Тревога по поводу захватнических планов Кремля нарастаетТревога по поводу захватнических планов Кремля нарастает

Обзор прессы | InoPressa: тема дня.
Получая медали за победу над Дебальцево, повстанцы в Донецке заявляли, что готовы воевать и за другие города на Восточной Украине. Страны Балтии нервно реагируют на внезапные учения «надменной, агрессивной и непредсказуемой» путинской России. Молдавия избранием прозападного премьера Габурича «бросила вызов мечте Путина о восстановлении господства над восточной периферией Европы», но молдаван ожидает «борьба ради самозащиты», пишут СМИ.

В понедельник пророссийские повстанцы отметили недавнюю победу под Дебальцево праздничным шествием в Донецке, где солдаты получили медали на площади Ленина, а толпа приветствовала их криками и аплодисментами, размахивая советскими флагами, сообщает корреспондент The New York Times Эндрю Крамер. Солдаты были в бодром настроении, отмечает он: «Получив медали, они заявили о продолжении борьбы с целью захватить другие города на Восточной Украине».

Лидеры сепаратистов выразили намерение придерживаться соглашения о перемирии, хотя то же самое они говорили и прямо накануне наступления на Дебальцево, замечает Крамер.

Министры иностранных дел России, Украины, Франции и Германии встретятся в Париже во вторник, чтобы «заштопать расходящееся по швам» соглашение, пишет автор, имея в виду «Минск-2». Путин заявил в телеинтервью в понедельник: «Если Минские соглашения будут исполняться, я уверен, что постепенно ситуация будет нормализовываться».

По словам украинских военных, они отложат отвод тяжелых вооружений с линии фронта, так как силы сепаратистов в понедельник произвели артобстрел двух населенных пунктов в северной части Донецкой области, одновременно продолжая наступление на укрепления Мариуполя, передает Крамер.

«Путин угрожает всем нам», — эти слова министра иностранных дел Эстонии Кейт Пентус-Розиманнус выносит в заголовок The Times. Госпожа министр заявила, что президент Путин руководит «надменным, агрессивным и непредсказуемым режимом», призвала НАТО и страны ЕС не поддаваться на попытки Кремля их рассорить и рекомендовала принять меры, чтобы Москва сильно поплатилась за то, что попирает международное право и подогревает войну на Восточной Украине.

Пентус-Розиманнус обвинила Кремль в «попытке восполнить его внутренние недостатки агрессивным поведением вне своей территории». По словам министра, после аннексии Крыма Эстония имеет лишь «ограниченные» дипломатические контакты с Россией. «С режимом, который действует как агрессор, нельзя иметь дело как с честным партнером, — сказала она. — Своими решениями и поведением Путин глубже втягивает Россию в кризис».

Эксперт Международного центра обороны и безопасности (Эстония) Мартин Хурт полагает: внезапные военные учения, которые Россия все чаще проводит вблизи границ соседних восточноевропейских стран, могут быть частью стратегии, которая «распахнет дверь» для наступления России на страны Балтии, пишет Newsweek.

Министерства обороны Литвы и Эстонии проводят параллели с шагами, которые имели место перед российским вторжением в Крым, говорится в статье.

Российские власти хотят не только повысить боеготовность своей армии, но также приучить Европу более расслабленно воспринимать «новую норму жизни» — постоянные внезапные учения ВС России, считает Хурт. По его словам, это расслабленное отношение было бы «крайне опасным», особенно для Эстонии, Латвии и Литвы.

«Решительный шаг Путина с расчетом на то, что слабые лидеры Европы не среагируют незамедлительно и будут «избегать эскалации», — это возможный сценарий», — говорит эксперт, указывая, что «после восстановления независимости страны Балтии всегда считали Россию величайшей угрозой» и что единственным истинным фактором сдерживания является членство стран Балтии в НАТО.

Автор статьи также приводит слова неназванного источника из минобороны Литвы: «Внезапные военные учения — часть возросшей российской активности у границ НАТО, наряду с регулярными пролетами военных самолетов, учениями ВМС в Балтийском море и бесконечной антинатовской пропагандой в российских государственных СМИ».

Избрание прозападного бизнесмена Кирилла Габурича на пост премьер-министра Молдавии — «вызов мечте Путина о восстановлении российского господства над восточной периферией Европы», говорится в редакционной статье The Wall Street Journal.

«Вечная жертва кремлевской агрессии», Молдавия уже лишилась Приднестровья, которым завладели «этнически-русские сепаратисты при поддержке Кремля, похожие на тех, кто сегодня угрожает Украине», говорится в статье.

И вот теперь три продемократические партии вместе получили на парламентских выборах в Молдавии более 45% голосов и в лице Габурича появился лидер, который поклялся «добиться, чтобы к 2018 году страна отвечала критериям для подписания соглашения об ассоциативном членстве в ЕС».

Разворот Молдавии на запад — примечательный и храбрый шаг, считает американское издание, но предупреждает, что «после событий в Грузии и на Украине молдаван ожидает долгая, одинокая и потенциально силовая борьба ради самозащиты, если Путин решит проверить на прочность их прозападные убеждения. То, что молдаване готовы рисковать, характеризует их положительно. То, что они не смогут рассчитывать на энергичную поддержку Запада, — огорчительная черта клуба, к вступлению в который Молдавия стремится».
Источник: http://www.inopressa.ru/article/24Feb2015/inotheme/kremlin_obzor.htmlОбзор прессы | InoPressa: тема дня.
Получая медали за победу над Дебальцево, повстанцы в Донецке заявляли, что готовы воевать и за другие города на Восточной Украине. Страны Балтии нервно реагируют на внезапные учения «надменной, агрессивной и непредсказуемой» путинской России. Молдавия избранием прозападного премьера Габурича «бросила вызов мечте Путина о восстановлении господства над восточной периферией Европы», но молдаван ожидает «борьба ради самозащиты», пишут СМИ.

В понедельник пророссийские повстанцы отметили недавнюю победу под Дебальцево праздничным шествием в Донецке, где солдаты получили медали на площади Ленина, а толпа приветствовала их криками и аплодисментами, размахивая советскими флагами, сообщает корреспондент The New York Times Эндрю Крамер. Солдаты были в бодром настроении, отмечает он: «Получив медали, они заявили о продолжении борьбы с целью захватить другие города на Восточной Украине».

Лидеры сепаратистов выразили намерение придерживаться соглашения о перемирии, хотя то же самое они говорили и прямо накануне наступления на Дебальцево, замечает Крамер.

Министры иностранных дел России, Украины, Франции и Германии встретятся в Париже во вторник, чтобы «заштопать расходящееся по швам» соглашение, пишет автор, имея в виду «Минск-2». Путин заявил в телеинтервью в понедельник: «Если Минские соглашения будут исполняться, я уверен, что постепенно ситуация будет нормализовываться».

По словам украинских военных, они отложат отвод тяжелых вооружений с линии фронта, так как силы сепаратистов в понедельник произвели артобстрел двух населенных пунктов в северной части Донецкой области, одновременно продолжая наступление на укрепления Мариуполя, передает Крамер.

«Путин угрожает всем нам», — эти слова министра иностранных дел Эстонии Кейт Пентус-Розиманнус выносит в заголовок The Times. Госпожа министр заявила, что президент Путин руководит «надменным, агрессивным и непредсказуемым режимом», призвала НАТО и страны ЕС не поддаваться на попытки Кремля их рассорить и рекомендовала принять меры, чтобы Москва сильно поплатилась за то, что попирает международное право и подогревает войну на Восточной Украине.

Пентус-Розиманнус обвинила Кремль в «попытке восполнить его внутренние недостатки агрессивным поведением вне своей территории». По словам министра, после аннексии Крыма Эстония имеет лишь «ограниченные» дипломатические контакты с Россией. «С режимом, который действует как агрессор, нельзя иметь дело как с честным партнером, — сказала она. — Своими решениями и поведением Путин глубже втягивает Россию в кризис».

Эксперт Международного центра обороны и безопасности (Эстония) Мартин Хурт полагает: внезапные военные учения, которые Россия все чаще проводит вблизи границ соседних восточноевропейских стран, могут быть частью стратегии, которая «распахнет дверь» для наступления России на страны Балтии, пишет Newsweek.

Министерства обороны Литвы и Эстонии проводят параллели с шагами, которые имели место перед российским вторжением в Крым, говорится в статье.

Российские власти хотят не только повысить боеготовность своей армии, но также приучить Европу более расслабленно воспринимать «новую норму жизни» — постоянные внезапные учения ВС России, считает Хурт. По его словам, это расслабленное отношение было бы «крайне опасным», особенно для Эстонии, Латвии и Литвы.

«Решительный шаг Путина с расчетом на то, что слабые лидеры Европы не среагируют незамедлительно и будут «избегать эскалации», — это возможный сценарий», — говорит эксперт, указывая, что «после восстановления независимости страны Балтии всегда считали Россию величайшей угрозой» и что единственным истинным фактором сдерживания является членство стран Балтии в НАТО.

Автор статьи также приводит слова неназванного источника из минобороны Литвы: «Внезапные военные учения — часть возросшей российской активности у границ НАТО, наряду с регулярными пролетами военных самолетов, учениями ВМС в Балтийском море и бесконечной антинатовской пропагандой в российских государственных СМИ».

Избрание прозападного бизнесмена Кирилла Габурича на пост премьер-министра Молдавии — «вызов мечте Путина о восстановлении российского господства над восточной периферией Европы», говорится в редакционной статье The Wall Street Journal.

«Вечная жертва кремлевской агрессии», Молдавия уже лишилась Приднестровья, которым завладели «этнически-русские сепаратисты при поддержке Кремля, похожие на тех, кто сегодня угрожает Украине», говорится в статье.

И вот теперь три продемократические партии вместе получили на парламентских выборах в Молдавии более 45% голосов и в лице Габурича появился лидер, который поклялся «добиться, чтобы к 2018 году страна отвечала критериям для подписания соглашения об ассоциативном членстве в ЕС».

Разворот Молдавии на запад — примечательный и храбрый шаг, считает американское издание, но предупреждает, что «после событий в Грузии и на Украине молдаван ожидает долгая, одинокая и потенциально силовая борьба ради самозащиты, если Путин решит проверить на прочность их прозападные убеждения. То, что молдаване готовы рисковать, характеризует их положительно. То, что они не смогут рассчитывать на энергичную поддержку Запада, — огорчительная черта клуба, к вступлению в который Молдавия стремится».
Источник: http://www.inopressa.ru/article/24Feb2015/inotheme/kremlin_obzor.html

«ПЕРВЫЙ РАЗ ЗА НЕДЕЛЮ МЫ РАССМЕЯЛИСЬ, КОГДА ПРОЧЛИ ПРО ОРГАНИЗОВАННЫЙ ПЛАНОВЫЙ ВЫВОД ВОЙСК», — ОФИЦЕР ОТРЯДА «ВЕГА»«ПЕРВЫЙ РАЗ ЗА НЕДЕЛЮ МЫ РАССМЕЯЛИСЬ, КОГДА ПРОЧЛИ ПРО ОРГАНИЗОВАННЫЙ ПЛАНОВЫЙ ВЫВОД ВОЙСК», — ОФИЦЕР ОТРЯДА «ВЕГА»

Юрий Бутусов,Цензор.НЕТ
«Если бы была нормальная организация, связь, управление, потери можно было бы минимизировать в разы. Если бы была проведена разведка нашей трассы, если бы разминировали маршрут выхода, если бы была продумана система навигации и нанесен удар по господствующим высотам и узлам сопротивления, потери были бы минимальны».

Один из бойцов спецназа Национальной гвардии «Вега», который был направлен в Дебальцево и участвовал в уличных боях и последующем прорыве. Вот его рассказ:

«Нас подняли по тревоге в 20.00 13 февраля. Задачу никто не объяснил — «Надо помочь армии!» Хорошо, поехали. У нас было 20 бойцов — все отличные ребята, с хорошим уровнем подготовки, мотивированные. Инструктажа по разведке не было — просто надо было выехать в Дебальцево и поступить под командование штаба АТО. Но когда мы прибыли на место, стало ясно, что дорога на Дебальцево перехвачена противником. Там был интенсивный обстрел, и проехать можно было только ночью и только на бронированном транспорте, под прикрытием бронетехники. Мы заходили в Дебальцево под огнем — БМП, которая шла перед нами, подбили. Стало ясно, что мы прорвались прямо в окружение и выйти будет нелегко.

После прибытия обстановка была непонятной. Четкое управление отсутствовало. Первый день мы просто сидели в лагере 128-й бригады. По лагерю постоянно била артиллерия противника. Затем нас перебросили в само Дебальцево. Нам была поставлена задача прикрыть штаб сектора «С». Мы там были вместе с несколькими подразделениями армейского спецназа. Нам не дали бронетехники для поддержки — воевали как пехота, а не как спецназ, но в отличие от пехоты нам не дали танки и БМП. Зачем мы прибыли в Дебальцево — нам никто не объяснил. Очевидно, чтобы заткнуть какие-то дыры. Но гораздо разумней было использовать нас в составе нашей бригады. во взаимодействии с другими подразделениями.

16-17 февраля противник предпринял попытку захватить Дебальцево. Они взяли почти весь город. Если бы Дебальцево было полностью захвачено, то вывести какие-либо войска из окружения было бы уже невозможно. Было предпринято несколько попыток штурма штаба — российские отряды применяли бронетехнику. Самый ожесточенный бой длился пять часов. Мы отбили все атаки и противник откатился к железнодорожному вокзалу. Мы могли пойти дальше, но без брони с одним стрелковым оружием и гранатометами выбить противника нелегко. Дали хороший отпор благодаря высокому уровню боевой подготовки, точности стрельбы, и благодаря тому, что рядом с нами эффективно работал спецназ ВСУ. Очень доволен всеми нашими ребятами — они сражались очень достойно, и все позиции удержали. После этого противник вечером 17-го активные штурмовые действия в Дебальцево на время прекратил — только артиллерия и минометы вели по городу беспокоящий огонь. Ночевали в лагере 128-й бригады. Вдруг я увидел какую-то суматоху. Лагерь как-то оживал, и даже разрывы близкие снарядов людям не мешали. Офицер 128-й бригады нам сказал — поступила команда на прорыв в Артемовск, все уходят. Через 10 минут выезжаем! Ну мы бросились собираться. У нас был наш бронированный КРАЗ. Начались сборы и техника начала группироваться на выезд.

Каким-то чудом ни один снаряд в плотную массу людей и техники не попал. Хотя много неисправной техники пришлось оставить без воздействия противника.

Никакого порядка движения определено не было, система и порядок связи не были установлены. Самое возмутительное, что не была указана карта и маршрут выхода. Если бы такой маршрут перед выходом получил каждый экипаж, многих потерь можно было избежать просто объезжая опорные пункты противника. Огромное количество боевой техники выстраивалось, танки и БМП шли впереди. Но колонны никто не формировал — мы просто становились одна машина за другой, в несколько рядов, и со стороны к нам присоединялись другие машины. Когда вся наша махина двинулась вперед, мы походили скорее на цыганский табор, который шел одной огромной плотной и хаотичной массой.

Затем колонна остановилась. Никто не знал куда ехать. Вернее, возможно кто-то и знал, но я с такими офицерами и экипажами не сталкивался. Все мы знали, где Артемовск, но маршрут не был детализирован. Пользуясь контролем за дорогой, российские диверсанты минировали дороги, и ночью эти мины было невозможно обнаружить. Также угрозу представляли российские танки, которые били из района Логвиново, и другие опорные пункты. Противник контролировал высоты с обеих сторон дороги. Все эти точки и занятые противником населенные пункты желательно было объехать, для этого и стоило иметь точный разведанный маршрут. Но навигация ночью без наличия в каждой машине навигатора, при выключенных фарах для светомаскировки, без маршрута на карте практически невозможна. Командир группы — а вела на прорыв 128-я бригада, дал приказ ехать не по дорогам, чтобы не попасть на мины, держаться вместе, общее направление — «на север».

И вот мы все куда-то поехали при почти полном отсутствии видимости. Все знали о печальном опыте Иловайска, и что нам необходимо прорываться сквозь кольцо окружения противника, которое, вполне вероятно, уже усилено.
В районе Логвиново нас обстреляли российские танки и пехота. Наши танки и вся наша группировка ответили им изо всех стволов. Противник был подавлен, их танки ушли с позиций и мы открыли себе дорогу. Однако и затем наша группа не раз попадала под плотный обстрел. То там, то здесь останавливались подбитые машины. Надо отдать должное, несмотря на темень, сохранилась взаимовыручка. Исправные машины останавливались, старались оказать помощь и забирали людей с подбитых машин.

Поскольку мы двигались большими группами без света и навигации, то в течение ночи часто попадали под огонь противника. Когда по нам стреляли, мы понимали, что направление неверное, и надо обходить его в сторону Артемовска. Вот такой дорогостоящий способ навигации.

