, сказал, что у Меркель «макиавеллиевское» отношение к кризису. Ей хватило выдержки, чтобы как можно дольше сохранять разные варианты действий, после чего она спрятала свои решения в «облаке сложности». Гуттенберг отмечал: «Поэтому ей было проще несколько раз самым радикальным образом менять свою точку зрения, и тогда этого никто не заметил». В итоге Меркель под давлением других европейских лидеров и президента Обамы одобрила план, в соответствии с которым Европейский центробанк должен был предотвратить греческий дефолт за счет скупки облигаций. Точно так же поступил и Федеральный резерв во время американского финансового кризиса. В ответ страны южной Европы подчинились строгим бюджетным правилам и дали согласие на надзор ЕЦБ над их центробанками. Меркель поняла, что не может позволить кризису еврозоны потопить проект европейского единства. «Если падет евро, падет Европа», — объявила она. Евро спасли — но спасли ценой губительной политики жесткой экономии и высокой безработицы. Во многих европейских странах Меркель, являющуюся дочерью протестантского священника, недолюбливают, называя строгой и ханжеской пуританкой. В то же время поддержка ЕС опустилась до исторического минимума.

Преданность Меркель единой Европе — не идеализм. Скорее, она исходит из интересов Германии, и это та мягкая форма национализма, которая отражает растущую силу страны и ее крепнущую уверенность в себе. Историческую проблему Германии — которую Генри Киссинджер описал следующими словами: «Слишком велика для Европы, слишком мала для мира» — можно преодолеть только за счет сохранения единства Европы. Курбьювейт сказал об этом так: «Европа нужна Германии, потому что — об этом трудно говорить, но это так — Европа делает Германию больше».

Однако политика строгой экономии Меркель только ослабила Европу, и эта слабость начинает отрицательно сказываться на Германии, чья базирующаяся на экспорте экономика нуждается в соседних рынках. В этом году темпы экономического развития в Германии замедлились, а рост в Европе остается очень слабым. Тем не менее, Германия намерена обеспечить баланс бюджета в 2015 году, что произойдет впервые с 1969 года. Кроме того, она выступает против монетарной политики еврозоны по стимулированию роста за счет скупки долга. В последние недели на фоне падения мировых рынков между Меркель и остальными европейскими лидерами возник раскол.

После 2005 года Меркель приходилось скрывать у себя в стране свою приверженность свободному рынку, дабы сохранить собственную политическую жизнеспособность. Вместо этого она экспортировала свои идеи в другие страны континента, применяя их без особого учета макроэкономических условий, как будто такие достоинства как бережливость и дисциплина являются европейской миссией возрождающейся Германии. Меркель буквально одержима демографией и экономической конкурентоспособностью. Ей нравится разбираться в диаграммах и графиках. В сентябре один из ее старших помощников показал мне целую пачку таких бумаг, сказав, что Меркель только что их изучила. Они отражали результаты экономической деятельности разных европейских стран по целому ряду показателей. Она отметила, что по затратам на рабочую силу в расчете на единицу продукции Германия существенно отстает от среднего показателя еврозоны. Однако население Германии, являясь самым многочисленным в Европе, не растет и постепенно стареет. «Такая страна не может накапливать долг», — сказал этот старший помощник.

Штефан Райнике (Stefan Reinecke) из левой газеты Die Tageszeitung отметил: «На тридцатой минуте каждой произносимой ею речи, когда все уже спят, она говорит три вещи. Она говорит, что население Европы составляет всего 7% от общемирового, что оно производит 20% от глобального объема продукции, но что расходы на социальное обеспечение там равны 50%. Меркель заявляет, что такую ситуацию надо менять». Канцлер жалуется на то, что в Германии нет своей Кремниевой долины. «В Германии нет своей Facebook, нет своего Amazon, — заявил ее старший помощник. — Существует такая немецкая тенденция, которая хорошо прослеживается в Берлине: мы настолько зажиточны, что думаем, будто так будет всегда, хотя понятия не имеем, откуда придет это богатство. Абсолютное самодовольство».

Германия испытывает серьезное беспокойство от того, что она слишком сильна, а Европа слишком слаба. Однако Меркель никогда не обсуждает эту проблему. Йошка Фишер, который хвалит Меркель по многим вопросам, критикует ее за такое молчание. «В интеллектуальном плане это большая, очень большая проблема — трансформировать национальную мощь в общеевропейскую мощь, — сказал он. — Но большая часть политической и экономической элиты в Германии, включая канцлера, понятия об этом не имеет».

Два мировых лидера, с которыми у Меркель самые важные и сложные отношения, это Обама, пользующийся ее невольным уважением, и Путин, заслуживший ее глубокое недоверие. Когда пала Берлинская стена, Путин был майором КГБ и служил в Дрездене. При помощи своего хорошего немецкого и пистолета он в то время отпугнул толпу восточных немцев, которые собирались взять штурмом отдел КГБ и забрать оттуда секретные документы. Потом он эти документы уничтожил. Спустя 12 лет Путин, ставший к тому времени президентом России, намного более дружелюбно обратился к бундестагу «на языке Гёте, Шиллера и Канта», заявив, что «Россия дружественная европейская страна», чья «главная цель — это стабильный мир на континенте». Путин хвалил демократию и осуждал тоталитаризм, заслужив тем самым овацию слушателей, среди которых была Меркель.

После войны, разрушений и оккупации российско-германские отношения вернулись к более дружелюбной динамике, которая преобладала до начала 20-го века. Немецкие политики заговорили о «стратегическом партнерстве» и о «сближении посредством экономической интеграции». В 2005 году Шредер утвердил проект строительства газопровода, который проложили в Россию по дну Балтийского моря. Он подружился с Путиным, называя его «безупречным демократом». В прошлом десятилетии Германия стала одним из крупнейших торговых партнеров России, а Москва сегодня на 40% обеспечивает потребности Германии в газе. В Германии живет 200000 российских граждан, и Россия наладила обширные связи в немецком деловом сообществе и в Социал-демократической партии Германии.

Владея русским языком, и попутешествовав в молодости по советским республикам, Меркель чувствует устремления и обиды России, чего так не хватает западным политикам. У нее в кабинете висит портрет родившейся в Пруссии императрицы Екатерины II, которая правила Россией в ее золотую эпоху в 18-м веке. Но будучи восточной немкой, Меркель не испытывает особых иллюзий в отношении Путина. После его выступления в бундестаге она сказала своей коллеге: «Типичный разговор КГБ. Никогда не доверяй этому человеку». Журналист Ульрих из Die Zeit сказал: «Она всегда скептически относилась к Путину, однако ненависти к нему она не испытывает. Ненависть — слишком сильное чувство».
Владимир Путин и Ангела Меркель смотрят на робота BionicOpter

Во время встреч Путин и Меркель иногда говорят по-немецки (он владеет немецким лучше, чем она русским), и порой Путин поправляет своего переводчика, чтобы показать Меркель, как он за всем следит. Путинская мужская бравада вызывает у Меркель нечто вроде научного понимания его эмоционального состояния. В 2007 году, во время переговоров о поставках энергоресурсов в президентской резиденции в Сочи Путин позвал своего лабрадора Кони в комнату, где они вели беседу. Лабрадор подошел, обнюхал Меркель, и та заметно испугалась. В 1995 году ее покусала собака, и Путин заметил этот испуг. Он откинулся на спинку кресла, явно наслаждаясь моментом, и широко расставив ноги. «Не беспокойтесь, собака будет хорошо себя вести», — сказал Путин. Меркель хватило присутствия духа, чтобы ответить по-русски: «Ладно, журналистов ведь она не ест». Немецкая пресса возмутилась и «была готова побить Путина», как выразился один присутствовавший там репортер. Позднее Меркель объяснила его поведение. «Я понимаю, почему ему пришлось это сделать — чтобы доказать, что он мужчина, — заявила она журналистам. — Он боится своих собственных слабостей. У России нет ничего, ни успешной политики, ни успешной экономики. Есть только это».

В начале 2008 года, когда президент Джордж Буш младший пытался включить Украину и Грузию в состав НАТО, Меркель блокировала подобные действия с учетом предполагаемой реакции России, а также по причине возможной дестабилизации на восточных окраинах Европы. Позднее в том же году, после того как Россия оккупировала два региона Грузии — Абхазию и Южную Осетию — Меркель изменила свое мнение и заявила об открытой позиции относительно принятия Грузии в НАТО. Она продолжала быть осторожной в достижении баланса между европейским единством, альянсом с Америкой, деловыми интересами Германии и продолжающимися связями с Россией. Говорят, что кайзер Вильгельм I однажды заметил, что только Бисмарк, вовлекший Германию в систему уравновешивающих друг друга балансов, был способен жонглировать четырьмя или пятью мечами. Преемник Бисмарка Лео фон Каприви жаловался на то, что он с трудом справляется с двумя мечами, и в 1890 году прервал договор с Россией, подготовив тем самым условия для первой мировой войны. Когда в марте нынешнего года Россия аннексировала Крым и инспирировала сепаратистскую войну в восточной Украине, Меркель вынуждена была заняться именно теми делами, в которых предшествующие немецкие лидеры испытали катастрофические неудачи.

Российская агрессия на Украине ошеломила преследуемых своей историей и законопослушных немцев. «Путин всех удивил», включая Меркель, сказал мне один из ее главных помощников. — Стремительность, жестокость, бессердечность. Все это очень в стиле 20-го века — танки, пропаганда, агенты-провокаторы«.

Вдруг все в Берлине стали читать книгу Кристофера Кларка «Сомнамбулы» (The Sleepwalkers) о причинах первой мировой войны. Вот вывод, сделанный после этого большинством немцев, — нужно проявлять осторожность, поскольку даже небольшой костер способен превратиться в крупный пожар. В ходе дискуссии относительно первой мировой войны со студентами в Немецком историческом музее Меркель сказала: «Многие считают, что я постоянно выступаю как сдерживающий элемент, но, на мой взгляд, необходимо и исключительно важно обращаться к людям и реально слышать их в ходе политических обсуждений». Меркель исключила военный вариант решения, однако она заявила также о неприемлемости российских действий — территориальная целостность представляет собой незыблемую часть европейского послевоенного порядка — и потребовала серьезного ответа со стороны Запада. Впервые за весь период ее работы в качестве федерального канцлера общество ее не поддержало. Согласно проведенным тогда опросам общественного мнения, немцы хотели, чтобы Меркель заняла позицию посредине между Западом и Россией. Существенное меньшинство — особенно в бывшей восточной части страны — проявляло симпатию по отношению к российским утверждениям о том, что якобы экспансия НАТО заставила Путина предпринять оборонительные действия и что украинские лидеры в Киеве являются фашистскими головорезами. Гельмут Шмидт, бывший федеральный канцлер, представлявший партию социал-демократов, высказал некоторые из этих взглядов, и то же самое сделал Герхард Шредер, который стал оплачиваемым лоббистом компании, контролируемой российским нефтегазовым гигантом Газпромом, и который отметил свой 70-летний юбилей с Путиным в Санкт-Петербурге спустя месяц после российской аннексии Крыма. Высказанное Шмитом и Шредером мнение вызвало серьезное замешательство среди немецких социал-демократов.

