ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ АРКАДИЙ БАБЧЕНКОВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ АРКАДИЙ БАБЧЕНКО

Евгений Кузьменко.

ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ АРКАДИЙ БАБЧЕНКО: «ВЫСТРЕЛИЛИ У МЕНЯ НАД ГОЛОВОЙ. ПОТОМ СТОИМ, РАЗГОВАРИВАЕМ: — «НУ ЧЁ, ОБОСРАЛСЯ?» — «ДА НЕТ» . – «А ЧЁ ТАК ДЫШИШЬ?» — «А ТЕБЯ, БЛ#ДЬ, КОГДА-НИБУДЬ РАССТРЕЛИВАЛИ?»

О будущем «донбасском синдроме» наших фронтовиков, ледяном страхе при минометном обстреле, 15 годах зомбирования населения России, имперских замашках Ходорковского и Навального, а также о том, почему люди, возвращаясь с фронта, не понимают тыловой мир, — в же Источник: http://censor.net.ua/r317444стком и одновременно человечном интервью для «Цензор.НЕТ».

Журналист Аркадий Бабченко не любит, когда его перехваливают. «Очень негативно отношусь к комплиментам, лести», — говорит он, и россиянину тут же хочется посочувствовать, потому что в Украине к нему относятся с большой теплотой, и без комплиментов никак не обойтись. А тут еще довелось поехать в Киев да во Львов, где москаля с украинской фамилией просто замучили своим интересом местные СМИ…
Слушая его, понимаешь, что помимо очевидного таланта и притягательных человеческих качеств в Бабченко подкупает то, что он не колеблется критиковать тех, к кому относится с искренней симпатией. Вот и в этом интервью он говорит об Украине вещи, которые смутят наших записных ура-патриотов (а некоторых — и вовсе приведут в бешенство). Но, во-первых, Аркадий говорит ровно то, что ему точно известно; а во-вторых, друзей-правдорубов всегда следует слушать с удвоенным вниманием.
С «Цензор.НЕТ» Аркадий беседует сразу по возвращении с Галичины, и первый вопрос напрашивается сам собой:
— Приезжая во Львов, всякий раз поражался тому, как из вокзальных киосков хрипит русский шансон. С тех пор в бандеровской столице ничего не изменилось?
— С вокзала нас вез мужик с таким деревенским, абсолютно рубленым, лицом. По нему было видно, что вряд ли он бывал где-то кроме Западенщины. И вот у него там «Радио Шансон» работало вовсю. Ну, от этого никуда не деться; видимо, таксисты всего мира слушают «Шансон». Хотя для меня это все-таки было удивительно. Я, конечно, ожидал услышать что-то вроде «Розпрягайте, хлопці, коней » (улыбается. — Е.К.), а не «Радио Шансон».
— Ты говоришь на русском. Какие-нибудь проблемы при общении во Львове возникали?
— Никаких проблем не было. Вообще, я думал, Львов в большей мере украиноязычный — но, как выяснилось, русского языка на улицах там полно. Та же самая ситуация, что и с Киевом: двуязычный город.
Причем у меня по акценту-то понятно, что я — россиянин, да и расплачивался я везде карточкой «Сбербанка». И совершенно никаких проблем не возникало.

«Россию ожидают большие перемены. Надеюсь, что все обойдется хотя бы без большой крови»
— Я почему спрашиваю: не секрет, что в Украине тебя принимают с большой симпатией. А на родине — делают одним из героев фильма про «друзей хунты». Можно, конечно, вспомнить библейское «Нет пророка в своем Отечестве», но…не вызывает ли это чувства горечи? Как работается в такой обстановке?
— Чувства горечи? Конечно, вызывает. Горечи за то, во что превращается страна и куда она катится. Конечно, мне хотелось бы говорить «Слава России!» и гордиться своей страной, ее достижениями — но во что все это превратили? В России ведь даже патриотизм превратили в какое-то мракобесие! Еще и хотят, чтобы все этому соответствовали!
Тут еще дело вот в чем. На самом деле сумасшествие в России сейчас действительно огромное, бОльшая часть общества, безусловно, поехала головой. Потому что 15 лет этого зомбирования — здесь ведь роль сыграла не столько киселевщина. Откровенная киселевщина появилась не так уж давно, 2-3 года назад. А здесь роль сыграла дебилизация населения, которая до этого продолжалась 10 лет…
— Ну, да, все эти бесконечные сериалы про ментов и спецназ…
— Вот эти сериалы безумные, юмористические шоу — тренд на дебилизацию общества, а не его образование. И в этом смысле вся эта киселевщина легла на подготовленную почву.
Но при всем при этом надо понимать, что все-таки не все общество башкой поехало. Не все. Все-таки адекватных людей не так уж мало — во всяком случае, в Москве. И мне это дает надежду на то, что, может быть, все обойдется. А то, что Россию в ближайшие годы ожидают перемены, — это однозначно. Но я надеюсь, что все эти перемены обойдутся хотя бы без большой крови. И, может быть, Россия еще развернется в сторону закона, правопорядка, демократических свобод и уважения к гражданину.
— Объясни, отчего, по-твоему, такое возможно. Даже с учетом нынешнего мрачного фона.
— Потому что, как ни крути, но при свободных выборах в Москве Навальный если бы и не победил, то, по крайней мере, получил бы чуть ли не половину голосов. И вот это дает надежду. Потому что перемены все-таки происходят в столицах.
Поэтому происходящее со страной — это, конечно, беда, но я все же стараюсь оставаться оптимистом.
— У нас в Украине многие относятся с недоверием даже к адекватно мыслящим российским политикам. Широко цитируется фраза о том, что всякий российский либерал заканчивается там, где начинается «украинский вопрос». Скажи, эти подозрения обоснованы? Действительно ли этот имперский «бугорок» есть во всех, включая Навального и Ходорковского?
— Нет, ну Ходорковский — это же не икона либеральной мысли в России. Это человек с достаточно сильными имперскими замашками. А про Навального давайте не будем забывать, что он в прошлом — националист, и у него тоже были неслабые имперские замашки.

Либеральной иконой была Новодворская. И таких людей — тоже немало.
— Ну, Новодворская — это было нечто особенное, больший друг Украины, чем многие украинцы. Мы о ней искренне скорбим. Но представить себе Новодворскую во главе России и при жизни ее было невозможно. А Ходорковский с Навальным, стало быть, — скрытые имперцы. Так что, нам с нашей украинской колокольни рассчитывать на то, что к власти в России придет человек хотя бы калибра раннего Ельцина (пускай с барскими замашками, но без всего этого мракобесия) — не приходится?
— Да нет, такое возможно. Я же говорю, куда кривая выведет, — сейчас непонятно. Мне, конечно, кажется, что больше шансов на то, что Россия развернется если не в сторону полной задницы, то и не в сторону каких-то либеральных реформ. Тем не менее, шанс остается. Да, когда народ попрет на улицу, понятно, что на сцену полезут всякие кургиняны. Но ведь они тоже маргинализировались, их тоже перестают слушать, этот визг с истерикой народу надоел. Поэтому есть шанс, что придут относительно разумные люди. Я все-таки стараюсь на это надеяться.

«Я в Донецк все-таки поехал, но меня в аэропорту СБУ завернула»
— В апреле этого года я делал репортаж из-под занятого сепаратистами здания Донецкой облгосадминистрации. И видел там висевшие ориентировки на Аркадия Бабченко, «ультралиберального ублюдка, западника, русофоба, бандеровца». Одну такую листовку сунули мне в руки, до сих пор лежит где-то дома.
Скажи, как все это воспринимает семья?
— Нерадостно, конечно. Ребенку-то мы ничего не говорим, а жена…Все понимает; ну, судьба такая, знала, за кого выходила, что тут поделаешь (грустно улыбается. — Е.К.)?
Я, кстати, все-таки поехал в Донецк, когда все эти листовочки там уже висели: работать-то надо. Но меня в аэропорту СБУ завернула. Я не особо и настаивал: нет так нет. И уехал. После этого я на ту сторону не езжу. Потому что всерьез ли эти люди говорят то, что говорят, или нет — я на себе проверять не собираюсь. С этого момента меня перестало интересовать, что это за люди и чего они хотят.
-Ты для самого себя объяснил, почему стал военным журналистом? И тяжело, и опасно…
— Так это, собственно, и не был мой выбор. Не я стал военным журналистом, жизнь меня им сделала. Не я такой, жизнь такая. Когда я вернулся из армии и посмотрел телевизор, то понял, что тамошняя картина не соответствовала тому, что было.
— Ну, телевизионной картинке мира не соответствует очень многое и на разных жизненных направлениях…
— Нет, но я-то вернулся из армии — и то была моя история. Моя тема. И я написал статью о том, что видел сам, отнес ее в «Московский комсомолец». И Юля Калинина, военный журналист, много тогда ездившая и занимавшаяся Чечней, привела меня в журналистику, взяла к себе в отдел — и вот с тех пор 15 лет я всей этой фигней и занимаюсь (улыбается. — Е.К.). А на самом деле я бы, конечно, хотел писать сценарии для Фили со Степашкой и «Спокойной ночи, малыши!» — это вообще моя мечта!
— Ну, Филя со Степашкой сейчас тоже милитаризировались, так что все у тебя еще впереди!
— Да, военная журналистика уже и там. Но я надеюсь, что разум все-таки вернется в эту страну. Понимаешь, ведь все, что мы видим по телевизору — на самом деле это же не Россия. Вот, они подняли со дна всю маргинальную мразь, всучили ей флаг в руки — и везде ее раскручивают, пиарят и заставляют саму Россию верить в то, что она — вот такая. А Россия на самом деле — не такая. Путина поддерживает большинство, да, никто с этим не спорит. «Крымнаш» поддерживало подавляющее большинство, с этим тоже никто не спорит. Но при всем при этом последние опросы говорят о том, что идею о вводе российских войск в Украину поддерживает 28% населения.
Вот эти 30%, наверное, и есть реальный показатель этого сошедшего с ума общества. И это много.
— Тем более активных сторонников войны…
— Нет, активных — совсем мало. Смотри, когда на митинги выделяют деньги, то на Поклонную гору свозят по 100 тысяч этих несчастных гастарбайтеров, дворников. И там 100 тысяч дворников стоят и машут флагами «Единой России».
А там, где этого нет, митинги собирают по 500 человек. Митинги за Новороссию собирали по 500, по 2 тысячи человек — тех самых «активных», которые есть.
Но сейчас и это уже начинает спадать.
— Знаешь, нам из Украины этот спад как-то не очень-то заметен. Нам кажется, что большинство россиян активно настроено против нас. Как ты, кстати, относишься к этой волне украинского злорадства (будем называть вещи своими именами) в отношении российских катаклизмов: «Получили падение рубля? Так вам и надо! Скоро еще хуже будет!».
— Ну, вполне нормальное человеческое чувство. А что Россию любить, что ли, теперь Украине? Ладно хоть злорадство, а не ненависть. Хотя и ненависть, конечно, тоже пошла. Но это вина России: что хотели, то и получили. Что, ребят, вы думали, вас любить будут? Нет, не будут. Вы орали, что вас ненавидят? Вот теперь вас начали ненавидеть действительно по-настоящему.

«Точно знаю, что в 2012 году мой телефон стоял на прослушке»
— Что кладет в рюкзак, отправляясь в зону АТО, военный журналист Аркадий Бабченко?
— Бронежилет, каску, несколько разных фотоаппаратов, технику, обязательно теплые вещи. Несколько штук носков и трусов — потому что никогда не знаешь, будет ли там возможность все постирать. Если что — сразу снял, выкинул. Сигарет побольше, спичек. Ну, и все, пожалуй. Потому что большое количество вещей только мешает. Надо быть мобильным — чтобы в один рюкзак все влезло. Но при этом понимать, на сколько времени ты застрянешь, — чтобы хотя бы ночами не замерзать.
— А вопрос связи? Я понимаю, что ты — кошка, которая гуляет сама по себе…
— Да, мне не с кем связываться.
— Но какие-то редакции тебе дают задания?
— Да, бывает. А что касается связи, то да, ее периодически нет. С нею там действительно проблемы, и если уезжаешь на 2 дня, можно выпасть из поля досягаемости. А что сделаешь? Это один из аспектов работы.
— Опытные ветераны этой войны рассказывают, что мобильником лучше часто и подолгу не пользоваться. В особенности, если ты задействован в оперативной деятельности. Потому что та сторона активно слушает разговоры.
— Есть такое. Ходят разговоры, что можно слушать даже выключенный телефон. Понятное дело, я в этом не спец, но в России эта тема присутствует, и было несколько исследований по этому поводу. И специалисты говорят, что слушать его можно.
Поэтому в России вообще пошла такая практика: если люди садятся о чем-то разговаривать, то не то что выключают телефоны, а и вынимают из него аккумулятор.
— Ну, или идут в ванную, включают воду.
— Да, или в ванную…А что до моего телефона, то, не знаю, как сейчас, а то, что в 2012 году он стоял на прослушке, я знаю совершенно точно.
— А откуда ты об этом знаешь?
— А в уголовном деле (по Болотному делу.- Е.К.) были упоминания о каких-то вещах, о которых говорили только по телефону. Ну, вот, например, ты собираешься встретиться с 5 людьми. И вы впятером созваниваетесь, договариваетесь о встрече, никому больше об этом не говорите, приходите в назначенное место выпить пива — а туда — бац! — приходят оперативники. Ну, тут все понятно…
На грузинской войне тоже были разговоры о том, что можно запеленговать телефоны и, ориентируясь на телефон, нанести удар. Я так понимаю, это тоже возможно.
— Тем более, если активно работающих телефонов — большое скопление.
— Да, и есть моменты, когда именно по телефонам удары и наносятся. Поэтому есть такая практика: телефон лучше отключать. Я, по крайней мере, всегда так делаю.

«Больше всего боюсь минометного обстрела. От него страх — ледяной. Падаешь и лежишь, как мешок с говном»
— Мне в зоне АТО больше всего запомнилось то дикое чувство, с которым ты под обстрелом «Града» бежишь к укрытию. Все поджилки трясутся, потом в тылу от любого резкого звука голову в плечи вжимаешь. А есть ли у тебя такие воспоминания об этой войне, которые тебя не покидают, возможно, снятся?
— (Долго думает. — Е.К.) Нет, наверное, по этой войне чего-то вот такого конкретного — нет.
— А о других войнах что-то снится?
— А мне кроме войны никогда ничего не снится. Все эти 15 лет мне снится только война. Причем это могут быть какие-то совершенно безумные войны, безумные ситуации, в которых я никогда не был и никогда не участвовал.

Безумная ситуация, в которой участвовал Аркадий Бабченко: 5 минут штурма «Беркутом» Евромайдана в ночь с 18 на 19 февраля
А если говорить о самом большом страхе, то лично для меня это — минометный обстрел. Звук падающей мины — ну, это труба. Он дает секунду-две, ты его успеваешь услышать, а среагировать уже не успеваешь…
Вообще, есть же несколько видов страха. Вот, когда начинается бой, у тебя страх горячечный. Ты наоборот краснеешь, у тебя прилив крови, выплеск адреналина, силы повышаются, и ты реально можешь тысячу чертей порвать. А минометный обстрел погружает тебя в ледяной страх. Кровь отливает, ты весь бледнеешь, ничего не соображаешь, ничего не можешь делать, только падаешь и лежишь, как мешок с говном, молишься, чтобы только в тебя не попало. Вот, минометный обстрел для меня всегда был самым страшным.
— Мне один бывалый офицер говорил: «Ты чего так дергаешься? Ты на меня смотри. Пока я перед тобой спокойно сижу — не боись. А вот когда моя жопа перед глазами мелькнет — вот тут надо поторапливаться!» И еще он сказал, что есть люди, которые обладают такой интуицией, реакцией и музыкальным слухом, что знают, куда прыгать.
— А ты потом сам таким человеком становишься. Через 3 недели ты по звуку сможешь определять примерное место падения. А если не научишься, значит, шансов выжить у тебя меньше. Другое дело, что до этого момента еще нужно дожить. А это достигается только опытом, только на себе. Теоретически — никак.
2-3 недели находишься на войне — и по звуку можешь определить развитие боя, калибр оружия. Звук автомата Калашникова в городе, поле и в лесу — абсолютно разный. Ты научишься его различать; научишься понимать, сколько стволов и в какую сторону работает. Когда автомат стреляет в бок от тебя — звук один. В твоем направлении — звук другой.
Научишься определять примерное место падения мины и снаряда. Хотя мина тебе все равно не даст времени среагировать. А снаряд, когда летит, шелестит. Если ты этот шелест слышишь — значит, он над тобой пролетел.
— То есть известная нам с детства каноническая фраза про то, что «той единственной пули, которая тебя убьет, ты и не услышишь», — это правда?
— Да, а пуля, которую ты слышишь, пролетела мимо. Да, это, безусловно, правда.
Этот навык приходит. У тебя все чувства обостряются. Ты же там не мозгом работаешь. Одним из самых острых чувств становится как раз слух. Это в науку входит. Я, когда под Славянск приехал, тоже дергался. В десяти километрах что-нибудь бухнуло — дергаешься весь. А потом начинаешь понимать расстояния. Ты же там живешь не мозгом, не сознанием, а только подсознанием. Только реакцией, своими инстинктами. Вот у кого эти инстинкты лучше, кто быстрее избавится от этого налета цивилизации и превратится обратно в животное — у того больше шансов выжить.

«И тут я понимаю, что я не какой-то хер в трусах с мешком на голове. Нет, я военнопленный, у меня появился какой-то статус»
— Когда на этой войне ты острее всего почувствовал опасность?
— Когда меня потащили расстреливать за шпионаж. Вот тогда я был на 100% уверен, что все, доездился, в этот раз уже не вылезу.
— Напомни, пожалуйста, что тогда случилось.
— Я не хочу говорить об этом в деталях, потому что еще об этом не писал. Речь о ситуации, когда были нарушены договоренности, и за это вломили звездянок и, в общем-то, потащили расстреливать за российский паспорт и фотографирование на позициях украинской армии.
— Сколько длился этот инцидент?
— Всю ночь.
— Это было похоже на ситуацию с журналистом «Новой газеты» Павлом Каныгиным?
— Нет, Каныгина целенаправленно брали как журналиста за выкуп. Там было другое.
Надо понимать, что это аспект твоей работы. Люди, с которыми ты работаешь, всегда на нервах. Они теряют своих товарищей, выживают только на негативных чувствах. У них только агрессия и ненависть. И тут приходит какой-то хер с фотоаппаратом, чего-то там щелкает, ходит везде…
— …И хочется его вырубить?
— Не вырубить, нет. Первая реакция — неприятие, конечно. Ну, а потом с тобой либо свыкнутся, либо нет. Если свыкнутся, если ты с этими людьми неделю просидишь, то ты вообще будешь лучший друг для них. Они уже все поймут, для чего ты это делаешь. А если допустишь какую-то ошибку (причем ты сам можешь не понять, какую именно), ну, тогда тебе переломают челюсть. И это тоже надо сознавать отчетливо.
— Возвращаясь к ситуации, когда тебя хотели расстрелять, но ты понял, что этого не случится. Какие тогда были ощущения?
— Выстрелили над головой, потом стоим, разговариваем: «Ну чё, обосрался?» — «Да нет». — «А чё так дышишь?» — «Ну, ***дь, а тебя расстреливать не пытались?»
Я им говорю: «Дайте, пацаны, сигарету». А они: «Какие тебе, нафиг, сигареты, ты охерел, что ли? Ты военнопленный!» И тут я понимаю, что я не какой-то хер в трусах с мешком на голове, которого потом собирай по полю под минометным обстрелом. Нет, я военнопленный, у меня появился какой-то статус.
И все, конечно: пошел уже такой расслабон…Стало тепло, появились глупые смешки, подхихикивания…Ты — выжил. Тебя не расстреляли. Приятное ощущение, прямо скажем. Ты понимаешь, что дальше тебя посадят в яму, потом сдадут СБУ-шникам, они тебя куда-нибудь повезут. Дальше — проверка, выяснится, что я белый, хороший, пушистый, и — домой.