Нас спасало то, что большое количество солдат и офицеров проявили мастерство при прорыве, и не допустили никакой растерянности и помогали друг другу. Каждый узел сопротивления мы с колес и остановок давили из всех видов оружия. Эта слаженность и плотность огня быстро подавляла огневые точки, и мы смогли проложить движение. Накануне по ряду объектов противника работала наша артиллерия. Но ночью взаимодействие с артиллерией отсутствовало.

Наш КРАЗ показал чудеса живучести. Нас спасла броня, когда мы попали под массированный огонь. Были пробиты шины на трех задних колесах, и мы ехали на ободах. Однако КРАЗ протащил нас еще 5-6 километров по бездорожью, и только потом мы заглохли. Я подорвал машину, и нас по несколько человек взяли группами на другие. Недалеко пришлось подорвать и БТР-4, у которого также были пробиты колеса. Пытались вытащить БТР — но там нужен был тягач — «четверка» очень тяжелая, так что не получилось. Проходимость у этих машин не очень высокая. После этого трое моих бойцов пересели на БМП — и тут же эта машина получила прямое попадание танкового снаряда. Парням сказочно повезло — их просто выбросило с машины на землю, и они получили легкие ранения.

Пересели на другие машины. Я видел много наших машин, вышедших из строя. Причины тому — не только огонь противника. Большой процент потерь — это техническая неисправность или какая-то мелкая неисправность при передвижении по бездорожью и пересеченной местности. Времени ремонтировать не было — такие машины все равно подрывали.

К сожалению, из-за недостатка времени для организации движения, из-за темноты, боюсь, что могли в темноте не заметить и наших бойцов, которые выпали из подбитых машин, такое могло быть. Как правило, все останавливались, чтобы помочь, но ведь темнота сплошная, бой, времени организовывать поиски и прочесывания не было.

Очень больших потерь я не заметил при прорыве — действительно, подавляющее большинство людей в нашей колонне сумело выйти. Так что это, конечно, не стало повторением Иловайска. Но если бы была нормальная организация, связь, управление, потери можно было бы минимизировать в разы. Если бы была проведена разведка нашей трассы, если бы разминировали маршрут выхода, если бы была продумана система навигации и нанесен удар по господствующим высотам и узлам сопротивления, потери были бы минимальны. Противник не показал желания вступать в ночной бой, атаковал только с флангов, но настойчивости в атаках он не проявил — нам удавалось их гасить — снарядов и патронов не жалели.

Мы дошли. В моем отряде благодаря подготовке и везению погибших и пленных нет. Все раненые вернутся в строй быстро. Но другие подразделения потрепало.

После того, как наш цыганский табор вышел в Артемовск и вечером мы разместились на отдых, открыли интернет и прочли официальное сообщение, что, оказывается, мы выходили по «коридору», «котла» не было, потерь почти нет, а сама операция была заранее организована и осуществлялась по разработанному плану в самое удобное время. И здесь мы все дружно и впервые за неделю рассмеялись».
Источник: http://censor.net.ua/resonance/325841/pervyyi_raz_za_nedelyu_my_rassmeyalis_kogda_prochli_pro_organizovannyyi_planovyyi_vyvod_voyisk_ofitserЮрий Бутусов,Цензор.НЕТ
«Если бы была нормальная организация, связь, управление, потери можно было бы минимизировать в разы. Если бы была проведена разведка нашей трассы, если бы разминировали маршрут выхода, если бы была продумана система навигации и нанесен удар по господствующим высотам и узлам сопротивления, потери были бы минимальны».

Один из бойцов спецназа Национальной гвардии «Вега», который был направлен в Дебальцево и участвовал в уличных боях и последующем прорыве. Вот его рассказ:

«Нас подняли по тревоге в 20.00 13 февраля. Задачу никто не объяснил — «Надо помочь армии!» Хорошо, поехали. У нас было 20 бойцов — все отличные ребята, с хорошим уровнем подготовки, мотивированные. Инструктажа по разведке не было — просто надо было выехать в Дебальцево и поступить под командование штаба АТО. Но когда мы прибыли на место, стало ясно, что дорога на Дебальцево перехвачена противником. Там был интенсивный обстрел, и проехать можно было только ночью и только на бронированном транспорте, под прикрытием бронетехники. Мы заходили в Дебальцево под огнем — БМП, которая шла перед нами, подбили. Стало ясно, что мы прорвались прямо в окружение и выйти будет нелегко.

После прибытия обстановка была непонятной. Четкое управление отсутствовало. Первый день мы просто сидели в лагере 128-й бригады. По лагерю постоянно била артиллерия противника. Затем нас перебросили в само Дебальцево. Нам была поставлена задача прикрыть штаб сектора «С». Мы там были вместе с несколькими подразделениями армейского спецназа. Нам не дали бронетехники для поддержки — воевали как пехота, а не как спецназ, но в отличие от пехоты нам не дали танки и БМП. Зачем мы прибыли в Дебальцево — нам никто не объяснил. Очевидно, чтобы заткнуть какие-то дыры. Но гораздо разумней было использовать нас в составе нашей бригады. во взаимодействии с другими подразделениями.

16-17 февраля противник предпринял попытку захватить Дебальцево. Они взяли почти весь город. Если бы Дебальцево было полностью захвачено, то вывести какие-либо войска из окружения было бы уже невозможно. Было предпринято несколько попыток штурма штаба — российские отряды применяли бронетехнику. Самый ожесточенный бой длился пять часов. Мы отбили все атаки и противник откатился к железнодорожному вокзалу. Мы могли пойти дальше, но без брони с одним стрелковым оружием и гранатометами выбить противника нелегко. Дали хороший отпор благодаря высокому уровню боевой подготовки, точности стрельбы, и благодаря тому, что рядом с нами эффективно работал спецназ ВСУ. Очень доволен всеми нашими ребятами — они сражались очень достойно, и все позиции удержали. После этого противник вечером 17-го активные штурмовые действия в Дебальцево на время прекратил — только артиллерия и минометы вели по городу беспокоящий огонь. Ночевали в лагере 128-й бригады. Вдруг я увидел какую-то суматоху. Лагерь как-то оживал, и даже разрывы близкие снарядов людям не мешали. Офицер 128-й бригады нам сказал — поступила команда на прорыв в Артемовск, все уходят. Через 10 минут выезжаем! Ну мы бросились собираться. У нас был наш бронированный КРАЗ. Начались сборы и техника начала группироваться на выезд.

Каким-то чудом ни один снаряд в плотную массу людей и техники не попал. Хотя много неисправной техники пришлось оставить без воздействия противника.

Никакого порядка движения определено не было, система и порядок связи не были установлены. Самое возмутительное, что не была указана карта и маршрут выхода. Если бы такой маршрут перед выходом получил каждый экипаж, многих потерь можно было избежать просто объезжая опорные пункты противника. Огромное количество боевой техники выстраивалось, танки и БМП шли впереди. Но колонны никто не формировал — мы просто становились одна машина за другой, в несколько рядов, и со стороны к нам присоединялись другие машины. Когда вся наша махина двинулась вперед, мы походили скорее на цыганский табор, который шел одной огромной плотной и хаотичной массой.

Затем колонна остановилась. Никто не знал куда ехать. Вернее, возможно кто-то и знал, но я с такими офицерами и экипажами не сталкивался. Все мы знали, где Артемовск, но маршрут не был детализирован. Пользуясь контролем за дорогой, российские диверсанты минировали дороги, и ночью эти мины было невозможно обнаружить. Также угрозу представляли российские танки, которые били из района Логвиново, и другие опорные пункты. Противник контролировал высоты с обеих сторон дороги. Все эти точки и занятые противником населенные пункты желательно было объехать, для этого и стоило иметь точный разведанный маршрут. Но навигация ночью без наличия в каждой машине навигатора, при выключенных фарах для светомаскировки, без маршрута на карте практически невозможна. Командир группы — а вела на прорыв 128-я бригада, дал приказ ехать не по дорогам, чтобы не попасть на мины, держаться вместе, общее направление — «на север».

И вот мы все куда-то поехали при почти полном отсутствии видимости. Все знали о печальном опыте Иловайска, и что нам необходимо прорываться сквозь кольцо окружения противника, которое, вполне вероятно, уже усилено.
В районе Логвиново нас обстреляли российские танки и пехота. Наши танки и вся наша группировка ответили им изо всех стволов. Противник был подавлен, их танки ушли с позиций и мы открыли себе дорогу. Однако и затем наша группа не раз попадала под плотный обстрел. То там, то здесь останавливались подбитые машины. Надо отдать должное, несмотря на темень, сохранилась взаимовыручка. Исправные машины останавливались, старались оказать помощь и забирали людей с подбитых машин.

Поскольку мы двигались большими группами без света и навигации, то в течение ночи часто попадали под огонь противника. Когда по нам стреляли, мы понимали, что направление неверное, и надо обходить его в сторону Артемовска. Вот такой дорогостоящий способ навигации.

Нас спасало то, что большое количество солдат и офицеров проявили мастерство при прорыве, и не допустили никакой растерянности и помогали друг другу. Каждый узел сопротивления мы с колес и остановок давили из всех видов оружия. Эта слаженность и плотность огня быстро подавляла огневые точки, и мы смогли проложить движение. Накануне по ряду объектов противника работала наша артиллерия. Но ночью взаимодействие с артиллерией отсутствовало.

Наш КРАЗ показал чудеса живучести. Нас спасла броня, когда мы попали под массированный огонь. Были пробиты шины на трех задних колесах, и мы ехали на ободах. Однако КРАЗ протащил нас еще 5-6 километров по бездорожью, и только потом мы заглохли. Я подорвал машину, и нас по несколько человек взяли группами на другие. Недалеко пришлось подорвать и БТР-4, у которого также были пробиты колеса. Пытались вытащить БТР — но там нужен был тягач — «четверка» очень тяжелая, так что не получилось. Проходимость у этих машин не очень высокая. После этого трое моих бойцов пересели на БМП — и тут же эта машина получила прямое попадание танкового снаряда. Парням сказочно повезло — их просто выбросило с машины на землю, и они получили легкие ранения.

Пересели на другие машины. Я видел много наших машин, вышедших из строя. Причины тому — не только огонь противника. Большой процент потерь — это техническая неисправность или какая-то мелкая неисправность при передвижении по бездорожью и пересеченной местности. Времени ремонтировать не было — такие машины все равно подрывали.

К сожалению, из-за недостатка времени для организации движения, из-за темноты, боюсь, что могли в темноте не заметить и наших бойцов, которые выпали из подбитых машин, такое могло быть. Как правило, все останавливались, чтобы помочь, но ведь темнота сплошная, бой, времени организовывать поиски и прочесывания не было.

Очень больших потерь я не заметил при прорыве — действительно, подавляющее большинство людей в нашей колонне сумело выйти. Так что это, конечно, не стало повторением Иловайска. Но если бы была нормальная организация, связь, управление, потери можно было бы минимизировать в разы. Если бы была проведена разведка нашей трассы, если бы разминировали маршрут выхода, если бы была продумана система навигации и нанесен удар по господствующим высотам и узлам сопротивления, потери были бы минимальны. Противник не показал желания вступать в ночной бой, атаковал только с флангов, но настойчивости в атаках он не проявил — нам удавалось их гасить — снарядов и патронов не жалели.

Мы дошли. В моем отряде благодаря подготовке и везению погибших и пленных нет. Все раненые вернутся в строй быстро. Но другие подразделения потрепало.

После того, как наш цыганский табор вышел в Артемовск и вечером мы разместились на отдых, открыли интернет и прочли официальное сообщение, что, оказывается, мы выходили по «коридору», «котла» не было, потерь почти нет, а сама операция была заранее организована и осуществлялась по разработанному плану в самое удобное время. И здесь мы все дружно и впервые за неделю рассмеялись».
Источник: http://censor.net.ua/resonance/325841/pervyyi_raz_za_nedelyu_my_rassmeyalis_kogda_prochli_pro_organizovannyyi_planovyyi_vyvod_voyisk_ofitser

Главные события дня 24 февраля 2015 года. ИтогиГлавные события дня 24 февраля 2015 года. Итоги

Донбасс

Несмотря на обязательства сторон конфликта на востоке Украины прекратить огонь согласно подписанным в Минске договоренностям, в Донбассе продолжаются боевые действия. В частности, по словам Андрея Лысенко, за минувшие сутки в зоне проведения антитеррористической операции погиб один украинский военный, а еще семеро получили ранения.

При этом спикер АТО подчеркнул, что количество обстрелов со стороны боевиков уменьшилось, однако под Широкином ситуация остается наиболее «горячей». «Наблюдается некоторое уменьшение активности обстрелов позиций подразделений сил АТО. Нарушая Минские договоренности, боевики продолжают обстрелы и нападения на позиции украинских военных. Наиболее напряженная ситуация наблюдается в районе н.п. Светлодарск и Широкино, где НВФ перешли к тактике локальных столкновений с силами АТО. В частности, у Широкина Волновахского р-на Донецкой области боевики из танка, минометов и стрелкового оружия 9 раз обстреляли позиции сил АТО и попытались их штурмовать. Правильно организованная оборона украинских военнослужащих заставила российских наемников отступить с потерями», — отметил он.

В свою очередь, в самопровозглашенной ДНР заявили, что накануне их подразделениям якобы удалось захватить поселки Пищевик и Павлополь около Мариуполя. «Накануне вечером (в понедельник – ред.) освободили поселки Пищевик и Павлополь близ Мариуполя. Нацгвардия не сумела там закрепиться», — сообщили в «штабе ополчения». В то же время в «ДНР» уточнили, что ополченцы уже начали отводить тяжелую технику от линии соприкосновения в Донбассе и готовы даже предоставить видеоподтверждение наблюдателям ОБСЕ. Об отводе техники украинскими военными заявили и в самопровозглашенной ЛНР. «Согласно графику, они частично начали вывод тяжелых вооружений. Единственная проблема — то, что украинская армия не контролирует частные батальоны, которые также располагают тяжелым вооружением. У нас нет подтверждения, что они выполняют приказы и начали вывод вооружений», — отметил «замкомандующего корпусом народной милиции самопровозглашенной «ЛНР» Виталий Киселев.

Украинская сторона категорически отвергает заявления боевиков об отводе техники, объясняя это тем, что на данный момент не выполнен первый пункт минских соглашений, где говорится о прекращении огня. «Эта информация от боевиков и российских СМИ не соответствует действительности», — подчеркнул он и напомнил о готовности украинской стороны к началу отвода тяжелого вооружения. «Украинская сторона подготовила соответствующие площадки, маршруты, по которым будет отводиться тяжелая техника, определенная в Минских соглашениях. Как только на протяжении 2 суток боевики будут соблюдать режим прекращения огня, это будет единственным сигналом к началу отвода», — резюмировал Лысенко.

ОАЭ

С официальным визитом Объединенные Арабские Эмираты посетил Президент Украины Петр Порошенко, где встретился с премьер-министром Мухаммедом бин Рашид Аль-Мактумом. В Эмиратах Порошенко договорился об усилении сотрудничества между двумя странами, особенно в области энергетики, обороны и сельского хозяйства.

Помимо этого, во время крупнейшей на Ближнем Востоке выставки вооружений IDEX-2015 Украина презентовала общественности бронетранспортер БТР-3Е1, новую серийную модель бронеавтомобиля «Дозор-Б», а также ряд образцов противотанкового оружия, в том числе противотанковые ракеты «Стугна», «Комбат», «Корсар» и противотанковый ракетный комплекс «Скиф». Также украинская делегация подписала в ОАЭ ряд важных контрактов по поставкам в Украину оборонных средств. На выставке IDEX состоялись важные переговоры. Украинские предприятия-производители подписали несколько важных контрактов на десятки миллионов долларов, которые помогут нам привлечь валюту в страну и, в то же время, дадут необходимые ресурсы для повышения возможностей украинской армии, ускорения проведения модернизации и привлечения лучших производителей для обеспечения оборонной стратегии», — отметил Президент Украины.

В свою очередь, начальник Генерального штаба Виктор Муженко подписал документ о военно-техническом сотрудничестве между Украиной и ОАЭ. «Это намного облегчит и нормирует наше сотрудничество в военно-технической области», — добавил Порошенко.

МИД

Во вторник на брифинге спикер МИД Украины Евгений Перебийнис заявил, что украинское внешнеполитическое ведомство получило от России ноту о намерении направить в Донбасс очередной якобы гуманитарный груз. Он напомнил, что МИД Украины ранее неоднократно предупреждало, что перемещение грузов проходило без согласия правительства Украины и без соблюдения необходимой процедуры в таких случаях. В то же время он подчеркнул, что украинская сторона намерена тщательно осмотреть содержимое грузовиков. «В связи с этим («гуманитарным» — ред.) грузом, который планируется на 27 февраля, получена нота из российского МИДа. В ответной ноте мы потребовали не осуществлять передвижение через государственную границу Украины без согласия украинской стороны и без проведения компетентными органами Украины необходимых процедур пограничного и таможенного контроля, а также без согласования с Международным комитетом красного креста и без сопровождения этого груза его представителями», — сказал Перебийнис.

