Авантюрная внешняя политика России: «сочувствующие Путину» и их заблужденияАвантюрная внешняя политика России: «сочувствующие Путину» и их заблуждения

Andreas Umland

Своей авантюрной внешней политикой Кремль защищает не столько якобы ущемляемые национальные интересы, сколько личные интересы власть имущих. И «сочувствующие Путину» оказывают при этом русским «медвежью услугу».

Когда речь заходит о политике Запада в отношении Восточной Европы, «сочувствующие Путину» в качестве убойного аргумента часто приводят утверждение, что Запад одержим русофобией. Толкователи нынешней внешней политики Кремля упрекают критиков Москвы в недостатке эмпатии, а то и в латентной ксенофобии в отношении российского народа и его традиций, опасений и воззрений. Одновременно с этим они, как правило, указывают на официальные результаты опросов общественного мнения, свидетельствующие о чрезвычайно высокой популярности Владимира Путина и его внешнеполитических решений, в частности, относительно аннексии Крыма и бомбардировок Сирии, среди российского населения. Кроме того, наряду с этими аргументами «сочувствующие Путину» нередко указывают на историческую роль России в жизни Европы, в том числе на ее былое успешное сотрудничество с Германией.

Однако насколько достоверны результаты социологических исследований в России? Действительно ли Путин настолько популярен там? И много ли в этой авторитарной и находящейся под контролем спецслужб системе находится людей, готовых хотя бы на условиях анонимности открыто выразить свое политическое мнение?

Почти никаких ценностей

Тот, кто имеет возможность смотреть политические информационные выпуски и ток-шоу на основных каналах российского государственного телевидения, знает, что их нельзя назвать средствами массовой информации в западном понимании. Люди, не владеющие русским языком, даже представить себе не могут, насколько эмоционально, агрессивно и абсурдно телевизионные пропагандисты Кремля трактуют многие процессы в международной политике как часть большого антироссийского заговора. Ежедневное нагнетание напряженности в контексте внешне- и внутриполитических событий, ловкое изложение «полуправды» и сомнительных исторических мифов в российских государственных масс-медиа еще намного дальше выходят за пределы того, что рассказывают своей западной аудитории телеканал Russia Today и информационное агентство Sputnik News. Фактически в России больше нет массовой журналистики, потому что почти все СМИ распространяют одну и ту же «кашу» из одностороннего тенденциозного освещения событий, сфабрикованных новостей и бессмысленных параноидальных утверждений.

Однако движущим мотивом нынешнего руководства Кремля является вовсе не защита национальных интересов, а, в первую очередь, прагматизм, который в своей циничной беспринципности едва ли поддается пониманию в Западной Европе. С этой целью, однако, в ход идут как националистические идеи, никоим образом не привязанные к каким-либо ценностям, так и интернационалистические принципы.

При этом эти прагматики беззастенчиво пользуются и фундаментальным религиозным, и подчеркнуто просветительскими мотивами. Зачастую они занимаются морализаторством, при этом, однако, действуя совершенно аморально. Они, в зависимости от ситуации, апеллируют как к традиционным человеческим ценностям, так и к этническим или национальным интересам. То они указывают на бесспорную историческую истину, то на право избирательной трактовки истории. Они не видят никакой разницы между былым стремлением вступить в НАТО и нынешней демонизацией альянса. Нынешние стандарты ЕС они одновременно трактуют и как образец для подражания, и как свидетельство декадентства Запада. Россию они представляют то как европейскую нацию, то как евразийскую цивилизацию, то как глубоко православную, то как современную и прогрессивную страну — в зависимости от того, что именно они хотят донести до своей публики в данный момент.

У напускной мегаломании постсоветского государства, основу экономики которого составляют нефтяные ресурсы, есть намного более рациональные причины, чем это признают «сочувствующие Путину», руководствующиеся психотерапевтическими мотивами. Путин и компания вовсе не являются параноиками и прекрасно понимают, что никто никогда не станет нападать на их ядерную державу, и совершенно осознанно используют собственный ядерный потенциал в качестве элемента сдерживания. Именно так им удалось предотвратить серьезную военную помощь Украине со стороны Запада.

За этим внешнеполитическим авантюризмом Москвы стоят не столько неконтролируемые эмоции и геополитическая неуверенность, сколько тактический расчет, преследующий — по меньшей мере, в краткосрочной перспективе — цель стабилизировать российскую клептократию. Россию, определенно, можно назвать бывшей державой, страдающей от постимпериальных «фантомных болей», однако, никак нельзя назвать вызывающим сочувствие «андердогом» в зависящем от американцев мире. На Украине Кремль защищает не загадочные «национальные интересы», а совершенно определенные личные интересы властителей. Ему надо, чтобы украинская демократическая модель провалилась, потому что если она окажется эффективной, то многие россияне вполне могут задуматься о том, чтобы повторить этот опыт и в Москве.

Плохо также то, что нынешнее руководство в Кремле пошло ва-банк и своими действиями в Донбассе и Сирии серьезно вредит долгосрочным национальным интересам России, в частности, отношениям россиян с братским украинским народом, а также с арабским миром. Отдаление России от своих западных — особенно европейских и, не в последнюю очередь, немецких — политических, экономических и научных партнеров затрагивает стратегические вопросы будущего страны. России нужен не (коррумпированный) Евразийский экономический союз, а ЕС — в качестве партнера в таких областях как торговля, инвестиции и модернизация. Она страдает от отношений с все более уверенным в себе Китаем, который лишь ловко пользуется охлаждением между Москвой и Западом для того, чтобы по дешевке заполучить российские энергетические ресурсы.

Политическая и экономическая самоизоляция вкупе с чрезмерной военной нагрузкой на слаборазвитую российскую экономику не обещают стране ничего хорошего. Интенсивная милитаризация, никак не связанная с общей экономической мощью России, дополнительно усугубляет и без того серьезную патологию ее экономики и общества. Кто бы ни относился с «пониманием» к этому неверному развитию, тот нисколько не сочувствует русским и по-настоящему не интересуется будущим этой страны.

Безразличие вместо участия

Таким образом, аргумент «сочувствующих Путину» по поводу «русофобии» не работает. Кроме того, упреки в адрес критиков Кремля во враждебности по отношению к России на поверку выставляют «сочувствие Путину» в качестве пробившихся за пределы России «ростков» насквозь коррумпированной и все более и более аморальной общественной системы. В то время как бывшие сотрудники советского КГБ сегодня оправдывают «патриотизмом» свои действия с целью поддержки созданных ими в 1990-х годах коррупционных сетей, «сочувствующие Путину» используют симпатию европейцев к России в своих внутриполитических, а то и вовсе в личных целях.

С каждой новой волной авторитаризма и каждой новой внешнеполитической авантюрой Россия все глубже и глубже заходит в исторический тупик: и люди, по-настоящему сочувствующие ей, еще несколько лет назад могли предвидеть это. С каждым новым шагом в сторону эскалации «сочувствие Путину» будет все сильнее и сильнее выражать не участие в судьбе России, а все растущее безразличие. Становится все очевиднее, что причиной всего происходящего являются не интересы российского народа, а различные иные мотивы — от антиамериканизма до жажды наживы.

Заигрывание некоторых европейских политиков с Путиным и молчаливая реакция Запада на многолетнюю оккупацию Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии со стороны России укрепили Кремль в вере в свои «особые» права на постсоветское пространство. Однако так называемая «новая восточная политика» в стиле Шредера после украинского кризиса привела к тому, что Европа осталась у разбитого корыта. И значительную роль в этом сыграли именно «сочувствующие Путину», до недавнего времени активно выступавшие в немецких СМИ, да и по-прежнему остающиеся влиятельной силой в Германии.

Когда-нибудь просвещенные дети и внуки ныне живущих россиян, которых постоянно водят за нос подконтрольные государству масс-медиа, вовсе не скажут «спасибо» так называемым «друзьям» их родины за нынешнее «понимание» по отношению к нынешней ситуации там.

Neue Zuercher Zeitung, ШвейцарияAndreas Umland

Своей авантюрной внешней политикой Кремль защищает не столько якобы ущемляемые национальные интересы, сколько личные интересы власть имущих. И «сочувствующие Путину» оказывают при этом русским «медвежью услугу».

Когда речь заходит о политике Запада в отношении Восточной Европы, «сочувствующие Путину» в качестве убойного аргумента часто приводят утверждение, что Запад одержим русофобией. Толкователи нынешней внешней политики Кремля упрекают критиков Москвы в недостатке эмпатии, а то и в латентной ксенофобии в отношении российского народа и его традиций, опасений и воззрений. Одновременно с этим они, как правило, указывают на официальные результаты опросов общественного мнения, свидетельствующие о чрезвычайно высокой популярности Владимира Путина и его внешнеполитических решений, в частности, относительно аннексии Крыма и бомбардировок Сирии, среди российского населения. Кроме того, наряду с этими аргументами «сочувствующие Путину» нередко указывают на историческую роль России в жизни Европы, в том числе на ее былое успешное сотрудничество с Германией.

Однако насколько достоверны результаты социологических исследований в России? Действительно ли Путин настолько популярен там? И много ли в этой авторитарной и находящейся под контролем спецслужб системе находится людей, готовых хотя бы на условиях анонимности открыто выразить свое политическое мнение?

Почти никаких ценностей

Тот, кто имеет возможность смотреть политические информационные выпуски и ток-шоу на основных каналах российского государственного телевидения, знает, что их нельзя назвать средствами массовой информации в западном понимании. Люди, не владеющие русским языком, даже представить себе не могут, насколько эмоционально, агрессивно и абсурдно телевизионные пропагандисты Кремля трактуют многие процессы в международной политике как часть большого антироссийского заговора. Ежедневное нагнетание напряженности в контексте внешне- и внутриполитических событий, ловкое изложение «полуправды» и сомнительных исторических мифов в российских государственных масс-медиа еще намного дальше выходят за пределы того, что рассказывают своей западной аудитории телеканал Russia Today и информационное агентство Sputnik News. Фактически в России больше нет массовой журналистики, потому что почти все СМИ распространяют одну и ту же «кашу» из одностороннего тенденциозного освещения событий, сфабрикованных новостей и бессмысленных параноидальных утверждений.

Однако движущим мотивом нынешнего руководства Кремля является вовсе не защита национальных интересов, а, в первую очередь, прагматизм, который в своей циничной беспринципности едва ли поддается пониманию в Западной Европе. С этой целью, однако, в ход идут как националистические идеи, никоим образом не привязанные к каким-либо ценностям, так и интернационалистические принципы.

При этом эти прагматики беззастенчиво пользуются и фундаментальным религиозным, и подчеркнуто просветительскими мотивами. Зачастую они занимаются морализаторством, при этом, однако, действуя совершенно аморально. Они, в зависимости от ситуации, апеллируют как к традиционным человеческим ценностям, так и к этническим или национальным интересам. То они указывают на бесспорную историческую истину, то на право избирательной трактовки истории. Они не видят никакой разницы между былым стремлением вступить в НАТО и нынешней демонизацией альянса. Нынешние стандарты ЕС они одновременно трактуют и как образец для подражания, и как свидетельство декадентства Запада. Россию они представляют то как европейскую нацию, то как евразийскую цивилизацию, то как глубоко православную, то как современную и прогрессивную страну — в зависимости от того, что именно они хотят донести до своей публики в данный момент.

У напускной мегаломании постсоветского государства, основу экономики которого составляют нефтяные ресурсы, есть намного более рациональные причины, чем это признают «сочувствующие Путину», руководствующиеся психотерапевтическими мотивами. Путин и компания вовсе не являются параноиками и прекрасно понимают, что никто никогда не станет нападать на их ядерную державу, и совершенно осознанно используют собственный ядерный потенциал в качестве элемента сдерживания. Именно так им удалось предотвратить серьезную военную помощь Украине со стороны Запада.

За этим внешнеполитическим авантюризмом Москвы стоят не столько неконтролируемые эмоции и геополитическая неуверенность, сколько тактический расчет, преследующий — по меньшей мере, в краткосрочной перспективе — цель стабилизировать российскую клептократию. Россию, определенно, можно назвать бывшей державой, страдающей от постимпериальных «фантомных болей», однако, никак нельзя назвать вызывающим сочувствие «андердогом» в зависящем от американцев мире. На Украине Кремль защищает не загадочные «национальные интересы», а совершенно определенные личные интересы властителей. Ему надо, чтобы украинская демократическая модель провалилась, потому что если она окажется эффективной, то многие россияне вполне могут задуматься о том, чтобы повторить этот опыт и в Москве.

Плохо также то, что нынешнее руководство в Кремле пошло ва-банк и своими действиями в Донбассе и Сирии серьезно вредит долгосрочным национальным интересам России, в частности, отношениям россиян с братским украинским народом, а также с арабским миром. Отдаление России от своих западных — особенно европейских и, не в последнюю очередь, немецких — политических, экономических и научных партнеров затрагивает стратегические вопросы будущего страны. России нужен не (коррумпированный) Евразийский экономический союз, а ЕС — в качестве партнера в таких областях как торговля, инвестиции и модернизация. Она страдает от отношений с все более уверенным в себе Китаем, который лишь ловко пользуется охлаждением между Москвой и Западом для того, чтобы по дешевке заполучить российские энергетические ресурсы.

Политическая и экономическая самоизоляция вкупе с чрезмерной военной нагрузкой на слаборазвитую российскую экономику не обещают стране ничего хорошего. Интенсивная милитаризация, никак не связанная с общей экономической мощью России, дополнительно усугубляет и без того серьезную патологию ее экономики и общества. Кто бы ни относился с «пониманием» к этому неверному развитию, тот нисколько не сочувствует русским и по-настоящему не интересуется будущим этой страны.

Безразличие вместо участия

Таким образом, аргумент «сочувствующих Путину» по поводу «русофобии» не работает. Кроме того, упреки в адрес критиков Кремля во враждебности по отношению к России на поверку выставляют «сочувствие Путину» в качестве пробившихся за пределы России «ростков» насквозь коррумпированной и все более и более аморальной общественной системы. В то время как бывшие сотрудники советского КГБ сегодня оправдывают «патриотизмом» свои действия с целью поддержки созданных ими в 1990-х годах коррупционных сетей, «сочувствующие Путину» используют симпатию европейцев к России в своих внутриполитических, а то и вовсе в личных целях.