Образовался разрыв между мнением элиты и простых людей: немецкие газеты, публиковавшие передовые статьи с призывом занять жесткую позицию в отношении России, получали большое количество критических писем своих читателей. Меркель, как и ожидалось, ничего не сделала для того, чтобы ликвидировать этот разрыв. Для большинства немцев нынешний кризис был инспирирован сочетанием безразличного отношения и страха. Если речь и заходила об Украине, то ее воспринимали как какое-то отдаленное место где-то на окраине Европы (но не как жертву колоссальных преступлений немцев во время Второй мировой войны). Немцы были недовольны тем, что их прекрасный сон был потревожен. «Большинство людей желают мира и хотят иметь комфортную жизнь, — отметил русский (по происхождению — прим. перев.) эксперт в области энергетики и советник немецкой нефтегазовой компании Wintershall Александр Рар (Alexander Rahr) — Они не выступают против конфликтов и новой холодной войны. Поэтому они хотят, чтобы Соединенные Штаты не вмешивались в европейские дела. Если Россия хочет получить Украину, которая далеко не у многих людей вызывает симпатии, то пусть так и будет». В каком-то смысле, историческая вина Германии — речь идет о более 20 миллионах погибших советских людей во Вторую мировую войну — способствует пассивному отношению этой страны. Чувство ответственности за прошлое требует, чтобы Германия ничего не делала в настоящем. Ульрих (Ulrich), сотрудник еженедельника Die Zeit, жестко сформулировал эту точку зрения: «Мы в прошлом так много убивали — поэтому сегодня мы не можем умирать».

Немцев и русских связывает столь ужасная память, что любое предположение относительно конфликта сразу же приводит к чему-то немыслимому. Михаэль Науман (Michael Naumann) помещает украинский кризис в контекст «этого колоссального эмоционального связующего звена между преступником и жертвой», и в результате Германия постоянно оказывается в более слабой позиции. В 1999 году Науман, бывший в то время министром культуры в правительстве федерального канцлера Шредера, пытался договориться о возвращении пяти миллионов предметов искусства, вывезенных русскими из Германии после окончания Второй мировой войны. В ходе переговоров он и его российский коллега Николай Губенко поделились друг с другом своими личными историями. Науман, родившийся в 1941 году, через год потерял своего отца, который погиб в ходе битвы за Сталинград. Губенко тоже родился в 1941 году, и его отец также погиб на войне. Спустя пять месяцев после этого его мать была повешена немцами.

«Шах и мат», — сказал тогда россиянин немцу. Оба они заплакали. «Нечего было обсуждать, — вспоминал Науман. — Губенко сказал: «Пока я жив, мы ничего не будем возвращать».

Что касается Меркель, то для нее характерно лишенное сентиментальности отношение к России. Александр Ламбсдорф (Alexander Lambsdorff), представляющий Германию член Европейского Парламента, сказал: «Она считает русских традиционной гегемонистской державой, которая некоторое время находилась в подчиненном положении, но теперь вновь выступает в прежнем качестве».

Украина заставила Меркель заняться жонглированием вполне в стиле Бисмарка, и она начала ежедневно уделять этому кризису два или три часа. Публично Меркель говорила немного, дожидаясь того момента, когда ненадлежащее поведение России сможет переубедить немецкую публику. Ей нужна была поддержка партнеров по коалиции в Бундестаге, в том числе со стороны более проороссийски настроенных социал-демократов. А еще она должна была удерживать вместе Европу, и это означало оставаться в тесном контакте с лидерами 27 стран и понимать ограничения, характерные для каждого из них. Она должна была учитывать следующие моменты: как санкции в отношении России повлияют на лондонский финансовый рынок; согласятся ли французы приостановить поставку уже оплаченных Россией десантных вертолетоносцев; будут ли Польша и прибалтийские государства уверены в поддержке со стороны НАТО; каково будет воздействие российской пропаганды в Греции; насколько сильно Болгария зависит от российского природного газа. А для того, чтобы санкции были действенными, Европа должна была оставаться единой.

Кроме того, Меркель нужно было сохранять открытым ее каналы связи с Путиным. Даже в марте, после одобрения Евросоюзом первого раунда санкций, политика Германии не была направлена на изоляцию России — эти две страны слишком прочно связаны. Меркель является самым важным собеседником Путина на Западе — они общаются между собой один раз в неделю, если не чаще. «Она говорила в Путиным в течение последних нескольких месяцев больше, чем Обама, Олланд и Кэмерон вместе взятые, — отметил один высокопоставленный чиновник. — Она умеет с ним говорить, как никто другой. Кэмерон и Олланд звонят ему для того, чтобы иметь возможность сказать — они являются мировыми лидерами и провели эти разговоры». Жесткость Меркель способна вызывать неприятные ощущения, в том числе тогда, когда она указывают Путину пути выхода из его собственной сложной ситуации. Прежде всего она пытается понять, как он думает. «Сегодня Россия способна вызвать сильную злость, однако я заставляю себя говорить независимо от моих чувств, — сказала она, выступая в Немецком историческом музее. — И каждый раз, когда я это делаю, я удивляюсь тому, как много других точек зрения может существовать относительно того вопроса, который для меня является абсолютно ясным. После этого я должна заняться этими точками зрения, что также способно дать что-то новое». Вскоре после аннексии Крыма Меркель, как говорят, сказала в беседе с Обамой о том, что Путин живет «в ином мире». Она намерена вернуть его к реальности.

Один немецкий чиновник сказал мне: «По мнению федерального канцлера, Путин считает нас декадентами — мы геи, у нас мужчины с бородами (намек на Кончиту Вурст (Conchita Wurst), трансвестита из Австрии, победившего в 2014 году на конкурсе песни „Евровидение“). И сильная Россия реальных мужчин выступает против декадентского Запада, который слишком изнежен, слишком избалован для того, чтобы защищать свои убеждения, если за это придется понизить хотя бы на 1% их уровень жизни. Таковы его ставки. Мы должны доказать, что это не так». Если Меркель выступит с призывом защищать западные ценности против российской агрессии, то она, действительно, лишится в таком случае поддержки у себя в стране. Когда восемь членов европейской группы наблюдателей, включая четырех немцев, были в апреле этого года захвачены пророссийскими сепаратистами — по сути, это был «казус белли», повод к началу войны, если бы они были американцами, — правительство Германии просто попросило Путина поспособствовать их освобождению. Меркель вела такую игру, которая обеспечила ей успех в немецкой политике: выжидать, пока противник не разрушит рам себя.

По крайней мере в одном из телефонных разговоров Путин солгал Меркель, чего он раньше никогда не делал. В мае, когда украинские сепаратисты организовали осужденный многими референдум, официальное российское заявление оказалось более позитивным, чем та позиция, о которой, как Меркель полагала, они с Путин договорились заранее. Она отменила свой телефонный звонок на следующей неделе — она была обманута и хотела, чтобы он почувствовал ее возмущение. «Русские были поражены, — сказал высокопоставленный российский чиновник. — Как она может прерывать связь?» Германия — единственная страна, которую Россия не может себе позволить потерять. Карл-Георг Велльман (Karl-Georg Wellmann) — он представляет в парламенте партию Меркель и является членом комитета Бундестага по внешней политике — сказал, что в тот момент, когда кризис стал углубляться и когда немцы начали выводить свои капиталы из России, кремлевские чиновники в частном порядке говорили своим немецким коллегам о том, что они хотят найти выход «Мы зашли слишком далеко — что нам теперь делать?» — спрашивали они. В московских ресторанах после третьей рюмки водки русские воскрешали в памяти 1939 год: «Если мы, Германия и Россия, объединимся, то будем самой мощной силой в мире».
Владимир Путин, Ангела Меркель и Петр Порошенко на празднвоании годовщины высадки в Нормандии

6 июня этого года в Нормандии Меркель и Путин встретились впервые после начала кризиса, а еще там присутствовали Обама, Олланд, Кэмерон и Петр Порошенко, недавно избранный президент Украины — они отмечали 70-ю годовщину начала операции по высадке союзнических войск в Европе. На сделанных журналистами фотографиях было заметно, что Меркель приветствует Путина как неодобрительно настроенная хозяйка — поджатые губы, изогнутые брови, — тогда как грубые черты лица Путина были настолько близки к заискивающему выражению, насколько это было физически возможно. Если судить по оптике проявления силы, то Меркель была сильней. «Подобная политическая изоляция больно его задевает, — сказал один из ее главных помощников. — Ему не нравится, когда его исключают». (Россию как раз в тот момент вывели из состава группы G-8). Позднее, перед завтраком, Меркель организовала короткую беседу между Путиным и Порошенко. Во время празднования юбилея высадки союзнического десанта немецкий федеральный канцлер находилась в центре всех событий. Вот что сказал по этому поводу Курбьювайт (Kurbjuweit): «Было удивительным видеть всех победителей во Второй мировой войне и также видеть проигравшую сторону, страну, которая несет ответственность за все это, — и именно она была тем лидером, с которым все хотели говорить! Это очень и очень странно. И, на мой взгляд, это стало возможным лишь потому, что это Меркель — потому что она такая приятная и спокойная».

Последний мяч, который Меркель должна поддержать в игре, является американским. Ее мнение относительно Обымы стало более благоприятным, хотя его популярность понизилась. В июле 2008 года, будучи еще кандидатом в президенты, Обама захотел выступить у Бранденбургских ворот в Берлине — в историческом центре города, в месте, зарезервированном для глав государств и правительств, а не для американских сенаторов. Меркель отклонила эту просьбу, и вместо этого Обама говорил о европейско-американском единстве у Колонны победы, расположенной в Тиргартене, перед собравшимися двумя сотнями тысяч восторженных поклонников — такое количество людей Меркель никогда вообще не собирала, и, конечно же, не в состоянии заворожить. Что касается Обамы, то ей не нравится его высокопарная риторика, — отметил высокопоставленный чиновник. — К таким вещам она относится с недоверием, и она сама в этом не сильна. Она говорит: «Я хочу посмотреть, что он сможет реально сделать». Если суммировать ее философию, что можно сказать так: меньше обещаний и больше дела«.