«Вы получите то же самое, что у нас после Чечни. Бандитские бригады, состоящие из ветеранов войны»
— Один из военных медиков целый вечер твердил мне насчет ротации. «Надо брать людей, которых ты сейчас видишь, — говорил он — и в санаторий, с семьями. Чтобы они ходили с детьми и женами за ручку и вместе ели мороженое. И гладили друг друга. И говорили, говорили, говорили…».
А теперь я задам вопрос с позиции ничего не понимающего тыловика, лежащего на диване. Ротация действительно так необходима?
— Два месяца — это оптимальный срок ротации. Вот насчет детей этот врач очень правильно сказал…У израильтян отлично выстроена система психологической реабилитации ветеранов. Увезти куда-нибудь в деревню, на море, где людей поменьше. С семьей, с детьми — и чтобы человек там просто ходил, ни о чем не думал. Лучше всего ему еще дать лопату, чтобы он занимался физическим трудом. Вот это самая лучшая система реабилитации.
То, что Украина получит мощнейший донбасский синдром посткомбатантов — это я совершенно точно могу сказать. По аналогии с чеченским, вьетнамским, афганским…
— Офицер-десантник в зоне АТО сказал мне: «Сюда нужно как можно больше психологов. Если сейчас этих ребят не сменить, если не лечить их психические травмы, мы получим банды с пониженным барьером страха, которые будут грабить банки и обменники. Их просто ничто не будет пугать».
— То, что Украина стала независимой, это все замечательно и хорошо. Но надо было изучать то, что происходит в России. Вы получите ровно то же самое, что было в России после Чечни. Вот я вам зуб даю: вы получите бандитские бригады, состоящие из ветеранов войны. Совершенно точно. Эти банды будут грабить банки, крышевать, потом начнут взрывать друг друга за рынок «Афганец», как у нас взрывали на Котляковском кладбище Лиходея . Вы получите алкоголизм, местные разборки этих людей. Мощнейший синдром посткомбатанта.
Я твержу 125-й раз: этими людьми должно заниматься го-су-дар-ство. А государство Украина на данный момент для этого ничего не делает! Волонтеры этим могут заниматься, но волонтеры всего не осилят. Это должна быть государственная система. И этим надо было озаботиться еще в апреле. Но до сих пор ничего не сделано. Большая проблема.
Людей надо лечить: синдром посткомбатанта — это реальное заболевание. Если его не лечить, все заканчивается очень плохо: тюрьмой, алкоголизмом, самоубийством или смертью в каких-нибудь разборках. Людям, которые вернутся в большие города, будет легче: здесь есть возможность зацепиться за жизнь, найти работу, создать семью и пр. Найти сублимацию той остроте жизни, которая там была. Там же жизнь острейшая! Каждую секунду у тебя идет выбор между жизнью и смертью. Бонус за хорошо выполненную работу у тебя не 13- я зарплата, а твоя жизнь или несколько спасенных жизней. А потом люди сюда возвращаются — и не понимают этот мир! Это первое.
— А второе?
— Вы уж извините, но Украина от этой войны самоустранилась. Вот, мы с тобой сидим в Киеве — и совершенно не чувствуется, что общаемся в столице воюющей страны, на которую, ко всему прочему, еще и напали (а я считаю именно так). Это совсем не чувствуется! И эти люди оттуда вернутся и спросят: «***дь, ребята, а что вы здесь делали? Сидели по кафешкам, кушали тирамису?»
— Я помню твой пост про украинцев: дескать, был такой добродушный народ с лубка: парубки на конях, дівчата йдуть по воду, верби, вареники…А потом война их изменила, вынужденно озлобила.
Немного странно, что я, украинец, спрашиваю об этом тебя, москаля. Но все же: какой, по-твоему, процент украинцев относится к этому конфликту как к своей войне? И сколько из них равнодушны к происходящему, только бы их самих не задело?
— Нет, ну волонтерское движение, конечно, мощнейшее. Я такого ни разу еще не видел.
— Ну, это люди Майдана.
— Да. И подъем единения и осознания себя единой нацией в обществе, конечно, — тоже мощнейший. Ну, сейчас он на спад пошел, это чувствуется. Но был мощнейший.
Хотя при всем при этом я, конечно, думал, что добровольцев будет больше. Я помню одно из самых странных моих ощущений от Киева: когда батальон «Айдар» набирал добровольцев. Они стояли рядом с Майданом, и когда в день записалось 30 человек — я понял, что все не совсем так идеалистично и романтично, как, может быть, представлялось вначале.
Не скажу по процентам, но пошел откат. Все-таки начиная с Майдана прошел уже год, люди реально устают. И личные проблемы, конечно, выходят на первый план.
— И что со всем этим делать?
— Армию надо делать. Добровольческие батальоны, волонтеры — это все хорошо, но надо строить сильную армию. Все равно такие вещи может решать только государство. И армию должно содержать государство, а не волонтеры. А если все это затянется еще на 3 года?! Ну, не будут волонтеры каждую зиму возить туда носки!
И армию нужно делать сильную. Потому что сильная армия — это как минимум сдерживающий фактор. Если бы Украина изначально обладала сильной армией, у вас бы Иловайска не было. Потому что 25 раз подумаешь о допустимом уровне потерь. Условно говоря, можно отвоевать Мариуполь и коридор в Крым с тысячей потерь. А если ты понимаешь, что это будет 15 тысяч потерь, то это уже совсем другие риски и совсем другие расклады.
Сейчас, насколько я понимаю, движение в этом направлении идет, но, на мой взгляд, оно опять-таки недостаточно.
«Совершенно ясно одно: ближайший фейерверк на Донбассе будет на Новый год»
— Задам вопрос, которого все равно не избежать, поскольку ответ на него интересует жителей обеих наших стран. Речь, конечно, о прогнозе на будущее. Что будет на Донбассе весной? Останутся ли там российские войска, или Путин все же выведет их домой?
— Я думаю, советники и кураторы там будут, безусловно. Спецслужбы там будут, безусловно. Но вот именно войска…опять же, я не знаю, в каком мире этот человек живет, чем он руководствуется. Его следующий шаг теперь я совершенно не берусь прогнозировать.
— А что, было время, когда ты мог его прогнозировать?
— Было время, когда он был предсказуем, как дважды два.
— Когда именно?
— Да еще год назад…Но мне кажется (и это мое субъективное мнение, то, что называется «чуйкой»), что российской армии там больше не будет. Конечно, этот коридор будет оставлен открытым, и техника туда еще будет поставляться какое-то время. И добровольческим отрядам путь туда будет открыт. Но вот российской армии как армии, мне кажется, там уже не будет. Все это будет пущено на самотек, а когда в России начнутся уже «совсем-совсем проблемы» (а они начнутся в ближайшее время), то Россия на Донбасс совсем махнет рукой.
— А может, все будет наоборот? Все у вас будет так плохо, что Путину позарез понадобится маленькая победоносная война?
— Может быть, и маленькая победоносная война. Для отвлечения общества от внутренних проблем нет ничего лучше, чем маленькая победоносная война.
— В общем, совершенно ясно то, что ничего не ясно.
— Совершенно ясно одно: ближайший фейерверк там будет на Новый год.
— Почему?
— Потому что вооруженному русскому мужику на Новый год чтобы не выпить и не пострелять — такого не бывает. И это я однозначно знаю, как человек, служивший в армии.
Я думаю, что ситуация с этой более-менее установившейся линией фронта сохранится и в дальнейшем. Обострения, конечно, еще будут, активизация — будет, столкновения еще будут; может, будут оставлены какие-то плацдармы. Но в целом ситуация пока будет вот такая. А потом, в конце концов, Украина все-таки восстановит контроль над этой территорией. Потому что никакой государственности там построено не будет, никакого даже Приднестровья там не будет. Там будет то, что есть сейчас. То есть абсолютное безвластие. Территория будет контролироваться разрозненными вооруженными группами, которые еще и между собой будут собачиться. И это, безусловно, будет приносить проблемы украинской стороне: обстрелы, похищения, и пр. Долго это терпеть невозможно, поэтому Украина, безусловно, будет решать эту проблему. И, к сожалению, никаких предпосылок к другому варианту решения этой проблемы, кроме как силового, я не вижу. Политически эта ситуация не решается.
«Украина победила — и становится той страной, которой я хотел бы, чтобы стала Россия»
— Наслушался я от тебя о твоей семье, рискованной работе, о современной России — и сам собой возник вопрос: а ты не думал о том, чтобы уехать с семьей куда-нибудь за рубеж? Думаю, ты без особого труда мог бы получить вид на жительство в какой-нибудь тихой европейской стране…
— Да, могу.
— Почему тогда не уезжаете?
— У меня каждый день с этого начинается. Просыпаюсь, смотрю новости и думаю: «Да на*** я не уехал?!». И каждый день меня эта мысль гложет: а пошло оно к черту, валить из этой страны!
И был момент, когда я реально-реально сожалел, что не уехал. Думал: вот когда два года ребенку было, надо было ее вывозить, чтобы она росла уже там совсем нормальной.
Но я хочу, чтобы у меня дочь выросла русской. Хочу, чтобы она была носителем этой культуры.
— Ну, растили же своих детей русские эмигранты за рубежом…
— Я хочу, чтобы у нее запахи детства были запахами Москвы. Чтобы у нее биоритмы сформировались в этих биоритмах. Чтобы соотношение пасмурных и солнечных дней было у нее таким, каким оно есть в Москве. Хочу, чтобы она была носителем места, в котором она родилась.
— А ты допускаешь, что она вырастет — и спросит: «Папа, почему мы тогда не уехали?».
— Я не то, что допускаю; я хочу, чтобы она доросла в России до 18 лет, а дальше — учиться. Сорбонна, Оксфорд, чего угодно. Существует вагон бесплатных программ, и если мозги есть, можно учиться где угодно, без вопросов. Чтобы она ехала уже туда, в мир, а там уже делала свой выбор сама.
И я думал, что просто у меня есть время до ее 18-летия. И потом в какой-то момент я понял, что нет. Вот этих 10-12 лет у меня уже нет. И я очень жалел, что не вывез ее маленькой, чтобы она вообще всего этого не знала. Сейчас у меня отношение к этому как-то устаканилось, подравнялось. И я отношусь к этому так: до последнего момента, когда можно будет держать семью в России, мы будем оставаться в России. А вот как поймем, что через 2 часа «ахтунг!» — тогда уезжаем.
— Ну, хорошо. Тогда пока не уехал, пожелай что-нибудь Украине к Новому году.
— Я хочу пожелать Украине, во-первых, жить в реальности. Потому что я вижу, что здесь тоже начинается такая фигня: уход от реальности в какие-то выдуманные вещи. Вижу, что здесь начинается идеализация армии. «Наша армия не совершает преступлений, наша армия — белая и пушистая». Ребята, это не так. Каждая война — это говно. Даже самая справедливая, самая чистая и самая честная война — все равно дерьмо. Все равно там будут и военные ошибки, и неизбирательное применение силы…
— …и военные преступления.
— …и военные преступления. И я уверен, что все это уже есть на данный момент. И до тех пор, пока Украина этого не поймет…любая идеализация потом ведет к разочарованию. Вот хотите жить в реальности, решать реальные проблемы — существуйте в реальности. Вот это самое главное. И еще: если Украина все-таки хочет восстановить контроль над всей территорией и дойти до старых границ, то надо понимать, что с теми людьми, которые сейчас находятся на Донбассе, все равно Украине придется жить и находить общий язык. А то я здесь вижу все это «Все сепары — террористы, пусть они там от голода сдохнут». Они не все — «сепары-террористы». Все равно с этими людьми придется разговаривать. Все равно придется находить какой-то общий язык, какой-то компромисс. Это тоже надо понимать. Жить в реальности — вот то самое главное, что я хотел бы пожелать Украине.
Ну, и второе, конечно, — чтобы все это дерьмо закончилось. Чтобы наконец-то был мир; чтобы можно было строить и развивать страну в нормальном направлении: демократическое правовое государство XXI века, где уважаются права человека; где государство для человека, а не человек для государства. Вот этого, конечно, я желаю Украине от всего сердца. Украина это заслужила, она вышла сражаться не за свой пустой желудок, а за свое человеческое достоинство. Она победила и становится той страной, которой я хотел бы, чтобы стала Россия. Вот так. С Новым годом!

Желающие помочь журналисту Аркадию Бабченко в его работе в рамках проекта «Журналистика без посредников» могут использовать следующую информацию:
Яндекс-кошелек, номер 410 011 372 145 462.
Для пользователей WebMoney кошелек номер R361089635093.
В Сбербанке карта номер 4276 3801 0488 9691.
Для пользователей MasterCard, VISA и Maestro карта номер 4276 3801 0488 9691.
Либо просто кинуть на телефон 8 915 237 41 78.
В PayPal пользователь babchenkoa1@gmail.com

Евгений Кузьменко для «Цензор.НЕТ»Евгений Кузьменко.

ВОЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ АРКАДИЙ БАБЧЕНКО: «ВЫСТРЕЛИЛИ У МЕНЯ НАД ГОЛОВОЙ. ПОТОМ СТОИМ, РАЗГОВАРИВАЕМ: — «НУ ЧЁ, ОБОСРАЛСЯ?» — «ДА НЕТ» . – «А ЧЁ ТАК ДЫШИШЬ?» — «А ТЕБЯ, БЛ#ДЬ, КОГДА-НИБУДЬ РАССТРЕЛИВАЛИ?»

О будущем «донбасском синдроме» наших фронтовиков, ледяном страхе при минометном обстреле, 15 годах зомбирования населения России, имперских замашках Ходорковского и Навального, а также о том, почему люди, возвращаясь с фронта, не понимают тыловой мир, — в же Источник: http://censor.net.ua/r317444стком и одновременно человечном интервью для «Цензор.НЕТ».

Журналист Аркадий Бабченко не любит, когда его перехваливают. «Очень негативно отношусь к комплиментам, лести», — говорит он, и россиянину тут же хочется посочувствовать, потому что в Украине к нему относятся с большой теплотой, и без комплиментов никак не обойтись. А тут еще довелось поехать в Киев да во Львов, где москаля с украинской фамилией просто замучили своим интересом местные СМИ…
Слушая его, понимаешь, что помимо очевидного таланта и притягательных человеческих качеств в Бабченко подкупает то, что он не колеблется критиковать тех, к кому относится с искренней симпатией. Вот и в этом интервью он говорит об Украине вещи, которые смутят наших записных ура-патриотов (а некоторых — и вовсе приведут в бешенство). Но, во-первых, Аркадий говорит ровно то, что ему точно известно; а во-вторых, друзей-правдорубов всегда следует слушать с удвоенным вниманием.
С «Цензор.НЕТ» Аркадий беседует сразу по возвращении с Галичины, и первый вопрос напрашивается сам собой:
— Приезжая во Львов, всякий раз поражался тому, как из вокзальных киосков хрипит русский шансон. С тех пор в бандеровской столице ничего не изменилось?
— С вокзала нас вез мужик с таким деревенским, абсолютно рубленым, лицом. По нему было видно, что вряд ли он бывал где-то кроме Западенщины. И вот у него там «Радио Шансон» работало вовсю. Ну, от этого никуда не деться; видимо, таксисты всего мира слушают «Шансон». Хотя для меня это все-таки было удивительно. Я, конечно, ожидал услышать что-то вроде «Розпрягайте, хлопці, коней » (улыбается. — Е.К.), а не «Радио Шансон».
— Ты говоришь на русском. Какие-нибудь проблемы при общении во Львове возникали?
— Никаких проблем не было. Вообще, я думал, Львов в большей мере украиноязычный — но, как выяснилось, русского языка на улицах там полно. Та же самая ситуация, что и с Киевом: двуязычный город.
Причем у меня по акценту-то понятно, что я — россиянин, да и расплачивался я везде карточкой «Сбербанка». И совершенно никаких проблем не возникало.

«Россию ожидают большие перемены. Надеюсь, что все обойдется хотя бы без большой крови»
— Я почему спрашиваю: не секрет, что в Украине тебя принимают с большой симпатией. А на родине — делают одним из героев фильма про «друзей хунты». Можно, конечно, вспомнить библейское «Нет пророка в своем Отечестве», но…не вызывает ли это чувства горечи? Как работается в такой обстановке?
— Чувства горечи? Конечно, вызывает. Горечи за то, во что превращается страна и куда она катится. Конечно, мне хотелось бы говорить «Слава России!» и гордиться своей страной, ее достижениями — но во что все это превратили? В России ведь даже патриотизм превратили в какое-то мракобесие! Еще и хотят, чтобы все этому соответствовали!
Тут еще дело вот в чем. На самом деле сумасшествие в России сейчас действительно огромное, бОльшая часть общества, безусловно, поехала головой. Потому что 15 лет этого зомбирования — здесь ведь роль сыграла не столько киселевщина. Откровенная киселевщина появилась не так уж давно, 2-3 года назад. А здесь роль сыграла дебилизация населения, которая до этого продолжалась 10 лет…
— Ну, да, все эти бесконечные сериалы про ментов и спецназ…
— Вот эти сериалы безумные, юмористические шоу — тренд на дебилизацию общества, а не его образование. И в этом смысле вся эта киселевщина легла на подготовленную почву.
Но при всем при этом надо понимать, что все-таки не все общество башкой поехало. Не все. Все-таки адекватных людей не так уж мало — во всяком случае, в Москве. И мне это дает надежду на то, что, может быть, все обойдется. А то, что Россию в ближайшие годы ожидают перемены, — это однозначно. Но я надеюсь, что все эти перемены обойдутся хотя бы без большой крови. И, может быть, Россия еще развернется в сторону закона, правопорядка, демократических свобод и уважения к гражданину.
— Объясни, отчего, по-твоему, такое возможно. Даже с учетом нынешнего мрачного фона.
— Потому что, как ни крути, но при свободных выборах в Москве Навальный если бы и не победил, то, по крайней мере, получил бы чуть ли не половину голосов. И вот это дает надежду. Потому что перемены все-таки происходят в столицах.
Поэтому происходящее со страной — это, конечно, беда, но я все же стараюсь оставаться оптимистом.
— У нас в Украине многие относятся с недоверием даже к адекватно мыслящим российским политикам. Широко цитируется фраза о том, что всякий российский либерал заканчивается там, где начинается «украинский вопрос». Скажи, эти подозрения обоснованы? Действительно ли этот имперский «бугорок» есть во всех, включая Навального и Ходорковского?
— Нет, ну Ходорковский — это же не икона либеральной мысли в России. Это человек с достаточно сильными имперскими замашками. А про Навального давайте не будем забывать, что он в прошлом — националист, и у него тоже были неслабые имперские замашки.

Либеральной иконой была Новодворская. И таких людей — тоже немало.
— Ну, Новодворская — это было нечто особенное, больший друг Украины, чем многие украинцы. Мы о ней искренне скорбим. Но представить себе Новодворскую во главе России и при жизни ее было невозможно. А Ходорковский с Навальным, стало быть, — скрытые имперцы. Так что, нам с нашей украинской колокольни рассчитывать на то, что к власти в России придет человек хотя бы калибра раннего Ельцина (пускай с барскими замашками, но без всего этого мракобесия) — не приходится?
— Да нет, такое возможно. Я же говорю, куда кривая выведет, — сейчас непонятно. Мне, конечно, кажется, что больше шансов на то, что Россия развернется если не в сторону полной задницы, то и не в сторону каких-то либеральных реформ. Тем не менее, шанс остается. Да, когда народ попрет на улицу, понятно, что на сцену полезут всякие кургиняны. Но ведь они тоже маргинализировались, их тоже перестают слушать, этот визг с истерикой народу надоел. Поэтому есть шанс, что придут относительно разумные люди. Я все-таки стараюсь на это надеяться.

«Я в Донецк все-таки поехал, но меня в аэропорту СБУ завернула»
— В апреле этого года я делал репортаж из-под занятого сепаратистами здания Донецкой облгосадминистрации. И видел там висевшие ориентировки на Аркадия Бабченко, «ультралиберального ублюдка, западника, русофоба, бандеровца». Одну такую листовку сунули мне в руки, до сих пор лежит где-то дома.
Скажи, как все это воспринимает семья?
— Нерадостно, конечно. Ребенку-то мы ничего не говорим, а жена…Все понимает; ну, судьба такая, знала, за кого выходила, что тут поделаешь (грустно улыбается. — Е.К.)?
Я, кстати, все-таки поехал в Донецк, когда все эти листовочки там уже висели: работать-то надо. Но меня в аэропорту СБУ завернула. Я не особо и настаивал: нет так нет. И уехал. После этого я на ту сторону не езжу. Потому что всерьез ли эти люди говорят то, что говорят, или нет — я на себе проверять не собираюсь. С этого момента меня перестало интересовать, что это за люди и чего они хотят.
-Ты для самого себя объяснил, почему стал военным журналистом? И тяжело, и опасно…
— Так это, собственно, и не был мой выбор. Не я стал военным журналистом, жизнь меня им сделала. Не я такой, жизнь такая. Когда я вернулся из армии и посмотрел телевизор, то понял, что тамошняя картина не соответствовала тому, что было.
— Ну, телевизионной картинке мира не соответствует очень многое и на разных жизненных направлениях…
— Нет, но я-то вернулся из армии — и то была моя история. Моя тема. И я написал статью о том, что видел сам, отнес ее в «Московский комсомолец». И Юля Калинина, военный журналист, много тогда ездившая и занимавшаяся Чечней, привела меня в журналистику, взяла к себе в отдел — и вот с тех пор 15 лет я всей этой фигней и занимаюсь (улыбается. — Е.К.). А на самом деле я бы, конечно, хотел писать сценарии для Фили со Степашкой и «Спокойной ночи, малыши!» — это вообще моя мечта!
— Ну, Филя со Степашкой сейчас тоже милитаризировались, так что все у тебя еще впереди!
— Да, военная журналистика уже и там. Но я надеюсь, что разум все-таки вернется в эту страну. Понимаешь, ведь все, что мы видим по телевизору — на самом деле это же не Россия. Вот, они подняли со дна всю маргинальную мразь, всучили ей флаг в руки — и везде ее раскручивают, пиарят и заставляют саму Россию верить в то, что она — вот такая. А Россия на самом деле — не такая. Путина поддерживает большинство, да, никто с этим не спорит. «Крымнаш» поддерживало подавляющее большинство, с этим тоже никто не спорит. Но при всем при этом последние опросы говорят о том, что идею о вводе российских войск в Украину поддерживает 28% населения.
Вот эти 30%, наверное, и есть реальный показатель этого сошедшего с ума общества. И это много.
— Тем более активных сторонников войны…
— Нет, активных — совсем мало. Смотри, когда на митинги выделяют деньги, то на Поклонную гору свозят по 100 тысяч этих несчастных гастарбайтеров, дворников. И там 100 тысяч дворников стоят и машут флагами «Единой России».
А там, где этого нет, митинги собирают по 500 человек. Митинги за Новороссию собирали по 500, по 2 тысячи человек — тех самых «активных», которые есть.
Но сейчас и это уже начинает спадать.
— Знаешь, нам из Украины этот спад как-то не очень-то заметен. Нам кажется, что большинство россиян активно настроено против нас. Как ты, кстати, относишься к этой волне украинского злорадства (будем называть вещи своими именами) в отношении российских катаклизмов: «Получили падение рубля? Так вам и надо! Скоро еще хуже будет!».
— Ну, вполне нормальное человеческое чувство. А что Россию любить, что ли, теперь Украине? Ладно хоть злорадство, а не ненависть. Хотя и ненависть, конечно, тоже пошла. Но это вина России: что хотели, то и получили. Что, ребят, вы думали, вас любить будут? Нет, не будут. Вы орали, что вас ненавидят? Вот теперь вас начали ненавидеть действительно по-настоящему.

«Точно знаю, что в 2012 году мой телефон стоял на прослушке»
— Что кладет в рюкзак, отправляясь в зону АТО, военный журналист Аркадий Бабченко?
— Бронежилет, каску, несколько разных фотоаппаратов, технику, обязательно теплые вещи. Несколько штук носков и трусов — потому что никогда не знаешь, будет ли там возможность все постирать. Если что — сразу снял, выкинул. Сигарет побольше, спичек. Ну, и все, пожалуй. Потому что большое количество вещей только мешает. Надо быть мобильным — чтобы в один рюкзак все влезло. Но при этом понимать, на сколько времени ты застрянешь, — чтобы хотя бы ночами не замерзать.
— А вопрос связи? Я понимаю, что ты — кошка, которая гуляет сама по себе…
— Да, мне не с кем связываться.
— Но какие-то редакции тебе дают задания?
— Да, бывает. А что касается связи, то да, ее периодически нет. С нею там действительно проблемы, и если уезжаешь на 2 дня, можно выпасть из поля досягаемости. А что сделаешь? Это один из аспектов работы.
— Опытные ветераны этой войны рассказывают, что мобильником лучше часто и подолгу не пользоваться. В особенности, если ты задействован в оперативной деятельности. Потому что та сторона активно слушает разговоры.
— Есть такое. Ходят разговоры, что можно слушать даже выключенный телефон. Понятное дело, я в этом не спец, но в России эта тема присутствует, и было несколько исследований по этому поводу. И специалисты говорят, что слушать его можно.
Поэтому в России вообще пошла такая практика: если люди садятся о чем-то разговаривать, то не то что выключают телефоны, а и вынимают из него аккумулятор.
— Ну, или идут в ванную, включают воду.
— Да, или в ванную…А что до моего телефона, то, не знаю, как сейчас, а то, что в 2012 году он стоял на прослушке, я знаю совершенно точно.
— А откуда ты об этом знаешь?
— А в уголовном деле (по Болотному делу.- Е.К.) были упоминания о каких-то вещах, о которых говорили только по телефону. Ну, вот, например, ты собираешься встретиться с 5 людьми. И вы впятером созваниваетесь, договариваетесь о встрече, никому больше об этом не говорите, приходите в назначенное место выпить пива — а туда — бац! — приходят оперативники. Ну, тут все понятно…
На грузинской войне тоже были разговоры о том, что можно запеленговать телефоны и, ориентируясь на телефон, нанести удар. Я так понимаю, это тоже возможно.
— Тем более, если активно работающих телефонов — большое скопление.
— Да, и есть моменты, когда именно по телефонам удары и наносятся. Поэтому есть такая практика: телефон лучше отключать. Я, по крайней мере, всегда так делаю.

«Больше всего боюсь минометного обстрела. От него страх — ледяной. Падаешь и лежишь, как мешок с говном»
— Мне в зоне АТО больше всего запомнилось то дикое чувство, с которым ты под обстрелом «Града» бежишь к укрытию. Все поджилки трясутся, потом в тылу от любого резкого звука голову в плечи вжимаешь. А есть ли у тебя такие воспоминания об этой войне, которые тебя не покидают, возможно, снятся?
— (Долго думает. — Е.К.) Нет, наверное, по этой войне чего-то вот такого конкретного — нет.
— А о других войнах что-то снится?
— А мне кроме войны никогда ничего не снится. Все эти 15 лет мне снится только война. Причем это могут быть какие-то совершенно безумные войны, безумные ситуации, в которых я никогда не был и никогда не участвовал.