С каждой новой волной авторитаризма и каждой новой внешнеполитической авантюрой Россия все глубже и глубже заходит в исторический тупик: и люди, по-настоящему сочувствующие ей, еще несколько лет назад могли предвидеть это. С каждым новым шагом в сторону эскалации «сочувствие Путину» будет все сильнее и сильнее выражать не участие в судьбе России, а все растущее безразличие. Становится все очевиднее, что причиной всего происходящего являются не интересы российского народа, а различные иные мотивы — от антиамериканизма до жажды наживы.

Заигрывание некоторых европейских политиков с Путиным и молчаливая реакция Запада на многолетнюю оккупацию Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии со стороны России укрепили Кремль в вере в свои «особые» права на постсоветское пространство. Однако так называемая «новая восточная политика» в стиле Шредера после украинского кризиса привела к тому, что Европа осталась у разбитого корыта. И значительную роль в этом сыграли именно «сочувствующие Путину», до недавнего времени активно выступавшие в немецких СМИ, да и по-прежнему остающиеся влиятельной силой в Германии.

Когда-нибудь просвещенные дети и внуки ныне живущих россиян, которых постоянно водят за нос подконтрольные государству масс-медиа, вовсе не скажут «спасибо» так называемым «друзьям» их родины за нынешнее «понимание» по отношению к нынешней ситуации там.

Neue Zuercher Zeitung, Швейцария

Антиукраинский референдум в Голландии. Мифы и реальностьАнтиукраинский референдум в Голландии. Мифы и реальность

Георгий Кухалейшвили.

Большинство голландцев настроено проголосовать на апрельском референдуме против ратификации соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли (ЗСТ) Украины и ЕС. Новость об этом появилась в самом начале года со ссылкой на результаты социологического опроса программы EenVandaag.

Несмотря на то, что все 28 стран-членов ЕС, включая Голландию, уже ратифицировали данное соглашение, решение о проведении плебисцита было принято с подачи противников ассоциации Украины и ЕС. Они подготовили электронную петицию, под которой подписалось 450 тыс. голландцев. Согласно местному законодательству, для вынесения вопросов на референдум достаточно 300 тыс. подписей.

Противники Украины не доминируют в голландском обществе

Может сложиться впечатление, что Голландия желает добиться одностороннего выхода из соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС, что якобы отвечает запросу голландского общества. Однако любой социологический опрос является приблизительным срезом мнения общества, а иногда его определённой части в угоду отдельных общественно-политических движений.

Проведение данного референдума лоббировали скептически настроенные к европейской интеграции организации, включая «Комитет граждан ЕС», аналитический центр «Форум для демократии», а также «Партию Свободы», чей лидер Герт Вилдерс поддержал данную инициативу. «Партия Свободы» является союзником французской праворадикальной партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен по фракции «Европа наций и свобод», объединяющей евроскептиков, противников притока мигрантов и беженцев из мусульманских и восточноевропейских стран и симпатиков политики Владимира Путина в Европарламенте.

Складывается впечатление, что голландские евроскептики пытаются блокировать реализацию ратифицированного соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС в угоду интересов России. Для Кремля европейская интеграция Украины в любом проявлении всегда являлась больным вопросом. Мощный индустриально-аграрный потенциал Украины рассматривался в качестве одной из подоплёк для успеха движимой Кремлём евразийской интеграции. Аннексия Крыма и разжигание вооружённого конфликта на Донбассе стали последствием неудачной попытки экс-президента Украины Виктора Януковича и президента РФ Владимира Путина добиться включения Украины в Таможенный союз. Изначально российская агрессия в Украине была нацелена на дестабилизацию внутриполитической ситуации в Украине, дабы сорвать соглашение об ассоциации и ЗСТ с ЕС и торпедировать перспективу безвизового режима с европейскими странами для украинских граждан. Учитывая то, что даже военные действия на Донбассе не стали помехой для ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС, Москва, сделала ставку на свои пятые колонны в ЕС в лице общественно-политических движений, которые скептически относятся к инициативам Брюсселя. Это касается и ассоциации Украины и ЕС.

Голландские противники евроинтеграции Украины опасаются, что вслед за ассоциацией и безвизовым режимом последует увеличение притока украинских граждан в их страну в условиях миграционного кризиса в Европе. На текущий момент в Нидерландах работает и проживает около 5-7 тыс. украинских трудовых мигрантов. Евроскептики также убеждены в том, что именно Украина является виновницей ухудшения отношений Европы с российскими партнёрами. Из-за экономических санкций ЕС против России и её ответного продуктового эмбарго по отношению к европейским производителям аграрный сектор Голландии понес 300 млн. долл. убытков.

Евроскептики в Голландии отдают предпочтение бизнес-отношениям с РФ, нежели приоритетам внешней политики Евросоюза, включая ассоциацию и ЗСТ с Украиной.

И даже малазийский «Боинг», сбитый российскими боевиками над зоной конфликта на Донбассе, на борту которого были голландские граждане, не мешают этой риторике.

Однако противников ассоциации Украины и ЕС в голландском обществе не так уж и много. Петицию подписали всего лишь 2,6% (450 тыс. чел.) жителей Голландии с населением 16,8 млн. чел. Не доминируют сторонники референдума против ассоциации Украины и ЕС и в политической системе Голландии. Это подтверждают предпочтения местного электората. На последних парламентских выборах 2012 г., за «Партию Свободы» проголосовали всего лишь 10,1% избирателей (15 мест в парламенте). Данная партия оказалась за бортом парламентского большинства, которое сформировали две политические силы – Народная Партия за труд и демократию премьер-министра Марка Рютте (41 место) и Рабочая партия (38 мест). Не слишком результативным оказалось участие «Партии Свободы» в выборах в Европарламент в 2014 г. Из 24 мест отведённых в Европарламенте для политических партий Голландии, последователи Герта Вилдерса занимают 4 места.

Ресурс влияния «Партии Свободы» на внешнюю и внутреннюю политику Голландии не значительный. Поэтому лоббирование проведения референдума против ассоциации Украины и ЕС, размещение петиций это своего рода пиар-ход голландских евроскептиков направленный на привлечение электората и на формирования имиджа политической силы способной влиять на принятие общенациональных решений вне парламентского большинства через взаимодействие с представителями гражданского общества. Результат не имеет принципиального значения. Главное, что сам факт проведение референдума по просьбе евроскептиков демонстрирует их способность влиять на политические процессы в Голландии.

Голландское правительство проводит референдум из-за прихоти активного меньшинства ради предотвращения социальных брожений. Но это не является предлогом для пересмотра официальной позиции относительно ратифицированного соглашения об ассоциации и ЗСТ с Украиной.

Возможные последствия голландского референдума для Украины

Вот только проведение плебисцита в Голландии с антиукраинским подтекстом, может создать опасный прецедент повторения «аналогичных народных волеизъявлений» в других странах Евросоюза, которые имеют более сильные симпатии к России. Используя голландский прецедент, европейские ультралевые и ультраправые партии, которые с пониманием отнеслись к агрессии РФ в Украине, смогут инициировать аналогичные плебисциты в других странах ЕС. Если голландские власти сделали оговорку о том, что результаты референдума будут иметь рекомендательный характер, не имеющий юридической силы, то далеко не факт, что их примеру последуют другие страны-члены ЕС, где есть российское лобби.

Прежде всего, это касается Австрии и Италии, которые до последнего момента затягивали процесс ратификации соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС. Поэтому, они наверняка не упустят возможности провести денонсацию соглашения, опираясь на результаты референдума. Они видят в Украине яблоко раздора в отношениях ЕС и России, которое мешает полноценному торгово-экономическому сотрудничеству. Не было бы сопротивления Украины российской агрессии, не было бы и повода вводить секторальные санкции против РФ.

Более реалистичен данный сценарий в Греции, где по результатам парламентских выборов 2015 г. большинство мест заняли представители объединения СИРИЗА, чей лидер и действующий премьер-министр Алексис Ципрас не скрывает своих симпатий к политике Владимира Путина.

Предпосылки для своего антиукраинского референдума есть и во Франции. Несмотря на то, что во втором туре местных выборов «Национальный фронт» Марин Ле Пен уступил первенство Республиканской и Социалистической партии, в первом туре за французских правых радикалов проголосовали 30% избирателей. Часть граждан Франции придерживаются антимигрантских настроений и разделяют подходы «Национального фронта» по глобальным вопросам, который допускает идею дезинтеграции ЕС в пользу формирования Панъевропейского Союза с РФ.

Политические партии симпатизирующие России есть также в Венгрии («Йоббик»), в Бельгии («Фламандский интерес»), в Германии (Die Link). Не важно, какой политический вес и ресурс доверия они имеют в обществе. Они могут повторить опыт голландских евроскептиков и добиться от своих правительств проведения аналогичных референдумов против ассоциации и Украины и ЕС в своих странах.

Если одна из стран-членов ЕС прислушавшись к мнению своих граждан, выйдет из соглашения об ассоциации и ЗСТ с Украиной, то может стать под вопрос практическая реализация экономических положений данного документа, которые предполагают либерализацию торгово-экономических отношений Украины и ЕС. Иными словами отменённые импортные пошлины и тарифные линии между странами подписантами и Украиной, вновь вступят в силу.

Любое решение в ЕС принимается консенсусом при согласии всех стран-членов. Референдум в Голландии ставит под сомнение консенсус относительно вступившего в силу соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС.

Помимо ассоциации, вторым больным вопросом для части граждан европейских стран является безвизовый режим Украины и ЕС. Европейцы не заинтересованы в увеличении притока украинских трудовых мигрантов в свои страны, которые переполнены нелегалами и беженцами из региона Ближнего Востока. Появление отдельных петиций о референдуме по данному вопросу исключать нельзя.

Референдум референдуму рознь

Несмотря на то, что в ряде СМИ голландский референдум против ассоциации Украины и ЕС стали сравнивать с позицией Голландии и Франции в 2005 г., которые блокировали принятие Конституции ЕС, данный референдум может повторить судьбу плебисцита за независимость Шотландии от Великобритании 2014 г.

Идея данного плебисцита продолжительное время продвигалась Шотландской национальной партией, Шотландской социалистической партией и Шотландской партией зелёных. Но вопреки агитации жителей Шотландии, большинство шотландцев (55,3%) высказались против независимости своего региона от Соединённого Королевства. Свою роль сыграли наработанные веками социально-экономические связи внутри Великобритании.

Нужно учитывать, что на процесс принятия решений в европейских странах влияет не только общественное мнение, но и экономический фактор. Претворение в жизнь экономических положений соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли Украины и ЕС отвечает интересам голландского бизнеса. Частичное упразднение таможенных пошлин и тарифов станет подспорьем для реализации Программы по сотрудничеству в области устойчивого развития сельского хозяйства и сельских территорий Украины и Голландии. Голландские аграрии заинтересованы в сотрудничестве с украинскими производителями кормовых культур и не против открыть им свой рынок. Украина рассматривается в качестве альтернативного России рынка сбыта сельскохозяйственной продукции голландского производства.

Впрочем, в проведении референдума в Голландии заинтересована далеко не подавляющая часть общества. Каким бы заманчивым ни было торгово-экономическое сотрудничество с Россией, ни одно из действующих европейских правительств не заинтересовано в том, чтобы РФ опосредованно через лояльных ей евроскептиков влияла на принятие решений касающихся компетенции стран-членов ЕС, включая ассоциацию Украины и ЕС. В противном случае действующая власть в европейских странах просто потеряет ресурс доверия среди большинства своих граждан. Поэтому, попытки провести аналогичные референдумы в других странах ЕС могут пресекаться национальными правительствами, вопреки недовольству части общества.

Главком
Георгий Кухалейшвили.

Большинство голландцев настроено проголосовать на апрельском референдуме против ратификации соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли (ЗСТ) Украины и ЕС. Новость об этом появилась в самом начале года со ссылкой на результаты социологического опроса программы EenVandaag.

Несмотря на то, что все 28 стран-членов ЕС, включая Голландию, уже ратифицировали данное соглашение, решение о проведении плебисцита было принято с подачи противников ассоциации Украины и ЕС. Они подготовили электронную петицию, под которой подписалось 450 тыс. голландцев. Согласно местному законодательству, для вынесения вопросов на референдум достаточно 300 тыс. подписей.

Противники Украины не доминируют в голландском обществе

Может сложиться впечатление, что Голландия желает добиться одностороннего выхода из соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС, что якобы отвечает запросу голландского общества. Однако любой социологический опрос является приблизительным срезом мнения общества, а иногда его определённой части в угоду отдельных общественно-политических движений.

Проведение данного референдума лоббировали скептически настроенные к европейской интеграции организации, включая «Комитет граждан ЕС», аналитический центр «Форум для демократии», а также «Партию Свободы», чей лидер Герт Вилдерс поддержал данную инициативу. «Партия Свободы» является союзником французской праворадикальной партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен по фракции «Европа наций и свобод», объединяющей евроскептиков, противников притока мигрантов и беженцев из мусульманских и восточноевропейских стран и симпатиков политики Владимира Путина в Европарламенте.

Складывается впечатление, что голландские евроскептики пытаются блокировать реализацию ратифицированного соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС в угоду интересов России. Для Кремля европейская интеграция Украины в любом проявлении всегда являлась больным вопросом. Мощный индустриально-аграрный потенциал Украины рассматривался в качестве одной из подоплёк для успеха движимой Кремлём евразийской интеграции. Аннексия Крыма и разжигание вооружённого конфликта на Донбассе стали последствием неудачной попытки экс-президента Украины Виктора Януковича и президента РФ Владимира Путина добиться включения Украины в Таможенный союз. Изначально российская агрессия в Украине была нацелена на дестабилизацию внутриполитической ситуации в Украине, дабы сорвать соглашение об ассоциации и ЗСТ с ЕС и торпедировать перспективу безвизового режима с европейскими странами для украинских граждан. Учитывая то, что даже военные действия на Донбассе не стали помехой для ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС, Москва, сделала ставку на свои пятые колонны в ЕС в лице общественно-политических движений, которые скептически относятся к инициативам Брюсселя. Это касается и ассоциации Украины и ЕС.