Во время первого года пребывания Обамы в должности президента Меркель часто и не в ее пользу сравнивали с ним, и подобная критика ее раздражала. По данным журнала Stern, ее любимая шутка заканчивается словами «Обама идет по воде». «Она, на самом деле, не считает его полезным партнером, — отмечает Торстен Крауэль (Torsten Krauel), один из ведущих журналистов газеты Welt. — Она считает его профессором, одиночкой, неспособным создавать коалиции». Отношения Меркель с Бушем были намного более теплыми, чем с Обамой, подчеркивает один из ее многолетних политических партнеров. Такой экспансивный человек как Буш просто загорается в ответ, тогда как Обама и Меркель похожи больше «на двух наемных убийц, находящихся в одной комнате. Они не обязаны говорить друг с другом — оба они молчат, оба они киллеры». В течение нескольких недель в 2011 году и в 2012 году на фоне критики со стороны американцев по поводу политики Германии во время кризиса еврозоны, она обращалась с просьбами о разговоре, однако хозяин Белого дома так и не позвонил.

Однако после того как она лучше узнала Обаму, она стала больше ценить те качества, которыми они оба обладают — аналитичность, осторожность, особый юмор при сохранении внешней серьезности, отстраненность. Бенджамин Родс (Benjamin Rhodes), заместитель советника Обамы по национальной безопасности, сказал мне, что, «по мнению президента, ни с одним другим лидером он так близко не работает, как с ней». А еще Родс добавил: «Они очень непохожи на публике, но, на самом деле, у них много общего». (Шутка Ульриха: «Обама — это Меркель, но в более приличном костюме»). Во время украинского кризиса Обама и Меркель часто консультируются друг с другом, и стараются сближать позиции Америки и Европы. Обама — полная противоположность тем самодовольным лидерам, которых Меркель подвергает критике и «проглатывает на завтрак», — это ее отличительная черта. Во время своего визита в Вашингтон Меркель встречалась со многими сенаторами, в том числе с Джоном Маккейном из Аризоны и Джеффом Сессионсом (Jeff Sessions) из Алабамы. Она пришла к выводу, что они слишком озабочены необходимостью демонстрировать твердость в отношении бывшего противника Америки в холодной войне, чем собственно событиями на Украине. (Маккейн назвал подобный подход «робким»). Для Меркель Украина является практической проблемой, которую нужно решить. Это отражало и позицию Обамы.

17 июля, в тот день, когда я беседовал с Родсом в его офисе, расположенном в подвальном помещении Белого дома, по телевизору показали обломки малазийского авиалайнера, раскиданные по полю в восточной Украине. Причины этого крушения еще были не ясны, но Родс сказал: «Если это русские его сбили, то тогда американцы и европейцы будут в одной лодке, и это все меняет». В Германии это изменение произошло незамедлительно. Кадры, на которых было показано, как сепаратистские боевики растаскивают вещи погибших пассажиров сбитого самолета, затронули Германию более глубоко и лично, чем продолжавшиеся несколько месяцев отвратительные бои между украинцами. Гражданский авиалайнер, голландские жертвы: «Люди осознали, что сентиментальное отношение к Путину и к России базировалось на ложных положениях», — отметил один немецкий дипломат. Идея относительно поддержания равной дистанции между Россией и Западом относительно Украины перестала существовать. Хотя последствия этого кризиса начали отражаться на экономике Германии, в тот момент уже три четверти населения страны были на стороне Меркель. В конце июля Евросоюз одобрил новый раунд финансовых и энергетических санкций.
Ситуация в Донецкой области

С того момента российские войска и вооружения стали пересекать границу в большом количестве, и военные действия приобрели более ожесточенный характер. В своей речи в Австралии на прошлой неделе Меркель предупредила о том, что российская агрессия может распространиться дальше, и призвала к терпению, необходимому для продолжительной борьбы: «Кто бы мог подумать, что спустя 25 лет после падения (Берлинской) стены… нечто подобное может произойти в самом центре Европы?» Вместе с тем в день ее выступления Евросоюз не смог принять решение о новом раунде санкций в отношении России. Гуттенберг (Guttenberg), бывший министр обороны тогда заметил: «Мы довольны сохранением статус-кво и пинаем консервную банку вверх по дороге — а не вниз, — но она постоянно возвращается к нашим ногам».
Тесное закулисное взаимодействие между Вашингтоном и Берлином совпадает с периодом отчуждения в обществе. Немцы сказали мне, что антиамериканизм в Германии сегодня стал более сильным, чем это было во время полемики по поводу крылатых ракет в начале 1980-х годов. Последняя по времени причина — это разоблачения, опубликованные прошлой осенью на основе документов, которые оказались в распоряжении журнала Der Spiegel с подачи Эдварда Сноудена. В них говорится о том, что Агентство национальной безопасности (АНБ) в течение десятилетия подслушивало разговоры Меркель по сотовому телефону. Меркель, сохраняя невозмутимость, выразила, скорее, раздражение, чем негодование, однако ощущение предательства у немецкой публики оказалось более глубоким. Оно не уменьшается — вмешательство со стороны АНБ всплывало почти в каждом разговоре в Берлине — особенно относительно Обамы, который, хотя и пообещал прекратить подслушивание, так и не извинился. (Он в частном порядке выразил Меркель сожаление по этому поводу). «Подслушивание ее телефона — это больше, чем невежливость, — подчеркнул Райнер Эппельман (Rainer Eppelmann), бывший восточногерманский диссидент. — Такие вещи не делаются. Друзья не шпионят друг за другом». (Однако американские официальные лица, с которыми я беседовал, хотя и были обеспокоены последствиями подобных нарушений, выражали недоумение по поводу немецкой наивности и лицемерия, поскольку шпионскую работу ведут обе стороны).

Германские дипломаты хотели договориться с американцами о взаимном запрете шпионажа, однако получили отказ. У США нет таких соглашений ни с кем, в том числе с членами «Пяти глаз» — группы союзных англоязычных стран, почти без ограничений делящихся друг с другом разведданными. Немцы утверждали, что США предлагали Германии членство в «Пяти глазах» но затем отозвали предложение. Американцы возражают. «Серьезных разговоров об этом никогда не было, — заметил высокопоставленный источник в американской администрации. — „Пять глаз“ — это не просто соглашение. Это инфраструктура, которую мы создавали 60 лет».

«Я склонен этому верить, — утверждает германский дипломат. — Когда мы узнали о „Пяти глазах“, мы совсем не обрадовались. Да и чисто юридически мы не можем к ним присоединиться, потому что деятельность нашей разведки жестко ограничена».

В июле Федеральная разведывательная служба Германии (БНД) арестовала своего сотрудника из Мюнхена по подозрению в шпионаже в пользу США. Его поймали, когда он через Gmail предлагал свои услуги русским. Когда немцы обратились за информацией о нем к своим американским коллегам, его почтовый ящик неожиданно закрылся. На допросе он признал, что два года передавал агенту ЦРУ из Австрии документы (предположительно, безобидного характера) и получил за это 25 тысяч евро. Реакция Германии была беспрецедентной — из Берлина выслали начальника местной резидентуры ЦРУ. Этот второй скандал, последовавший за историей с АНБ, был хуже, чем преступлением — он был грубой ошибкой. Меркель была вне себя от ярости. Похоже, ни один американский чиновник — ни в Вашингтоне, ни в Берлине — не задумался о потенциальном политическом ущербе от разведывательных операций. Президенту о шпионе не сообщали. «Вообще-то, президент вправе ожидать, что, люди, которые решают, что делать и чего не делать в Германии, будут принимать во внимание политическую динамику», — полагает Родс.

Шпионские скандалы подорвали симпатии германского общества к НАТО как раз в тот момент, когда альянс стал особенно нуждаться в поддержке из-за противостояния с Россией. Депутат Европейского парламента Ламбсдорфф рассказывал мне: «Когда я говорю избирателям, что нам нужно укреплять отношения с США, я слышу в ответ: „Зачем? Они нам врут“». Достигнутое Германией преобладание в Европе превратило Меркель в последовательную сторонницу трансатлантизма, однако, по мнению Ламбсдорффа, «теперь это ей явно вредит». «Такие вещи только уменьшают ее в капитал. Теперь в Германии выгодно быть против Вашингтона», — говорит он.

Обаму эта ситуация настолько встревожила, что в конце июля он послал в Берлин успокаивать германские власти главу президентской администрации Дениса Макдоно (Denis McDonough). В ходе четырехчасовой встречи стороны договорились подготовить почву для выработки более четких норм в области шпионажа и обмена разведывательной информацией. Однако подробности остались непроработанными, и теперь благоприятно отзывается о США едва ли половина германского общества. Это самый низкий уровень в Европе — ниже, чем в неизменно враждебной Греции.

В определенном смысле, в немцах никогда не засыпал антиамериканизм. Он существует в двух видах — левый антикапиталистический, восходящий к шестидесятым, и еще более старый правый антидемократический. Что касается центра, играющего сейчас главную роль в германской политике, то многие центристы, особенно те, что постарше, привыкли считать США создателями германской демократии. Подобные идеи неизбежно ведут к разочарованию в Америке. Романист и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) объясняет это так: «Вы создали образ спасителя, а теперь мы видим, что вы далеко не совершенны. Хуже того, вы коррумпированы, отвратительно ведете бизнес и давно лишились своих идеалов». Иракская война, Гуантанамо, беспилотники, не оправдавшиеся ожидания от президентства Обамы, а теперь еще и шпионаж! «Вы, фактически, нарушили свои обещания, и мы теперь чувствуем себя обманутыми».

Впрочем, дело не только в подъеме антиамериканизма и в симпатиях немцев к России. Существуют и более глубокие факторы. Во время Первой мировой войны Томас Манн отложил работу над «Волшебной горой» ради цикла странных и страстных статей о Германии и войне. Они вышли в 1918 году, перед самым перемирием, под заголовком «Размышления аполитичного». В них Манн обсуждает немецкий национальный характер и национальную философию. Как художник, он встал на сторону Германии — «ее культуры, души, свободы, искусства» —против политизирующей интеллект либеральной цивилизации Франции и Англии, которую поддерживал его старший брат Генрих. Германская традиция была авторитарной, консервативной и «неполитической». Она была ближе к русскому духу, чем к поверхностному материализму демократической Европы. Война стала бунтом Германии против Запада. Германская Империя отказалась принять принципы равенства и прав человека, которые ей пытались навязать насильно. Хотя, оказавшись после прихода нацистов к власти в эмиграции, Манн стал ярым поборником демократических ценностей, от «Размышлений» он никогда не отрекался.