Безумная ситуация, в которой участвовал Аркадий Бабченко: 5 минут штурма «Беркутом» Евромайдана в ночь с 18 на 19 февраля
А если говорить о самом большом страхе, то лично для меня это — минометный обстрел. Звук падающей мины — ну, это труба. Он дает секунду-две, ты его успеваешь услышать, а среагировать уже не успеваешь…
Вообще, есть же несколько видов страха. Вот, когда начинается бой, у тебя страх горячечный. Ты наоборот краснеешь, у тебя прилив крови, выплеск адреналина, силы повышаются, и ты реально можешь тысячу чертей порвать. А минометный обстрел погружает тебя в ледяной страх. Кровь отливает, ты весь бледнеешь, ничего не соображаешь, ничего не можешь делать, только падаешь и лежишь, как мешок с говном, молишься, чтобы только в тебя не попало. Вот, минометный обстрел для меня всегда был самым страшным.
— Мне один бывалый офицер говорил: «Ты чего так дергаешься? Ты на меня смотри. Пока я перед тобой спокойно сижу — не боись. А вот когда моя жопа перед глазами мелькнет — вот тут надо поторапливаться!» И еще он сказал, что есть люди, которые обладают такой интуицией, реакцией и музыкальным слухом, что знают, куда прыгать.
— А ты потом сам таким человеком становишься. Через 3 недели ты по звуку сможешь определять примерное место падения. А если не научишься, значит, шансов выжить у тебя меньше. Другое дело, что до этого момента еще нужно дожить. А это достигается только опытом, только на себе. Теоретически — никак.
2-3 недели находишься на войне — и по звуку можешь определить развитие боя, калибр оружия. Звук автомата Калашникова в городе, поле и в лесу — абсолютно разный. Ты научишься его различать; научишься понимать, сколько стволов и в какую сторону работает. Когда автомат стреляет в бок от тебя — звук один. В твоем направлении — звук другой.
Научишься определять примерное место падения мины и снаряда. Хотя мина тебе все равно не даст времени среагировать. А снаряд, когда летит, шелестит. Если ты этот шелест слышишь — значит, он над тобой пролетел.
— То есть известная нам с детства каноническая фраза про то, что «той единственной пули, которая тебя убьет, ты и не услышишь», — это правда?
— Да, а пуля, которую ты слышишь, пролетела мимо. Да, это, безусловно, правда.
Этот навык приходит. У тебя все чувства обостряются. Ты же там не мозгом работаешь. Одним из самых острых чувств становится как раз слух. Это в науку входит. Я, когда под Славянск приехал, тоже дергался. В десяти километрах что-нибудь бухнуло — дергаешься весь. А потом начинаешь понимать расстояния. Ты же там живешь не мозгом, не сознанием, а только подсознанием. Только реакцией, своими инстинктами. Вот у кого эти инстинкты лучше, кто быстрее избавится от этого налета цивилизации и превратится обратно в животное — у того больше шансов выжить.

«И тут я понимаю, что я не какой-то хер в трусах с мешком на голове. Нет, я военнопленный, у меня появился какой-то статус»
— Когда на этой войне ты острее всего почувствовал опасность?
— Когда меня потащили расстреливать за шпионаж. Вот тогда я был на 100% уверен, что все, доездился, в этот раз уже не вылезу.
— Напомни, пожалуйста, что тогда случилось.
— Я не хочу говорить об этом в деталях, потому что еще об этом не писал. Речь о ситуации, когда были нарушены договоренности, и за это вломили звездянок и, в общем-то, потащили расстреливать за российский паспорт и фотографирование на позициях украинской армии.
— Сколько длился этот инцидент?
— Всю ночь.
— Это было похоже на ситуацию с журналистом «Новой газеты» Павлом Каныгиным?
— Нет, Каныгина целенаправленно брали как журналиста за выкуп. Там было другое.
Надо понимать, что это аспект твоей работы. Люди, с которыми ты работаешь, всегда на нервах. Они теряют своих товарищей, выживают только на негативных чувствах. У них только агрессия и ненависть. И тут приходит какой-то хер с фотоаппаратом, чего-то там щелкает, ходит везде…
— …И хочется его вырубить?
— Не вырубить, нет. Первая реакция — неприятие, конечно. Ну, а потом с тобой либо свыкнутся, либо нет. Если свыкнутся, если ты с этими людьми неделю просидишь, то ты вообще будешь лучший друг для них. Они уже все поймут, для чего ты это делаешь. А если допустишь какую-то ошибку (причем ты сам можешь не понять, какую именно), ну, тогда тебе переломают челюсть. И это тоже надо сознавать отчетливо.
— Возвращаясь к ситуации, когда тебя хотели расстрелять, но ты понял, что этого не случится. Какие тогда были ощущения?
— Выстрелили над головой, потом стоим, разговариваем: «Ну чё, обосрался?» — «Да нет». — «А чё так дышишь?» — «Ну, ***дь, а тебя расстреливать не пытались?»
Я им говорю: «Дайте, пацаны, сигарету». А они: «Какие тебе, нафиг, сигареты, ты охерел, что ли? Ты военнопленный!» И тут я понимаю, что я не какой-то хер в трусах с мешком на голове, которого потом собирай по полю под минометным обстрелом. Нет, я военнопленный, у меня появился какой-то статус.
И все, конечно: пошел уже такой расслабон…Стало тепло, появились глупые смешки, подхихикивания…Ты — выжил. Тебя не расстреляли. Приятное ощущение, прямо скажем. Ты понимаешь, что дальше тебя посадят в яму, потом сдадут СБУ-шникам, они тебя куда-нибудь повезут. Дальше — проверка, выяснится, что я белый, хороший, пушистый, и — домой.

«Вы получите то же самое, что у нас после Чечни. Бандитские бригады, состоящие из ветеранов войны»
— Один из военных медиков целый вечер твердил мне насчет ротации. «Надо брать людей, которых ты сейчас видишь, — говорил он — и в санаторий, с семьями. Чтобы они ходили с детьми и женами за ручку и вместе ели мороженое. И гладили друг друга. И говорили, говорили, говорили…».
А теперь я задам вопрос с позиции ничего не понимающего тыловика, лежащего на диване. Ротация действительно так необходима?
— Два месяца — это оптимальный срок ротации. Вот насчет детей этот врач очень правильно сказал…У израильтян отлично выстроена система психологической реабилитации ветеранов. Увезти куда-нибудь в деревню, на море, где людей поменьше. С семьей, с детьми — и чтобы человек там просто ходил, ни о чем не думал. Лучше всего ему еще дать лопату, чтобы он занимался физическим трудом. Вот это самая лучшая система реабилитации.
То, что Украина получит мощнейший донбасский синдром посткомбатантов — это я совершенно точно могу сказать. По аналогии с чеченским, вьетнамским, афганским…
— Офицер-десантник в зоне АТО сказал мне: «Сюда нужно как можно больше психологов. Если сейчас этих ребят не сменить, если не лечить их психические травмы, мы получим банды с пониженным барьером страха, которые будут грабить банки и обменники. Их просто ничто не будет пугать».
— То, что Украина стала независимой, это все замечательно и хорошо. Но надо было изучать то, что происходит в России. Вы получите ровно то же самое, что было в России после Чечни. Вот я вам зуб даю: вы получите бандитские бригады, состоящие из ветеранов войны. Совершенно точно. Эти банды будут грабить банки, крышевать, потом начнут взрывать друг друга за рынок «Афганец», как у нас взрывали на Котляковском кладбище Лиходея . Вы получите алкоголизм, местные разборки этих людей. Мощнейший синдром посткомбатанта.
Я твержу 125-й раз: этими людьми должно заниматься го-су-дар-ство. А государство Украина на данный момент для этого ничего не делает! Волонтеры этим могут заниматься, но волонтеры всего не осилят. Это должна быть государственная система. И этим надо было озаботиться еще в апреле. Но до сих пор ничего не сделано. Большая проблема.
Людей надо лечить: синдром посткомбатанта — это реальное заболевание. Если его не лечить, все заканчивается очень плохо: тюрьмой, алкоголизмом, самоубийством или смертью в каких-нибудь разборках. Людям, которые вернутся в большие города, будет легче: здесь есть возможность зацепиться за жизнь, найти работу, создать семью и пр. Найти сублимацию той остроте жизни, которая там была. Там же жизнь острейшая! Каждую секунду у тебя идет выбор между жизнью и смертью. Бонус за хорошо выполненную работу у тебя не 13- я зарплата, а твоя жизнь или несколько спасенных жизней. А потом люди сюда возвращаются — и не понимают этот мир! Это первое.
— А второе?
— Вы уж извините, но Украина от этой войны самоустранилась. Вот, мы с тобой сидим в Киеве — и совершенно не чувствуется, что общаемся в столице воюющей страны, на которую, ко всему прочему, еще и напали (а я считаю именно так). Это совсем не чувствуется! И эти люди оттуда вернутся и спросят: «***дь, ребята, а что вы здесь делали? Сидели по кафешкам, кушали тирамису?»
— Я помню твой пост про украинцев: дескать, был такой добродушный народ с лубка: парубки на конях, дівчата йдуть по воду, верби, вареники…А потом война их изменила, вынужденно озлобила.
Немного странно, что я, украинец, спрашиваю об этом тебя, москаля. Но все же: какой, по-твоему, процент украинцев относится к этому конфликту как к своей войне? И сколько из них равнодушны к происходящему, только бы их самих не задело?
— Нет, ну волонтерское движение, конечно, мощнейшее. Я такого ни разу еще не видел.
— Ну, это люди Майдана.
— Да. И подъем единения и осознания себя единой нацией в обществе, конечно, — тоже мощнейший. Ну, сейчас он на спад пошел, это чувствуется. Но был мощнейший.
Хотя при всем при этом я, конечно, думал, что добровольцев будет больше. Я помню одно из самых странных моих ощущений от Киева: когда батальон «Айдар» набирал добровольцев. Они стояли рядом с Майданом, и когда в день записалось 30 человек — я понял, что все не совсем так идеалистично и романтично, как, может быть, представлялось вначале.
Не скажу по процентам, но пошел откат. Все-таки начиная с Майдана прошел уже год, люди реально устают. И личные проблемы, конечно, выходят на первый план.
— И что со всем этим делать?
— Армию надо делать. Добровольческие батальоны, волонтеры — это все хорошо, но надо строить сильную армию. Все равно такие вещи может решать только государство. И армию должно содержать государство, а не волонтеры. А если все это затянется еще на 3 года?! Ну, не будут волонтеры каждую зиму возить туда носки!
И армию нужно делать сильную. Потому что сильная армия — это как минимум сдерживающий фактор. Если бы Украина изначально обладала сильной армией, у вас бы Иловайска не было. Потому что 25 раз подумаешь о допустимом уровне потерь. Условно говоря, можно отвоевать Мариуполь и коридор в Крым с тысячей потерь. А если ты понимаешь, что это будет 15 тысяч потерь, то это уже совсем другие риски и совсем другие расклады.
Сейчас, насколько я понимаю, движение в этом направлении идет, но, на мой взгляд, оно опять-таки недостаточно.
«Совершенно ясно одно: ближайший фейерверк на Донбассе будет на Новый год»
— Задам вопрос, которого все равно не избежать, поскольку ответ на него интересует жителей обеих наших стран. Речь, конечно, о прогнозе на будущее. Что будет на Донбассе весной? Останутся ли там российские войска, или Путин все же выведет их домой?
— Я думаю, советники и кураторы там будут, безусловно. Спецслужбы там будут, безусловно. Но вот именно войска…опять же, я не знаю, в каком мире этот человек живет, чем он руководствуется. Его следующий шаг теперь я совершенно не берусь прогнозировать.
— А что, было время, когда ты мог его прогнозировать?
— Было время, когда он был предсказуем, как дважды два.
— Когда именно?
— Да еще год назад…Но мне кажется (и это мое субъективное мнение, то, что называется «чуйкой»), что российской армии там больше не будет. Конечно, этот коридор будет оставлен открытым, и техника туда еще будет поставляться какое-то время. И добровольческим отрядам путь туда будет открыт. Но вот российской армии как армии, мне кажется, там уже не будет. Все это будет пущено на самотек, а когда в России начнутся уже «совсем-совсем проблемы» (а они начнутся в ближайшее время), то Россия на Донбасс совсем махнет рукой.
— А может, все будет наоборот? Все у вас будет так плохо, что Путину позарез понадобится маленькая победоносная война?
— Может быть, и маленькая победоносная война. Для отвлечения общества от внутренних проблем нет ничего лучше, чем маленькая победоносная война.
— В общем, совершенно ясно то, что ничего не ясно.
— Совершенно ясно одно: ближайший фейерверк там будет на Новый год.
— Почему?
— Потому что вооруженному русскому мужику на Новый год чтобы не выпить и не пострелять — такого не бывает. И это я однозначно знаю, как человек, служивший в армии.
Я думаю, что ситуация с этой более-менее установившейся линией фронта сохранится и в дальнейшем. Обострения, конечно, еще будут, активизация — будет, столкновения еще будут; может, будут оставлены какие-то плацдармы. Но в целом ситуация пока будет вот такая. А потом, в конце концов, Украина все-таки восстановит контроль над этой территорией. Потому что никакой государственности там построено не будет, никакого даже Приднестровья там не будет. Там будет то, что есть сейчас. То есть абсолютное безвластие. Территория будет контролироваться разрозненными вооруженными группами, которые еще и между собой будут собачиться. И это, безусловно, будет приносить проблемы украинской стороне: обстрелы, похищения, и пр. Долго это терпеть невозможно, поэтому Украина, безусловно, будет решать эту проблему. И, к сожалению, никаких предпосылок к другому варианту решения этой проблемы, кроме как силового, я не вижу. Политически эта ситуация не решается.
«Украина победила — и становится той страной, которой я хотел бы, чтобы стала Россия»
— Наслушался я от тебя о твоей семье, рискованной работе, о современной России — и сам собой возник вопрос: а ты не думал о том, чтобы уехать с семьей куда-нибудь за рубеж? Думаю, ты без особого труда мог бы получить вид на жительство в какой-нибудь тихой европейской стране…
— Да, могу.
— Почему тогда не уезжаете?
— У меня каждый день с этого начинается. Просыпаюсь, смотрю новости и думаю: «Да на*** я не уехал?!». И каждый день меня эта мысль гложет: а пошло оно к черту, валить из этой страны!
И был момент, когда я реально-реально сожалел, что не уехал. Думал: вот когда два года ребенку было, надо было ее вывозить, чтобы она росла уже там совсем нормальной.
Но я хочу, чтобы у меня дочь выросла русской. Хочу, чтобы она была носителем этой культуры.
— Ну, растили же своих детей русские эмигранты за рубежом…
— Я хочу, чтобы у нее запахи детства были запахами Москвы. Чтобы у нее биоритмы сформировались в этих биоритмах. Чтобы соотношение пасмурных и солнечных дней было у нее таким, каким оно есть в Москве. Хочу, чтобы она была носителем места, в котором она родилась.
— А ты допускаешь, что она вырастет — и спросит: «Папа, почему мы тогда не уехали?».
— Я не то, что допускаю; я хочу, чтобы она доросла в России до 18 лет, а дальше — учиться. Сорбонна, Оксфорд, чего угодно. Существует вагон бесплатных программ, и если мозги есть, можно учиться где угодно, без вопросов. Чтобы она ехала уже туда, в мир, а там уже делала свой выбор сама.
И я думал, что просто у меня есть время до ее 18-летия. И потом в какой-то момент я понял, что нет. Вот этих 10-12 лет у меня уже нет. И я очень жалел, что не вывез ее маленькой, чтобы она вообще всего этого не знала. Сейчас у меня отношение к этому как-то устаканилось, подравнялось. И я отношусь к этому так: до последнего момента, когда можно будет держать семью в России, мы будем оставаться в России. А вот как поймем, что через 2 часа «ахтунг!» — тогда уезжаем.
— Ну, хорошо. Тогда пока не уехал, пожелай что-нибудь Украине к Новому году.
— Я хочу пожелать Украине, во-первых, жить в реальности. Потому что я вижу, что здесь тоже начинается такая фигня: уход от реальности в какие-то выдуманные вещи. Вижу, что здесь начинается идеализация армии. «Наша армия не совершает преступлений, наша армия — белая и пушистая». Ребята, это не так. Каждая война — это говно. Даже самая справедливая, самая чистая и самая честная война — все равно дерьмо. Все равно там будут и военные ошибки, и неизбирательное применение силы…
— …и военные преступления.
— …и военные преступления. И я уверен, что все это уже есть на данный момент. И до тех пор, пока Украина этого не поймет…любая идеализация потом ведет к разочарованию. Вот хотите жить в реальности, решать реальные проблемы — существуйте в реальности. Вот это самое главное. И еще: если Украина все-таки хочет восстановить контроль над всей территорией и дойти до старых границ, то надо понимать, что с теми людьми, которые сейчас находятся на Донбассе, все равно Украине придется жить и находить общий язык. А то я здесь вижу все это «Все сепары — террористы, пусть они там от голода сдохнут». Они не все — «сепары-террористы». Все равно с этими людьми придется разговаривать. Все равно придется находить какой-то общий язык, какой-то компромисс. Это тоже надо понимать. Жить в реальности — вот то самое главное, что я хотел бы пожелать Украине.
Ну, и второе, конечно, — чтобы все это дерьмо закончилось. Чтобы наконец-то был мир; чтобы можно было строить и развивать страну в нормальном направлении: демократическое правовое государство XXI века, где уважаются права человека; где государство для человека, а не человек для государства. Вот этого, конечно, я желаю Украине от всего сердца. Украина это заслужила, она вышла сражаться не за свой пустой желудок, а за свое человеческое достоинство. Она победила и становится той страной, которой я хотел бы, чтобы стала Россия. Вот так. С Новым годом!

Желающие помочь журналисту Аркадию Бабченко в его работе в рамках проекта «Журналистика без посредников» могут использовать следующую информацию:
Яндекс-кошелек, номер 410 011 372 145 462.
Для пользователей WebMoney кошелек номер R361089635093.
В Сбербанке карта номер 4276 3801 0488 9691.
Для пользователей MasterCard, VISA и Maestro карта номер 4276 3801 0488 9691.
Либо просто кинуть на телефон 8 915 237 41 78.
В PayPal пользователь babchenkoa1@gmail.com

Евгений Кузьменко для «Цензор.НЕТ»

Бюджет раздора: «лучший в истории премьер» против коалицииБюджет раздора: «лучший в истории премьер» против коалиции

Павел Вуец.
Под конец года парламентская коалиция столкнулась с самыми большими рисками и вызовами за время своего недолгого существования. Если за избавление от внеблокового статуса парламент проголосовал с большим запасом конституционным большинством, то за другой резонансный проект о наделении большими полномочиями Секретаря СНБО из большинства голосовали только «Народный фронт» и «Блок Порошенко». В принципе, голосов этих фракций хватало, но что во «Фронте», что в БПП хватало отсутствовавших и не голосовавших. Причем не случайных, а идейных – в президентской силе не захотели подыгрывать Александру Турчинову семеро воздержавшихся. В провале этого голосования некоторые обвинили главу профильного комитета «фронтовика» Сергея Пашинского, который мало того, что не смог уговорить коллег по коалиции отдать голоса за проект, но и понадеялся на «авось». Некоторые нардепы даже посчитали это голосование началом конца коалиции.

Но главным коалиционным камнем преткновения стал, конечно же, бюджет на 2015 год. Изначально было понятно, что с этим ключевым законом, по которому стране жить весь следующий кризисный год, депутаты намучаются. Премьер Арсений Яценюк создал фон, что это будет бюджет выживания, а «богатые» времена, когда можно было подкинуть деньжат депутатам на округа взамен на голоса, давно прошли. Назвать этот бюджет, сколоченный в условиях безденежья, непопулярным, значит очень смягчить краски. Но даже с таким бюджетом в Кабмине принялись мудрить – формально он был зарегистрирован в аппарате Рады, но потом тут же «отозван» на доработку. Изначально гулявшие информпространством страшные планы отменить стипендии студентам и повысить пенсионный возраст, в итоге, так и остались «страшилками». Но то, что индексация соцвыплат заморожена до декабря следующего года – факт.

Кабмин корпел над бюджетом, а также изменениями в Налоговый и Бюджетный кодексы со вчера – с десяти вечера до четырех утра. Коллеги по коалиции стойко ждали его появления: например, «Блок Порошенко» даже оставил восьмерых «дежурных» – Андрея Павелко, Оксану Продан, Тараса Кутового, Виктора Пинзеника и других, которые в случае появления одобренного Кабмином проекта бюджета в системе должны были в срочном порядке изучить его и написать «рецензию» до утреннего собрания фракции. Впрочем, ночью нардепам работать не пришлось – «бюджетный пакет» появился только рано утром и непонятно было, как 400-страничный документ можно успеть рассмотреть за час-полтора перед рассмотрением. Во фракции Порошенко были, мягко говоря, недовольны таким поведением Яценюка.

«Если бы все так затягивалось, чтобы подготовить действительно нормальный бюджет, так ладно, – кипятились «порошенковцы». – Но это же ужас, а не бюджет, все наши предложения выслушали, но в итоговый вариант почти ничего не включили. Наши мажоритарщики с трудом представляют себе, как голосовать за такое, а потом ехать на округ – там же сплошные удавки на шею».

«Нас очень беспокоит подход к бюджету, который демонстрируют наши коллеги, которых мы делегировали в правительство, – говорил глава фракции «Блока Порошенко» Юрий Луценко. – Только в шесть утра внесли Бюджетный и Налоговый кодекс, еще позже внесли сам бюджет. До сих пор разносятся 46 законов, которые будут предшествовать принятию бюджета». И начал перечислять, то о чем «не договаривались»: «Правительство так и не прикрыло главную кормушку – дотации для «Нафтогаза». Мы видим недопустимое ноу-хау, когда правительство не имеет ограничений во внешних заимствованиях». Досталось также и инициативе облагать 30%-й налогом разницу между задекларированными доходами и реальными затратами. Причем критиковали ее даже в самом «Народном фронте», который делегировал во власть «лучшего в истории премьера».

«Я понятия не имею, зачем Яценюк внес столько одиозных норм, тот же 30%-й налог просто оттолкнет от нас наших избирателей – «средний класс», у которого наверняка кое-то припрятано под подушкой, – делился с «Главкомом» один из «фронтовиков». – Если правительство, запихивая все это в бюджетный пакет, пользовалось логикой, как в том анекдоте – сначала посели козу в дом, а потом убери ее и сразу станет просторней, то этих коз уже пора бы выводить».

«Фундаментальных изменений принципов в этом проекте нет, – говорит, взвешивая в руке розданную увесистую книжку, член комитета по финансовой политике и банковской деятельности Павел Ризаненко. – Изменилась механика отдельных расчетов, но ничего не поменялось относительно децентрализации. Никаких полномочий на места центральной властью передано не было».

Глава фракции «Самопомич» Олег Березюк категорически отмел голосование за бюджет уже во вторник: «Сегодня мы даже не думаем голосовать за бюджет, потому что он зависит от Налогового, Бюджетного кодекса и тех 42 законов, которые зашли. Я себе не представляю, как мы даже до завтра их рассмотрим».

В «Самопомичи» также сетовали, что Кабмин пошел на нарушение ранее достигнутых договоренностей. В «Батькивщине» были более конкретны – Юлия Тимошенко предложила проголосовать в первом чтении в четверг, во втором – в следующий вторник, а в этом промежутке поработать над законопроектами в комитетах и провести общественные слушания.

Если такие претензии были у либералов, то, в крайне отрицательной реакции склонной к популизму Радикальной партии, которая также затесалась в коалицию, сомневаться вовсе не приходилось. Тем более, ей так и не достался такой желанный бюджетный комитет. «Нашими основными требованиями были деолигархализация и деофшоризация, – тараторил Олег Ляшко, назвавший главу НБУ Валерию Гонтареву «дурепой». – При этом, по предварительной информации, в этом проекте заложено радикальное сокращение социальных выплат, которое мы не поддерживаем. Курс по 17, который заложен, – это не реальный курс».