Помимо этого, коснулся Перебийнис и вопроса терактов, которые в последнее время участились. «Не оставляя попыток любой ценой расшатать ситуацию в Украине, Россия сегодня начала абсолютно циничную практику организации террористических актов в украинских городах за пределами зоны проведения АТО», — отметил он.

Париж

В ходе встречи глав МИД стран «нормандской четверки» прорывных решений сторонам достичь так и не удалось. По словам Евгения Перебийниса, единственным плюсом встречи было достижение консенсуса в отношении миссии ОБСЕ. «Каких-то прорывных решений достигнуто не было. Самый главный вопрос — почему Россия не признает свою ответственность за то, что происходит в Донбассе, — конечно, не достигнут. Но удалось договориться относительно некоторых важных деталей, а именно необходимости усиления специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, как численно, так и финансово, и технически и о продлении срока ее действия», — подчеркнул он.

В свою очередь, глава МИД Франции Лоран Фабиус по итогам переговоров в здании французского МИД призвал все стороны прекратить огонь. «Мы призываем к отводу тяжелых вооружений и полной имплементации (минских договоренностей — ред.)», — добавил он.
По информации Сайта MIGnews.com.ua. www.mignews.com.uaДонбасс

Несмотря на обязательства сторон конфликта на востоке Украины прекратить огонь согласно подписанным в Минске договоренностям, в Донбассе продолжаются боевые действия. В частности, по словам Андрея Лысенко, за минувшие сутки в зоне проведения антитеррористической операции погиб один украинский военный, а еще семеро получили ранения.

При этом спикер АТО подчеркнул, что количество обстрелов со стороны боевиков уменьшилось, однако под Широкином ситуация остается наиболее «горячей». «Наблюдается некоторое уменьшение активности обстрелов позиций подразделений сил АТО. Нарушая Минские договоренности, боевики продолжают обстрелы и нападения на позиции украинских военных. Наиболее напряженная ситуация наблюдается в районе н.п. Светлодарск и Широкино, где НВФ перешли к тактике локальных столкновений с силами АТО. В частности, у Широкина Волновахского р-на Донецкой области боевики из танка, минометов и стрелкового оружия 9 раз обстреляли позиции сил АТО и попытались их штурмовать. Правильно организованная оборона украинских военнослужащих заставила российских наемников отступить с потерями», — отметил он.

В свою очередь, в самопровозглашенной ДНР заявили, что накануне их подразделениям якобы удалось захватить поселки Пищевик и Павлополь около Мариуполя. «Накануне вечером (в понедельник – ред.) освободили поселки Пищевик и Павлополь близ Мариуполя. Нацгвардия не сумела там закрепиться», — сообщили в «штабе ополчения». В то же время в «ДНР» уточнили, что ополченцы уже начали отводить тяжелую технику от линии соприкосновения в Донбассе и готовы даже предоставить видеоподтверждение наблюдателям ОБСЕ. Об отводе техники украинскими военными заявили и в самопровозглашенной ЛНР. «Согласно графику, они частично начали вывод тяжелых вооружений. Единственная проблема — то, что украинская армия не контролирует частные батальоны, которые также располагают тяжелым вооружением. У нас нет подтверждения, что они выполняют приказы и начали вывод вооружений», — отметил «замкомандующего корпусом народной милиции самопровозглашенной «ЛНР» Виталий Киселев.

Украинская сторона категорически отвергает заявления боевиков об отводе техники, объясняя это тем, что на данный момент не выполнен первый пункт минских соглашений, где говорится о прекращении огня. «Эта информация от боевиков и российских СМИ не соответствует действительности», — подчеркнул он и напомнил о готовности украинской стороны к началу отвода тяжелого вооружения. «Украинская сторона подготовила соответствующие площадки, маршруты, по которым будет отводиться тяжелая техника, определенная в Минских соглашениях. Как только на протяжении 2 суток боевики будут соблюдать режим прекращения огня, это будет единственным сигналом к началу отвода», — резюмировал Лысенко.

ОАЭ

С официальным визитом Объединенные Арабские Эмираты посетил Президент Украины Петр Порошенко, где встретился с премьер-министром Мухаммедом бин Рашид Аль-Мактумом. В Эмиратах Порошенко договорился об усилении сотрудничества между двумя странами, особенно в области энергетики, обороны и сельского хозяйства.

Помимо этого, во время крупнейшей на Ближнем Востоке выставки вооружений IDEX-2015 Украина презентовала общественности бронетранспортер БТР-3Е1, новую серийную модель бронеавтомобиля «Дозор-Б», а также ряд образцов противотанкового оружия, в том числе противотанковые ракеты «Стугна», «Комбат», «Корсар» и противотанковый ракетный комплекс «Скиф». Также украинская делегация подписала в ОАЭ ряд важных контрактов по поставкам в Украину оборонных средств. На выставке IDEX состоялись важные переговоры. Украинские предприятия-производители подписали несколько важных контрактов на десятки миллионов долларов, которые помогут нам привлечь валюту в страну и, в то же время, дадут необходимые ресурсы для повышения возможностей украинской армии, ускорения проведения модернизации и привлечения лучших производителей для обеспечения оборонной стратегии», — отметил Президент Украины.

В свою очередь, начальник Генерального штаба Виктор Муженко подписал документ о военно-техническом сотрудничестве между Украиной и ОАЭ. «Это намного облегчит и нормирует наше сотрудничество в военно-технической области», — добавил Порошенко.

МИД

Во вторник на брифинге спикер МИД Украины Евгений Перебийнис заявил, что украинское внешнеполитическое ведомство получило от России ноту о намерении направить в Донбасс очередной якобы гуманитарный груз. Он напомнил, что МИД Украины ранее неоднократно предупреждало, что перемещение грузов проходило без согласия правительства Украины и без соблюдения необходимой процедуры в таких случаях. В то же время он подчеркнул, что украинская сторона намерена тщательно осмотреть содержимое грузовиков. «В связи с этим («гуманитарным» — ред.) грузом, который планируется на 27 февраля, получена нота из российского МИДа. В ответной ноте мы потребовали не осуществлять передвижение через государственную границу Украины без согласия украинской стороны и без проведения компетентными органами Украины необходимых процедур пограничного и таможенного контроля, а также без согласования с Международным комитетом красного креста и без сопровождения этого груза его представителями», — сказал Перебийнис.

Помимо этого, коснулся Перебийнис и вопроса терактов, которые в последнее время участились. «Не оставляя попыток любой ценой расшатать ситуацию в Украине, Россия сегодня начала абсолютно циничную практику организации террористических актов в украинских городах за пределами зоны проведения АТО», — отметил он.

Париж

В ходе встречи глав МИД стран «нормандской четверки» прорывных решений сторонам достичь так и не удалось. По словам Евгения Перебийниса, единственным плюсом встречи было достижение консенсуса в отношении миссии ОБСЕ. «Каких-то прорывных решений достигнуто не было. Самый главный вопрос — почему Россия не признает свою ответственность за то, что происходит в Донбассе, — конечно, не достигнут. Но удалось договориться относительно некоторых важных деталей, а именно необходимости усиления специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, как численно, так и финансово, и технически и о продлении срока ее действия», — подчеркнул он.

В свою очередь, глава МИД Франции Лоран Фабиус по итогам переговоров в здании французского МИД призвал все стороны прекратить огонь. «Мы призываем к отводу тяжелых вооружений и полной имплементации (минских договоренностей — ред.)», — добавил он.
По информации Сайта MIGnews.com.ua. www.mignews.com.ua

Культ личности. Виталий КоротичКульт личности. Виталий Коротич

Писатель Виталий Коротич в программе Леонида Велехова «Культ личности».

Леонид Велехов : Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы «Культ личности». Она не про историю, не про тиранов прошлого, она про наше время, про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на окружающую жизнь. Сегодня мой гость – Виталий Коротич, писатель, журналист, один из прорабов перестройки и даже отец гласности, как его назвал Евгений Евтушенко. И даже если поэт допустил перебор, отдав нашему гостю титул, причитающийся Михаилу Горбачеву, никто не отнимет у Виталия Алексеевича лавров отца лучшего отечественного журнала эпохи той самой перестройки и гласности, легендарного «Огонька».
(Видео: сюжет о Коротиче. Закадровый текст:

Виталий Коротич – человек многих дарований. Поэт, прозаик, журналист. По образованию и первой профессии – и вовсе медик, врач-кардиолог. Но главное дело, вернее, детище его творческой жизни – конечно, журнал «Огонек». На заре перестройки киевлянин Коротич, повинуясь воле ЦК КПСС, переехал в Москву и принял этот, самый старый и самый скучный советский журнал, который к тому времени держался он на плаву исключительно благодаря тому, что на него обязаны были подписываться все воинские части и библиотеки Советского Союза. За считанные месяцы Коротич превратил «Огонек» в самый популярный отечественный журнал с пятимиллионным тиражом, которого все равно не хватало на всех желающих, и очереди у газетных киосков в день выхода свежего номера выстраивались задолго до их открытия. Все годы перестройки «Огонек» под руководством Виталия Коротича светил ярко, впервые освещая и кровавые страницы советской истории, и прекрасные взлеты русской дореволюционной и послереволюционной культуры, и острые современные политические коллизии. Вместе с перестройкой «Огонек» и потух, что символически ознаменовало конец эпохи надежд и иллюзий. После этого в жизни Виталия Коротича было немало событий, но второго «Огонька» не случилось. Как, впрочем, и в жизни России в целом.)

Студия.

Леонид Велехов: Виталий Алексеевич, вы украинский писатель или русский? Ваш пятый пункт не по паспорту, а по сути, какой?

Виталий Коротич: Украинец, но книги написаны мной на украинском, русском и одна даже есть на английском. Я учебник для своих студентов написал. Я думаю, что многоязычие – это совершенно нормально. Мы – выродившаяся интеллигенция. Мы забыли, что Пушкин, например, писал письма на французском. Для меня совершенно не было трудно писать на разных языках. Единственное, что стихи я писал только по-украински. Государственную премию Украины я получил за стихи, написанные по-украински, Государственную премию СССР я получил за прозу, написанную по-русски, Американскую премию – за книги, изданные там.

Леонид Велехов: Написанные по-американски.

Виталий Коротич: Да, по-американски. (Смех в студии.)

Леонид Велехов: Гражданство?

Виталий Коротич: России.

Леонид Велехов: А украинского нет?

Виталий Коротич: Нет, нельзя. Двойное гражданство нельзя.

Леонид Велехов: В России можно, но только надо его теперь декларировать. Вот если бы Дума приняла закон, что можно иметь только одно гражданство, а от другого отказываться, и вам пришлось выбирать?

Виталий Коротич: Вы знаете, у меня был другой выбор. Дело в том, что я десять лет проработал в США. И когда я последний раз возвращался, в Шереметьево мне вдруг таможенник говорит: «Вы надолго?» Я говорю: «На этот раз навсегда, уже все решил». И этот привратник государства вдруг говорит: «Ох, если бы у меня были ваши возможности, я бы никогда сюда не вернулся». (Смех в студии.)

Леонид Велехов: Прорвало человека!

Виталий Коротич: Так вот, дело в том, что в США через 5 лет работы вполне можно получить американское гражданство. И у меня была эта возможность. Но я один раз посмотрел – мелочь, но, принимая гражданство, надо поднять правую руку и сказать: я отрекаюсь от всех обязательств, которые я имел в стране моего прежнего гражданства. Клянусь, что все мои поступки и дальнейшие действия будут только в интересах США. И я подумал: вот я напишу чего-нибудь, что им не понравится, и мне скажут – ты же, старик, поклялся! В общем, я больше никаких гражданств не принимал. Наверное, если бы я принял российское и украинское одновременно – это было бы нормально.

Леонид Велехов: Роль украинской культуры в вашем воспитании, в вашем становлении?

Виталий Коротич: Пожалуй, для меня самую большую роль сыграла русская литература и русская культура. Из украинской культуры я наизусть знаю почти весь «Кобзарь» Шевченко. Это книга, которая была у нас в доме. У меня и один, и другой родитель доктора наук, ученые, беспартийные. Они очень мягко меня воспитывали. Я только с возрастом смог оценить, насколько мудро они меня воспитывали. Никакого насильственного промывания мозгов у меня не происходило. Я формировался как-то вне этого потока. Поэтому я выбирал себе то, что хотел. И как ни странно, первая книга, которую я прочел, была «Маугли» на украинском языке. Киплинг в украинском переводе. (Смех в студии.) Потом были «Сказка про царя Салтана», потом «Кобзарь».

Леонид Велехов: А дома по-украински говорили или нет?

Виталий Коротич: Нет.

Леонид Велехов: Мама же русская, да?

Виталий Коротич: Мама русская, с Кубани. Отец украинец. Я несколько раз был в Швейцарии – удивлялся ее четырехязычию, которое никого не беспокоило. Обычно такие вещи вылезают наверх в минуты, когда государство хочет отвлечь внимание от своего невнимания к собственным гражданам. Вот оно тогда объясняет, что человек, разговаривающий не так, как ты – плохой человек. Конечно, чудовищно, что у нас появились чучмеки, появились чернопопые всякие… Вот это представление о русском мире, которое сейчас насаждается. Один радиокомментатор, любимец домохозяек и власти, говорит об украх, об укропах – это чудовищно.

Леонид Велехов: Это позор настоящий!

Виталий Коротич: Но это говорится в эфир по самой распространенной программе. Это чудовищно! В цивилизованных странах, в Англии или в США, человека, который просто употребляет слово вроде «негр» или еще что-то, выпадает из игры и может схлопотать.

Леонид Велехов: И это нас до сих пор удивляет, хотя, на самом деле, в этом великий смысл есть.

Виталий Коротич: Там очень интересный есть закон. Он впервые был введен в армии – не спрашивай, не говори. Сначала он был введен насчет половой ориентации. Если ты гомосек, это твое личное дело, но не смей об этом никому говорить. И никто не смеет у тебя спрашивать. Позже это распространилось на религиозную принадлежность – не спрашивай, не говори.

Это известная история, когда Бернстайн приехал с Филадельфийским оркестром. Желая сказать о нашем интернационализме, Фурцева ему сказала: «Про нас говорят всякое, а в нашем Симфоническом оркестре 60% евреев играет». Бернстайн подумал и сказал: «А я не знаю, сколько у нас евреев в оркестре». (Смех в студии.) Мы делаем упор на тех вещах, которые во всем мире считаются унизительными. Когда-то Альберт Швейцер сказал, что национализм – это патриотизм в состоянии истерики.

Леонид Велехов: Это сказано хорошо. А вот еще такой у меня вопрос. Вы в советское время были человек советский или антисоветский – конечно, в глубине души?

Виталий Коротич: Я был, скажем так, наверное, советским. Я старался быть человеком, который не пачкается. Я старался был порядочным человеком. Я не подписал ни одного коллективного письма ни против националистов, хоть я не националист, ни против сионистов, хотя я не сионист. Я считал, что человек имеет право на свою точку зрения. Это его личное дело, если он готов отвечать за свою систему взглядов – на здоровье!

Леонид Велехов: Во многом благодаря вашим усилиям в «Огоньке», вернулась в нашу жизнь поэзия Серебряного века, прежде всего, конечно, Гумилев, которого тогда «Огонек» открыл нам заново. Это было, на мой взгляд, одно из главных достижений, прорыв. Вы всему этому в советское время тоже были привержены?

Виталий Коротич: Я это все делал. Я придумал, как это сделать.

Леонид Велехов: Я имею в виду до всякого «Огонька».

Виталий Коротич: Да, я понимаю. До того, как я пришел в «Огонек», я собрал у себя полное собрание сочинений Гумилева, изданное издательством Филиппова в Америке. Дело в том, что я, еще работая в Киеве в журнале «Всесвiт», придумал один интересный способ. Был список запрещенных романов. Например, был запрещенный роман Марио Пьюзо «Крестный отец». Я думал и, наконец, придумал. Я пошел к генерал-лейтенанту МВД, замминистра внутренних дел, написал предисловие, что этот роман позволяет понять нам весь ужас, весь кошмар капиталистического мира, хотя он, конечно, не поднимается на уровень разоблачения, но, тем не менее, прочтя его, мы понимаем… Он подписал. И я с этим идиотским предисловием это все я напечатал. (Смех в студии.) Оказалось, такого предисловия было достаточно.

Леонид Велехов: Сам придумал?

Виталий Коротич: Да, сам. Впервые в Советском Союзе я напечатал старый уже, но запрещенный у нас роман Хемингуэя «По ком звонит колокол». Там есть одно место, где погибают республиканцы, и старик говорит молодому: «А вот сын Долорес Ибаррури сейчас в Москве». И я сделал сноску, что сын Долорес Ибаррури погиб в Сталинграде героически, и т. д. Напечатали. И вот, уже в «Огоньке», решив напечатать Гумилева, я пошел к Карпову, Герою Советского Союза, в то время председателю Союза писателей. И Карпов написал героическое предисловие, подписав «Герой Советского Союза Карпов». И я напечатал. Тут же мы издали и книжечку. Очень смешно, меня пригласил к себе Лигачев. Лигачев, второй человек в стране, говорит: «Как вы смогли издать Гумилева?!» Я говорю: «Вот предисловие. И Главлит сразу это все пропустил». Он в своем кабинете открыл шкафчик и вынул оттуда три томика в сафьяне. «Я, – говорит, – стихи Гумилева обожаю! Переплетал их у нас в переплетной ЦК!».