Голландские противники евроинтеграции Украины опасаются, что вслед за ассоциацией и безвизовым режимом последует увеличение притока украинских граждан в их страну в условиях миграционного кризиса в Европе. На текущий момент в Нидерландах работает и проживает около 5-7 тыс. украинских трудовых мигрантов. Евроскептики также убеждены в том, что именно Украина является виновницей ухудшения отношений Европы с российскими партнёрами. Из-за экономических санкций ЕС против России и её ответного продуктового эмбарго по отношению к европейским производителям аграрный сектор Голландии понес 300 млн. долл. убытков.

Евроскептики в Голландии отдают предпочтение бизнес-отношениям с РФ, нежели приоритетам внешней политики Евросоюза, включая ассоциацию и ЗСТ с Украиной.

И даже малазийский «Боинг», сбитый российскими боевиками над зоной конфликта на Донбассе, на борту которого были голландские граждане, не мешают этой риторике.

Однако противников ассоциации Украины и ЕС в голландском обществе не так уж и много. Петицию подписали всего лишь 2,6% (450 тыс. чел.) жителей Голландии с населением 16,8 млн. чел. Не доминируют сторонники референдума против ассоциации Украины и ЕС и в политической системе Голландии. Это подтверждают предпочтения местного электората. На последних парламентских выборах 2012 г., за «Партию Свободы» проголосовали всего лишь 10,1% избирателей (15 мест в парламенте). Данная партия оказалась за бортом парламентского большинства, которое сформировали две политические силы – Народная Партия за труд и демократию премьер-министра Марка Рютте (41 место) и Рабочая партия (38 мест). Не слишком результативным оказалось участие «Партии Свободы» в выборах в Европарламент в 2014 г. Из 24 мест отведённых в Европарламенте для политических партий Голландии, последователи Герта Вилдерса занимают 4 места.

Ресурс влияния «Партии Свободы» на внешнюю и внутреннюю политику Голландии не значительный. Поэтому лоббирование проведения референдума против ассоциации Украины и ЕС, размещение петиций это своего рода пиар-ход голландских евроскептиков направленный на привлечение электората и на формирования имиджа политической силы способной влиять на принятие общенациональных решений вне парламентского большинства через взаимодействие с представителями гражданского общества. Результат не имеет принципиального значения. Главное, что сам факт проведение референдума по просьбе евроскептиков демонстрирует их способность влиять на политические процессы в Голландии.

Голландское правительство проводит референдум из-за прихоти активного меньшинства ради предотвращения социальных брожений. Но это не является предлогом для пересмотра официальной позиции относительно ратифицированного соглашения об ассоциации и ЗСТ с Украиной.

Возможные последствия голландского референдума для Украины

Вот только проведение плебисцита в Голландии с антиукраинским подтекстом, может создать опасный прецедент повторения «аналогичных народных волеизъявлений» в других странах Евросоюза, которые имеют более сильные симпатии к России. Используя голландский прецедент, европейские ультралевые и ультраправые партии, которые с пониманием отнеслись к агрессии РФ в Украине, смогут инициировать аналогичные плебисциты в других странах ЕС. Если голландские власти сделали оговорку о том, что результаты референдума будут иметь рекомендательный характер, не имеющий юридической силы, то далеко не факт, что их примеру последуют другие страны-члены ЕС, где есть российское лобби.

Прежде всего, это касается Австрии и Италии, которые до последнего момента затягивали процесс ратификации соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС. Поэтому, они наверняка не упустят возможности провести денонсацию соглашения, опираясь на результаты референдума. Они видят в Украине яблоко раздора в отношениях ЕС и России, которое мешает полноценному торгово-экономическому сотрудничеству. Не было бы сопротивления Украины российской агрессии, не было бы и повода вводить секторальные санкции против РФ.

Более реалистичен данный сценарий в Греции, где по результатам парламентских выборов 2015 г. большинство мест заняли представители объединения СИРИЗА, чей лидер и действующий премьер-министр Алексис Ципрас не скрывает своих симпатий к политике Владимира Путина.

Предпосылки для своего антиукраинского референдума есть и во Франции. Несмотря на то, что во втором туре местных выборов «Национальный фронт» Марин Ле Пен уступил первенство Республиканской и Социалистической партии, в первом туре за французских правых радикалов проголосовали 30% избирателей. Часть граждан Франции придерживаются антимигрантских настроений и разделяют подходы «Национального фронта» по глобальным вопросам, который допускает идею дезинтеграции ЕС в пользу формирования Панъевропейского Союза с РФ.

Политические партии симпатизирующие России есть также в Венгрии («Йоббик»), в Бельгии («Фламандский интерес»), в Германии (Die Link). Не важно, какой политический вес и ресурс доверия они имеют в обществе. Они могут повторить опыт голландских евроскептиков и добиться от своих правительств проведения аналогичных референдумов против ассоциации и Украины и ЕС в своих странах.

Если одна из стран-членов ЕС прислушавшись к мнению своих граждан, выйдет из соглашения об ассоциации и ЗСТ с Украиной, то может стать под вопрос практическая реализация экономических положений данного документа, которые предполагают либерализацию торгово-экономических отношений Украины и ЕС. Иными словами отменённые импортные пошлины и тарифные линии между странами подписантами и Украиной, вновь вступят в силу.

Любое решение в ЕС принимается консенсусом при согласии всех стран-членов. Референдум в Голландии ставит под сомнение консенсус относительно вступившего в силу соглашения об ассоциации и ЗСТ Украины и ЕС.

Помимо ассоциации, вторым больным вопросом для части граждан европейских стран является безвизовый режим Украины и ЕС. Европейцы не заинтересованы в увеличении притока украинских трудовых мигрантов в свои страны, которые переполнены нелегалами и беженцами из региона Ближнего Востока. Появление отдельных петиций о референдуме по данному вопросу исключать нельзя.

Референдум референдуму рознь

Несмотря на то, что в ряде СМИ голландский референдум против ассоциации Украины и ЕС стали сравнивать с позицией Голландии и Франции в 2005 г., которые блокировали принятие Конституции ЕС, данный референдум может повторить судьбу плебисцита за независимость Шотландии от Великобритании 2014 г.

Идея данного плебисцита продолжительное время продвигалась Шотландской национальной партией, Шотландской социалистической партией и Шотландской партией зелёных. Но вопреки агитации жителей Шотландии, большинство шотландцев (55,3%) высказались против независимости своего региона от Соединённого Королевства. Свою роль сыграли наработанные веками социально-экономические связи внутри Великобритании.

Нужно учитывать, что на процесс принятия решений в европейских странах влияет не только общественное мнение, но и экономический фактор. Претворение в жизнь экономических положений соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли Украины и ЕС отвечает интересам голландского бизнеса. Частичное упразднение таможенных пошлин и тарифов станет подспорьем для реализации Программы по сотрудничеству в области устойчивого развития сельского хозяйства и сельских территорий Украины и Голландии. Голландские аграрии заинтересованы в сотрудничестве с украинскими производителями кормовых культур и не против открыть им свой рынок. Украина рассматривается в качестве альтернативного России рынка сбыта сельскохозяйственной продукции голландского производства.

Впрочем, в проведении референдума в Голландии заинтересована далеко не подавляющая часть общества. Каким бы заманчивым ни было торгово-экономическое сотрудничество с Россией, ни одно из действующих европейских правительств не заинтересовано в том, чтобы РФ опосредованно через лояльных ей евроскептиков влияла на принятие решений касающихся компетенции стран-членов ЕС, включая ассоциацию Украины и ЕС. В противном случае действующая власть в европейских странах просто потеряет ресурс доверия среди большинства своих граждан. Поэтому, попытки провести аналогичные референдумы в других странах ЕС могут пресекаться национальными правительствами, вопреки недовольству части общества.

Главком

Героическая эпопея обороны донецкого аэропорта продолжалась 242 дняГероическая эпопея обороны донецкого аэропорта продолжалась 242 дня

Тамара Балаева

Героическая эпопея обороны донецкого аэропорта продолжалась 242 дня. Это больше, чем оборона Сталинграда и Москвы во время советско-германской войны. Это больше, чем иногда длится целая война. Украинские военные держали оборону в условиях, когда обороняться в принципе невозможно. Герои битвы за ДАП сегодня рассказывают о том, что они думают об этих событиях сейчас и какие сны им снятся.

Бойцы, которые год назад защищали аэропорт в Донецке, рассказали журналисту издания focus.ua о том, что они думают об этих событиях сейчас и какие сны им снятся

Очередь на регистрацию в аэропорту. Люди с паспортами в руках, большие чемоданы. Здесь можно встретить кого угодно.

Военный летит в отпуск, стоит ровно и смотрит перед собой. Молодой электрик переговаривается в очереди с телевизионщиком — они только что познакомились. Студент, выигравший грант на стажировку за границей, звонит маме. Директор сети заправок нервно оглядывается — его жена вот-вот должна прийти.

Два года назад эти люди могли бы встретиться в любом аэропорту в похожих условиях. Год назад они встретились в донецком. Вместо чемоданов у них были рюкзаки со спальниками и автоматы, вместо приятного ожидания полета — желание выстоять.

«Киборги — это легенда, придуманная людьми, чтобы им было во что верить»

Иван Трембовецкий, заместитель командира взвода 95-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал выпускающим редактором на телевидении. Два месяца защищал донецкий аэропорт. Вернулся из зоны АТО в марте 2015-го.

Я не считаю себя киборгом. Киборги — это легенда, которую придумали люди, чтобы им было во что верить. А потом и сами ребята подхватили эту легенду и начали считать себя сверхгероями. Почему-то никто не помнит, что до защиты донецкого аэропорта была еще оборона луганского и краматорского — там ребята два с половиной месяца стояли в окружении. Я уже молчу о тех бойцах, которые брали Саур-Могилу и Степановку. В аэропорту было не страшнее, чем там.

На самом деле герои аэропорта — это водители и пулеметчики. Они в любое время по заминированной дороге, которая постоянно обстреливалась, возили воду и эвакуировали людей. Пулеметчики приезжали ранеными, но даже в таком состоянии, если не теряли сознание, работали дальше.

«Фигня все это. Туда брали всех», — отвечаю я, когда мне рассказывают, что в донецкий аэропорт брали не всех желающих и нужно было пройти отбор. Я не рвался, не искал пули в лоб, просто решил, что поеду, куда скажет командир.

Когда ты находишься в экстремальных условиях, главное не заниматься самоедством, настраиваться на хорошее и побольше шутить. Когда совсем «накрывает» — разговаривать об этом. Со мной в аэропорту служил Жора, мой друг. Мы ложились спать рядом и разговаривали о том, что нас беспокоило. Это помогало мне пережить гибель друзей. Нельзя оставлять такое в себе. Иначе загрызешь себя совсем или сопьешься.

Мой отец воевал в Афганистане. Когда я был в зоне АТО, он сказал мне: «Пойми, когда ты вернешься, увидишь, что здесь ничего не изменилось. Нужно быть готовым к этому. Не думай только о крови и оружии, не принимай все близко к сердцу. Ты сможешь вернуться к нормальной жизни, только если отпустишь это». Отец, кстати, никогда не рассказывал о том, что было в Афганистане. Хотел забыть.

Я адаптировался к мирной жизни довольно быстро. Я был готов к тому, что в Киеве люди по-прежнему веселятся, ходят на вечеринки. Не вижу в этом ничего плохого. Но как-то сразу после дембеля зашел в клуб. Люди бухали, танцевали и кричали: «Слава Украине». Это меня покоробило. Неужели это и есть максимальное проявление патриотизма для них? Я ушел оттуда. Понял, что мне еще рано ходить в такие места. Так что хожу пока в пабы. Там все душевно и по-настоящему.

Я вижу, что некоторым моим друзьям, которые не пошли служить, стыдно передо мной. Я их не осуждаю, но всегда прошу: не нужно рассказывать мне о причинах. Не нужно говорить: «Я бы пошел в армию, но у меня семья и дети». У всех семья и дети. Я просто не хочу это слушать.

На войне я понял, что главное в жизни – это семья. Понимаю, что звучит банально, но это правда. Поэтому в декабре я женюсь. На однокласснице. Мы 19 лет не виделись, а во время войны я ей позвонил, спросил, как дела. Знаете, на войне вокруг тебя одни и те же мужские морды месяцами. Я-то эти морды люблю, но они надоедают.

Когда в феврале курс доллара вырос до 30, я был в Дебальцево. И тут начались звонки от знакомых: «Боже мой! Ты видел? Курс уже 30!». Я отвечал: «Да хоть 650. Мне все равно, у меня тут снаряды летают». Тогда я понял, что все эти вещи — курс доллара, политика — это не очень важно.

Некоторые ребята, которые вернулись из зоны АТО, говорят, что им снится война. Некоторые пьют. Я не ухожу в запой, и ничего плохого мне не снится. Я думаю, так происходит с людьми, которые зациклились на том, что пережили. Они не могут говорить ни о чем другом, и иногда у них бывает бешеный взгляд. Таким людям нужно просто выговориться. Причем не друзьям за столом, а психологу.

Я не понимаю ребят, которые сейчас говорят: «Мы были в донецком аэропорту, а теперь прошел год и о нас все забыли». Они пошли родину защищать, а где ее защищать — в аэропорту или нет — решает командование.

У нас в стране есть ветераны Чернобыля, афганцы. Разве о них кто-то вспоминает каждый день? Когда я вернулся, целую неделю все знакомые говорили: «Да ты красавчик», а потом началась обычная жизнь. В этом нет ничего страшного или несправедливого. Моя мама всегда говорит: «Бабы рожают, мужики служат». Так и должно быть.

«Выжить в аэропорту помогло то, что я смирился со своей смертью»

Сергей Галян, боец 95-й отдельной аэромобильной бригады. Студент факультета иностранной филологии. В Донецком аэропорту провел девять дней. Вернулся из зоны АТО летом 2015 года.

Я вижу мир на гражданке через призму того, что увидел на войне. В каком-то фильме была фраза: «Во время войны проявляется все, на что способен человек». Так и есть.

