Юрий Бутусов
Год назад, 6 ноября 2014 года, при обороне Донецкого аэропорта на самом опасном участке — в башне нового терминала — пал смертью храбрых самый юный его защитник — 18-летний доброволец «Правого сектора» Сергей Табала – позывной Север. Во время «перемирия» шел ожесточенный бой с танками противника… За свою короткую жизнь Сергей успел очень много, и его жизнь достойна нашей памяти, и достойна книг и кинофильмов. В Сумах прошли поминки на годовщину гибели Воина.
Памяти 18-летнего бойца «Правого сектора» Сергея Табалы, почетного гражданина города Сумы.
Рассказывает о Севере его товарищ Семен Салатенко — бывший воин-доброволец батальона «Днепр», который на минувших выборах стал депутатом областного совета от «Батькивщины».
«В 2013 году я был депутатом городского совета в Сумах, и возглавлял «Молодую Батькивщину». Это, наверное, не очень было типично для «Батькивщины», но наша молодежная организация была похожа не на структуру парламентской партии, а на боевую организацию. Это была дикость, нас было мало, но мы не занимались мирными акциями принципиально. Я был на судах по Тимошенко, видел, как власть готова бить и разгонять, так что иллюзий не было. К тому времени стало ясно, что в стране будет новый Майдан, потому что можно было защищать свои права только силой. Нас было немного, но мы готовились к открытой борьбе. Я познакомился с Севером весной 2013-го, ему было 17 лет. Он занимался войной с педофилами — у нас это была на местном уровне заметная проблема.
Север привлекал их «на живца» и жестко их пи…ил. У нас жестко к этому относились — отец Трифилий из московского патриархата был убит неизвестными именно за педофилию.
И вот Север пришел и сказал, что идеи «Батькивщины» он не поддерживает, но он хочет бороться за свободу Украины не на словах. Он молодой был, шебутной, очень красиво говорил по-украински, и никогда не использовал русский. У него была татуировка «Слава Україні! Героям слава!» на руках, причем он ее сделал еще до Майдана. Это был патриот, для которого Украина была живым человеком, он так к ней относился. Все было очень серьезно, никакой игры. Он верил, что впереди будет революция, и что за Украину придется сражаться. И он сражался.
В октябре 2013-го мы активно воевали с откровенно пророссийским проектом «Украинский выбор» Медведчука, сносили их палатки, разгоняли их мероприятия. Уже тогда было понятно, к чему все идет. Никто не говорил вслух — война. Говорил только один человек в моем окружении — Север. Да, так и говорил — «Мы будем воевать с Россией».
Все понимали, что эта вся федерализация, чего хочет Медведчук — кум Путина, ничем хорошим не закончится. Может в Киеве это воспринималось как предвыборный проект. Но это не был предвыборный проект. Это запускался механизм гражданской войны и уничтожения Украины. И нужно было тогда это в корне давить. Мы с Севером тогда пытались это давить, и огромнейшая заслуга нашего сумского молодняка (котят, как я их называл, которые выросли в тигров) — у нас в Сумах на границе с Россией не было никаких намеков на «ДНР». У нас было кому защищать Украину.
Если честно, настоящие герои — они не святые. Север еще в школе сколотил свою уличную группировку, чтобы контролировать свой район. Он был хулиганом. Он был лидером уже в школе и пытался решать вопросы в жизни своими методами. Он с детства ходил в лидерах. Он достаточно жесткий лидер был. Жесткий, неуступчивый. Может, это звучит немного диковато, но это Сумы.
Ну вот такой он был, это правда. У него была своя группировка. Но когда Сергей получил образование, он здорово изменился. В старших классах школы он твердо стал на путь украинского национализма,и пытался перевоспитать всех своих пацанов. Но у него это не получилось. Поэтому он оставил эту группировку, порвал с прошлым и стал искать таких товарищей, которые прежде всего были патриотами Украины. Достаточно интересные отношения у него были с религией. Он был родновером. Христианство его не привлекало — наверное, из-за того, что он видел официальную религию не с лучшей стороны.
Север был необычной личностью, и это бросалось в глаза. Он невысокого роста, любил таскать с собой пистолет Флобера. Пукалка такая, которая шариками стреляет. В кармане у него был всегда нож. На него когда-то в Сумах напала стая гопников, и он их этим пистолетом.