Леонид Велехов: Неправдоподобно!

Виталий Коротич: Честное слово!

Леонид Велехов: Лигачев?!

Виталий Коротич: Лигачев, Егор Кузьмич.

Леонид Велехов: Ничего себе!

Виталий Коротич: Я говорю: «Вы же могли это все разрешить! Чего вы вынуждали меня, извините, выпендриваться со всем этим делом?» Он говорит: «Нет, это не так просто». Система была глупая. И вот такие простые решения позволяли ее обходить. Это вплоть до конца. Я был первым, кто снял с обложки орден Ленина. Меня позвали на Старую площадь. Я говорю: «Понимаете, время сейчас такое. Мы дадим фотографию полуголой девочки, гимнасточки, а тут дорогой образ Ильича…» Они понимали, что я валяю дурака.

Леонид Велехов: Вы надели на себя маску такого деда Щукаря.

Виталий Коротич: Система давно уже прогнила изнутри. Был такой Солодин, главный цензор страны. Я дожился до того, что он мне звонил и говорил: «Значит так, через два месяца в журнале «Молодая гвардия» идет разгромная статья о вас. Надо бы вам на нее ответить. Придите, прочитайте, она сейчас у меня». Вдруг внутри самого ЦК! Я разговаривал с Яковлевым, идеологом Горбачева, совершенно откровенно обо всех этих делах. Страна прогнивала. Ее управленческий аппарат прогнивал изнутри.

На прошлый Новый Год мне позвонил Горбачев поздравить. Я застучал хвостом сразу (Смех в студии.), говорю: «Михаил Сергеевич, я так благодарен вам. Вы обрушили эту страшную систему». Он говорит: «Виталий, она же сама падала. Я только подтолкнул». (Смех в студии.) Это все было понятно. Поэтому удалось сделать то, что удалось сделать.

Леонид Велехов: Хотел бы подхватить ту тему, которые вы начали. Как вы из Киева попали в эту горбачевскую орбиту, в его свиту (это ваше выражение я употребляю)? И как быстро вы поняли, что это не просто карьерное продвижение, но ваш такой исторический шанс?

Виталий Коротич: Мне было хорошо в Киеве. Я редактировал самый популярный журнал. Вдруг в феврале 1986 года (летом должен был быть Съезд писателей Украины) Щербицкий вызвал к себе 5-6 ведущих писателей, меня в т. ч., поговорить – кто будет председателем Союза писателей Украины. Смотрит на меня и говорит: «Ну, ты же в Москву уезжаешь». Понятия не имел, честное слово! Как крепостной крестьянин! (Смех в студии.) Потом меня вызвал секретарь ЦК по идеологии, в дальнейшей очень националистический идеолог Кравчук, который стал первым президентом незалежной Украины, и сказал, что вот вас вызывают в Москву. Я поехал. Мне Яковлев говорит: «Вот такая вот есть идея. Мы со всеми советовались и решили, что вы». Он мне откровенно говорил: «Мы хотим, чтобы сюда приходили другие люди». И потом я попал к Лигачеву. Лигачев мне сказал то же. Я у него спросил откровенно, чего вы в меня уперлись? Он говорит: «Понимаете в чем дело. Сколько лет вы были в Украине, были на виду, но у вас никогда не было своей банды. Нам сейчас нужны здесь люди, которые будут приходить в Москву без своих банд. Вот Шеварднадзе взяли министром иностранных дел» и т. д. Я очень не хотел. Тогда меня еще раз вызвал Лигачев. Он говорит: «В чем дело? Чего вы сопротивляетесь» Я говорю – понимаете в чем дело, то се. «Вам что, квартиру? Дадим квартиру». Я говорю: «Я без мамы не поеду». «Маме дадим. Что еще?» (Смех в студии.) Открывает какую-то дверь в своем кабинете, я выхожу, а там как на фасаде ГУМа в праздник – все Политбюро сидит. Он ведет заседание и говорит: «Тут есть предложение Михаила Сергеевича назначить вот этого человека. Есть что-то против?» Молчат. Ну, все – идите. Я выхожу в коридор. Телефон. Я позвонил в редакцию, которую я вроде бы еще редактирую, а мне сказали: ваше личное дело уже в Москве. Никто ничего не спросил у меня абсолютно!

Но, вы знаете, я пришел в журнал, кругом были свои ребята. Тут Лигачев подкачал. Евтушенко, Рождественский… Позже мне сказали – Роберту Рождественскому предлагали, он сказал, нет, не смогу, вот Виталий. И предложили Генриху Боровику. Он сказал, что тоже не может, а вот я, по его мнению, смогу.

Леонид Велехов: Но это ведь был самый консервативный журнал, софроновский. Софронов им руководил лет 30.

Виталий Коротич: Консервативный, бандитский, антисемитский журнал. Я пришел и первое, что я сказал – дайте почитать, что есть. Мне принесли. Это был полный кошмар! Я пошел по журналам. Я пришел в «Юность» и забрал в отделе прозы и в отделе поэзии (я был в хороших отношениях с Борисом Николаевич Полевым, потом с Андреем Дементьевым) все, что у них было. И первые номера «Огонька» сделал из этой литературы. А потом я начал Гумилева готовить. Потом я начал делать еще что-то, а потом я на летучке сказал: «Знаете что, вы все время делали журнал для кого-то. Вот вам говорили – в ЦК требуют сделать это. Я вас очень прошу, давайте делать журнал для себя».

Леонид Велехов: Ах, как здорово! В этом и была главная фишка, какк вы для себя определили?

Виталий Коротич: Вот это и было. «Никогда не приносите мне материалы, которые вы не обсуждаете дома, в кругу семьи. Если вам самим это не нравится – ради бога, не морочьте мне голову». И тот же коллектив, который делал бандитский журнал, который только в парикмахерских лежал на столиках, начал охотно работать совершенно в другую сторону. Постепенно, конечно, я подтянул других людей. Взял кого-то из знакомых – сына Боровика, зятя Рождественского, взял хороших журналистов. Люди, которых я брал, все потом стали главными редакторами чего-то. Все они были с большими амбициями. Но самое главное, что я должен был сделать – доказать, что я не то, чтобы умнее их, но в чем-то я могу не потеряться среди них. И вот я постепенно приучил их к тому, что я придумываю лучшие заголовки, я могу ехиднее оценить что-то, чем они. Постепенно я обретал права вожака. И вот я устроил свободные выборы редактора и до сих пор горжусь, что меня избрали на тайном голосовании. Вот так это понемногу пошло. И вдруг я понял, что никогда в жизни в Киеве мне бы ничего подобного не дали сделать. И я делал бы дальше, но началась борьба за власть.

Леонид Велехов: Хотел бы повернуться к ключевой фигуре – Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Вы много о нем писали в своих воспоминаниях. И я для себя выписал такую фразу: «Говорит, как всегда, длинно и неинтересно». Так вот, в чем все-таки была сила Горбачева и в чем была его слабость? Можно определить коротко?

Виталий Коротич: Я думаю, сила была в том, что он был порядочным человеком. Он, пожалуй, единственный из руководителей нашей страны, про которого не говорили, что он воровал. Может быть, про Сталина еще не говорили, но там другое, ему и так все принадлежало. А Горбачев точно не воровал. Когда Ельцин вышвырнул его из квартиры, с дачи, отовсюду, он ездил и лекциями зарабатывал себе на жизнь. Он был честным человеком.

Второе. Благодаря Горбачеву, я понял две вещи. Что такое быть президентом? Ни я, ни вы этого не понимаем. Ему некогда смотреть телевизор, некогда читать газеты – время расписано по секундомеру. И вот утречком приносят такую папочку, что вчера было в газетах, что вчера было по радио, что было по телевидению. И вот те люди, которые эту папочку составляют, они влиятельнее министров, влиятельнее всех. Мне как-то Яковлев сказал: «Знаете, что уже, наверное, год Горбачев ни слова хорошего ни о вас, ни обо мне не слышит?» Это люди, которые формируют мнение руководителей. Как-то я выступаю в Московском университете, в актовом зале полно народу. У меня спрашивают, что я думаю о том, что Раиса Максимовна Горбачева влияет на политику. Я говорю: «Знаете, мне неудобно на эту тему разговаривать. Неприлично. Я буду разговаривать с Горбачевым, брать интервью у него, и я обязательно спрошу. А пока давайте не будем этот вопрос обсуждать». На следующее утро звонит вертушка. Фролов тогда был помощником Горбачева. Он говорит: «Виталий Алексеевич, ну, зачем вы это делаете? Михаил Сергеевич так расстроился, что вы сказали, что хотите его посетить, чтобы поговорить о поведении его супруги».

Леонид Велехов: Ох, как повернули!

Виталий Коротич: И еще одно – незащищенность. Мы с Евтушенко как-то выступали в Ленинграде. И вдруг мне приходит записка: «Вчера я видела по телевизору – выступал Язов (тогдашний министр обороны), держал двумя пальцами журнал «Огонек» и говорил, что этой гадости, этой мерзости в воинских частях теперь нет». А нам офицеры писали, что они в складчину выписывают на почтовые ящики до востребования. «Как вы к этому относитесь?» – спрашивают меня. Ну, как я отношусь? Говорю, я думаю, что сейчас такое время – скоро уберут из армии самые большие ракеты и самых больших дураков. Ни фамилий, ничего!

Назавтра я возвращаюсь из Ленинграда, у меня звонит вертушка. Я беру – Михаил Сергеевич. «Ты чего делаешь?» «Сижу, о вас думаю». Велит приехать к нему. Прибежал я, сидит там уже Яковлев. Горбачев как пошел меня материть! Такого извозчичьего мата я не слышал никогда в жизни. Потом пододвинул мне блюдечко с какими-то бутербродиками: «Ешь!» Я понял, что немножко буря утихает. Съел бутербродик. «Иди!» Он всех называл на ты…

Леонид Велехов: Обкомовская привычка.

Виталий Коротич: Да. Мы выходим. И вот Яковлев перед его приемной… Помню, такая арка была маленькая, он под ней остановился, видно, место знал и говорит: «Вы поняли?» Я говорю: «Что?» «В два часа будет Политбюро. Язов требовал вас уволить. Он говорил, что он с вами побеседует, как следует».

Леонид Велехов: То есть весь этот крик с матом был спектакль для прослушки…

Леонид Велехов: Что пошло неправильно – перестройка или то, что случилось после, в августе 1991 года?

Виталий Коротич: Вот август 1991 года. Я решил сделать одно из последних хамств и договорился, что я возьму интервью у президента Тайваня. Меня уговаривали, как могли, что это будет скандал, китайцы устроят истерику. Но я уже договорился. И на 19 августа 1991 года у меня был билет в Тайбей, и меня ждет президент. И вдруг мне звонят ночью – в Москве путч. Я понимал, что, если это настоящий путч, я поеду, и прихватят меня прямо в аэропорту. Если это не настоящий путч, то нечего ехать. Короче говоря, я начал выступать по телевидению, по всем каналам. Везде я говорил какие-то милые банальности, что наш народ никогда, это хунта, мы не позволим. И вот меня вечером потащили, был такой у них очень популярный новостной канал Макнила Лерера – один корреспондент работал из Вашингтона, а второй из Нью-Йорка. И вот я из Нью-Йорка, а в Вашингтоне сидит беглый кагэбэшник в парике, в черных очках, весь замаскированный. И я там опять же изрекаю свои банальности. И вдруг он говорит: «Вы знаете, это такая все чепуха. Это не путч. Путчи делаются не позже пятницы или, в крайнем случае, субботы. Нужен один или два выходных дня, чтобы занять все пункты, чтобы люди в понедельник вышли на работу – а все уже занято и решено. А этот путч сделан в понедельник. Это настолько непрофессионально! Это не путч, это ерунда, ничего не получится». Я вдруг услышал мнение специалиста, который в отличие от меня понимал, как это делается!

Леонид Велехов: Тем не менее, хребет-то перестройке эти события переломили.

Виталий Коротич: Потом я спросил у Михаила Сергеевича: «Михаил Сергеевич, вы такой несчастненький выходили из самолета в курточке. Нельзя было выйти, выпрямив спину, пойти, встретить Ельцина и сказать – молодец, Борис Николаевич, хорошо вел себя, молодец! Какую-нибудь Кантемировскую дивизию вывести в патрули на улицы дня на 2-3, объявить чрезвычайное положение, навести порядок и все! И остаться у власти!» Он сказал: «Ты что, кровь пролилась бы! Ты что, не понимаешь?!» Он боялся крови. Был Вильнюс, был Баку, Тбилиси с лопатками было – все было, а все равно он боялся крови.

Леонид Велехов: Это реальный его какой-то гуманизм был или все-таки политическое малодушие?

Виталий Коротич: Все вместе. Я думаю, что это очень было похоже на на Александра, который освобождал всех, а его взорвали. На Николая II, который был хороший семьянин…

Леонид Велехов: И тоже получил свое.

Виталий Коротич: Да. Вот у архитекторов есть хороший термин – соизмеримость с проектом, т. е. если они строят дом для людей, этот дом должен быть соизмерим с человеческой фигурой, с размерами человека и т. д. Горбачев оказался несоизмерим с теми возможностями и задачами, которые были. Здесь нужен был де Голь или Черчилль, Сталин со знаком плюс, т. е. человек, который может проверять все на слом. Когда-то я с прекрасным драматургом, моим другом Эдиком Радзинским говорил. Он мне правильно сказал: «Понимаешь, надо иногда ломать все через колено. Вот когда были толпы, и от Николая II требовали, чтобы он немедленно начал войну с Германией, потому что его жена немка и шпионка, он начал войну с Германией. А надо было сломать это через колено, плюнуть на эти толпы и делать то, что он должен делать. Ельцин обладал этой способностью. Когда все опросы показывали, что народ в основном за сохранение Советского Союза, он взял и поломал его через колено». Если руководитель не может ничего сделать такого мощного, то ему очень трудно руководить, особенно в такой стране как наша, где люди привыкли к тому, что им стучат кулаком по столу.

Леонид Велехов: Но, увы, вместе с тем, ельцинское правление при всем умении ломать через колено не принесло нам избавления, что называется.

Виталий Коротич: Да, не дай Бог! Но него были другие «умения», которые все погубили. Но, например, де Голь все-таки сумел Францию после войны переломать, вывести из НАТО, сделать ее совершенно другой страной. Бывают руководители даже в демократических странах, такие как Черчилль, которые умеют навязывать свою волю. Но это очень трудно! Когда-то лорд Челфонт, первый британский представитель в ООН, сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «каждый идиот может начать две вещи – любовное приключение и политическую кампанию, но признаком настоящего класса является умение завершить и то, и другое». (Смех в студии.) Вот Горбачев не смог. Увы. А человек очень хороший, я его уважаю до сих пор.

Леонид Велехов: А ваше политическое поколение, первое поколение еще советских и первых послесоветских демократов? У вас нет такого ощущения, что вы как-то почетно капитулировали? И вы, и Гавриил Харитонович Попов, и Юрий Николаевич Афанасьев – совершенно замечательные личности с великолепным интеллектом, и обаятельные, и талантливые, и умные, – получили какие-то от Ельцина синекуры, ничего особенного в этих синекурах не добились – ни в РГГУ, ни университете, которым руководит Попов, – и ушли, не перешли в оппозицию, просто ушли из политики.

Виталий Коротич: Мы до сих пор советские люди, в этом все дело. Когда развалился Советский Союз – это было ужасно. Потому что к власти во всех республиках пришли секретари ЦК партии, кроме Эльчибея в Азербайджане и Гамсахурдиа в Грузии, которых свергли через пару месяцев. Ужасно недостойно все это делалось. Установилась такая полусоветская власть. Скажем, у королевского правительства Ее Величества 20 служебных автомобилей. Все! Когда я брал интервью у премьер-министра Великобритании, за мной помощница приехала на такси. Ну, нет на Даунинг-Стрит разгонного автомобиля.

Леонид Велехов: А тем более с мигалками!

Виталий Коротич: Нет мигалок, ничего нет! У правительства США 40 служебных автомобилей – только для тех, кому положена личная охрана. Всё! Мигалки возможны только у полиции, пожарных и «скорой» помощи, и то, когда они едут выполнять свою главную функцию. Мы остались полусоветской властью. Остались поликлиники для начальства, остались спецномера, спецдома, спецпривилегии. У других соцстран нашелся какой-то не шибко грамотный Валенса, Гавел в Чехии. Нашлись люди. А у нас пришли все те же. Они еще раз все переделили между собой. И даже в несчастной Украине: главный революционер Турчинов – бывший секретарь Днепропетровского обкома комсомола по идеологии. Весь тот же состав, кроме Прибалтики…

Леонид Велехов: Но в Прибалтике, между прочим, тоже был хороший пример «из бывших» – Бразаускас.

