Евразийская мечта Путина закончилась, не успев начатьсяЕвразийская мечта Путина закончилась, не успев начаться

Рид Стэндиш | Foreign Policy.
«1 января один из самых амбициозных внешнеполитических проектов Владимира Путина и давняя мечта Кремля стали реальностью. К сожалению для Путина и его московских коллег, ничто, связанное с этим планом, не будет работать», — пишет журналист Foreign Policy Рид Стэндиш.

Целью Евразийского экономического союза — постсоветского экономического блока, состоящего из Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии и России — было позволить Кремлю восстановить влияние на его «заднем дворе» и послужить противовесом ЕС, который в последнее десятилетие медленно продвигался к российским границам, утверждает автор статьи.

«Евразийский таможенный союз, предшественник Евразийского союза, созданный в 2010 году и направленный на устранение торговых барьеров и унификацию тарифов среди его будущих членов, уже столкнулся с определенной долей проблем», — говорится в публикации.

Экспортные товары из Казахстана и Белоруссии становились все дороже на ключевом российском рынке в связи с проблемами с обменным курсом рубля, в то время как более дешевые российские товары составили серьезную конкуренцию для внутренних производителей, рассуждает журналист.

«С тех пор как западные страны ввели в марте первый раунд санкций против России, торговые разногласия между Белоруссией и Россией вошли в обыкновение. Несмотря на политический союз между Минском и Москвой, в ноябре Россия запретила импорт мяса из соседней страны, заявив, что Белоруссия стала перевалочным пунктом контрабанды продуктов, запрещенных в соответствии с кремлевскими ответными санкциями против Запада», — пишет издание.

18 декабря Лукашенко попытался предотвратить девальвацию белорусского рубля, отдав распоряжение правительству деноминировать торговлю с Россией в долларах США или евро, говорится в статье. «Белорусский рубль потерял 13% своей стоимости по отношению к доллару США в 2014 году, и Минск, очевидно, опасается «заражения» своей экономики от России и ищет дополнительную защиту», — отмечает Стэндиш.

Финансирование бюджета Казахстана, как и России, в значительной степени зависит от нефти, и падение цен на это сырье нанесло ему тяжелый удар. Санкции против России также оказали непреднамеренное отрицательное действие на Казахстан, учитывая прогноз МВФ, согласно которому экономический рост в Казахстане снизится с 6% ВВП до 4,6% в 2014 году, пишет издание.

«Тем временем Казахстан также активно укрепляет связи с Западной Европой. ЕС уже является крупнейшим торговым партнером Казахстана, и эти отношения будут укрепляться дальше, после того как Брюссель и Астана подписали в октябре расширенное соглашение о партнерстве и сотрудничестве — сделку, подобную подписанной Украиной в сентябре», — говорится в статье.

«Кроме обращения к Западу, Казахстан также укрепляет связи с соседним Китаем. В 2013 году Китай подписал газовые и нефтяные соглашения на сумму в 30 млрд долларов и стал главным инвестором в Кашаганское нефтяное месторождение Казахстана — крупнейшее в мире за пределами Ближнего Востока», — напоминает автор.

«В нашей внешней политике мы отстаиваем интересы не России, Китая, Европы или Америки. Мы отстаиваем интересы Казахстана, — заявил министр иностранных дел Казахстана Ерлан Идрисов. — Если Россия сможет нам помочь, мы повернемся к Москве, но если Россия не сможет предложить нам то, что нам нужно для достижения наших целей, мы обратимся еще куда-нибудь. Это просто прагматика».

«Опасения по поводу суверенитета усилились вслед за аннексией Крыма в марте», — считает автор.

«В глазах Казахстана аннексия Крыма стала заявлением о том, что Россия не уважает суверенитет постсоветских государств», — полагает директор Центрально-Азиатского центра исследований университета КИМЭП (Алма-Ата) Наргис Касенова. Лукашенко, несмотря на поддержку Путина, в марте назвал аннексию Крыма «плохим прецедентом» для региона.

«В Киргизии сохраняются значительные сомнения относительно того, насколько вступление в Евразийский союз будет благоприятно для экономики страны, которая в значительной степени зависит от прибыльной реэкспортной торговли китайскими товарами с другими бывшими советскими государствами», — утверждает автор материала. Членство в Евразийском союзе предполагает введение новых тарифов на китайские товары, что фактически задушит реэкспортную торговлю и может закрыть основные рынки страны, рассуждает он.

«Евразийская интеграция должна была стать последним шагом в возвращении России к славе и лидерству, но вместо этого этот союз является свидетельством слабеющих внешнеполитических устремлений Кремля», — заключает автор статьи.

Источник: Foreign Policy
Рид Стэндиш | Foreign Policy.
«1 января один из самых амбициозных внешнеполитических проектов Владимира Путина и давняя мечта Кремля стали реальностью. К сожалению для Путина и его московских коллег, ничто, связанное с этим планом, не будет работать», — пишет журналист Foreign Policy Рид Стэндиш.

Целью Евразийского экономического союза — постсоветского экономического блока, состоящего из Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии и России — было позволить Кремлю восстановить влияние на его «заднем дворе» и послужить противовесом ЕС, который в последнее десятилетие медленно продвигался к российским границам, утверждает автор статьи.

«Евразийский таможенный союз, предшественник Евразийского союза, созданный в 2010 году и направленный на устранение торговых барьеров и унификацию тарифов среди его будущих членов, уже столкнулся с определенной долей проблем», — говорится в публикации.

Экспортные товары из Казахстана и Белоруссии становились все дороже на ключевом российском рынке в связи с проблемами с обменным курсом рубля, в то время как более дешевые российские товары составили серьезную конкуренцию для внутренних производителей, рассуждает журналист.

«С тех пор как западные страны ввели в марте первый раунд санкций против России, торговые разногласия между Белоруссией и Россией вошли в обыкновение. Несмотря на политический союз между Минском и Москвой, в ноябре Россия запретила импорт мяса из соседней страны, заявив, что Белоруссия стала перевалочным пунктом контрабанды продуктов, запрещенных в соответствии с кремлевскими ответными санкциями против Запада», — пишет издание.

18 декабря Лукашенко попытался предотвратить девальвацию белорусского рубля, отдав распоряжение правительству деноминировать торговлю с Россией в долларах США или евро, говорится в статье. «Белорусский рубль потерял 13% своей стоимости по отношению к доллару США в 2014 году, и Минск, очевидно, опасается «заражения» своей экономики от России и ищет дополнительную защиту», — отмечает Стэндиш.

Финансирование бюджета Казахстана, как и России, в значительной степени зависит от нефти, и падение цен на это сырье нанесло ему тяжелый удар. Санкции против России также оказали непреднамеренное отрицательное действие на Казахстан, учитывая прогноз МВФ, согласно которому экономический рост в Казахстане снизится с 6% ВВП до 4,6% в 2014 году, пишет издание.

«Тем временем Казахстан также активно укрепляет связи с Западной Европой. ЕС уже является крупнейшим торговым партнером Казахстана, и эти отношения будут укрепляться дальше, после того как Брюссель и Астана подписали в октябре расширенное соглашение о партнерстве и сотрудничестве — сделку, подобную подписанной Украиной в сентябре», — говорится в статье.

«Кроме обращения к Западу, Казахстан также укрепляет связи с соседним Китаем. В 2013 году Китай подписал газовые и нефтяные соглашения на сумму в 30 млрд долларов и стал главным инвестором в Кашаганское нефтяное месторождение Казахстана — крупнейшее в мире за пределами Ближнего Востока», — напоминает автор.

«В нашей внешней политике мы отстаиваем интересы не России, Китая, Европы или Америки. Мы отстаиваем интересы Казахстана, — заявил министр иностранных дел Казахстана Ерлан Идрисов. — Если Россия сможет нам помочь, мы повернемся к Москве, но если Россия не сможет предложить нам то, что нам нужно для достижения наших целей, мы обратимся еще куда-нибудь. Это просто прагматика».

«Опасения по поводу суверенитета усилились вслед за аннексией Крыма в марте», — считает автор.

«В глазах Казахстана аннексия Крыма стала заявлением о том, что Россия не уважает суверенитет постсоветских государств», — полагает директор Центрально-Азиатского центра исследований университета КИМЭП (Алма-Ата) Наргис Касенова. Лукашенко, несмотря на поддержку Путина, в марте назвал аннексию Крыма «плохим прецедентом» для региона.

«В Киргизии сохраняются значительные сомнения относительно того, насколько вступление в Евразийский союз будет благоприятно для экономики страны, которая в значительной степени зависит от прибыльной реэкспортной торговли китайскими товарами с другими бывшими советскими государствами», — утверждает автор материала. Членство в Евразийском союзе предполагает введение новых тарифов на китайские товары, что фактически задушит реэкспортную торговлю и может закрыть основные рынки страны, рассуждает он.

«Евразийская интеграция должна была стать последним шагом в возвращении России к славе и лидерству, но вместо этого этот союз является свидетельством слабеющих внешнеполитических устремлений Кремля», — заключает автор статьи.

Источник: Foreign Policy

Почему блестящая российская наука обречена оставаться в тени («The Boston Globe», США)Почему блестящая российская наука обречена оставаться в тени («The Boston Globe», США)

По мнению Лорена Грэхэма из Массачусетского технологического института, неспособность крупной державы извлечь выгоду из своих научных знаний — это чрезвычайно серьезная проблема.
Leon Neyfakh.
Резкое падение курса российского рубля в декабре привлекло всеобщее внимание к плачевному состоянию экономики одной из важнейших стран мира. За последние несколько лет Россия практически превратилась в нефтяное государство — государство с населением в 140 миллионов человек, многие из которых имеют высшее образование, чье благосостояние по большей части основывается на добыче природных ресурсов и чья экономика растет и сокращается в зависимости от колебаний цен на нефть и природный газ. Когда цены на нефть начали падать, рубль внезапно стал чрезвычайно уязвимым.