В общем, понятно было, что не столько министру финансов Натальи Яресько, которая непосредственно должна была представлять бюджет, сколько Арсению Яценюку придется выслушать много интересного. Начало презентации бюджета затянулось почти на час, который депутаты коротали кто на заседаниях фракций, кто на собрании Совета коалиции, и когда Владимир Гройсман, наконец, позвал нардепов в зал, многие из них только затаривали подносы в парламентском буфете и на рабочие места не спешили, поглядывая на мониторы. Там депутат от «Батькивщины» Крулько вручал спикеру Вифлеемский огонь мира. Очевидно, он пригодится нардепам, если веерные отключения таки доберутся до здания.

Депутаты проголосовали за продолжение работы до рассмотрения всех вопросов повестки дня и приготовились слушать министров – помимо Яресько, связанные законопроекты представляли министр соцполитики Павел Розенко, министр экономики Айварас Абромавичус, и зам министра финансов Владимир Матвийчук. Яценюк попросил хотя бы внести предложенные проекты в повестку и до следующего пленарного заседания в четверг заняться их доработкой.

Яресько говорила с трибуны хоть и на изрядно американизированном, но украинском (в отличие от Абромавичуса, решившего не искать сложных путей и выбравшего «общедоступны» русский). Министр финансов отметила, что Украина должна стабилизировать финансовую ситуацию в следующем году и запустить реформы, чтобы в 2016-м выйти на рост.

«Бюджетным кодексом мы даем больший ресурс местным бюджетам, в то же время увеличиваем их ответственность по расходам, – вещала министр-неофит. – Мы передаем им 100% платы за админуслуги и государственную пошлину, новый сбор на розничную продажу подакцизных товаров, налог на недвижимое имущество и до 80% экологического налога. Это все даст местным бюджетам порядка 22 миллиардов дополнительного ресурса».

Яресько анонсировала сокращение налогов с 22 до 9 и создание трех групп на едином налоге вместо нынешних шести. Из новаций также – налог на большие авто и «ювелирку», электронное администрирование НДС, выведение доходов из тени путем снижения единого социального взноса с 41 до 15% в 2017 году, ликвидация «оффшорного рая» новым законом о трансфертном ценообразовании и денонсацией известного соглашения с Кипром и, по сути, окончательное вытеснение с наших прилавков и так подорожавшего импорта за счет введения дополнительного сбора на него. Минфин прогнозирует в следующем году спад реального ВВП в 4,3 % и инфляцию в 13 %. На оборону и финансирование долгов запланирована почти треть расходов бюджета.

На вопросы депутатов, почему деньги бюджетом выделены туда, а не сюда (вопрос «радикалки» Оксаны Корчинской о финансировании «Охматдета») Яценюк отвечал просто – денег нету, если вы их где-то найдете, то скажем спасибо.

Отдельной темой были валютные кредиты – под стенами Рады как раз был многолюдный митинг их владельцев, которые порывались поговорить с депутатами по душам. Антону Геращенко и Бориславу Березе приходилось даже выходить успокаивать толпу, которая слегка помяла милицейский кордон. Ляшко потребовал вытянуть на эту трибуну «паразитку» Гонтареву, чтобы та объяснила, что творится с курсом гривны, за что получил замечание от Гройсмана. Спикер сказал, что имел разговор с Гонтаревой и та может прийти в парламент и ответить на вопросы.

Претензии к бюджету были у всех фракций, дольше всех – шесть минут при регламенте в две выступал Виктор Пинзеник, который разнес поданный в Раду документ в пух и прах. После этого Яценюк призвал парламентариев в политической ответственности, напомнил о войне и попросил принять законопроекты к рассмотрению и начать их дорабатывать.

Юрий Луценко предложил график, по которому эти законопроекты в идеале надо проголосовать: в четверг – принятие в первом чтении 44 законов и двух кодексов, в воскресенье (да-да!) – во втором, а в следующий вторник – голосование за бюджет. Такой план залом был поддержан. Зато не было поддержано внесение в повестку законопроектов о легализации игорного бизнеса, которые по настоянию «Батькивщины» были вынесены из пакета.

Яценюк заявил, что игорный бизнес и так прекрасно чувствует себя в тени, принося доходы куда угодно, только не в бюджет, но депутаты были неумолимы. Борислав Береза даже накричал на премьера, что этот закон лоббистский, причем лоббирует интересы «московских игроков». Егор Соболев из «Самопомичи» отметил, что вопрос игорного бизнеса нельзя решать таким образом, а надо разработать законопроект, который устроит все фракции. Гройсман, видя, что голосов нет, снял правительственную инициативу с рассмотрения.

В завершение депутаты поколдовали с регламентом, сделав себе рабочее воскресенье и назначив «бюджетное» заседание под новогоднюю елку – на 30 декабря. А также урезали каникулы – первую сессию решили закрыть не 16 января, а 3 февраля в день открытия второй.

Бюджетный процесс ушел на горячее обсуждение в комитеты, причем нардепы не решаются гарантировать, что до нового года он стопроцентно будет завершен. Пока все выглядит так, что кому-то очень хочется, чтобы в 2015-й вошла с бюджетом 2014-го. Но у Арсения Петровича, как мы знаем, есть безотказная стратегия – в очередной раз пригрозить отставкой и заявить, что без бюджета МВФ не даст нам денег. Может, несмотря на все коалиционные разногласия, это снова подействует?

Источник: http://glavcom.ua/articles/25234.htmlПавел Вуец.
Под конец года парламентская коалиция столкнулась с самыми большими рисками и вызовами за время своего недолгого существования. Если за избавление от внеблокового статуса парламент проголосовал с большим запасом конституционным большинством, то за другой резонансный проект о наделении большими полномочиями Секретаря СНБО из большинства голосовали только «Народный фронт» и «Блок Порошенко». В принципе, голосов этих фракций хватало, но что во «Фронте», что в БПП хватало отсутствовавших и не голосовавших. Причем не случайных, а идейных – в президентской силе не захотели подыгрывать Александру Турчинову семеро воздержавшихся. В провале этого голосования некоторые обвинили главу профильного комитета «фронтовика» Сергея Пашинского, который мало того, что не смог уговорить коллег по коалиции отдать голоса за проект, но и понадеялся на «авось». Некоторые нардепы даже посчитали это голосование началом конца коалиции.

Но главным коалиционным камнем преткновения стал, конечно же, бюджет на 2015 год. Изначально было понятно, что с этим ключевым законом, по которому стране жить весь следующий кризисный год, депутаты намучаются. Премьер Арсений Яценюк создал фон, что это будет бюджет выживания, а «богатые» времена, когда можно было подкинуть деньжат депутатам на округа взамен на голоса, давно прошли. Назвать этот бюджет, сколоченный в условиях безденежья, непопулярным, значит очень смягчить краски. Но даже с таким бюджетом в Кабмине принялись мудрить – формально он был зарегистрирован в аппарате Рады, но потом тут же «отозван» на доработку. Изначально гулявшие информпространством страшные планы отменить стипендии студентам и повысить пенсионный возраст, в итоге, так и остались «страшилками». Но то, что индексация соцвыплат заморожена до декабря следующего года – факт.

Кабмин корпел над бюджетом, а также изменениями в Налоговый и Бюджетный кодексы со вчера – с десяти вечера до четырех утра. Коллеги по коалиции стойко ждали его появления: например, «Блок Порошенко» даже оставил восьмерых «дежурных» – Андрея Павелко, Оксану Продан, Тараса Кутового, Виктора Пинзеника и других, которые в случае появления одобренного Кабмином проекта бюджета в системе должны были в срочном порядке изучить его и написать «рецензию» до утреннего собрания фракции. Впрочем, ночью нардепам работать не пришлось – «бюджетный пакет» появился только рано утром и непонятно было, как 400-страничный документ можно успеть рассмотреть за час-полтора перед рассмотрением. Во фракции Порошенко были, мягко говоря, недовольны таким поведением Яценюка.

«Если бы все так затягивалось, чтобы подготовить действительно нормальный бюджет, так ладно, – кипятились «порошенковцы». – Но это же ужас, а не бюджет, все наши предложения выслушали, но в итоговый вариант почти ничего не включили. Наши мажоритарщики с трудом представляют себе, как голосовать за такое, а потом ехать на округ – там же сплошные удавки на шею».

«Нас очень беспокоит подход к бюджету, который демонстрируют наши коллеги, которых мы делегировали в правительство, – говорил глава фракции «Блока Порошенко» Юрий Луценко. – Только в шесть утра внесли Бюджетный и Налоговый кодекс, еще позже внесли сам бюджет. До сих пор разносятся 46 законов, которые будут предшествовать принятию бюджета». И начал перечислять, то о чем «не договаривались»: «Правительство так и не прикрыло главную кормушку – дотации для «Нафтогаза». Мы видим недопустимое ноу-хау, когда правительство не имеет ограничений во внешних заимствованиях». Досталось также и инициативе облагать 30%-й налогом разницу между задекларированными доходами и реальными затратами. Причем критиковали ее даже в самом «Народном фронте», который делегировал во власть «лучшего в истории премьера».

«Я понятия не имею, зачем Яценюк внес столько одиозных норм, тот же 30%-й налог просто оттолкнет от нас наших избирателей – «средний класс», у которого наверняка кое-то припрятано под подушкой, – делился с «Главкомом» один из «фронтовиков». – Если правительство, запихивая все это в бюджетный пакет, пользовалось логикой, как в том анекдоте – сначала посели козу в дом, а потом убери ее и сразу станет просторней, то этих коз уже пора бы выводить».

«Фундаментальных изменений принципов в этом проекте нет, – говорит, взвешивая в руке розданную увесистую книжку, член комитета по финансовой политике и банковской деятельности Павел Ризаненко. – Изменилась механика отдельных расчетов, но ничего не поменялось относительно децентрализации. Никаких полномочий на места центральной властью передано не было».

Глава фракции «Самопомич» Олег Березюк категорически отмел голосование за бюджет уже во вторник: «Сегодня мы даже не думаем голосовать за бюджет, потому что он зависит от Налогового, Бюджетного кодекса и тех 42 законов, которые зашли. Я себе не представляю, как мы даже до завтра их рассмотрим».

В «Самопомичи» также сетовали, что Кабмин пошел на нарушение ранее достигнутых договоренностей. В «Батькивщине» были более конкретны – Юлия Тимошенко предложила проголосовать в первом чтении в четверг, во втором – в следующий вторник, а в этом промежутке поработать над законопроектами в комитетах и провести общественные слушания.

Если такие претензии были у либералов, то, в крайне отрицательной реакции склонной к популизму Радикальной партии, которая также затесалась в коалицию, сомневаться вовсе не приходилось. Тем более, ей так и не достался такой желанный бюджетный комитет. «Нашими основными требованиями были деолигархализация и деофшоризация, – тараторил Олег Ляшко, назвавший главу НБУ Валерию Гонтареву «дурепой». – При этом, по предварительной информации, в этом проекте заложено радикальное сокращение социальных выплат, которое мы не поддерживаем. Курс по 17, который заложен, – это не реальный курс».

В общем, понятно было, что не столько министру финансов Натальи Яресько, которая непосредственно должна была представлять бюджет, сколько Арсению Яценюку придется выслушать много интересного. Начало презентации бюджета затянулось почти на час, который депутаты коротали кто на заседаниях фракций, кто на собрании Совета коалиции, и когда Владимир Гройсман, наконец, позвал нардепов в зал, многие из них только затаривали подносы в парламентском буфете и на рабочие места не спешили, поглядывая на мониторы. Там депутат от «Батькивщины» Крулько вручал спикеру Вифлеемский огонь мира. Очевидно, он пригодится нардепам, если веерные отключения таки доберутся до здания.

Депутаты проголосовали за продолжение работы до рассмотрения всех вопросов повестки дня и приготовились слушать министров – помимо Яресько, связанные законопроекты представляли министр соцполитики Павел Розенко, министр экономики Айварас Абромавичус, и зам министра финансов Владимир Матвийчук. Яценюк попросил хотя бы внести предложенные проекты в повестку и до следующего пленарного заседания в четверг заняться их доработкой.

Яресько говорила с трибуны хоть и на изрядно американизированном, но украинском (в отличие от Абромавичуса, решившего не искать сложных путей и выбравшего «общедоступны» русский). Министр финансов отметила, что Украина должна стабилизировать финансовую ситуацию в следующем году и запустить реформы, чтобы в 2016-м выйти на рост.

«Бюджетным кодексом мы даем больший ресурс местным бюджетам, в то же время увеличиваем их ответственность по расходам, – вещала министр-неофит. – Мы передаем им 100% платы за админуслуги и государственную пошлину, новый сбор на розничную продажу подакцизных товаров, налог на недвижимое имущество и до 80% экологического налога. Это все даст местным бюджетам порядка 22 миллиардов дополнительного ресурса».

Яресько анонсировала сокращение налогов с 22 до 9 и создание трех групп на едином налоге вместо нынешних шести. Из новаций также – налог на большие авто и «ювелирку», электронное администрирование НДС, выведение доходов из тени путем снижения единого социального взноса с 41 до 15% в 2017 году, ликвидация «оффшорного рая» новым законом о трансфертном ценообразовании и денонсацией известного соглашения с Кипром и, по сути, окончательное вытеснение с наших прилавков и так подорожавшего импорта за счет введения дополнительного сбора на него. Минфин прогнозирует в следующем году спад реального ВВП в 4,3 % и инфляцию в 13 %. На оборону и финансирование долгов запланирована почти треть расходов бюджета.

На вопросы депутатов, почему деньги бюджетом выделены туда, а не сюда (вопрос «радикалки» Оксаны Корчинской о финансировании «Охматдета») Яценюк отвечал просто – денег нету, если вы их где-то найдете, то скажем спасибо.

Отдельной темой были валютные кредиты – под стенами Рады как раз был многолюдный митинг их владельцев, которые порывались поговорить с депутатами по душам. Антону Геращенко и Бориславу Березе приходилось даже выходить успокаивать толпу, которая слегка помяла милицейский кордон. Ляшко потребовал вытянуть на эту трибуну «паразитку» Гонтареву, чтобы та объяснила, что творится с курсом гривны, за что получил замечание от Гройсмана. Спикер сказал, что имел разговор с Гонтаревой и та может прийти в парламент и ответить на вопросы.

Претензии к бюджету были у всех фракций, дольше всех – шесть минут при регламенте в две выступал Виктор Пинзеник, который разнес поданный в Раду документ в пух и прах. После этого Яценюк призвал парламентариев в политической ответственности, напомнил о войне и попросил принять законопроекты к рассмотрению и начать их дорабатывать.

Юрий Луценко предложил график, по которому эти законопроекты в идеале надо проголосовать: в четверг – принятие в первом чтении 44 законов и двух кодексов, в воскресенье (да-да!) – во втором, а в следующий вторник – голосование за бюджет. Такой план залом был поддержан. Зато не было поддержано внесение в повестку законопроектов о легализации игорного бизнеса, которые по настоянию «Батькивщины» были вынесены из пакета.

Яценюк заявил, что игорный бизнес и так прекрасно чувствует себя в тени, принося доходы куда угодно, только не в бюджет, но депутаты были неумолимы. Борислав Береза даже накричал на премьера, что этот закон лоббистский, причем лоббирует интересы «московских игроков». Егор Соболев из «Самопомичи» отметил, что вопрос игорного бизнеса нельзя решать таким образом, а надо разработать законопроект, который устроит все фракции. Гройсман, видя, что голосов нет, снял правительственную инициативу с рассмотрения.

В завершение депутаты поколдовали с регламентом, сделав себе рабочее воскресенье и назначив «бюджетное» заседание под новогоднюю елку – на 30 декабря. А также урезали каникулы – первую сессию решили закрыть не 16 января, а 3 февраля в день открытия второй.

Бюджетный процесс ушел на горячее обсуждение в комитеты, причем нардепы не решаются гарантировать, что до нового года он стопроцентно будет завершен. Пока все выглядит так, что кому-то очень хочется, чтобы в 2015-й вошла с бюджетом 2014-го. Но у Арсения Петровича, как мы знаем, есть безотказная стратегия – в очередной раз пригрозить отставкой и заявить, что без бюджета МВФ не даст нам денег. Может, несмотря на все коалиционные разногласия, это снова подействует?

Источник: http://glavcom.ua/articles/25234.html

Как Россия сможет восстановиться («US News and World Report», США)Как Россия сможет восстановиться («US News and World Report», США)

Москва может остановить свой стратегический и экономический спад, вернув себе международный престиж.
Денис Корбой (Denis Corboy), Уильям Кортни (William Courtney), Кеннет Яловиц (Kenneth Yalowitz)

Когда начался 2014 год, мало кто в России мог себе представить, какие неудачи будут ждать страну к концу года. Россия вступает в этап стратегического спада. У нее есть возможности для восстановления, однако признаки стремления к этому практически отсутствуют.

В этом году неудачи постигли Россию на трех фронтах: экономическом, политическом и социальном, а также во внешней политике.

Россию поразил мощный финансовый кризис, и в будущем году ее экономика может сползти в длительную и устойчивую рецессию. Нефтяные цены упали примерно на две пятых, а российский нефтегазовый экспорт является главным источником пополнения государственного бюджета. Соотношение цен на акции и доходов по ним самое низкое среди формирующихся рынков. Из-за санкций, введенных в ответ на агрессию в восточной Украине, Россия лишилась большей части финансирования с Запада, однако россиянам к концу 2015 года предстоит погасить или перенести сроки погашения долгов на сумму более 150 миллиардов долларов.

Эти факторы, а также история с временным задержанием хорошо известного ведущего бизнесмена напугали инвесторов. Кроме того, коррупция и вмешательство государства в дела экономики душат частную инициативу, а раздутые государственные корпорации типа «Роснефти» получают субсидии. Без крупных перемен российская экономика не восстановится за два года, как предсказал на прошлой неделе президент Владимир Путин. Он не выдвинул никакой стратегии оздоровления. Вместо этого он сторонится направленных на либерализацию реформ и надеется, что цены на нефть поднимутся, а России хватит резервного фонда, чтобы пережить непростые времена.
Алексей Навальный и его брат Олег перед началом заседания суда

Хотя последние опросы показывают, что 80% россиян по-прежнему поддерживают Путина, репрессии подавляют политическую жизнь и гражданское общество. Закрывается историческая и правозащитная организация «Мемориал». Главный политический противник Путина Алексей Навальный может отправиться в тюрьму сроком на 10 лет по сфабрикованным против него обвинениям. В России существуют серьезные демографические проблемы: например, четверть российских мужчин умирает до 55 лет, в то время как в Британии этот показатель составляет 7%. За первые восемь месяцев 2014 года из России эмигрировало 200 тысяч человек. Это больше, чем за любой предыдущий год в последнее время.

Из-за агрессии на Украине от России отвернулись соседи, а Запад устроил ей беспрецедентную изоляцию. В октябре белорусский президент Александр Лукашенко назвал неприемлемым то, что «некоторые государства нарушают территориальную целостность». На прошлой неделе лидеры Евросоюза усилили санкции против Крыма и призвали Путина к «радикальным изменениям» в отношении Украины. А президент Барак Обама утвердил законопроект, разрешающий введение новых санкций. Российская пропаганда и тактика военного запугивания в районе Балтийского моря возмутили многих в Европе и не смогли обеспечить ослабление санкций.

В совокупности все это явные признаки стратегического упадка. Россия может смягчить последствия и остановить свалившиеся на нее невзгоды и несчастья, но для этого ей нужен новый курс.

Запад добивается устранения российской угрозы на востоке Украины в обмен на отмену большинства санкций, и Москве следует на это согласиться. Это означает выполнение Минского соглашения о прекращении огня, отказ от поддержки вооруженных повстанцев на Донбассе и оказание помощи Киеву в восстановлении контроля над регионом и его разрушенной экономики. Затем Запад отменит самые жесткие санкции, такие как ограничение доступа к западным рынкам капитала и к важным технологиям. России уже не придется субсидировать разрушенные области Донбасса, хотя в Крыму решать эту задачу ей все же придется.

Со временем у России появятся новые возможности остановить свой стратегический упадок.

Она может уменьшить размеры государственных корпораций, которые являются наименее производительной частью российской экономики. Российский ВВП менее чем на четверть состоит из поступлений от малых и средних предприятий, что гораздо меньше показателя развитых стран. Независимые энергетические компании в России доказали, насколько динамичным может быть частное предпринимательство, когда оно получает возможность для конкуренции. Инновационные частные фирмы часто вступают в партнерские отношения с иностранными компаниями, а это обеспечивает больший международный акционерный вклад в будущее России.

Россия выиграет, если воспользуется движением ЕС на восток, а не станет его отвергать. Европа останется самым важным экономическим партнером России, которая сможет одновременно развивать связи с Китаем. Чтобы дать преимущества и выгоды своему Евразийскому экономическому союзу, Россия должна вместе с Брюсселем искать пути совместимости с процветающим регионом ЕС. Усиление финансовой прозрачности и совершенствование регулирования в России поможет ей получить более широкий доступ к международным рынкам капитала.

Лучше всего остановить свой спад Москва может путем улучшения отношений с соседями. Украинцы давно уже недовольны российской агрессией. Теперь, когда Москва отменила свое предложение о прокладке газопровода «Южный поток» по дну Черного моря в Европу, у нее появился стимул договариваться с Украиной, которая является крупнейшим покупателем и транзитером российского газа. Это выгоднее, чем направлять предназначенный для Европы газ через Турцию. Похоже, что украинский президент Петр Порошенко готов к переговорам. Сотрудничество с Грузией, Молдавией и Прибалтикой в российских интересах.

Россия — многонациональная и многоконфессиональная страна, однако ее будет ослаблять националистическая политика, отталкивающая от нее меньшинства. Здесь поможет всеохватывающая концепция патриотизма. Дурное обращение с мигрантами и строгие языковые требования станут причиной их исхода из страны, что лишит экономику рабочей силы и квалификаций, которые особенно важны для малого и среднего бизнеса.

Опираясь на ядерные силы, Россия стремится усилить свой имидж великой державы. Однако постановка их в центр дорогостоящей программы модернизации армии имеет сомнительную ценность. Армии нужны ресурсы для противодействия непосредственным угрозам, таким как наплыв террористов из «Исламского государства» (среди лидеров которого есть чеченцы) и из Афганистана. Эти люди могут разжечь партизанскую войну на Северном Кавказе и распространить террористическую угрозу по всей России. Сокращение и вывод коалиционных сил из Афганистана усиливает вероятность того, что боевики пойдут на север. Для создания эффективных мер противодействия терроризму требуется формировать новый военный потенциал.

Все эти шаги помогут России укрепить свое внутреннее положение и вернуть себе международный престиж. Мало кто надеется на то, что Москва вернет Украине Крым и откажется от своего противодействия расширению НАТО. И все-таки Россия может остановить свой начавшийся стратегический упадок. Для достижения прогресса в этом отношении нужно наращивать благоприятные возможности для российского народа, реформировать экономику и улучшать отношения с соседями.
Оригинал публикации: How Russia Can Recover

Читать далее: http://inosmi.ru/russia/20141224/225140307.html#ixzz3Mo0gg69r
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on FacebookМосква может остановить свой стратегический и экономический спад, вернув себе международный престиж.
Денис Корбой (Denis Corboy), Уильям Кортни (William Courtney), Кеннет Яловиц (Kenneth Yalowitz)

Когда начался 2014 год, мало кто в России мог себе представить, какие неудачи будут ждать страну к концу года. Россия вступает в этап стратегического спада. У нее есть возможности для восстановления, однако признаки стремления к этому практически отсутствуют.

В этом году неудачи постигли Россию на трех фронтах: экономическом, политическом и социальном, а также во внешней политике.

Россию поразил мощный финансовый кризис, и в будущем году ее экономика может сползти в длительную и устойчивую рецессию. Нефтяные цены упали примерно на две пятых, а российский нефтегазовый экспорт является главным источником пополнения государственного бюджета. Соотношение цен на акции и доходов по ним самое низкое среди формирующихся рынков. Из-за санкций, введенных в ответ на агрессию в восточной Украине, Россия лишилась большей части финансирования с Запада, однако россиянам к концу 2015 года предстоит погасить или перенести сроки погашения долгов на сумму более 150 миллиардов долларов.