Виталий Коротич: Россия, старая Россия, была частью Европы. Представить себе, что, как недавно, приедут французские и немецкие лидеры поучать российского императора как жить на свете и что делать…

Леонид Велехов: Он бы им велел подождать, пока он рыбку ловит!

Виталий Коротич: В том-то и дело! Мы выпали из человечества за время советской власти. Мы потеряли ощущение, что мы часть Европы, что мы часть человечества. Нас Советская власть выгнала вон из человечества. И сегодня, когда происходит то, что происходит, человечество никак не привыкнем к нам. И вот когда к нам приезжают и пальчиком нам грозят, по-дружески нам советуют, что-то еще делают – это рождает только какое-то ощущение неполноценности. А когда мы топаем ножками и говорим, что мы построим «Русский мир»… Какой «Русский мир» в многонациональной стране?!

Леонид Велехов: И в этом еще больше неполноценности.

Виталий Коротич: Да. Уже был у нас «квасной» патриотизм, когда патриотизмы из чувства патриотизма не пили французское вино – исключительно квас. Надо совесть иметь. Все это уже пройдено. Ну, запретили в Украине показывать российские сериалы. Я пошел, купил себе в Киеве «Левиафана». Мне продавец говорит: «Да, это же русский фильм. Что вы его покупаете?!»

Леонид Велехов: Но при этом им торгует.

Виталий Коротич: Когда-то был драматург, чудный человек Борщаговский. Он рассказал мне, как был в Киеве, видит, торгуют газетой прохановской «Завтра». Он говорит продавцу: «Как вам не стыдно все это продавать?». А продавец посмотрел и говорит: «Я продаю, но вы же покупаете». (Смех в студии.) Такое дело.

Леонид Велехов: А теперь немного о России и Украине. Есть реальный феномен и опасность его расцвета – такой, как украинский национализм?

Виталий Коротич: Когда-то еще товарищ Ленин говорил, что национализм бывает самозащитный. Россия очень долго вела себя как – даже родился такой термин – старший брат. Когда-то покойный мой друг Расул Гамзатов сказал мне: «Слушай, старший брат это ведь тот, который раньше умирает?» (Смех в студии.) Я разговаривал со всеми украинскими президентами (правда, с Порошенко – еще до его должности). Кравчук мне говорил, что они не хотели делать сразу независимость. Хотели договориться, что МИД, Минобороны будут общими, а вот просвещение, культура – это все наше будет. Но Бурбулис в Беловежской пуще стоял сзади Ельцина и говорил – а ты кем тогда будешь?!

Леонид Велехов: В российской официальной версии валили как раз все на Кравчука и на Украину.

Виталий Коротич: Мне еще и Горбачев говорил: «Мне Ельцин сказал – я поеду, Кравчука немножко поучу, отучу от национализма». Ну, вот, короче говоря, вот так это было. Кравчук говорит: «Я приехал домой. У меня ничего нет. Оказалось, что я уже живу в независимой Украине». Все средства – золото, валюта – были в Государственном банке СССР. Я позвонил Ельцину. Пожалуйста, дайте нам что-нибудь. Он меня на три буквы послал и бросил трубку».

И вот это ощущение собственной неполноценности, воспитывавшееся в людях, взбрыкнулось вдруг и было подпитано западными украинцами, которые во многом воспитывались на борьбе против польского шовинизма. У нас говорят – бандеровцы, бандеровцы. Бендеровцы возникли в знак протеста против ополячивания, против запрещения украинского всего и т. д. Пришла с Западной Украины вот эта ура-патриотическая взвинченная часть населения, которую высылали, которую наказывали, которая сохранилась. Когда нам рассказывают, что американские дипломаты ходили по киевскому Майдану и булочками кормили всех несколько дней… Но Россия с Украиной 360 лет жили в одном государстве! Почему на Майдан более вкусных булочек никто не принес из российского посольства?! (Смех в студии.) Почему?!

Россия вдруг потеряла свой авторитет, свое доброе имя. С ней перестали считаться. И вот эти сваливания на дипломатов, которые на Майдане… Майдан не знал, чего он хочет. Я был на всех Майданах, смотрел. Они просто не хотели, чтобы было так, как есть. Они просто этого не хотели. А чего они хотят, они еще сами не знали. Потом начали подсказывать, начали помогать, начали выделять руководителей. Но до сих пор Украина топчется.

Леонид Велехов: Что делать сейчас?

Виталий Коротич: Сейчас, мне кажется, первые какие-то шажки – прекратить стрельбу, прекратить убийство. Но для этого надо, чтобы были люди, способные выполнять приказ. Например, в Украине воюют частные подразделения Коломойского, регулярная армия, которая не поймешь какая, «Правый сектор» и другие патриотические объединения. С той стороны воюют так называемые добровольцы, местные активисты, просто мародеры. Я сейчас встречался с руководителями Донецка. Они мне говорят – ужасно. Потому что с одной стороны, кто-то воюет, с другой стороны, разбитые дома и мародерство. Тачки, на которых катят посуду, телевизоры, одежду. Теперь уже, говорят, мебель стали выносить из разбитых домов. Это ведь так ужасно! Причем, в Донбассе сейчас ненавидят и Украину, которая по ним стреляет, и Россию, которая непонятно что делает. Опять в очередной раз – непонятно что. Они не понимают, в чем дело. Они не хотят быть ни в Украине, ни в России. Там как в «Сталкере» Тарковского – просто какая-то мертвая зона.

Леонид Велехов: Какой-то выход есть из тупика?

Виталий Коротич: Просто здравый смысл, просто поговорить. Вот сегодня невозможно смотреть украинское телевидение. Целые дни идут траурные процессии – хоронят погибших солдат. Порошенко стоит на коленях. Это ужасно! Невозможно смотреть. Вот когда это все происходит, пусть однажды кто-то из российских высших руководителей приедет и вместе со всеми помолится за общие потери, за пацанов, которые ни в чем не виноваты с той и с другой стороны.

Леонид Велехов: Хорошее предложение.

Виталий Коротич: В этом отношении нам может быть примером проклятый Советской властью много раз генералиссимус Франко. Он устроил общий могильник для всех – и для республиканцев, и для их противников.

Леонид Велехов: И один огромный крест над всем этим воздвиг.

Виталий Коротич: Да. Он и себя там завещал похоронить. И надпись вроде того, что «все эти люди любили Испанию и погибли за нее. Как бы там ни было, Господи, прими их!» Вот если бы что-то такое сейчас сделать! Хватит, ребята! Эта ненависть накапливается. Она набухает, набухает, набухает, и когда она уже не может прорваться наружу, когда нет войны, она прорывается внутрь страны и начинает убивать своих. В Украине сейчас болтается огромное количество оружия. Я смотрел в Интернете – примерно за 200 долларов можно купить пистолет ТТ или «Макарова». Всего 1 доллар стоит любой патрон. Цены в десятки раз ниже, чем здесь на черном рынке. Если будет следующий Майдан, то туда придут с автоматами. Это все очень страшно. И чтобы пресечь это, надо прийти, за что-то извиниться. Ничего страшного! И патриарх Кирилл, который так спародирован в конце «Левиафана», вполне мог бы помолиться не только за власть, а за упокой всех, кто погиб, – пусть их примет Царство Божие. Пусть они все будут знаком того, что нельзя больше никого убивать.

Леонид Велехов: Напоследок несколько коротких общечеловеческих вопросов.

Вам за что-либо из написанного вами и сделанного вами стыдно?

Виталий Коротич: Нет. Я много раз понимал, что я меняюсь, как и любой человек. Я писал много разного. И что я сделал? В 1991 году я переиздал на русском языке свои все книги стихов и свои книги об Америке. Моя книга об Америке вышла на английском. Я ее изучал со своими студентами. Все нормально. Са Не было стыдно – это очень относительно. Потому что многим людям не бывает стыдно, а они такое делают, что не дай Бог! (Смех в студии.) Но тем не менее. В общем, иногда я думаю, что я мог бы быть активнее. Но потом я понимаю, что я не создан для того, чтобы вопить с трибуны. Это бессмысленно. Я не могу стать Ксюшей Собчак или, извините за выражение, Жириновским.

Леонид Велехов: А вы стихи перестали писать?

Виталий Коротич: Да.

Леонид Велехов: Почему?

Виталий Коротич: В какой-то момент это кончается. В какой-то момент мы перестаем быть солдатами, любовниками и поэтами. Я писал 16 лет колонки для украинских газет. Там целые клубы людей, которые коллекционируют эти колонки. А стихи… Последняя книга стихов моих была написана лет пять назад. Это очень важные для меня, очень хорошие стихи. Жаль, что сегодня в России умерла культура перевода. Даже если бы они сейчас вышли, кто их прочтет? Тем не менее, интерес к стихам не пропадает. Я бедному Жене Евтушенко провел большой вечер в киевском дворце «Украина» в конце прошлого года. И полный зал был! Пришли люди. Интерес к стихам остался. Все это осталось. Но для этого надо сначала, чтобы утих весь этот кошмар, который сейчас происходит.

Леонид Велехов: Ваш любимый литературный герой? Он есть у вас?

Виталий Коротич: Д’Артаньян. (Смех в студии.) Я очень люблю «Три мушкетера».

Леонид Велехов: Замечательно! И еще такой дурацкий вопрос. Вы в судьбу верите?

Виталий Коротич: Верю. Интересная штука. Я верю, что есть что-то лучше и важнее нас, но я не верю в гороскопы всякие. И вот 1991 год настает. И мне Глоба, тогда еще вместе со своей женой, написал гороскоп на будущий год. Он мне приносит гороскоп, где написано: «В 1991 году будет свергнут Горбачев. А вам надо принять предложение и поехать поработать за границей, иначе вам здесь будет плохо». Я, конечно, это выкинул, сказал – иди ты к черту, чтобы я этого больше не видел. А потом все так и произошло!

Леонид Велехов: Надо же!

Виталий Коротич: Оказалось, Глоба угадал. Бывает такое – что-то приснится, что-то случится. Иногда мне снятся мои друзья, которые ушли, и снятся странно. Вот мне Юра Гуляев приснился, что мы в какой-то компании…

Леонид Велехов: Замечательный певец.

Виталий Коротич: Да, замечательный был баритон. Я говорю: «Юра, я тебя сто лет уже не видел. Ты мне дай свой телефон. Надо увидеться». А он мне говорит: «Еще не время». И отошел. Такие вот странные вещи у меня бывают, которые возбуждают то ли суеверие, то ли еще что-то. И с возрастом хочется, чтобы был кто-то умнее и лучше нас, кто нас судит, перед кем будет стыдно, если ты живешь не так, как следует.

Леонид Велехов: Что для вас главное в жизни – деньги, слава, репутация?

Виталий Коротич: Чтобы мои близкие были здоровы. Это с возрастом приходит. Сначала были деньги – чтобы выжить и не зависеть. Я высчитывал, как водолаз, насколько у меня кислорода для автономного плавания хватит. (Смех в студии) Слава – нет. Потом чем дальше, тем больше сужался круг вокруг меня. Когда-то я у Бунина прочитал гениальную фразу, что интересно жить до тех пор, пока кому-то ты можешь сказать: «а помнишь?!»

Леонид Велехов: Как замечательно!

Виталий Коротич: Сужается этот круг. И все больше я ценю близких, все лучше я понимаю своих детей. И все больше я начинаю стесняться того, как я жил со своими родителями. Теперь я понимаю, сколько они жертвовали для меня, и как я был неблагодарен. А уже поздно. Вот это, пожалуй, то, чего я больше всего стесняюсь. Хоть они долго жили, а когда они ушли, только тогда я понял, что они сделали для меня, и как они это делали незаметно. Пытаюсь это сейчас отдать это же самое своему сыну.

Леонид Велехов: Как хорошо, что на такой теме и на такой ноте мы заканчиваем этот разговор.

В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – вы смотрели и слушали новый выпуск программы «Культ личности». Виталий Коротич – легендарная личность эпохи несбывшихся надежд, эпохи перестройки, был сегодня у нас в гостях.

С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.
Источник: http://www.svoboda.org/content/transcript/26857869.htmlПисатель Виталий Коротич в программе Леонида Велехова «Культ личности».

Леонид Велехов : Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы «Культ личности». Она не про историю, не про тиранов прошлого, она про наше время, про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на окружающую жизнь. Сегодня мой гость – Виталий Коротич, писатель, журналист, один из прорабов перестройки и даже отец гласности, как его назвал Евгений Евтушенко. И даже если поэт допустил перебор, отдав нашему гостю титул, причитающийся Михаилу Горбачеву, никто не отнимет у Виталия Алексеевича лавров отца лучшего отечественного журнала эпохи той самой перестройки и гласности, легендарного «Огонька».
(Видео: сюжет о Коротиче. Закадровый текст:

Виталий Коротич – человек многих дарований. Поэт, прозаик, журналист. По образованию и первой профессии – и вовсе медик, врач-кардиолог. Но главное дело, вернее, детище его творческой жизни – конечно, журнал «Огонек». На заре перестройки киевлянин Коротич, повинуясь воле ЦК КПСС, переехал в Москву и принял этот, самый старый и самый скучный советский журнал, который к тому времени держался он на плаву исключительно благодаря тому, что на него обязаны были подписываться все воинские части и библиотеки Советского Союза. За считанные месяцы Коротич превратил «Огонек» в самый популярный отечественный журнал с пятимиллионным тиражом, которого все равно не хватало на всех желающих, и очереди у газетных киосков в день выхода свежего номера выстраивались задолго до их открытия. Все годы перестройки «Огонек» под руководством Виталия Коротича светил ярко, впервые освещая и кровавые страницы советской истории, и прекрасные взлеты русской дореволюционной и послереволюционной культуры, и острые современные политические коллизии. Вместе с перестройкой «Огонек» и потух, что символически ознаменовало конец эпохи надежд и иллюзий. После этого в жизни Виталия Коротича было немало событий, но второго «Огонька» не случилось. Как, впрочем, и в жизни России в целом.)

Студия.

Леонид Велехов: Виталий Алексеевич, вы украинский писатель или русский? Ваш пятый пункт не по паспорту, а по сути, какой?

Виталий Коротич: Украинец, но книги написаны мной на украинском, русском и одна даже есть на английском. Я учебник для своих студентов написал. Я думаю, что многоязычие – это совершенно нормально. Мы – выродившаяся интеллигенция. Мы забыли, что Пушкин, например, писал письма на французском. Для меня совершенно не было трудно писать на разных языках. Единственное, что стихи я писал только по-украински. Государственную премию Украины я получил за стихи, написанные по-украински, Государственную премию СССР я получил за прозу, написанную по-русски, Американскую премию – за книги, изданные там.

Леонид Велехов: Написанные по-американски.

Виталий Коротич: Да, по-американски. (Смех в студии.)

Леонид Велехов: Гражданство?

Виталий Коротич: России.

Леонид Велехов: А украинского нет?

Виталий Коротич: Нет, нельзя. Двойное гражданство нельзя.

Леонид Велехов: В России можно, но только надо его теперь декларировать. Вот если бы Дума приняла закон, что можно иметь только одно гражданство, а от другого отказываться, и вам пришлось выбирать?

Виталий Коротич: Вы знаете, у меня был другой выбор. Дело в том, что я десять лет проработал в США. И когда я последний раз возвращался, в Шереметьево мне вдруг таможенник говорит: «Вы надолго?» Я говорю: «На этот раз навсегда, уже все решил». И этот привратник государства вдруг говорит: «Ох, если бы у меня были ваши возможности, я бы никогда сюда не вернулся». (Смех в студии.)

Леонид Велехов: Прорвало человека!

Виталий Коротич: Так вот, дело в том, что в США через 5 лет работы вполне можно получить американское гражданство. И у меня была эта возможность. Но я один раз посмотрел – мелочь, но, принимая гражданство, надо поднять правую руку и сказать: я отрекаюсь от всех обязательств, которые я имел в стране моего прежнего гражданства. Клянусь, что все мои поступки и дальнейшие действия будут только в интересах США. И я подумал: вот я напишу чего-нибудь, что им не понравится, и мне скажут – ты же, старик, поклялся! В общем, я больше никаких гражданств не принимал. Наверное, если бы я принял российское и украинское одновременно – это было бы нормально.

Леонид Велехов: Роль украинской культуры в вашем воспитании, в вашем становлении?