Был отчаянным бойцом. В стаю гопников разрядить пистолет — это Север, нож в кармане — это Север. А как по-другому в бандитском государстве, где твои права ничего не стоят? Сергей был хулиганом, но прежде всего он был очень идейным человеком. Он часто говорил — «Хто, як не ми, коли, як не зараз». Он мало чего в жизни боялся. И настолько горячий пацан был, что он зимой не мерз. Я помню, на Майдане зимой мы ходили закутанные один нос торчит — и то холодно. А он ходит — куртка, из-под куртки футболка торчит, даже свитер не надевал. И не болел. Ни бронхитом, ни воспалением легких. Вообще его ничего не брало.
На Майдан мы поехали с самого начала. С ноября. Север с самого начала подыскивал на Майдане таких же решительных парней, готовых идти до конца. У фонтана у них была тусовка. Но 30 ноября нас не было — мы накануне уехали в Сумы. И как узнали, так сразу поехали обратно в Киев.
Собралась нас делегация детворы, «Молодая Батькивщина», Север, несколько случайных людей. Ночью вернулись обратно в Киев. Приехали поздно ночью, пришли на Михайловскую площадь и там разместились. Север сразу побежал записываться в отряд самообороны. Он был среди тех, кто сразу начал отрабатывать борьбу с «Беркутом» с палками и щитами. Он с самого начала говорил, что надо сражаться с ментами и что впереди будут бои.
Помню, он для защиты сразу примотал себе 5-литровые пластиковые бутыли — чтобы вокруг голеней была защита. Я говорю — «А ну пробегись туда- назад». Он бежит — еле переваливается с ноги на ногу. Я ему говорю — Север, я больше переживаю, что тебя не менты убьют, а ты сам убьешься». Он таких замечаний не терпел. Нахохлился, надулся, перестал разговаривать, но бутылки, правда, эти поснимал. Но он абсолютно радикальный революционер. Я вначале, пока мы держались вместе, не раз отбирал у пацанов ножи — потому что они могли многое натворить.
1 декабря, когда после митинга вожди призвали идти блокировать правительственный квартал, я подошел к Кабмину, звоню Северу: «А ты где?» Он отвечает: «А мы взяли КМДА». Оказывается, он был среди тех нескольких пацанов, которые палками разбили окна КМДА и проникли в здание, спровоцировали его захват революционерами. Я даже видео смотрел — как двое малолеток в масках подбегают и бьют палками.
Второго, кстати, я тоже знаю.
Я подошел к ним, а потом мы уже вместе пошли туда, где было движение — под Администрацию президента. Прямо перед нами туда прошел Порошенко с охраной, залез на грейдер, и начал что-то вещать. Я стоял слева от Порошенко, а Север — справа, там еще несколько ребят таких радикальных стояло.
Порошенко залез на грейдер, начал кричать, что, мол, все надо тихо, мирно. Сначала рупора у него не было. Никто ничего не слышал. Потом взял какой-то мегафон.
Я ему кричу — если ты с нами, то пошли на Банковую. Впереди пойдешь. Народ начал в него мелочью бросаться. Порошенко говорит: «Хорошо, я пойду». И продолжает вещать. И тут несколько пацанов, и Север в том числе начали хватать Порошенко, и они его, такого здорового, прямо на моих глазах сдернули с грейдера! В общем, провалился он в толпу и убежал.
Начался штурм, но прорвать этот кордон вэвэшников мы уже просто не могли. Вначале их было немного, но потом их уплотнили, и «Беркут» подошел. Я загнал детвору на грейдер. Сказал всем залезть на грейдер, чтоб никого не задавили в драке, а сам бегал внизу. Пошли светошумовые, пошла возня. Я там с Оксаной Продан познакомился. Она бегала вся в слезах. Я ей говорю, бегите на Майдан за Кличко, пусть приходит, а то протанцует всю революцию. Когда массово полетели в народ гранаты, наша группа разбились. Помню, этот момент был для меня самый знаковый. В какой-то момент пошла волна газа и толпа присела. Полностью. Реально все сели на корточки. И вдруг выскакивает волынщик и играет гимн Украины, толпа синхронно одновременно встает и просто катится волной на беркут. Опять летят гранаты, волна откатывается, опять все садятся, снова выскакивает этот волынщик, играет гимн, все встают. И так несколько раз. Зрелище, достойное боевика. И тут нас сбили гранатами с грейдера, мы отбежали, спрятались за каким-то деревом. Я же за молодняк еще переживаю. В этот момент поднимаю глаза. Бежит Север, оторвал где-то огромнейшую трубу, больше его ростом. Я хватаю его за шкирку, забираю трубу, спрашиваю — кого ты собираешься ею бить? Оттянул его.