Другие развивающиеся страны, такие как Китай, Бразилия и Индия, диверсифицировали свои экономики, сделав основой своего благосостояния технологии и различные отрасли производства. Доказательства этому можно найти, зайдя в местный магазин Best Buy, где на полках вы увидите компьютеры, произведенные в Чэнду, и жесткие диски из Таиланда, или прокатившись по улице мимо автомобилей, сделанных в Германии и Корее. Между тем, Россия не выпускает никакой значимой технологической продукции. Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то искал в продаже ноутбук российского производства, или звонил бы по сделанному в России мобильному телефону, или смотрел бы кино на российском плоскоэкранном телевизоре.

Историк науки из Массачусетского технологического института Лорен Грэхэм (Loren Graham) потратил много лет, пытаясь выяснить, как такое могло произойти. По словам Грэхэма, самым поразительным здесь является то, что Россию нельзя назвать технологическим болотом: российские ученые сделали множество важнейших научных открытий 20 века. Среди их достижений можно назвать изобретение лазеров, они стали пионерами в области компьютерных технологий и даже предложили концепцию гидроразрыва — и все эти идеи были позже доработаны и коммерциализированы другими странами.

Неспособность превращать идеи в коммерческие начинания оказалась чрезвычайно серьезной проблемой для России и, в конечном итоге, для всего мира. Чем дольше в экономике этой гигантской ядерной державы доминируют сырьевые олигархи, а не стабильный, независимый деловой сектор, тем дольше миру придется терпеть ее попытки бравировать своим геополитическим влияниям, проявляющиеся самым непредсказуемым образом.

Сегодня российские лидеры понемногу начали признавать серьезность этого пробела в экономике. В своем ежегодном обращении, с которым Владимир Путин выступил в декабре, он заявил, что сейчас крайне важно, чтобы Россия, которую он возглавляет уже 15 лет, положила конец «критической зависимости от иностранных технологий». Пока все усилия правительства принимали форму централизованных инициатив, в том числе инициативы в городе Сколково, который правительство России — при поддержке Массачусетского технологического института — пыталось превратить в российскую версию Кремниевой долины.

По мнению Грэхэма, этого, возможно, недостаточно. «Путин говорит: мы должны диверсифицировать нашу экономику и мы сделаем это, — сказал недавно Грэхэм. — Но чтобы добиться этого, им придется внести массу изменений в правовую систему, систему патентования и изменить положение инвесторов. Технологии не развиваются сами по себе. Для этого необходимо создать самые разные поддерживающие механизмы».

Накануне поездки в Россию, после публикации своей книги в прошлом году, Грэхэм по телефону дал интервью изданию Ideas.

Ideas: Как бы вы охарактеризовали отношения России с технологиями?

Лорен Грэхэм: У России есть одна поразительная черта — я не знаю ни одной другой страны, которая бы обладала этой чертой — и она заключается в том, что за последние 300 лет в России возникло огромное множество удивительных технических и научных идей, из которых эти люди не смогли извлечь практически никакой экономической выгоды. Русские просто неспособны превращать идеи в коммерческий продукт.

— Почему?

— Я думаю, что Россия совершает ошибку, совершает ее прямо сейчас и совершала ее в течение очень долгого времени: русские всегда верили, что секрет модернизации заключается в самих технологиях. Поэтому они упорно продолжают разрабатывать новые технологии — в настоящее время они сотрудничают с Массачусетским технологическим институтом в Сколково. Они уверены, что, если они сделают новейшие разработки, получат новые перспективные технологии, они сразу же добьются успеха. Но на самом деле это практически ничего им не даст, потому что в российском обществе нет условий, необходимых для коммерческого успеха технологий — здесь речь идет о социальных, правовых, политических и экономических условиях. Политическая власть боится сильных предпринимателей, которые способны заработать огромные состояния, потому что в их лице она видит конкурентов.

— Вы изучаете российскую науку уже более 50 лет. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы российские ученые жаловались на это?

— Я часто слышал, как российские ученые говорили: «Все мои хорошие идеи были украдены! Вы, жители Запада, крадете их у нас!» В российском научном сообществе бытует мнение, что бизнес — это грязное занятие. И что ученому нельзя унижать себя выходом за пределы чистой науки. Кроме того, в России эта точка зрения подкрепляется тем, что там повсеместно распространена коррупция, поэтому уход в бизнес, с точки зрения ученых, равносилен переходу в сферу преступности, коррупции и махинаций.

— Можете ли вы привести какие-либо примеры?

— Весьма показательным примером являются лазеры. Лазеры — это фундаментальная основа современной экономики. Все мы пользуемся лазерами, они есть в камерах, принтерах и так далее. Мы постоянно используем лазеры. Однако лазеры нельзя назвать новой технологией: их разработали в 1950-х и 1960-х годах, и двое российских ученых получили за них Нобелевскую премию. Был еще один американец [который тоже получил Нобелевскую премию], Чарльз Таунс (Charles Townes) — но двое россиян, Александр Прохоров и Николай Басов, получили премию именно за изобретение лазерных технологий. А теперь давайте подумаем, кто сегодня зарабатывает деньги на лазерах? На мировом рынке нет ни одной более или менее крупной компании, которая продавала бы лазеры. Между тем, Чарльз Таунс… как только он разработал лазер, даже несмотря на то, что он не был бизнесменом — он был типичным профессором физики — он сказал: «Мне кажется, на этом можно заработать хорошие деньги! Я не бизнесмен, но своего я не упущу». Поэтому он немедленно получил патент на свое изобретение, а затем продал права на него бизнесу, поскольку, хотя он сам и не хотел руководить деловым предприятием, он понимал, что в его руках золотая жила. Между тем, русские ученые не предприняли никаких шагов — на самом деле в тех условиях, в которых они жили и работали, это было попросту невозможно.

— Почему? Разве попытки извлечь коммерческую выгоду из лазеров в России пресекались?

— Они не пресекались — они попросту никогда не возникали. Я брал интервью у Прохорова — ему никогда даже в голову не приходило создать свою компанию. И даже если бы эта мысль посетила его, тогда в России не существовало патентной системы, не было инвесторов, он даже не смог бы разместить акции своей компании на бирже. Механизмы, которые необходимы для того, чтобы сделать технологию экономически успешной, в Советском Союзе попросту отсутствовали. Сейчас ситуация в России не намного лучше: там до сих пор не сформировалось полноценное инвестиционное сообщество. Инвесторы-меценаты, которые вкладывают деньги в высокие технологии на стадии их разработки в Кремниевой долине, Кендалл-сквер и так далее, в России попросту отсутствуют.

— Но разве российские ученые не получают заслуженные почести?

— Разумеется, они получают заслуженные почести, но их почитают как ученых. Они не получают известность как предприниматели в области технологий. Речь идет о людях, которые работают в лаборатории и получают разного рода награды и похвалу, но при этом не делают ничего, что могло бы повлиять на экономику.

— Есть в этом правиле какие-либо исключения?

— Исключения есть, и, как правило, они относятся к сфере программного обеспечения. В области программного обеспечения легче добиться коммерческого успеха, потому что это скорее интеллектуальный, а не материальный продукт — это то, что вы создаете в своем сознании. А если речь идет об интеллектуальных продуктах, Россия может похвастаться очень серьезными достижениями — вспомните музыку, литературу и так далее. Между тем, люди в России плохо умеют изобретать материальный продукт, а затем извлекать из него экономическую выгоду — именно это нужно было сделать с лазерами. Просто изобрести лазерные технологии оказалось недостаточно.

В случае с программным обеспечением его разработчикам не приходится вступать во взаимодействие с коррумпированной системой, поскольку, если только вы не хотите построить что-то или начать производить какой-либо продукт, который требует строительства завода или хотя бы магазина, к вам не придет человек, который скажет, что вам необходима защита и покровительство и что, если вы не заплатите, ваш бизнес рухнет.

— В какой степени все это является прямым следствием того, что в Советском Союзе не было системы частного предпринимательства?

— Отголоски советского прошлого играют существенную роль, однако ими все не ограничивается. В своей книге я пишу о том, что подобные проблемы существовали и в период царизма — в особенности в 19 веке. И чаще всего я привожу в качестве примера электрическое освещение. Электрическую лампочку изобрел русский ученый Яблочков. Он поехал в Западную Европу, где он разработал систему освещения улиц Парижа и Лондона. Именно тогда Париж получил свое прозвище, которым его называют до сих пор — «Город света».

— Это больше похоже на пример того, как можно взять идею и реализовать ее на практике.

— Правильно. Но послушайте, что случилось дальше. Российское правительство убедило Яблочкова вернуться на родину после того, как он разбогател во Франции, и сделать то же самое в России. Он вернулся, основал свою компанию и обанкротился — он попросту не смог найти инвесторов! Он даже не смог убедить хозяина гостиницы, где он жил, установить там электрическое освещение. Тогда русские предпочли газовые лампы.

— Правда ли, что технологии гидроразрыва были изобретены в России?

— Об этом мало кому известно. В 1950-х годах русские разработали концепцию гидроразрыва и опубликовали несколько статей, посвященных этой теме. И что же случилось потом? Ничего. Никто так и не воспользовался этой блестящей идеей. Эти статьи были опубликованы в научных журналах. Они не были опубликованы в деловых журналах, потому что в Советском Союзе попросту не было деловых журналов. Поэтому спустя 30 лет американцы доработали технологии гидроразрыва и внедрили их.

А теперь в Россию прибыли американские компании — Chevron, Exxon, BP — которые учат русских, как работать с технологиями гидроразрыва, несмотря на то, что эти технологии были созданы русскими.

— Считаете ли вы, что нынешнее российское правительство пытается исправить ситуацию?

— Я думаю, что некоторые представители правительства понимают, что ключевой основой российской экономики должны стать интеллектуальные, а не добывающие отрасли, такие как нефтегазовая промышленность. Они это знают. Кроме того, теперь в России появился частный бизнес. Но там до сих пор существует масса препятствий.

— Как неспособность России извлекать коммерческую выгоду из научных открытий отразилась на современном состоянии России?