Помню, как мы ехали в аэропорт – на бэтээрах в четыре часа ночи. За неделю до нас по этой же дороге и тоже на бэтээрах ехали другие ребята. В них попал танковый снаряд, и девять человек погибли. Я ехал и думал, что с нами может случиться то же самое. Ты едешь, и от тебя ничего не зависит. Просто ждешь: пронесет или не пронесет.

Знаете, что помогло мне справиться со всеми ужасами аэропорта? Я принял как данность, что шансов остаться в живых у нас с ребятами нет. Смирился со своей смертью. Страх все равно остался, но паники и ужаса не было. Сейчас это уже прошло, и я снова боюсь смерти. Это хорошо.

Мне все равно, называют нас киборгами или нет. От этого ничего не меняется, это просто слово. Два моих товарища погибли в районе аэропорта. Слова не имеют значения.

Есть ребята, которые прошли испытания более страшные. Это те, кто был в котлах, и те, кто год провел на линии фронта без ротаций. Когда они возвращаются домой, им никто не помогает. Почему-то считается, что если человек вернулся с войны с руками и ногами, значит, с ним все в порядке. В итоге люди спиваются или становятся агрессивными.

Когда я вернулся из зоны АТО, больше всего радовался скоростному интернету. Чему еще радоваться? Тому, что я потерял товарищей и теперь хожу на их могилы?

После войны я стал больше ценить жизнь и меньше доверять людям. Я видел куски разорванных тел моих товарищей и понимал, что их убил какой-то человек. Не важно, кто он — житель Донбасса или русский. Этот человек еще год назад жил в моей или соседней стране и работал где-то охранником, а теперь творит такое.

Знаете, какое в нашей стране лучшее лекарство от посттравматического синдрома и депрессии? Необходимость выживать. Возвращаешься с войны, а у тебя нет ни денег, ни работы. Тут уже не до воспоминаний и самокопания.

Больше всего я хочу, чтобы война быстрее закончилась. Неважно, в каком формате — замораживание конфликта, новое Приднестровье. Все равно. Пусть только закончится.

«Когда война закончится, буду заниматься смородиной на огороде возле дома»

Андрей Гречанов (Рахман), начальник отделения разведки 81-й десантно-штурмовой бригады. Профессиональный военный. Пробыл в Донецком аэропорту месяц, еще четыре месяца — в плену. Освобожден 30 ноября.

Я еще не осознаю, что вернулся домой. Мне кажется, это сон, и скоро я снова проснусь в камере. За четыре месяца в плену так случалось много раз.

В плену я все время вспоминал одно стихотворение. Его герой — раненный солдат в бреду, которому кажется, что он в яблочном саду. Пытается дотянуться до яблока и не может. Когда просыпается, понимает, что это не яблоко, а лампочка, и он не в саду, а в больничной палате. Так и я каждый раз просыпался в своей одиночной камере.

Сейчас мне некогда даже присесть. Сплошные встречи с теми, кто снился мне по ночам в плену и на войне.

Я почти не могу спать. Но когда удается, снятся покойные и живые пацаны. Нельзя назвать эти сны кошмарами. Это какой-то стереотип из фильмов. На самом деле никому не снятся бои и крики: «Братан, прикрой меня!»

Что тяжелее — плен или аэропорт? Физически — аэропорт, психологически — плен. Когда ты в бою, рядом с тобой твои товарищи, и от тебя хоть что-то зависит. В плену от тебя вообще ничего не зависит. Плен — это самая страшная форма рабства.

В плену я думал о семье, о родных. Это было какими-то вспышками. Ты лежишь себе спокойно, а потом бац — вспомнил школу, армию или какой-то случай из детства. Думал, что буду делать, когда вернусь. Жил мыслью о своей жене, Тане.

В самом начале войны во время боя у меня возникали мысли: «Ну ведь и на той стороне все-таки тоже люди». Потом этого уже не было. Я научился ценить жизнь, не только человеческую, вообще любую. Может быть, я даже стал добрее. Хотя цинизм появился.

В моей камере жила крыса, я ее подкармливал хлебом и другой едой, которую мне давали. Потом наступили холода, и крыс в камере стало очень много. Они бегали по мне. Мне дали отраву, и я положил ее на то место, куда раньше клал еду. И вдруг меня как по голове шандарахнуло мыслью: что же я наделал? Да, крысы доставляли мне неудобства, научились даже открывать ящики в столе, съели хлеб, который я там хранил, бегали по посуде. Но ведь крыс тоже сотворил Господь. А я их обманул и вместо еды положил отраву. Это предательство. По-другому и не скажешь.

Я знаю, что пройдет время, и о ребятах, которые воевали, забудут. Я же не ребенок, я помню, что было с героями Второй мировой, с афганцами, с теми, кто воевал в Чечне.

Я не питаю иллюзий — скоро все закончится: звонки, статьи, эфиры.У меня был знакомый десантник, который прошел Чечню. После войны он пришел устраиваться на работу, и все шло хорошо, пока работодатель не заметил на ребре его ладони татуировку «За ВДВ». Риторика сразу поменялась, и ему просто сказали: «Свободен».

Мои ближайшие планы — подлечить глаз, отгулять отпуск, встретить Новый год в своем доме с женой. Потом снова поеду в часть к пацанам, вернусь на войну. Я без них уже не могу. Понимаю, что есть семья, дом, родственники, но я так сросся с пацанами, что даже когда ехал из плена, сначала заехал к ним. Они мне родные люди.

Когда война закончится, буду заниматься смородиной на огороде возле дома. Пока меня не было, часть кустов пропала. До войны я работал на двух-трех работах одновременно — разнорабочим, охранником, подсобщиком. Дома появлялся раз в неделю. Когда вернусь с войны, будет то же самое. Надо же семью содержать.

Мечтаю стать археологом. Хочу копаться в земле, находить какие-то черепочки, деревяшечки. Хочу пойти заочно учиться на археолога.

«Когда я слышу «А мы вас на войну не отправляли», хочется въехать в морду»

Валерий Логинов, офицер 95-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал руководителем сети заправок ОККО в Житомирской области. Прошел несколько ротаций в Донецком аэропорту. Вернулся из зоны АТО 25 ноября 2014 года.

В первый раз слово «киборг» я услышал в октябре прошлого года. Мы были в Песках, и журналисты, которые к нам приехали, сказали, что так называют защитников Донецкого аэропорта. Это слово не нашло во мне отклика. Мы же не роботы. Мы люди.

Было страшно. Иногда было очень страшно. Но всегда, когда что-то происходило, я просто действовал. Руки начинали дрожать потом. Когда над ухом свистит пуля, ты думаешь: это хорошо, что свистит. Значит, она не твоя.

У меня было два ранения, причем два дня подряд. Оба — осколками мины. Потом ребята смеялись и предлагали изменить мой позывной с Аскольда на Фартовый. Но я не хотел искушать судьбу, не хотел, чтобы было третье ранение. Поэтому так и остался Аскольдом.

Когда вернулся с войны, было очень тяжело. Со мной происходило то, что называют посттравматическим синдромом. Говорят, что на пятом-шестом месяце после возвращения с войны у ребят ухудшается сон, начинают сниться кошмары. Это все индивидуально. У меня кошмары то проходят, то снова возвращаются. Думаю, так будет всю жизнь. Я же ничего не забыл. Помню двух парней из моей роты, которые погибли. Одного из них звали, как моего сына, Артур. Когда он погиб, я закрывал его глаза. Еще один парень, Сережа Седлецкий, погиб, потому что прикрыл своим телом товарищей. Мы с ребятами каждый день смывали кровь с брони, на которой вывозили раненых из аэропорта. Как после этого не быть кошмарам? Война остается с тобой, как бы ты ни пытался отвлечься.

Помню свою первую ночь в мирной жизни. Была непривычная тишина, она пугала. Я привык спать под работу артиллерии. Когда залпы были с нашей стороны, спалось очень хорошо. Мы с товарищами знали, что мы вместе, целы, держим оборону. Если противник вел огонь по нам и фундамент дрожал от взрывов снарядов, это тоже успокаивало. Значит, сепары еще не подошли близко.

До войны я руководил сетью заправок ОККО в Житомирской области. Но после возвращения уволился. Не мог больше заниматься бизнесом. Были раненые ребята, которым нужна помощь, нужно было отстаивать их права. Я искал работу, на которой смогу заниматься этим. Сейчас прохожу испытательный срок в Госслужбе по делам ветеранов, участников войны и АТО. Может быть, когда-то вернусь в бизнес, но это случится не раньше, чем я пойму, что сделал все для участников боевых действий.

Меня изменила не война, а жизнь на гражданке. Я морально постарел. До возвращения я два месяца командовал людьми, принимал решения, от которых зависело — жизнь или смерть. Там были только два цвета — черный и белый. Все, кто был вокруг, — ребята, волонтеры, — они все были неравнодушными. Когда я вернулся в мирную жизнь, увидел много равнодушных людей. Многие живут так, как будто войны нет.

Один политик в начале мая сказал мне: «Валера, успокойся ты со своими ребятами. Сейчас другой тренд — выборы». Это было сразу после событий в Дебальцево. То есть мы еще ребят не похоронили, а политики уже думают о другом. Это выбивает из колеи. Я хочу, чтобы о ребятах, которые погибли, и о тех, кто остался жив, помнили.

Приезжаю в госпиталь и вижу молодого парня в инвалидной коляске. Он парализован и даже не может пошевелить головой. Только скрипит глазами — и все. Или другой парень. Он когда-то хотел быть плотником, у него были золотые руки, а теперь в его левой руке вообще нет мышц. Как можно забыть об этих людях, если они всегда перед глазами? Вот что значит для меня эта война. Это боль.

Я старею, когда сталкиваюсь с бюрократией, с необходимостью принести кучу бумажек, с тем, что в очередном ведомстве ребятам говорят: «А мы вас на войну не отправляли». Когда я слышу такое, хочется въехать в морду.

Был ли смысл в обороне аэропорта? Однозначно да. К маленькому отрезку фронта притягивалось большое количество вражеской пехоты, техники, артиллерии, внимания. Аэропорт взял на себя огонь, который мог распространиться по всей линии фронта. Причем там, где мы могли и не ждать. Линия фронта могла расшириться. Оборона аэропорта нужна была, чтобы этого не случилось.

«Самое страшное — находить и тут же терять хороших людей»

Руслан Оногда, водитель БТР 79-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал электриком. В аэропорту пробыл 10 суток. Продолжает службу.

Я пошел на войну добровольцем, а когда срок службы закончился, подписал контракт — до окончания АТО. Как я мог уехать домой, если война продолжается? Жена, конечно, устроила скандал, но быстро успокоилась. Я уже полтора года здесь, она привыкла.

Я не рвался в аэропорт, но и не избегал этого. На войне ты не выбираешь боевые задачи. Делаешь то, что говорит командир. Я и сделал. Конечно, я знал, что там происходит, понимал, что могу не вернуться. Тем более что до этого я не участвовал в боевых действиях. Успокаивал себя тем, что все плохое всегда происходит не со мной.

10 дней, которые мы были в аэропорту, я вообще ни о чем не думал. Концентрировался только на конкретных боевых задачах. Помню, как в старый терминал попал снаряд и вокруг нас все взрывалось. Мы готовились к эвакуации, потому что здание могло рухнуть от взрывов. Даже тогда я ни о чем не думал. Просто взял спальник и автомат, намочил балаклаву и натянул ее на лицо, чтобы легче дышалось. О том, что могло произойти в те дни, я начал думать, только когда мы выехали из аэропорта.

Самое страшное, что было в аэропорту, — находить и тут же терять хороших людей. Никогда не забуду Богдана Здебского. Он был наводчиком в моем бэтээре, мы дружили, а потом в один момент его не стало. Были и другие парни, которых мы не вывезли живыми из аэропорта.

Не думаю, что я как-то изменился за время войны. Мне 32 года, я давно сформировался как личность, и нет ничего такого, что может меня изменить. Не считаю, что к киборгам нужно относиться как-то по-особенному. Все мы солдаты, и главная задача для нас — выжить. Поэтому мы и отстреливались, и держали оборону аэропорта. Просто хотели выжить.

Когда приезжаю в отпуск, друзья всегда расспрашивают про войну. Я отвечаю сдержанно: «Все нормально» Не хочу об этом рассказывать. Зачем? Люди живут мирной жизнью — пусть себе и живут.

Первым делом после возвращения поеду во Львов, на могилу к Богдану. Его нет уже больше года, а я ни разу у него не был. Потом буду искать работу. Хочу сделать ремонт в своем доме, чтобы там была бильярдная комната для меня и зимний сад для жены.

Не думаю, что мне будет сложно привыкнуть к мирной жизни. Все эти депрессии и трудности адаптации придумывают те, кому нечем заняться на гражданке и кто любит себя жалеть.

Не хочу зацикливаться на сложностях. Зачем? Нужно жить дальше. У меня есть жена, дети, есть много дел, которые только предстоит сделать. Это меня и поддерживает. Я счастливый человек.

Тамара Балаева

Героическая эпопея обороны донецкого аэропорта продолжалась 242 дня. Это больше, чем оборона Сталинграда и Москвы во время советско-германской войны. Это больше, чем иногда длится целая война. Украинские военные держали оборону в условиях, когда обороняться в принципе невозможно. Герои битвы за ДАП сегодня рассказывают о том, что они думают об этих событиях сейчас и какие сны им снятся.

Бойцы, которые год назад защищали аэропорт в Донецке, рассказали журналисту издания focus.ua о том, что они думают об этих событиях сейчас и какие сны им снятся

Очередь на регистрацию в аэропорту. Люди с паспортами в руках, большие чемоданы. Здесь можно встретить кого угодно.

Военный летит в отпуск, стоит ровно и смотрит перед собой. Молодой электрик переговаривается в очереди с телевизионщиком — они только что познакомились. Студент, выигравший грант на стажировку за границей, звонит маме. Директор сети заправок нервно оглядывается — его жена вот-вот должна прийти.

Два года назад эти люди могли бы встретиться в любом аэропорту в похожих условиях. Год назад они встретились в донецком. Вместо чемоданов у них были рюкзаки со спальниками и автоматы, вместо приятного ожидания полета — желание выстоять.