Эти факторы, а также история с временным задержанием хорошо известного ведущего бизнесмена напугали инвесторов. Кроме того, коррупция и вмешательство государства в дела экономики душат частную инициативу, а раздутые государственные корпорации типа «Роснефти» получают субсидии. Без крупных перемен российская экономика не восстановится за два года, как предсказал на прошлой неделе президент Владимир Путин. Он не выдвинул никакой стратегии оздоровления. Вместо этого он сторонится направленных на либерализацию реформ и надеется, что цены на нефть поднимутся, а России хватит резервного фонда, чтобы пережить непростые времена.
Алексей Навальный и его брат Олег перед началом заседания суда

Хотя последние опросы показывают, что 80% россиян по-прежнему поддерживают Путина, репрессии подавляют политическую жизнь и гражданское общество. Закрывается историческая и правозащитная организация «Мемориал». Главный политический противник Путина Алексей Навальный может отправиться в тюрьму сроком на 10 лет по сфабрикованным против него обвинениям. В России существуют серьезные демографические проблемы: например, четверть российских мужчин умирает до 55 лет, в то время как в Британии этот показатель составляет 7%. За первые восемь месяцев 2014 года из России эмигрировало 200 тысяч человек. Это больше, чем за любой предыдущий год в последнее время.

Из-за агрессии на Украине от России отвернулись соседи, а Запад устроил ей беспрецедентную изоляцию. В октябре белорусский президент Александр Лукашенко назвал неприемлемым то, что «некоторые государства нарушают территориальную целостность». На прошлой неделе лидеры Евросоюза усилили санкции против Крыма и призвали Путина к «радикальным изменениям» в отношении Украины. А президент Барак Обама утвердил законопроект, разрешающий введение новых санкций. Российская пропаганда и тактика военного запугивания в районе Балтийского моря возмутили многих в Европе и не смогли обеспечить ослабление санкций.

В совокупности все это явные признаки стратегического упадка. Россия может смягчить последствия и остановить свалившиеся на нее невзгоды и несчастья, но для этого ей нужен новый курс.

Запад добивается устранения российской угрозы на востоке Украины в обмен на отмену большинства санкций, и Москве следует на это согласиться. Это означает выполнение Минского соглашения о прекращении огня, отказ от поддержки вооруженных повстанцев на Донбассе и оказание помощи Киеву в восстановлении контроля над регионом и его разрушенной экономики. Затем Запад отменит самые жесткие санкции, такие как ограничение доступа к западным рынкам капитала и к важным технологиям. России уже не придется субсидировать разрушенные области Донбасса, хотя в Крыму решать эту задачу ей все же придется.

Со временем у России появятся новые возможности остановить свой стратегический упадок.

Она может уменьшить размеры государственных корпораций, которые являются наименее производительной частью российской экономики. Российский ВВП менее чем на четверть состоит из поступлений от малых и средних предприятий, что гораздо меньше показателя развитых стран. Независимые энергетические компании в России доказали, насколько динамичным может быть частное предпринимательство, когда оно получает возможность для конкуренции. Инновационные частные фирмы часто вступают в партнерские отношения с иностранными компаниями, а это обеспечивает больший международный акционерный вклад в будущее России.

Россия выиграет, если воспользуется движением ЕС на восток, а не станет его отвергать. Европа останется самым важным экономическим партнером России, которая сможет одновременно развивать связи с Китаем. Чтобы дать преимущества и выгоды своему Евразийскому экономическому союзу, Россия должна вместе с Брюсселем искать пути совместимости с процветающим регионом ЕС. Усиление финансовой прозрачности и совершенствование регулирования в России поможет ей получить более широкий доступ к международным рынкам капитала.

Лучше всего остановить свой спад Москва может путем улучшения отношений с соседями. Украинцы давно уже недовольны российской агрессией. Теперь, когда Москва отменила свое предложение о прокладке газопровода «Южный поток» по дну Черного моря в Европу, у нее появился стимул договариваться с Украиной, которая является крупнейшим покупателем и транзитером российского газа. Это выгоднее, чем направлять предназначенный для Европы газ через Турцию. Похоже, что украинский президент Петр Порошенко готов к переговорам. Сотрудничество с Грузией, Молдавией и Прибалтикой в российских интересах.

Россия — многонациональная и многоконфессиональная страна, однако ее будет ослаблять националистическая политика, отталкивающая от нее меньшинства. Здесь поможет всеохватывающая концепция патриотизма. Дурное обращение с мигрантами и строгие языковые требования станут причиной их исхода из страны, что лишит экономику рабочей силы и квалификаций, которые особенно важны для малого и среднего бизнеса.

Опираясь на ядерные силы, Россия стремится усилить свой имидж великой державы. Однако постановка их в центр дорогостоящей программы модернизации армии имеет сомнительную ценность. Армии нужны ресурсы для противодействия непосредственным угрозам, таким как наплыв террористов из «Исламского государства» (среди лидеров которого есть чеченцы) и из Афганистана. Эти люди могут разжечь партизанскую войну на Северном Кавказе и распространить террористическую угрозу по всей России. Сокращение и вывод коалиционных сил из Афганистана усиливает вероятность того, что боевики пойдут на север. Для создания эффективных мер противодействия терроризму требуется формировать новый военный потенциал.

Все эти шаги помогут России укрепить свое внутреннее положение и вернуть себе международный престиж. Мало кто надеется на то, что Москва вернет Украине Крым и откажется от своего противодействия расширению НАТО. И все-таки Россия может остановить свой начавшийся стратегический упадок. Для достижения прогресса в этом отношении нужно наращивать благоприятные возможности для российского народа, реформировать экономику и улучшать отношения с соседями.
Оригинал публикации: How Russia Can Recover

Читать далее: http://inosmi.ru/russia/20141224/225140307.html#ixzz3Mo0gg69r
Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on Facebook

Уходящий год должен был стать лучшим для Путина, но оказался худшимУходящий год должен был стать лучшим для Путина, но оказался худшим

Майк Брэдшоу | The Washington Post.
Эра Путина может подойти к нелегкому и преждевременному концу

«Год назад у Владимира Путина были все основания полагать, что его ждет круг почета. Руководя финальными приготовлениями к зимней Олимпиаде, он чувствовал себя осмелевшим за счет нефтедолларовых богатств и наслаждался похвалами таких изданий, как Forbes, называвших его «самой влиятельной персоной в мире», — повествует колумнист The Washington Post Майк Брэдшоу, профессор глобальной энергии в бизнес-школе Уорикского университета. — Однако 2014 оказался его annus horribilis (ужасный год. — лат.) и, судя по всему, стал началом конца «путинской эры».

«У Путина сохраняется высокий рейтинг поддержки, и нет массового движения, протестующего против его режима, — говорится в статье. — Эти обстоятельства заставили многих на Западе полагать, что, независимо от ухудшения ситуации в ближайшее время, Путин останется у штурвала России сколько пожелает. Однако это мнение не учитывает возможность все более вероятного и традиционного для России сценария — кремлевского переворота».

По словам Брэдшоу, Путин весь год совмещал невезение и неблагоприятные события, не поддающиеся его контролю, с собственными невероятными заблуждениями и завышенными претензиями. Так, когда случился Майдан, «он не только отказался признать новый режим в Киеве и до сих пор называет его результатом незаконного переворота, но и захватил Крым, воспользовавшись хаосом». Это вызвало западные санкции против Кремля и физических лиц из его ближнего круга и раскрутило спираль дальнейших событий: конфликт на Восточной Украине с расстрелом малайзийского авиалайнера, издевательства и игры вокруг газового экспорта и бряцание оружием в адрес бывших советских республик. Даже канцлер Германии Ангела Меркель стала называть Путина нечестным, говорится в статье.

Между тем ресурсы Путина, подкрепляющие эту воинственность, базируются на хрупком фундаменте, отмечает автор. «Несмотря на годы риторики о необходимости для России модернизировать и диверсифицировать экономику, страна остается весьма зависимой от энергетического и добывающего секторов», — говорится в статье. «Это равносильно тому, как если бы Путин положил все яйца Фаберже в одну корзину: его псевдоимперский проект основывается на волатильных рынках — энергетическом и валютном, которые оба с легкостью могут подвергнуться влиянию тех самых западных держав, которые он любит провоцировать».

«Растущее мировое предложение нефти привело к падению цен со 100 долларов за баррель летом до менее чем 60 долларов на этой неделе, значительно сжав пресловутую корзину со всеми яйцами Путина», — развивает автор свой образ. При этом в «якобы внушительной российской нефтяной и газовой промышленности» дела и так обстоят неважно. После резкого спада в 1990-е нефтяная промышленность восстановилась во многом за счет добычи из месторождений, унаследованных от СССР, однако, как поясняет Брэдшоу, старые месторождения уже отжили свое и для поддержания экспорта в 2020-х годах нужно развивать новые источники сырья.

«Теперь Кремль столкнулся с многочисленными претензиями на его ограниченные ресурсы: он должен помочь российским компаниям расплатиться по долгам и поддержать банки, — пишет колумнист. — При неизбежной рецессии и падающих доходах от нефтяного и газового экспорта Путину будет сложно всем угодить».

«В то время как Запад, несомненно, будет надеяться, что Путин попытается разрешить ситуацию на Украине и начать эру рыночных реформ, чтобы выстроить более диверсифицированную экономику (возможность, которую он упустил в 2008-2009 годах), более вероятно, что он задраит люки и положится на свой давний подход, основывающийся на диктате государства и управлении сверху», — считает автор.

Брэдшоу не думает, что Путину помешает переизбраться на новый шестилетний срок какое-либо народное восстание в стиле Майдана или «арабской весны». «Более вероятна — на фоне финансового затруднения московских элит — дворцовая революция, при которой приближенные Путина принудят его уйти или не переизбираться в 2018 году, — прогнозирует автор. — Здесь Западу надо быть поосторожнее со своими чаяниями: если эра Путина подойдет к трудному и преждевременному концу, нет никакой гарантии, что преемник будет более сговорчивым, так что может пригодиться старая пословица: «Известный дьявол лучше неизвестного».

Источник: The Washington Post
Майк Брэдшоу | The Washington Post.
Эра Путина может подойти к нелегкому и преждевременному концу

«Год назад у Владимира Путина были все основания полагать, что его ждет круг почета. Руководя финальными приготовлениями к зимней Олимпиаде, он чувствовал себя осмелевшим за счет нефтедолларовых богатств и наслаждался похвалами таких изданий, как Forbes, называвших его «самой влиятельной персоной в мире», — повествует колумнист The Washington Post Майк Брэдшоу, профессор глобальной энергии в бизнес-школе Уорикского университета. — Однако 2014 оказался его annus horribilis (ужасный год. — лат.) и, судя по всему, стал началом конца «путинской эры».

«У Путина сохраняется высокий рейтинг поддержки, и нет массового движения, протестующего против его режима, — говорится в статье. — Эти обстоятельства заставили многих на Западе полагать, что, независимо от ухудшения ситуации в ближайшее время, Путин останется у штурвала России сколько пожелает. Однако это мнение не учитывает возможность все более вероятного и традиционного для России сценария — кремлевского переворота».

По словам Брэдшоу, Путин весь год совмещал невезение и неблагоприятные события, не поддающиеся его контролю, с собственными невероятными заблуждениями и завышенными претензиями. Так, когда случился Майдан, «он не только отказался признать новый режим в Киеве и до сих пор называет его результатом незаконного переворота, но и захватил Крым, воспользовавшись хаосом». Это вызвало западные санкции против Кремля и физических лиц из его ближнего круга и раскрутило спираль дальнейших событий: конфликт на Восточной Украине с расстрелом малайзийского авиалайнера, издевательства и игры вокруг газового экспорта и бряцание оружием в адрес бывших советских республик. Даже канцлер Германии Ангела Меркель стала называть Путина нечестным, говорится в статье.

Между тем ресурсы Путина, подкрепляющие эту воинственность, базируются на хрупком фундаменте, отмечает автор. «Несмотря на годы риторики о необходимости для России модернизировать и диверсифицировать экономику, страна остается весьма зависимой от энергетического и добывающего секторов», — говорится в статье. «Это равносильно тому, как если бы Путин положил все яйца Фаберже в одну корзину: его псевдоимперский проект основывается на волатильных рынках — энергетическом и валютном, которые оба с легкостью могут подвергнуться влиянию тех самых западных держав, которые он любит провоцировать».

«Растущее мировое предложение нефти привело к падению цен со 100 долларов за баррель летом до менее чем 60 долларов на этой неделе, значительно сжав пресловутую корзину со всеми яйцами Путина», — развивает автор свой образ. При этом в «якобы внушительной российской нефтяной и газовой промышленности» дела и так обстоят неважно. После резкого спада в 1990-е нефтяная промышленность восстановилась во многом за счет добычи из месторождений, унаследованных от СССР, однако, как поясняет Брэдшоу, старые месторождения уже отжили свое и для поддержания экспорта в 2020-х годах нужно развивать новые источники сырья.

«Теперь Кремль столкнулся с многочисленными претензиями на его ограниченные ресурсы: он должен помочь российским компаниям расплатиться по долгам и поддержать банки, — пишет колумнист. — При неизбежной рецессии и падающих доходах от нефтяного и газового экспорта Путину будет сложно всем угодить».

«В то время как Запад, несомненно, будет надеяться, что Путин попытается разрешить ситуацию на Украине и начать эру рыночных реформ, чтобы выстроить более диверсифицированную экономику (возможность, которую он упустил в 2008-2009 годах), более вероятно, что он задраит люки и положится на свой давний подход, основывающийся на диктате государства и управлении сверху», — считает автор.

Брэдшоу не думает, что Путину помешает переизбраться на новый шестилетний срок какое-либо народное восстание в стиле Майдана или «арабской весны». «Более вероятна — на фоне финансового затруднения московских элит — дворцовая революция, при которой приближенные Путина принудят его уйти или не переизбираться в 2018 году, — прогнозирует автор. — Здесь Западу надо быть поосторожнее со своими чаяниями: если эра Путина подойдет к трудному и преждевременному концу, нет никакой гарантии, что преемник будет более сговорчивым, так что может пригодиться старая пословица: «Известный дьявол лучше неизвестного».

Источник: The Washington Post

Семен Семенченко: Наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевикиСемен Семенченко: Наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики

Екатерина Сергацкова, Мария Жартовская,
Семен Семенченко назначает «Украинской правде» встречу на 10 утра субботы. Место встречи – его кабинет в здании комитетов Верховной Рады, который он делит с бывшим главой администрации президента Сергеем Пашинским.
Комбат-депутат опаздывает на 50 минут, заставляя ждать под дождем у Рады. В помещение нас не пускает охранник – молодой парень в форме с нашивкой «Нацгвардия». Имя Семена Семенченко ему незнакомо. «Я не всех депутатов тут знаю», — оправдывается он.
«Я сейчас подъеду, подождите еще», – отвечает по телефону комбат-депутат. Через десять минут он выходит из-за угла без верхней одежды, в темно-зеленой пайте и такого же цвета штанах. «Просто ровно в 10 вас здесь не было, а я время ценю – решил сделать пока другие дела», — объясняет Семенченко свое опоздание, но все же извиняется. «А вообще я, честно говоря, человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства», — говорит он.
«Теперь вы нам кофе должны», — шутим мы. «Будет вам кофе. Попросим секретаря, она у нас одна на двоих с Пашинским», — сообщает Семенченко.
На входе охранник просит предъявить документы. При виде российского паспорта одной из корреспонденток Семенченко театрально охает.
«Сегодня увидел кучу фотожаб на себя – сделали даже мем, как будто я убил Кеннеди, — шутит Семенченко. – И понял восторг Антона Геращенко по поводу всех этих интернет-мемов. Он считает, что это – настоящее признание».
Кабинет Семенченко выглядит так, будто он в нем не появляется.
На рабочем столе – выключенный компьютер, открытый конверт и листок, исписанный мелкими треугольниками, чьими-то портретами и короткими заметками. В холодильнике пусто, а в шкафчике отсутствующего секретаря нет ни чая, ни кофе. Пользоваться кофеваркой, как выясняется, комбат-депутат не умеет.
Он уходит, чтобы попросить кого-то найти кофе. Спустя 15 минут в кабинет стучится мужчина в форме с тремя одноразовыми стаканчиками с американо. «Обращайся, если еще что-то нужно», — говорит он по-дружески Семену и уходит. Мы начинаем интервью.
Е.С. — Кем вы себя считаете?
– Тем, кем я есть. Командиром батальона «Донбасс» и народным депутатом.
Е.С.: То есть, для вас это две равнозначные роли?
– В принципе, да.
Е.С.: В одном из своих интервью вы говорили, что выбираете, остаться комбатом или стать депутатом.
– Выбрал. Буду и тем, и тем.
Е.С.: А как такое возможно? Как комбат вы должны быть на фронте, вместе с добровольцами. В Верховной Раде – принимать законы и не пропускать заседания.
– Батальон «Донбасс» – это не просто военное подразделение. Это фактически вооруженный отряд Майдана, задача которого – изменить систему. Пока что война заморожена, идут вялые перестрелки. Поэтому все сознание занимает вопрос о том, как нам построить мирную страну.
Ребята получают 980 гривен в месяц. Если бы они были военным подразделением, они бы могли пойти туда, где платят больше. Но, как у отряда Майдана, у нас не только военные задачи.
Е.С.: Почему такая маленькая цифра? В апреле Антон Геращенко говорил о 4 000 гривен. Вы тоже об этом говорили.
– Никогда не было такой цифры. Я говорил, что люди идут защищать свое государство. Если убьют – значит убьют.
Кстати, информация в статье на которую вы ссылаетесь очень мало соответствует действительности.
Моя позиция следующая: мы пришли сюда менять страну. Мы создали кадровую роту, где зарплаты не намного, но выше. Но она у нас не заполнена. Потому что люди говорят, что пришли сюда не за деньгами. Эти люди резко отличаются от тех, кто философствует в теплых креслах.
Мария Жартовская: Кто входит в кадровую роту?
– Это люди, которые оформляются на постоянную службу в Национальную Гвардию и не являются резервистами. Что касается меня, то, как метко сказал Мустафа Найем, я считаю себя лоббистом общественных интересов в парламенте. Очень хорошо сказал, я даже это взял на вооружение.
М.Ж.: Но вы входите в состав правящей коалиции в парламенте. Разве вы не у власти?
– Нет, мы не у власти.
М.Ж.: «Самопоміч» не у власти? Вам нужна власть на президентских выборах?
– Нет. Нам нужна возможность сделать так, чтобы волонтеры, общественные активисты заняли места наших патентованных чиновников. Потому что они на порядок лучше выполняют свою работу. Мы сейчас боремся за то, чтобы в Раде заработала комиссия по общественному контролю за военной организацией государства. Это инструмент люстрации, инструмент выявления в обществе тех людей, которые готовы войти в Минобороны, органы безопасности, и работать честно.
Е.С.: Прошу прощения, а что такое военная организация государства? Это аналог «Хезболлы» что ли?
– Нет. Открываем «Нормативно-правовую базу в сфере безопасности Украины» (выходит за книгой — УП). Читаем: «военные организации государства – совокупность органов государственной власти военных формирований, созданных в соответствии с законами Украины, деятельность которых находится под демократическим гражданским контролем общества и непосредственно направлена на защиту интересов Украины от внешних и внутренних угроз».
То есть оборонка и военные подразделения, которые должны быть под гражданским контролем. Со стороны людей, которые находятся за пределами парламента и непосредственно Рады. У нас есть такой контроль? Нет. Мы добиваемся его, а во всем мире это есть.
Е.С.: Такого количества депутатов-комбатов как в Украине нет нигде.
– А в мире вообще мало стран, на которые напала Россия, и где президентом был судимый Янукович. Мы вообще уникальная страна.
Е.С.: Что сейчас происходит с батальоном «Донбасс»? После Иловайской трагедии бойцы рассказывали о том, что шла речь о расформировании батальона, поскольку большинство ваших попало в плен.
– Против Украины ведется информационная война. Затем информационная война переползла к нам из РФ. В период с марта по май разве можно было встретить в нашей прессе сообщения, порочащие батальоны, общественных активистов и волонтеров? Нет.
А сегодня пятая колонна из числа журналистов, которая сейчас снимает сюжеты для НТВ, занимается тем, что разваливает нашу страну. Услышанная вами информация часто не соответствует действительности. Нет такого количества пленных, о которых все говорят.
Тоже самое касается и дел в «Донбассе». В батальоне сейчас – 700 человек. Часть людей находится в Золочеве, это база Нацгвардии во Львовской области. С понедельника они прибывают в Киев, в подразделения.
Еще часть людей находятся в Луганской области, за Северодонецком, часть – в Старе под Киевом и еще часть – в Днепропетровске, у нас там лагерь. То есть постоянно происходят ротация и обучение. Также планирую, чтобы часть людей находились в Запорожье и Харькове, чтобы обеспечивать там безопасность.
Батальон проявил себя очень хорошо, освобождал города и стал лучшим штурмовым подразделением. И в Иловайске мы проявили себя отлично: задачу, поставленную перед батальоном, выполнили на 200%. Более 100 человек награждены орденами и медалями, знаками отличия. Не за что батальон Донбасс расформировывать – это фейк.
Что касается задач батальона в зоне АТО, у нас есть борьба с диверсионными группами. Еще одна задача – пресечение потока контрабанды, торговли разными спиртными напитками, а также гуманитарки, которую мы сейчас тоже решаем.
Е.С.: Вы затронули тему информационной войны. Пресса пишет о мародерстве уже достаточно давно. И мы достаточно часто получаем такие сообщения от авторитетных людей.
– Я не говорю, что этого нет.
Е.С.: Но вы отрицаете факты, которые есть.
– Я не отрицаю. Никогда не отрицал. Забейте в гугле «Не все, кто на фронте, герои». На Громадськом этот мой комментарий получил большое распространение.
Я об этом говорил, когда все еще стеснялись говорить. Эта проблема существует у нас, у пограничников, в Италии, США, в России — везде. Другое дело, что информационная политика ведется так, что те проблемы, которые существуют в других подразделениях, совсем не упоминаются.
И получается, что идет информационная кампания, а те герои, которых вы вчера носили на руках — мудаки и мародеры, рвущиеся к власти циники. Наше общество мало отличается от того, что было на Донбассе. Самосознание выше, но очень многим совсем легко забить баки.
Е.С.: Мне кажется, что если бы вы вели более правильную информационную политику, то не было бы таких проблем.
– Помогите, контролируйте нас, звоните. Вы же демократические наши защитники и солдаты!
Е.С.: Но в большей части своих выступлений вы говорите, что никакого мародерства нет. С губернатором Донецкой области (Александром Кихтенко – УП) вы тоже спорили.
– Давайте поговорим о губернаторе Донецкой области. То, что он сказал, не соответствует действительности. И я вообще считаю, что тому человеку, о котором он сказал, нужно подать в суд.
Была другая история. Людей, которые дислоцировались в Красноармейске, назвали мародерами, будто они занимаются «отжимом». Уничтожить нас пытались, но не потому, что мы не нужны, а потому что мы не нужны им. А потом выяснилось, что много благодарностей от людей местных, от СБУ, потому что задержано много диверсантов. И потом они все извинились и спросили – а можно ли их там оставить.
Е.С.: Следствие проводится по этим вопросам?
– Скажу честно: летом мы собрали 400 человек в батальоны, у нас было три недели на подготовку. Мне приходилось решать вопросы с обеспечением, с информационной поддержкой, вопросы подготовки личного состава при полном противодействии системы.
Я за три месяца выгнал 148 человек. И часть этих людей теперь «пионерит» по социальным сетям и рассказывает «правду».
За что выгоняли? Приходим в город, берем под контроль «Новую почту», начинаем наблюдать разные вещи. Зовем к себе, выясняем подробности и выгоняем после этого. Пришли люди, которые хотели играть в «Контр-Страйк» – очень жестокие. Были люди, которые не подчинялись – «хочу вот так и все — до свидания». Были люди, которые хотели показать жене, какие они смелые, а потом выяснялось, что война — это не детские игрушки.
Никто из этих людей не признается, что он мародер или трус. Если бы это было сейчас, я бы отдавал их под суд. Я просто понимаю, каково после всех этих смертей смотреть на то, как цинично ведут себя люди, которых мы выгоняли. И мы будем отдавать под суд. Тогда мы просто немного отделяли себя от государства.
Е.С.: Вы именно по этой причине затеяли историю с гуманитарным конвоем Ахметова, чтобы сказать, что гуманитарный фонд Ахметова должен стать гуманитарным фондом государства?
– Хронология событий. Я публикую пост в интернете две недели назад – его легко найти, он собрал 15 000 лайков, – о том, что батальон «Донбасс» в Луганской области решил пресечь контрабанду водки, сигарет, бензина, и что мы решили разобраться со всем на месте. Потому что это коррупция и деньги не поступают в бюджет.
Это предательство, потому что они уже начинают барыжничать между собой, на государственные интересы им просто наплевать. Как представители комитетов по борьбе с коррупцией и нацбезопасности и обороне поехали в АТО.
Когда мы подъезжали к месту, прочли, что батальон «Днепр» остановил колонну фонда Рината Ахметова и обменял машину на шестерых пленных. Я перезвонил в «Днепр» и мне подтвердили, что это правда.
Для всех добровольцев главная проблема сейчас – ребята, которые находятся в плену. Тем более, ситуация с грузом фонда Рината Ахметова неоднозначна. Преувеличиваются масштабы гуманитарной катастрофы, а документы, предъявленные бойцам АТО, были выписаны на сеть магазинов «Брусничка», товары не были промаркированы как гуманитарная помощь.
Отсутствие доказательства того, что эта гуманитарная помощь действительно выдается инвалидам и пенсионерам, женщинам и детям, вызвало у бойцов батальона «Днепр» серьёзные подозрения: не попадает ли этот груз к террористам.
Е.С.: Обмен человека на еду или деньги не является нормой в международной практике.
– Бросать своих – не является нормой нигде.
Е.С.: Это разные вещи. Вы манипулируете. Пленными нельзя торговать, их можно менять на других пленных.
– Это известно всем, кроме добровольцев, которые своих товарищей не могут вытащить уже три месяца. Не меняют нам их на других пленных. Что делать?
Был бы хороший выход, если бы у нас был статус войны, а не АТО, и пленные попадали бы под Женевскую конвенцию.
Нам главное, чтобы ребята были дома. Мы за эти три месяца использовали все способы их вытащить. Я узнал, что «Днепр» поменял своих бойцов. Я противник денежных выкупов, потому что последнего выкупят фактически за миллиарды. Но если сепаратисты сами получают эту еду и поменяли на них наших пленных, это значит, что еще несколько человек увидели свои семьи.
…Продолжу хронологию. В итоге мы приезжаем на место, где стоит длинная колонна разных машин – и фонда Рината Ахметова и других владельцев, — в том числе с водкой, сигаретами. Мы открыли четыре машины и увидели те же продукты, которыми торгует сеть «Брусничка», той же расфасовки. По документам там также была торговая сеть «Брусничка». Там не было никакого детского питания – каша, масло, крупы.
Е.С.: Но продукция фонда не только для детей предназначена.
– Совершенно верно. Начальник службы охраны фирмы, которая владеет «Брусничкой» сказал, что груз едет на «Донбасс Арену», которая не пострадала во время войны, и которую охраняют боевики батальона «Восток».
Е.С.: Ее не охраняет батальон «Восток», я там была.
– Когда?
Е.С.: Три дня назад. Никто его не охраняет. Кроме обычных сотрудников «Донбасс Арены».
– И фотографии есть?
Е.С.: Я все обсмотрела. И «Грады» ваши пыталась там найти. Никого нет.
– Все там есть. Я сведу вас с людьми, которые туда приезжали.
Е.С.: Да я там бываю регулярно.
– Я за вас рад. У меня там есть люди, которые там бывают регулярно. Давайте вы не будете говорить, что вся информация, которая есть у вас, это единственная информация на свете. Вот вы пообщаетесь с этими людьми и найдете истину. Может, вы просто в разное время с ними приходили.
Дальше я спрашиваю, а как в торговые сети Донецка попадает алкоголь и сигареты? На что они мне отвечают, что не знают. Потом я попросил ребят отпустить хотя бы манку, потому что она хотя бы похожа на детское питание. Правда, такую же мы едим на завтрак в казармах.
Мы едем в Луганскую область, а там батальон «Донбасс» тормозит огромное количество фур с алкоголем и сигаретами. Все едут на территорию, подконтрольную террористам. Очевидно, спасать от гуманитарной катастрофы.
Е.С.: Вы сейчас сплели две разные истории – гуманитарную помощь и продажу…
– А я их разделяю четко! Я вам рассказал хронологию событий. Я ехал не для фонда Ахметова, я ехал по контрабанде и торговле. И по пути у меня как у депутата появились мысли относительно фонда Ахметова. Процесс гуманитарки, контрабанды и торговли я разделяю.
М.Ж.: Дайте уточнить. Вы считаете, что обменивать гуманитарку на еду – это нормально, так?
– Если боевики заинтересовались таким обменом и готовы, чтобы покушать, отдать нам пленных, считаю это супер-выход.
Е.С.: Вы обсуждали этот вопрос с переговорщиками? Это центр освобождения пленных Рубана, межведомственный комитет при СБУ, специальный отдел в министерстве обороны…
– Прошу прощения, а кто их назначил переговорщиками?
Е.С.: В каком смысле? Даже если Рубан выступает как волонтер, то, как минимум, существует комитет при СБУ и советник замминистра обороны Василий Будик, которые уполномочены государством по этим вопросам.
– Как только мы сформировали комитет по безопасности и обороне, первое, что мы сделали, — объявили слушания по поводу пленных и всех их приглашали. А второе – я месяц торчу в этой межведомственной комиссии и знаю, что эти ребята – волонтеры, и не являются лицами, уполномоченными государством. Говорю это для информации. А должны этим заниматься государственные структуры. Все это было построено абсолютно неправильно и потому было сорвано, с привлечением не тех посредников.
Е.С.: У вас есть доказательства, что гуманитарка предназначается боевикам?
– Начну с личного опыта. Летом мы освобождаем Лисичанск. Бежит батальон «Призрак», у которого была отменная российская гуманитарка, и ничего из этого жителям не передавали. А там было большое количество лекарств, тушенка и детское питание. Мы потом долго выдавали это местным жителям – на протяжении полутора месяцев.
Второе – у меня есть отличие от других философов, которые рассказывают про Донбасс. Я сам в Донецке жил, у меня с Макеевки жена, трое детей, 60 процентов бойцов с Донбасса, масса людей, что мне пишут – я полностью владею информацией о том, что там происходит. И когда мне рассказывают сказки о том, что там люди бедные не получают пенсии, хотя их можно переоформить, и когда рассказывают, что там есть нечего, а в магазинах полки ломятся от еды. Не путайте села, которым правда нужна помощь, с благополучным по сравнению с ними Донецком.
Е.С.: Кроме тех районов Донецка, которые бомбят.
– А кто же бомбит Донецк-то? Я вам скажу: никто. Сейчас никто его не бомбит.
Е.С.: Неделя всего прошла с начала затишья.
– Бомбить начинают, когда боевики выезжают и сами бомбят по городу.
Е.С.: Но в бомбоубежищах сидят не боевики, а их заложники.
– К этому вопросу мы еще вернемся. Почему все снимают ответственность с России за оккупированную территорию? Это очень удобно.
Е.С.: Гуманитарная помощь – это не повод для политических манипуляций.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы ими не занимаемся и предлагаем не заниматься фонду Ахметова.
У общества, в том числе у ребят на передовой, накопилась масса вопросов к деятельности Ахметова, как и к деятельности Партии регионов на Донбассе. Я всегда заявлял, что именно ПР в марте-апреле создали террористический анклав на Донбассе.
В настоящее время ответы на эти вопросы не получены, и ребята, являющиеся совестью общества, делают знак равенства между перевозом туда продуктов и финансированием боевиков. И не мы должны доказывать что-то, а они – по стандартам международной гуманитарной помощи. Должны существовать четкие доказательства, что эта помощь выдается людям. Должны быть списки, специальная маркировка, документы, процесс должен быть разделен с торговой сетью «Брусничка».
А давайте посмотрим, что делало государство. Почему в одном интервью министр соцполитики лишь в 25-м предложении заявляет, что наш груз – четыре фуры – не пустили? Где ООН, где международные организации, где пресса со всего мира и визг хотя бы наполовину такой же, какой поднял фонд Ахметова?
Или это был договорняк, чтобы доходила только его помощь? Я хочу, чтобы государство сделало то, что сделал я: переговорило с комиссаром ООН по правам беженцев, с ОБСЕ, и добилось, чтобы каждый факт задержки наших конвоев был известен всему миру, чтобы было давление на Россию. И чтобы были четкие доказательства выдачи гуманитарки людям.
Потому что наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики. Я хочу заставить государство выполнять свою функцию. Людям-то рассказывают, что это не Украина помогает, а фонд Ахметова.
Е.С.: В этом вы правы, но вы не ответили на вопрос, есть ли у вас доказательства, что гуманитарка фонда идет конкретно боевикам.
– Первое: наш личный опыт на фронте. Второе: оперативная информация, поступающая из Донецка. Третье: несоответствие оформления документов стандартам отправки. Четвертое: отсутствие доказательств, которые они обязаны предоставлять.
Откройте любой закон о благотворительной деятельности. Все эти выдачи должны сопровождаться отчетностью. И вообще, не нам надо предоставлять эти доказательства, а государству.
Е.С.: Следственные органы должны, по-вашему, этим заниматься?
– Я прошу прощения. Вы представляете, в какой стране мы живем? Ну какие следственные органы?
Мы же понимаем, что некоторые люди ходят на свободе. А многие из них готовят себе на будущее поля для возрождения. Мы хотим снова 2005 год? Так он кровавый будет. Если эта власть понимает, значит, это не наша власть.
Е.С.: То, что ваша акция с гумконвоем…
– Это не моя акция!
Е.С.: Но все это выглядит как народный суд. А народные суды проводит Алексей Мозговой в своем Алчевске.
– Вот вы сказали ключевое слово: выглядит. Его таким показали.
Е.С.: Для того, чтобы это не выглядело так, нужно было сделать все четко: провести следственные действия, вызвать милицию, например.
– Девчата, ну вы же прекрасно знаете, что никакая милиция у нас не работает в Донецкой области. А во-вторых, мы вызывали милицию, они убежали. В Луганске они сказали, что торговля водкой – это законно. И мы пришли к выводу, что в Украине спокойной ситуации осталось всего два месяца, а дальше будет вторжение либо контрреволюция по полной схеме. Мы не успеваем, у нас нет власти в руках. Простым языком – нужно было бы вводить военное положение. Но есть столько минусов этого…
Говорю как человек, который пытается понять, что нужно сделать. Мы решили, что будем максимально реагировать на те моменты, которые для страны вредны. И максимально будем менять правовое поле, чтобы это действовало по закону.
Но, кстати, вы знаете, что люди, которые в зоне АТО выполняют должностные обязанности, имеют право останавливать любой груз? У них есть формальное основание: отсутствуют документы о передаче груза. Другое дело, что нужно существующие реалии перевести в законное русло, поэтому я сейчас пишу закон о статусе временно оккупированных территорий. И когда я слышу крики о том, что мы легитимизируем (ДНР — УП)… Да право силы уже это легитимизировало!
Е.С.: Вообще в европейской стране…
– У нас не европейская страна.
Е.С.: Для страны, которая этот путь выбрала, это неправильно.
– Но в Европе не воюет никто. Торговля с оккупированными территориями – это зло. Контрабанда – стоп! Нам нужно увеличивать бюджет на армию и лазейки контрабанды выводить в бюджет. Если нужно, поставим опечатанные большие копилки на границах, пусть туда деньги кидают. Я утрирую, конечно.
Третья проблема – гуманитарный фонд. Мы будем обращаться от Рады напрямую к ООН и ОБСЕ с целью привлечения организаций к оказанию гуманитарной помощи Донбассу. Это государственный конвой под эгидой Красного Креста и международных организаций.
Если их будут задерживать на таможне, то будем просто высылать туда вооруженных людей. Это должно делать государство. Пока что это делает фонд Ахметова, и пусть делает, но потом он должен будет положить деньги в общую копилку.
Кроме того, я считаю, что нужно наладить гуманитарную помощь на неоккупированные территории.

Е.С.: Очень вовремя. Это нужно было делать еще с лета.
– А вы не видите взаимосвязи того, что мы подняли шум, и того, что теперь говорит Арсений Яценюк? Они же чувствуют настроения общества.
Е.С.: При чем тут настроения? Это обязанности государства, не мне вам объяснять.
– О чем вы говорите? Какое государство? Это люди, которые находятся на разных должностях. У большинства из них нет ответственности перед государством, а есть ответственность перед своим командованием, вы это прекрасно знаете.
Е.С.: Вопрос по поводу торговли. У нас есть две оккупированные территории: Донбасс и Крым. Вы говорите о том, что нужно запретить торговлю украинских производителей, так? Каким образом? И кому от этого будет хуже?
– Я смотрю, кому от этого будет лучше, и точно лучше будет Украине. Нам нужно делать все, что делали западные страны во время войны. Только гуманитарная помощь нашим нуждающимся гражданам. Это война.
Нам необходимо сделать так, чтобы появились добровольцы, готовые перекрыть коррупцию. Такие люди есть. Не надо перекладывать на них эту функцию, но временно, пока систему не наладим, можно. Давайте заминируем, в конце концов!
Е.С.: Заминируем что?
– Те места, где ходят контрабандисты, и где сейчас может высадиться российская армия. Или просто поставить таблички и не минировать. Я хочу, чтобы наша страна победила в этой войне, чтобы выжили люди. А вы забываете, что у нас происходит в стране.
Вы знаете, что у нас два месяца зарплату не получают трамвайщики? Что курс доллара растет? Как живут переселенцы? Вы же все это знаете. На войне люди помогают друг другу.
Если тяжело, то всем тяжело. Потом будет легко. А не бывает такого, что одни сражаются, а другие кричат – помогите нам, мы бедные-несчастные. Надо помогать только тем, кто нуждается в помощи. А все остальные пусть защищают страну.
М.Ж.: А что с людьми, которые не могут выехать? На Донбассе осталось 700 тысяч пенсионеров, 400 тысяч смогли переоформить пенсии, а 300 тысяч не получают денег и не могут выехать.
– Почему они их не переоформили?
М.Ж.: Потому что они не могут сделать это физически. Что вы предложите таким людям? Многие остаются ухаживать за больными родителями и детьми, например.
– Фух… Я уж думал, вы сейчас спросите, не предлагаю ли я их уничтожить. Давайте так: я сказал, что нужно сделать для безопасности страны. Вторая часть – социальная, про людей, о которых нужно позаботиться. И я обязан урегулировать две составляющие. Мы начинаем писать закон и приглашаем волонтеров и активистов, которые занимаются этими вопросами, и вместе вырабатываем механизм, как это сделать, используя мировой опыт и наши реалии. Нужно для начала выяснить, какое количество людей не могут выехать. Как на них повлияет прекращение торговли, если пенсии и так нет? В таком случае им надо завозить гуманитарную помощь.
Е.С.: Если вы запрещаете гумконвой Ахметова, то они ее не получат.
– Они ее, может, и так не получают, доказательств нет. Пусть работает Ахметов, но законно, а потом за него будет работать государство, а он будет давать деньги в государствнный фонд, если захочет.
М.Ж.: Как вы планируете договариваться с бизнесом? Вы же понимаете, что существует куча лоббистских групп. В Крыму, например, до сих пор есть «Сільпо» , а в Донецке – «Брусничка».
– Сейчас единственное время, когда это возможно. Кому доверяют люди? Тем, кто доказал себя в прошлом: волонтерам, активистам, депутатам, которые борются с коррупцией. Сейчас люди – это рычаг, который сильнее всех лоббистских групп. Если будем с помощью журналистов и честных людей объяснять народу, где схемы, а где то, что нужно для страны, то народ нам поверит и не допустит. Пока Майдан имеет энергию, можно все изменить. А лоббистские группы пусть идут к чертовой матери.
Е.С.: А вы в курсе, что более 4 000 предпринимателей перерегистрировались в ДНР?
– Думаю, мы это тоже будем рассматривать. Я всего 19 дней депутат. Приходите к нам на заседания, рассказывайте о таких фактах, мы возьмем в работу.
Представьте, что мы во Франции, 40-й год, планируется удар немецких войск. Есть возможность сплотить общество: затянуть пояс потуже и построить нормальное государство. Но на оккупированной территории есть «Виши», в котором занято много людей. Но война ведь – это ограничения.

Е.С.: Кстати, официально это не война, а АТО. Военного положения нет.
– Мы это изменим. Знаете, в чем между нами разница?
Е.С.: Между мной и вами?
– Нет, между людьми. Есть люди, которые видят проблему и могут ее обсуждать, но не ищут вариантов решения. А есть люди – я себя к ним отношу – которые ищут варианты, популярные они или нет. Если мы этого не делаем, нашей страны в итоге может не быть.
М.Ж.: И все-таки, что вы предлагаете людям, которые не смогут больше работать с оккупированными территориями в случае принятия вашего законопроекта?
– Переориентировать свое производство.
М.Ж.: На что?
– Это их дело.
М.Ж.: Вы понимаете, чтобы переориентироваться, что на это нужно много времени.
– А вы представьте, что мы с вами – это разные группы общества. Я представляю интересы людей, которые закрыли свои бизнесы и пошли на фронт. А вы говорите, что мы должны думать только о тех людях, которые ведут бизнес с оккупированными территориями.
М.Ж.: Но это наш средний класс, который в стране составляет 14%.
– Это небольшой кусочек среднего класса, который потому и средний, что может найти выход в такой ситуации. И у нас половина в батальоне таких, которые закрыли свой бизнес, выбрав защиту родины.
Объясните солдату в окопе, что должен делать предприниматель. Пусть сам найдет варианты переориентировать бизнес! Давайте, кстати, соберем группу таких бизнесменов, и обсудим, как быть.
Е.С.: Такое нужно делать постоянно вообще-то.
– Да, но я совсем недавно депутат. Я и комбат, и народный депутат, и был успешным предпринимателем, и занимаюсь сейчас сферой безопасности и обороны. Есть люди, которые имеют волю к действию и нацелены на результат. А есть люди, которые нацелены на процесс. Нужны и те, и те. Я отношу себя к людям, которые нацелены на результат. И у меня есть результат.
Е.С.: Многих удивило, что вы присутствовали при штурме ОГА в Донецке в марте.
– Участвовал в штурме вместе с Губаревым? Принимал решение об отделении от Украины?
Е.С.: Что вы там делали?
– Где?
Е.С.: В помещении Донецкой обладминистрации.
– Почитайте мой Facebook там все написано за это время.
М.Ж.: Там ничего конкретно не написано.
– Это неправда. Я же написал. Ну елки-палки! Возможно, за эту дату у меня нет конкретного отчета, да это глупо было бы. У меня там есть, например, 9 апреля – день, когда в обладминистрации был господин Ахметов.
Е.С.: Вы так на это реагируете, как будто это стыдно. Вы пришли посмотреть, что там происходит – это нормально, многие так делали.
– Я реагирую не на это, а на фразу, что у меня этого нет в Facebook. Получается, я вру. Но у меня же это есть. Там пост страницы на две – описано, что там конкретно происходит, что реально мне жалко тех людей, которые там сейчас стоят, думают, что они защищают отцов и дедов.
Тогда же никакого оружия не было, и они не были пророссийскими митингующими. Тогда это были частично титушки Партии регионов, частично люди, которые выступали против того, что Киев навязывает им новый Майдан и т.д. Не было еще ни капли крови пролито. И мне реально, как и многим нашим дончанам, было жалко, что людей обманули.
Тогда мы думали, что власти помогут это все решить. Тогда вообще никто не думал, как это все аукнется. Масса членов «Самообороны» приходили на российские митинги и заходили внутрь зданий. Не надо путать то, что происходит сейчас, с тем, что начиналось тогда.
Тогда наша задача была – объяснить людям, что их обманывают. Людей, которые действовали агрессивно, было очень мало. А когда они появились, когда они начали нападать на проукраинские митинги, мы создали «Самооборону» и стали этому препятствовать.
А потом все покатилось под откос. И тогда пришлось создать свой батальон – то, что вы сейчас, кстати, порицаете: нас прозвали ОПГ патриотической направленности.
Знаете, честно, мне больше усилий приходится прилагать для того, чтобы не разочароваться в людях, а не для того, чтобы побороть сопротивление. Потому что, просите, но когда ты берешь на себя ответственность, идешь фотографируешь, идешь что-то снимаешь, пытаешься передавать эти данные, сообщать, что генерал милиции местный, господин Романов запустил туда митингующих, когда ты рискуешь жизнью, когда берешь на себя ответственность, а потом тебе говорят, что это постыдно, и кто-то этому еще и верит… Но это еще одно испытание, которое нужно пройти.
Е.С.: Какую роль сыграл в вашем становлении советник министра внутренних дел, а теперь нардеп Антон Геращенко?
– С Антоном Геращенко я познакомился через Facebook, когда у нас уже было сформировано наше «ОПГ патриотической направленности». Первый раз, кажется, в апреле.
Реальную серьезную помощь он нам оказал при попытке штурма нашей базы в Новоподгороднем. Мы приехали в Красноармейск и просто забрали с собой весь блокпост сепаратистов с автоматами, погрузили их в машину и увезли. Без всякого оружия, у нас там были пейнтбольные автоматы. После этого гигантская колонна сепаров пошли нас штурмовать. В автобусах, машинах, молотоциклах.