— Я считаю, что эта неспособность имела чрезвычайно серьезные последствия. В России есть люди, которые говорят — разумеется, это преувеличение, однако в нем присутствует определенная доля истины — что Россия — это всего лишь Саудовская Аравия с ядерным оружием. Сегодня Россия, несмотря на 300 лет попыток индустриализации и модернизации, остается экономикой, основанной в первую очередь на нефти и газе. Это трагедия, но российские лидеры продолжают считать, что лучший способ решить эту проблему — издать очередной указ. О создании Сколково, например. Я бы сказал, что неспособность России адекватно использовать таланты ее ученых и инженеров является одной из причин, по которым России не удается стать полноценной демократией. Потому что правительство, хотя оно и осознает необходимость модернизации, продолжает выбирать такие способы решения этой задачи, которые лишь усугубляют проблему.
Оригинал публикации: Russian science is amazing. So why hasn’t it taken over the world?

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20150107/225375584.html#ixzz3OCe3gMRv
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on FacebookПо мнению Лорена Грэхэма из Массачусетского технологического института, неспособность крупной державы извлечь выгоду из своих научных знаний — это чрезвычайно серьезная проблема.
Leon Neyfakh.
Резкое падение курса российского рубля в декабре привлекло всеобщее внимание к плачевному состоянию экономики одной из важнейших стран мира. За последние несколько лет Россия практически превратилась в нефтяное государство — государство с населением в 140 миллионов человек, многие из которых имеют высшее образование, чье благосостояние по большей части основывается на добыче природных ресурсов и чья экономика растет и сокращается в зависимости от колебаний цен на нефть и природный газ. Когда цены на нефть начали падать, рубль внезапно стал чрезвычайно уязвимым.

Другие развивающиеся страны, такие как Китай, Бразилия и Индия, диверсифицировали свои экономики, сделав основой своего благосостояния технологии и различные отрасли производства. Доказательства этому можно найти, зайдя в местный магазин Best Buy, где на полках вы увидите компьютеры, произведенные в Чэнду, и жесткие диски из Таиланда, или прокатившись по улице мимо автомобилей, сделанных в Германии и Корее. Между тем, Россия не выпускает никакой значимой технологической продукции. Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то искал в продаже ноутбук российского производства, или звонил бы по сделанному в России мобильному телефону, или смотрел бы кино на российском плоскоэкранном телевизоре.

Историк науки из Массачусетского технологического института Лорен Грэхэм (Loren Graham) потратил много лет, пытаясь выяснить, как такое могло произойти. По словам Грэхэма, самым поразительным здесь является то, что Россию нельзя назвать технологическим болотом: российские ученые сделали множество важнейших научных открытий 20 века. Среди их достижений можно назвать изобретение лазеров, они стали пионерами в области компьютерных технологий и даже предложили концепцию гидроразрыва — и все эти идеи были позже доработаны и коммерциализированы другими странами.

Неспособность превращать идеи в коммерческие начинания оказалась чрезвычайно серьезной проблемой для России и, в конечном итоге, для всего мира. Чем дольше в экономике этой гигантской ядерной державы доминируют сырьевые олигархи, а не стабильный, независимый деловой сектор, тем дольше миру придется терпеть ее попытки бравировать своим геополитическим влияниям, проявляющиеся самым непредсказуемым образом.

Сегодня российские лидеры понемногу начали признавать серьезность этого пробела в экономике. В своем ежегодном обращении, с которым Владимир Путин выступил в декабре, он заявил, что сейчас крайне важно, чтобы Россия, которую он возглавляет уже 15 лет, положила конец «критической зависимости от иностранных технологий». Пока все усилия правительства принимали форму централизованных инициатив, в том числе инициативы в городе Сколково, который правительство России — при поддержке Массачусетского технологического института — пыталось превратить в российскую версию Кремниевой долины.

По мнению Грэхэма, этого, возможно, недостаточно. «Путин говорит: мы должны диверсифицировать нашу экономику и мы сделаем это, — сказал недавно Грэхэм. — Но чтобы добиться этого, им придется внести массу изменений в правовую систему, систему патентования и изменить положение инвесторов. Технологии не развиваются сами по себе. Для этого необходимо создать самые разные поддерживающие механизмы».

Накануне поездки в Россию, после публикации своей книги в прошлом году, Грэхэм по телефону дал интервью изданию Ideas.

Ideas: Как бы вы охарактеризовали отношения России с технологиями?

Лорен Грэхэм: У России есть одна поразительная черта — я не знаю ни одной другой страны, которая бы обладала этой чертой — и она заключается в том, что за последние 300 лет в России возникло огромное множество удивительных технических и научных идей, из которых эти люди не смогли извлечь практически никакой экономической выгоды. Русские просто неспособны превращать идеи в коммерческий продукт.

— Почему?

— Я думаю, что Россия совершает ошибку, совершает ее прямо сейчас и совершала ее в течение очень долгого времени: русские всегда верили, что секрет модернизации заключается в самих технологиях. Поэтому они упорно продолжают разрабатывать новые технологии — в настоящее время они сотрудничают с Массачусетским технологическим институтом в Сколково. Они уверены, что, если они сделают новейшие разработки, получат новые перспективные технологии, они сразу же добьются успеха. Но на самом деле это практически ничего им не даст, потому что в российском обществе нет условий, необходимых для коммерческого успеха технологий — здесь речь идет о социальных, правовых, политических и экономических условиях. Политическая власть боится сильных предпринимателей, которые способны заработать огромные состояния, потому что в их лице она видит конкурентов.

— Вы изучаете российскую науку уже более 50 лет. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы российские ученые жаловались на это?

— Я часто слышал, как российские ученые говорили: «Все мои хорошие идеи были украдены! Вы, жители Запада, крадете их у нас!» В российском научном сообществе бытует мнение, что бизнес — это грязное занятие. И что ученому нельзя унижать себя выходом за пределы чистой науки. Кроме того, в России эта точка зрения подкрепляется тем, что там повсеместно распространена коррупция, поэтому уход в бизнес, с точки зрения ученых, равносилен переходу в сферу преступности, коррупции и махинаций.

— Можете ли вы привести какие-либо примеры?

— Весьма показательным примером являются лазеры. Лазеры — это фундаментальная основа современной экономики. Все мы пользуемся лазерами, они есть в камерах, принтерах и так далее. Мы постоянно используем лазеры. Однако лазеры нельзя назвать новой технологией: их разработали в 1950-х и 1960-х годах, и двое российских ученых получили за них Нобелевскую премию. Был еще один американец [который тоже получил Нобелевскую премию], Чарльз Таунс (Charles Townes) — но двое россиян, Александр Прохоров и Николай Басов, получили премию именно за изобретение лазерных технологий. А теперь давайте подумаем, кто сегодня зарабатывает деньги на лазерах? На мировом рынке нет ни одной более или менее крупной компании, которая продавала бы лазеры. Между тем, Чарльз Таунс… как только он разработал лазер, даже несмотря на то, что он не был бизнесменом — он был типичным профессором физики — он сказал: «Мне кажется, на этом можно заработать хорошие деньги! Я не бизнесмен, но своего я не упущу». Поэтому он немедленно получил патент на свое изобретение, а затем продал права на него бизнесу, поскольку, хотя он сам и не хотел руководить деловым предприятием, он понимал, что в его руках золотая жила. Между тем, русские ученые не предприняли никаких шагов — на самом деле в тех условиях, в которых они жили и работали, это было попросту невозможно.

— Почему? Разве попытки извлечь коммерческую выгоду из лазеров в России пресекались?

— Они не пресекались — они попросту никогда не возникали. Я брал интервью у Прохорова — ему никогда даже в голову не приходило создать свою компанию. И даже если бы эта мысль посетила его, тогда в России не существовало патентной системы, не было инвесторов, он даже не смог бы разместить акции своей компании на бирже. Механизмы, которые необходимы для того, чтобы сделать технологию экономически успешной, в Советском Союзе попросту отсутствовали. Сейчас ситуация в России не намного лучше: там до сих пор не сформировалось полноценное инвестиционное сообщество. Инвесторы-меценаты, которые вкладывают деньги в высокие технологии на стадии их разработки в Кремниевой долине, Кендалл-сквер и так далее, в России попросту отсутствуют.

— Но разве российские ученые не получают заслуженные почести?

— Разумеется, они получают заслуженные почести, но их почитают как ученых. Они не получают известность как предприниматели в области технологий. Речь идет о людях, которые работают в лаборатории и получают разного рода награды и похвалу, но при этом не делают ничего, что могло бы повлиять на экономику.

— Есть в этом правиле какие-либо исключения?

— Исключения есть, и, как правило, они относятся к сфере программного обеспечения. В области программного обеспечения легче добиться коммерческого успеха, потому что это скорее интеллектуальный, а не материальный продукт — это то, что вы создаете в своем сознании. А если речь идет об интеллектуальных продуктах, Россия может похвастаться очень серьезными достижениями — вспомните музыку, литературу и так далее. Между тем, люди в России плохо умеют изобретать материальный продукт, а затем извлекать из него экономическую выгоду — именно это нужно было сделать с лазерами. Просто изобрести лазерные технологии оказалось недостаточно.

В случае с программным обеспечением его разработчикам не приходится вступать во взаимодействие с коррумпированной системой, поскольку, если только вы не хотите построить что-то или начать производить какой-либо продукт, который требует строительства завода или хотя бы магазина, к вам не придет человек, который скажет, что вам необходима защита и покровительство и что, если вы не заплатите, ваш бизнес рухнет.

— В какой степени все это является прямым следствием того, что в Советском Союзе не было системы частного предпринимательства?

— Отголоски советского прошлого играют существенную роль, однако ими все не ограничивается. В своей книге я пишу о том, что подобные проблемы существовали и в период царизма — в особенности в 19 веке. И чаще всего я привожу в качестве примера электрическое освещение. Электрическую лампочку изобрел русский ученый Яблочков. Он поехал в Западную Европу, где он разработал систему освещения улиц Парижа и Лондона. Именно тогда Париж получил свое прозвище, которым его называют до сих пор — «Город света».