В той драке, когда били вэвэшников, наша группа не участвовала. У нас не было противогазов, петард и прочего. Мы больше действовали на правом фланге улицы, а били вэвэшников на левом.
Мы с вэвэшниками толкались. Я так и сказал пацанам: «Кого вы собираетесь бить? Это же «срочники». Продавить, выгнать — это одно дело. Если я видел у кого-то из своих трубу, палку, камень — я забирал. Единственный момент, когда мы вступили в бой — мы вступили в бой с «черными» («черная» рота киевского «Беркута» — специальное штурмовое антитеррористическое подразделение под командованием майора Садовника, которое 20 февраля расстреляло из автоматов «Небесную сотню». — Ю.Б.). Ранило одного нашего парня — Женю, я понял, что прорыва не удастся и говорю — пацаны надо отходить, потому что сейчас будет «ответка». И в этот момент отхода смотрю — Жека обмяк, я его тяну, разрывается граната и мне этими осколками по ногам.
И тут пошла одна контратака на Банковой, а вторая слева со стороны Нацбанка — там зашел отряд «черных». И когда мы увидели, с какой жестокостью они бьют людей (мы знали, что это «черная» сотня, мы с ними сталкивались под судами). Они еще в 2011 году говорили людям под Печерским судом по Тимошенко — «Будет Майдан — будем вас убивать».
Я увидел, как два «беркута» схватили одного пацаненка с рюкзачком и жестоко били его по ногам дубинками. Я не выдержал, кричу: «Вы что делаете, вы же убьете человека!» Они поворачиваются и начинают бежать за мной. Я отбегаю от них и стою — смотрю. Как раз прорывается эта «черная сотня». Мимо головы у меня пролетает булыжник — один, второй. Я не понимаю, откуда они летят. Поворачиваюсь и смотрю, что эти «беркута» не смогли меня догнать, хватают булыжники и кидают их в меня. А я без шлема, без ничего, а они еще и в голову так прицельно целились. В итоге я тоже начинаю в них кидать.
После Банковой мы с Севером разбежались. Север пошел в «Правый сектор», а я в Самооборону. Конечно, контакты сохранили и не раз общались. И в январе уже все поменялось — я тоже перешел в «Правый сектор». И если в Сумах я был старший, наша детвора меня слушалась, то в январе на Майдане уже мне пришлось стать подчиненным у Севера. Север быстро добыл себе авторитет в «ПС», он умел заставлять людей подчиняться. Стал в «Правом секторе» уважаемым командиром, его ценили, принимал участие во всех столкновениях.
На Грушевского в первый день столкновений в январе я видел, как Север ведет в бой с «Беркутом» отряд «правосеков», с еще одним нашим парнем из Сум. Идут без всякой защиты впереди строя. Я снял с себя каску, одел на Севера, второму одел очки. Я — тридцатилетний мужик, вроде в жизни состоявшийся, а детвора сейчас в бой идет, а я тут стою чего — на телефон фоткать? В общем, по их примеру не выдержал, побежал, встал среди них в первом ряду. Я бегал между двумя сгоревшими автобусами, там нам сильно досталось. Мы ментов оттуда забрасываем бутылками и они в ответ забрасывали нас. Я участвовал в боях в те дни, когда убили Нигояна, Жизневского.
Север базировался на пятом этаже в дом профсоюзов.
Они принимал участие в боях с милицией 18-го февраля на улице Институтской, когда «силовики» зачищали акцию протеста.
В тех боях, когда погибло несколько демонстрантов, Север впервые открыл огонь на поражение по тем ментам, которые жестоко избивали беззащитных людей. У него был «наган», и он говорит, что было два попадания по двум «ментам». Не знаю, точно ли это, я не был очевидцем. «Наган» он после боя выбросил.