Представляете, сидят в Днепропетровской администрации, а тут им сообщают, что из Донецка идет гигантская колонна сепаров к ним? Это, конечно, был шок. Нас там материли так, что мама не горюй. Звонили: «Что вы творите? Зачем? Сейчас тут захватят Днепропетровскую область!». И нас заблокировали фактически в лагере.
Сейчас я понимаю, что нас принуждали к тому, чтобы мы в кого-нибудь выстрелили. Потому что бывший «Беркут», который должен был приехать – не приехал. Я тогда позвонил Антону, объяснил ситуацию, он связался с Аваковым, а Аваков прислал вертолет из Днепропетровска. Единственный вертолет, который реально был исправен на то время.
И тогда он очень нам помог.
В конце апреля нам официально предложили стать подразделением Нацгвардии. Впоследствии Геращенко также помогал, он очень эффективен на своем месте и честно выполняет свою работу.
Е.С.: На самом деле, я вопрос задала немножко не об этом, а о том, какую роль он играет в создании вашего героического образа. Многие считают, что вы – «проект» МВД.
– Я не занимался созданием своего образа. И Антон Геращенко не занимался созданием моего образа. Я просто честно писал, что у нас происходит. То есть, если народ создал сам такой образ, то по реальным событиям. Все. Не надо искать тут каких-то закулисных механизмов создания образа, этого просто не существует.
Е.С.: А как вы можете прокомментировать историю о том, что Семен Семенченко – это не один человек, а несколько масок, под которыми находились разные люди, и в итоге вас выбрали «настоящим» Семеном Семенченко?
– Честно? Я думаю, что это как слоеный пирог – зависть, работа ФСБ, работа нашей внутренней «ваты», люди, которые получили неверную информацию, начали это раздувать, обиженные и прочие. Ну и кто-то верит пропаганде, которая рассказывает, что мы работаем от Коломойского.
А самое главное, что за всем этим стоит то, что мы реально действовали и ломали шаблоны – русские против «русского мира». Это очень сильно мешало и вызывало массу истерик. Чтобы убедиться в том, что все события реально происходили, что это был действительно Семен Семенченко, почитайте просто мой Facebook с самого начала.
М.Ж.: Вы в одном из своих интервью говорили, что вам предлагали место в списке «Народного фронта».
– 5-й номер.
М.Ж.: Только вам одному предлагали. А кто конкретно предлагал, как проходили эти переговоры?
– Эти переговоры проходили… Собирались мы все вместе, встречались с другими представителями «Народного фронта».
М.Ж.: Это Турчинов, Яценюк или кто?
– Я не думаю, что сейчас необходимо это конкретизировать, поскольку очень часто приходится потом отвлекаться на какие-то действия.Встречался в том числе, и Турчинов, и Яценюк.
М.Ж.: А с Блоком Петра Порошенко были переговоры?
– Да, были.
М.Ж.: Вас несколько раз видели на Банковой у Сергея Березенко (глава ДУС — УП). Что вы там делали?
– Я не знаю, кто это такой. Я могу сказать, у кого я был на Банковой. У меня есть знакомый еще с Нацгвардии – Юра Стець. Он выполнял функции руководителя департамента информационной работы Нацгвардии. Мы там и познакомились. Он майор, я майор…
М.Ж.: Почему все-таки «Самопомощь»? Что такого предложил Садовой, чего не предложили другие?
– А вы не можете посмотреть на вопрос вообще с другой стороны? Что я действительно человек, который хочет что-то изменить в этой стране, что я действительно ни от кого не завишу, кроме народа? И поэтому, когда я пошел в партию, где 1,8% было на старте, то это не мне что-то кто-то предложил, а я принял такое решение сознательно.
Мне необходимо, чтобы прошла наша команда, а не один человек. Люди, которые имели результат в разных видах деятельности в прошлом. Возьмем Егора Соболева, Аню Гопко и т.д. За нами точно не стоят никакие олигархи, мне не стыдно. Я идеалист, понимаете? Ну, и у нас нет сумасшедших денег на СМИ, нас не было во власти.
М.Ж.: Насчет денег под СМИ я могу поспорить. «Самопомощь» – это единственная партия регионального типа, которая, в принципе, попала в парламент. Таких прецедентов в Украине особо не было.
– Я вам приведу два примера. «Украинская правда» печатала рейтинг людей, которые пользуются доверием общества. У меня там было, по-моему, 32 балла, у Садового – 34. Люди подобрались такие.
М.Ж.: Насчет медиа-поддержки неправда, что ее было мало…
– Ее действительно было мало. Это отдельный совершенно разговор. Давайте, если хотите, я вам организую отдельное интервью по этому поводу с документами, со всем. Спросите у Садового, сколько мы потратили на кампанию. Давайте я позвоню ему? (В конце интервью позвонил. По словам Андрея Садового, «Самопомощь» потратила на избирательную кампанию 27 млн грн – УП).
М.Ж.: Что вас не устраивает в работе коалиции и в чем претензии к вашим политическим партнерам?
– Вы прекрасно знаете, что я не могу сейчас ответить на ваш вопрос искренне. Я объясню, почему. Кроме тех дел, которые мы делаем, кроме того, что нужно это все изучать, кроме того, что мы будем отбиваться сейчас от олигархов и сами наступать, кроме того, что война, вот эта пропаганда, нам еще нужно будет отвлекаться на разборки с нашими политическими союзниками.
Я вам скажу общие принципы. Мы не считаем, что у нас у всех (партнеров по коалиции – УП) одни и те же цели. К сожалению. Мы не считаем, что мы придерживаемся одних и тех же методов ведения политической деятельности. И мы в большом ряде вопросов расходимся.
Внутри фракции все очень разные. Многие люди, которые находятся в коалиции, несут прямую ответственность за ту ситуацию, которая сейчас у нас сложилась. Сейчас в парламенте происходит не то, чего хотят «решалы» или руководители фракций, а то, чего хочет народ.
Обратите внимание: из БПП выходят люди и что-то там блокируют, с нами едет тот же Добродомов, который из БПП, едут внефракционные, едет «Самопомощь».
То есть мы начинаем друг к другу, как ртуть, подтягиваться потихоньку. Те самые лоббисты общественных интересов в парламенте, которые зашли по разным фракциям. И сейчас мы сильнее, чем эти лоббистские группы, если будем пользоваться доверием общества. Именно поэтому идет потихонечку пропаганда по разным людям, чтобы это доверие убрать.
Помните фразу непопулярную, которую Путин сказал? Как рабы на галерах, работать на то, чтобы вытащить страну. Из коалиции мы выйдем, только когда поймем невозможность дальнейшей работы на благо Украины.
Е.С.: Вы сказали, что Юра Стець – ваш товарищ. Вы как-то будете принимать участие в деятельности министерства информационной политики?
– Конечно. Мы вызвали его на комитет по безопасности и обороне. Он рассказал нам о том, чем он собирается заниматься. Дальше мы его пригласим для того, чтобы он нам рассказал, почему Украина не отстаивает интересы свои в отношении гуманитарной помощи. Сделайте так, чтобы поднялся хай до небес, и были привлечены гуманитарные организации, чтобы все понимали – это Россия хочет гуманитарной катастрофы.
Вот если так сделать, то мы будем видеть от министерства информационной политики хороший результат работы. Если нам будет попадать информация о том, что они цензуру вводят и препятствуют журналистской деятельности, то мы будем добиваться того, чтобы этого не было.
Е.С.: А если эта цензура работает вроде как на благо страны, на защиту государства?
– Например?
Е.С.: Например, эти факты цензуры подпадают под ваше представление о правильном, добром и вечном.
– Меня же люди выбрали в парламент для того, чтобы я, согласно своим представлениям, работал. Значит, мои представления действительно для людей ценны. Я буду работать согласно моим представлениям.
Цензура сама по себе вводилась в массе государств независимо от континента – Азия, Африка, Европа, Америка. И США вводили цензуру, и Европа вводила цензуру. Я не считаю, что ее нужно или не нужно вводить. Я в этом пока не разбирался, честно. Я считаю, что от массы факторов это зависит. Но я знаю, что в Европе и в США во время войны была цензура.
М.Ж.: Последний вопрос. Многие командиры батальонов ходят в Верховную Раду в камуфляже. Командир батальона «Айдар», например, даже принес флаг. Вы тоже в камуфляже приходите. Как вы это расцениваете?
– Как личное дело.
М.Ж.: В Раде же не фронт. Рада – это законодательный орган.
– В Раде фронт – раз. Второе – мне эта одежда более комфортна. В-третьих, я считаю, что сейчас нужно прекратить ходить в ботиночках от Gucci. Если тяжело, то всем тяжело. И, в-четвертых, я постоянно езжу туда-сюда, поэтому даже иногда не успеваю переодеваться.
Все очень просто. Это не потому, что за этим стоит Коломойский или мировое масонство. Просто вот так сложилось. Мир вообще полон чудес.
И дай бог, чтобы этим чудом, в итоге, стало у нас построение нормального государства. Честно, очень хочется. Этим можно закончить наше интервью.
Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/12/23/7053033/Екатерина Сергацкова, Мария Жартовская,
Семен Семенченко назначает «Украинской правде» встречу на 10 утра субботы. Место встречи – его кабинет в здании комитетов Верховной Рады, который он делит с бывшим главой администрации президента Сергеем Пашинским.
Комбат-депутат опаздывает на 50 минут, заставляя ждать под дождем у Рады. В помещение нас не пускает охранник – молодой парень в форме с нашивкой «Нацгвардия». Имя Семена Семенченко ему незнакомо. «Я не всех депутатов тут знаю», — оправдывается он.
«Я сейчас подъеду, подождите еще», – отвечает по телефону комбат-депутат. Через десять минут он выходит из-за угла без верхней одежды, в темно-зеленой пайте и такого же цвета штанах. «Просто ровно в 10 вас здесь не было, а я время ценю – решил сделать пока другие дела», — объясняет Семенченко свое опоздание, но все же извиняется. «А вообще я, честно говоря, человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства», — говорит он.
«Теперь вы нам кофе должны», — шутим мы. «Будет вам кофе. Попросим секретаря, она у нас одна на двоих с Пашинским», — сообщает Семенченко.
На входе охранник просит предъявить документы. При виде российского паспорта одной из корреспонденток Семенченко театрально охает.
«Сегодня увидел кучу фотожаб на себя – сделали даже мем, как будто я убил Кеннеди, — шутит Семенченко. – И понял восторг Антона Геращенко по поводу всех этих интернет-мемов. Он считает, что это – настоящее признание».
Кабинет Семенченко выглядит так, будто он в нем не появляется.
На рабочем столе – выключенный компьютер, открытый конверт и листок, исписанный мелкими треугольниками, чьими-то портретами и короткими заметками. В холодильнике пусто, а в шкафчике отсутствующего секретаря нет ни чая, ни кофе. Пользоваться кофеваркой, как выясняется, комбат-депутат не умеет.
Он уходит, чтобы попросить кого-то найти кофе. Спустя 15 минут в кабинет стучится мужчина в форме с тремя одноразовыми стаканчиками с американо. «Обращайся, если еще что-то нужно», — говорит он по-дружески Семену и уходит. Мы начинаем интервью.
Е.С. — Кем вы себя считаете?
– Тем, кем я есть. Командиром батальона «Донбасс» и народным депутатом.
Е.С.: То есть, для вас это две равнозначные роли?
– В принципе, да.
Е.С.: В одном из своих интервью вы говорили, что выбираете, остаться комбатом или стать депутатом.
– Выбрал. Буду и тем, и тем.
Е.С.: А как такое возможно? Как комбат вы должны быть на фронте, вместе с добровольцами. В Верховной Раде – принимать законы и не пропускать заседания.
– Батальон «Донбасс» – это не просто военное подразделение. Это фактически вооруженный отряд Майдана, задача которого – изменить систему. Пока что война заморожена, идут вялые перестрелки. Поэтому все сознание занимает вопрос о том, как нам построить мирную страну.
Ребята получают 980 гривен в месяц. Если бы они были военным подразделением, они бы могли пойти туда, где платят больше. Но, как у отряда Майдана, у нас не только военные задачи.
Е.С.: Почему такая маленькая цифра? В апреле Антон Геращенко говорил о 4 000 гривен. Вы тоже об этом говорили.
– Никогда не было такой цифры. Я говорил, что люди идут защищать свое государство. Если убьют – значит убьют.
Кстати, информация в статье на которую вы ссылаетесь очень мало соответствует действительности.
Моя позиция следующая: мы пришли сюда менять страну. Мы создали кадровую роту, где зарплаты не намного, но выше. Но она у нас не заполнена. Потому что люди говорят, что пришли сюда не за деньгами. Эти люди резко отличаются от тех, кто философствует в теплых креслах.
Мария Жартовская: Кто входит в кадровую роту?
– Это люди, которые оформляются на постоянную службу в Национальную Гвардию и не являются резервистами. Что касается меня, то, как метко сказал Мустафа Найем, я считаю себя лоббистом общественных интересов в парламенте. Очень хорошо сказал, я даже это взял на вооружение.
М.Ж.: Но вы входите в состав правящей коалиции в парламенте. Разве вы не у власти?
– Нет, мы не у власти.
М.Ж.: «Самопоміч» не у власти? Вам нужна власть на президентских выборах?
– Нет. Нам нужна возможность сделать так, чтобы волонтеры, общественные активисты заняли места наших патентованных чиновников. Потому что они на порядок лучше выполняют свою работу. Мы сейчас боремся за то, чтобы в Раде заработала комиссия по общественному контролю за военной организацией государства. Это инструмент люстрации, инструмент выявления в обществе тех людей, которые готовы войти в Минобороны, органы безопасности, и работать честно.
Е.С.: Прошу прощения, а что такое военная организация государства? Это аналог «Хезболлы» что ли?
– Нет. Открываем «Нормативно-правовую базу в сфере безопасности Украины» (выходит за книгой — УП). Читаем: «военные организации государства – совокупность органов государственной власти военных формирований, созданных в соответствии с законами Украины, деятельность которых находится под демократическим гражданским контролем общества и непосредственно направлена на защиту интересов Украины от внешних и внутренних угроз».
То есть оборонка и военные подразделения, которые должны быть под гражданским контролем. Со стороны людей, которые находятся за пределами парламента и непосредственно Рады. У нас есть такой контроль? Нет. Мы добиваемся его, а во всем мире это есть.
Е.С.: Такого количества депутатов-комбатов как в Украине нет нигде.
– А в мире вообще мало стран, на которые напала Россия, и где президентом был судимый Янукович. Мы вообще уникальная страна.
Е.С.: Что сейчас происходит с батальоном «Донбасс»? После Иловайской трагедии бойцы рассказывали о том, что шла речь о расформировании батальона, поскольку большинство ваших попало в плен.
– Против Украины ведется информационная война. Затем информационная война переползла к нам из РФ. В период с марта по май разве можно было встретить в нашей прессе сообщения, порочащие батальоны, общественных активистов и волонтеров? Нет.
А сегодня пятая колонна из числа журналистов, которая сейчас снимает сюжеты для НТВ, занимается тем, что разваливает нашу страну. Услышанная вами информация часто не соответствует действительности. Нет такого количества пленных, о которых все говорят.
Тоже самое касается и дел в «Донбассе». В батальоне сейчас – 700 человек. Часть людей находится в Золочеве, это база Нацгвардии во Львовской области. С понедельника они прибывают в Киев, в подразделения.
Еще часть людей находятся в Луганской области, за Северодонецком, часть – в Старе под Киевом и еще часть – в Днепропетровске, у нас там лагерь. То есть постоянно происходят ротация и обучение. Также планирую, чтобы часть людей находились в Запорожье и Харькове, чтобы обеспечивать там безопасность.
Батальон проявил себя очень хорошо, освобождал города и стал лучшим штурмовым подразделением. И в Иловайске мы проявили себя отлично: задачу, поставленную перед батальоном, выполнили на 200%. Более 100 человек награждены орденами и медалями, знаками отличия. Не за что батальон Донбасс расформировывать – это фейк.
Что касается задач батальона в зоне АТО, у нас есть борьба с диверсионными группами. Еще одна задача – пресечение потока контрабанды, торговли разными спиртными напитками, а также гуманитарки, которую мы сейчас тоже решаем.
Е.С.: Вы затронули тему информационной войны. Пресса пишет о мародерстве уже достаточно давно. И мы достаточно часто получаем такие сообщения от авторитетных людей.
– Я не говорю, что этого нет.
Е.С.: Но вы отрицаете факты, которые есть.
– Я не отрицаю. Никогда не отрицал. Забейте в гугле «Не все, кто на фронте, герои». На Громадськом этот мой комментарий получил большое распространение.
Я об этом говорил, когда все еще стеснялись говорить. Эта проблема существует у нас, у пограничников, в Италии, США, в России — везде. Другое дело, что информационная политика ведется так, что те проблемы, которые существуют в других подразделениях, совсем не упоминаются.
И получается, что идет информационная кампания, а те герои, которых вы вчера носили на руках — мудаки и мародеры, рвущиеся к власти циники. Наше общество мало отличается от того, что было на Донбассе. Самосознание выше, но очень многим совсем легко забить баки.
Е.С.: Мне кажется, что если бы вы вели более правильную информационную политику, то не было бы таких проблем.
– Помогите, контролируйте нас, звоните. Вы же демократические наши защитники и солдаты!
Е.С.: Но в большей части своих выступлений вы говорите, что никакого мародерства нет. С губернатором Донецкой области (Александром Кихтенко – УП) вы тоже спорили.
– Давайте поговорим о губернаторе Донецкой области. То, что он сказал, не соответствует действительности. И я вообще считаю, что тому человеку, о котором он сказал, нужно подать в суд.
Была другая история. Людей, которые дислоцировались в Красноармейске, назвали мародерами, будто они занимаются «отжимом». Уничтожить нас пытались, но не потому, что мы не нужны, а потому что мы не нужны им. А потом выяснилось, что много благодарностей от людей местных, от СБУ, потому что задержано много диверсантов. И потом они все извинились и спросили – а можно ли их там оставить.
Е.С.: Следствие проводится по этим вопросам?
– Скажу честно: летом мы собрали 400 человек в батальоны, у нас было три недели на подготовку. Мне приходилось решать вопросы с обеспечением, с информационной поддержкой, вопросы подготовки личного состава при полном противодействии системы.
Я за три месяца выгнал 148 человек. И часть этих людей теперь «пионерит» по социальным сетям и рассказывает «правду».
За что выгоняли? Приходим в город, берем под контроль «Новую почту», начинаем наблюдать разные вещи. Зовем к себе, выясняем подробности и выгоняем после этого. Пришли люди, которые хотели играть в «Контр-Страйк» – очень жестокие. Были люди, которые не подчинялись – «хочу вот так и все — до свидания». Были люди, которые хотели показать жене, какие они смелые, а потом выяснялось, что война — это не детские игрушки.
Никто из этих людей не признается, что он мародер или трус. Если бы это было сейчас, я бы отдавал их под суд. Я просто понимаю, каково после всех этих смертей смотреть на то, как цинично ведут себя люди, которых мы выгоняли. И мы будем отдавать под суд. Тогда мы просто немного отделяли себя от государства.
Е.С.: Вы именно по этой причине затеяли историю с гуманитарным конвоем Ахметова, чтобы сказать, что гуманитарный фонд Ахметова должен стать гуманитарным фондом государства?
– Хронология событий. Я публикую пост в интернете две недели назад – его легко найти, он собрал 15 000 лайков, – о том, что батальон «Донбасс» в Луганской области решил пресечь контрабанду водки, сигарет, бензина, и что мы решили разобраться со всем на месте. Потому что это коррупция и деньги не поступают в бюджет.
Это предательство, потому что они уже начинают барыжничать между собой, на государственные интересы им просто наплевать. Как представители комитетов по борьбе с коррупцией и нацбезопасности и обороне поехали в АТО.
Когда мы подъезжали к месту, прочли, что батальон «Днепр» остановил колонну фонда Рината Ахметова и обменял машину на шестерых пленных. Я перезвонил в «Днепр» и мне подтвердили, что это правда.
Для всех добровольцев главная проблема сейчас – ребята, которые находятся в плену. Тем более, ситуация с грузом фонда Рината Ахметова неоднозначна. Преувеличиваются масштабы гуманитарной катастрофы, а документы, предъявленные бойцам АТО, были выписаны на сеть магазинов «Брусничка», товары не были промаркированы как гуманитарная помощь.
Отсутствие доказательства того, что эта гуманитарная помощь действительно выдается инвалидам и пенсионерам, женщинам и детям, вызвало у бойцов батальона «Днепр» серьёзные подозрения: не попадает ли этот груз к террористам.
Е.С.: Обмен человека на еду или деньги не является нормой в международной практике.
– Бросать своих – не является нормой нигде.
Е.С.: Это разные вещи. Вы манипулируете. Пленными нельзя торговать, их можно менять на других пленных.
– Это известно всем, кроме добровольцев, которые своих товарищей не могут вытащить уже три месяца. Не меняют нам их на других пленных. Что делать?
Был бы хороший выход, если бы у нас был статус войны, а не АТО, и пленные попадали бы под Женевскую конвенцию.
Нам главное, чтобы ребята были дома. Мы за эти три месяца использовали все способы их вытащить. Я узнал, что «Днепр» поменял своих бойцов. Я противник денежных выкупов, потому что последнего выкупят фактически за миллиарды. Но если сепаратисты сами получают эту еду и поменяли на них наших пленных, это значит, что еще несколько человек увидели свои семьи.
…Продолжу хронологию. В итоге мы приезжаем на место, где стоит длинная колонна разных машин – и фонда Рината Ахметова и других владельцев, — в том числе с водкой, сигаретами. Мы открыли четыре машины и увидели те же продукты, которыми торгует сеть «Брусничка», той же расфасовки. По документам там также была торговая сеть «Брусничка». Там не было никакого детского питания – каша, масло, крупы.
Е.С.: Но продукция фонда не только для детей предназначена.
– Совершенно верно. Начальник службы охраны фирмы, которая владеет «Брусничкой» сказал, что груз едет на «Донбасс Арену», которая не пострадала во время войны, и которую охраняют боевики батальона «Восток».
Е.С.: Ее не охраняет батальон «Восток», я там была.
– Когда?
Е.С.: Три дня назад. Никто его не охраняет. Кроме обычных сотрудников «Донбасс Арены».
– И фотографии есть?
Е.С.: Я все обсмотрела. И «Грады» ваши пыталась там найти. Никого нет.
– Все там есть. Я сведу вас с людьми, которые туда приезжали.
Е.С.: Да я там бываю регулярно.
– Я за вас рад. У меня там есть люди, которые там бывают регулярно. Давайте вы не будете говорить, что вся информация, которая есть у вас, это единственная информация на свете. Вот вы пообщаетесь с этими людьми и найдете истину. Может, вы просто в разное время с ними приходили.
Дальше я спрашиваю, а как в торговые сети Донецка попадает алкоголь и сигареты? На что они мне отвечают, что не знают. Потом я попросил ребят отпустить хотя бы манку, потому что она хотя бы похожа на детское питание. Правда, такую же мы едим на завтрак в казармах.
Мы едем в Луганскую область, а там батальон «Донбасс» тормозит огромное количество фур с алкоголем и сигаретами. Все едут на территорию, подконтрольную террористам. Очевидно, спасать от гуманитарной катастрофы.
Е.С.: Вы сейчас сплели две разные истории – гуманитарную помощь и продажу…
– А я их разделяю четко! Я вам рассказал хронологию событий. Я ехал не для фонда Ахметова, я ехал по контрабанде и торговле. И по пути у меня как у депутата появились мысли относительно фонда Ахметова. Процесс гуманитарки, контрабанды и торговли я разделяю.
М.Ж.: Дайте уточнить. Вы считаете, что обменивать гуманитарку на еду – это нормально, так?
– Если боевики заинтересовались таким обменом и готовы, чтобы покушать, отдать нам пленных, считаю это супер-выход.
Е.С.: Вы обсуждали этот вопрос с переговорщиками? Это центр освобождения пленных Рубана, межведомственный комитет при СБУ, специальный отдел в министерстве обороны…
– Прошу прощения, а кто их назначил переговорщиками?
Е.С.: В каком смысле? Даже если Рубан выступает как волонтер, то, как минимум, существует комитет при СБУ и советник замминистра обороны Василий Будик, которые уполномочены государством по этим вопросам.
– Как только мы сформировали комитет по безопасности и обороне, первое, что мы сделали, — объявили слушания по поводу пленных и всех их приглашали. А второе – я месяц торчу в этой межведомственной комиссии и знаю, что эти ребята – волонтеры, и не являются лицами, уполномоченными государством. Говорю это для информации. А должны этим заниматься государственные структуры. Все это было построено абсолютно неправильно и потому было сорвано, с привлечением не тех посредников.
Е.С.: У вас есть доказательства, что гуманитарка предназначается боевикам?
– Начну с личного опыта. Летом мы освобождаем Лисичанск. Бежит батальон «Призрак», у которого была отменная российская гуманитарка, и ничего из этого жителям не передавали. А там было большое количество лекарств, тушенка и детское питание. Мы потом долго выдавали это местным жителям – на протяжении полутора месяцев.
Второе – у меня есть отличие от других философов, которые рассказывают про Донбасс. Я сам в Донецке жил, у меня с Макеевки жена, трое детей, 60 процентов бойцов с Донбасса, масса людей, что мне пишут – я полностью владею информацией о том, что там происходит. И когда мне рассказывают сказки о том, что там люди бедные не получают пенсии, хотя их можно переоформить, и когда рассказывают, что там есть нечего, а в магазинах полки ломятся от еды. Не путайте села, которым правда нужна помощь, с благополучным по сравнению с ними Донецком.
Е.С.: Кроме тех районов Донецка, которые бомбят.
– А кто же бомбит Донецк-то? Я вам скажу: никто. Сейчас никто его не бомбит.
Е.С.: Неделя всего прошла с начала затишья.
– Бомбить начинают, когда боевики выезжают и сами бомбят по городу.
Е.С.: Но в бомбоубежищах сидят не боевики, а их заложники.
– К этому вопросу мы еще вернемся. Почему все снимают ответственность с России за оккупированную территорию? Это очень удобно.
Е.С.: Гуманитарная помощь – это не повод для политических манипуляций.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы ими не занимаемся и предлагаем не заниматься фонду Ахметова.
У общества, в том числе у ребят на передовой, накопилась масса вопросов к деятельности Ахметова, как и к деятельности Партии регионов на Донбассе. Я всегда заявлял, что именно ПР в марте-апреле создали террористический анклав на Донбассе.
В настоящее время ответы на эти вопросы не получены, и ребята, являющиеся совестью общества, делают знак равенства между перевозом туда продуктов и финансированием боевиков. И не мы должны доказывать что-то, а они – по стандартам международной гуманитарной помощи. Должны существовать четкие доказательства, что эта помощь выдается людям. Должны быть списки, специальная маркировка, документы, процесс должен быть разделен с торговой сетью «Брусничка».
А давайте посмотрим, что делало государство. Почему в одном интервью министр соцполитики лишь в 25-м предложении заявляет, что наш груз – четыре фуры – не пустили? Где ООН, где международные организации, где пресса со всего мира и визг хотя бы наполовину такой же, какой поднял фонд Ахметова?
Или это был договорняк, чтобы доходила только его помощь? Я хочу, чтобы государство сделало то, что сделал я: переговорило с комиссаром ООН по правам беженцев, с ОБСЕ, и добилось, чтобы каждый факт задержки наших конвоев был известен всему миру, чтобы было давление на Россию. И чтобы были четкие доказательства выдачи гуманитарки людям.
Потому что наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики. Я хочу заставить государство выполнять свою функцию. Людям-то рассказывают, что это не Украина помогает, а фонд Ахметова.
Е.С.: В этом вы правы, но вы не ответили на вопрос, есть ли у вас доказательства, что гуманитарка фонда идет конкретно боевикам.
– Первое: наш личный опыт на фронте. Второе: оперативная информация, поступающая из Донецка. Третье: несоответствие оформления документов стандартам отправки. Четвертое: отсутствие доказательств, которые они обязаны предоставлять.
Откройте любой закон о благотворительной деятельности. Все эти выдачи должны сопровождаться отчетностью. И вообще, не нам надо предоставлять эти доказательства, а государству.
Е.С.: Следственные органы должны, по-вашему, этим заниматься?
– Я прошу прощения. Вы представляете, в какой стране мы живем? Ну какие следственные органы?
Мы же понимаем, что некоторые люди ходят на свободе. А многие из них готовят себе на будущее поля для возрождения. Мы хотим снова 2005 год? Так он кровавый будет. Если эта власть понимает, значит, это не наша власть.
Е.С.: То, что ваша акция с гумконвоем…
– Это не моя акция!
Е.С.: Но все это выглядит как народный суд. А народные суды проводит Алексей Мозговой в своем Алчевске.
– Вот вы сказали ключевое слово: выглядит. Его таким показали.
Е.С.: Для того, чтобы это не выглядело так, нужно было сделать все четко: провести следственные действия, вызвать милицию, например.
– Девчата, ну вы же прекрасно знаете, что никакая милиция у нас не работает в Донецкой области. А во-вторых, мы вызывали милицию, они убежали. В Луганске они сказали, что торговля водкой – это законно. И мы пришли к выводу, что в Украине спокойной ситуации осталось всего два месяца, а дальше будет вторжение либо контрреволюция по полной схеме. Мы не успеваем, у нас нет власти в руках. Простым языком – нужно было бы вводить военное положение. Но есть столько минусов этого…
Говорю как человек, который пытается понять, что нужно сделать. Мы решили, что будем максимально реагировать на те моменты, которые для страны вредны. И максимально будем менять правовое поле, чтобы это действовало по закону.
Но, кстати, вы знаете, что люди, которые в зоне АТО выполняют должностные обязанности, имеют право останавливать любой груз? У них есть формальное основание: отсутствуют документы о передаче груза. Другое дело, что нужно существующие реалии перевести в законное русло, поэтому я сейчас пишу закон о статусе временно оккупированных территорий. И когда я слышу крики о том, что мы легитимизируем (ДНР — УП)… Да право силы уже это легитимизировало!
Е.С.: Вообще в европейской стране…
– У нас не европейская страна.
Е.С.: Для страны, которая этот путь выбрала, это неправильно.
– Но в Европе не воюет никто. Торговля с оккупированными территориями – это зло. Контрабанда – стоп! Нам нужно увеличивать бюджет на армию и лазейки контрабанды выводить в бюджет. Если нужно, поставим опечатанные большие копилки на границах, пусть туда деньги кидают. Я утрирую, конечно.
Третья проблема – гуманитарный фонд. Мы будем обращаться от Рады напрямую к ООН и ОБСЕ с целью привлечения организаций к оказанию гуманитарной помощи Донбассу. Это государственный конвой под эгидой Красного Креста и международных организаций.
Если их будут задерживать на таможне, то будем просто высылать туда вооруженных людей. Это должно делать государство. Пока что это делает фонд Ахметова, и пусть делает, но потом он должен будет положить деньги в общую копилку.
Кроме того, я считаю, что нужно наладить гуманитарную помощь на неоккупированные территории.