— Это больше похоже на пример того, как можно взять идею и реализовать ее на практике.

— Правильно. Но послушайте, что случилось дальше. Российское правительство убедило Яблочкова вернуться на родину после того, как он разбогател во Франции, и сделать то же самое в России. Он вернулся, основал свою компанию и обанкротился — он попросту не смог найти инвесторов! Он даже не смог убедить хозяина гостиницы, где он жил, установить там электрическое освещение. Тогда русские предпочли газовые лампы.

— Правда ли, что технологии гидроразрыва были изобретены в России?

— Об этом мало кому известно. В 1950-х годах русские разработали концепцию гидроразрыва и опубликовали несколько статей, посвященных этой теме. И что же случилось потом? Ничего. Никто так и не воспользовался этой блестящей идеей. Эти статьи были опубликованы в научных журналах. Они не были опубликованы в деловых журналах, потому что в Советском Союзе попросту не было деловых журналов. Поэтому спустя 30 лет американцы доработали технологии гидроразрыва и внедрили их.

А теперь в Россию прибыли американские компании — Chevron, Exxon, BP — которые учат русских, как работать с технологиями гидроразрыва, несмотря на то, что эти технологии были созданы русскими.

— Считаете ли вы, что нынешнее российское правительство пытается исправить ситуацию?

— Я думаю, что некоторые представители правительства понимают, что ключевой основой российской экономики должны стать интеллектуальные, а не добывающие отрасли, такие как нефтегазовая промышленность. Они это знают. Кроме того, теперь в России появился частный бизнес. Но там до сих пор существует масса препятствий.

— Как неспособность России извлекать коммерческую выгоду из научных открытий отразилась на современном состоянии России?

— Я считаю, что эта неспособность имела чрезвычайно серьезные последствия. В России есть люди, которые говорят — разумеется, это преувеличение, однако в нем присутствует определенная доля истины — что Россия — это всего лишь Саудовская Аравия с ядерным оружием. Сегодня Россия, несмотря на 300 лет попыток индустриализации и модернизации, остается экономикой, основанной в первую очередь на нефти и газе. Это трагедия, но российские лидеры продолжают считать, что лучший способ решить эту проблему — издать очередной указ. О создании Сколково, например. Я бы сказал, что неспособность России адекватно использовать таланты ее ученых и инженеров является одной из причин, по которым России не удается стать полноценной демократией. Потому что правительство, хотя оно и осознает необходимость модернизации, продолжает выбирать такие способы решения этой задачи, которые лишь усугубляют проблему.
Оригинал публикации: Russian science is amazing. So why hasn’t it taken over the world?

Читать далее: http://inosmi.ru/world/20150107/225375584.html#ixzz3OCe3gMRv
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on Facebook

Главным фронтом войны в Украине сейчас является невидимая линия информационного противостоянияГлавным фронтом войны в Украине сейчас является невидимая линия информационного противостояния

Главным фронтом войны в Украине сейчас является не линия окопов под Донецком, Луганском и Мариуполем, а невидимая линия информационного противостояния. К такому выводу пришел публицист Марк Солонин (solonin.org), который провел анализ войны на Донбассе.

Войну в Украине выиграют не танки, не самолеты и не реактивные системы «Град». Ее выиграет народ. Именно поэтому на телевизионный фронт в России брошены самые огромные силы и ею руководят серьезные медиа-профессионалы, заключил эксперт.

Кремлевская машина пропаганды давно поняла, что телевидение может решать многие задачи информационной войны. Например, если нужно быстро создать необходимое общественное мнение, посеять панику или сделать высокими показатели рейтингов политиков. Десятки российских телевизионных каналов успешно работают на пропаганду Кремля и имеют высокие показатели популярности.

Более того, российское «спец-TV» разными способами проникает в телесети других государств и пытается осуществить влияние на иностранные аудитории. Так, в мае 2014 г. известен факт покупки российскими дипломатическими представительствами эфирного времени на телеканалах в Литве и использование их в интересах Кремля. Или, распространение информационных сообщений с использованием информационного ресурса других стран, что практиковалось Кремлем в период информационной кампании со сбитым Боингом или с серией «гуманитарных конвоев».

Российское телевидение уже давно стало инструментом информационных баталий. Более того, Кремль и далее развивает собственную систему «спец-TV».

Напомним, что финансирование российской системы информационной войны на 2015 год увеличено в 1,5 раза. Причем, основной упор в пропаганде Кремля сделан на телевидении и радио.

К примеру, в оккупированных регионах Донбасса населению круглосуточно транслируют российские каналы TV и радиостанции FM. Украинское вещание в этих регионах отключено.

Вместо вывода:

Украина пока сильно уступает России по информационному противостоянию на Донбассе, поэтому, Москва активно ведет информационную войну против Киева с обвинениями украинской стороны в геноциде.

Киев, пока, не смог выстроить адекватную систему контрпропаганды в сегменте телевидения и радио.

Будем надеяться, что год, который начался, сможет создать надежный информационный заслон и восстановить утраченные украинские аудитории.

Вячеслав Гусаров, эксперт Центра военно-политических исследований, группа «ИС»
По информации неправительственного проекта «Информационное Сопротивление». www.sprotyv.infoГлавным фронтом войны в Украине сейчас является не линия окопов под Донецком, Луганском и Мариуполем, а невидимая линия информационного противостояния. К такому выводу пришел публицист Марк Солонин (solonin.org), который провел анализ войны на Донбассе.

Войну в Украине выиграют не танки, не самолеты и не реактивные системы «Град». Ее выиграет народ. Именно поэтому на телевизионный фронт в России брошены самые огромные силы и ею руководят серьезные медиа-профессионалы, заключил эксперт.

Кремлевская машина пропаганды давно поняла, что телевидение может решать многие задачи информационной войны. Например, если нужно быстро создать необходимое общественное мнение, посеять панику или сделать высокими показатели рейтингов политиков. Десятки российских телевизионных каналов успешно работают на пропаганду Кремля и имеют высокие показатели популярности.

Более того, российское «спец-TV» разными способами проникает в телесети других государств и пытается осуществить влияние на иностранные аудитории. Так, в мае 2014 г. известен факт покупки российскими дипломатическими представительствами эфирного времени на телеканалах в Литве и использование их в интересах Кремля. Или, распространение информационных сообщений с использованием информационного ресурса других стран, что практиковалось Кремлем в период информационной кампании со сбитым Боингом или с серией «гуманитарных конвоев».

Российское телевидение уже давно стало инструментом информационных баталий. Более того, Кремль и далее развивает собственную систему «спец-TV».

Напомним, что финансирование российской системы информационной войны на 2015 год увеличено в 1,5 раза. Причем, основной упор в пропаганде Кремля сделан на телевидении и радио.

К примеру, в оккупированных регионах Донбасса населению круглосуточно транслируют российские каналы TV и радиостанции FM. Украинское вещание в этих регионах отключено.

Вместо вывода:

Украина пока сильно уступает России по информационному противостоянию на Донбассе, поэтому, Москва активно ведет информационную войну против Киева с обвинениями украинской стороны в геноциде.

Киев, пока, не смог выстроить адекватную систему контрпропаганды в сегменте телевидения и радио.

Будем надеяться, что год, который начался, сможет создать надежный информационный заслон и восстановить утраченные украинские аудитории.

Вячеслав Гусаров, эксперт Центра военно-политических исследований, группа «ИС»
По информации неправительственного проекта «Информационное Сопротивление». www.sprotyv.info

Владислав Иноземцев: Путин плох для экономикиВладислав Иноземцев: Путин плох для экономики