В Берлине мне говорили, что эта сложная и полузабытая книга многое говорит о Германии эпохи Меркель. Мирное объединение страны и ее успехи в период кризиса евро, судя по всему, возвращают немцев к былой идентичности, которая намного старше послевоенной Федеративной Республики с ее конституцией, написанной под сильным американским влиянием. «Западная Германия была хорошей страной, — объяснял мне колумнист и писатель Георг Диц (Georg Diez). — Она была молодой, сексуальной, смелой, западной — точнее, американской. Но, по-видимому, это была только маска. Сейчас Германия становится более немецкой и менее западной, возвращается к национальным корням».

Диц совсем не считает, что это хорошо. По его словам, Германия становится менее демократической, потому что, в сущности, немцы хотят только стабильности, безопасности и экономического роста. Фактически, им нужно, чтобы их просто оставили в покое и чтобы власти охраняли их сбережения и избегали войн. В итоге они получили как раз такого канцлера, какого хотели. «Меркель убрала политику из политики», — утверждает Диц.
Ангела Меркель на заседании Бундестага

Сейчас Меркель 60 лет и она остается самым успешным политиком в новейшей истории Германии. Ее популярность достигает 75%. Для нашего времени с его неприязнью к избранным лидерам это — невероятный уровень. Ее фирменным знаком остается безыскусность в сочетании с протестантской честностью и прусской прямотой. Однажды, беседуя с группой журналистов в гостиничном баре на Ближнем Востоке, она сказала: «Только подумайте? Я — канцлер! Что я, вообще, здесь делаю? Когда я росла в ГДР, мы представляли себе капиталистов по карикатурам — в цилиндрах, черных плащах, с сигарами и огромными ногами. А теперь я здесь, и они меня слушают!» Разумеется, отчасти это — осознанно выбранный имидж. «Она очень старается не демонстрировать никаких претензий — и это тоже в своем роде претензия», — заявил мне высокопоставленный чиновник.

Меркель по-прежнему живет в центре Берлина, в обычной съемной квартире через канал от Пергамского музея. На латунной табличке на двери написано имя ее мужа—»проф. Зауэр«. Рядом дежурит одинокий полицейский. В своем просторном кабинете в стеклянном здании Ведомства канцлера Меркель предпочитает работать за простым столом рядом со входом, а не за тринадцатифутовой черной громадиной, установленной Шредером в дальнем конце помещения. «Эта женщина невротически трудолюбива, — говорит ее давний политический соратник. — Она спит не больше пяти часов в сутки. Я могу позвонить ей в час ночи — и она будет бодрствовать. Причем она будет работать с бумагами, а не читать книгу».

Гостей, посещающих Ведомство канцлера, Меркель кормит традиционной немецкой едой—картофельным супом и голубцами. Когда она ужинает в своем любимом итальянском ресторане, она общается с друзьями и не отвлекается от разговора, чтобы приветствовать свой народ — который тоже предпочитает ее не тревожить. Когда ее муж звонит в Филармонию (Меркель и Зауэр — страстные поклонники Вагнера и Веберна) и ему предлагают бесплатные билеты, он всегда настаивает на оплате. Свои места в зале супруги занимают почти незаметно. Одна моя приятельница как-то встретила Меркель в своей любимой парикмахерской у Курфюрстендамма, и они поболтали о стрижках. «Цвет для женщины — самое главное», — заявила канцлер, над прической которой давно перестали смеяться.

Ранее в этом году президент Йоахим Гаук (Joachim Gauck) сделал сенсационное заявление, в котором призвал Германию серьезнее относиться к международным обязательствам, в том числе в военной сфере. Меркель (никак не прокомментировавшая его слова) такого никогда бы не сказала — особенно после того, как организованный в мае министерством иностранных дел опрос показал, что 60% населения скептически относятся к более активному участию Германии в мировых делах. Германские журналисты считают, что деятельность Меркель почти невозможно освещать. Как говорит журналист Die Tageszeitung Ульрих Шульте (Ulrich Schulte), входящий в канцлерский пул, «нам приходится рыть землю в поисках сюжетов». Они восхищаются Меркель в частной жизни, однако цитировать ее им запрещено, а на публике этот человек исчезает. Она выгоняет советников и друзей, предавших доверие хоть в мелочи. Германская пресса становится — в духе времени — все более центристской и все больше интересуется здоровым образом жизни и прочими бытовыми темами. Кстати, почти все политические журналисты, с которыми я общался, голосовали за Меркель, хотя и чувствовали, что она лишает их работу смысла. Однако причин голосовать иначе у них просто не было.

Меркель сумела нейтрализовать оппозицию, переняв ее повестку. Она подружилась с профсоюзами, снизила пенсионный возраст для некоторых категорий работников и повысила выплаты матерям и старикам. Дирку Курбювайту (Dirk Kurbjuweit) из Der Spiegel она говорила, что ей приходится все больше опираться на пожилых избирателей по мере того, как Германия стареет. В 2011 году Меркель шокировала авария на японской АЭС «Фукусима». В итоге канцлер изменила свою позицию по ядерной энергии: Германия в следующее десятилетие будет от нее отказываться, продолжая развивать солнечную и ветровую энергетику, по которым немцы лидируют среди крупных индустриальных экономик. Сейчас страна получает из возобновляемых источников четверть энергии. Одновременно Меркель борется с нетерпимостью в своей партии, говоря, например, о необходимости дружелюбнее относиться к иммигрантам. У сторонников социал-демократов и «Зеленых» все меньше поводов в принципе приходить на избирательные участки — и явка, действительно, падает. Шнайдер, бывший одним из лидеров поколения 1968 года, говорит: «В этом и заключается гений Ангелы Меркель — при ней разделение на партии практически обессмыслилось».

Этой осенью на выборах в трех землях бывшей Восточной Германии хорошие результаты показала новая правая партия — «Альтернатива для Германии» (АдГ). За нее проголосовали до 10% избирателей. АдГ выступает за выход Германии из еврозоны и против либеральной политики Меркель в вопросах о гей-браках и иммиграции. Сдвинув свою партию к центру, Меркель создала в германской политике пространство для аналога французского Национального фронта или Партии независимости Соединенного Королевства. Если темпы роста германской экономики продолжат падать, Меркель станет трудно невозмутимо парить над межпартийными сварами и сохранять имидж «Мамы» и главной болельщицы победившей на Чемпионате мира по футболу команды.

Однако пока главный политический вопрос в Берлине заключается в том, будет ли она баллотироваться в 2017 году на четвертый срок. Йошка Фишер (Joschka Fischer) считает, что Германия при Меркель вернулась в эпоху бидермейера — то есть в период между Наполеоновскими войнами, закончившимися в 1815 году, и либеральными революциями 1848 года. Тогда в Центральной Европе царил мир, и средний класс фокусировался на росте благосостояния и обустройстве быта. «Она правит Германией в солнечную погоду. Это мечта любого демократически избранного лидера, — говорит Фишер. — Однако в стране напрочь отсутствует интеллектуальная дискуссия». Я отметил, что любой бидермейер когда-нибудь заканчивается. «Да, — согласился мой собеседник. — И обычно весьма бурно».

Политический консенсус, основанный на экономическом успехе, довольные граждане, покладистая пресса и популярный лидер, редко расходящийся с общественным мнением, — все это сильно напоминает Америку Эйзенхауэра. Однако, хотя многие из нас, с нашей боязнью национального упадка, могут всему этому только позавидовать, думающих немцев такая ситуация, скорее, пугает. Их демократия не настолько стара, чтобы уходить на отдых.

«Мы получили демократию от вас в сороковых и пятидесятых — можно сказать, в подарок, — заявил мне Курбювайт. — Но я не уверен в том, что демократическое мироощущение хорошо укоренилось в нашей стране. Нам, немцам, нужно продолжать практиковаться в демократии, ведь мы все еще ей учимся». У Курбювайта недавно вышла книга под названием «Альтернативы нет». Этой фразой Меркель охарактеризовала свою политику в отношении евро, но автор использовал ее, чтобы показать, насколько канцлер сумела обескровить германскую политику. «Я не считаю, что демократия исчезнет, если Меркель 20 лет пробудет канцлером, — говорит он. — Однако, по-моему, демократия отступает по всему миру, и в нашей стране с ней тоже есть проблемы. Нужно приучить людей к тому, что демократия — штука хлопотная, что за нее все время надо сражаться и что политиком должен быть каждый — а не только Меркель».

Джордж Пэкер — писатель, штатный сотрудник The New Yorker. Освещал для журнала войну в Ираке и гражданскую войну в Сьерра-Леоне, получил за эту работу две премии OPC. Преподавал в Гарварде, Беннингтоне и Колумбийском университете. Обладатель Национальной книжной премии в номинации «Документальная литература», Пулитцеровской премии за нехудожественную литературу.

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20141209/224815529.html#ixzz3M82aFTOt
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on FacebookДжордж Пэкер – писатель, штатный сотрудник The New Yorker. Освещал для журнала войну в Ираке и гражданскую войну в Сьерра-Леоне, получил за эту работу две премии OPC. Преподавал в Гарварде, Беннингтоне и Колумбийском университете. Обладатель Национальной книжной премии в номинации «Документальная литература», Пулитцеровской премии за нехудожественную литературу.
Об изумительном восхождении Ангелы Меркель, самой влиятельной женщины в мире.
Часть 1 смотри здесь: http://www.ukrpolitic.com/?p=3177.

Самым трудным временем для Меркель на посту канцлера стал кризис еврозоны, грозивший подорвать экономику всей южной Европы и уничтожить евро. Кризис показал Меркель, что великие замыслы могут быть опасны. Коль, мысливший историческими категориями, привязал Германию к европейской валюте, не имея политического союза, который мог бы заставить евро работать. «Сейчас это адская машина, — сказал один высокопоставленный руководитель. — И она по-прежнему пытается ее отремонтировать».