«Киборги — это легенда, придуманная людьми, чтобы им было во что верить»

Иван Трембовецкий, заместитель командира взвода 95-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал выпускающим редактором на телевидении. Два месяца защищал донецкий аэропорт. Вернулся из зоны АТО в марте 2015-го.

Я не считаю себя киборгом. Киборги — это легенда, которую придумали люди, чтобы им было во что верить. А потом и сами ребята подхватили эту легенду и начали считать себя сверхгероями. Почему-то никто не помнит, что до защиты донецкого аэропорта была еще оборона луганского и краматорского — там ребята два с половиной месяца стояли в окружении. Я уже молчу о тех бойцах, которые брали Саур-Могилу и Степановку. В аэропорту было не страшнее, чем там.

На самом деле герои аэропорта — это водители и пулеметчики. Они в любое время по заминированной дороге, которая постоянно обстреливалась, возили воду и эвакуировали людей. Пулеметчики приезжали ранеными, но даже в таком состоянии, если не теряли сознание, работали дальше.

«Фигня все это. Туда брали всех», — отвечаю я, когда мне рассказывают, что в донецкий аэропорт брали не всех желающих и нужно было пройти отбор. Я не рвался, не искал пули в лоб, просто решил, что поеду, куда скажет командир.

Когда ты находишься в экстремальных условиях, главное не заниматься самоедством, настраиваться на хорошее и побольше шутить. Когда совсем «накрывает» — разговаривать об этом. Со мной в аэропорту служил Жора, мой друг. Мы ложились спать рядом и разговаривали о том, что нас беспокоило. Это помогало мне пережить гибель друзей. Нельзя оставлять такое в себе. Иначе загрызешь себя совсем или сопьешься.

Мой отец воевал в Афганистане. Когда я был в зоне АТО, он сказал мне: «Пойми, когда ты вернешься, увидишь, что здесь ничего не изменилось. Нужно быть готовым к этому. Не думай только о крови и оружии, не принимай все близко к сердцу. Ты сможешь вернуться к нормальной жизни, только если отпустишь это». Отец, кстати, никогда не рассказывал о том, что было в Афганистане. Хотел забыть.

Я адаптировался к мирной жизни довольно быстро. Я был готов к тому, что в Киеве люди по-прежнему веселятся, ходят на вечеринки. Не вижу в этом ничего плохого. Но как-то сразу после дембеля зашел в клуб. Люди бухали, танцевали и кричали: «Слава Украине». Это меня покоробило. Неужели это и есть максимальное проявление патриотизма для них? Я ушел оттуда. Понял, что мне еще рано ходить в такие места. Так что хожу пока в пабы. Там все душевно и по-настоящему.

Я вижу, что некоторым моим друзьям, которые не пошли служить, стыдно передо мной. Я их не осуждаю, но всегда прошу: не нужно рассказывать мне о причинах. Не нужно говорить: «Я бы пошел в армию, но у меня семья и дети». У всех семья и дети. Я просто не хочу это слушать.

На войне я понял, что главное в жизни – это семья. Понимаю, что звучит банально, но это правда. Поэтому в декабре я женюсь. На однокласснице. Мы 19 лет не виделись, а во время войны я ей позвонил, спросил, как дела. Знаете, на войне вокруг тебя одни и те же мужские морды месяцами. Я-то эти морды люблю, но они надоедают.

Когда в феврале курс доллара вырос до 30, я был в Дебальцево. И тут начались звонки от знакомых: «Боже мой! Ты видел? Курс уже 30!». Я отвечал: «Да хоть 650. Мне все равно, у меня тут снаряды летают». Тогда я понял, что все эти вещи — курс доллара, политика — это не очень важно.

Некоторые ребята, которые вернулись из зоны АТО, говорят, что им снится война. Некоторые пьют. Я не ухожу в запой, и ничего плохого мне не снится. Я думаю, так происходит с людьми, которые зациклились на том, что пережили. Они не могут говорить ни о чем другом, и иногда у них бывает бешеный взгляд. Таким людям нужно просто выговориться. Причем не друзьям за столом, а психологу.

Я не понимаю ребят, которые сейчас говорят: «Мы были в донецком аэропорту, а теперь прошел год и о нас все забыли». Они пошли родину защищать, а где ее защищать — в аэропорту или нет — решает командование.

У нас в стране есть ветераны Чернобыля, афганцы. Разве о них кто-то вспоминает каждый день? Когда я вернулся, целую неделю все знакомые говорили: «Да ты красавчик», а потом началась обычная жизнь. В этом нет ничего страшного или несправедливого. Моя мама всегда говорит: «Бабы рожают, мужики служат». Так и должно быть.

«Выжить в аэропорту помогло то, что я смирился со своей смертью»

Сергей Галян, боец 95-й отдельной аэромобильной бригады. Студент факультета иностранной филологии. В Донецком аэропорту провел девять дней. Вернулся из зоны АТО летом 2015 года.

Я вижу мир на гражданке через призму того, что увидел на войне. В каком-то фильме была фраза: «Во время войны проявляется все, на что способен человек». Так и есть.

Помню, как мы ехали в аэропорт – на бэтээрах в четыре часа ночи. За неделю до нас по этой же дороге и тоже на бэтээрах ехали другие ребята. В них попал танковый снаряд, и девять человек погибли. Я ехал и думал, что с нами может случиться то же самое. Ты едешь, и от тебя ничего не зависит. Просто ждешь: пронесет или не пронесет.

Знаете, что помогло мне справиться со всеми ужасами аэропорта? Я принял как данность, что шансов остаться в живых у нас с ребятами нет. Смирился со своей смертью. Страх все равно остался, но паники и ужаса не было. Сейчас это уже прошло, и я снова боюсь смерти. Это хорошо.

Мне все равно, называют нас киборгами или нет. От этого ничего не меняется, это просто слово. Два моих товарища погибли в районе аэропорта. Слова не имеют значения.

Есть ребята, которые прошли испытания более страшные. Это те, кто был в котлах, и те, кто год провел на линии фронта без ротаций. Когда они возвращаются домой, им никто не помогает. Почему-то считается, что если человек вернулся с войны с руками и ногами, значит, с ним все в порядке. В итоге люди спиваются или становятся агрессивными.

Когда я вернулся из зоны АТО, больше всего радовался скоростному интернету. Чему еще радоваться? Тому, что я потерял товарищей и теперь хожу на их могилы?

После войны я стал больше ценить жизнь и меньше доверять людям. Я видел куски разорванных тел моих товарищей и понимал, что их убил какой-то человек. Не важно, кто он — житель Донбасса или русский. Этот человек еще год назад жил в моей или соседней стране и работал где-то охранником, а теперь творит такое.

Знаете, какое в нашей стране лучшее лекарство от посттравматического синдрома и депрессии? Необходимость выживать. Возвращаешься с войны, а у тебя нет ни денег, ни работы. Тут уже не до воспоминаний и самокопания.

Больше всего я хочу, чтобы война быстрее закончилась. Неважно, в каком формате — замораживание конфликта, новое Приднестровье. Все равно. Пусть только закончится.

«Когда война закончится, буду заниматься смородиной на огороде возле дома»

Андрей Гречанов (Рахман), начальник отделения разведки 81-й десантно-штурмовой бригады. Профессиональный военный. Пробыл в Донецком аэропорту месяц, еще четыре месяца — в плену. Освобожден 30 ноября.

Я еще не осознаю, что вернулся домой. Мне кажется, это сон, и скоро я снова проснусь в камере. За четыре месяца в плену так случалось много раз.

В плену я все время вспоминал одно стихотворение. Его герой — раненный солдат в бреду, которому кажется, что он в яблочном саду. Пытается дотянуться до яблока и не может. Когда просыпается, понимает, что это не яблоко, а лампочка, и он не в саду, а в больничной палате. Так и я каждый раз просыпался в своей одиночной камере.

Сейчас мне некогда даже присесть. Сплошные встречи с теми, кто снился мне по ночам в плену и на войне.

Я почти не могу спать. Но когда удается, снятся покойные и живые пацаны. Нельзя назвать эти сны кошмарами. Это какой-то стереотип из фильмов. На самом деле никому не снятся бои и крики: «Братан, прикрой меня!»

Что тяжелее — плен или аэропорт? Физически — аэропорт, психологически — плен. Когда ты в бою, рядом с тобой твои товарищи, и от тебя хоть что-то зависит. В плену от тебя вообще ничего не зависит. Плен — это самая страшная форма рабства.

В плену я думал о семье, о родных. Это было какими-то вспышками. Ты лежишь себе спокойно, а потом бац — вспомнил школу, армию или какой-то случай из детства. Думал, что буду делать, когда вернусь. Жил мыслью о своей жене, Тане.

В самом начале войны во время боя у меня возникали мысли: «Ну ведь и на той стороне все-таки тоже люди». Потом этого уже не было. Я научился ценить жизнь, не только человеческую, вообще любую. Может быть, я даже стал добрее. Хотя цинизм появился.

В моей камере жила крыса, я ее подкармливал хлебом и другой едой, которую мне давали. Потом наступили холода, и крыс в камере стало очень много. Они бегали по мне. Мне дали отраву, и я положил ее на то место, куда раньше клал еду. И вдруг меня как по голове шандарахнуло мыслью: что же я наделал? Да, крысы доставляли мне неудобства, научились даже открывать ящики в столе, съели хлеб, который я там хранил, бегали по посуде. Но ведь крыс тоже сотворил Господь. А я их обманул и вместо еды положил отраву. Это предательство. По-другому и не скажешь.

Я знаю, что пройдет время, и о ребятах, которые воевали, забудут. Я же не ребенок, я помню, что было с героями Второй мировой, с афганцами, с теми, кто воевал в Чечне.

Я не питаю иллюзий — скоро все закончится: звонки, статьи, эфиры.У меня был знакомый десантник, который прошел Чечню. После войны он пришел устраиваться на работу, и все шло хорошо, пока работодатель не заметил на ребре его ладони татуировку «За ВДВ». Риторика сразу поменялась, и ему просто сказали: «Свободен».

Мои ближайшие планы — подлечить глаз, отгулять отпуск, встретить Новый год в своем доме с женой. Потом снова поеду в часть к пацанам, вернусь на войну. Я без них уже не могу. Понимаю, что есть семья, дом, родственники, но я так сросся с пацанами, что даже когда ехал из плена, сначала заехал к ним. Они мне родные люди.

Когда война закончится, буду заниматься смородиной на огороде возле дома. Пока меня не было, часть кустов пропала. До войны я работал на двух-трех работах одновременно — разнорабочим, охранником, подсобщиком. Дома появлялся раз в неделю. Когда вернусь с войны, будет то же самое. Надо же семью содержать.

Мечтаю стать археологом. Хочу копаться в земле, находить какие-то черепочки, деревяшечки. Хочу пойти заочно учиться на археолога.

«Когда я слышу «А мы вас на войну не отправляли», хочется въехать в морду»

Валерий Логинов, офицер 95-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал руководителем сети заправок ОККО в Житомирской области. Прошел несколько ротаций в Донецком аэропорту. Вернулся из зоны АТО 25 ноября 2014 года.

В первый раз слово «киборг» я услышал в октябре прошлого года. Мы были в Песках, и журналисты, которые к нам приехали, сказали, что так называют защитников Донецкого аэропорта. Это слово не нашло во мне отклика. Мы же не роботы. Мы люди.

Было страшно. Иногда было очень страшно. Но всегда, когда что-то происходило, я просто действовал. Руки начинали дрожать потом. Когда над ухом свистит пуля, ты думаешь: это хорошо, что свистит. Значит, она не твоя.

У меня было два ранения, причем два дня подряд. Оба — осколками мины. Потом ребята смеялись и предлагали изменить мой позывной с Аскольда на Фартовый. Но я не хотел искушать судьбу, не хотел, чтобы было третье ранение. Поэтому так и остался Аскольдом.

Когда вернулся с войны, было очень тяжело. Со мной происходило то, что называют посттравматическим синдромом. Говорят, что на пятом-шестом месяце после возвращения с войны у ребят ухудшается сон, начинают сниться кошмары. Это все индивидуально. У меня кошмары то проходят, то снова возвращаются. Думаю, так будет всю жизнь. Я же ничего не забыл. Помню двух парней из моей роты, которые погибли. Одного из них звали, как моего сына, Артур. Когда он погиб, я закрывал его глаза. Еще один парень, Сережа Седлецкий, погиб, потому что прикрыл своим телом товарищей. Мы с ребятами каждый день смывали кровь с брони, на которой вывозили раненых из аэропорта. Как после этого не быть кошмарам? Война остается с тобой, как бы ты ни пытался отвлечься.

Помню свою первую ночь в мирной жизни. Была непривычная тишина, она пугала. Я привык спать под работу артиллерии. Когда залпы были с нашей стороны, спалось очень хорошо. Мы с товарищами знали, что мы вместе, целы, держим оборону. Если противник вел огонь по нам и фундамент дрожал от взрывов снарядов, это тоже успокаивало. Значит, сепары еще не подошли близко.

До войны я руководил сетью заправок ОККО в Житомирской области. Но после возвращения уволился. Не мог больше заниматься бизнесом. Были раненые ребята, которым нужна помощь, нужно было отстаивать их права. Я искал работу, на которой смогу заниматься этим. Сейчас прохожу испытательный срок в Госслужбе по делам ветеранов, участников войны и АТО. Может быть, когда-то вернусь в бизнес, но это случится не раньше, чем я пойму, что сделал все для участников боевых действий.

Меня изменила не война, а жизнь на гражданке. Я морально постарел. До возвращения я два месяца командовал людьми, принимал решения, от которых зависело — жизнь или смерть. Там были только два цвета — черный и белый. Все, кто был вокруг, — ребята, волонтеры, — они все были неравнодушными. Когда я вернулся в мирную жизнь, увидел много равнодушных людей. Многие живут так, как будто войны нет.

Один политик в начале мая сказал мне: «Валера, успокойся ты со своими ребятами. Сейчас другой тренд — выборы». Это было сразу после событий в Дебальцево. То есть мы еще ребят не похоронили, а политики уже думают о другом. Это выбивает из колеи. Я хочу, чтобы о ребятах, которые погибли, и о тех, кто остался жив, помнили.