Что будет дальше с нефтью, с рублём и с получателями рублёвых зарплат? Почему в самые «жирные» годы перемены в российской экономике были, как выяснилось, только к худшему? Как распорядиться деньгами в наших резервных фондах? Если там, конечно, ещё осталось чем распоряжаться. Чем президент-военный отличается от президента-разведчика? На вопросы о наших деньгах «Фонтанке» ответил Владислав Иноземцев – директор Центра исследований постиндустриального общества, доктор экономических наук.
— В России пресса обвиняет Штаты чуть ли не в «крестовом походе» против России. Недавно появилась новость, что Обама празднует возобновление лидерства США в мире. Это он что, празднует победу над нами?
– Честно говоря, мне сложно это комментировать. В США о России вообще никто не говорит. То есть то, что происходит в России, здесь не интересует ровным счётом никого. Когда Обама давал свою итоговую пресс-конференцию, он 95 процентов времени посвятил экономике – тем достижениям, которые были сделаны за год. В Америке в этом году было создано рекордное за последние 15 лет количество рабочих мест. Все фондовые индексы – на исторических максимумах. Деловая активность достаточно существенно поднимается. Поэтому могу ещё раз расстроить наших коллег: здесь о России вообще не говорят. Тема России, после всплеска летом – из-за Крыма, снова уходит в маргинальность. То есть в данном случае люди понимают, что Россия – страна, которая не играет по правилам, поэтому её нужно опасаться. Но какие «крестовые походы»? Что, на нас напали? К «нашим» украинцам послали самолёты? Усилили военные ресурсы?..
— Ну да! Они же хотели разместить военные базы в Крыму, они хотели…
– Нет, что «они хотели» – этого никто не знает. А разместили там базы в итоге мы. И не их самолёты летают над Петербургом, почти сталкиваясь с пассажирскими, а наши летают над Данией. О чём тут можно говорить? Мало ли кто что несёт?
— Вы предсказываете в России «кризис, равного которому не было с начала 90-х годов». Но мы вот не чувствуем такого уж масштаба катастрофы. Президент нам объяснил: доход от нефти есть, в рублях он теперь даже больше стал, бюджет сойдётся, даже с профицитом. Вот в 2009 году нам тоже говорили – кризис…
– В 2009 году правительству удалось совместить два очень важных момента. Во-первых, Россия была единственной страной в мире, где был мощный экономических спад – и где при этом росли доходы населения. Ни в одной стране, где был экономический спад, в том числе в Западной Европе, доходы населения не росли. В России в 2009 году экономика упала почти на 8 процентов, а реальные доходы выросли на 2,9 процента. Это было сделано за счёт того, что правительству удалось, распечатав резервные фонды, повысить зарплаты, пенсии, довольствие военнослужащим и так далее. Сейчас уже видно, что и падение цен на нефть, и девальвация, и многие другие факторы приведут к тому, что даже в этом году реальные доходы населения уже упадут. В следующем году они упадут ещё сильнее. Именно поэтому я и хочу сказать, что у нас не было такого кризиса все 2000-е годы. Это кризис совершенно особого плана: он будет связан с реальным снижением покупательной способности, реальным снижением доходов. При этом мы, безусловно, будем иметь в следующем году экономический спад.
— И цены на нефть продолжат снижаться?
– Цены на нефть выровняются. Я считаю, что сегодня нет фундаментальных предпосылок к тому, чтобы они были такими низкими, как сейчас. Поэтому я вполне допускаю, что где-нибудь в конце 2015 года цены вернутся на уровень 90 долларов и, может быть, даже выше. Но в любом случае этот год будет для российской экономики очень тяжёлым. Потому что сейчас очень нестабильна финансовая система, сейчас очень высоки процентные ставки. Естественно, и в этом году, и в следующем будут падать инвестиции. По сути дела, речь идёт о том, что и 2015 год, и 2016-й будут периодами экономического спада. Я думаю, что в следующем году мы будем иметь где-то минус 7 процентов ВВП, в 2016-м – минус 3 – 4 процента. Что будет дальше – сейчас очень сложно сказать, слишком много факторов неизвестны.
— Если цены на нефть вернутся на уровень 90 долларов за баррель, то и рубль поднимется?
– Это сложный вопрос. Вот смотрите, сейчас все говорят: «упала нефть – и упал рубль». Это не совсем правда. Что такое «упала нефть»? «Упали» так называемые фьючерсы на нефть – контракты с исполнением примерно через полгода после сегодняшних торгов. То есть, когда мы видим, что в ноябре цена на нефть достигла, допустим, 70 долларов, это значит, что нефтяной контракт с исполнением в марте следующего года стоит 70 долларов.
— То есть сейчас мы получаем за нефть по 100 с чем-то?
– Может, поменьше, но в любом случае контракты долгосрочные и цена снижается медленно. Поэтому реальный эффект от снижения цен мы получим в феврале-марте.
— Тогда почему рубль уже сейчас так упал?
– В последние месяцы он падал не потому, что цена на нефть снижалась. А потому что существуют западные санкции, которые не дают крупным российским компаниям кредитоваться на Западе. Наша экономика, при всей её самостоятельности и «вставании с колен», такова, что до начала всех этих проблем с долларом, где-то летом этого года, у нас российские компании имели больше кредитных обязательств перед западными банками, чем перед российскими. И как только крупные компании стали готовиться к выплатам по западным кредитам – они стали покупать доллары. И доллар пошёл вверх. Если мы вспомним ситуацию марта, когда был присоединён Крым, тогда население бросилось в обменники и стало скупать доллары, боясь девальвации. Доллар тогда немного поднялся – и очень быстро вернулся обратно. Потому что у населения не было такой покупательной силы, которая есть у крупных корпораций. А когда закупаться долларами пошли «Газпром», «Роснефть» и прочие корпорации, то рубль рухнул. Следовательно, всё, что мы видели в последние полтора месяца, это на 80 процентов – эффект от финансовых санкций Запада, а на 20 процентов – от нефти.
— Можно ли, в принципе, уйти от этих займов на Западе? Наши процентные ставки, из-за которых банки кредитуются там, кем-то ведь установлены, так нельзя ли смоделировать экономику так, чтобы кредитование-перекредитование происходило внутри страны?
– Похоже, что нет. Что нужно для того, чтобы кредитование спокойно происходило внутри страны? Допустим, в Японии государственный долг составляет 200 с лишним процентов ВВП. И в стране нет при этом особых проблем. У нас госдолг составляет меньше 8 процентов ВВП. Японцы продают свои товары за йену, берут долги в своей валюте – и так далее. Мы ни разу, никогда за всё время путинского правления, не пытались разместить за границей обязательства в рублях.
— Почему?
– Это вопрос к Владимиру Владимировичу. Он в 2003 году в президентском послании к Федеральному собранию заявил, что наша цель – конвертируемый рубль. Прошло 11 лет – никто пальцем не шевельнул для достижения этой цели. Чехия – небольшая страна, не входящая в зону евро, – разместила за эти годы на 16 миллиардов евро бондов в чешской кроне. А большая Россия в рублях не разместила ни копейки. Вот вы, наверное, слышали в течение многих лет, что мы хотим продавать нефть за рубли. Мы её продаём за рубли?
— Наверное, никто не хочет конвертировать свои деньги в рубли, чтобы нам платить?
– Кто вам это сказал? Мы ни разу не выставляли ценники на нефть в рублях. Мы только треплемся на самом высоком уровне каждый год. И никогда не делаем.
— У нас 15 лет цены на нефть росли – и достигли больших высот. Казалось бы, за это время мы должны по уровню жизни стать, как минимум, тремя Норвегиями. Почему этого не случилось? Были какие-то объективные причины?
– Было много причин, объективных и субъективных. Норвегия экспортирует, допустим, столько же газа, сколько Россия. Но население там – меньше 5 миллионов человек. Россия всё-таки – 140 миллионов. Мы экспортируем нефти много, это так. Но при этом масштабы расходов нашей экономики намного больше, чем, допустим, в Саудовской Аравии, которая экспортирует даже чуть больше нефти, чем мы. То есть изначально не нужно было рассчитывать, что нефть и газ дадут нам «пять Норвегий». Это во-первых…
— Да, но у нас ведь не только нефть, у нас вообще богатая страна, и потом больше народу – больше производственных сил…
– А во-вторых – есть проблемы с расходованием полученных средств. Те же норвежцы создали ещё в 1980-е годы Фонд будущих поколений, куда направляются доходы от нефти. Этот фонд существует на коммерческой основе, им управляют крупнейшие инвестиционные банкиры, собранные из разных стран. И этот фонд вкладывается в различные ценные бумаги разных государств на мировом рынке и приносит приблизительно 7 – 8 процентов дохода в валюте в год. Страна богатеет и создаёт себе подушку на следующие годы. Мы, по сути дела, ничего этого не создали. Мы все эти годы свои доходы активно проедали, использовали их, на мой взгляд, крайне неэффективно.
— Как же – не создали? У нас тоже есть фонды – Резервный и Национального достояния…
– Да, резерв есть, но он небольшой. За будущий год Фонд национального благосостояния будет разобран крупными госкомпаниями и «закопан» где-нибудь в новый БАМ, космодром «Восточный» – куда-нибудь в подобного рода проекты.
— Есть страны, которые на нефти растут, а есть – как Венесуэла, например. Это от чего зависит?
– Растут те страны, которые дают возможность бизнесу развиваться, а государственные расходы закрывают нефтью. У нас, например, налоговая нагрузка на компании – приблизительно 36 процентов ВВП. В Саудовской Аравии – 4 процента. То есть саудовцы, Объединённые Арабские Эмираты, другие арабские страны тратят доходы от нефти на социальные пособия, на государственные проекты и так далее, а бизнесу дают возможность развиваться практически без налогов. Посмотрите на ОАЭ: это сегодня крупнейший центр авиаперевозок. Крупнейший аэропорт в мире. Самый быстрорастущий рынок недвижимости. За счёт нефти существуют государство и граждане, а бизнес фактически развивается, не тратя налогов, но привлекая огромные инвестиции.
— А мы так не можем?
– Мы не смогли этого сделать. Мы и бизнес реально задавили – за счёт нашей силовой системы, и нефтяным доходам фактически не дали войти в экономику и её поднять.
— Куда они пошли, если не в экономику?
– Мы забрали их для государства, а отдали неизвестно куда.