В ночь с 18-го на 19-е февраля его отряд защищал баррикаду на Крещатике, на которой люди бутылками с горючей смесью сожгли два бронетранспортера. Он мне позвонил с баррикады и я раньше новостей узнал, что БТР сожгли. Кстати, тогда многие ушли с Майдана, в том числе некоторые командиры из «ПС», управление было потеряно, но Север и другие бойцы не ушли, просто каждый стал сам за себя, самоорганизовывались с товарищами, каждый сам выбирал, что делать.
Майдан спасло только то, что граждане начали стрелять по ментам в ответ. Менты говорят, не дали им приказ. Да не зачистили бы они ни хрена. Тогда пошла уже настоящая война. С убитыми, с ранеными. Они испугались, потому что у них пошли потери от огнестрельного оружия. Майдан спасли те, кто увидел зверское побоище в Мариинском парке, убитых евромайдановцев, и начал без всякой команды стрелять по убийцам
После Майдана «Север выглядел уже как такой полевой командир.
В начале войны я стал волонтером. Севера увидел уже в сентябре 2014-го — его тогда ранило первый раз, он лечился. Его ранило осколками гранаты в ближнем бою в Донецком аэропорту, когда там было самое пекло в сентябре, он туда пришел добровольно, и участвовал во всех боях. У меня даже было его медицинское заключение — я ему помогал получить статус участника боевых действий. Я тогда был советником городского головы и плюс волонтером.
Он приехал, попросил помочь со статусом, и с экипировкой — нужна форма, нужны наколенники, перчатки, очки. Купил ему наколенники, перчатки. Собрали ему все, он ни дня лишнего в городе не пробыл, спешил обратно в аэропорт, там каждый боец был на счету, тяжело было. Как только выписали его он сразу уехал. Накануне отъезда я повел его пивом угостить в хорошую пивную. Как сейчас помню, говорит: «Никогда такого вкусного пива не пил». Конечно, что он успел попробовать… Сказал ему: «Береги себя. Мертвых героев много, а живых не хватает. И он уехал, а я поехал в Днепр следом. Потому что подумал как на Грушевского — Север воюет, пацаненок, а я, взрослый мужик, дома сижу. И вот я помню, прохожу медкомиссию, оформляюсь в батальон «Днепр», и тут звонок — Севера уже нет…. Меня из-за этого чуть психиатр не срезал. Не то, чтоб я там окна бил, но неприятно было. Ночью мне приснился сон, что мы сидим с ним пьем пиво, он говорит — «Классное пиво!» А я говорю — «Как хорошо, Север, что ты жив». Больше во сне он ко мне не приходил. Там три дня была эпопея с его телом. Он лежал на нейтралке, и мы уже собирались ехать его отбивать. Поехал в Сумы, на похоронах у него был…
А после похорон я увидел, что наш местный судья-коррупционер творит…
Каждый украинец должен знать, почему такие парни, как Север, погибли и гибнут сейчас. Их убили не только российские снаряды и пули. Их даже не сепаратисты убили. Их убили продажные политики, судьи, прокуроры, менты, которые столько лет грабят нашу Родину, и потому 18-летние гибнут на этой страшной войне. Каждое вранье, каждая ложь, каждая взятка — это убитый человек.
Из сумской «Молодой Батькивщины», из нашего костяка оборванцев-революционеров, практически все воевали — 90%. А сейчас трое стали депутатами облсовета, один — горсовета. Мы не забываем нашего друга Севера.
Север был героем. Это без вопросов. Он умел располагать к себе людей. И в бою на него всегда можно было положиться. Он действительно любил свою страну. Татуировку «Слава Україні, героям слава» он постоянно дополнял и украшал. И как раз закончил за несколько дней до своей смерти.
Я встречался на фронте с «правосеками», которые с ним воевали, и все они говорили, что он для них был братом. К сожалению, я так и не смог ему выбить УБД до сих пор. Он не награжден орденами. С моей подачи горсовет ум проголосовал за присвоение Сергею звания «почетный гражданин города Сумы», на его школе открыта мемориальная таблица. А был ли он ангелом в свои 18 лет? Если бывают такие ангелы, которые прошли Майдан и войну, с автоматом, гранатометом и наколкой «Слава Україні» — то он среди них первый….»
«Цензор.Нет» просит откликнуться товарищей Севера по «Правому сектору», которые были с ним на Майдане и в Донецком аэропорту, чтобы восстановить больше деталей жизни героя.
Герої не вмирають, доки ми їх пам’ятаємо.