Приезжаю в госпиталь и вижу молодого парня в инвалидной коляске. Он парализован и даже не может пошевелить головой. Только скрипит глазами — и все. Или другой парень. Он когда-то хотел быть плотником, у него были золотые руки, а теперь в его левой руке вообще нет мышц. Как можно забыть об этих людях, если они всегда перед глазами? Вот что значит для меня эта война. Это боль.

Я старею, когда сталкиваюсь с бюрократией, с необходимостью принести кучу бумажек, с тем, что в очередном ведомстве ребятам говорят: «А мы вас на войну не отправляли». Когда я слышу такое, хочется въехать в морду.

Был ли смысл в обороне аэропорта? Однозначно да. К маленькому отрезку фронта притягивалось большое количество вражеской пехоты, техники, артиллерии, внимания. Аэропорт взял на себя огонь, который мог распространиться по всей линии фронта. Причем там, где мы могли и не ждать. Линия фронта могла расшириться. Оборона аэропорта нужна была, чтобы этого не случилось.

«Самое страшное — находить и тут же терять хороших людей»

Руслан Оногда, водитель БТР 79-й отдельной аэромобильной бригады. До войны работал электриком. В аэропорту пробыл 10 суток. Продолжает службу.

Я пошел на войну добровольцем, а когда срок службы закончился, подписал контракт — до окончания АТО. Как я мог уехать домой, если война продолжается? Жена, конечно, устроила скандал, но быстро успокоилась. Я уже полтора года здесь, она привыкла.

Я не рвался в аэропорт, но и не избегал этого. На войне ты не выбираешь боевые задачи. Делаешь то, что говорит командир. Я и сделал. Конечно, я знал, что там происходит, понимал, что могу не вернуться. Тем более что до этого я не участвовал в боевых действиях. Успокаивал себя тем, что все плохое всегда происходит не со мной.

10 дней, которые мы были в аэропорту, я вообще ни о чем не думал. Концентрировался только на конкретных боевых задачах. Помню, как в старый терминал попал снаряд и вокруг нас все взрывалось. Мы готовились к эвакуации, потому что здание могло рухнуть от взрывов. Даже тогда я ни о чем не думал. Просто взял спальник и автомат, намочил балаклаву и натянул ее на лицо, чтобы легче дышалось. О том, что могло произойти в те дни, я начал думать, только когда мы выехали из аэропорта.

Самое страшное, что было в аэропорту, — находить и тут же терять хороших людей. Никогда не забуду Богдана Здебского. Он был наводчиком в моем бэтээре, мы дружили, а потом в один момент его не стало. Были и другие парни, которых мы не вывезли живыми из аэропорта.

Не думаю, что я как-то изменился за время войны. Мне 32 года, я давно сформировался как личность, и нет ничего такого, что может меня изменить. Не считаю, что к киборгам нужно относиться как-то по-особенному. Все мы солдаты, и главная задача для нас — выжить. Поэтому мы и отстреливались, и держали оборону аэропорта. Просто хотели выжить.

Когда приезжаю в отпуск, друзья всегда расспрашивают про войну. Я отвечаю сдержанно: «Все нормально» Не хочу об этом рассказывать. Зачем? Люди живут мирной жизнью — пусть себе и живут.

Первым делом после возвращения поеду во Львов, на могилу к Богдану. Его нет уже больше года, а я ни разу у него не был. Потом буду искать работу. Хочу сделать ремонт в своем доме, чтобы там была бильярдная комната для меня и зимний сад для жены.

Не думаю, что мне будет сложно привыкнуть к мирной жизни. Все эти депрессии и трудности адаптации придумывают те, кому нечем заняться на гражданке и кто любит себя жалеть.

Не хочу зацикливаться на сложностях. Зачем? Нужно жить дальше. У меня есть жена, дети, есть много дел, которые только предстоит сделать. Это меня и поддерживает. Я счастливый человек.

«Наш долг — лгать». Почему мэр Геническа «звонил» Путину?«Наш долг — лгать». Почему мэр Геническа «звонил» Путину?

Юрий Сандул, Оксана Федоряченко.

Российская пропаганда по-большевистски увеличивает дозы лжи, подобно наркоману, вынужденному это делать для кайфа

С момента начала российской агрессии мы в Украине не перестаем удивляться наглости и абсурдности российской пропаганды. Каждый новый ее «перл» вроде распятого мальчика в Славянске или последний — об обращении мэра украинского Геническа к российскому президенту Путину — сначала вводит нас на некоторое время в ступор.

Потом мы возмущаемся, смеемся, прикалываемся, придумываем различные фотожабы, но сознательно или подсознательно продолжаем не понимать: ну как так можно? Какой распятый мальчик!? Какой к черту звонок мэра Геническа Путину!? Какое там «нет наших войск»!? Вот на черта придумывать такую очевидную ложь? На каких дураков все это рассчитано? Какая от этого практическая польза, ведь любой человек, который имеет хоть немного мозгов в голове, этому не поверит, а если даже поверит сначала, то очень быстро такая ложь выплывет, и тогда ее создатели только проигрывают? Полный абсурд! Где логика?

Логика есть. Она — в методологических правилах, по которым государство Россия производит свой пропагандистский продукт, и в технологии-конвейере, на котором это происходит. И они — методология и технология — совсем не абсурдные. Все это в целом — сознательная государственная политика, итоговая эффективность (или неффективность) которой совсем не является однозначной.

Так что же это за государственная политика?

Ложь всегда используется в государственной пропаганде (и не только государственной, к примеру рекламные кампании коммерческих структур тоже содержат некую долю лжи, более или менее умело скрытую от потребителя), причем в любой стране и в любые времена, однако особенности конкретной политики конкретного государства в этом плане всегда ограничивается определенными пределами. Они очерчены и моралью, и, главное, страхом наказания за ложь, если она будет разоблачена. Проще говоря — существуют негласные правила, о чем и до какой степени можно врать.

Особенность советского (большевистского) подхода к этому делу, которого продолжает придерживаться и нынешнее руководство Кремля, заключается в фактической отмене этих негласных границ (гласно такие границы, конечно, никто и никогда не провозглашал).

Суть большевистской методологии достижения цели, ее основа основ, заключается в действиях без всяких ограничительных правил против противника, для которого определенные ограничения существуют. Это как тогда, когда в поединке сходятся бойцы, один из которых ведет бой в рамках правил классического бокса (ниже пояса не бить, ногами не бить, открытой перчаткой не бить, лежачего не бить, и т. п), а другой — в рамках так называемых «боев без правил», где бить можно как угодно и куда угодно. Причем любая попытка боксера выйти из правил бокса и также зацедитьи сопернику, к примеру, ногой по морде вызывает бурное возмущение «бойца без правил» и его обвинения «боксера» в нарушении правил. То есть, неравенство прав в свою пользу и является главным с точки зрения «бесправильщика» правилом боя. По большевистской методологией применение лжи не может иметь каких-либо моральных оговорок. «Министерство правды» — блестящая, на уровне афоризма, характеристика Джорджем Оруэллом сути этой методологии.

Надо понимать, что появление таких «перлов» лжи, как распятый мальчик в Славянске — это не самостоятельное произведение какого-то неизвестного особо циничного конкретного телепропагандиста. Точнее — конкретный «сюжет» вполне мог быть его порождением, но общие правила, которые делают возможным появление подобного — это целенаправленная государственная политика, произведенная, испытанная и санкционированная на высшем государственном уровне, причем задолго до начала российской агрессии против Украины. Этой политике не пять, не десять и не двадцать лет. Ей минимум сто лет, если считать от момента прихода к власти в России ее создателей — большевиков-ленинцев.

Именно из-за того, что потребители лжи придерживаются каких-то моральных ограничений, эта «чистая» ложь и срабатывает. Что должен подумать обыватель, услышав из телевизора про распятого мальчика? «Такой страшный случай не может быть сплошной выдумкой! Ну, возможно, немного журналисты или эта женщина, которая была свидетелем, преувеличили, но что-то близкое к этому было обязательно, а как же иначе!?» Что должен подумать тот же обыватель, когда слышит: «Путин сказал, что ему звонил мэр Геническа»? Конечно, звонил, не может президент России говорить, что звонил, если тот не звонил! Президент не может так беспардонно врать! Обыватель так думает, потому что имеет все-таки какие-то, пусть страшно искаженные, но представления о морали, точнее о том, что те, кто им и страной управляет — люди, безусловно, выше него, обывателя, в моральном плане. Это он, обыватель, может нагло соврать жене, что сегодня пива и в рот не брал (хотя, конечно, выпил), но чтобы так же поступал сам Путин!?

Говоря о нынешней российской пропаганде, мы часто вспоминаем Геббельса, его (на самом деле — Гитлера) слова , что чем чудовищнее будет ложь, тем скорее в нее поверят. Так часто, что считаем Геббельса изобретателем этого пропагандистского принципа. Да нет, Геббельс и немецкие нацисты — только ученики, а учителя — большевики. Причем ученики ни в чем не превзошли своих учителей. Именно поэтому ученики 70 лет назад были уничтожены, и в истории остались с однозначно позорным клеймом, а учителя живут и неплохо себя чувствуют, имеют титул «освободителей мира от фашизма» и продолжают продуцировать бесстыдную ложь об истории и настоящем.

Бравый солдат Йозеф Швейк, герой одноименного романа Ярослава Гашека, имел, как известно, уйму всяческих знакомых и постоянно вспоминал разные случаи из их жизни. Одно из таких воспоминаний — о некоем адвокате и его главном правиле в работе, которое он втолкмачивал своим клиентам, и виенесено в заголовок статьи. Из этого адвоката получился бы классный большевик!

Большевистской (российской) пропаганде для продуцирования своих «историй» совсем не нужны даже малейшие реальные факты. Выдумка о том, что Керенский бежал из Зимнего дворца от большевиков переодетый женщиной — ложь от начала до конца. История о большевистском наркоме продовольствия Цюрупе, который потерял сознание от голода прямо на заседании правительства — тоже. Очень популярная и по сей день байка, что Сталин отказался менять своего сына Якова на фельдмаршала Паулюса («Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю!») — никаких предложений об обмене Гитлер Сталину не делал. История о Хрущеве, который на коленях вымаливал у Сталина прощение для своего сына-предателя Леонида — циничная ложь. Более свежий пример: Раиса Горбачева, супруга Михаила Горбачева, вмешивалась в работу политбюро ЦК КПСС — выдумка «на все сто». Особенно любят выдумывать подобные «достоверные истории» с примесью такого привычного для россиян алкоголя. Так, «пьяный» Хрущев подарил Крым Украине, а «пьяные» Кравчук, Шушкевич и Ельцин подписали соглашение в Беловежской пуще.

Поскольку пропаганда по-большевистски — это солидно организованное на государственном уровне производство, то и технологии соответствующие. Самая распространенная и очевидная из них — массовое продуцирование лжи вроде конвейера на большом заводе. То есть, как говорил когда-то Никита Хрущев о советской экономике — «по — нашему, чем больше — тем лучше».

На каждом производстве, в том числе и конвейерном, есть свои неизбежные недостатки. Есть свой обязательный процент бракованной продукции. Но, согласитесь, это не причина, чтобы останавливать производство, или отказываться от конвейера только потому, что люди, которые на нем работают, становятся, как бы это помягче сказать, немного «заторможенными», что ли. Возможно, история о распятом мальчике и является таким неизбежным недостатком, следствием «заторможенности» работника. Возможно, если бы пропагандистская ложь в России производилась не на конвейере, а была исключительно «штучным» товаром, так сказать — ручной работы, то до такого идиотизма, как история о распятом мальчике, дело бы не доходило, но тогда общая эффективность российской пропаганды была бы не такой высокой (так же как, например, производство автомобилей конвейерным способом в целом экономически выгоднее, чем собирать каждый автомобиль отдельно руками, хотя качество последнего будет выше).

Одно из преимуществ, которое дает «конвейерная» пропаганда — скорость изготовления конечной продукции. Для выработки разумной полуправды, максимально правдоподобной лжи, то есть — «искусственной» продукции, требуется длительное время и пропагандисты высокой квалификации. В то же время конвейер дает возможность опередить всех и первому подать свою (лживую, конечно) информацию о событии. А первая информация очень сильно влияет на потребителя, тот, кто опаздывает, вынужден не столько давать информацию, сколько опровергать первую, то есть — оправдываться. Кроме того, «конвейер» дает возможность производить такое огромное количество лживой информации, что просто невозможно всю ее разоблачать и опровергать. Иными словами, пропаганды становится так много, что любая контрпропаганда просто физически не справляется с работой. Это особенно важно, когда идет острая фаза противостояния, вот почему еще два года назад, до начала откровенных агрессивных действий России, мы не слышали от их пропагандистов таких глупостей, как распятый мальчик или звонок мэра Геническа.

Большевистский метод лжи не предусматривает исключительно «конвейерную» технологию. Есть там, конечно, и «ручная работа». Одно другому не мешает. Пример для иллюстрации: можно долго и тщательно готовить одного шпиона, разрабатывать для него такую «легенду», что в нее поверят самые профессиональные спецслужбы врага, и такой «Штирлиц», сделав за долгие годы карьеру (штандартенфюрер, то есть полковник!) во вражеском лагере, когда-нибудь, наконец, доберется до важнейших их секретов. А можно наскоро подготовить тысячу агентов с простенькими «легендами» и забросить их во вражеский тыл. Конечно, половина этих агентов сразу же попадет в лапы вражеской контрразведки, еще половина половины — где-то спрячутся и не станут шпионить, потому что трусы, какая-то часть сознательно переметнется к врагу, кто-то окажется беспомощным в шпионском деле, потому что болван от природы. А из того совсем небольшого количества, которое все-таки попытаться делать то, ради чего их готовили, кому-то одному вдруг повезет и он, при благоприятных обстоятельствах, натолкнется на важный вражеский секрет. Какой метод лучше, какой дает большую гарантию успеха? А никакой, оба одинаково рискованные. «Штирлиц» тоже может провалиться, он может случайно попасть под трамвай или серьезно заболеть, ему может не повезти добраться до вражеского сейфа, его радистка может погореть на какой-то случайности (например, во время родов орать на родном языке). И тогда окажется, что вся кропотливая и многолетняя работа многих специалистов по подготовке супершпиона — коту под хвост. Самый логичный выход — применять оба метода подготовки шпионов (усиливая тот или другой в зависимости от пассивной или острой фазы противостояния). Так и в российской пропаганде. Распятых мальчиков и звонки из Геническа придумывают «конвейерные» безымянные пропагандисты, которых сотни и тысячи, а, к примеру, Владимир Познер — это «штучный товар», это — «Штирлиц», который на откровенной лжи никогда не спалится.