Виталий Коротич: Пожалуй, для меня самую большую роль сыграла русская литература и русская культура. Из украинской культуры я наизусть знаю почти весь «Кобзарь» Шевченко. Это книга, которая была у нас в доме. У меня и один, и другой родитель доктора наук, ученые, беспартийные. Они очень мягко меня воспитывали. Я только с возрастом смог оценить, насколько мудро они меня воспитывали. Никакого насильственного промывания мозгов у меня не происходило. Я формировался как-то вне этого потока. Поэтому я выбирал себе то, что хотел. И как ни странно, первая книга, которую я прочел, была «Маугли» на украинском языке. Киплинг в украинском переводе. (Смех в студии.) Потом были «Сказка про царя Салтана», потом «Кобзарь».

Леонид Велехов: А дома по-украински говорили или нет?

Виталий Коротич: Нет.

Леонид Велехов: Мама же русская, да?

Виталий Коротич: Мама русская, с Кубани. Отец украинец. Я несколько раз был в Швейцарии – удивлялся ее четырехязычию, которое никого не беспокоило. Обычно такие вещи вылезают наверх в минуты, когда государство хочет отвлечь внимание от своего невнимания к собственным гражданам. Вот оно тогда объясняет, что человек, разговаривающий не так, как ты – плохой человек. Конечно, чудовищно, что у нас появились чучмеки, появились чернопопые всякие… Вот это представление о русском мире, которое сейчас насаждается. Один радиокомментатор, любимец домохозяек и власти, говорит об украх, об укропах – это чудовищно.

Леонид Велехов: Это позор настоящий!

Виталий Коротич: Но это говорится в эфир по самой распространенной программе. Это чудовищно! В цивилизованных странах, в Англии или в США, человека, который просто употребляет слово вроде «негр» или еще что-то, выпадает из игры и может схлопотать.

Леонид Велехов: И это нас до сих пор удивляет, хотя, на самом деле, в этом великий смысл есть.

Виталий Коротич: Там очень интересный есть закон. Он впервые был введен в армии – не спрашивай, не говори. Сначала он был введен насчет половой ориентации. Если ты гомосек, это твое личное дело, но не смей об этом никому говорить. И никто не смеет у тебя спрашивать. Позже это распространилось на религиозную принадлежность – не спрашивай, не говори.

Это известная история, когда Бернстайн приехал с Филадельфийским оркестром. Желая сказать о нашем интернационализме, Фурцева ему сказала: «Про нас говорят всякое, а в нашем Симфоническом оркестре 60% евреев играет». Бернстайн подумал и сказал: «А я не знаю, сколько у нас евреев в оркестре». (Смех в студии.) Мы делаем упор на тех вещах, которые во всем мире считаются унизительными. Когда-то Альберт Швейцер сказал, что национализм – это патриотизм в состоянии истерики.

Леонид Велехов: Это сказано хорошо. А вот еще такой у меня вопрос. Вы в советское время были человек советский или антисоветский – конечно, в глубине души?

Виталий Коротич: Я был, скажем так, наверное, советским. Я старался быть человеком, который не пачкается. Я старался был порядочным человеком. Я не подписал ни одного коллективного письма ни против националистов, хоть я не националист, ни против сионистов, хотя я не сионист. Я считал, что человек имеет право на свою точку зрения. Это его личное дело, если он готов отвечать за свою систему взглядов – на здоровье!

Леонид Велехов: Во многом благодаря вашим усилиям в «Огоньке», вернулась в нашу жизнь поэзия Серебряного века, прежде всего, конечно, Гумилев, которого тогда «Огонек» открыл нам заново. Это было, на мой взгляд, одно из главных достижений, прорыв. Вы всему этому в советское время тоже были привержены?

Виталий Коротич: Я это все делал. Я придумал, как это сделать.

Леонид Велехов: Я имею в виду до всякого «Огонька».

Виталий Коротич: Да, я понимаю. До того, как я пришел в «Огонек», я собрал у себя полное собрание сочинений Гумилева, изданное издательством Филиппова в Америке. Дело в том, что я, еще работая в Киеве в журнале «Всесвiт», придумал один интересный способ. Был список запрещенных романов. Например, был запрещенный роман Марио Пьюзо «Крестный отец». Я думал и, наконец, придумал. Я пошел к генерал-лейтенанту МВД, замминистра внутренних дел, написал предисловие, что этот роман позволяет понять нам весь ужас, весь кошмар капиталистического мира, хотя он, конечно, не поднимается на уровень разоблачения, но, тем не менее, прочтя его, мы понимаем… Он подписал. И я с этим идиотским предисловием это все я напечатал. (Смех в студии.) Оказалось, такого предисловия было достаточно.

Леонид Велехов: Сам придумал?

Виталий Коротич: Да, сам. Впервые в Советском Союзе я напечатал старый уже, но запрещенный у нас роман Хемингуэя «По ком звонит колокол». Там есть одно место, где погибают республиканцы, и старик говорит молодому: «А вот сын Долорес Ибаррури сейчас в Москве». И я сделал сноску, что сын Долорес Ибаррури погиб в Сталинграде героически, и т. д. Напечатали. И вот, уже в «Огоньке», решив напечатать Гумилева, я пошел к Карпову, Герою Советского Союза, в то время председателю Союза писателей. И Карпов написал героическое предисловие, подписав «Герой Советского Союза Карпов». И я напечатал. Тут же мы издали и книжечку. Очень смешно, меня пригласил к себе Лигачев. Лигачев, второй человек в стране, говорит: «Как вы смогли издать Гумилева?!» Я говорю: «Вот предисловие. И Главлит сразу это все пропустил». Он в своем кабинете открыл шкафчик и вынул оттуда три томика в сафьяне. «Я, – говорит, – стихи Гумилева обожаю! Переплетал их у нас в переплетной ЦК!».

Леонид Велехов: Неправдоподобно!

Виталий Коротич: Честное слово!

Леонид Велехов: Лигачев?!

Виталий Коротич: Лигачев, Егор Кузьмич.

Леонид Велехов: Ничего себе!

Виталий Коротич: Я говорю: «Вы же могли это все разрешить! Чего вы вынуждали меня, извините, выпендриваться со всем этим делом?» Он говорит: «Нет, это не так просто». Система была глупая. И вот такие простые решения позволяли ее обходить. Это вплоть до конца. Я был первым, кто снял с обложки орден Ленина. Меня позвали на Старую площадь. Я говорю: «Понимаете, время сейчас такое. Мы дадим фотографию полуголой девочки, гимнасточки, а тут дорогой образ Ильича…» Они понимали, что я валяю дурака.

Леонид Велехов: Вы надели на себя маску такого деда Щукаря.

Виталий Коротич: Система давно уже прогнила изнутри. Был такой Солодин, главный цензор страны. Я дожился до того, что он мне звонил и говорил: «Значит так, через два месяца в журнале «Молодая гвардия» идет разгромная статья о вас. Надо бы вам на нее ответить. Придите, прочитайте, она сейчас у меня». Вдруг внутри самого ЦК! Я разговаривал с Яковлевым, идеологом Горбачева, совершенно откровенно обо всех этих делах. Страна прогнивала. Ее управленческий аппарат прогнивал изнутри.

На прошлый Новый Год мне позвонил Горбачев поздравить. Я застучал хвостом сразу (Смех в студии.), говорю: «Михаил Сергеевич, я так благодарен вам. Вы обрушили эту страшную систему». Он говорит: «Виталий, она же сама падала. Я только подтолкнул». (Смех в студии.) Это все было понятно. Поэтому удалось сделать то, что удалось сделать.

Леонид Велехов: Хотел бы подхватить ту тему, которые вы начали. Как вы из Киева попали в эту горбачевскую орбиту, в его свиту (это ваше выражение я употребляю)? И как быстро вы поняли, что это не просто карьерное продвижение, но ваш такой исторический шанс?

Виталий Коротич: Мне было хорошо в Киеве. Я редактировал самый популярный журнал. Вдруг в феврале 1986 года (летом должен был быть Съезд писателей Украины) Щербицкий вызвал к себе 5-6 ведущих писателей, меня в т. ч., поговорить – кто будет председателем Союза писателей Украины. Смотрит на меня и говорит: «Ну, ты же в Москву уезжаешь». Понятия не имел, честное слово! Как крепостной крестьянин! (Смех в студии.) Потом меня вызвал секретарь ЦК по идеологии, в дальнейшей очень националистический идеолог Кравчук, который стал первым президентом незалежной Украины, и сказал, что вот вас вызывают в Москву. Я поехал. Мне Яковлев говорит: «Вот такая вот есть идея. Мы со всеми советовались и решили, что вы». Он мне откровенно говорил: «Мы хотим, чтобы сюда приходили другие люди». И потом я попал к Лигачеву. Лигачев мне сказал то же. Я у него спросил откровенно, чего вы в меня уперлись? Он говорит: «Понимаете в чем дело. Сколько лет вы были в Украине, были на виду, но у вас никогда не было своей банды. Нам сейчас нужны здесь люди, которые будут приходить в Москву без своих банд. Вот Шеварднадзе взяли министром иностранных дел» и т. д. Я очень не хотел. Тогда меня еще раз вызвал Лигачев. Он говорит: «В чем дело? Чего вы сопротивляетесь» Я говорю – понимаете в чем дело, то се. «Вам что, квартиру? Дадим квартиру». Я говорю: «Я без мамы не поеду». «Маме дадим. Что еще?» (Смех в студии.) Открывает какую-то дверь в своем кабинете, я выхожу, а там как на фасаде ГУМа в праздник – все Политбюро сидит. Он ведет заседание и говорит: «Тут есть предложение Михаила Сергеевича назначить вот этого человека. Есть что-то против?» Молчат. Ну, все – идите. Я выхожу в коридор. Телефон. Я позвонил в редакцию, которую я вроде бы еще редактирую, а мне сказали: ваше личное дело уже в Москве. Никто ничего не спросил у меня абсолютно!

Но, вы знаете, я пришел в журнал, кругом были свои ребята. Тут Лигачев подкачал. Евтушенко, Рождественский… Позже мне сказали – Роберту Рождественскому предлагали, он сказал, нет, не смогу, вот Виталий. И предложили Генриху Боровику. Он сказал, что тоже не может, а вот я, по его мнению, смогу.

Леонид Велехов: Но это ведь был самый консервативный журнал, софроновский. Софронов им руководил лет 30.

Виталий Коротич: Консервативный, бандитский, антисемитский журнал. Я пришел и первое, что я сказал – дайте почитать, что есть. Мне принесли. Это был полный кошмар! Я пошел по журналам. Я пришел в «Юность» и забрал в отделе прозы и в отделе поэзии (я был в хороших отношениях с Борисом Николаевич Полевым, потом с Андреем Дементьевым) все, что у них было. И первые номера «Огонька» сделал из этой литературы. А потом я начал Гумилева готовить. Потом я начал делать еще что-то, а потом я на летучке сказал: «Знаете что, вы все время делали журнал для кого-то. Вот вам говорили – в ЦК требуют сделать это. Я вас очень прошу, давайте делать журнал для себя».

Леонид Велехов: Ах, как здорово! В этом и была главная фишка, какк вы для себя определили?

Виталий Коротич: Вот это и было. «Никогда не приносите мне материалы, которые вы не обсуждаете дома, в кругу семьи. Если вам самим это не нравится – ради бога, не морочьте мне голову». И тот же коллектив, который делал бандитский журнал, который только в парикмахерских лежал на столиках, начал охотно работать совершенно в другую сторону. Постепенно, конечно, я подтянул других людей. Взял кого-то из знакомых – сына Боровика, зятя Рождественского, взял хороших журналистов. Люди, которых я брал, все потом стали главными редакторами чего-то. Все они были с большими амбициями. Но самое главное, что я должен был сделать – доказать, что я не то, чтобы умнее их, но в чем-то я могу не потеряться среди них. И вот я постепенно приучил их к тому, что я придумываю лучшие заголовки, я могу ехиднее оценить что-то, чем они. Постепенно я обретал права вожака. И вот я устроил свободные выборы редактора и до сих пор горжусь, что меня избрали на тайном голосовании. Вот так это понемногу пошло. И вдруг я понял, что никогда в жизни в Киеве мне бы ничего подобного не дали сделать. И я делал бы дальше, но началась борьба за власть.

Леонид Велехов: Хотел бы повернуться к ключевой фигуре – Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Вы много о нем писали в своих воспоминаниях. И я для себя выписал такую фразу: «Говорит, как всегда, длинно и неинтересно». Так вот, в чем все-таки была сила Горбачева и в чем была его слабость? Можно определить коротко?

Виталий Коротич: Я думаю, сила была в том, что он был порядочным человеком. Он, пожалуй, единственный из руководителей нашей страны, про которого не говорили, что он воровал. Может быть, про Сталина еще не говорили, но там другое, ему и так все принадлежало. А Горбачев точно не воровал. Когда Ельцин вышвырнул его из квартиры, с дачи, отовсюду, он ездил и лекциями зарабатывал себе на жизнь. Он был честным человеком.

Второе. Благодаря Горбачеву, я понял две вещи. Что такое быть президентом? Ни я, ни вы этого не понимаем. Ему некогда смотреть телевизор, некогда читать газеты – время расписано по секундомеру. И вот утречком приносят такую папочку, что вчера было в газетах, что вчера было по радио, что было по телевидению. И вот те люди, которые эту папочку составляют, они влиятельнее министров, влиятельнее всех. Мне как-то Яковлев сказал: «Знаете, что уже, наверное, год Горбачев ни слова хорошего ни о вас, ни обо мне не слышит?» Это люди, которые формируют мнение руководителей. Как-то я выступаю в Московском университете, в актовом зале полно народу. У меня спрашивают, что я думаю о том, что Раиса Максимовна Горбачева влияет на политику. Я говорю: «Знаете, мне неудобно на эту тему разговаривать. Неприлично. Я буду разговаривать с Горбачевым, брать интервью у него, и я обязательно спрошу. А пока давайте не будем этот вопрос обсуждать». На следующее утро звонит вертушка. Фролов тогда был помощником Горбачева. Он говорит: «Виталий Алексеевич, ну, зачем вы это делаете? Михаил Сергеевич так расстроился, что вы сказали, что хотите его посетить, чтобы поговорить о поведении его супруги».

Леонид Велехов: Ох, как повернули!

Виталий Коротич: И еще одно – незащищенность. Мы с Евтушенко как-то выступали в Ленинграде. И вдруг мне приходит записка: «Вчера я видела по телевизору – выступал Язов (тогдашний министр обороны), держал двумя пальцами журнал «Огонек» и говорил, что этой гадости, этой мерзости в воинских частях теперь нет». А нам офицеры писали, что они в складчину выписывают на почтовые ящики до востребования. «Как вы к этому относитесь?» – спрашивают меня. Ну, как я отношусь? Говорю, я думаю, что сейчас такое время – скоро уберут из армии самые большие ракеты и самых больших дураков. Ни фамилий, ничего!

Назавтра я возвращаюсь из Ленинграда, у меня звонит вертушка. Я беру – Михаил Сергеевич. «Ты чего делаешь?» «Сижу, о вас думаю». Велит приехать к нему. Прибежал я, сидит там уже Яковлев. Горбачев как пошел меня материть! Такого извозчичьего мата я не слышал никогда в жизни. Потом пододвинул мне блюдечко с какими-то бутербродиками: «Ешь!» Я понял, что немножко буря утихает. Съел бутербродик. «Иди!» Он всех называл на ты…

Леонид Велехов: Обкомовская привычка.

Виталий Коротич: Да. Мы выходим. И вот Яковлев перед его приемной… Помню, такая арка была маленькая, он под ней остановился, видно, место знал и говорит: «Вы поняли?» Я говорю: «Что?» «В два часа будет Политбюро. Язов требовал вас уволить. Он говорил, что он с вами побеседует, как следует».

Леонид Велехов: То есть весь этот крик с матом был спектакль для прослушки…

Леонид Велехов: Что пошло неправильно – перестройка или то, что случилось после, в августе 1991 года?

Виталий Коротич: Вот август 1991 года. Я решил сделать одно из последних хамств и договорился, что я возьму интервью у президента Тайваня. Меня уговаривали, как могли, что это будет скандал, китайцы устроят истерику. Но я уже договорился. И на 19 августа 1991 года у меня был билет в Тайбей, и меня ждет президент. И вдруг мне звонят ночью – в Москве путч. Я понимал, что, если это настоящий путч, я поеду, и прихватят меня прямо в аэропорту. Если это не настоящий путч, то нечего ехать. Короче говоря, я начал выступать по телевидению, по всем каналам. Везде я говорил какие-то милые банальности, что наш народ никогда, это хунта, мы не позволим. И вот меня вечером потащили, был такой у них очень популярный новостной канал Макнила Лерера – один корреспондент работал из Вашингтона, а второй из Нью-Йорка. И вот я из Нью-Йорка, а в Вашингтоне сидит беглый кагэбэшник в парике, в черных очках, весь замаскированный. И я там опять же изрекаю свои банальности. И вдруг он говорит: «Вы знаете, это такая все чепуха. Это не путч. Путчи делаются не позже пятницы или, в крайнем случае, субботы. Нужен один или два выходных дня, чтобы занять все пункты, чтобы люди в понедельник вышли на работу – а все уже занято и решено. А этот путч сделан в понедельник. Это настолько непрофессионально! Это не путч, это ерунда, ничего не получится». Я вдруг услышал мнение специалиста, который в отличие от меня понимал, как это делается!