Юрий Бутусов, Цензор.НЕТЮрий Бутусов
Год назад, 6 ноября 2014 года, при обороне Донецкого аэропорта на самом опасном участке — в башне нового терминала — пал смертью храбрых самый юный его защитник — 18-летний доброволец «Правого сектора» Сергей Табала – позывной Север. Во время «перемирия» шел ожесточенный бой с танками противника… За свою короткую жизнь Сергей успел очень много, и его жизнь достойна нашей памяти, и достойна книг и кинофильмов. В Сумах прошли поминки на годовщину гибели Воина.
Памяти 18-летнего бойца «Правого сектора» Сергея Табалы, почетного гражданина города Сумы.
Рассказывает о Севере его товарищ Семен Салатенко — бывший воин-доброволец батальона «Днепр», который на минувших выборах стал депутатом областного совета от «Батькивщины».
«В 2013 году я был депутатом городского совета в Сумах, и возглавлял «Молодую Батькивщину». Это, наверное, не очень было типично для «Батькивщины», но наша молодежная организация была похожа не на структуру парламентской партии, а на боевую организацию. Это была дикость, нас было мало, но мы не занимались мирными акциями принципиально. Я был на судах по Тимошенко, видел, как власть готова бить и разгонять, так что иллюзий не было. К тому времени стало ясно, что в стране будет новый Майдан, потому что можно было защищать свои права только силой. Нас было немного, но мы готовились к открытой борьбе. Я познакомился с Севером весной 2013-го, ему было 17 лет. Он занимался войной с педофилами — у нас это была на местном уровне заметная проблема.
Север привлекал их «на живца» и жестко их пи…ил. У нас жестко к этому относились — отец Трифилий из московского патриархата был убит неизвестными именно за педофилию.
И вот Север пришел и сказал, что идеи «Батькивщины» он не поддерживает, но он хочет бороться за свободу Украины не на словах. Он молодой был, шебутной, очень красиво говорил по-украински, и никогда не использовал русский. У него была татуировка «Слава Україні! Героям слава!» на руках, причем он ее сделал еще до Майдана. Это был патриот, для которого Украина была живым человеком, он так к ней относился. Все было очень серьезно, никакой игры. Он верил, что впереди будет революция, и что за Украину придется сражаться. И он сражался.
В октябре 2013-го мы активно воевали с откровенно пророссийским проектом «Украинский выбор» Медведчука, сносили их палатки, разгоняли их мероприятия. Уже тогда было понятно, к чему все идет. Никто не говорил вслух — война. Говорил только один человек в моем окружении — Север. Да, так и говорил — «Мы будем воевать с Россией».
Все понимали, что эта вся федерализация, чего хочет Медведчук — кум Путина, ничем хорошим не закончится. Может в Киеве это воспринималось как предвыборный проект. Но это не был предвыборный проект. Это запускался механизм гражданской войны и уничтожения Украины. И нужно было тогда это в корне давить. Мы с Севером тогда пытались это давить, и огромнейшая заслуга нашего сумского молодняка (котят, как я их называл, которые выросли в тигров) — у нас в Сумах на границе с Россией не было никаких намеков на «ДНР». У нас было кому защищать Украину.
Если честно, настоящие герои — они не святые. Север еще в школе сколотил свою уличную группировку, чтобы контролировать свой район. Он был хулиганом. Он был лидером уже в школе и пытался решать вопросы в жизни своими методами. Он с детства ходил в лидерах. Он достаточно жесткий лидер был. Жесткий, неуступчивый. Может, это звучит немного диковато, но это Сумы.
Ну вот такой он был, это правда. У него была своя группировка. Но когда Сергей получил образование, он здорово изменился. В старших классах школы он твердо стал на путь украинского национализма,и пытался перевоспитать всех своих пацанов. Но у него это не получилось. Поэтому он оставил эту группировку, порвал с прошлым и стал искать таких товарищей, которые прежде всего были патриотами Украины. Достаточно интересные отношения у него были с религией. Он был родновером. Христианство его не привлекало — наверное, из-за того, что он видел официальную религию не с лучшей стороны.
Север был необычной личностью, и это бросалось в глаза. Он невысокого роста, любил таскать с собой пистолет Флобера. Пукалка такая, которая шариками стреляет. В кармане у него был всегда нож. На него когда-то в Сумах напала стая гопников, и он их этим пистолетом.