Как раз сегодня, после почти двух лет войны, которую развязала Россия против Украины и всего Запада, мы являемся свидетелями малозаметных, но качественных изменений как в российской государственной пропагандистской политике, так и в отношении к ней за рубежом. Ранее упомянутые нами выдумки о Цюрупе, Сталине или Раисе Горбачевой все-таки никогда лицами на высоких государственных должностях не озвучивались, они распространялись как слухи, максимум — подкрепленные утверждениями того или иного историка, писателя, отставного чиновника среднего уровня, то есть, людьми, за болтовню которых государство не отвечает. Про «пьяного» Хрущева или «пьяного» Ельцина говорят журналисты, политологи, историки (всех, конечно, можно брать в кавычки) и масса безымянных любителей этого жанра в социальных сетях, но этого мы не слышали и не услышим от Путина, Медведева или даже кремлевских чиновников второго ряда. А вот сегодня к пропагандистской лжи уже прямо приобщают президента России, как в случае с мэром Геническа. Пока что это, конечно, не массовое явление, да и вряд ли когда-нибудь будет массовым, однако, в этой сфере даже единичные случаи являются чем-то невероятно новым. Новизна появилась и в отношении мира к пропагандистской продукции, которая идет из России. На Западе впервые (!) за всю историю отношений с Кремлем заговорили о создании на государственном уровне структур противодействия российской пропаганде, а это означает, что Запад наконец-то осознал: «ложь без правил» является важным элементом государственной политики России.

Объяснение упомянутым изменениям может быть только одно: большевистские методы пропаганды исчерпывают свой ресурс эффективности. Подобно тому, как наркоман вынужден увеличивать «дозу», поскольку прежняя уже не дает «кайфа», российская пропаганда тоже «увеличивает дозу». Привлечение имени Путина к пропагандистской лжи, обреченной на скорое разоблачение, вынужденность высших должностных лиц, включительно с президентом России официально провозглашать очевидную для всего мира ложь — это и есть такое «увеличение дозы», ведь, к примеру, о крымском «референдуме» или об отсутствии российских войск на Донбассе уже невозможно, чтобы говорили только неофициальные лица. Но и это не помогает: не верят уже не только, как раньше, отдельным российским пропагандистам, не верят уже и Путину. В глазах мировых лидеров президент великой ядерной страны превратился в обычное брехло. Такого «имиджа» не имел ни один его предшественник. Это — крах.

Все знают, что наркоман не может бесконечно долго и безнаказанно увеличивать «дозу». Известно, каким раньше или позже будет конец. Таким он будет и для российской пропаганды в частности, и для российской государственной политики в целом. Причем, похоже, уже не позже, а раньше.

УкринформЮрий Сандул, Оксана Федоряченко.

Российская пропаганда по-большевистски увеличивает дозы лжи, подобно наркоману, вынужденному это делать для кайфа

С момента начала российской агрессии мы в Украине не перестаем удивляться наглости и абсурдности российской пропаганды. Каждый новый ее «перл» вроде распятого мальчика в Славянске или последний — об обращении мэра украинского Геническа к российскому президенту Путину — сначала вводит нас на некоторое время в ступор.

Потом мы возмущаемся, смеемся, прикалываемся, придумываем различные фотожабы, но сознательно или подсознательно продолжаем не понимать: ну как так можно? Какой распятый мальчик!? Какой к черту звонок мэра Геническа Путину!? Какое там «нет наших войск»!? Вот на черта придумывать такую очевидную ложь? На каких дураков все это рассчитано? Какая от этого практическая польза, ведь любой человек, который имеет хоть немного мозгов в голове, этому не поверит, а если даже поверит сначала, то очень быстро такая ложь выплывет, и тогда ее создатели только проигрывают? Полный абсурд! Где логика?

Логика есть. Она — в методологических правилах, по которым государство Россия производит свой пропагандистский продукт, и в технологии-конвейере, на котором это происходит. И они — методология и технология — совсем не абсурдные. Все это в целом — сознательная государственная политика, итоговая эффективность (или неффективность) которой совсем не является однозначной.

Так что же это за государственная политика?

Ложь всегда используется в государственной пропаганде (и не только государственной, к примеру рекламные кампании коммерческих структур тоже содержат некую долю лжи, более или менее умело скрытую от потребителя), причем в любой стране и в любые времена, однако особенности конкретной политики конкретного государства в этом плане всегда ограничивается определенными пределами. Они очерчены и моралью, и, главное, страхом наказания за ложь, если она будет разоблачена. Проще говоря — существуют негласные правила, о чем и до какой степени можно врать.

Особенность советского (большевистского) подхода к этому делу, которого продолжает придерживаться и нынешнее руководство Кремля, заключается в фактической отмене этих негласных границ (гласно такие границы, конечно, никто и никогда не провозглашал).

Суть большевистской методологии достижения цели, ее основа основ, заключается в действиях без всяких ограничительных правил против противника, для которого определенные ограничения существуют. Это как тогда, когда в поединке сходятся бойцы, один из которых ведет бой в рамках правил классического бокса (ниже пояса не бить, ногами не бить, открытой перчаткой не бить, лежачего не бить, и т. п), а другой — в рамках так называемых «боев без правил», где бить можно как угодно и куда угодно. Причем любая попытка боксера выйти из правил бокса и также зацедитьи сопернику, к примеру, ногой по морде вызывает бурное возмущение «бойца без правил» и его обвинения «боксера» в нарушении правил. То есть, неравенство прав в свою пользу и является главным с точки зрения «бесправильщика» правилом боя. По большевистской методологией применение лжи не может иметь каких-либо моральных оговорок. «Министерство правды» — блестящая, на уровне афоризма, характеристика Джорджем Оруэллом сути этой методологии.

Надо понимать, что появление таких «перлов» лжи, как распятый мальчик в Славянске — это не самостоятельное произведение какого-то неизвестного особо циничного конкретного телепропагандиста. Точнее — конкретный «сюжет» вполне мог быть его порождением, но общие правила, которые делают возможным появление подобного — это целенаправленная государственная политика, произведенная, испытанная и санкционированная на высшем государственном уровне, причем задолго до начала российской агрессии против Украины. Этой политике не пять, не десять и не двадцать лет. Ей минимум сто лет, если считать от момента прихода к власти в России ее создателей — большевиков-ленинцев.

Именно из-за того, что потребители лжи придерживаются каких-то моральных ограничений, эта «чистая» ложь и срабатывает. Что должен подумать обыватель, услышав из телевизора про распятого мальчика? «Такой страшный случай не может быть сплошной выдумкой! Ну, возможно, немного журналисты или эта женщина, которая была свидетелем, преувеличили, но что-то близкое к этому было обязательно, а как же иначе!?» Что должен подумать тот же обыватель, когда слышит: «Путин сказал, что ему звонил мэр Геническа»? Конечно, звонил, не может президент России говорить, что звонил, если тот не звонил! Президент не может так беспардонно врать! Обыватель так думает, потому что имеет все-таки какие-то, пусть страшно искаженные, но представления о морали, точнее о том, что те, кто им и страной управляет — люди, безусловно, выше него, обывателя, в моральном плане. Это он, обыватель, может нагло соврать жене, что сегодня пива и в рот не брал (хотя, конечно, выпил), но чтобы так же поступал сам Путин!?

Говоря о нынешней российской пропаганде, мы часто вспоминаем Геббельса, его (на самом деле — Гитлера) слова , что чем чудовищнее будет ложь, тем скорее в нее поверят. Так часто, что считаем Геббельса изобретателем этого пропагандистского принципа. Да нет, Геббельс и немецкие нацисты — только ученики, а учителя — большевики. Причем ученики ни в чем не превзошли своих учителей. Именно поэтому ученики 70 лет назад были уничтожены, и в истории остались с однозначно позорным клеймом, а учителя живут и неплохо себя чувствуют, имеют титул «освободителей мира от фашизма» и продолжают продуцировать бесстыдную ложь об истории и настоящем.

Бравый солдат Йозеф Швейк, герой одноименного романа Ярослава Гашека, имел, как известно, уйму всяческих знакомых и постоянно вспоминал разные случаи из их жизни. Одно из таких воспоминаний — о некоем адвокате и его главном правиле в работе, которое он втолкмачивал своим клиентам, и виенесено в заголовок статьи. Из этого адвоката получился бы классный большевик!

Большевистской (российской) пропаганде для продуцирования своих «историй» совсем не нужны даже малейшие реальные факты. Выдумка о том, что Керенский бежал из Зимнего дворца от большевиков переодетый женщиной — ложь от начала до конца. История о большевистском наркоме продовольствия Цюрупе, который потерял сознание от голода прямо на заседании правительства — тоже. Очень популярная и по сей день байка, что Сталин отказался менять своего сына Якова на фельдмаршала Паулюса («Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю!») — никаких предложений об обмене Гитлер Сталину не делал. История о Хрущеве, который на коленях вымаливал у Сталина прощение для своего сына-предателя Леонида — циничная ложь. Более свежий пример: Раиса Горбачева, супруга Михаила Горбачева, вмешивалась в работу политбюро ЦК КПСС — выдумка «на все сто». Особенно любят выдумывать подобные «достоверные истории» с примесью такого привычного для россиян алкоголя. Так, «пьяный» Хрущев подарил Крым Украине, а «пьяные» Кравчук, Шушкевич и Ельцин подписали соглашение в Беловежской пуще.

Поскольку пропаганда по-большевистски — это солидно организованное на государственном уровне производство, то и технологии соответствующие. Самая распространенная и очевидная из них — массовое продуцирование лжи вроде конвейера на большом заводе. То есть, как говорил когда-то Никита Хрущев о советской экономике — «по — нашему, чем больше — тем лучше».

На каждом производстве, в том числе и конвейерном, есть свои неизбежные недостатки. Есть свой обязательный процент бракованной продукции. Но, согласитесь, это не причина, чтобы останавливать производство, или отказываться от конвейера только потому, что люди, которые на нем работают, становятся, как бы это помягче сказать, немного «заторможенными», что ли. Возможно, история о распятом мальчике и является таким неизбежным недостатком, следствием «заторможенности» работника. Возможно, если бы пропагандистская ложь в России производилась не на конвейере, а была исключительно «штучным» товаром, так сказать — ручной работы, то до такого идиотизма, как история о распятом мальчике, дело бы не доходило, но тогда общая эффективность российской пропаганды была бы не такой высокой (так же как, например, производство автомобилей конвейерным способом в целом экономически выгоднее, чем собирать каждый автомобиль отдельно руками, хотя качество последнего будет выше).

Одно из преимуществ, которое дает «конвейерная» пропаганда — скорость изготовления конечной продукции. Для выработки разумной полуправды, максимально правдоподобной лжи, то есть — «искусственной» продукции, требуется длительное время и пропагандисты высокой квалификации. В то же время конвейер дает возможность опередить всех и первому подать свою (лживую, конечно) информацию о событии. А первая информация очень сильно влияет на потребителя, тот, кто опаздывает, вынужден не столько давать информацию, сколько опровергать первую, то есть — оправдываться. Кроме того, «конвейер» дает возможность производить такое огромное количество лживой информации, что просто невозможно всю ее разоблачать и опровергать. Иными словами, пропаганды становится так много, что любая контрпропаганда просто физически не справляется с работой. Это особенно важно, когда идет острая фаза противостояния, вот почему еще два года назад, до начала откровенных агрессивных действий России, мы не слышали от их пропагандистов таких глупостей, как распятый мальчик или звонок мэра Геническа.

Большевистский метод лжи не предусматривает исключительно «конвейерную» технологию. Есть там, конечно, и «ручная работа». Одно другому не мешает. Пример для иллюстрации: можно долго и тщательно готовить одного шпиона, разрабатывать для него такую «легенду», что в нее поверят самые профессиональные спецслужбы врага, и такой «Штирлиц», сделав за долгие годы карьеру (штандартенфюрер, то есть полковник!) во вражеском лагере, когда-нибудь, наконец, доберется до важнейших их секретов. А можно наскоро подготовить тысячу агентов с простенькими «легендами» и забросить их во вражеский тыл. Конечно, половина этих агентов сразу же попадет в лапы вражеской контрразведки, еще половина половины — где-то спрячутся и не станут шпионить, потому что трусы, какая-то часть сознательно переметнется к врагу, кто-то окажется беспомощным в шпионском деле, потому что болван от природы. А из того совсем небольшого количества, которое все-таки попытаться делать то, ради чего их готовили, кому-то одному вдруг повезет и он, при благоприятных обстоятельствах, натолкнется на важный вражеский секрет. Какой метод лучше, какой дает большую гарантию успеха? А никакой, оба одинаково рискованные. «Штирлиц» тоже может провалиться, он может случайно попасть под трамвай или серьезно заболеть, ему может не повезти добраться до вражеского сейфа, его радистка может погореть на какой-то случайности (например, во время родов орать на родном языке). И тогда окажется, что вся кропотливая и многолетняя работа многих специалистов по подготовке супершпиона — коту под хвост. Самый логичный выход — применять оба метода подготовки шпионов (усиливая тот или другой в зависимости от пассивной или острой фазы противостояния). Так и в российской пропаганде. Распятых мальчиков и звонки из Геническа придумывают «конвейерные» безымянные пропагандисты, которых сотни и тысячи, а, к примеру, Владимир Познер — это «штучный товар», это — «Штирлиц», который на откровенной лжи никогда не спалится.