Решения Меркель во время кризиса говорят о том, что она как политик в своих расчетах больше думает об избирателях, нежели о собственном месте в истории. Когда обнаружилось, что долг Греции находится на критической отметке, она не торопилась переводить деньги немецких налогоплательщиков в фонд помощи, а в 2011 году заблокировала французско-американское предложение о скоординированных действиях Европы. Германия обладает самой сильной в Европе экономикой, намного превосходя остальных. Ее производственная база и активная экспортная торговля существенно выиграли от ослабления евро. При Шредере Германия провела реформы в вопросах занятости и социального обеспечения, что сделало ее более конкурентоспособной. А Меркель прибыла на сцену как раз вовремя, чтобы пожинать плоды успеха. На всем протяжении кризиса Меркель пряталась в коконе экономических деталей, отказываясь выступать перед немецкими избирателями, которые считали греков расточительными и ленивыми. Она не шла на решительные и непопулярные меры вопреки тому, что отсрочка грозила затянуть это суровое испытание, и отказывалась от них даже в ключевые моменты в конце 2011-го и летом 2012 года, когда под угрозой оказался сам евро. Писатель и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) сравнивал ее с водителем в тумане: «Ты видишь только на пять метров вперед, но не на сто метров, а поэтому лучше проявлять осторожность, не говорить лишнего и действовать шаг за шагом. И вообще никаких взглядов в перспективу».

Карл-Теодор цу Гуттенберг (Karl-Theodor zu Guttenberg), занимавший пост министра обороны Германии с 2009 по 2011 годы, сказал, что у Меркель «макиавеллиевское» отношение к кризису. Ей хватило выдержки, чтобы как можно дольше сохранять разные варианты действий, после чего она спрятала свои решения в «облаке сложности». Гуттенберг отмечал: «Поэтому ей было проще несколько раз самым радикальным образом менять свою точку зрения, и тогда этого никто не заметил». В итоге Меркель под давлением других европейских лидеров и президента Обамы одобрила план, в соответствии с которым Европейский центробанк должен был предотвратить греческий дефолт за счет скупки облигаций. Точно так же поступил и Федеральный резерв во время американского финансового кризиса. В ответ страны южной Европы подчинились строгим бюджетным правилам и дали согласие на надзор ЕЦБ над их центробанками. Меркель поняла, что не может позволить кризису еврозоны потопить проект европейского единства. «Если падет евро, падет Европа», — объявила она. Евро спасли — но спасли ценой губительной политики жесткой экономии и высокой безработицы. Во многих европейских странах Меркель, являющуюся дочерью протестантского священника, недолюбливают, называя строгой и ханжеской пуританкой. В то же время поддержка ЕС опустилась до исторического минимума.

Преданность Меркель единой Европе — не идеализм. Скорее, она исходит из интересов Германии, и это та мягкая форма национализма, которая отражает растущую силу страны и ее крепнущую уверенность в себе. Историческую проблему Германии — которую Генри Киссинджер описал следующими словами: «Слишком велика для Европы, слишком мала для мира» — можно преодолеть только за счет сохранения единства Европы. Курбьювейт сказал об этом так: «Европа нужна Германии, потому что — об этом трудно говорить, но это так — Европа делает Германию больше».

Однако политика строгой экономии Меркель только ослабила Европу, и эта слабость начинает отрицательно сказываться на Германии, чья базирующаяся на экспорте экономика нуждается в соседних рынках. В этом году темпы экономического развития в Германии замедлились, а рост в Европе остается очень слабым. Тем не менее, Германия намерена обеспечить баланс бюджета в 2015 году, что произойдет впервые с 1969 года. Кроме того, она выступает против монетарной политики еврозоны по стимулированию роста за счет скупки долга. В последние недели на фоне падения мировых рынков между Меркель и остальными европейскими лидерами возник раскол.

После 2005 года Меркель приходилось скрывать у себя в стране свою приверженность свободному рынку, дабы сохранить собственную политическую жизнеспособность. Вместо этого она экспортировала свои идеи в другие страны континента, применяя их без особого учета макроэкономических условий, как будто такие достоинства как бережливость и дисциплина являются европейской миссией возрождающейся Германии. Меркель буквально одержима демографией и экономической конкурентоспособностью. Ей нравится разбираться в диаграммах и графиках. В сентябре один из ее старших помощников показал мне целую пачку таких бумаг, сказав, что Меркель только что их изучила. Они отражали результаты экономической деятельности разных европейских стран по целому ряду показателей. Она отметила, что по затратам на рабочую силу в расчете на единицу продукции Германия существенно отстает от среднего показателя еврозоны. Однако население Германии, являясь самым многочисленным в Европе, не растет и постепенно стареет. «Такая страна не может накапливать долг», — сказал этот старший помощник.

Штефан Райнике (Stefan Reinecke) из левой газеты Die Tageszeitung отметил: «На тридцатой минуте каждой произносимой ею речи, когда все уже спят, она говорит три вещи. Она говорит, что население Европы составляет всего 7% от общемирового, что оно производит 20% от глобального объема продукции, но что расходы на социальное обеспечение там равны 50%. Меркель заявляет, что такую ситуацию надо менять». Канцлер жалуется на то, что в Германии нет своей Кремниевой долины. «В Германии нет своей Facebook, нет своего Amazon, — заявил ее старший помощник. — Существует такая немецкая тенденция, которая хорошо прослеживается в Берлине: мы настолько зажиточны, что думаем, будто так будет всегда, хотя понятия не имеем, откуда придет это богатство. Абсолютное самодовольство».

Германия испытывает серьезное беспокойство от того, что она слишком сильна, а Европа слишком слаба. Однако Меркель никогда не обсуждает эту проблему. Йошка Фишер, который хвалит Меркель по многим вопросам, критикует ее за такое молчание. «В интеллектуальном плане это большая, очень большая проблема — трансформировать национальную мощь в общеевропейскую мощь, — сказал он. — Но большая часть политической и экономической элиты в Германии, включая канцлера, понятия об этом не имеет».

Два мировых лидера, с которыми у Меркель самые важные и сложные отношения, это Обама, пользующийся ее невольным уважением, и Путин, заслуживший ее глубокое недоверие. Когда пала Берлинская стена, Путин был майором КГБ и служил в Дрездене. При помощи своего хорошего немецкого и пистолета он в то время отпугнул толпу восточных немцев, которые собирались взять штурмом отдел КГБ и забрать оттуда секретные документы. Потом он эти документы уничтожил. Спустя 12 лет Путин, ставший к тому времени президентом России, намного более дружелюбно обратился к бундестагу «на языке Гёте, Шиллера и Канта», заявив, что «Россия дружественная европейская страна», чья «главная цель — это стабильный мир на континенте». Путин хвалил демократию и осуждал тоталитаризм, заслужив тем самым овацию слушателей, среди которых была Меркель.

После войны, разрушений и оккупации российско-германские отношения вернулись к более дружелюбной динамике, которая преобладала до начала 20-го века. Немецкие политики заговорили о «стратегическом партнерстве» и о «сближении посредством экономической интеграции». В 2005 году Шредер утвердил проект строительства газопровода, который проложили в Россию по дну Балтийского моря. Он подружился с Путиным, называя его «безупречным демократом». В прошлом десятилетии Германия стала одним из крупнейших торговых партнеров России, а Москва сегодня на 40% обеспечивает потребности Германии в газе. В Германии живет 200000 российских граждан, и Россия наладила обширные связи в немецком деловом сообществе и в Социал-демократической партии Германии.

Владея русским языком, и попутешествовав в молодости по советским республикам, Меркель чувствует устремления и обиды России, чего так не хватает западным политикам. У нее в кабинете висит портрет родившейся в Пруссии императрицы Екатерины II, которая правила Россией в ее золотую эпоху в 18-м веке. Но будучи восточной немкой, Меркель не испытывает особых иллюзий в отношении Путина. После его выступления в бундестаге она сказала своей коллеге: «Типичный разговор КГБ. Никогда не доверяй этому человеку». Журналист Ульрих из Die Zeit сказал: «Она всегда скептически относилась к Путину, однако ненависти к нему она не испытывает. Ненависть — слишком сильное чувство».
Владимир Путин и Ангела Меркель смотрят на робота BionicOpter

Во время встреч Путин и Меркель иногда говорят по-немецки (он владеет немецким лучше, чем она русским), и порой Путин поправляет своего переводчика, чтобы показать Меркель, как он за всем следит. Путинская мужская бравада вызывает у Меркель нечто вроде научного понимания его эмоционального состояния. В 2007 году, во время переговоров о поставках энергоресурсов в президентской резиденции в Сочи Путин позвал своего лабрадора Кони в комнату, где они вели беседу. Лабрадор подошел, обнюхал Меркель, и та заметно испугалась. В 1995 году ее покусала собака, и Путин заметил этот испуг. Он откинулся на спинку кресла, явно наслаждаясь моментом, и широко расставив ноги. «Не беспокойтесь, собака будет хорошо себя вести», — сказал Путин. Меркель хватило присутствия духа, чтобы ответить по-русски: «Ладно, журналистов ведь она не ест». Немецкая пресса возмутилась и «была готова побить Путина», как выразился один присутствовавший там репортер. Позднее Меркель объяснила его поведение. «Я понимаю, почему ему пришлось это сделать — чтобы доказать, что он мужчина, — заявила она журналистам. — Он боится своих собственных слабостей. У России нет ничего, ни успешной политики, ни успешной экономики. Есть только это».

В начале 2008 года, когда президент Джордж Буш младший пытался включить Украину и Грузию в состав НАТО, Меркель блокировала подобные действия с учетом предполагаемой реакции России, а также по причине возможной дестабилизации на восточных окраинах Европы. Позднее в том же году, после того как Россия оккупировала два региона Грузии — Абхазию и Южную Осетию — Меркель изменила свое мнение и заявила об открытой позиции относительно принятия Грузии в НАТО. Она продолжала быть осторожной в достижении баланса между европейским единством, альянсом с Америкой, деловыми интересами Германии и продолжающимися связями с Россией. Говорят, что кайзер Вильгельм I однажды заметил, что только Бисмарк, вовлекший Германию в систему уравновешивающих друг друга балансов, был способен жонглировать четырьмя или пятью мечами. Преемник Бисмарка Лео фон Каприви жаловался на то, что он с трудом справляется с двумя мечами, и в 1890 году прервал договор с Россией, подготовив тем самым условия для первой мировой войны. Когда в марте нынешнего года Россия аннексировала Крым и инспирировала сепаратистскую войну в восточной Украине, Меркель вынуждена была заняться именно теми делами, в которых предшествующие немецкие лидеры испытали катастрофические неудачи.

Российская агрессия на Украине ошеломила преследуемых своей историей и законопослушных немцев. «Путин всех удивил», включая Меркель, сказал мне один из ее главных помощников. — Стремительность, жестокость, бессердечность. Все это очень в стиле 20-го века — танки, пропаганда, агенты-провокаторы«.