Был отчаянным бойцом. В стаю гопников разрядить пистолет — это Север, нож в кармане — это Север. А как по-другому в бандитском государстве, где твои права ничего не стоят? Сергей был хулиганом, но прежде всего он был очень идейным человеком. Он часто говорил — «Хто, як не ми, коли, як не зараз». Он мало чего в жизни боялся. И настолько горячий пацан был, что он зимой не мерз. Я помню, на Майдане зимой мы ходили закутанные один нос торчит — и то холодно. А он ходит — куртка, из-под куртки футболка торчит, даже свитер не надевал. И не болел. Ни бронхитом, ни воспалением легких. Вообще его ничего не брало.
На Майдан мы поехали с самого начала. С ноября. Север с самого начала подыскивал на Майдане таких же решительных парней, готовых идти до конца. У фонтана у них была тусовка. Но 30 ноября нас не было — мы накануне уехали в Сумы. И как узнали, так сразу поехали обратно в Киев.
Собралась нас делегация детворы, «Молодая Батькивщина», Север, несколько случайных людей. Ночью вернулись обратно в Киев. Приехали поздно ночью, пришли на Михайловскую площадь и там разместились. Север сразу побежал записываться в отряд самообороны. Он был среди тех, кто сразу начал отрабатывать борьбу с «Беркутом» с палками и щитами. Он с самого начала говорил, что надо сражаться с ментами и что впереди будут бои.
Помню, он для защиты сразу примотал себе 5-литровые пластиковые бутыли — чтобы вокруг голеней была защита. Я говорю — «А ну пробегись туда- назад». Он бежит — еле переваливается с ноги на ногу. Я ему говорю — Север, я больше переживаю, что тебя не менты убьют, а ты сам убьешься». Он таких замечаний не терпел. Нахохлился, надулся, перестал разговаривать, но бутылки, правда, эти поснимал. Но он абсолютно радикальный революционер. Я вначале, пока мы держались вместе, не раз отбирал у пацанов ножи — потому что они могли многое натворить.
1 декабря, когда после митинга вожди призвали идти блокировать правительственный квартал, я подошел к Кабмину, звоню Северу: «А ты где?» Он отвечает: «А мы взяли КМДА». Оказывается, он был среди тех нескольких пацанов, которые палками разбили окна КМДА и проникли в здание, спровоцировали его захват революционерами. Я даже видео смотрел — как двое малолеток в масках подбегают и бьют палками.
Второго, кстати, я тоже знаю.
Я подошел к ним, а потом мы уже вместе пошли туда, где было движение — под Администрацию президента. Прямо перед нами туда прошел Порошенко с охраной, залез на грейдер, и начал что-то вещать. Я стоял слева от Порошенко, а Север — справа, там еще несколько ребят таких радикальных стояло.
Порошенко залез на грейдер, начал кричать, что, мол, все надо тихо, мирно. Сначала рупора у него не было. Никто ничего не слышал. Потом взял какой-то мегафон.
Я ему кричу — если ты с нами, то пошли на Банковую. Впереди пойдешь. Народ начал в него мелочью бросаться. Порошенко говорит: «Хорошо, я пойду». И продолжает вещать. И тут несколько пацанов, и Север в том числе начали хватать Порошенко, и они его, такого здорового, прямо на моих глазах сдернули с грейдера! В общем, провалился он в толпу и убежал.
Начался штурм, но прорвать этот кордон вэвэшников мы уже просто не могли. Вначале их было немного, но потом их уплотнили, и «Беркут» подошел. Я загнал детвору на грейдер. Сказал всем залезть на грейдер, чтоб никого не задавили в драке, а сам бегал внизу. Пошли светошумовые, пошла возня. Я там с Оксаной Продан познакомился. Она бегала вся в слезах. Я ей говорю, бегите на Майдан за Кличко, пусть приходит, а то протанцует всю революцию. Когда массово полетели в народ гранаты, наша группа разбились. Помню, этот момент был для меня самый знаковый. В какой-то момент пошла волна газа и толпа присела. Полностью. Реально все сели на корточки. И вдруг выскакивает волынщик и играет гимн Украины, толпа синхронно одновременно встает и просто катится волной на беркут. Опять летят гранаты, волна откатывается, опять все садятся, снова выскакивает этот волынщик, играет гимн, все встают. И так несколько раз. Зрелище, достойное боевика. И тут нас сбили гранатами с грейдера, мы отбежали, спрятались за каким-то деревом. Я же за молодняк еще переживаю. В этот момент поднимаю глаза. Бежит Север, оторвал где-то огромнейшую трубу, больше его ростом. Я хватаю его за шкирку, забираю трубу, спрашиваю — кого ты собираешься ею бить? Оттянул его.