Как раз сегодня, после почти двух лет войны, которую развязала Россия против Украины и всего Запада, мы являемся свидетелями малозаметных, но качественных изменений как в российской государственной пропагандистской политике, так и в отношении к ней за рубежом. Ранее упомянутые нами выдумки о Цюрупе, Сталине или Раисе Горбачевой все-таки никогда лицами на высоких государственных должностях не озвучивались, они распространялись как слухи, максимум — подкрепленные утверждениями того или иного историка, писателя, отставного чиновника среднего уровня, то есть, людьми, за болтовню которых государство не отвечает. Про «пьяного» Хрущева или «пьяного» Ельцина говорят журналисты, политологи, историки (всех, конечно, можно брать в кавычки) и масса безымянных любителей этого жанра в социальных сетях, но этого мы не слышали и не услышим от Путина, Медведева или даже кремлевских чиновников второго ряда. А вот сегодня к пропагандистской лжи уже прямо приобщают президента России, как в случае с мэром Геническа. Пока что это, конечно, не массовое явление, да и вряд ли когда-нибудь будет массовым, однако, в этой сфере даже единичные случаи являются чем-то невероятно новым. Новизна появилась и в отношении мира к пропагандистской продукции, которая идет из России. На Западе впервые (!) за всю историю отношений с Кремлем заговорили о создании на государственном уровне структур противодействия российской пропаганде, а это означает, что Запад наконец-то осознал: «ложь без правил» является важным элементом государственной политики России.

Объяснение упомянутым изменениям может быть только одно: большевистские методы пропаганды исчерпывают свой ресурс эффективности. Подобно тому, как наркоман вынужден увеличивать «дозу», поскольку прежняя уже не дает «кайфа», российская пропаганда тоже «увеличивает дозу». Привлечение имени Путина к пропагандистской лжи, обреченной на скорое разоблачение, вынужденность высших должностных лиц, включительно с президентом России официально провозглашать очевидную для всего мира ложь — это и есть такое «увеличение дозы», ведь, к примеру, о крымском «референдуме» или об отсутствии российских войск на Донбассе уже невозможно, чтобы говорили только неофициальные лица. Но и это не помогает: не верят уже не только, как раньше, отдельным российским пропагандистам, не верят уже и Путину. В глазах мировых лидеров президент великой ядерной страны превратился в обычное брехло. Такого «имиджа» не имел ни один его предшественник. Это — крах.

Все знают, что наркоман не может бесконечно долго и безнаказанно увеличивать «дозу». Известно, каким раньше или позже будет конец. Таким он будет и для российской пропаганды в частности, и для российской государственной политики в целом. Причем, похоже, уже не позже, а раньше.

Укринформ

Нанокирпич с макрочипомНанокирпич с макрочипом

Юлия Латынина.

В отличие от всего мира в России полным ходом идет антицифровая революция, цель которой — обналичить бюджет и ограбить население.

Во всем мире происходит цифровая революция. Колл-центры компаний, работающих в США, обслуживаются сотрудниками из Индии. Операцию, совершающуюся в операционной Шанхая, консультирует хирург из Чикаго. Человек может управлять бизнесом со своего айфона, катаясь на водных лыжах в Австралии, и Илон Маск обещает в течение двух лет машину, которая будет не только ездить сама, но и самообучаться, черпая знание от предыдущих ситуаций, загруженных на облако.

Во всем мире цифровая революция раскрывает новые горизонты и приносит дополнительные возможности.

Только в России происходит то, что можно называть антицифровой революцией.

IT-технологии навязываются потребителям с целью извлечения ренты и не только не расширяют окно возможностей, но, наоборот, сокращают его, потому что на 1 рубль извлеченной ренты приходится 10 рублей убытка пользователю.

Пионером в идее подобного применения IT-технологий была, бесспорно, «Система» Владимира Евтушенкова. Еще в 2009-м Евтушенков и Чубайс подписали грандиозный проект на 500 млн долларов, предусматривавший строительство в Зеленограде на базе «Микрона» отечественного завода для производства чипов шагом 90 нм. Штука была в том, что чипы собирались производить RFID. RFID (radio frequency indentification) — это тот чип, который считывается приемным устройством. Его можно установить на социальной карте, на контейнере с военным снаряжением или на лобовом стекле машины, проезжающей по платной дороге. RFID функционирует только при наличии гигантской сети. Иными словами, главным потребителем RFID-технологий всегда является государство.

Планов у Евтушенкова и Чубайса было громадье — они хотели оборудовать RFID-чипами и счетчики электроэнергии, и музеи, и каждую упаковку лекарства, и биометрические паспорта, и единую транспортную карту: все, разумеется, для защиты отечественного производителя и с запретом на вражеские зарубежные технологии. Грандиозные планы сорвались — «Микрон» так и не сумел отладить закупленное им за гигантские деньги зарубежное полуустаревшее оборудование.

Так или иначе, RFID-технологии на тот момент были самым высокотехнологическим способом обналички бюджета.

18 августа 2011 года Чубайс предъявил Владимиру Путину чудо-планшет, способный заменить набор школьных учебников по всем дисциплинам. Рынок для планшета автоматически обеспечивался за счет административного ресурса, но, слава богу, жестокость российских нанотехнологий искупается их неисполнением: чудо-планшет, как и чудо-RFID-чип, как-то не задался.

Самым вопиющим примером российской антицифровой революции стал ГЛОНАСС. Сколько российский бюджет ухнул в ГЛОНАСС — подсчитать не представляется возможным, но в 2012 г. наши правоохранительные органы, явно не склонные в данном случае к преувеличениям, обнаружили, что из ГЛОНАССа только свистнули 200 млн долларов — то есть в два раза больше того, что Илон Маск вложил в SpaceX.

Если бы из ГЛОНАСС просто крали — это было бы еще полбеды, но кому-то в Кремле пришла в голову несчастливая идея, что эту бочку Данаид надо как-то окупить за счет коммерческого использования, а так как коммерчески использовать ГЛОНАСС дураков нет, то необходимость покупки кирпича, то есть ГЛОНАССа, была зафиксирована в законодательном порядке. Каждый отечественный автобус и грузовик было предписано оборудовать отечественным тахографом, работающим на ГЛОНАССе.

Это была антицифровая революция в чистом виде: сейчас водители грузовиков обязаны не только расставаться с деньгами в объеме своей месячной зарплаты (40—50 тыс. рублей) для установки совершенно ненужной им штуковины, но и ждать по 1—1,5 месяца, пока уполномоченная, но неторопливая контора в Москве соблаговолит изготовить карточку водителя. Установка тахографов — типичный пример того, что можно назвать бюрократическим демультипликатором.

Чтобы получить рубль, привилегированная контора должна нагадить на десять.

Вслед за тахографами последовал незабвенный «Платон» — еще один пример антицифровой революции в чистом виде. Чтобы получать 10 млрд рублей ежегодно за эксплуатацию системы, фирма «РТ-инвест» г-на Ротенберга нанесла транспортным перевозкам такой удар, который уже сделал безработными тысячи водителей.

Еще одним прекрасным примером антицифровой революции стала ЕГАИС — система, призванная в идеале проследить путь каждой молекулы спирта от завода, где ее изготовили, до прилавка. ЕГАИС должна была быть запущена еще в 2005-м, но так как программное обеспечение для нее писала фээсбэшная контора под названием «Атлас», то выяснилось, что ЕГАИС попросту не работает. Разработку программного обеспечения через два года передали другой госконторе, под названием ГНИВЦ ФНС, с тем же результатом.

В 2009-м для ЕГАИС создали новую государственную службу — Росалкогольрегулирование, а с 1 января этого года незарегистрированные в ЕГАИС дистрибьюторы не смогут поставлять товар в розницу. Что они будут делать — неизвестно, потому что по состоянию на 1 ноября к системе было подключено меньше 5% оптовиков, а сама система работает с тем же успехом, что и пресловутый «Платон».

Среди других прекрасных достижений антицифровой революции можно упомянуть: закон о дата-центрах, содержащих персональные данные граждан России (бенефициаром, как выяснилось благодаря Навальному, является компания российского интернет-обмудсмена Дмитрия Мариничева), новые требования по обмену валюты и проект о переходе на кассовые аппараты с онлайн-подключением к налоговой, только что внесенный в Госдуму.

У всех этих проектов — одно общее. Если в мире цифровая революция способствует большему удобству ведения бизнеса и росту ВВП, то российская антицифровая революция бизнес затрудняет и является способом перераспределения все более уменьшающегося пирога в пользу приближенных к государству контор. Или еще проще. У всех как у людей. И только в России цифровая революция стала способом обналичить бюджет и продать подневольному покупателю в приказном порядке покоцанный кирпич.

Новая ГазетаЮлия Латынина.

В отличие от всего мира в России полным ходом идет антицифровая революция, цель которой — обналичить бюджет и ограбить население.

Во всем мире происходит цифровая революция. Колл-центры компаний, работающих в США, обслуживаются сотрудниками из Индии. Операцию, совершающуюся в операционной Шанхая, консультирует хирург из Чикаго. Человек может управлять бизнесом со своего айфона, катаясь на водных лыжах в Австралии, и Илон Маск обещает в течение двух лет машину, которая будет не только ездить сама, но и самообучаться, черпая знание от предыдущих ситуаций, загруженных на облако.

Во всем мире цифровая революция раскрывает новые горизонты и приносит дополнительные возможности.

Только в России происходит то, что можно называть антицифровой революцией.

IT-технологии навязываются потребителям с целью извлечения ренты и не только не расширяют окно возможностей, но, наоборот, сокращают его, потому что на 1 рубль извлеченной ренты приходится 10 рублей убытка пользователю.

Пионером в идее подобного применения IT-технологий была, бесспорно, «Система» Владимира Евтушенкова. Еще в 2009-м Евтушенков и Чубайс подписали грандиозный проект на 500 млн долларов, предусматривавший строительство в Зеленограде на базе «Микрона» отечественного завода для производства чипов шагом 90 нм. Штука была в том, что чипы собирались производить RFID. RFID (radio frequency indentification) — это тот чип, который считывается приемным устройством. Его можно установить на социальной карте, на контейнере с военным снаряжением или на лобовом стекле машины, проезжающей по платной дороге. RFID функционирует только при наличии гигантской сети. Иными словами, главным потребителем RFID-технологий всегда является государство.

Планов у Евтушенкова и Чубайса было громадье — они хотели оборудовать RFID-чипами и счетчики электроэнергии, и музеи, и каждую упаковку лекарства, и биометрические паспорта, и единую транспортную карту: все, разумеется, для защиты отечественного производителя и с запретом на вражеские зарубежные технологии. Грандиозные планы сорвались — «Микрон» так и не сумел отладить закупленное им за гигантские деньги зарубежное полуустаревшее оборудование.

Так или иначе, RFID-технологии на тот момент были самым высокотехнологическим способом обналички бюджета.

18 августа 2011 года Чубайс предъявил Владимиру Путину чудо-планшет, способный заменить набор школьных учебников по всем дисциплинам. Рынок для планшета автоматически обеспечивался за счет административного ресурса, но, слава богу, жестокость российских нанотехнологий искупается их неисполнением: чудо-планшет, как и чудо-RFID-чип, как-то не задался.

Самым вопиющим примером российской антицифровой революции стал ГЛОНАСС. Сколько российский бюджет ухнул в ГЛОНАСС — подсчитать не представляется возможным, но в 2012 г. наши правоохранительные органы, явно не склонные в данном случае к преувеличениям, обнаружили, что из ГЛОНАССа только свистнули 200 млн долларов — то есть в два раза больше того, что Илон Маск вложил в SpaceX.

Если бы из ГЛОНАСС просто крали — это было бы еще полбеды, но кому-то в Кремле пришла в голову несчастливая идея, что эту бочку Данаид надо как-то окупить за счет коммерческого использования, а так как коммерчески использовать ГЛОНАСС дураков нет, то необходимость покупки кирпича, то есть ГЛОНАССа, была зафиксирована в законодательном порядке. Каждый отечественный автобус и грузовик было предписано оборудовать отечественным тахографом, работающим на ГЛОНАССе.

Это была антицифровая революция в чистом виде: сейчас водители грузовиков обязаны не только расставаться с деньгами в объеме своей месячной зарплаты (40—50 тыс. рублей) для установки совершенно ненужной им штуковины, но и ждать по 1—1,5 месяца, пока уполномоченная, но неторопливая контора в Москве соблаговолит изготовить карточку водителя. Установка тахографов — типичный пример того, что можно назвать бюрократическим демультипликатором.

Чтобы получить рубль, привилегированная контора должна нагадить на десять.

Вслед за тахографами последовал незабвенный «Платон» — еще один пример антицифровой революции в чистом виде. Чтобы получать 10 млрд рублей ежегодно за эксплуатацию системы, фирма «РТ-инвест» г-на Ротенберга нанесла транспортным перевозкам такой удар, который уже сделал безработными тысячи водителей.

Еще одним прекрасным примером антицифровой революции стала ЕГАИС — система, призванная в идеале проследить путь каждой молекулы спирта от завода, где ее изготовили, до прилавка. ЕГАИС должна была быть запущена еще в 2005-м, но так как программное обеспечение для нее писала фээсбэшная контора под названием «Атлас», то выяснилось, что ЕГАИС попросту не работает. Разработку программного обеспечения через два года передали другой госконторе, под названием ГНИВЦ ФНС, с тем же результатом.

В 2009-м для ЕГАИС создали новую государственную службу — Росалкогольрегулирование, а с 1 января этого года незарегистрированные в ЕГАИС дистрибьюторы не смогут поставлять товар в розницу. Что они будут делать — неизвестно, потому что по состоянию на 1 ноября к системе было подключено меньше 5% оптовиков, а сама система работает с тем же успехом, что и пресловутый «Платон».

Среди других прекрасных достижений антицифровой революции можно упомянуть: закон о дата-центрах, содержащих персональные данные граждан России (бенефициаром, как выяснилось благодаря Навальному, является компания российского интернет-обмудсмена Дмитрия Мариничева), новые требования по обмену валюты и проект о переходе на кассовые аппараты с онлайн-подключением к налоговой, только что внесенный в Госдуму.

У всех этих проектов — одно общее. Если в мире цифровая революция способствует большему удобству ведения бизнеса и росту ВВП, то российская антицифровая революция бизнес затрудняет и является способом перераспределения все более уменьшающегося пирога в пользу приближенных к государству контор. Или еще проще. У всех как у людей. И только в России цифровая революция стала способом обналичить бюджет и продать подневольному покупателю в приказном порядке покоцанный кирпич.

Новая Газета