Вдруг все в Берлине стали читать книгу Кристофера Кларка «Сомнамбулы» (The Sleepwalkers) о причинах первой мировой войны. Вот вывод, сделанный после этого большинством немцев, — нужно проявлять осторожность, поскольку даже небольшой костер способен превратиться в крупный пожар. В ходе дискуссии относительно первой мировой войны со студентами в Немецком историческом музее Меркель сказала: «Многие считают, что я постоянно выступаю как сдерживающий элемент, но, на мой взгляд, необходимо и исключительно важно обращаться к людям и реально слышать их в ходе политических обсуждений». Меркель исключила военный вариант решения, однако она заявила также о неприемлемости российских действий — территориальная целостность представляет собой незыблемую часть европейского послевоенного порядка — и потребовала серьезного ответа со стороны Запада. Впервые за весь период ее работы в качестве федерального канцлера общество ее не поддержало. Согласно проведенным тогда опросам общественного мнения, немцы хотели, чтобы Меркель заняла позицию посредине между Западом и Россией. Существенное меньшинство — особенно в бывшей восточной части страны — проявляло симпатию по отношению к российским утверждениям о том, что якобы экспансия НАТО заставила Путина предпринять оборонительные действия и что украинские лидеры в Киеве являются фашистскими головорезами. Гельмут Шмидт, бывший федеральный канцлер, представлявший партию социал-демократов, высказал некоторые из этих взглядов, и то же самое сделал Герхард Шредер, который стал оплачиваемым лоббистом компании, контролируемой российским нефтегазовым гигантом Газпромом, и который отметил свой 70-летний юбилей с Путиным в Санкт-Петербурге спустя месяц после российской аннексии Крыма. Высказанное Шмитом и Шредером мнение вызвало серьезное замешательство среди немецких социал-демократов.

Образовался разрыв между мнением элиты и простых людей: немецкие газеты, публиковавшие передовые статьи с призывом занять жесткую позицию в отношении России, получали большое количество критических писем своих читателей. Меркель, как и ожидалось, ничего не сделала для того, чтобы ликвидировать этот разрыв. Для большинства немцев нынешний кризис был инспирирован сочетанием безразличного отношения и страха. Если речь и заходила об Украине, то ее воспринимали как какое-то отдаленное место где-то на окраине Европы (но не как жертву колоссальных преступлений немцев во время Второй мировой войны). Немцы были недовольны тем, что их прекрасный сон был потревожен. «Большинство людей желают мира и хотят иметь комфортную жизнь, — отметил русский (по происхождению — прим. перев.) эксперт в области энергетики и советник немецкой нефтегазовой компании Wintershall Александр Рар (Alexander Rahr) — Они не выступают против конфликтов и новой холодной войны. Поэтому они хотят, чтобы Соединенные Штаты не вмешивались в европейские дела. Если Россия хочет получить Украину, которая далеко не у многих людей вызывает симпатии, то пусть так и будет». В каком-то смысле, историческая вина Германии — речь идет о более 20 миллионах погибших советских людей во Вторую мировую войну — способствует пассивному отношению этой страны. Чувство ответственности за прошлое требует, чтобы Германия ничего не делала в настоящем. Ульрих (Ulrich), сотрудник еженедельника Die Zeit, жестко сформулировал эту точку зрения: «Мы в прошлом так много убивали — поэтому сегодня мы не можем умирать».

Немцев и русских связывает столь ужасная память, что любое предположение относительно конфликта сразу же приводит к чему-то немыслимому. Михаэль Науман (Michael Naumann) помещает украинский кризис в контекст «этого колоссального эмоционального связующего звена между преступником и жертвой», и в результате Германия постоянно оказывается в более слабой позиции. В 1999 году Науман, бывший в то время министром культуры в правительстве федерального канцлера Шредера, пытался договориться о возвращении пяти миллионов предметов искусства, вывезенных русскими из Германии после окончания Второй мировой войны. В ходе переговоров он и его российский коллега Николай Губенко поделились друг с другом своими личными историями. Науман, родившийся в 1941 году, через год потерял своего отца, который погиб в ходе битвы за Сталинград. Губенко тоже родился в 1941 году, и его отец также погиб на войне. Спустя пять месяцев после этого его мать была повешена немцами.

«Шах и мат», — сказал тогда россиянин немцу. Оба они заплакали. «Нечего было обсуждать, — вспоминал Науман. — Губенко сказал: «Пока я жив, мы ничего не будем возвращать».

Что касается Меркель, то для нее характерно лишенное сентиментальности отношение к России. Александр Ламбсдорф (Alexander Lambsdorff), представляющий Германию член Европейского Парламента, сказал: «Она считает русских традиционной гегемонистской державой, которая некоторое время находилась в подчиненном положении, но теперь вновь выступает в прежнем качестве».

Украина заставила Меркель заняться жонглированием вполне в стиле Бисмарка, и она начала ежедневно уделять этому кризису два или три часа. Публично Меркель говорила немного, дожидаясь того момента, когда ненадлежащее поведение России сможет переубедить немецкую публику. Ей нужна была поддержка партнеров по коалиции в Бундестаге, в том числе со стороны более проороссийски настроенных социал-демократов. А еще она должна была удерживать вместе Европу, и это означало оставаться в тесном контакте с лидерами 27 стран и понимать ограничения, характерные для каждого из них. Она должна была учитывать следующие моменты: как санкции в отношении России повлияют на лондонский финансовый рынок; согласятся ли французы приостановить поставку уже оплаченных Россией десантных вертолетоносцев; будут ли Польша и прибалтийские государства уверены в поддержке со стороны НАТО; каково будет воздействие российской пропаганды в Греции; насколько сильно Болгария зависит от российского природного газа. А для того, чтобы санкции были действенными, Европа должна была оставаться единой.

Кроме того, Меркель нужно было сохранять открытым ее каналы связи с Путиным. Даже в марте, после одобрения Евросоюзом первого раунда санкций, политика Германии не была направлена на изоляцию России — эти две страны слишком прочно связаны. Меркель является самым важным собеседником Путина на Западе — они общаются между собой один раз в неделю, если не чаще. «Она говорила в Путиным в течение последних нескольких месяцев больше, чем Обама, Олланд и Кэмерон вместе взятые, — отметил один высокопоставленный чиновник. — Она умеет с ним говорить, как никто другой. Кэмерон и Олланд звонят ему для того, чтобы иметь возможность сказать — они являются мировыми лидерами и провели эти разговоры». Жесткость Меркель способна вызывать неприятные ощущения, в том числе тогда, когда она указывают Путину пути выхода из его собственной сложной ситуации. Прежде всего она пытается понять, как он думает. «Сегодня Россия способна вызвать сильную злость, однако я заставляю себя говорить независимо от моих чувств, — сказала она, выступая в Немецком историческом музее. — И каждый раз, когда я это делаю, я удивляюсь тому, как много других точек зрения может существовать относительно того вопроса, который для меня является абсолютно ясным. После этого я должна заняться этими точками зрения, что также способно дать что-то новое». Вскоре после аннексии Крыма Меркель, как говорят, сказала в беседе с Обамой о том, что Путин живет «в ином мире». Она намерена вернуть его к реальности.

Один немецкий чиновник сказал мне: «По мнению федерального канцлера, Путин считает нас декадентами — мы геи, у нас мужчины с бородами (намек на Кончиту Вурст (Conchita Wurst), трансвестита из Австрии, победившего в 2014 году на конкурсе песни „Евровидение“). И сильная Россия реальных мужчин выступает против декадентского Запада, который слишком изнежен, слишком избалован для того, чтобы защищать свои убеждения, если за это придется понизить хотя бы на 1% их уровень жизни. Таковы его ставки. Мы должны доказать, что это не так». Если Меркель выступит с призывом защищать западные ценности против российской агрессии, то она, действительно, лишится в таком случае поддержки у себя в стране. Когда восемь членов европейской группы наблюдателей, включая четырех немцев, были в апреле этого года захвачены пророссийскими сепаратистами — по сути, это был «казус белли», повод к началу войны, если бы они были американцами, — правительство Германии просто попросило Путина поспособствовать их освобождению. Меркель вела такую игру, которая обеспечила ей успех в немецкой политике: выжидать, пока противник не разрушит рам себя.

По крайней мере в одном из телефонных разговоров Путин солгал Меркель, чего он раньше никогда не делал. В мае, когда украинские сепаратисты организовали осужденный многими референдум, официальное российское заявление оказалось более позитивным, чем та позиция, о которой, как Меркель полагала, они с Путин договорились заранее. Она отменила свой телефонный звонок на следующей неделе — она была обманута и хотела, чтобы он почувствовал ее возмущение. «Русские были поражены, — сказал высокопоставленный российский чиновник. — Как она может прерывать связь?» Германия — единственная страна, которую Россия не может себе позволить потерять. Карл-Георг Велльман (Karl-Georg Wellmann) — он представляет в парламенте партию Меркель и является членом комитета Бундестага по внешней политике — сказал, что в тот момент, когда кризис стал углубляться и когда немцы начали выводить свои капиталы из России, кремлевские чиновники в частном порядке говорили своим немецким коллегам о том, что они хотят найти выход «Мы зашли слишком далеко — что нам теперь делать?» — спрашивали они. В московских ресторанах после третьей рюмки водки русские воскрешали в памяти 1939 год: «Если мы, Германия и Россия, объединимся, то будем самой мощной силой в мире».
Владимир Путин, Ангела Меркель и Петр Порошенко на празднвоании годовщины высадки в Нормандии

6 июня этого года в Нормандии Меркель и Путин встретились впервые после начала кризиса, а еще там присутствовали Обама, Олланд, Кэмерон и Петр Порошенко, недавно избранный президент Украины — они отмечали 70-ю годовщину начала операции по высадке союзнических войск в Европе. На сделанных журналистами фотографиях было заметно, что Меркель приветствует Путина как неодобрительно настроенная хозяйка — поджатые губы, изогнутые брови, — тогда как грубые черты лица Путина были настолько близки к заискивающему выражению, насколько это было физически возможно. Если судить по оптике проявления силы, то Меркель была сильней. «Подобная политическая изоляция больно его задевает, — сказал один из ее главных помощников. — Ему не нравится, когда его исключают». (Россию как раз в тот момент вывели из состава группы G-8). Позднее, перед завтраком, Меркель организовала короткую беседу между Путиным и Порошенко. Во время празднования юбилея высадки союзнического десанта немецкий федеральный канцлер находилась в центре всех событий. Вот что сказал по этому поводу Курбьювайт (Kurbjuweit): «Было удивительным видеть всех победителей во Второй мировой войне и также видеть проигравшую сторону, страну, которая несет ответственность за все это, — и именно она была тем лидером, с которым все хотели говорить! Это очень и очень странно. И, на мой взгляд, это стало возможным лишь потому, что это Меркель — потому что она такая приятная и спокойная».