Леонид Велехов: Тем не менее, хребет-то перестройке эти события переломили.

Виталий Коротич: Потом я спросил у Михаила Сергеевича: «Михаил Сергеевич, вы такой несчастненький выходили из самолета в курточке. Нельзя было выйти, выпрямив спину, пойти, встретить Ельцина и сказать – молодец, Борис Николаевич, хорошо вел себя, молодец! Какую-нибудь Кантемировскую дивизию вывести в патрули на улицы дня на 2-3, объявить чрезвычайное положение, навести порядок и все! И остаться у власти!» Он сказал: «Ты что, кровь пролилась бы! Ты что, не понимаешь?!» Он боялся крови. Был Вильнюс, был Баку, Тбилиси с лопатками было – все было, а все равно он боялся крови.

Леонид Велехов: Это реальный его какой-то гуманизм был или все-таки политическое малодушие?

Виталий Коротич: Все вместе. Я думаю, что это очень было похоже на на Александра, который освобождал всех, а его взорвали. На Николая II, который был хороший семьянин…

Леонид Велехов: И тоже получил свое.

Виталий Коротич: Да. Вот у архитекторов есть хороший термин – соизмеримость с проектом, т. е. если они строят дом для людей, этот дом должен быть соизмерим с человеческой фигурой, с размерами человека и т. д. Горбачев оказался несоизмерим с теми возможностями и задачами, которые были. Здесь нужен был де Голь или Черчилль, Сталин со знаком плюс, т. е. человек, который может проверять все на слом. Когда-то я с прекрасным драматургом, моим другом Эдиком Радзинским говорил. Он мне правильно сказал: «Понимаешь, надо иногда ломать все через колено. Вот когда были толпы, и от Николая II требовали, чтобы он немедленно начал войну с Германией, потому что его жена немка и шпионка, он начал войну с Германией. А надо было сломать это через колено, плюнуть на эти толпы и делать то, что он должен делать. Ельцин обладал этой способностью. Когда все опросы показывали, что народ в основном за сохранение Советского Союза, он взял и поломал его через колено». Если руководитель не может ничего сделать такого мощного, то ему очень трудно руководить, особенно в такой стране как наша, где люди привыкли к тому, что им стучат кулаком по столу.

Леонид Велехов: Но, увы, вместе с тем, ельцинское правление при всем умении ломать через колено не принесло нам избавления, что называется.

Виталий Коротич: Да, не дай Бог! Но него были другие «умения», которые все погубили. Но, например, де Голь все-таки сумел Францию после войны переломать, вывести из НАТО, сделать ее совершенно другой страной. Бывают руководители даже в демократических странах, такие как Черчилль, которые умеют навязывать свою волю. Но это очень трудно! Когда-то лорд Челфонт, первый британский представитель в ООН, сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «каждый идиот может начать две вещи – любовное приключение и политическую кампанию, но признаком настоящего класса является умение завершить и то, и другое». (Смех в студии.) Вот Горбачев не смог. Увы. А человек очень хороший, я его уважаю до сих пор.

Леонид Велехов: А ваше политическое поколение, первое поколение еще советских и первых послесоветских демократов? У вас нет такого ощущения, что вы как-то почетно капитулировали? И вы, и Гавриил Харитонович Попов, и Юрий Николаевич Афанасьев – совершенно замечательные личности с великолепным интеллектом, и обаятельные, и талантливые, и умные, – получили какие-то от Ельцина синекуры, ничего особенного в этих синекурах не добились – ни в РГГУ, ни университете, которым руководит Попов, – и ушли, не перешли в оппозицию, просто ушли из политики.

Виталий Коротич: Мы до сих пор советские люди, в этом все дело. Когда развалился Советский Союз – это было ужасно. Потому что к власти во всех республиках пришли секретари ЦК партии, кроме Эльчибея в Азербайджане и Гамсахурдиа в Грузии, которых свергли через пару месяцев. Ужасно недостойно все это делалось. Установилась такая полусоветская власть. Скажем, у королевского правительства Ее Величества 20 служебных автомобилей. Все! Когда я брал интервью у премьер-министра Великобритании, за мной помощница приехала на такси. Ну, нет на Даунинг-Стрит разгонного автомобиля.

Леонид Велехов: А тем более с мигалками!

Виталий Коротич: Нет мигалок, ничего нет! У правительства США 40 служебных автомобилей – только для тех, кому положена личная охрана. Всё! Мигалки возможны только у полиции, пожарных и «скорой» помощи, и то, когда они едут выполнять свою главную функцию. Мы остались полусоветской властью. Остались поликлиники для начальства, остались спецномера, спецдома, спецпривилегии. У других соцстран нашелся какой-то не шибко грамотный Валенса, Гавел в Чехии. Нашлись люди. А у нас пришли все те же. Они еще раз все переделили между собой. И даже в несчастной Украине: главный революционер Турчинов – бывший секретарь Днепропетровского обкома комсомола по идеологии. Весь тот же состав, кроме Прибалтики…

Леонид Велехов: Но в Прибалтике, между прочим, тоже был хороший пример «из бывших» – Бразаускас.

Виталий Коротич: Россия, старая Россия, была частью Европы. Представить себе, что, как недавно, приедут французские и немецкие лидеры поучать российского императора как жить на свете и что делать…

Леонид Велехов: Он бы им велел подождать, пока он рыбку ловит!

Виталий Коротич: В том-то и дело! Мы выпали из человечества за время советской власти. Мы потеряли ощущение, что мы часть Европы, что мы часть человечества. Нас Советская власть выгнала вон из человечества. И сегодня, когда происходит то, что происходит, человечество никак не привыкнем к нам. И вот когда к нам приезжают и пальчиком нам грозят, по-дружески нам советуют, что-то еще делают – это рождает только какое-то ощущение неполноценности. А когда мы топаем ножками и говорим, что мы построим «Русский мир»… Какой «Русский мир» в многонациональной стране?!

Леонид Велехов: И в этом еще больше неполноценности.

Виталий Коротич: Да. Уже был у нас «квасной» патриотизм, когда патриотизмы из чувства патриотизма не пили французское вино – исключительно квас. Надо совесть иметь. Все это уже пройдено. Ну, запретили в Украине показывать российские сериалы. Я пошел, купил себе в Киеве «Левиафана». Мне продавец говорит: «Да, это же русский фильм. Что вы его покупаете?!»

Леонид Велехов: Но при этом им торгует.

Виталий Коротич: Когда-то был драматург, чудный человек Борщаговский. Он рассказал мне, как был в Киеве, видит, торгуют газетой прохановской «Завтра». Он говорит продавцу: «Как вам не стыдно все это продавать?». А продавец посмотрел и говорит: «Я продаю, но вы же покупаете». (Смех в студии.) Такое дело.

Леонид Велехов: А теперь немного о России и Украине. Есть реальный феномен и опасность его расцвета – такой, как украинский национализм?

Виталий Коротич: Когда-то еще товарищ Ленин говорил, что национализм бывает самозащитный. Россия очень долго вела себя как – даже родился такой термин – старший брат. Когда-то покойный мой друг Расул Гамзатов сказал мне: «Слушай, старший брат это ведь тот, который раньше умирает?» (Смех в студии.) Я разговаривал со всеми украинскими президентами (правда, с Порошенко – еще до его должности). Кравчук мне говорил, что они не хотели делать сразу независимость. Хотели договориться, что МИД, Минобороны будут общими, а вот просвещение, культура – это все наше будет. Но Бурбулис в Беловежской пуще стоял сзади Ельцина и говорил – а ты кем тогда будешь?!

Леонид Велехов: В российской официальной версии валили как раз все на Кравчука и на Украину.

Виталий Коротич: Мне еще и Горбачев говорил: «Мне Ельцин сказал – я поеду, Кравчука немножко поучу, отучу от национализма». Ну, вот, короче говоря, вот так это было. Кравчук говорит: «Я приехал домой. У меня ничего нет. Оказалось, что я уже живу в независимой Украине». Все средства – золото, валюта – были в Государственном банке СССР. Я позвонил Ельцину. Пожалуйста, дайте нам что-нибудь. Он меня на три буквы послал и бросил трубку».

И вот это ощущение собственной неполноценности, воспитывавшееся в людях, взбрыкнулось вдруг и было подпитано западными украинцами, которые во многом воспитывались на борьбе против польского шовинизма. У нас говорят – бандеровцы, бандеровцы. Бендеровцы возникли в знак протеста против ополячивания, против запрещения украинского всего и т. д. Пришла с Западной Украины вот эта ура-патриотическая взвинченная часть населения, которую высылали, которую наказывали, которая сохранилась. Когда нам рассказывают, что американские дипломаты ходили по киевскому Майдану и булочками кормили всех несколько дней… Но Россия с Украиной 360 лет жили в одном государстве! Почему на Майдан более вкусных булочек никто не принес из российского посольства?! (Смех в студии.) Почему?!

Россия вдруг потеряла свой авторитет, свое доброе имя. С ней перестали считаться. И вот эти сваливания на дипломатов, которые на Майдане… Майдан не знал, чего он хочет. Я был на всех Майданах, смотрел. Они просто не хотели, чтобы было так, как есть. Они просто этого не хотели. А чего они хотят, они еще сами не знали. Потом начали подсказывать, начали помогать, начали выделять руководителей. Но до сих пор Украина топчется.

Леонид Велехов: Что делать сейчас?

Виталий Коротич: Сейчас, мне кажется, первые какие-то шажки – прекратить стрельбу, прекратить убийство. Но для этого надо, чтобы были люди, способные выполнять приказ. Например, в Украине воюют частные подразделения Коломойского, регулярная армия, которая не поймешь какая, «Правый сектор» и другие патриотические объединения. С той стороны воюют так называемые добровольцы, местные активисты, просто мародеры. Я сейчас встречался с руководителями Донецка. Они мне говорят – ужасно. Потому что с одной стороны, кто-то воюет, с другой стороны, разбитые дома и мародерство. Тачки, на которых катят посуду, телевизоры, одежду. Теперь уже, говорят, мебель стали выносить из разбитых домов. Это ведь так ужасно! Причем, в Донбассе сейчас ненавидят и Украину, которая по ним стреляет, и Россию, которая непонятно что делает. Опять в очередной раз – непонятно что. Они не понимают, в чем дело. Они не хотят быть ни в Украине, ни в России. Там как в «Сталкере» Тарковского – просто какая-то мертвая зона.

Леонид Велехов: Какой-то выход есть из тупика?

Виталий Коротич: Просто здравый смысл, просто поговорить. Вот сегодня невозможно смотреть украинское телевидение. Целые дни идут траурные процессии – хоронят погибших солдат. Порошенко стоит на коленях. Это ужасно! Невозможно смотреть. Вот когда это все происходит, пусть однажды кто-то из российских высших руководителей приедет и вместе со всеми помолится за общие потери, за пацанов, которые ни в чем не виноваты с той и с другой стороны.

Леонид Велехов: Хорошее предложение.

Виталий Коротич: В этом отношении нам может быть примером проклятый Советской властью много раз генералиссимус Франко. Он устроил общий могильник для всех – и для республиканцев, и для их противников.

Леонид Велехов: И один огромный крест над всем этим воздвиг.

Виталий Коротич: Да. Он и себя там завещал похоронить. И надпись вроде того, что «все эти люди любили Испанию и погибли за нее. Как бы там ни было, Господи, прими их!» Вот если бы что-то такое сейчас сделать! Хватит, ребята! Эта ненависть накапливается. Она набухает, набухает, набухает, и когда она уже не может прорваться наружу, когда нет войны, она прорывается внутрь страны и начинает убивать своих. В Украине сейчас болтается огромное количество оружия. Я смотрел в Интернете – примерно за 200 долларов можно купить пистолет ТТ или «Макарова». Всего 1 доллар стоит любой патрон. Цены в десятки раз ниже, чем здесь на черном рынке. Если будет следующий Майдан, то туда придут с автоматами. Это все очень страшно. И чтобы пресечь это, надо прийти, за что-то извиниться. Ничего страшного! И патриарх Кирилл, который так спародирован в конце «Левиафана», вполне мог бы помолиться не только за власть, а за упокой всех, кто погиб, – пусть их примет Царство Божие. Пусть они все будут знаком того, что нельзя больше никого убивать.

Леонид Велехов: Напоследок несколько коротких общечеловеческих вопросов.

Вам за что-либо из написанного вами и сделанного вами стыдно?

Виталий Коротич: Нет. Я много раз понимал, что я меняюсь, как и любой человек. Я писал много разного. И что я сделал? В 1991 году я переиздал на русском языке свои все книги стихов и свои книги об Америке. Моя книга об Америке вышла на английском. Я ее изучал со своими студентами. Все нормально. Са Не было стыдно – это очень относительно. Потому что многим людям не бывает стыдно, а они такое делают, что не дай Бог! (Смех в студии.) Но тем не менее. В общем, иногда я думаю, что я мог бы быть активнее. Но потом я понимаю, что я не создан для того, чтобы вопить с трибуны. Это бессмысленно. Я не могу стать Ксюшей Собчак или, извините за выражение, Жириновским.

Леонид Велехов: А вы стихи перестали писать?

Виталий Коротич: Да.

Леонид Велехов: Почему?

Виталий Коротич: В какой-то момент это кончается. В какой-то момент мы перестаем быть солдатами, любовниками и поэтами. Я писал 16 лет колонки для украинских газет. Там целые клубы людей, которые коллекционируют эти колонки. А стихи… Последняя книга стихов моих была написана лет пять назад. Это очень важные для меня, очень хорошие стихи. Жаль, что сегодня в России умерла культура перевода. Даже если бы они сейчас вышли, кто их прочтет? Тем не менее, интерес к стихам не пропадает. Я бедному Жене Евтушенко провел большой вечер в киевском дворце «Украина» в конце прошлого года. И полный зал был! Пришли люди. Интерес к стихам остался. Все это осталось. Но для этого надо сначала, чтобы утих весь этот кошмар, который сейчас происходит.

Леонид Велехов: Ваш любимый литературный герой? Он есть у вас?

Виталий Коротич: Д’Артаньян. (Смех в студии.) Я очень люблю «Три мушкетера».

Леонид Велехов: Замечательно! И еще такой дурацкий вопрос. Вы в судьбу верите?

Виталий Коротич: Верю. Интересная штука. Я верю, что есть что-то лучше и важнее нас, но я не верю в гороскопы всякие. И вот 1991 год настает. И мне Глоба, тогда еще вместе со своей женой, написал гороскоп на будущий год. Он мне приносит гороскоп, где написано: «В 1991 году будет свергнут Горбачев. А вам надо принять предложение и поехать поработать за границей, иначе вам здесь будет плохо». Я, конечно, это выкинул, сказал – иди ты к черту, чтобы я этого больше не видел. А потом все так и произошло!

Леонид Велехов: Надо же!

Виталий Коротич: Оказалось, Глоба угадал. Бывает такое – что-то приснится, что-то случится. Иногда мне снятся мои друзья, которые ушли, и снятся странно. Вот мне Юра Гуляев приснился, что мы в какой-то компании…

Леонид Велехов: Замечательный певец.

Виталий Коротич: Да, замечательный был баритон. Я говорю: «Юра, я тебя сто лет уже не видел. Ты мне дай свой телефон. Надо увидеться». А он мне говорит: «Еще не время». И отошел. Такие вот странные вещи у меня бывают, которые возбуждают то ли суеверие, то ли еще что-то. И с возрастом хочется, чтобы был кто-то умнее и лучше нас, кто нас судит, перед кем будет стыдно, если ты живешь не так, как следует.

Леонид Велехов: Что для вас главное в жизни – деньги, слава, репутация?

Виталий Коротич: Чтобы мои близкие были здоровы. Это с возрастом приходит. Сначала были деньги – чтобы выжить и не зависеть. Я высчитывал, как водолаз, насколько у меня кислорода для автономного плавания хватит. (Смех в студии) Слава – нет. Потом чем дальше, тем больше сужался круг вокруг меня. Когда-то я у Бунина прочитал гениальную фразу, что интересно жить до тех пор, пока кому-то ты можешь сказать: «а помнишь?!»

Леонид Велехов: Как замечательно!

Виталий Коротич: Сужается этот круг. И все больше я ценю близких, все лучше я понимаю своих детей. И все больше я начинаю стесняться того, как я жил со своими родителями. Теперь я понимаю, сколько они жертвовали для меня, и как я был неблагодарен. А уже поздно. Вот это, пожалуй, то, чего я больше всего стесняюсь. Хоть они долго жили, а когда они ушли, только тогда я понял, что они сделали для меня, и как они это делали незаметно. Пытаюсь это сейчас отдать это же самое своему сыну.

Леонид Велехов: Как хорошо, что на такой теме и на такой ноте мы заканчиваем этот разговор.