В той драке, когда били вэвэшников, наша группа не участвовала. У нас не было противогазов, петард и прочего. Мы больше действовали на правом фланге улицы, а били вэвэшников на левом.
Мы с вэвэшниками толкались. Я так и сказал пацанам: «Кого вы собираетесь бить? Это же «срочники». Продавить, выгнать — это одно дело. Если я видел у кого-то из своих трубу, палку, камень — я забирал. Единственный момент, когда мы вступили в бой — мы вступили в бой с «черными» («черная» рота киевского «Беркута» — специальное штурмовое антитеррористическое подразделение под командованием майора Садовника, которое 20 февраля расстреляло из автоматов «Небесную сотню». — Ю.Б.). Ранило одного нашего парня — Женю, я понял, что прорыва не удастся и говорю — пацаны надо отходить, потому что сейчас будет «ответка». И в этот момент отхода смотрю — Жека обмяк, я его тяну, разрывается граната и мне этими осколками по ногам.
И тут пошла одна контратака на Банковой, а вторая слева со стороны Нацбанка — там зашел отряд «черных». И когда мы увидели, с какой жестокостью они бьют людей (мы знали, что это «черная» сотня, мы с ними сталкивались под судами). Они еще в 2011 году говорили людям под Печерским судом по Тимошенко — «Будет Майдан — будем вас убивать».
Я увидел, как два «беркута» схватили одного пацаненка с рюкзачком и жестоко били его по ногам дубинками. Я не выдержал, кричу: «Вы что делаете, вы же убьете человека!» Они поворачиваются и начинают бежать за мной. Я отбегаю от них и стою — смотрю. Как раз прорывается эта «черная сотня». Мимо головы у меня пролетает булыжник — один, второй. Я не понимаю, откуда они летят. Поворачиваюсь и смотрю, что эти «беркута» не смогли меня догнать, хватают булыжники и кидают их в меня. А я без шлема, без ничего, а они еще и в голову так прицельно целились. В итоге я тоже начинаю в них кидать.
После Банковой мы с Севером разбежались. Север пошел в «Правый сектор», а я в Самооборону. Конечно, контакты сохранили и не раз общались. И в январе уже все поменялось — я тоже перешел в «Правый сектор». И если в Сумах я был старший, наша детвора меня слушалась, то в январе на Майдане уже мне пришлось стать подчиненным у Севера. Север быстро добыл себе авторитет в «ПС», он умел заставлять людей подчиняться. Стал в «Правом секторе» уважаемым командиром, его ценили, принимал участие во всех столкновениях.
На Грушевского в первый день столкновений в январе я видел, как Север ведет в бой с «Беркутом» отряд «правосеков», с еще одним нашим парнем из Сум. Идут без всякой защиты впереди строя. Я снял с себя каску, одел на Севера, второму одел очки. Я — тридцатилетний мужик, вроде в жизни состоявшийся, а детвора сейчас в бой идет, а я тут стою чего — на телефон фоткать? В общем, по их примеру не выдержал, побежал, встал среди них в первом ряду. Я бегал между двумя сгоревшими автобусами, там нам сильно досталось. Мы ментов оттуда забрасываем бутылками и они в ответ забрасывали нас. Я участвовал в боях в те дни, когда убили Нигояна, Жизневского.
Север базировался на пятом этаже в дом профсоюзов.
Они принимал участие в боях с милицией 18-го февраля на улице Институтской, когда «силовики» зачищали акцию протеста.
В тех боях, когда погибло несколько демонстрантов, Север впервые открыл огонь на поражение по тем ментам, которые жестоко избивали беззащитных людей. У него был «наган», и он говорит, что было два попадания по двум «ментам». Не знаю, точно ли это, я не был очевидцем. «Наган» он после боя выбросил.