Последний мяч, который Меркель должна поддержать в игре, является американским. Ее мнение относительно Обымы стало более благоприятным, хотя его популярность понизилась. В июле 2008 года, будучи еще кандидатом в президенты, Обама захотел выступить у Бранденбургских ворот в Берлине — в историческом центре города, в месте, зарезервированном для глав государств и правительств, а не для американских сенаторов. Меркель отклонила эту просьбу, и вместо этого Обама говорил о европейско-американском единстве у Колонны победы, расположенной в Тиргартене, перед собравшимися двумя сотнями тысяч восторженных поклонников — такое количество людей Меркель никогда вообще не собирала, и, конечно же, не в состоянии заворожить. Что касается Обамы, то ей не нравится его высокопарная риторика, — отметил высокопоставленный чиновник. — К таким вещам она относится с недоверием, и она сама в этом не сильна. Она говорит: «Я хочу посмотреть, что он сможет реально сделать». Если суммировать ее философию, что можно сказать так: меньше обещаний и больше дела«.

Во время первого года пребывания Обамы в должности президента Меркель часто и не в ее пользу сравнивали с ним, и подобная критика ее раздражала. По данным журнала Stern, ее любимая шутка заканчивается словами «Обама идет по воде». «Она, на самом деле, не считает его полезным партнером, — отмечает Торстен Крауэль (Torsten Krauel), один из ведущих журналистов газеты Welt. — Она считает его профессором, одиночкой, неспособным создавать коалиции». Отношения Меркель с Бушем были намного более теплыми, чем с Обамой, подчеркивает один из ее многолетних политических партнеров. Такой экспансивный человек как Буш просто загорается в ответ, тогда как Обама и Меркель похожи больше «на двух наемных убийц, находящихся в одной комнате. Они не обязаны говорить друг с другом — оба они молчат, оба они киллеры». В течение нескольких недель в 2011 году и в 2012 году на фоне критики со стороны американцев по поводу политики Германии во время кризиса еврозоны, она обращалась с просьбами о разговоре, однако хозяин Белого дома так и не позвонил.

Однако после того как она лучше узнала Обаму, она стала больше ценить те качества, которыми они оба обладают — аналитичность, осторожность, особый юмор при сохранении внешней серьезности, отстраненность. Бенджамин Родс (Benjamin Rhodes), заместитель советника Обамы по национальной безопасности, сказал мне, что, «по мнению президента, ни с одним другим лидером он так близко не работает, как с ней». А еще Родс добавил: «Они очень непохожи на публике, но, на самом деле, у них много общего». (Шутка Ульриха: «Обама — это Меркель, но в более приличном костюме»). Во время украинского кризиса Обама и Меркель часто консультируются друг с другом, и стараются сближать позиции Америки и Европы. Обама — полная противоположность тем самодовольным лидерам, которых Меркель подвергает критике и «проглатывает на завтрак», — это ее отличительная черта. Во время своего визита в Вашингтон Меркель встречалась со многими сенаторами, в том числе с Джоном Маккейном из Аризоны и Джеффом Сессионсом (Jeff Sessions) из Алабамы. Она пришла к выводу, что они слишком озабочены необходимостью демонстрировать твердость в отношении бывшего противника Америки в холодной войне, чем собственно событиями на Украине. (Маккейн назвал подобный подход «робким»). Для Меркель Украина является практической проблемой, которую нужно решить. Это отражало и позицию Обамы.

17 июля, в тот день, когда я беседовал с Родсом в его офисе, расположенном в подвальном помещении Белого дома, по телевизору показали обломки малазийского авиалайнера, раскиданные по полю в восточной Украине. Причины этого крушения еще были не ясны, но Родс сказал: «Если это русские его сбили, то тогда американцы и европейцы будут в одной лодке, и это все меняет». В Германии это изменение произошло незамедлительно. Кадры, на которых было показано, как сепаратистские боевики растаскивают вещи погибших пассажиров сбитого самолета, затронули Германию более глубоко и лично, чем продолжавшиеся несколько месяцев отвратительные бои между украинцами. Гражданский авиалайнер, голландские жертвы: «Люди осознали, что сентиментальное отношение к Путину и к России базировалось на ложных положениях», — отметил один немецкий дипломат. Идея относительно поддержания равной дистанции между Россией и Западом относительно Украины перестала существовать. Хотя последствия этого кризиса начали отражаться на экономике Германии, в тот момент уже три четверти населения страны были на стороне Меркель. В конце июля Евросоюз одобрил новый раунд финансовых и энергетических санкций.
Ситуация в Донецкой области

С того момента российские войска и вооружения стали пересекать границу в большом количестве, и военные действия приобрели более ожесточенный характер. В своей речи в Австралии на прошлой неделе Меркель предупредила о том, что российская агрессия может распространиться дальше, и призвала к терпению, необходимому для продолжительной борьбы: «Кто бы мог подумать, что спустя 25 лет после падения (Берлинской) стены… нечто подобное может произойти в самом центре Европы?» Вместе с тем в день ее выступления Евросоюз не смог принять решение о новом раунде санкций в отношении России. Гуттенберг (Guttenberg), бывший министр обороны тогда заметил: «Мы довольны сохранением статус-кво и пинаем консервную банку вверх по дороге — а не вниз, — но она постоянно возвращается к нашим ногам».
Тесное закулисное взаимодействие между Вашингтоном и Берлином совпадает с периодом отчуждения в обществе. Немцы сказали мне, что антиамериканизм в Германии сегодня стал более сильным, чем это было во время полемики по поводу крылатых ракет в начале 1980-х годов. Последняя по времени причина — это разоблачения, опубликованные прошлой осенью на основе документов, которые оказались в распоряжении журнала Der Spiegel с подачи Эдварда Сноудена. В них говорится о том, что Агентство национальной безопасности (АНБ) в течение десятилетия подслушивало разговоры Меркель по сотовому телефону. Меркель, сохраняя невозмутимость, выразила, скорее, раздражение, чем негодование, однако ощущение предательства у немецкой публики оказалось более глубоким. Оно не уменьшается — вмешательство со стороны АНБ всплывало почти в каждом разговоре в Берлине — особенно относительно Обамы, который, хотя и пообещал прекратить подслушивание, так и не извинился. (Он в частном порядке выразил Меркель сожаление по этому поводу). «Подслушивание ее телефона — это больше, чем невежливость, — подчеркнул Райнер Эппельман (Rainer Eppelmann), бывший восточногерманский диссидент. — Такие вещи не делаются. Друзья не шпионят друг за другом». (Однако американские официальные лица, с которыми я беседовал, хотя и были обеспокоены последствиями подобных нарушений, выражали недоумение по поводу немецкой наивности и лицемерия, поскольку шпионскую работу ведут обе стороны).

Германские дипломаты хотели договориться с американцами о взаимном запрете шпионажа, однако получили отказ. У США нет таких соглашений ни с кем, в том числе с членами «Пяти глаз» — группы союзных англоязычных стран, почти без ограничений делящихся друг с другом разведданными. Немцы утверждали, что США предлагали Германии членство в «Пяти глазах» но затем отозвали предложение. Американцы возражают. «Серьезных разговоров об этом никогда не было, — заметил высокопоставленный источник в американской администрации. — „Пять глаз“ — это не просто соглашение. Это инфраструктура, которую мы создавали 60 лет».

«Я склонен этому верить, — утверждает германский дипломат. — Когда мы узнали о „Пяти глазах“, мы совсем не обрадовались. Да и чисто юридически мы не можем к ним присоединиться, потому что деятельность нашей разведки жестко ограничена».

В июле Федеральная разведывательная служба Германии (БНД) арестовала своего сотрудника из Мюнхена по подозрению в шпионаже в пользу США. Его поймали, когда он через Gmail предлагал свои услуги русским. Когда немцы обратились за информацией о нем к своим американским коллегам, его почтовый ящик неожиданно закрылся. На допросе он признал, что два года передавал агенту ЦРУ из Австрии документы (предположительно, безобидного характера) и получил за это 25 тысяч евро. Реакция Германии была беспрецедентной — из Берлина выслали начальника местной резидентуры ЦРУ. Этот второй скандал, последовавший за историей с АНБ, был хуже, чем преступлением — он был грубой ошибкой. Меркель была вне себя от ярости. Похоже, ни один американский чиновник — ни в Вашингтоне, ни в Берлине — не задумался о потенциальном политическом ущербе от разведывательных операций. Президенту о шпионе не сообщали. «Вообще-то, президент вправе ожидать, что, люди, которые решают, что делать и чего не делать в Германии, будут принимать во внимание политическую динамику», — полагает Родс.

Шпионские скандалы подорвали симпатии германского общества к НАТО как раз в тот момент, когда альянс стал особенно нуждаться в поддержке из-за противостояния с Россией. Депутат Европейского парламента Ламбсдорфф рассказывал мне: «Когда я говорю избирателям, что нам нужно укреплять отношения с США, я слышу в ответ: „Зачем? Они нам врут“». Достигнутое Германией преобладание в Европе превратило Меркель в последовательную сторонницу трансатлантизма, однако, по мнению Ламбсдорффа, «теперь это ей явно вредит». «Такие вещи только уменьшают ее в капитал. Теперь в Германии выгодно быть против Вашингтона», — говорит он.

Обаму эта ситуация настолько встревожила, что в конце июля он послал в Берлин успокаивать германские власти главу президентской администрации Дениса Макдоно (Denis McDonough). В ходе четырехчасовой встречи стороны договорились подготовить почву для выработки более четких норм в области шпионажа и обмена разведывательной информацией. Однако подробности остались непроработанными, и теперь благоприятно отзывается о США едва ли половина германского общества. Это самый низкий уровень в Европе — ниже, чем в неизменно враждебной Греции.

В определенном смысле, в немцах никогда не засыпал антиамериканизм. Он существует в двух видах — левый антикапиталистический, восходящий к шестидесятым, и еще более старый правый антидемократический. Что касается центра, играющего сейчас главную роль в германской политике, то многие центристы, особенно те, что постарше, привыкли считать США создателями германской демократии. Подобные идеи неизбежно ведут к разочарованию в Америке. Романист и журналист Петер Шнайдер (Peter Schneider) объясняет это так: «Вы создали образ спасителя, а теперь мы видим, что вы далеко не совершенны. Хуже того, вы коррумпированы, отвратительно ведете бизнес и давно лишились своих идеалов». Иракская война, Гуантанамо, беспилотники, не оправдавшиеся ожидания от президентства Обамы, а теперь еще и шпионаж! «Вы, фактически, нарушили свои обещания, и мы теперь чувствуем себя обманутыми».