В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – вы смотрели и слушали новый выпуск программы «Культ личности». Виталий Коротич – легендарная личность эпохи несбывшихся надежд, эпохи перестройки, был сегодня у нас в гостях.

С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.
Источник: http://www.svoboda.org/content/transcript/26857869.html

Наш постмодерн закончился Майданом, эпилогом стала войнаНаш постмодерн закончился Майданом, эпилогом стала война

Михаил Черенков.
«Революция достоинства» на Майдане и последующая война на востоке Украины стали знаками новой эпохи, возникающей на руинах региональной постсоветской цивилизации и глобальной постмодерной культуры.
Украина и мир после Майдана становятся другими. Новая реальность становится, возникает. Теологи назвали бы ее emerging reality, а ее статус «уже и еще нет». Обращение к теологическому инструментарию вовсе не случайно. Поскольку объяснительный потенциал философии и смежных наук был ограничен горизонтом постмодерности, выход за эти пределы не может быть осмыслен изнутри. Выход в новое и даже само воображение нового под силу лишь пророкам и теологам. К тому же определяющую роль в анализируемых событиях играл фактор религиозный, а именно христианский.
Итак, Майдан и война в Украине стали концом постсоветскости, которая, как и постмодерн, выглядела бесконечным транзитом, бесконечным путем, ведущим в тупик.
После многолетних блужданий по заколдованному кругу, после пресловутой многовекторности, Украина выбрала для себя западное направление, возвращение в Европу, которая к этому времени стала другой – постлиберальной и постхристианской. Как незадолго до Майдана заявляли главы украинских конфессий, «Будущее Украины естественно обусловлено нашими историческими корнями – быть независимым государством в кругу свободных европейских народов… Вполне понятно, что современная объединенная Европа имеет не только достижения. Немало в ней того, что требует изменений или исправления… Знаем, что в этом деле в Европе у нас есть много единомышленников, с которыми мы готовы объединить усилия» (Обращение Церквей и религиозных организаций к украинскому народу, 30 сентября 2013 г.).
Альтернативой «Европе» был «русский мир» – гремучая смесь постсоветскости и московского постправославия. Эта альтернатива была решительно отвергнута, Майдан подтвердил и закрепил европейский выбор Украины. Духовно-социальной базой этого движения стал проевропейский альянс всех основных украинских конфессий, или, как их называли в Москве, «униатов, раскольников и сектантов». «Православие» (по сути, «политическое православие») «русского мира» потерпело символическое поражение.
Покидая зону притяжения постсоветско-постправославной империи «русского мира», Украина становится окраиной Европы. Запад Украины переходит в «Запад», сливается с «западной цивилизацией»; на восточной границе начинается хаос.
Приходится вспомнить, что жизнь на границе под силу только смелым казакам. Такая приграничная жизнь остро востребует ценности свободы и солидарности, социальные типы «свободолюбивого» и «жертвенного» ради общего дела, гражданское общество казачьего типа – воинственно демократичного, неиерархичного, народно-христианского.
Изнеженному и ослабевшему Западу придется признать, что «православное» варварство «русского мира» реально и опасно, мир отнюдь не цивилизирован и даже не колонизирован. Хаос совсем рядом и угрожает хрупкой западной цивилизации, некогда выстроенной на христианских началах и, к большому сожалению, о них почти забывшей.
Псевдохристианский «русский мир» угрожает постхристианскому западному миру, и если последний не станет вновь христианским, он обречен в этой битве двух симулякров – агрессивного постправославия и толерантного постхристианства. Потому что агрессивное всегда побеждает толерантное. Агрессивное ненастоящее можно победить только настоящим. Где оно, настоящее христианство? Оно «возникает» в стремлении к настоящему, в возвращении к своим началам, в покаянном обновлении, в открытости к другим традициям многообразной Церкви.
Центр «нового», обновленного христианства – не на «глобальном Юге» и не на «Севере», а в «средиземье», на стыке «Востока» и «Запада». Такой синтез, такое примирение традиций разделенного христианства начинается в Украине. Украина в составе Европы не будет прежней, но и Европа станет другой, ее христианство станет другим. Именно Украина с ее синтетическим христианством, поиском настоящего, пафосом борьбы за свободу может вернуть динамику европейскому развитию. Украина верит в Европу, в то время как Европа сама в себя не верит. Да и Украина не верит в себя. Если бы они поверили друг другу, этот сплав, это «воссоединение» изменило бы обеих, сделало бы их не другими, а «третьим», целым.
Кроме этой цивилизационной встречи имеет место и особая культурная ситуация. Ее можно обозначить как «конец постмодерна». События Майдана стали концом «игры» и началом серьезной борьбы, где столкнулись не языковые игры, не симулякры, не дискурсы, а жизнь и смерть, правда и ложь, добро и зло, свобода и рабство, достоинство и ничтожество. Древние бинарные оппозиции подтвердили свою неслучайность.
Мы увидели возвращение ценностей, взросление общества, опыт совместного страдания, реальность героической смерти, неожиданную жертвенность вчерашних потребителей. Мы поняли, что есть «вещи», которые дороже жизни – свобода, достоинство, правда, любовь. Мы заметили рядом ближнего и поняли свою свободу как свободу умереть за него, за другого и чужого как за друга и за брата.
Постмодерн был транзитом, а не концом. И Майдан обозначил выход из транзита в новое историческое творчество. Это было пробуждение от сна, искупление прошлого кровью, освобождение через смерть, покаяние делом.
Реальность напомнила о себе колокольным звоном наполнившихся церквей, гибелью лучших из нас, слезами беспомощности. Не все, но многие почувствовали, что происходит что-то «настоящее». И это пробудившееся влиятельное меньшинство оказалось сильнее виртуального большинства. Меньшинство стало законодателем новой моды – на жертвенность, простоту, веру. Не все смогли и смогут повторить подвиг, но почти все признали, что быть героем – «круче», чем жить потребителем, что риск быть участником предпочтительнее, чем комфорт диванного зрителя. Появился спрос на полезность и причастность «большему», захотелось быть нужным, не только получать, но и отдавать.
И, конечно же, для всех стал видимым и значимым фактор веры. Церкви стали приютом, защитой, утешением. Общая молитва всех конфессий на Майдане вызывала когнитивный диссонанс и у верующих в постмодерн, и у исповедников «русского мира». Постсоветские и постправославные люди наконец выучили «Отче наш». Люди сражались и умирали с Евангелием в руках. Не было идеологии, зато довольно быстро появилась «теология Майдана». Не было общего политического видения, зато почти осязаемой стала «утопия» Царства Божьего посреди нас.
Постмодерн имел дело с реальностью симулятивного типа. На Майдане все было настоящим. На входе мы тоже были почти симулятивными, на выходе почти настоящими. В этом смысле мы вступили в новую культурную эпоху – эпоху постпостмодерна, когда мы вновь ищем подлинного и верим в настоящее, когда вновь открыты абсолютные основания и есть за что умирать, когда вновь актуальны слова великого реформатора «на сем стою и не могу иначе, и да поможет мне Бог».
Сегодня, с определенной дистанции от событий конца 2013 – начала 2014, можно уверенно сказать, что Майдан был концом постмодерна, постсоветскости, постправославия, постхристианства. Мы стали свидетелями чуда пост-пост-современности. Думали, что постмодерн опутал нас навечно, но после Майдана мы снова вернулись в реальность, снова дышим воздухом свободы, снова верим и готовы к бою за то, во что верим. Майдан разорвал удушающую паутину постсовременности. Жизнь продолжается. Исполняются провидческие слова отца Александра Меня, «христианство только начинается». То же самое хочется сказать об Украине и Европе: в связке с христианством они только начинаются, рождаются и возрождаются, все еще или вновь возникают.
Эпилогом Майдана стала война, в которой умирает прошлое и возникает новый мир. Теперь уже не в киевском, а в глобальном масштабе. Не в символическом, а в историческом и даже физическом выражении. Человек, который был убит, никогда больше не станет постмодернистом. Мы все убиты – в котлах Илловайска и Дебальцева, под обстрелами Мариуполя и Волновахи, в подвалах Славянска и Горловки. Если мы способны на это отождествление, на эту последнюю солидарность с погибшими и пострадавшими, мы не сможем больше повторять постмодернистские мантры об отсутствии абсолюта, играть в бесконечные игры, высмеивать веру, развлекаться провокациями и называть черное белым, как не смеем позволить себе постсоветскую ностальгию, советские памятники, песни и праздники.
Новую украинскую (и не только украинскую) ситуацию больше не стоит описывать с помощью штампов постсоветскости и постмодерна; пока не появится новое определение, ее лучше называть эпохой «после Майдана», здесь «после» отменяет все другие «пост-».
24.02.15 12:05
Источник: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Nash-postmodern-zakonchilsya-Majdanom-epilogom-stala-vojnaМихаил Черенков.
«Революция достоинства» на Майдане и последующая война на востоке Украины стали знаками новой эпохи, возникающей на руинах региональной постсоветской цивилизации и глобальной постмодерной культуры.
Украина и мир после Майдана становятся другими. Новая реальность становится, возникает. Теологи назвали бы ее emerging reality, а ее статус «уже и еще нет». Обращение к теологическому инструментарию вовсе не случайно. Поскольку объяснительный потенциал философии и смежных наук был ограничен горизонтом постмодерности, выход за эти пределы не может быть осмыслен изнутри. Выход в новое и даже само воображение нового под силу лишь пророкам и теологам. К тому же определяющую роль в анализируемых событиях играл фактор религиозный, а именно христианский.
Итак, Майдан и война в Украине стали концом постсоветскости, которая, как и постмодерн, выглядела бесконечным транзитом, бесконечным путем, ведущим в тупик.
После многолетних блужданий по заколдованному кругу, после пресловутой многовекторности, Украина выбрала для себя западное направление, возвращение в Европу, которая к этому времени стала другой – постлиберальной и постхристианской. Как незадолго до Майдана заявляли главы украинских конфессий, «Будущее Украины естественно обусловлено нашими историческими корнями – быть независимым государством в кругу свободных европейских народов… Вполне понятно, что современная объединенная Европа имеет не только достижения. Немало в ней того, что требует изменений или исправления… Знаем, что в этом деле в Европе у нас есть много единомышленников, с которыми мы готовы объединить усилия» (Обращение Церквей и религиозных организаций к украинскому народу, 30 сентября 2013 г.).
Альтернативой «Европе» был «русский мир» – гремучая смесь постсоветскости и московского постправославия. Эта альтернатива была решительно отвергнута, Майдан подтвердил и закрепил европейский выбор Украины. Духовно-социальной базой этого движения стал проевропейский альянс всех основных украинских конфессий, или, как их называли в Москве, «униатов, раскольников и сектантов». «Православие» (по сути, «политическое православие») «русского мира» потерпело символическое поражение.
Покидая зону притяжения постсоветско-постправославной империи «русского мира», Украина становится окраиной Европы. Запад Украины переходит в «Запад», сливается с «западной цивилизацией»; на восточной границе начинается хаос.
Приходится вспомнить, что жизнь на границе под силу только смелым казакам. Такая приграничная жизнь остро востребует ценности свободы и солидарности, социальные типы «свободолюбивого» и «жертвенного» ради общего дела, гражданское общество казачьего типа – воинственно демократичного, неиерархичного, народно-христианского.
Изнеженному и ослабевшему Западу придется признать, что «православное» варварство «русского мира» реально и опасно, мир отнюдь не цивилизирован и даже не колонизирован. Хаос совсем рядом и угрожает хрупкой западной цивилизации, некогда выстроенной на христианских началах и, к большому сожалению, о них почти забывшей.
Псевдохристианский «русский мир» угрожает постхристианскому западному миру, и если последний не станет вновь христианским, он обречен в этой битве двух симулякров – агрессивного постправославия и толерантного постхристианства. Потому что агрессивное всегда побеждает толерантное. Агрессивное ненастоящее можно победить только настоящим. Где оно, настоящее христианство? Оно «возникает» в стремлении к настоящему, в возвращении к своим началам, в покаянном обновлении, в открытости к другим традициям многообразной Церкви.
Центр «нового», обновленного христианства – не на «глобальном Юге» и не на «Севере», а в «средиземье», на стыке «Востока» и «Запада». Такой синтез, такое примирение традиций разделенного христианства начинается в Украине. Украина в составе Европы не будет прежней, но и Европа станет другой, ее христианство станет другим. Именно Украина с ее синтетическим христианством, поиском настоящего, пафосом борьбы за свободу может вернуть динамику европейскому развитию. Украина верит в Европу, в то время как Европа сама в себя не верит. Да и Украина не верит в себя. Если бы они поверили друг другу, этот сплав, это «воссоединение» изменило бы обеих, сделало бы их не другими, а «третьим», целым.
Кроме этой цивилизационной встречи имеет место и особая культурная ситуация. Ее можно обозначить как «конец постмодерна». События Майдана стали концом «игры» и началом серьезной борьбы, где столкнулись не языковые игры, не симулякры, не дискурсы, а жизнь и смерть, правда и ложь, добро и зло, свобода и рабство, достоинство и ничтожество. Древние бинарные оппозиции подтвердили свою неслучайность.
Мы увидели возвращение ценностей, взросление общества, опыт совместного страдания, реальность героической смерти, неожиданную жертвенность вчерашних потребителей. Мы поняли, что есть «вещи», которые дороже жизни – свобода, достоинство, правда, любовь. Мы заметили рядом ближнего и поняли свою свободу как свободу умереть за него, за другого и чужого как за друга и за брата.
Постмодерн был транзитом, а не концом. И Майдан обозначил выход из транзита в новое историческое творчество. Это было пробуждение от сна, искупление прошлого кровью, освобождение через смерть, покаяние делом.
Реальность напомнила о себе колокольным звоном наполнившихся церквей, гибелью лучших из нас, слезами беспомощности. Не все, но многие почувствовали, что происходит что-то «настоящее». И это пробудившееся влиятельное меньшинство оказалось сильнее виртуального большинства. Меньшинство стало законодателем новой моды – на жертвенность, простоту, веру. Не все смогли и смогут повторить подвиг, но почти все признали, что быть героем – «круче», чем жить потребителем, что риск быть участником предпочтительнее, чем комфорт диванного зрителя. Появился спрос на полезность и причастность «большему», захотелось быть нужным, не только получать, но и отдавать.
И, конечно же, для всех стал видимым и значимым фактор веры. Церкви стали приютом, защитой, утешением. Общая молитва всех конфессий на Майдане вызывала когнитивный диссонанс и у верующих в постмодерн, и у исповедников «русского мира». Постсоветские и постправославные люди наконец выучили «Отче наш». Люди сражались и умирали с Евангелием в руках. Не было идеологии, зато довольно быстро появилась «теология Майдана». Не было общего политического видения, зато почти осязаемой стала «утопия» Царства Божьего посреди нас.
Постмодерн имел дело с реальностью симулятивного типа. На Майдане все было настоящим. На входе мы тоже были почти симулятивными, на выходе почти настоящими. В этом смысле мы вступили в новую культурную эпоху – эпоху постпостмодерна, когда мы вновь ищем подлинного и верим в настоящее, когда вновь открыты абсолютные основания и есть за что умирать, когда вновь актуальны слова великого реформатора «на сем стою и не могу иначе, и да поможет мне Бог».
Сегодня, с определенной дистанции от событий конца 2013 – начала 2014, можно уверенно сказать, что Майдан был концом постмодерна, постсоветскости, постправославия, постхристианства. Мы стали свидетелями чуда пост-пост-современности. Думали, что постмодерн опутал нас навечно, но после Майдана мы снова вернулись в реальность, снова дышим воздухом свободы, снова верим и готовы к бою за то, во что верим. Майдан разорвал удушающую паутину постсовременности. Жизнь продолжается. Исполняются провидческие слова отца Александра Меня, «христианство только начинается». То же самое хочется сказать об Украине и Европе: в связке с христианством они только начинаются, рождаются и возрождаются, все еще или вновь возникают.
Эпилогом Майдана стала война, в которой умирает прошлое и возникает новый мир. Теперь уже не в киевском, а в глобальном масштабе. Не в символическом, а в историческом и даже физическом выражении. Человек, который был убит, никогда больше не станет постмодернистом. Мы все убиты – в котлах Илловайска и Дебальцева, под обстрелами Мариуполя и Волновахи, в подвалах Славянска и Горловки. Если мы способны на это отождествление, на эту последнюю солидарность с погибшими и пострадавшими, мы не сможем больше повторять постмодернистские мантры об отсутствии абсолюта, играть в бесконечные игры, высмеивать веру, развлекаться провокациями и называть черное белым, как не смеем позволить себе постсоветскую ностальгию, советские памятники, песни и праздники.
Новую украинскую (и не только украинскую) ситуацию больше не стоит описывать с помощью штампов постсоветскости и постмодерна; пока не появится новое определение, ее лучше называть эпохой «после Майдана», здесь «после» отменяет все другие «пост-».
24.02.15 12:05
Источник: http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Nash-postmodern-zakonchilsya-Majdanom-epilogom-stala-vojna