В ночь с 18-го на 19-е февраля его отряд защищал баррикаду на Крещатике, на которой люди бутылками с горючей смесью сожгли два бронетранспортера. Он мне позвонил с баррикады и я раньше новостей узнал, что БТР сожгли. Кстати, тогда многие ушли с Майдана, в том числе некоторые командиры из «ПС», управление было потеряно, но Север и другие бойцы не ушли, просто каждый стал сам за себя, самоорганизовывались с товарищами, каждый сам выбирал, что делать.
Майдан спасло только то, что граждане начали стрелять по ментам в ответ. Менты говорят, не дали им приказ. Да не зачистили бы они ни хрена. Тогда пошла уже настоящая война. С убитыми, с ранеными. Они испугались, потому что у них пошли потери от огнестрельного оружия. Майдан спасли те, кто увидел зверское побоище в Мариинском парке, убитых евромайдановцев, и начал без всякой команды стрелять по убийцам
После Майдана «Север выглядел уже как такой полевой командир.
В начале войны я стал волонтером. Севера увидел уже в сентябре 2014-го — его тогда ранило первый раз, он лечился. Его ранило осколками гранаты в ближнем бою в Донецком аэропорту, когда там было самое пекло в сентябре, он туда пришел добровольно, и участвовал во всех боях. У меня даже было его медицинское заключение — я ему помогал получить статус участника боевых действий. Я тогда был советником городского головы и плюс волонтером.
Он приехал, попросил помочь со статусом, и с экипировкой — нужна форма, нужны наколенники, перчатки, очки. Купил ему наколенники, перчатки. Собрали ему все, он ни дня лишнего в городе не пробыл, спешил обратно в аэропорт, там каждый боец был на счету, тяжело было. Как только выписали его он сразу уехал. Накануне отъезда я повел его пивом угостить в хорошую пивную. Как сейчас помню, говорит: «Никогда такого вкусного пива не пил». Конечно, что он успел попробовать… Сказал ему: «Береги себя. Мертвых героев много, а живых не хватает. И он уехал, а я поехал в Днепр следом. Потому что подумал как на Грушевского — Север воюет, пацаненок, а я, взрослый мужик, дома сижу. И вот я помню, прохожу медкомиссию, оформляюсь в батальон «Днепр», и тут звонок — Севера уже нет…. Меня из-за этого чуть психиатр не срезал. Не то, чтоб я там окна бил, но неприятно было. Ночью мне приснился сон, что мы сидим с ним пьем пиво, он говорит — «Классное пиво!» А я говорю — «Как хорошо, Север, что ты жив». Больше во сне он ко мне не приходил. Там три дня была эпопея с его телом. Он лежал на нейтралке, и мы уже собирались ехать его отбивать. Поехал в Сумы, на похоронах у него был…
А после похорон я увидел, что наш местный судья-коррупционер творит…
Каждый украинец должен знать, почему такие парни, как Север, погибли и гибнут сейчас. Их убили не только российские снаряды и пули. Их даже не сепаратисты убили. Их убили продажные политики, судьи, прокуроры, менты, которые столько лет грабят нашу Родину, и потому 18-летние гибнут на этой страшной войне. Каждое вранье, каждая ложь, каждая взятка — это убитый человек.
Из сумской «Молодой Батькивщины», из нашего костяка оборванцев-революционеров, практически все воевали — 90%. А сейчас трое стали депутатами облсовета, один — горсовета. Мы не забываем нашего друга Севера.
Север был героем. Это без вопросов. Он умел располагать к себе людей. И в бою на него всегда можно было положиться. Он действительно любил свою страну. Татуировку «Слава Україні, героям слава» он постоянно дополнял и украшал. И как раз закончил за несколько дней до своей смерти.
Я встречался на фронте с «правосеками», которые с ним воевали, и все они говорили, что он для них был братом. К сожалению, я так и не смог ему выбить УБД до сих пор. Он не награжден орденами. С моей подачи горсовет ум проголосовал за присвоение Сергею звания «почетный гражданин города Сумы», на его школе открыта мемориальная таблица. А был ли он ангелом в свои 18 лет? Если бывают такие ангелы, которые прошли Майдан и войну, с автоматом, гранатометом и наколкой «Слава Україні» — то он среди них первый….»
«Цензор.Нет» просит откликнуться товарищей Севера по «Правому сектору», которые были с ним на Майдане и в Донецком аэропорту, чтобы восстановить больше деталей жизни героя.
Герої не вмирають, доки ми їх пам’ятаємо.
Юрий Бутусов, Цензор.НЕТ