— Если проследить по сайту Минфина, то оба наших фонда пополнялись доходами от нефти только один год – в 2008-м. В 2009-м туда просто ничего не пришло от нефти и газа, а в 2010-м была принята поправка о том, что до 2015 года нефтегазовые доходы в резерв не идут. Куда они тогда шли все «тучные» годы?
– Посмотрим элементарно на бюджет. Вот бюджет на этот год по расходам составляет порядка 15 триллионов рублей. Это где-то 400 миллиардов долларов – если, допустим, мы возьмём курс начала 2014 года, 35 рублей за доллар. Весь объём экспорта нефти за 2014 год у нас – приблизительно 310 миллиардов долларов. 2013-й и 2012-й тоже были годами очень высоких цен на нефть. В эти самые удобные для нас годы мы экспортировали нефти приблизительно на 300 миллиардов долларов. Конечно, есть затраты, себестоимость, нужно платить за транспортировку – понятно. Ну, допустим, прибыль была 200 миллиардов.
— Половина бюджета.
– Половина бюджета. Но в этом бюджете, в 15 триллионах, сидит приблизительно 2,2 триллиона на МВД и больше 3 триллионов – на вооружённые силы. Итого у нас 5,5 триллиона ежегодно уходят на ментов и военных. Это больше половины нефтяного экспорта. Плюс к этому 50 миллиардов за 2 года пошло на Олимпиаду. Пойдёт ещё миллиардов шестьдесят на чемпионат мира 2018 года. Плюс на товарища Якунина с его безумным проектом закопать триллион рублей на БАМе. Плюс космодром «Восточный», 12 миллиардов долларов, вместо того чтобы возродить «Байконур». И так далее.
— Как, по-вашему, надо было распорядиться «золотым дождём» от нефти?
– Когда у вас много денег от нефти, у вас есть два варианта развития. Первый заключается в том, что вы находите реальные точки роста производства и вместе с бизнесом вкладываете средства в эти развивающиеся отрасли, которые вас потом вытянут. Что сделали в Объединённых Арабских Эмиратах? Они вложили деньги в аэропорт, в авиакомпании, они построили инфраструктуру для туризма и так далее – и бизнес пришёл уже в эти отрасли и начал дальше их развивать. Это первый вариант.
— Его мы уже, судя по всему, не выбрали.
– Если вы этого не можете, если вы воруете всюду и даже это не способны сделать, тогда вы должны просто реально отправлять эти деньги на зарплаты, пенсии, пособия, просто платить людям и обеспечивать текущие госрасходы. Без всяких инвестиций.
— Но как раз это у нас и делали, разве нет?
– Но при этом надо снижать налоги для бизнеса – близко к нулю. То есть сделать Россию огромным оффшором. Нужно сказать бизнесу: друзья, мы не берём с вас налогов 15 лет, делайте, что хотите, обогащайтесь. А через 15 лет, когда нефть заканчивается или цены на неё падают, вы переносите налоговую нагрузку на уже развитый бизнес. Сейчас у нас бизнес бежит, у нас каждый год из страны выводится по 150 миллиардов долларов капитала. Потому что люди продают свои предприятия, закрывают бизнес и просто бегут.
— Эту схему можно применить в любой момент? Можно, например, сейчас взять и сказать: мы будем действовать так-то? Или поезд уже ушёл?
– Нет, мне кажется, что поезд никуда не ушёл. С любой позиции всегда можно начать. Более того, чем хуже позиция – тем легче начинать. Потому что тем меньше сомнений в том, что что-то надо делать. Потому что если всё хорошо, реформы не делаются.
— А сейчас, в нынешней позиции, у вас есть ощущение, что власть понимает, что надо что-то делать?
– Нет, судя по последней пресс-конференции Путина. Он сказал почти дословно, что надо потерпеть 2 года, а потом всё будет хорошо.
— Само устроится.
– Да, рассосётся: как бы цены на нефть поднимутся – и всё само собой придёт в норму. Это их позиция сейчас. Но как они могут что-то поменять? Построена очень чёткая система, которая реально основана на получении доходов от сырья и поддержании системы такого… бизнеса близких друзей. Путин создал политическую и экономическую систему, в которой практически невозможны перемены.
— Не понимаю, почему эту систему нельзя поменять так, как вы предлагаете?
— Американский исследователь Клиффорд Гэдди написал замечательную книгу «Путин: оперативник в Кремле». В ней пять или шесть позиций объясняют, почему Россия развивается так, как она развивается сейчас. И одна из этих позиций очень, на мой взгляд, правильная. Гэдди говорит о том, что в мире существовало много примеров военных диктаторов, которые очень успешно развивали экономику. Это и Чон Ду Хван в Южной Корее, и Пиночет, и Чан Кайши на Тайване, и так далее. Почему в России не получается – он объясняет очень просто: те люди были военные, а Путин – разведчик.
— А есть разница в этом случае между военным и разведчиком?
– У военного человека очень простой подход: есть устав, кто его нарушает – встаёт к стенке, его расстреливают. Если наступление – идёт шеренга в бой, если выкашивает половину – ничего страшного, главное – взять высоту. Если убивают полковника – знамя дают подполковнику. Потому что незаменимых нет. Это принцип военной дисциплины. И военные хорошо управляют государством, потому что понимают: есть задача, есть принцип, есть средства достижения. Разведчик действует иначе: у него нет заменимых, у него каждый – незаменим. Потому что он вербует одного, тот – другого, другой – третьего, возникает шпионская сеть, в которой каждый провалившийся тянет за собой всю цепочку. И Путин психологически рассматривает свою систему так же. Поэтому ни один чиновник не уволен, никогда. Все, кто пришли, останутся, пока Путин не умрёт, на своих постах, за исключением тех, кто сам выбыл из системы, типа Касьянова.
— Но это вы говорите про изменения «сверху»…
– «Снизу» тоже вряд ли возможны какие-то перемены. В России очень странная ситуация. Россияне очень сильно реагируют на всякого рода несправедливости, поэтому мы видели Болотную площадь – в ответ на украденные выборы, Манежку – в ответ на приговор Навальному, спонтанные демонстрации в Томске – из-за закрытия канала ТВ-2. И так далее. Но при этом россияне очень чётко отделяют политику от экономики. Потому что они понимают, что политика – это следствие дел каких-то людей, на которых можно повлиять, выйдя на улицу. А экономика – это что-то объективное. Оттого что вы выйдете на Ленинский проспект в Москве или на Невский в Петербурге, цены на нефть не вырастут. Поэтому экономические трудности воспринимаются как личные. И люди лучше пойдут на вторую работу, будут экономить, откажутся от покупок, не поедут в отпуск, но они не пойдут на демонстрацию из-за снижения курса рубля. И власть очень хорошо это понимает. Поэтому экономические проблемы скорее сплотят общество, чем вызовут восстание или какие-то серьёзные социальные потрясения.
— В окружении Путина есть человек, который понимает то, о чём вы говорите, и готов как-то это начать менять?
– Я думаю, что возле Путина много разумных людей. Думаю, что это прекрасно понимают и Дворкович, и Кудрин, и наверняка Шувалов. А уж люди во втором эшелоне, где-нибудь на уровне замминистра, точно всё понимают прекрасно. Но у нас же только один человек принимает решения. И вопрос в том, что никто не будет советовать то, чего Путин не хочет слышать. Потому что просто боятся за свою карьеру.
— Мы с вами говорили о резервных фондах, в которые с 2009 года не поступают нефтегазовые доходы. И всё-таки до второй половины 2012 года они как-то пополнялись за счёт разных вложений. А потом перестали пополняться вообще, с тех пор только расходуются. Означает ли это, что вторая половина 2012 года – это и есть начало негативных изменений в экономике?
– Начало негативных изменений в экономике – это весь 2012 год. Если мы посмотрим на рост ВВП, то в I квартале 2012 года (последний квартал Медведева) он был 4,9 процента. Каждый следующий квартал он снижался. И, собственно говоря, все 2012 и 2013 годы шло постоянное замедление. Можно было уже давно видеть, что проблемы нарастают.
— Почему это началось именно в 2012 году?
– После кризиса всегда бывает такой восстановительный, как говорят экономисты, рост. То есть вы проваливаетесь в кризис, а потом экономика начинает оттуда выбираться. По сути дела, ситуация 2010 – 2011 годов – это была ситуация одновременных восстановления после кризиса и роста цен на нефть. Поэтому то, что в 2011 году мы росли довольно быстро, было вполне естественно. Если бы мы хотели и дальше расти, то нужно было не повышать налоги, создавать лучший инвестиционный климат. Но возвращение Путина дало бизнесу сигнал: послаблений не ждите, все медведевские разговоры про свободу-несвободу, все его идеи об ограничении проверок бизнеса, об уменьшении давления со стороны силовиков – они забыты. Поэтому, естественно, народ начал побаиваться, перестал вкладывать дополнительные деньги в производство, решил, что лучше частично направить их за рубеж, перестраховаться – и так далее. То есть, в принципе, возвращение Путина было очень плохим сигналом для экономики. И всё, что мы видим потом, было так же.
— Как вы считаете, что увидят люди, когда вернутся с новогодних праздников?
– Они увидят сильно уменьшившееся количество денег в кошельке – просто потому, что они попраздновали хорошо. Они увидят очень большую неопределённость с точки зрения перспектив работы. Сейчас все будут пересматривать свои бюджеты на будущий год. Думаю, что где-то к февралю эти пересмотренные бюджеты начнут воплощаться в жизнь, и в них будут, безусловно, заложены уменьшившиеся затраты. Не думаю, что будут массовые увольнения. Но повышение зарплаты, если его кто-то ожидал, точно не случится. Думаю, что людям нужно приготовиться к тому, что как минимум полгода цены будут расти, зарплаты – стоять, а предложения новой работы будут крайне ограничены. Это будет период довольно жёсткий. После этого, я думаю, ситуация несколько улучшится. Рынок начнёт привыкать к новым ценам, компании также привыкнут к новому уровню издержек, и начиная с лета мы можем увидеть определённое улучшение ситуации. Но первые полгода будут очень тяжёлыми именно с точки зрения того, что будет ощущение безнадёжности. Многие вообще говорят, что нас ждёт какой-то дикий ужас. Нет, дикого ужаса не будет. Это будет 2009 год, просто дольше. Тогда мы прожили в таком состоянии где-то полгода и очень быстро выскочили наверх, сейчас, я думаю, это будет, как сказал Путин – и в данном случае он прав, года на два. Правда, он не сказал, что будет дальше. И я тоже не знаю.
Советы Владислава Иноземцева о том, что делать со своими сбережениями, и прогноз на краткосрочную перспективу, читайте здесь.
Беседовала Ирина Тумакова,
«Фонтанка.ру»