Е.С.: Очень вовремя. Это нужно было делать еще с лета.
– А вы не видите взаимосвязи того, что мы подняли шум, и того, что теперь говорит Арсений Яценюк? Они же чувствуют настроения общества.
Е.С.: При чем тут настроения? Это обязанности государства, не мне вам объяснять.
– О чем вы говорите? Какое государство? Это люди, которые находятся на разных должностях. У большинства из них нет ответственности перед государством, а есть ответственность перед своим командованием, вы это прекрасно знаете.
Е.С.: Вопрос по поводу торговли. У нас есть две оккупированные территории: Донбасс и Крым. Вы говорите о том, что нужно запретить торговлю украинских производителей, так? Каким образом? И кому от этого будет хуже?
– Я смотрю, кому от этого будет лучше, и точно лучше будет Украине. Нам нужно делать все, что делали западные страны во время войны. Только гуманитарная помощь нашим нуждающимся гражданам. Это война.
Нам необходимо сделать так, чтобы появились добровольцы, готовые перекрыть коррупцию. Такие люди есть. Не надо перекладывать на них эту функцию, но временно, пока систему не наладим, можно. Давайте заминируем, в конце концов!
Е.С.: Заминируем что?
– Те места, где ходят контрабандисты, и где сейчас может высадиться российская армия. Или просто поставить таблички и не минировать. Я хочу, чтобы наша страна победила в этой войне, чтобы выжили люди. А вы забываете, что у нас происходит в стране.
Вы знаете, что у нас два месяца зарплату не получают трамвайщики? Что курс доллара растет? Как живут переселенцы? Вы же все это знаете. На войне люди помогают друг другу.
Если тяжело, то всем тяжело. Потом будет легко. А не бывает такого, что одни сражаются, а другие кричат – помогите нам, мы бедные-несчастные. Надо помогать только тем, кто нуждается в помощи. А все остальные пусть защищают страну.
М.Ж.: А что с людьми, которые не могут выехать? На Донбассе осталось 700 тысяч пенсионеров, 400 тысяч смогли переоформить пенсии, а 300 тысяч не получают денег и не могут выехать.
– Почему они их не переоформили?
М.Ж.: Потому что они не могут сделать это физически. Что вы предложите таким людям? Многие остаются ухаживать за больными родителями и детьми, например.
– Фух… Я уж думал, вы сейчас спросите, не предлагаю ли я их уничтожить. Давайте так: я сказал, что нужно сделать для безопасности страны. Вторая часть – социальная, про людей, о которых нужно позаботиться. И я обязан урегулировать две составляющие. Мы начинаем писать закон и приглашаем волонтеров и активистов, которые занимаются этими вопросами, и вместе вырабатываем механизм, как это сделать, используя мировой опыт и наши реалии. Нужно для начала выяснить, какое количество людей не могут выехать. Как на них повлияет прекращение торговли, если пенсии и так нет? В таком случае им надо завозить гуманитарную помощь.
Е.С.: Если вы запрещаете гумконвой Ахметова, то они ее не получат.
– Они ее, может, и так не получают, доказательств нет. Пусть работает Ахметов, но законно, а потом за него будет работать государство, а он будет давать деньги в государствнный фонд, если захочет.
М.Ж.: Как вы планируете договариваться с бизнесом? Вы же понимаете, что существует куча лоббистских групп. В Крыму, например, до сих пор есть «Сільпо» , а в Донецке – «Брусничка».
– Сейчас единственное время, когда это возможно. Кому доверяют люди? Тем, кто доказал себя в прошлом: волонтерам, активистам, депутатам, которые борются с коррупцией. Сейчас люди – это рычаг, который сильнее всех лоббистских групп. Если будем с помощью журналистов и честных людей объяснять народу, где схемы, а где то, что нужно для страны, то народ нам поверит и не допустит. Пока Майдан имеет энергию, можно все изменить. А лоббистские группы пусть идут к чертовой матери.
Е.С.: А вы в курсе, что более 4 000 предпринимателей перерегистрировались в ДНР?
– Думаю, мы это тоже будем рассматривать. Я всего 19 дней депутат. Приходите к нам на заседания, рассказывайте о таких фактах, мы возьмем в работу.
Представьте, что мы во Франции, 40-й год, планируется удар немецких войск. Есть возможность сплотить общество: затянуть пояс потуже и построить нормальное государство. Но на оккупированной территории есть «Виши», в котором занято много людей. Но война ведь – это ограничения.

Е.С.: Кстати, официально это не война, а АТО. Военного положения нет.
– Мы это изменим. Знаете, в чем между нами разница?
Е.С.: Между мной и вами?
– Нет, между людьми. Есть люди, которые видят проблему и могут ее обсуждать, но не ищут вариантов решения. А есть люди – я себя к ним отношу – которые ищут варианты, популярные они или нет. Если мы этого не делаем, нашей страны в итоге может не быть.
М.Ж.: И все-таки, что вы предлагаете людям, которые не смогут больше работать с оккупированными территориями в случае принятия вашего законопроекта?
– Переориентировать свое производство.
М.Ж.: На что?
– Это их дело.
М.Ж.: Вы понимаете, чтобы переориентироваться, что на это нужно много времени.
– А вы представьте, что мы с вами – это разные группы общества. Я представляю интересы людей, которые закрыли свои бизнесы и пошли на фронт. А вы говорите, что мы должны думать только о тех людях, которые ведут бизнес с оккупированными территориями.
М.Ж.: Но это наш средний класс, который в стране составляет 14%.
– Это небольшой кусочек среднего класса, который потому и средний, что может найти выход в такой ситуации. И у нас половина в батальоне таких, которые закрыли свой бизнес, выбрав защиту родины.
Объясните солдату в окопе, что должен делать предприниматель. Пусть сам найдет варианты переориентировать бизнес! Давайте, кстати, соберем группу таких бизнесменов, и обсудим, как быть.
Е.С.: Такое нужно делать постоянно вообще-то.
– Да, но я совсем недавно депутат. Я и комбат, и народный депутат, и был успешным предпринимателем, и занимаюсь сейчас сферой безопасности и обороны. Есть люди, которые имеют волю к действию и нацелены на результат. А есть люди, которые нацелены на процесс. Нужны и те, и те. Я отношу себя к людям, которые нацелены на результат. И у меня есть результат.
Е.С.: Многих удивило, что вы присутствовали при штурме ОГА в Донецке в марте.
– Участвовал в штурме вместе с Губаревым? Принимал решение об отделении от Украины?
Е.С.: Что вы там делали?
– Где?
Е.С.: В помещении Донецкой обладминистрации.
– Почитайте мой Facebook там все написано за это время.
М.Ж.: Там ничего конкретно не написано.
– Это неправда. Я же написал. Ну елки-палки! Возможно, за эту дату у меня нет конкретного отчета, да это глупо было бы. У меня там есть, например, 9 апреля – день, когда в обладминистрации был господин Ахметов.
Е.С.: Вы так на это реагируете, как будто это стыдно. Вы пришли посмотреть, что там происходит – это нормально, многие так делали.
– Я реагирую не на это, а на фразу, что у меня этого нет в Facebook. Получается, я вру. Но у меня же это есть. Там пост страницы на две – описано, что там конкретно происходит, что реально мне жалко тех людей, которые там сейчас стоят, думают, что они защищают отцов и дедов.
Тогда же никакого оружия не было, и они не были пророссийскими митингующими. Тогда это были частично титушки Партии регионов, частично люди, которые выступали против того, что Киев навязывает им новый Майдан и т.д. Не было еще ни капли крови пролито. И мне реально, как и многим нашим дончанам, было жалко, что людей обманули.
Тогда мы думали, что власти помогут это все решить. Тогда вообще никто не думал, как это все аукнется. Масса членов «Самообороны» приходили на российские митинги и заходили внутрь зданий. Не надо путать то, что происходит сейчас, с тем, что начиналось тогда.
Тогда наша задача была – объяснить людям, что их обманывают. Людей, которые действовали агрессивно, было очень мало. А когда они появились, когда они начали нападать на проукраинские митинги, мы создали «Самооборону» и стали этому препятствовать.
А потом все покатилось под откос. И тогда пришлось создать свой батальон – то, что вы сейчас, кстати, порицаете: нас прозвали ОПГ патриотической направленности.
Знаете, честно, мне больше усилий приходится прилагать для того, чтобы не разочароваться в людях, а не для того, чтобы побороть сопротивление. Потому что, просите, но когда ты берешь на себя ответственность, идешь фотографируешь, идешь что-то снимаешь, пытаешься передавать эти данные, сообщать, что генерал милиции местный, господин Романов запустил туда митингующих, когда ты рискуешь жизнью, когда берешь на себя ответственность, а потом тебе говорят, что это постыдно, и кто-то этому еще и верит… Но это еще одно испытание, которое нужно пройти.
Е.С.: Какую роль сыграл в вашем становлении советник министра внутренних дел, а теперь нардеп Антон Геращенко?
– С Антоном Геращенко я познакомился через Facebook, когда у нас уже было сформировано наше «ОПГ патриотической направленности». Первый раз, кажется, в апреле.
Реальную серьезную помощь он нам оказал при попытке штурма нашей базы в Новоподгороднем. Мы приехали в Красноармейск и просто забрали с собой весь блокпост сепаратистов с автоматами, погрузили их в машину и увезли. Без всякого оружия, у нас там были пейнтбольные автоматы. После этого гигантская колонна сепаров пошли нас штурмовать. В автобусах, машинах, молотоциклах.

Представляете, сидят в Днепропетровской администрации, а тут им сообщают, что из Донецка идет гигантская колонна сепаров к ним? Это, конечно, был шок. Нас там материли так, что мама не горюй. Звонили: «Что вы творите? Зачем? Сейчас тут захватят Днепропетровскую область!». И нас заблокировали фактически в лагере.
Сейчас я понимаю, что нас принуждали к тому, чтобы мы в кого-нибудь выстрелили. Потому что бывший «Беркут», который должен был приехать – не приехал. Я тогда позвонил Антону, объяснил ситуацию, он связался с Аваковым, а Аваков прислал вертолет из Днепропетровска. Единственный вертолет, который реально был исправен на то время.
И тогда он очень нам помог.
В конце апреля нам официально предложили стать подразделением Нацгвардии. Впоследствии Геращенко также помогал, он очень эффективен на своем месте и честно выполняет свою работу.
Е.С.: На самом деле, я вопрос задала немножко не об этом, а о том, какую роль он играет в создании вашего героического образа. Многие считают, что вы – «проект» МВД.
– Я не занимался созданием своего образа. И Антон Геращенко не занимался созданием моего образа. Я просто честно писал, что у нас происходит. То есть, если народ создал сам такой образ, то по реальным событиям. Все. Не надо искать тут каких-то закулисных механизмов создания образа, этого просто не существует.
Е.С.: А как вы можете прокомментировать историю о том, что Семен Семенченко – это не один человек, а несколько масок, под которыми находились разные люди, и в итоге вас выбрали «настоящим» Семеном Семенченко?
– Честно? Я думаю, что это как слоеный пирог – зависть, работа ФСБ, работа нашей внутренней «ваты», люди, которые получили неверную информацию, начали это раздувать, обиженные и прочие. Ну и кто-то верит пропаганде, которая рассказывает, что мы работаем от Коломойского.
А самое главное, что за всем этим стоит то, что мы реально действовали и ломали шаблоны – русские против «русского мира». Это очень сильно мешало и вызывало массу истерик. Чтобы убедиться в том, что все события реально происходили, что это был действительно Семен Семенченко, почитайте просто мой Facebook с самого начала.
М.Ж.: Вы в одном из своих интервью говорили, что вам предлагали место в списке «Народного фронта».
– 5-й номер.
М.Ж.: Только вам одному предлагали. А кто конкретно предлагал, как проходили эти переговоры?
– Эти переговоры проходили… Собирались мы все вместе, встречались с другими представителями «Народного фронта».
М.Ж.: Это Турчинов, Яценюк или кто?
– Я не думаю, что сейчас необходимо это конкретизировать, поскольку очень часто приходится потом отвлекаться на какие-то действия.Встречался в том числе, и Турчинов, и Яценюк.
М.Ж.: А с Блоком Петра Порошенко были переговоры?
– Да, были.
М.Ж.: Вас несколько раз видели на Банковой у Сергея Березенко (глава ДУС — УП). Что вы там делали?
– Я не знаю, кто это такой. Я могу сказать, у кого я был на Банковой. У меня есть знакомый еще с Нацгвардии – Юра Стець. Он выполнял функции руководителя департамента информационной работы Нацгвардии. Мы там и познакомились. Он майор, я майор…
М.Ж.: Почему все-таки «Самопомощь»? Что такого предложил Садовой, чего не предложили другие?
– А вы не можете посмотреть на вопрос вообще с другой стороны? Что я действительно человек, который хочет что-то изменить в этой стране, что я действительно ни от кого не завишу, кроме народа? И поэтому, когда я пошел в партию, где 1,8% было на старте, то это не мне что-то кто-то предложил, а я принял такое решение сознательно.
Мне необходимо, чтобы прошла наша команда, а не один человек. Люди, которые имели результат в разных видах деятельности в прошлом. Возьмем Егора Соболева, Аню Гопко и т.д. За нами точно не стоят никакие олигархи, мне не стыдно. Я идеалист, понимаете? Ну, и у нас нет сумасшедших денег на СМИ, нас не было во власти.
М.Ж.: Насчет денег под СМИ я могу поспорить. «Самопомощь» – это единственная партия регионального типа, которая, в принципе, попала в парламент. Таких прецедентов в Украине особо не было.
– Я вам приведу два примера. «Украинская правда» печатала рейтинг людей, которые пользуются доверием общества. У меня там было, по-моему, 32 балла, у Садового – 34. Люди подобрались такие.
М.Ж.: Насчет медиа-поддержки неправда, что ее было мало…
– Ее действительно было мало. Это отдельный совершенно разговор. Давайте, если хотите, я вам организую отдельное интервью по этому поводу с документами, со всем. Спросите у Садового, сколько мы потратили на кампанию. Давайте я позвоню ему? (В конце интервью позвонил. По словам Андрея Садового, «Самопомощь» потратила на избирательную кампанию 27 млн грн – УП).
М.Ж.: Что вас не устраивает в работе коалиции и в чем претензии к вашим политическим партнерам?
– Вы прекрасно знаете, что я не могу сейчас ответить на ваш вопрос искренне. Я объясню, почему. Кроме тех дел, которые мы делаем, кроме того, что нужно это все изучать, кроме того, что мы будем отбиваться сейчас от олигархов и сами наступать, кроме того, что война, вот эта пропаганда, нам еще нужно будет отвлекаться на разборки с нашими политическими союзниками.
Я вам скажу общие принципы. Мы не считаем, что у нас у всех (партнеров по коалиции – УП) одни и те же цели. К сожалению. Мы не считаем, что мы придерживаемся одних и тех же методов ведения политической деятельности. И мы в большом ряде вопросов расходимся.
Внутри фракции все очень разные. Многие люди, которые находятся в коалиции, несут прямую ответственность за ту ситуацию, которая сейчас у нас сложилась. Сейчас в парламенте происходит не то, чего хотят «решалы» или руководители фракций, а то, чего хочет народ.
Обратите внимание: из БПП выходят люди и что-то там блокируют, с нами едет тот же Добродомов, который из БПП, едут внефракционные, едет «Самопомощь».
То есть мы начинаем друг к другу, как ртуть, подтягиваться потихоньку. Те самые лоббисты общественных интересов в парламенте, которые зашли по разным фракциям. И сейчас мы сильнее, чем эти лоббистские группы, если будем пользоваться доверием общества. Именно поэтому идет потихонечку пропаганда по разным людям, чтобы это доверие убрать.
Помните фразу непопулярную, которую Путин сказал? Как рабы на галерах, работать на то, чтобы вытащить страну. Из коалиции мы выйдем, только когда поймем невозможность дальнейшей работы на благо Украины.
Е.С.: Вы сказали, что Юра Стець – ваш товарищ. Вы как-то будете принимать участие в деятельности министерства информационной политики?
– Конечно. Мы вызвали его на комитет по безопасности и обороне. Он рассказал нам о том, чем он собирается заниматься. Дальше мы его пригласим для того, чтобы он нам рассказал, почему Украина не отстаивает интересы свои в отношении гуманитарной помощи. Сделайте так, чтобы поднялся хай до небес, и были привлечены гуманитарные организации, чтобы все понимали – это Россия хочет гуманитарной катастрофы.
Вот если так сделать, то мы будем видеть от министерства информационной политики хороший результат работы. Если нам будет попадать информация о том, что они цензуру вводят и препятствуют журналистской деятельности, то мы будем добиваться того, чтобы этого не было.
Е.С.: А если эта цензура работает вроде как на благо страны, на защиту государства?
– Например?
Е.С.: Например, эти факты цензуры подпадают под ваше представление о правильном, добром и вечном.
– Меня же люди выбрали в парламент для того, чтобы я, согласно своим представлениям, работал. Значит, мои представления действительно для людей ценны. Я буду работать согласно моим представлениям.
Цензура сама по себе вводилась в массе государств независимо от континента – Азия, Африка, Европа, Америка. И США вводили цензуру, и Европа вводила цензуру. Я не считаю, что ее нужно или не нужно вводить. Я в этом пока не разбирался, честно. Я считаю, что от массы факторов это зависит. Но я знаю, что в Европе и в США во время войны была цензура.
М.Ж.: Последний вопрос. Многие командиры батальонов ходят в Верховную Раду в камуфляже. Командир батальона «Айдар», например, даже принес флаг. Вы тоже в камуфляже приходите. Как вы это расцениваете?
– Как личное дело.
М.Ж.: В Раде же не фронт. Рада – это законодательный орган.
– В Раде фронт – раз. Второе – мне эта одежда более комфортна. В-третьих, я считаю, что сейчас нужно прекратить ходить в ботиночках от Gucci. Если тяжело, то всем тяжело. И, в-четвертых, я постоянно езжу туда-сюда, поэтому даже иногда не успеваю переодеваться.
Все очень просто. Это не потому, что за этим стоит Коломойский или мировое масонство. Просто вот так сложилось. Мир вообще полон чудес.
И дай бог, чтобы этим чудом, в итоге, стало у нас построение нормального государства. Честно, очень хочется. Этим можно закончить наше интервью.
Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/articles/2014/12/23/7053033/