Впрочем, дело не только в подъеме антиамериканизма и в симпатиях немцев к России. Существуют и более глубокие факторы. Во время Первой мировой войны Томас Манн отложил работу над «Волшебной горой» ради цикла странных и страстных статей о Германии и войне. Они вышли в 1918 году, перед самым перемирием, под заголовком «Размышления аполитичного». В них Манн обсуждает немецкий национальный характер и национальную философию. Как художник, он встал на сторону Германии — «ее культуры, души, свободы, искусства» —против политизирующей интеллект либеральной цивилизации Франции и Англии, которую поддерживал его старший брат Генрих. Германская традиция была авторитарной, консервативной и «неполитической». Она была ближе к русскому духу, чем к поверхностному материализму демократической Европы. Война стала бунтом Германии против Запада. Германская Империя отказалась принять принципы равенства и прав человека, которые ей пытались навязать насильно. Хотя, оказавшись после прихода нацистов к власти в эмиграции, Манн стал ярым поборником демократических ценностей, от «Размышлений» он никогда не отрекался.

В Берлине мне говорили, что эта сложная и полузабытая книга многое говорит о Германии эпохи Меркель. Мирное объединение страны и ее успехи в период кризиса евро, судя по всему, возвращают немцев к былой идентичности, которая намного старше послевоенной Федеративной Республики с ее конституцией, написанной под сильным американским влиянием. «Западная Германия была хорошей страной, — объяснял мне колумнист и писатель Георг Диц (Georg Diez). — Она была молодой, сексуальной, смелой, западной — точнее, американской. Но, по-видимому, это была только маска. Сейчас Германия становится более немецкой и менее западной, возвращается к национальным корням».

Диц совсем не считает, что это хорошо. По его словам, Германия становится менее демократической, потому что, в сущности, немцы хотят только стабильности, безопасности и экономического роста. Фактически, им нужно, чтобы их просто оставили в покое и чтобы власти охраняли их сбережения и избегали войн. В итоге они получили как раз такого канцлера, какого хотели. «Меркель убрала политику из политики», — утверждает Диц.
Ангела Меркель на заседании Бундестага

Сейчас Меркель 60 лет и она остается самым успешным политиком в новейшей истории Германии. Ее популярность достигает 75%. Для нашего времени с его неприязнью к избранным лидерам это — невероятный уровень. Ее фирменным знаком остается безыскусность в сочетании с протестантской честностью и прусской прямотой. Однажды, беседуя с группой журналистов в гостиничном баре на Ближнем Востоке, она сказала: «Только подумайте? Я — канцлер! Что я, вообще, здесь делаю? Когда я росла в ГДР, мы представляли себе капиталистов по карикатурам — в цилиндрах, черных плащах, с сигарами и огромными ногами. А теперь я здесь, и они меня слушают!» Разумеется, отчасти это — осознанно выбранный имидж. «Она очень старается не демонстрировать никаких претензий — и это тоже в своем роде претензия», — заявил мне высокопоставленный чиновник.

Меркель по-прежнему живет в центре Берлина, в обычной съемной квартире через канал от Пергамского музея. На латунной табличке на двери написано имя ее мужа—»проф. Зауэр«. Рядом дежурит одинокий полицейский. В своем просторном кабинете в стеклянном здании Ведомства канцлера Меркель предпочитает работать за простым столом рядом со входом, а не за тринадцатифутовой черной громадиной, установленной Шредером в дальнем конце помещения. «Эта женщина невротически трудолюбива, — говорит ее давний политический соратник. — Она спит не больше пяти часов в сутки. Я могу позвонить ей в час ночи — и она будет бодрствовать. Причем она будет работать с бумагами, а не читать книгу».

Гостей, посещающих Ведомство канцлера, Меркель кормит традиционной немецкой едой—картофельным супом и голубцами. Когда она ужинает в своем любимом итальянском ресторане, она общается с друзьями и не отвлекается от разговора, чтобы приветствовать свой народ — который тоже предпочитает ее не тревожить. Когда ее муж звонит в Филармонию (Меркель и Зауэр — страстные поклонники Вагнера и Веберна) и ему предлагают бесплатные билеты, он всегда настаивает на оплате. Свои места в зале супруги занимают почти незаметно. Одна моя приятельница как-то встретила Меркель в своей любимой парикмахерской у Курфюрстендамма, и они поболтали о стрижках. «Цвет для женщины — самое главное», — заявила канцлер, над прической которой давно перестали смеяться.

Ранее в этом году президент Йоахим Гаук (Joachim Gauck) сделал сенсационное заявление, в котором призвал Германию серьезнее относиться к международным обязательствам, в том числе в военной сфере. Меркель (никак не прокомментировавшая его слова) такого никогда бы не сказала — особенно после того, как организованный в мае министерством иностранных дел опрос показал, что 60% населения скептически относятся к более активному участию Германии в мировых делах. Германские журналисты считают, что деятельность Меркель почти невозможно освещать. Как говорит журналист Die Tageszeitung Ульрих Шульте (Ulrich Schulte), входящий в канцлерский пул, «нам приходится рыть землю в поисках сюжетов». Они восхищаются Меркель в частной жизни, однако цитировать ее им запрещено, а на публике этот человек исчезает. Она выгоняет советников и друзей, предавших доверие хоть в мелочи. Германская пресса становится — в духе времени — все более центристской и все больше интересуется здоровым образом жизни и прочими бытовыми темами. Кстати, почти все политические журналисты, с которыми я общался, голосовали за Меркель, хотя и чувствовали, что она лишает их работу смысла. Однако причин голосовать иначе у них просто не было.

Меркель сумела нейтрализовать оппозицию, переняв ее повестку. Она подружилась с профсоюзами, снизила пенсионный возраст для некоторых категорий работников и повысила выплаты матерям и старикам. Дирку Курбювайту (Dirk Kurbjuweit) из Der Spiegel она говорила, что ей приходится все больше опираться на пожилых избирателей по мере того, как Германия стареет. В 2011 году Меркель шокировала авария на японской АЭС «Фукусима». В итоге канцлер изменила свою позицию по ядерной энергии: Германия в следующее десятилетие будет от нее отказываться, продолжая развивать солнечную и ветровую энергетику, по которым немцы лидируют среди крупных индустриальных экономик. Сейчас страна получает из возобновляемых источников четверть энергии. Одновременно Меркель борется с нетерпимостью в своей партии, говоря, например, о необходимости дружелюбнее относиться к иммигрантам. У сторонников социал-демократов и «Зеленых» все меньше поводов в принципе приходить на избирательные участки — и явка, действительно, падает. Шнайдер, бывший одним из лидеров поколения 1968 года, говорит: «В этом и заключается гений Ангелы Меркель — при ней разделение на партии практически обессмыслилось».

Этой осенью на выборах в трех землях бывшей Восточной Германии хорошие результаты показала новая правая партия — «Альтернатива для Германии» (АдГ). За нее проголосовали до 10% избирателей. АдГ выступает за выход Германии из еврозоны и против либеральной политики Меркель в вопросах о гей-браках и иммиграции. Сдвинув свою партию к центру, Меркель создала в германской политике пространство для аналога французского Национального фронта или Партии независимости Соединенного Королевства. Если темпы роста германской экономики продолжат падать, Меркель станет трудно невозмутимо парить над межпартийными сварами и сохранять имидж «Мамы» и главной болельщицы победившей на Чемпионате мира по футболу команды.

Однако пока главный политический вопрос в Берлине заключается в том, будет ли она баллотироваться в 2017 году на четвертый срок. Йошка Фишер (Joschka Fischer) считает, что Германия при Меркель вернулась в эпоху бидермейера — то есть в период между Наполеоновскими войнами, закончившимися в 1815 году, и либеральными революциями 1848 года. Тогда в Центральной Европе царил мир, и средний класс фокусировался на росте благосостояния и обустройстве быта. «Она правит Германией в солнечную погоду. Это мечта любого демократически избранного лидера, — говорит Фишер. — Однако в стране напрочь отсутствует интеллектуальная дискуссия». Я отметил, что любой бидермейер когда-нибудь заканчивается. «Да, — согласился мой собеседник. — И обычно весьма бурно».

Политический консенсус, основанный на экономическом успехе, довольные граждане, покладистая пресса и популярный лидер, редко расходящийся с общественным мнением, — все это сильно напоминает Америку Эйзенхауэра. Однако, хотя многие из нас, с нашей боязнью национального упадка, могут всему этому только позавидовать, думающих немцев такая ситуация, скорее, пугает. Их демократия не настолько стара, чтобы уходить на отдых.

«Мы получили демократию от вас в сороковых и пятидесятых — можно сказать, в подарок, — заявил мне Курбювайт. — Но я не уверен в том, что демократическое мироощущение хорошо укоренилось в нашей стране. Нам, немцам, нужно продолжать практиковаться в демократии, ведь мы все еще ей учимся». У Курбювайта недавно вышла книга под названием «Альтернативы нет». Этой фразой Меркель охарактеризовала свою политику в отношении евро, но автор использовал ее, чтобы показать, насколько канцлер сумела обескровить германскую политику. «Я не считаю, что демократия исчезнет, если Меркель 20 лет пробудет канцлером, — говорит он. — Однако, по-моему, демократия отступает по всему миру, и в нашей стране с ней тоже есть проблемы. Нужно приучить людей к тому, что демократия — штука хлопотная, что за нее все время надо сражаться и что политиком должен быть каждый — а не только Меркель».

Джордж Пэкер — писатель, штатный сотрудник The New Yorker. Освещал для журнала войну в Ираке и гражданскую войну в Сьерра-Леоне, получил за эту работу две премии OPC. Преподавал в Гарварде, Беннингтоне и Колумбийском университете. Обладатель Национальной книжной премии в номинации «Документальная литература», Пулитцеровской премии за нехудожественную литературу.

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20141209/224815529.html#ixzz3M82aFTOt
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on Facebook

Автор

Олег Базалук

Oleg Bazaluk (February 5, 1968, Lozova, Kharkiv Region, Ukraine) is a Doctor of Philosophical Sciences, Professor, philosopher, political analyst and write. His research interests include interdisciplinary studies in the fields of neurobiology, cognitive psychology, neurophilosophy, and cosmology.