Что будет дальше с нефтью, с рублём и с получателями рублёвых зарплат? Почему в самые «жирные» годы перемены в российской экономике были, как выяснилось, только к худшему? Как распорядиться деньгами в наших резервных фондах? Если там, конечно, ещё осталось чем распоряжаться. Чем президент-военный отличается от президента-разведчика? На вопросы о наших деньгах «Фонтанке» ответил Владислав Иноземцев – директор Центра исследований постиндустриального общества, доктор экономических наук.
— В России пресса обвиняет Штаты чуть ли не в «крестовом походе» против России. Недавно появилась новость, что Обама празднует возобновление лидерства США в мире. Это он что, празднует победу над нами?
– Честно говоря, мне сложно это комментировать. В США о России вообще никто не говорит. То есть то, что происходит в России, здесь не интересует ровным счётом никого. Когда Обама давал свою итоговую пресс-конференцию, он 95 процентов времени посвятил экономике – тем достижениям, которые были сделаны за год. В Америке в этом году было создано рекордное за последние 15 лет количество рабочих мест. Все фондовые индексы – на исторических максимумах. Деловая активность достаточно существенно поднимается. Поэтому могу ещё раз расстроить наших коллег: здесь о России вообще не говорят. Тема России, после всплеска летом – из-за Крыма, снова уходит в маргинальность. То есть в данном случае люди понимают, что Россия – страна, которая не играет по правилам, поэтому её нужно опасаться. Но какие «крестовые походы»? Что, на нас напали? К «нашим» украинцам послали самолёты? Усилили военные ресурсы?..
— Ну да! Они же хотели разместить военные базы в Крыму, они хотели…
– Нет, что «они хотели» – этого никто не знает. А разместили там базы в итоге мы. И не их самолёты летают над Петербургом, почти сталкиваясь с пассажирскими, а наши летают над Данией. О чём тут можно говорить? Мало ли кто что несёт?
— Вы предсказываете в России «кризис, равного которому не было с начала 90-х годов». Но мы вот не чувствуем такого уж масштаба катастрофы. Президент нам объяснил: доход от нефти есть, в рублях он теперь даже больше стал, бюджет сойдётся, даже с профицитом. Вот в 2009 году нам тоже говорили – кризис…
– В 2009 году правительству удалось совместить два очень важных момента. Во-первых, Россия была единственной страной в мире, где был мощный экономических спад – и где при этом росли доходы населения. Ни в одной стране, где был экономический спад, в том числе в Западной Европе, доходы населения не росли. В России в 2009 году экономика упала почти на 8 процентов, а реальные доходы выросли на 2,9 процента. Это было сделано за счёт того, что правительству удалось, распечатав резервные фонды, повысить зарплаты, пенсии, довольствие военнослужащим и так далее. Сейчас уже видно, что и падение цен на нефть, и девальвация, и многие другие факторы приведут к тому, что даже в этом году реальные доходы населения уже упадут. В следующем году они упадут ещё сильнее. Именно поэтому я и хочу сказать, что у нас не было такого кризиса все 2000-е годы. Это кризис совершенно особого плана: он будет связан с реальным снижением покупательной способности, реальным снижением доходов. При этом мы, безусловно, будем иметь в следующем году экономический спад.
— И цены на нефть продолжат снижаться?
– Цены на нефть выровняются. Я считаю, что сегодня нет фундаментальных предпосылок к тому, чтобы они были такими низкими, как сейчас. Поэтому я вполне допускаю, что где-нибудь в конце 2015 года цены вернутся на уровень 90 долларов и, может быть, даже выше. Но в любом случае этот год будет для российской экономики очень тяжёлым. Потому что сейчас очень нестабильна финансовая система, сейчас очень высоки процентные ставки. Естественно, и в этом году, и в следующем будут падать инвестиции. По сути дела, речь идёт о том, что и 2015 год, и 2016-й будут периодами экономического спада. Я думаю, что в следующем году мы будем иметь где-то минус 7 процентов ВВП, в 2016-м – минус 3 – 4 процента. Что будет дальше – сейчас очень сложно сказать, слишком много факторов неизвестны.
— Если цены на нефть вернутся на уровень 90 долларов за баррель, то и рубль поднимется?
– Это сложный вопрос. Вот смотрите, сейчас все говорят: «упала нефть – и упал рубль». Это не совсем правда. Что такое «упала нефть»? «Упали» так называемые фьючерсы на нефть – контракты с исполнением примерно через полгода после сегодняшних торгов. То есть, когда мы видим, что в ноябре цена на нефть достигла, допустим, 70 долларов, это значит, что нефтяной контракт с исполнением в марте следующего года стоит 70 долларов.
— То есть сейчас мы получаем за нефть по 100 с чем-то?
– Может, поменьше, но в любом случае контракты долгосрочные и цена снижается медленно. Поэтому реальный эффект от снижения цен мы получим в феврале-марте.
— Тогда почему рубль уже сейчас так упал?
– В последние месяцы он падал не потому, что цена на нефть снижалась. А потому что существуют западные санкции, которые не дают крупным российским компаниям кредитоваться на Западе. Наша экономика, при всей её самостоятельности и «вставании с колен», такова, что до начала всех этих проблем с долларом, где-то летом этого года, у нас российские компании имели больше кредитных обязательств перед западными банками, чем перед российскими. И как только крупные компании стали готовиться к выплатам по западным кредитам – они стали покупать доллары. И доллар пошёл вверх. Если мы вспомним ситуацию марта, когда был присоединён Крым, тогда население бросилось в обменники и стало скупать доллары, боясь девальвации. Доллар тогда немного поднялся – и очень быстро вернулся обратно. Потому что у населения не было такой покупательной силы, которая есть у крупных корпораций. А когда закупаться долларами пошли «Газпром», «Роснефть» и прочие корпорации, то рубль рухнул. Следовательно, всё, что мы видели в последние полтора месяца, это на 80 процентов – эффект от финансовых санкций Запада, а на 20 процентов – от нефти.
— Можно ли, в принципе, уйти от этих займов на Западе? Наши процентные ставки, из-за которых банки кредитуются там, кем-то ведь установлены, так нельзя ли смоделировать экономику так, чтобы кредитование-перекредитование происходило внутри страны?
– Похоже, что нет. Что нужно для того, чтобы кредитование спокойно происходило внутри страны? Допустим, в Японии государственный долг составляет 200 с лишним процентов ВВП. И в стране нет при этом особых проблем. У нас госдолг составляет меньше 8 процентов ВВП. Японцы продают свои товары за йену, берут долги в своей валюте – и так далее. Мы ни разу, никогда за всё время путинского правления, не пытались разместить за границей обязательства в рублях.
— Почему?
– Это вопрос к Владимиру Владимировичу. Он в 2003 году в президентском послании к Федеральному собранию заявил, что наша цель – конвертируемый рубль. Прошло 11 лет – никто пальцем не шевельнул для достижения этой цели. Чехия – небольшая страна, не входящая в зону евро, – разместила за эти годы на 16 миллиардов евро бондов в чешской кроне. А большая Россия в рублях не разместила ни копейки. Вот вы, наверное, слышали в течение многих лет, что мы хотим продавать нефть за рубли. Мы её продаём за рубли?
— Наверное, никто не хочет конвертировать свои деньги в рубли, чтобы нам платить?
– Кто вам это сказал? Мы ни разу не выставляли ценники на нефть в рублях. Мы только треплемся на самом высоком уровне каждый год. И никогда не делаем.
— У нас 15 лет цены на нефть росли – и достигли больших высот. Казалось бы, за это время мы должны по уровню жизни стать, как минимум, тремя Норвегиями. Почему этого не случилось? Были какие-то объективные причины?
– Было много причин, объективных и субъективных. Норвегия экспортирует, допустим, столько же газа, сколько Россия. Но население там – меньше 5 миллионов человек. Россия всё-таки – 140 миллионов. Мы экспортируем нефти много, это так. Но при этом масштабы расходов нашей экономики намного больше, чем, допустим, в Саудовской Аравии, которая экспортирует даже чуть больше нефти, чем мы. То есть изначально не нужно было рассчитывать, что нефть и газ дадут нам «пять Норвегий». Это во-первых…
— Да, но у нас ведь не только нефть, у нас вообще богатая страна, и потом больше народу – больше производственных сил…
– А во-вторых – есть проблемы с расходованием полученных средств. Те же норвежцы создали ещё в 1980-е годы Фонд будущих поколений, куда направляются доходы от нефти. Этот фонд существует на коммерческой основе, им управляют крупнейшие инвестиционные банкиры, собранные из разных стран. И этот фонд вкладывается в различные ценные бумаги разных государств на мировом рынке и приносит приблизительно 7 – 8 процентов дохода в валюте в год. Страна богатеет и создаёт себе подушку на следующие годы. Мы, по сути дела, ничего этого не создали. Мы все эти годы свои доходы активно проедали, использовали их, на мой взгляд, крайне неэффективно.
— Как же – не создали? У нас тоже есть фонды – Резервный и Национального достояния…
– Да, резерв есть, но он небольшой. За будущий год Фонд национального благосостояния будет разобран крупными госкомпаниями и «закопан» где-нибудь в новый БАМ, космодром «Восточный» – куда-нибудь в подобного рода проекты.
— Есть страны, которые на нефти растут, а есть – как Венесуэла, например. Это от чего зависит?
– Растут те страны, которые дают возможность бизнесу развиваться, а государственные расходы закрывают нефтью. У нас, например, налоговая нагрузка на компании – приблизительно 36 процентов ВВП. В Саудовской Аравии – 4 процента. То есть саудовцы, Объединённые Арабские Эмираты, другие арабские страны тратят доходы от нефти на социальные пособия, на государственные проекты и так далее, а бизнесу дают возможность развиваться практически без налогов. Посмотрите на ОАЭ: это сегодня крупнейший центр авиаперевозок. Крупнейший аэропорт в мире. Самый быстрорастущий рынок недвижимости. За счёт нефти существуют государство и граждане, а бизнес фактически развивается, не тратя налогов, но привлекая огромные инвестиции.
— А мы так не можем?
– Мы не смогли этого сделать. Мы и бизнес реально задавили – за счёт нашей силовой системы, и нефтяным доходам фактически не дали войти в экономику и её поднять.
— Куда они пошли, если не в экономику?
– Мы забрали их для государства, а отдали неизвестно куда.
— Если проследить по сайту Минфина, то оба наших фонда пополнялись доходами от нефти только один год – в 2008-м. В 2009-м туда просто ничего не пришло от нефти и газа, а в 2010-м была принята поправка о том, что до 2015 года нефтегазовые доходы в резерв не идут. Куда они тогда шли все «тучные» годы?
– Посмотрим элементарно на бюджет. Вот бюджет на этот год по расходам составляет порядка 15 триллионов рублей. Это где-то 400 миллиардов долларов – если, допустим, мы возьмём курс начала 2014 года, 35 рублей за доллар. Весь объём экспорта нефти за 2014 год у нас – приблизительно 310 миллиардов долларов. 2013-й и 2012-й тоже были годами очень высоких цен на нефть. В эти самые удобные для нас годы мы экспортировали нефти приблизительно на 300 миллиардов долларов. Конечно, есть затраты, себестоимость, нужно платить за транспортировку – понятно. Ну, допустим, прибыль была 200 миллиардов.
— Половина бюджета.
– Половина бюджета. Но в этом бюджете, в 15 триллионах, сидит приблизительно 2,2 триллиона на МВД и больше 3 триллионов – на вооружённые силы. Итого у нас 5,5 триллиона ежегодно уходят на ментов и военных. Это больше половины нефтяного экспорта. Плюс к этому 50 миллиардов за 2 года пошло на Олимпиаду. Пойдёт ещё миллиардов шестьдесят на чемпионат мира 2018 года. Плюс на товарища Якунина с его безумным проектом закопать триллион рублей на БАМе. Плюс космодром «Восточный», 12 миллиардов долларов, вместо того чтобы возродить «Байконур». И так далее.
— Как, по-вашему, надо было распорядиться «золотым дождём» от нефти?
– Когда у вас много денег от нефти, у вас есть два варианта развития. Первый заключается в том, что вы находите реальные точки роста производства и вместе с бизнесом вкладываете средства в эти развивающиеся отрасли, которые вас потом вытянут. Что сделали в Объединённых Арабских Эмиратах? Они вложили деньги в аэропорт, в авиакомпании, они построили инфраструктуру для туризма и так далее – и бизнес пришёл уже в эти отрасли и начал дальше их развивать. Это первый вариант.
— Его мы уже, судя по всему, не выбрали.
– Если вы этого не можете, если вы воруете всюду и даже это не способны сделать, тогда вы должны просто реально отправлять эти деньги на зарплаты, пенсии, пособия, просто платить людям и обеспечивать текущие госрасходы. Без всяких инвестиций.
— Но как раз это у нас и делали, разве нет?
– Но при этом надо снижать налоги для бизнеса – близко к нулю. То есть сделать Россию огромным оффшором. Нужно сказать бизнесу: друзья, мы не берём с вас налогов 15 лет, делайте, что хотите, обогащайтесь. А через 15 лет, когда нефть заканчивается или цены на неё падают, вы переносите налоговую нагрузку на уже развитый бизнес. Сейчас у нас бизнес бежит, у нас каждый год из страны выводится по 150 миллиардов долларов капитала. Потому что люди продают свои предприятия, закрывают бизнес и просто бегут.
— Эту схему можно применить в любой момент? Можно, например, сейчас взять и сказать: мы будем действовать так-то? Или поезд уже ушёл?
– Нет, мне кажется, что поезд никуда не ушёл. С любой позиции всегда можно начать. Более того, чем хуже позиция – тем легче начинать. Потому что тем меньше сомнений в том, что что-то надо делать. Потому что если всё хорошо, реформы не делаются.
— А сейчас, в нынешней позиции, у вас есть ощущение, что власть понимает, что надо что-то делать?
– Нет, судя по последней пресс-конференции Путина. Он сказал почти дословно, что надо потерпеть 2 года, а потом всё будет хорошо.
— Само устроится.
– Да, рассосётся: как бы цены на нефть поднимутся – и всё само собой придёт в норму. Это их позиция сейчас. Но как они могут что-то поменять? Построена очень чёткая система, которая реально основана на получении доходов от сырья и поддержании системы такого… бизнеса близких друзей. Путин создал политическую и экономическую систему, в которой практически невозможны перемены.
— Не понимаю, почему эту систему нельзя поменять так, как вы предлагаете?
— Американский исследователь Клиффорд Гэдди написал замечательную книгу «Путин: оперативник в Кремле». В ней пять или шесть позиций объясняют, почему Россия развивается так, как она развивается сейчас. И одна из этих позиций очень, на мой взгляд, правильная. Гэдди говорит о том, что в мире существовало много примеров военных диктаторов, которые очень успешно развивали экономику. Это и Чон Ду Хван в Южной Корее, и Пиночет, и Чан Кайши на Тайване, и так далее. Почему в России не получается – он объясняет очень просто: те люди были военные, а Путин – разведчик.
— А есть разница в этом случае между военным и разведчиком?
– У военного человека очень простой подход: есть устав, кто его нарушает – встаёт к стенке, его расстреливают. Если наступление – идёт шеренга в бой, если выкашивает половину – ничего страшного, главное – взять высоту. Если убивают полковника – знамя дают подполковнику. Потому что незаменимых нет. Это принцип военной дисциплины. И военные хорошо управляют государством, потому что понимают: есть задача, есть принцип, есть средства достижения. Разведчик действует иначе: у него нет заменимых, у него каждый – незаменим. Потому что он вербует одного, тот – другого, другой – третьего, возникает шпионская сеть, в которой каждый провалившийся тянет за собой всю цепочку. И Путин психологически рассматривает свою систему так же. Поэтому ни один чиновник не уволен, никогда. Все, кто пришли, останутся, пока Путин не умрёт, на своих постах, за исключением тех, кто сам выбыл из системы, типа Касьянова.
— Но это вы говорите про изменения «сверху»…
– «Снизу» тоже вряд ли возможны какие-то перемены. В России очень странная ситуация. Россияне очень сильно реагируют на всякого рода несправедливости, поэтому мы видели Болотную площадь – в ответ на украденные выборы, Манежку – в ответ на приговор Навальному, спонтанные демонстрации в Томске – из-за закрытия канала ТВ-2. И так далее. Но при этом россияне очень чётко отделяют политику от экономики. Потому что они понимают, что политика – это следствие дел каких-то людей, на которых можно повлиять, выйдя на улицу. А экономика – это что-то объективное. Оттого что вы выйдете на Ленинский проспект в Москве или на Невский в Петербурге, цены на нефть не вырастут. Поэтому экономические трудности воспринимаются как личные. И люди лучше пойдут на вторую работу, будут экономить, откажутся от покупок, не поедут в отпуск, но они не пойдут на демонстрацию из-за снижения курса рубля. И власть очень хорошо это понимает. Поэтому экономические проблемы скорее сплотят общество, чем вызовут восстание или какие-то серьёзные социальные потрясения.
— В окружении Путина есть человек, который понимает то, о чём вы говорите, и готов как-то это начать менять?
– Я думаю, что возле Путина много разумных людей. Думаю, что это прекрасно понимают и Дворкович, и Кудрин, и наверняка Шувалов. А уж люди во втором эшелоне, где-нибудь на уровне замминистра, точно всё понимают прекрасно. Но у нас же только один человек принимает решения. И вопрос в том, что никто не будет советовать то, чего Путин не хочет слышать. Потому что просто боятся за свою карьеру.
— Мы с вами говорили о резервных фондах, в которые с 2009 года не поступают нефтегазовые доходы. И всё-таки до второй половины 2012 года они как-то пополнялись за счёт разных вложений. А потом перестали пополняться вообще, с тех пор только расходуются. Означает ли это, что вторая половина 2012 года – это и есть начало негативных изменений в экономике?
– Начало негативных изменений в экономике – это весь 2012 год. Если мы посмотрим на рост ВВП, то в I квартале 2012 года (последний квартал Медведева) он был 4,9 процента. Каждый следующий квартал он снижался. И, собственно говоря, все 2012 и 2013 годы шло постоянное замедление. Можно было уже давно видеть, что проблемы нарастают.
— Почему это началось именно в 2012 году?
– После кризиса всегда бывает такой восстановительный, как говорят экономисты, рост. То есть вы проваливаетесь в кризис, а потом экономика начинает оттуда выбираться. По сути дела, ситуация 2010 – 2011 годов – это была ситуация одновременных восстановления после кризиса и роста цен на нефть. Поэтому то, что в 2011 году мы росли довольно быстро, было вполне естественно. Если бы мы хотели и дальше расти, то нужно было не повышать налоги, создавать лучший инвестиционный климат. Но возвращение Путина дало бизнесу сигнал: послаблений не ждите, все медведевские разговоры про свободу-несвободу, все его идеи об ограничении проверок бизнеса, об уменьшении давления со стороны силовиков – они забыты. Поэтому, естественно, народ начал побаиваться, перестал вкладывать дополнительные деньги в производство, решил, что лучше частично направить их за рубеж, перестраховаться – и так далее. То есть, в принципе, возвращение Путина было очень плохим сигналом для экономики. И всё, что мы видим потом, было так же.
— Как вы считаете, что увидят люди, когда вернутся с новогодних праздников?
– Они увидят сильно уменьшившееся количество денег в кошельке – просто потому, что они попраздновали хорошо. Они увидят очень большую неопределённость с точки зрения перспектив работы. Сейчас все будут пересматривать свои бюджеты на будущий год. Думаю, что где-то к февралю эти пересмотренные бюджеты начнут воплощаться в жизнь, и в них будут, безусловно, заложены уменьшившиеся затраты. Не думаю, что будут массовые увольнения. Но повышение зарплаты, если его кто-то ожидал, точно не случится. Думаю, что людям нужно приготовиться к тому, что как минимум полгода цены будут расти, зарплаты – стоять, а предложения новой работы будут крайне ограничены. Это будет период довольно жёсткий. После этого, я думаю, ситуация несколько улучшится. Рынок начнёт привыкать к новым ценам, компании также привыкнут к новому уровню издержек, и начиная с лета мы можем увидеть определённое улучшение ситуации. Но первые полгода будут очень тяжёлыми именно с точки зрения того, что будет ощущение безнадёжности. Многие вообще говорят, что нас ждёт какой-то дикий ужас. Нет, дикого ужаса не будет. Это будет 2009 год, просто дольше. Тогда мы прожили в таком состоянии где-то полгода и очень быстро выскочили наверх, сейчас, я думаю, это будет, как сказал Путин – и в данном случае он прав, года на два. Правда, он не сказал, что будет дальше. И я тоже не знаю.
Советы Владислава Иноземцева о том, что делать со своими сбережениями, и прогноз на краткосрочную перспективу, читайте здесь.
Беседовала Ирина Тумакова,
«Фонтанка.ру»